Я и это переживу

Наталия Журавликова, 2021

Ирина мечтает об идеальной семье и в красках рисует своё будущее в деталях чуть ли не с детства. Но реальность никак не хочет соответствовать красивой картинке. Замуж её угораздило выйти за "мамсика", свекровь портит нервы не только при жизни, но и после. Мало того, абсолютно несуеверная Ира начинает то ли сходить с ума, то ли верить в переселение душ. Разобраться ей поможет "эзотерических дел" журналистка, которая после череды неудач и разочарований в профессии, кажется, нащупала настоящую мистику.

Часть 1

1.

— И что мой сын в тебе нашёл? — спросила она в который раз, с этим своим прищуром, который, казалось проецировал на тебя изображение какого-то гадостного уродца.

По крайней мере, Ирина так чувствовала. Перед ней стоял воплощённый кошмар молодых жён, словно все страшилки про злых свекровей собрались воедино, по недоброму замыслу какого-то безумного гения скачались из интернета и приняли человеческий облик идеальной Свекобры.

Ире бы подождать, когда после своего риторического вопроса с разглядыванием Анна Викторовна традиционно повернётся к ней тылом и уберётся из комнаты, сгибаясь под труднопереносимой ношей материнского разочарования. Но Ира вдруг не смогла. Имеет право. Устала от «всего этого», да и гормоны у неё, ПМС, как хотите. Строптивая неудачная невестка вздёрнула подбородок под острым углом и с вызовом припечатала:

Анна Викторовна умела глянуть так словно мало того, что видела перед собой некую склизкую дрянь, эта оптическая иллюзия продолжала жить на твоей коже, даже когда свекровь уже махнула рукой, отвернулась и ушла, смирившись с неизбежным. С тобой, тварью скользкой.

— Видно, нашёл то, чего у него никогда не было. Понимание, любовь и счастье.

На старую ведьму эта фраза произвела эффект пощёчины. У неё даже щека вдруг локально покраснела, Ирина сама видела.

— Любовь? Счастье? Девчонка, да что ты об этом можешь знать? — сказала свекровь с бешенством. С такой яростью, что даже не прокричала это, а проскрипела, не разжимая зубов, будто боялась, что изо рта её вылетит спавший до этого в утробе язык пламени. И спалит не только взбунтовавшуюся невестку, но и заработанную тяжким трудом жилплощадь.

— Да уж побольше вашего, — со скоростью пулеметной очереди ответила Ира. Не задумываясь, отважно, будто в бане на себя шайку ледяной воды вылила. Только что глаза не закрыла. — Я всё-таки замуж вышла, чтобы мои дети в полной семье росли.

И тут Ирине глаза закрыть всё-таки пришлось. Потому что злобная ведьма плеснула ей в лицо остатки чая (хорошо хоть, тёплого, не кипяток). Чай, зеленый, с жасминовым ароматом, до этого находился в цветастой кружке с глуповато-игривой надписью «Кто тут у нас леди-босс?», а кружка, соответственно, в руке Анны Викторовны.

Ирина почувствовала, что задыхается. Словно её не чайком (листовым, между прочим) окатили, а ядом с парализующим эффектом.

Обе дамы поняли, что беседа зашла совсем уж не в то русло, и для них пройдена точка невозврата. Пока Ирина хватала ртом воздух и обтекала, во всех смыслах, Анна Викторовна резко развернулась и пошла на кухню. Мыть кружку.

До того памятного вечера отношения у Иры со свекровью были прохладными. После — атмосфера резко накалилась и в итоге взорвалась. Что стало причиной ссоры, которая повлекла за собой чайный душ? Да сущая ерунда, по мнению Ирины. Она забыла купить в магазине батон.

Да-да. Шла домой с работы, заглянула в магазин, всё купила, а любимый нарезной белый хлеб для Анны Викторовны и не взяла! Вот и как ей теперь свой бутерброд с сыром употреблять? И неважно, что свекровь, особа ещё далеко не ветхая, сама бы могла за хлебушком-то метнуться, чего ждала, спрашивается? Слово за слово, и дамы дошли до стадии «Что он в тебе нашёл?» И обратно произнесенных эпитетов, как и разлитого напитка, уже не засунешь.

Ситуация у Ирины была самая обычная, сотни тысяч раз описанная во всяких блогах, потому как тема «свекровь-курва» неизменно набирает просмотры и комментарии. А значит, если нет плохой свекрови, её следует придумать. Ира так и сама считала, выходя замуж. Как оказалось, народная молва не врёт. Невеста и свекровь — вечные антагонисты.

Да, жили Егор и Ира на территории его матушки. Нет, не было никаких «долек» в квартире, трёхкомнатные хоромы принадлежали исключительно ей одной. Впрочем, до совместного проживания будущая свекровь казалась восторженно настроенной и влюблённой Ире женщиной героической. Может, она таковой и являлась.

