Сломанное время

Наталия Крупенина, 2022

Тёмин папа – путешественник во времени, мама – разбойница, сёстры-близнецы – супергерой и звезда. Такая, понимаете, обыкновенная семья. Но однажды в Городе, где они живут, случились совершенно необыкновенные события. Одна из Машин вселенной, от работы которых зависит вся жизнь на Земле, сломалась. Взрослые отправились исправлять ситуацию – но не очень успешно. А что остаётся делать детям, оказавшимся без взрослых? Разумеется, спасать мир самим. Фантастическая повесть Наталии Крупениной рассказывает о настоящей жизни детей и подростков больше, чем документальное кино. Правда отношений с родителями, учителями, одноклассниками проступает здесь с редкой прямотой, сочетаясь с увлекательным и актуальным сюжетом.

© Н. Крупенина, текст, 2022

© А. Евдокимова, иллюстрации, 2022

© ООО «Издательство «Розовый жираф», издание на русском языке, 2023

* * *

Глава 1, в которой в школе проходит урок социальных знаний, а дома пекут сливовый пирог

Четверг, 24 октября, 12℃, временами дождь

— Запишите тему сегодняшнего урока, — сказала Ирида Армагеддоновна. — Тема сегодняшнего урока: моя самая обыкновенная семья. Самая обыкновенная, да. Семья. Что же это значит? Мы знаем, что все наши семьи совершенно особенные, совершенно уникальные и ни на кого не похожие. И в то же время они все являются частью нашего большого общества, которое принимает их всех одинаково, в равной мере. Абсолютно все, самые разные формы семейного устройства. И это, ребята, потрясающее достижение нашего социума, то есть — всех нас.

За окном шёл дождь, похолодало. В классе горел свет, и от этого возникало ложное ощущение уюта.

— Я просила подготовиться к уроку, — продолжала Ирида Армагеддоновна, — так что сейчас вы все, по очереди, расскажете нам о своих семьях и о себе, по схеме. Помните схему? Для каждого члена семьи — кто он, то есть его вид, что вы любите делать, какая у вас семейная традиция. Давай, Миша, начинай.

Миша Петров вышел к доске и уверенно начал:

— У меня самая обыкновенная семья. Мой папа — адвокат, моя мама — красавица, моя старшая сестра — принцесса, а я — всадник. Ещё у нас есть бабушка, она качалка. Мы любим все вместе играть в настольные игры. Наша семейная традиция — вечером в пятницу смотреть хорошие фильмы.

— Спасибо, Миша. Теперь Стефан.

Стефан тоже вышел к доске, поправил очки, пошмыгал носом и затянул:

— У меня самая обыкновенная семья. Мой папа — лев, моя мама — мастерица, мой старший брат Костя — трансформатор, моя младшая сестра Кристина — красавица, я — тоже всадник. Сейчас Костя уехал учиться в Лондон, но всегда приезжает на каникулы. Наша семейная традиция — в выходные гулять по парку.

— Отлично, Стефан, — похвалила Ирида Армагеддоновна. — Николь.

Николь Полушкина вышла к доске и тоскливо посмотрела в окно. Её крылышки печально опустились.

— У меня самая обыкновенная семья, — тихо сказала Николь. — Моя мама — вездеход, а папа — сакура. Я — фея. Папа живёт отдельно, но мы с мамой часто приезжаем к нему в гости. Выходные я провожу по очереди: то у папы, то у мамы. Мы всегда весело проводим время, — уныло подытожила Николь.

— Сакура? — удивлённо переспросила Алиса.

— А что такого? — веско сказала Ирида Армагеддоновна. — Тебя что-то смущает, Алиса? Может быть, ты не знаешь, какую пользу приносят сакуры? Спасибо, Николь, садись. Давай теперь ты и рассказывай, Алиса.

Алиса рассказала, что её родители по виду — стремянка и мышка, а братьев и сестёр нет. У Оли папа — водитель автобуса, мама — юрист, сестра — булочка, а сама Оля — программистка. У Дилана папа — водитель троллейбуса, мама — красавица, а вот у Марфы папа — блогер, а мама — лошадь.

Наступила Тёмина очередь. Он встал и поплёлся к доске.

— Давай, Лаптев, рассказывай, — сказала Ирида Армагеддоновна. — Только без этих твоих штучек, пожалуйста!

— У меня самая обыкновенная семья, — пробубнил Тёма. — Мой папа — путешественник во времени, моя мама — разбойница. У меня есть две младшие сестры, близнецы. Таня — супергерой, а Нина звезда. А я — злой кабык.

Тут Тёма сделал паузу, ожидая дурацких вопросов.

