Осколки безумной вечности

Наталия Романова, 2022

Она – молодая талантливая скрипачка, верящая, что её ждёт всемирная слава. Он всемирной славы уже добился. Молодой амбициозный спортсмен, многократный чемпион мира и Олимпийских игр, любимец фортуны и женщин, красавец с самыми льдистыми в мире глазами. Она любит его с детства, но между ними океан и…

Глава 3

Ещё раз они встретились в то лето, когда Алисе шёл девятнадцатый год. Она училась в Королевской Академии музыки и жила в Лондоне взрослой, самостоятельной жизнью.

После поступления — первые несколько недель — с ней жил папа. Бабушка Анна была не в том возрасте, чтобы осилить перелёт. Она ежедневно подбадривала внучку по скайпу и отчитывала за помарки в исполнении, не делая сноску на стрессовую ситуацию подопечной.

Оставшись одна, Алиса растерялась, испугалась. Оказалось — она абсолютно не готова к самостоятельности, жизни в одиночестве, к новым знакомствам, к тому, что люди… разные. Не только по национальности и вероисповеданию. У них разные привычки, разные взгляды на одну и ту же ситуацию. Они по-разному говорят и по-разному думают.

Бытовые мелочи вызывали шквал вопросов. Алиса не знала элементарных вещей — как пользоваться общественным транспортом, какие вещи можно подвергать химчистке.

— Элис, — говорила ей бабушка по скайпу, твёрдо глядя на растерявшуюся, готовую заплакать и рвануть домой внучку. — На обучение простому действию, например, стирке носового платка, в пятилетнем возрасте уходит не меньше месяца. В пятнадцатилетнем — неделя, а в девятнадцать — несколько минут. Быт — всего лишь быт. Очень скоро ты привыкнешь, перестанешь замечать мелочи. Музыка — единственно важное.

Анна Эмон была мудрой женщиной. Через месяц Алиса освоилась, обросла приятелями, бытовыми привычками, придумала себе маленькие радости. Метро, автобусы, кофе на вынос по утрам, ужины в ресторанчиках китайской или индийской кухни, долгие прогулки и… музыка. Музыка всегда была частью Алисы, её миром, её сущностью, без музыки и Алисы не существовало.

Единственное, с чем никак не могла смириться Алиса — одиночество. Она не привыкла находиться в квартире, доме одна. Обязательно в соседней комнате, этажом выше или ниже, были члены семьи. Бабушка, родители, младший брат Сёмка, его няня. Пустая квартира — небольшая и уютная, которую снял для неё папа, пугала до неприятного холодка по спине. Но и эта проблема была решена — Алиса нашла соседку.

Чинция Тедеско — итальянка, учащаяся на третьем курсе той же академии, тоже скрипачка — стала проводником для Алисы в новой жизни. Открыла небольшие студенческие хитрости, показала ресторанчики, научила готовить быстро, дёшево, буквально из чего угодно, познакомила, кажется, с сотней людей. Калейдоскоп впечатлений закружил, к Пасхальным каникулам она забыла, как плакала и бесконечно боялась в первое время. Лондон, с лёгкой руки Чинции, стал для Элис Эмон родным.

Летом она отправилась домой. Соскучилась по родным людям, несносному Сёмке, хотела обнять бабушку, маму и папу. Пройтись по знакомым с детства улицам, навестить педагогов, друзей, если те будут в городе. Может быть, всего на несколько недель, позже не откажет себе в жарком пляже в блаженном ничегонеделании. Алиса не строила планы — ей шёл девятнадцатый год, она жила взрослой, самостоятельной жизнью.

То утро выдалось тёплым, лучи пронизывали спальню Алисы, растекаясь по постельному белью и телу. Она нежилась, словно кошка, жмурясь от удовольствия, предчувствуя неясное, но наверняка хорошее. Завтрак был изумительный, самый любимый Алисой: яйцо-пашот, тосты с кусочками авокадо, ломтики прозрачной, слабой соли, рыбы, чай с бергамотом.

После она играла для Анны, но больше для себя и мира вокруг. Для петуний, растущих всё в том же порядке, что и на фотографии четырёхлетней давности. Для лаванды, тянущейся в навесных горшках вдоль белой, резной беседки. Для тени, отбрасываемой кустами отцветшей сирени. Соснам, прорезающим рыжими стволами высокое, голубое, словно льдистое небо. Мягкому, окутывающему ветру, обнимающему, как ласковый, настойчивый любовник.

К полудню бабушка, по обыкновению, отправилась спать, а Алиса пошла к озеру, бросив взгляд на высокий забор по соседству. Оттуда доносилась музыка, естественно, не классическая, слышался мужской смех. На секунду она зажмурила глаза и загадала, чтобы открылась калитка, вышел Александр Хокканен, окутывая пронзительно-голубым, как сегодняшнее небо взглядом. Загадала безо всяких примет. Потому что лето, тепло, а ей шёл девятнадцатый год.