Но… вы пробовали с героями жить? Не восхищаться их подвигами, а просто жить день за днём, давясь их идеальностью. Или, наоборот, подмечая, что до совершенства-то тут очень далеко, скорее, даже перекос на одну сторону, в ущерб всем остальным.

Анна Викторовна вырастила Егора одна. Так начинаются все трагические истории о несчастливом замужестве с «мамсиками». Милая гостеприимная женщина, которая при знакомстве с дамой сердца сына больше присматривается, чем говорит, в совместном быту превращается в адского Цербера.

Сын, во имя которого на жертвенный алтарь были принесены лучшие годы жизни матери, вдруг оказывается не божеством, а таким же служителем культа жертвы, как и эта самая мать. Словом, вляпалась Ирочка по самые реснички в токсичные отношения с матерью мужа.

Анна Викторовна женщиной была интересной и образованной. Ещё год назад она работала завучем в хорошей школе, отсюда и «леди-босс».

Сейчас находилась на честно заслуженной пенсии, на которую отправилась в возрасте без малого 63-х лет. Раньше не могла по причине кадрового голода, хотя школьная жизнь изрядно её утомила. Егорушка родился у Анны Викторовны, когда та уже благополучно разменяла 36-й год своей жизни. То есть, в возрасте вполне зрелом. И появился на свет он лишь по материнской инициативе, она даже замуж за его отца не сходила.

Тот был мужчиной неплохим, но слегка инфантильным, хотя и старше Анны Викторовны на пару годков. Когда возлюбленная обрадовала его благой вестью, Семён Петрович искренне её поздравил и задумался на две недели.

А по прошествии этого времени вдруг спросил: «Что ты, Нюша, решила?» Как оказалось, для семьи, брака и отцовства Сёма ещё не созрел, и потому не видит их общего будущего. Анна Викторовна, у которой уже начинались гормональные бури, впервые за всё время их пятилетних отношений выразилась с использованием обсценной лексики, а проще говоря, послала его по известному адресу. Тонкая натура Семёна Петровича такой метаморфозы, произошедшей с лексиконом его любимой женщины, учительницы русского языка и литературы, не вынесла.

Так пара и рассталась. Содействовать Анне Викторовне в выращивании сына, как материально, так и морально, Сёма не смог, по причине тонкости своей душевной организации. То ли он тоже не сразу разглядел деструктивную горгонову натуру под безыскусным макияжем работницы сферы образования, то ли та действительно очень изменилась, став матерью.

С работой у Семёна Петровича были постоянные проблемы, его то сокращали, то на очередном предприятии случался кризис, и финансово поддерживать растущего сына он не мог. А горячую отцовскую любовь выражал, в основном на расстоянии, по телефону. И то, когда таковой у строгой родительницы появился. Мобильных-то в те времена не было в обиходе. Боялся он подойти к Анне Викторовне на расстояние укуса. Да и вообще, он женился, когда Егору исполнилось четыре. И женился, как понимаете, не на его матери, скороспело дозрев до официального брака. Отцовская карьера Сёмушки закончилась, так толком и не начавшись, так как молодая (но не юная) семья переехала в другой город.

Вот такая нелегкая психологическая наследственность сложилась у Егора Остроухова, за которого и угораздило Ирине по огромной любви выскочить. Честно говоря, теперь Ира Семёна Петровича прекрасно понимала. Она его видела пока только раз, на их с Егором свадьбе. Виновато улыбающийся мужчина, который неловко обнял сына и бочком обошёл бывшую сожительницу. Он подарил молодым конверт, в котором лежало 50 тысяч рублей и расплакался, когда сын сказал ему: «Спасибо, пап».

Теперь Ирина считала, что Анна Викторовна просто не позволила бы Сёме стать отцом. Делить с ним сына? Да ни в жизнь. Лучше уж самой пахать на работе, брать подработки, репетиторствовать, обеспечивая достойное детство сыну, но при этом быть единственной его путеводной звездой.

Как они вообще познакомились, и как Ира, такая разумная (ей хотелось в это верить) не разглядела махрового мамсика?

Она тогда только выпустилась из института и искала работу, ходила по собеседованиям. И однажды, сидя в ожидании очередного HR-специалиста, увидела молодого человека с грудой коробок. Он пытался открыть дверь спиной, а дверь сопротивлялась. Коробки начали соскальзывать и вот-вот упали бы, но Ира порывисто вскочила с занимаемого ей кожаного дивана и красиво, на лету, подхватила целых две упаковки. Что там было внутри, она не поняла. До того, как упасть, коробки в аккурат закрывали голову несущего их человека. А сейчас она оказалась не забаррикадированной.

— Здравствуйте, — поздоровалась голова, — спасибо, что поймали мои расходники. Им вредно падать.

— Пожалуйста, — улыбнулась Ира. И видимо, как-то особенно удачно улыбнулась.

Когда она вышла с собеседования, Егор её ждал.

— Вы не подумайте, — сказал он, — я не сталкер и не маньяк какой-нибудь. Просто мне очень хочется кофе. А вам?