— А что такое злой кабык? — немедленно спросила Оля.

Хотя Тёма и ждал, но всё равно разозлился.

— Не что, а кто, — сказал он. — Это я. И ты это прекрасно знаешь.

— А ты всегда злой или иногда бываешь добрый?

Папа постоянно повторял, что главное — это спокойствие. Спокойствие — это основное (и часто единственное) оружие человека, когда он находится в школе. Со спокойствием у Тёмы были проблемы. Он закатил глаза.

— Вообще злой, — ответил он раздражённо. — Но иногда бываю добрый.

— А вот у меня такой вопрос, Ирида Армагеддоновна, — сказал Миша. — Как же так получается? Вот кто-то всадник или адвокат, а кто-то — кабык, и к тому же злой, или сакура. И при этом все самые обычные?

Ирида Армагеддоновна как раз ждала такого хорошего вопроса и очень обрадовалась.

— Не обычные, Миша, — начала она с энтузиазмом, — не обычные. А обыкновенные. Это значит, что мы все разные, но какими бы мы ни были, мы всегда понимаем и принимаем друг друга. Ну-ка, ребята, повторите.

— Понима-а-а-ем и принима-а-а-ем друг друга, — протянул пятый класс.

— И вот в этом и есть суть нашего общества, нашего союза! Мы все разные, со своим характером, видом, особенностями, кто-то всадник, кто-то сакура, но мы все уважаем друг друга, личности друг друга. Понятно? Всем понятно? Ладно, Тёма, садись, спасибо.

Тёма плюхнулся на своё место и стал смотреть на капли с внешней стороны окна. Некоторые скатывались сразу, а другие почему-то застревали. Боковым зрением, чуть расплывчато, как и положено боковому зрению, Тёма видел, как Ирида Армагеддоновна открывает и закрывает рот, но никаких слов слышно не было.

Школа «Юнова» занимала три этажа обычного нешкольного здания. На первом этаже располагались гардероб, кафе, которое, строго говоря, не имело отношения к школе, но по совместительству работало школьной столовой, и отделение банка, уж точно не принадлежавшее школе. Между кафе и банком находился круглый холл с огромной лестницей — тёмное дерево, резные перила. В окнах холла светились цветные стёкла, которые плохо сочетались с современной раздвижной дверью. Зато лестница всегда была наполнена разноцветными солнечными зайчиками. Дальше посетитель, поднимаясь вверх по лестнице, мог сразу ознакомиться с творчеством учеников школы «Юнова»: на стенах в большом количестве висели рисунки и бумажные композиции.

Эта лестница — такая деревянная, с цветными пятнами света и детскими рисунками — очень нравилась Тёминой маме. Тёма подозревал, что создатели школы, Александр Бронепоездович и Ромашка Бегемотовна, специально задумали тут ловушку. Лестница производила на родителей самое благоприятное впечатление — в ней были и творчество, и основательность, и уют, и наверняка ещё какие-нибудь качества, которые хотят увидеть родители, когда выбирают школу для своих детей. После этой лестницы родители воспринимали всё дальнейшее не так критически, как могли бы. И как, с Тёминой точки зрения, стоило.

На втором этаже находились кабинеты администрации, компьютерный класс, большой общий холл со столом вахтёрши, комната подготовительного класса и их отдельный физкультурный зал, на третьем и четвёртом — большинство обычных учебных кабинетов. Лестница шла дальше и заканчивалась башней, от которой никому не было никакого толка, потому что она всегда была заперта.

К пятому классу Тёма заметил и сформулировал путь развития учеников школы «Юнова». Первоклассники, и тем более подготовишки, башней не интересовались. Как будто её вообще не было. Во втором классе интерес появлялся и весь год постепенно рос. Второклассники всё больше говорили о башне и всё выше поднимались по лестнице, и потом, наконец, каким-то способом пытались туда попасть.

Заканчивалось всё всегда одинаково: грандиозным скандалом. Ромашка Бегемотовна — преподаватель математики, завуч школы и заслуженная гаубица — страшно ругалась, тратя на это не только классный час, но и обычный урок математики. Всем детям надо было написать объяснительные. Чьих-нибудь родителей вызывали в школу — обычно тех, кто и так вёл себя не очень хорошо. Сам Тёма всё это пропустил, потому что перешёл в школу «Юнова» только в самом конце второго класса. Скандал их года к тому моменту уже совершился, и только вдалеке сверкали молнии. Иначе — и Тёма ни минуты в этом не сомневался — именно он оказался бы главным злодеем.

За третий, четвёртый и самое начало пятого класса он и так написал этих объяснительных штук сорок, не меньше. Точно он не знал, потому что бросил считать вскоре после десятой.