Никто калитку не открыл, шум могли издавать родители Саши, гости семьи, кто угодно. Алиса потопталась на дорожке и поспешила к озеру по тропинке вдоль сосен, кустов шиповника и облепихи.

Озеро небольшое, с маленьким островом по центру — пристанищем семейства уток, жёлтыми кувшинками вдоль берега, нависающими над водой ивами и тропинкой, петляющей вдоль покатого, чаще песчаного берега. Каждый закуток — маленький пляж, каждая полянка — потенциальное место для отдыха.

Посёлок маленький, закутки и полянки негласно поделены бабушками, молодыми мамами и нянями с малышами. Дети постарше ходили в гости к приятелям, но никогда одни на озеро. Главы семейств долго не рассиживались — если вдруг решали сменить воду бассейна на озёрную, торфяную, то искупавшись, спешили в благоустроенные, просторные дворы.

Плавала Алиса плохо, а окунуться хотела. В пятистах метрах от дома установили мостки, уходящие далеко в озеро, в глубину. Рядом покатый, песчаный, всегда чистый вход в воду. Вода оказалась теплее, чем ожидалось, Алиса с наслаждением зашла по пояс, опустилась по плечи и поплыла вдоль берега, стараясь не заплывать на глубину. Порой расслаблялась, зависала, переворачивалась на спину, жмурилась на солнце и радовалась чему-то…

Чему? Какая разница. Она впитывала счастье, концентрируя на кончиках натруженных пальцев, а в голове кружились, лились звуки, захватывали и отправляли ввысь, выше голубого неба и устроившихся на нём ватных облаков.

Из нирваны вывел бесцеремонный шлепок по воде. Кое-как всплеснув руками, она судорожно нашла дно и уставилась на выходящего на берег мужчину. Окидывала взглядом знакомую дорожку волос на затылке, размах плеч, узкую талию, упругие ягодицы — фетиш многих поклонниц, — длинные ноги, небольшое родимое пятно у локтя и недавно появившуюся татуировку вокруг верхней трети плеча.

— Прости, напугал? — Алиса стояла, открыв рот, не веря себе. Хотелось ущипнуть себя или укусить кончик языка, чтобы наверняка.

Александр Хокканен во всей своей красоте, сводящий тысячи женщин с ума. Голубые глаза внимательно смотрели на застывшую Алису, скользили колкими льдинками по телу Алисы. По пышным тёмно-русым волосам, собранным в высокий хвост, чтобы не мочить в озере, по торчащим ключицам, обогнули ледяным взглядом лямки купальника, остановились на груди, обдав каждую холодом и жаром одновременно, скользнули ниже, фиксируясь на подрагивающем пупке, лобке, бесцеремонно забираясь под ткань плавок.

— Нет, я сама виновата, задумалась, — наконец отмерла Алиса.

— Да, погода располагает к… подумать, — она невольно вздрогнула от стремительного взгляда на собственные губы.

— У вас… тебя, отпуск, каникулы?

— Мы знакомы?

— Почти.

— Ну… да… — Александр будто смутился, но мгновенно взял себя в руки. — Небольшой отпуск перед чередой интенсивных тренировок.

— Ясно, — Алиса быстро протёрлась полотенцем и надела сарафан. Кусочек ткани едва прикрывал середину бедра, оставляя открытой спину, но хотя бы скрывал грудь.

Не так уж и сильно изменилась Алиса Щербакова с памятной встречи. Она подросла, совсем немного округлилась — в последний год спала детская припухлость на лице, — но по-прежнему была худой и невысокой. В обычное время Элис Эмон не задумывалась о собственной привлекательности в глазах мужчин. За ней пытались ухаживать, считали интересной, даже красивой, если верить Чинции Тедеско — удивительно изящной. Сама же Элис интересовалась собственной фигурой лишь в магазине, при обновлении гардероба.

Да, грудь у неё небольшая, зато она запросто ходит без бюстгальтера — в отличие от той же Чинции, в двадцать два года задумывающейся об операции по уменьшению груди, — и ноги стройные. Чинция сравнивала Элис со струной — тонкая-тонкая, натянутая. Щиколотки и запястья, талия и шея — всё филигранной, тонкой выточки. Сама же Элис к столь восторженным отзывам подруги относилась с тёплой иронией. Чинция с таким же восхищением могла описывать пиццу в родном городке на юге Италии, к концу речи у собеседников возникало желание не только съесть, но и жениться на тонком тесте.

Сейчас, под леденящим взглядом Александра Хокканена Алиса чувствовала неловкость, стеснение, желание скрыться от оценивающего взгляда, настолько мужского, абсолютно непривычного, что выбивало дух.