Ира кофе тоже хотела, так они и познакомились. В компанию эту она так и не попала, на должность взяли кого-то с опытом и вообще родственника одного из администраторов руководства. Как оказалось, и собеседования-то проводились для «галочки», чтобы официально был конкурс, который нужный человек и «выиграл».

В ту первую встречу, когда Ирина помогла Егору с коробками, она решила, что он курьер. Да, одет элегантно и вообще выглядит хорошо, но просто следит за собой человек, вот и всё. И она на тему профессии с ним старалась говорить очень осторожно, чтобы не обидеть ненароком. Нет, она хорошо относилась к младшему обслуживающему персоналу, но вдруг он комплексует? Ведь об имидже вон как заботится. Он сидел напротив, такой обаятельный, улыбчивый шатен с невероятно голубыми глазами, при костюме, только что без галстука. Делал комплименты, очень интеллигентные, и вроде даже смущался немного. Ира таяла. Потом он извинился, сказал, что ему надо бежать на работу, попросил её номер телефона. Ирина решила, что его на очередную доставку вызвали, а номер свой дала. Подумаешь, курьер, зато вон какой симпатичный. Выглядел Егор и впрямь молодцом. Подтянутый, высокий и стройный, фигура и выправка выдают человека, который о спорте знает не понаслышке. А ещё у него очень красивые руки, с длинными изящными пальцами. Немного беспокойными пальцами. То по столу как бы постукивают, невесомо касаясь подушечками поверхности, не извлекая из неё звуков, то салфетку трубочкой скручивают. Но выглядит это мило, вовсе без нервозности. И речь у него правильная, с богатым словарным запасом. Словом, во всех отношениях приятный парень.

А дальше началась их переписка по мобильному мессенджеру. С картинками, милыми стикерами, пожеланиями утра-вечера-ночи. И в этой переписке выяснилось, что Егор в той самой компании, куда её не взяли, работал руководителем отдела информационных технологий. А коробки эти были новым оборудованием, которое он давно заказал и очень ждал, поэтому сам поторопился в кабинет к себе утащить, как получил. Потом они смеялись над тем, как Ира его приняла то ли за грузчика, то ли за курьера.

На третьем свидании Егор сказал Ирине, что до сих пор живёт с мамой. Ира к тому времени уже была влюблена по уши, придумала имена их с Егором общим детям, и немного после такой информации напряглась.

— Я знаю, что ты сейчас можешь подумать, — кивнул Егор. — Мужику 26 лет, а он до сих пор на своё жильё не накопил. Это так. Я себе автомобиль купил хороший, а вот личные хоромы — никак. Но я коплю, понемногу, правда. Иногда хочется всё бросить, и мотнуться куда-нибудь на край Земли, и я бросаю и мотаюсь… в отпуск. Путешествовать очень люблю.

Ирина тогда поняла, что её новый кавалер больше ценит в жизни впечатления и развлечения, чем недвижимость. Но решила, что это всё по молодости. Мужчины вообще дольше взрослеют, чем женщины. Особенно, если мама их с детства балует и пылинки сдувает. Ира была другая. Когда ей исполнилось 18, она из родного дома упорхнула, да и из города тоже. В институт поступила, ей общежитие дали, где она до недавнего времени и жила. Подрабатывала всё время, деньги откладывала, чтобы после института было на что хотя бы комнату снять. Когда они с Егором познакомились, Ирина это намерение исполнила как раз, и жила в трёхкомнатной квартире вместе с двумя бывшими однокурсницами, Олей и Веруней. А если бы родители рядом были, то разве ж отказалась бы с ними жить? Нет, конечно. Вот и Егора она не осудила. Ну, не видит он необходимости сейчас отдельно от мамы существовать. На работе постоянно пропадает, а отношений у него серьезных и не было. Это сейчас Ира появилась, и теперь всё, конечно, по-другому будет. Он и о будущем задумается, как положено. Дом построит и дерево посадит. Даже два. И сына она ему родит, и двух дочек ещё. Дочку она с самого детства хотела. Маленькую, аккуратную, с двумя косичками. Когда Ире было семь лет, ей тётя, а по совместительству, крёстная, подарила удивительно красивую куклу. Нет, у неё и до этого были хорошие игрушки, но эта — прямо совершенство. Иришка её тут же «назначила» в дочери, назвала Ульяной, хоть на этикетке и значилось «Кукла Анжела». И представляла себя мамой, ухаживала за игрушкой, купала, стирала одежду, книжки вслух читала по слогам. Даже когда Ира повзрослела и остальные её куклы разошлись кто на помойку, кто в семьи знакомых с детьми, Ульяна с ней осталась. И даже сейчас в Пензе, в родительской квартире проживает. Сидит на кровати в бывшей Ириной комнате. И обязательно когда-нибудь её возьмёт в руки настоящая, живая девочка Уля с косичками-бантиками, и крепко прижмёт к себе, принимая материнскую эстафету…