Объяснительная — это такая штука. Если какой-то ученик школы «Юнова» сделал что-нибудь неправильно, например подрался с другим учеником или поспорил с учителем, ему нужно было написать про это на отдельной бумажке — что случилось и почему и что именно было неправильно. Считалось, что в этом бездна пользы. Ученик таким образом учится осознавать свои поступки и выражать мысли, а заодно — тренирует почерк и правописание.

В целом, школьное здание Тёме совсем не нравилось. Он бы предпочёл учиться в большой школе, где у учеников есть шкафчики, а на физкультуру не нужно ехать в другое место. И, возможно, там оказался бы кто-то, больше похожий на него самого. Пусть и не злой кабык, но хоть кто-то отличающийся от остальных. Потому что сейчас в Тёмином классе почти все были или всадники, или программисты, или красавицы, или феи. И что бы там ни говорила Ирида Армагеддоновна про принятие, на всех остальных они смотрят с презрением.

Тёма думал обо всём этом, пока ехал домой в медленном трамвае — мимо других домов с башнями, ограды парка, центрального вокзала, людей с плакатами против перевода часов, реки. Очень просто принимать и понимать людей, пока они ничем не выделяются. А если ты отличаешься от других, то тебе всегда, всегда будут это показывать. Потому что, на самом деле, не все люди такие уж обыкновенные.

Дома была только мама. Она, как обычно, сидела и работала. Прерываться ей не хотелось, так что она попросила Тёму пообедать самому, суп на плите.

— Мам, а чем ты вообще занимаешься на работе? — внезапно спросил Тёма.

— Ты же знаешь, — удивилась мама. — Я же тебе столько раз рассказывала.

— Я забыл, — сказал Тёма, но сразу испугался, что мама скажет, что зачем тогда ему рассказывать, раз он всё забывает, и добавил: — В смысле, тут же негде разбойничать.

— Да, — вздохнула мама, — негде. Поэтому я и работаю теперь удалённо. Из дома. Как твои дела? Что в школе? Всё в порядке?

— В порядке, в порядке, — сказал Тёма. — Сегодня не было объяснительных и всякого такого.

Обычно Тёма любил обедать долго. Но в этот раз Тани и Нины не было дома, мама работала, читать не хотелось. Тёма сам не заметил, как погрузился в неприятные мысли. Обычно он их избегал и специально старался думать о чём-то хорошем, например, про игры — это всегда интересно и совершенно безопасно. Но тут что-то разладилось.

Неприятные мысли всегда развивались по одному и тому же сценарию. Сначала Тёма думал, что так ни с кем по-настоящему и не подружился. Потом — что в большом городе жить всё-таки лучше. Там помещается много людей, и все действительно разные, так что подружиться с кем-нибудь проще. Потом — что зря вообще они сюда переехали, жили бы как раньше.

Тёма сидел над тарелкой супа и всё мрачнел. Ему стало ужасно себя жалко. Он даже подумал на минуту, что, может, лучше бы папа у него был всадник, а мама — красавица, и дома у них были бы телевизор и машина, потому что иначе можно жить только в очень большом городе — где все ездят на метро и ничему не удивляются, потому что и не такое видали. От этой мысли ему стало совсем плохо, так что он даже потряс головой, чтобы переключиться.

К счастью, оказалось, что на кухню пришла мама и что-то ему говорит. Тёма с усилием выплыл из своей мрачности и услышал:

–…попробовать какой-нибудь другой.

— Какой? — спросил Тёма наугад.

— Ну не яблочный.

Видимо, речь о пирогах, решил Тёма. Мама обычно оперировала одним пирогом — яблочным. Это пошло с того года несколько лет назад, когда уродилось огромное количество яблок. Тёмина семья тогда ещё не переехала. Своей дачи у них не было, но яблок всё равно было хоть засыпься. Бабушка с дедушкой привезли два огромных мешка, папин друг пришёл в гости и как бы невзначай прихватил с собой большую коробку с яблоками, и мама как-то пришла с работы с пакетом яблок и сказала, что вот коллега принесла, надо же их куда-то девать. Мама клала яблоки в кашу и в мясо, растирала тогда ещё совсем маленьким Тане и Нине в пюре и варила компот, делала варенье и почти каждый день пекла пирог. С тех пор такого безумия не было, но яблочные пироги как-то прижились.

Тёма сказал:

— Давай, конечно. Хотя яблочный тоже очень вкусно. Давай, может, сливовый?

