Неумышленное ограбление

Наталия Левитина

«Мне, чтобы соблазнить мужчину, необходимы месяцы напряженного интеллектуального труда. Моей лучшей подруге Эванжелине достаточно забыть, что верхняя пуговица на блузке так же успешно застегивается, как и остальные». Зато у журналистки Танечки Максимовой есть другие достоинства! Например, ум и сообразительность, иначе бы она не устроилась на работу в престижный «Интерком». Зарплата, в пятнадцать раз превышающая оклад в газете, служебная машина, корпоративный отдых в подмосковном отеле! Вот во время отдыха кто-то из коллег и трудоустроил кирпич на затылке президента фирмы… Татьяне тоже есть чего бояться – ей в руки неправедным путем попала сенсационная информация о российских криминальных структурах в целом и новом шефе в частности. Похоже, Татьяна поставила под удар не только себя, но и всех своих близких…

Часть вторая

Похищение

Благие намерения в области самоперевоспитания обычно так и остаются всего лишь намерениями. Клятва, данная мной в аэропорту, вести более активный и полезный обществу образ жизни, была благополучно забыта. Первую половину сентября я предавалась блаженному безделью — ведь было от чего отдыхать: август выдался более чем насыщенным событиями.

Самое ужасное, что эти две недели даром не прошли — неосмотрительная утрата бдительности (а Сергей усиленно компенсировал мой сексуальный простой за время своего отсутствия) обернулась катастрофическим результатом. Наступил тот день, когда по расписанию я должна была бы с треском вспороть новую упаковку «Тампакса», но этого — о, какой ужас! — не понадобилось. Допрыгалась, курица безработная. В консультации меня, похоронно-грустную, похвалили за быстрое реагирование и сказали, что надо начинать запасаться пеленками-распашонками. «В вашем возрасте, милочка, давно пора стать матерью».

При мысли о пеленках, детском поносе и неизбежной необходимости становиться лучше — ведь детей можно воспитывать только личным примером — у меня начинала вяло ныть верхняя челюсть. Но при мысли об аборте отнимались нижние конечности. Когда же я неосторожно осведомилась у одной замотанной обладательницы двух очень подвижных отпрысков — как это, рожать? — и она с лицемерным сочувствием выложила мне на пятнадцати страницах мелким шрифтом о кошмарных, невыносимых муках роженицы («некоторые, бывает, сутками лежат…»), то мои волосы — не очень короткие — встали дыбом на голове по всей их длине. За что же мне такое наказание?

Также появилась у меня мысль, что надо бы и Сержу дать знать — пусть порадуется, бандит, что способен творить и созидать не только в сфере журналистики. Думаю, он обрадовался бы. Все-таки не двадцать лет товарищу, пора позаботиться и о потомстве. Пеленки стирать конечно же будет он и ночью вставать будет тоже он, но вот грудью-то кормить придется все же мне, и на кого я тогда стану похожа?

К счастью, моя природная способность находить даже в самых мрачных ситуациях поводы для радости и тут подсказала, как можно извлечь из отчаянного положения максимум положительных эмоций. Во-первых, надо будет подвигнуть Сержа на новую шубу — чтобы в январе, когда последствия его интервенции станут очевидными, я смогла бы скрывать от окружающих свое истинное положение. Во-вторых, рожать все равно когда-нибудь придется, и тогда лучше сделать это сейчас, пока у меня не сыплется песок с челюсти и не отпадают на ходу запчасти. Детям в принципе, если хорошо их выдрессировать, тоже можно найти применение: их можно использовать для всяких мелких поручений.

В общем, я целые дни проводила в раздумье — какое из двух зол мне выбрать. Экзальтированные соседские дамочки, всегда информированные лучше сотрудников Пентагона, прознав о счастье, внезапно обрушившемся на меня, восторженно мусолили платочки и агукали: «Ах, Танечка, как это прекрасно, вам так пойдет материнство, и свадьбу вы, наверное, теперь с Сергеем сыграете…» Ведьмы! Я представляла себя на девятом месяце беременности с животом, похожим на вмонтированный барабан, и сердце у меня сжималось. Посоветоваться было не с кем. Эванжелина грабила американские магазины и еще ни разу не позвонила с момента ее поспешного бегства из страны. Я ощущала себя отчаянно одинокой. Хотя одиночество обычно мне приятно, но иногда все-таки необходим человек, который может постоять рядом с носовым платком.

Впрочем, у меня появилась новая подруга — Марина. После того как прикрыли «Интерком» и я осталась без работы, мы с ней внезапно подружились. Теперь она жила одна в роскошной квартире, напичканной вещами, которых я не видела даже в каталогах, и смотрелась такой же одинокой, как и я. Мы с ней иногда говорили по-итальянски, чтобы не потерять форму: «Come vanno gli affari?» — «Cosi, cosi…»^[5].

Как раньше Эванжелина сидела у нас круглосуточно, так теперь и Марина несла трудовую вахту на диване около видеомагнитофона. Сергей удивлялся: «Ну и подруг ты себе выбираешь — сначала была Мэрилин Монро, теперь вот Роми Шнайдер, доиграешься, меня соблазнит твоя очередная сексапильная подружка». Но, зная, что у Сергея уже выработался устойчивый иммунитет к различного рода красоткам, я надеялась, что и Марина не представляет для него в этом отношении опасности. И она вела себя очень корректно: синими глазами не стреляла, блестящими волосами беспричинно не размахивала, умышленно коленку не выставляла. То есть наметилась тенденция, что со временем Марина может превратиться в друга семьи.

С ней я и поделилась своей печалью. Оказалось, что у Марины тоже есть ребенок, который живет у родственников («мы вели богемную жизнь, для сына это была не лучшая среда»). И она сказала, что пятьдесят пять процентов, учитывая розовые пяточки, ноготки, носик и прочую фурнитуру, — за ребенка и сорок пять — принимая во внимание бессонные ночи и неспокойную ситуацию в стране — против. А окончательное решение, как ни крути, все равно остается за мной.

Один из дней середины сентября был отмечен Светкиным посещением. Она нежно благоухала цветочными духами, костюм (то ли от Черрути, то ли от Живанши) и ярко-синие туфли в тон наводили на мысль, что безработица после крушения «Интеркома» не подорвала ее финансового положения, а смерть и разоблачение Олега Дроздовцева, прежде ею так любимого, не отразились на ее позитивном мировосприятии.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

5

«Как дела?» — «Так себе…»