Как раз после того, третьего свидания они впервые поцеловались, гуляя по набережной. Ира подозревала, что не живи он с матушкой, после этого последовало бы и продолжение. Но на тот момент его пришлось отложить. Как студенты, честное слово. Или того хуже, старшеклассники. Но это она сейчас может оценивать, на ту пору критическое восприятие у неё отключилось начисто. Через пару недель он устроил романтический совместный выезд в Ярославль, погулять по историческим местам. И, разумеется, не только ради этого. Номер им украсили, как для молодожёнов. Она и не подозревала, что в российских гостиницах такой сервис может быть. Собственно, она в них и не бывала до знакомства с будущим мужем. Обстановка совершенно недвусмысленно заявляла о намерениях кавалера, Ира ничего против не имела. После того, как влюблённые насладились видом достопримечательностей древнего города из корзины воздушного шара и обрели достаточно приподнятое настроение, их ждал изысканно сервированный ужин. Но Ира к тому времени успела лишиться аппетита, в волнительном предвкушении предстоящего прорыва в их таких ещё неспелых отношениях. Так что некоторые блюда остались нетронутыми, а вино сам Егор открывать отказался, многозначительно намекнув, что предстоящий вечер хотел бы смаковать если не в здравом уме, то в трезвой памяти.

И было в их первом по-настоящему близком свидании нечто невообразимо трогательное, похожее на радость нового открытия. Сердце её так подпрыгивало, словно готово было сменить дислокацию, она практически чувствовала его где-то у горла, хоть это анатомически невозможно. Пожалуй, настолько насыщенных ощущений от каждого прикосновения, взгляда, поцелуя у неё с тех пор и не было. А ведь оба к тому моменту не были совсем уж зелёными юнцами. Правда, у Иры чисто физического опыта оказалось куда меньше, до Егора в её любовном портфолио маялся лишь один полудетский роман, с Павликом, парнишкой на два курса старше, пару лет назад. Вместе они были месяца три, и расстались, потому что ухажёр решительно не смог оставаться в столице, а отбыл на историческую родину куда-то под Мурманск. Оба тогда плакали и обещали обязательно когда-нибудь встретиться. Но как-то всё само собой забылось. Прочие контакты с противоположным полом у Иры дальше поцелуев не заходили, по причине её высоких идеалов. Этим и объясняется эмоциональная буря, бушевавшая у неё в груди, когда дело с Егором дошло до интима.

Помнится, тогда она ему сказала, что любит, и застыла, ей это тут же показалось глупым и напрасным. Они же современные люди, жители мегаполиса, ну кто так вот сразу признаётся в любви после первого секса, да и вообще влюбляется. Легче надо ко всему относиться. Но чудеса случаются, и в ответ она тоже услышала признание. Он так и ответил:

— Ведь это же я хотел сказать. Я тебя люблю. С тех самых пор, как ты остановила время, чтобы поймать мои коробки с расходниками.

Вот так красиво и чувственно (аж зубы теперь сводит) у них всё и началось. А после объятий и всего, что за ними следовало, Ира ощутила просто волчий голод. Вот оно, аукнулось то самое отсутствие аппетита перед погружением в океан любви. Пришлось им одеваться и разыскивать, чем подкрепить угасающие силы прекрасной дамы. Так что изобразить скромную девушку, которой достаточно половинки рисового зёрнышка, чтобы наесться, Ирине при всём желании бы не удалось. Он тогда нежно и совсем необидно над ней подшучивал. Егор, как он потом ей говорил, совершенно не ожидал от девушки с её внешностью такого неподдельного волнения, робости и неискушённости, чем был очарован донельзя.

Через три месяца свиданий Егор познакомил даму сердца с мамой. И (о боги!!!) Анна Викторовна Иру просто покорила. Вопросами бестактными не атаковала, фотографии сына на горшке не показывала, даже спокойно отнеслась к тому, что Ирина — приезжая. Да, слишком горячего участия к ней тоже не проявила, ну так они не родственники пока.

Егорова мама оказалась чуть полноватой (совсем немного, даже можно сказать, в меру) женщиной среднего роста, с волосами платинового цвета. То ли седина у неё такая, то ли подкрашивает, с первого взгляда сразу не разберешь. Это потом Ирина узнала, что за цвет волос свекрови отвечает мастерица Анжела. Прическа аккуратная, уложенное каре. Вполне спокойная и миловидная, ну, может выражение лица несколько властное, так ведь столько лет проработала учителем и завучем. Да, общалась она, пожалуй, слегка настороженно, но беседа походила не на допрос, а скорее, на расширенное интервью. Анна Викторовна явно задалась целью составить впечатление о кругозоре девушки своего сына, понять, чем та живёт, читает ли книги, и если да, то какие. Как относится к работе, любит ли поездки на природу.

Ира тогда охотно информацией делилась, и ей даже показалось, что собеседование у мамы любимого она прошла успешно. И ещё подумала, что хозяйка дома в своём праве в ней сомневаться, Ира постоянно сталкивалась с поднадоевшими ей стереотипами, что симпатичная блондинка не может быть глубокой личностью.