— Хм, — сказала мама. — Можно. Точно можно, я, помню, читала какой-то рецепт прошлым летом… Там нужно было расплавить на сковородке сахар с маслом и в нём немного пожарить половинки слив. Потом выложить эти сливы с сахаром в форму, а сверху положить тесто, — продолжала она с нарастающим воодушевлением. — И вроде там ещё нужна пачка творога — ну, помимо того, что обычно кладут в тесто. И когда всё будет готово, нужно перевернуть форму так, чтобы тесто оказалось внизу, а сливы — наверху. Это называется «перевёрнутый пирог».

— Ничего себе, — сказал Тёма. — Ты только без меня не пеки, я тебе буду помогать.

Когда Тёма вернулся домой с дзюдо, Таня и Нина были уже дома, а папа ещё не пришёл. Нина сидела под столом и рисовала лаком для ногтей картинки с цветами, похожими на сердечки.

— Смотри, — сказала она, — правда, красиво? Вот эту я подарю Афродите Витальевне, а вот эту — Николасу.

— А маме? — спросил Тёма. — И нам с Таней?

— Ну вам, конечно, тоже нарисую, — серьёзно сказала Нина.

Таня напрыгнула на Тёму сзади и предложила дуэль. На деревянных тростях, до трёх поражений. Таня крайне редко передвигалась, как обычные люди. Чаще она прибегала и напрыгивала.

Тёма, конечно, подрался с Таней на деревянных тростях. До двенадцати поражений, потому что трёх явно не хватило. Потом был ужин, а время всё шло. Тёма понял, что мама сейчас перенесёт пирог на завтра, а то скоро девять и всем пора спать. Поэтому он решительно отнёс свою тарелку в посудомоечную машину и сказал:

— Давай печь пирог.

Мама посмотрела на часы, и Тёма понял, что угадал, — ещё немного, и пирог действительно переехал бы на завтра. Но благодаря ему всё обошлось.

— Кто будет выковыривать косточки из слив? — спросила мама.

— Я-а-а-а-а-а! — сразу закричала Нина.

А Тёма и Таня благоразумно молчали, потому что оба хотели делать тесто. Договорились, что Таня взобьёт масло с сахаром, а Тёма сделает всё остальное, и он очень удачно забрызгал полкухни тестом, а Таня быстренько всё вытерла, пока мама не увидела. Мама держала горячую сковородку. Нина, отойдя как можно дальше, двумя пальчиками бросала туда половинки слив.

Настал момент перекладывать сливы и сахар в форму для пирога, но формы почему-то не оказалось.

— Странно, — сказала мама, открывая и закрывая ящики. — Куда она могла деться?

— А давай вот эту, мам! — Таня предлагала сковородку.

— Нет, эту! — Тёма выбрал самый большой противень.

Нина же настаивала на форме для кекса в виде подсолнуха.

— Нет, так у нас ничего не получится, — сказала мама.

Но тут с работы пришёл папа. Папа работал в Институте времени старшим путешественником и домой с работы приходил, во-первых, неожиданно, во-вторых, в самый нужный момент.

— А, — сказал папа, — так она, наверно, под ванной.

На прошлой неделе сломался душ, и стало течь под ванну. Мама и папа подставили форму для пирога — потому что тазика не было, а ведро не влезало. Потом пришёл мастер, перекрыл воду, мама помыла форму и убрала на место. Но вечером папа подумал, что мало ли что, и снова поставил форму под ванну. И никому об этом не сказал. Поэтому после того, как снова пришёл мастер, всё окончательно починил и привинтил декоративную панель обратно к ванне, форма осталась под ней на веки вечные.

То есть, чтобы испечь пирог поздно вечером, нужно достать форму. Чтобы достать форму, нужно отвинтить панель. Чтобы отвинтить панель, нужно найти отвёртку. А отвёртку брала Таня, когда в последний раз спасала мир.

— Это как в сказке, — шёпотом объяснил Тёма Нине. — Знаешь такие сказки? Побежал он к реке и просил: река, дай мне воды. А она ему сказала: дай мне масла.

— А зачем ей масло? — тоже шёпотом спросила Нина.

— Ничего страшного, — сказал папа, — сейчас я сгоняю на несколько дней назад, когда стенка ещё не была привинчена, и достану. Это когда было? В понедельник?

— Ты же не можешь в личных целях, — напомнила мама.

Но тут Таня нашла отвёртку. Папа отвинтил панель, достал форму, помыл и дал маме. Мама посмотрела на неё недоверчиво.

— А ничего? — спросила мама. — Она неделю простояла под ванной. Может, там того? Кто-нибудь завёлся?

— Да ничего, — сказал папа, — всё хорошо.

И мама намазала форму маслом, положила туда сливы, вылила сверху тесто и поставила всё в духовку.