Иногда её сходу записывали в пустышки, ей и несколько предложений о работе пришлось отмести, поскольку потенциальное руководство слишком уж игриво было настроено, и даже дипломом не интересовалось. Почему незнакомая осторожная женщина с педагогическим «бэкграундом» должна проявить к ней безоговорочное доверие?

А дальше они не особенно и пересекались. Не хотела Ира ходить на ночные свидания к Егору в присутствии его мамы. Звала парня к себе. Хоть на территории она и не одна проживала, зато «по-взрослому», на съёме.

Честно говоря, какое-то время девушка рассчитывала, что кавалер её наконец задумается, как бы обеспечить комфорт для встреч. Но его и дальше вполне устраивали интересные туры выходного дня, хотя на постоянной основе это вылетало куда дороже съёмной квартиры в центре. То он её в загородный отель увезёт, то на праздники поездку в Санкт-Петербург организует, или куда подальше.

Вот и получается, что будней они вместе не видели, конфетно-букетная любовь у них была, по сути. А ещё он иногда её на мотоцикле катал. Да-да, был у него, помимо собственного авто, ещё и конь железный. И как мама завести такого разрешила? Первый раз Ире было страшно очень, особенно на скорости. Но потом даже привыкла.

Забавно, что лучшим друзьям он её представил позже, чем Анне Викторовне. Вот ей тогда бы удивиться, да? У них сложилась компашка ещё со школьных времён. С двумя учились вместе в младших и средних классах, с тремя — в старших. Егору пришлось разок школу сменить, вместе с переездом. Всё это показывало, какой он постоянный человек, дорожит связями и умеет быть верным.

Ира влюбилась ещё больше, если это возможно. Первая встреча с компанией состоялась на пикнике, правда, очень благоустроенном, если можно так сказать. Егор и товарищи знали толк в совместном отдыхе, и привезли с собой всё необходимое. Да и вообще это был больше кемпинг, чем пикник с барбекю. Кроме Иры, присутствовали ещё трое девушек, одна тоже «новенькая». Мужчины звались Олежка, Серый, Мирон, Рустам и Жека. Увидев Иру, Мирон одобрительно присвистнул и пожал Егору руку, а Серый показал ему кулак, мол, веди себя прилично.

— Ты её с конкурса красоты что ли увёл? — не успокаивался Мирон.

Ире это польстило, но было слегка неудобно перед остальными спутницами. Вряд ли она у них особую симпатию после такой встречи вызовет. В целом поездка выдалась удачная, и общение компанией они продолжили. Не особенно активно, но примерно раз в квартал встречались.

Ненавязчивый и ни к чему не обязывающий праздник жизни продолжался, пока Егор не сделал Ирине предложение руки и сердца. Надо сказать, зрел он долго, два с половиной года. За это время одна из Иришкиных соседок, Веруня, успела познакомиться со своим Серёжей, выйти за него замуж, в законном браке забеременеть и благополучно родить девочку.

С квартиры Веруня, конечно, съехала к Сергею и теперь у них с Олей была новая соседка, Светка. Правда, и она уже была одной ногой замужем, потому что через полгода после вселения на съемную жилплощадь, встретила Владислава. Девчонки смеялись: вот какая комната счастливая, уже вторая девица оттуда в семейную жизнь вот-вот вылетит.

— Я когда уеду, — вещала Светка, угощавшая на общей кухне соседок вином в честь помолвки, — ты, Ириш, в моей комнате переночуй, что ли, пока новая девчуля не заедет. Глядишь, твой ботаник Егорушка тебя и замуж позовёт.

Ира только смеялась, да отмахивалась, а на душе у неё было неспокойно. В самом деле, куда же их отношения направляются? Вон и Вера с Сергеем интересовались на днях, как там дела у них. Надо сказать, на их свадьбе Ира вместе с Егором была, Веруня ещё подначивала, мол, вы следующие. И букет прицельно в Иру кидала, жаль, переусердствовала. Цветочки описали крутую дугу над её головой, упали прямо под ноги Ольге. Та скривилась: «Не дождётесь!» У Ольги была принципиальная позиция по жизни. Она собиралась замуж выйти исключительно, когда полностью себя обеспечит.

— Потому что в этой жизни, девочки, каждая должна рассчитывать только сама на себя! — толковала она на той самой Светкиной помолвке. — И детей рожать столько, сколько единолично прокормить в состоянии, если муж её оставит.

— А я считаю, надо мужчину себе с умом выбирать, — не соглашалась Светка. — За кого попало не выскакивать. Вот Серёжку моего возьми… э-э-э нет, не бери! Я Серёжку сама возьму.

После того, как подружки отсмеялись, Светлана продолжила:

— Вот Серёжка мой — человек надёжный. Я за ним, как за каменной стеной.

— А как же любовь? — не утерпела Ирина. — Если прямо совсем с умом выбирать, это голый расчёт. А где спонтанность? Романтика и чувства? Бабочки в животе?

— Любовь — дело хорошее, — кивнула Светка. — Но пойми, подруга, если у вас в животе кроме бабочек никакой другой жратвы не будет, вся романтика к чертям отправится.

За неделю до бракосочетания уже второй удачливой Ириной соседки, Егор пригласил свою даму сердца в загородный отель на выходные. Условия там были прекрасные. Озеро, собственный парк, конюшня, беседки и прочая романтика.

Стоял конец тёплого, солнечного апреля, деревья были в зелёном кружеве, очумевшие от солнца птицы пели на все голоса. Вот в таком лубочном антураже Ира и получила предложение руки и сердца. Колечко он спрятал в вазочке с конфетами, стоявшей на столе в беседке, где они вечером решили отужинать. Егор как бы невзначай подвинул конфеты к Ире ближе. А когда та ими не заинтересовалась, начал намекать, что среди этих сладостей попадаются очень интересные, стоит присмотреться. Ира так и сделала, в течение двух минут найдя футляр с ювелирным украшением. Она взяла коробочку в руки и какое-то время не решалась её открыть.

А вдруг вещица попала сюда совершенно случайно? Егор смотрел на избранницу с каким-то непонятным напряжением на лице. Он-то чего боялся? Видел же, насколько девчонка в него втрескалась.

— Может, откроешь? — не выдержал парень первым.

Тогда Ира решилась, разъединила две половинки футляра, выполненного в виде ракушки. И в центре, конечно же, было оно, то самое заветное колечко.

— Выйдешь за меня? — тихо-тихо спросил Егор. В ответ Ира просто разревелась. Она сидела, смотрела на это кольцо, а из глаз её текли слёзы. И, честное слово, жених в тот момент тоже чуть не всплакнул, хорошо, что Ира на него не смотрела.

Свадьбу решили играть в начале сентября. Ирины соседки встретили известие визгами, переходящими в ультразвук, как это и положено. Выдали Светку за Серёгу, и принялись готовиться к следующему торжеству. Столько всего надо было учесть!

Жених заявил, что свадьба будет «на уровне», сбережения у него есть. Да, на квартиру копил, но, дай бог, один раз в жизни жениться придётся, можно и погулять. Что удивительно, Анна Викторовна в планирование празднества не лезла. А может, Егор об этом просто невесте не говорил ничего, считал само собой разумеющимся вмешательство матушки. Да, точно, наверняка она ему подсказывала, кого позвать, где гулять и какое меню заказывать, просто Ира не знала ничего, наивная. Но это она только сейчас понимать начала, а тогда стремительно летала, как новорождённая весенняя стрекоза, обалдевшая от солнца и подаренных природой крыльев.

На свадьбу приехала почти вся родня Иры из Пензы. Мама, папа, младший брат, тётя с дядей и сестра двоюродная. Конечно, подружки-соседки тоже прибыли. Веруня уже вторым беременная, да и Света с округлившимся животом, обе с мужьями. Естественно, не обошлось с их стороны без напутствий: «И вы с этим делом тоже не затягивайте, дети — цветы жизни».

Принципиальная Ольга всё так же одна пришла. Их с Ирой часто принимали за сестёр, вот и на свадьбе троюродная тётя Егора сначала решила, что они родственницы. Обе высокие, блондинистые и сероглазые, только у Оли волосы прямые, коротко стриженые, а у Иры — свои собственные длинные кудри безо всякой «химии». И в чертах лица что-то схожее есть. Ира, ещё пожалуй, более фигуристая что ли, это не её мнение, вполне объективный факт. На курсе их дразнили «кармическими сёстрами». Смешно, но букет-то на свадьбе Ольга как раз и поймала!

Вообще, праздник душевно прошёл. Никто не напился, не подрался, с кем попало не переспал. Если и переспал, то никому не попался и скандала не вышло. Торжественно посвятили Ириных родителей в тёщу с тестем, а Егорову родительницу — в свекрови. Та ещё улыбалась мило так, и даже стих прочла, красивый, лирический, мама Иры от него слегка всплакнула.

Папе жениха звание свекра тоже присвоили, но не в паре с Анной Викторовной, а отдельно, чтобы вместе их на одном квадратном метре, не дай Бог, не свести. А потом они по разным концам стола разбежались. Но даже их тлеющий конфликт никому особого неудобства не принёс. Разве что у Егора по лицу тень пробежала, да и улетучилась. Лучшие друзья Егора были, куда без них.

Трое неженатых и даже без пары пришли, Олежка и Жека со вторыми половинами. Они устроили забавную перекличку «свободен — забракован», и в итоге радовались: «Теперь у нас 50 на 50». Жёны их, кажется, не обиделись. Смеялись вместе со всеми. Где ещё такой простенький школярский юморок так хорошо идёт, как не на свадьбе? Очень уж аудитория там благодарная.

После свадьбы молодые в романтическое путешествие улетели, медовый месяц провели не в демократичной Турции, а в поездке по Европе. Тут Анна Викторовна первый раз выразила недовольство при невестке. Не понравилось ей, что столько денег в отдых вбухали, могли бы с пользой потратить. Но Егор горой встал, как страстный поклонник путешествий. Девочки мечтают о белом платье и лимузине на свадьбу, а молодой муж Иры грезил такой вот поездкой. Он, может, и женился-то ради этого. Шутка, но, как говорится, в каждой шутке…

Как вышло, что вновь созданная ячейка общества решила разместиться на территории Анны Викторовны? Да как это обычно бывает. «Вы пока на квартиру накопите, у меня живите, зачем отдавать чужому дяде за съём? Быстрее кубышку соберете». Такая вот добрая свекровь… А сама просто сыночку под присмотром держать хотела, паучиха старая. Грешно так называть маму мужа, конечно. Но кто бы знал, сколько за эти девять месяцев Ирине пришлось пережить. Достаточный это срок, чтобы зародилась, вызрела и родилась стопроцентная доношенная ненависть. С обеих сторон, причём.

С первого дня вселения Ирины на территорию Остроуховых Анна Викторовна вежливо (пока), но твёрдо начала обозначать границы и правила общежития. В тот период она три месяца как вышла на пенсию, а значит, стала проводить дома непривычно много времени. И постепенно входила во вкус. Границы и правила становились жёстче, а манера донесения информации — всё менее обходительной. Проще говоря, свекровь повадилась пить кровь. В переносном смысле (тоже пока, вероятно). Но физического воздействия до описанного случая с чаем не было.

Только подумать. Ира и Егор встречались без малого три (три!!!) года, и Анна Викторовна свой деспотичный характер умудрялась как-то прятать. Наверное, на работе его всласть показывала. А тут — куча свободного времени и готовая невестка со штампом в паспорте под боком. Она-то, судя по всему, и призвана была заменить собою весь педагогический коллектив и учеников-раздолбаев.

Когда Ира только-только обнаружила, что её свекровь — монстр (в тот вечер Анна Викторовна молча вырвала у неё из рук пульт телевизора и переключила кинофильм на какое-то ледовое шоу), она спросила у Егора:

— И как дальше жить?

Егор, похоже, удивился. Или талантливо отыграл эмоцию.

— Ты о чём, Пусь?

— Я не Пусь, — раздражённо отвечала Ирина. Вот только сю-сю в этой нелёгкой ситуации не хватало! — Я о том, что твоя мама со мной обращается, как с вещью.

— Это она с пультом обращается, как с вещью, со своей вещью, — пожал плечами Егор. Ага, всё-таки понял, какой случай Ира имеет в виду. Притворяется больше. Что с ним вообще после свадьбы случилось? — К тому же, мама сначала попросила переключить канал, а уже потом пульт взяла.

— И ты считаешь, так можно? — взвилась Ира. — Да, я ей ответила, что фильм заканчивается через пятнадцать минут. Можно же дать досмотреть было? Там вся интрига раскрывалась как раз.

— Ну хочешь, мы эти пятнадцать минут на компе досмотрим? — примирительно погладил Иру по руке Егор.

Так они и сделали. Но Ирина поняла чётко и безысходно: Егор — «мамсик» в худшем проявлении этого понятия. И дальнейшее проживание на жилплощади свекрови эту догадку подтверждало всё прочнее. Итак, к тому моменту, когда Аннушка разлила чай невестке в лицо, молодая пара уживалась с родительницей чуть меньше года. А точнее, девять месяцев, семнадцать дней и шесть часов. Минуты с секундами Ира не посчитала, не догадалась.

Для свекрови она, судя по всему, стала врагом и захватчицей территории. Её мелочи, без злого умысла оставленные случайно, впопыхах, при сборах на работу, на общей территории, оказывались либо в мусорном ведре, либо на пороге их с Егором комнаты. А общей территорией были ванная с туалетом, кухня да большая комната с «плазмой» смарт-ТВ на стене. Нет, Анна Викторовна не срывала бюстгалтеры, которые сушились в ванной. Но стоило оставить эту пикантную вещь на краю ванны или раковины, как она становилась «брошенной», а потом и подброшенной под дверь, это если повезёт. А то и без вести пропавшей. Поэтому жила молодая невестка, как на минном поле, постоянно отслеживая каждый свой шаг. Но материнскую ревность этим не успокоишь.

Сколько раз за последние полгода Ира поднимала при Егоре тему «Давай снимать квартиру». Он её слышать не хотел. Такие деньги тратить на съём! Всё накопленное ухнет в сливную трубу, по его словам. Обычная ситуация. Типичные проблемы «двух хозяек на одной кухне». К кухне, кстати, подступиться тоже было непросто. Свекровь вроде, как и не препятствовала готовке на её площадях, но постоянно туда наведывалась, принюхивалась, советы давала. Да, худой мир сохранять почти получалось.

Егор привёл железобетонный аргумент, почему нужно сидеть на пятой точке ровно и на съём не убегать. Он знал заветное желание своей Ирочки — родить ребёнка. Нет, часики у неё не то, чтобы тикали. Она верила в прогресс и цифровые технологии, а тиканье — это позапрошлый век, да и возраст ещё вполне позволял не отсчитывать секунды. Но уж так её мама воспитала: женщина рождена для счастья, а счастье — это муж и дети. Ещё перед свадьбой влюблённые всё распланировали по этой теме.

Сперва — на квартиру накопят, потом сразу и о ребёночке можно подумать. Да, Ира работала и уже подбиралась к хорошей должности по невысокой, но перспективной карьерной лестнице. С неё легко можно было перепрыгнуть на лесенку повыше. Но культа из трудовой деятельности сотворять не собиралась. Грезились ей розовые младенческие пяточки и первое слово «мама». Поэтому молодая жена согласилась соблюдать нейтралитет и уважать чужое пространство.

Хотя иногда это было совсем уж трудно. Анна Викторовна не гнушалась и дальше устраивать мелкие пакости, и их становилось всё больше. Вот, скажем, забыла Ира кастрюлю с супом убрать в холодильник. Да, это безответственно и инфантильно, кто спорит. Взрослый человек свою еду обязан самостоятельно в пригодном к употреблению виде хранить. Но ведь Ира, как и Егор, работает, может иногда рассеянность от усталости проявить.

Казалось бы, какая сложность для пенсионерки эту разнесчастную посудину просто в холодильник поставить. Так нет же. Когда такое случилось, Анна Викторовна кастрюльку с сырным супчиком ещё и задвинула подальше «чтоб она мне не мешала и не маячила». В итоге будущий сосуд раздора на глаза, действительно, никому не попадался, а в его недрах только что новая жизнь не зародилась. И, конечно же, всё закончилось неприятным обвинением в нечистоплотности.

В отсутствии молодых в их комнате явно бывала бдительная мать семейства, Ира видела передвинутые вещи, даже нижнее бельё не так лежало. И это тоже было неприятно. Ирина держала лицо и реагировать на раздражители себе не позволяла. Повторяла как мантру: «Это только на пару лет, мы накопим на своё. Надо потерпеть, надо потерпеть». И терпела.

Но теперь вот так, в лицо чаем…

Егор пришёл с работы через час после судьбоносного безумного чаепития. Зашёл в комнату и возмущённо спросил:

— Как ты могла моей маме сказать такое?

Ирина, которая речь для мужа всё это время репетировала, даже онемела на пару секунд. А потом уточнила:

— Как я могла? А больше тебя ничего не колышет? Твоя мама меня чаем облила!

— Да, тут она не права, — Егор устало шлёпнулся в кресло. — Но она тоже человек. Ты её за живое задела.

— Я её не физически задела. Она б меня ещё в лоб этой кружкой треснула!

— Ну не треснула же, — Егор тёр лоб и щёки. Ему трудно было говорить на столь щекотливую тему, а конфликт интересов доканывал. — В общем, ты извиниться перед моей мамой должна. Так грубить, это хамство.

Это был уже перебор.

— Не в этой жизни! — Ира вскочила с кровати и начала лихорадочно хватать свои вещи с полок.

— Хватит. Я ухожу. Сегодня у какой-нибудь подруги переночую, или в гостинице, а потом квартиру сниму. А ты думай, как дальше. И отдай мою часть накоплений. Мне на жильё понадобится.

Егор скривился, как от удара, хотел что-то сказать, но передумал. Ирина уехала, а Анна Викторовна ей ручкой у порога помахала. Победила, склочная и неуживчивая женщина. Будто своему сыну счастья этим прибавит.

Временное пристанище она нашла у Светки, у неё как раз муж в командировку уехал, на пару недель. Так что всё удачно складывалось, если можно так выразиться. Спокойно спать у Иры и без душевных переживаний не вышло бы, в соседней комнате частенько плакал беспокойный отпрыск Светы и Сергея. И это ещё более усугубляло страдания беглой жены. Нет, младенческий плач её не раздражал, он запускал цепочку мыслей о том, что у подруги её зрелая семья двух взрослых людей на своей территории, с ребёнком. А у них с Егором — инфантильные скачки вокруг его стареющей и властной мамули.

Сказать, что она грустила — это ни о чём. Её просто изнутри выворачивало, но терпела, старалась никому на работе этого не показывать, изображала профессионализм и воодушевление. Зато подружки любезно предоставили ей свои жилетки, и просить не пришлось. Они даже собрались своим прежним составом и всласть перемыли кости и Егору, и свекрови — ведьме.

— Ты вещи свои проверь, — советовала Светка. — Точно она на тебя порчу наводит, поди нашпиговала тебе багаж всякими… артефактами.

— Свет, ну какие артефакты, — всхлипывала Ира. — Она конечно стерва, но женщина образованная и от всего этого мракобесия далёкая.

— Ну смотри, я предупредила. У свекровей часто крыша отъезжает на почве женитьбы их мальчиков. И они начинают всякие подклады делать, иголки втыкать…

— Куда втыкать, в невестку? — усмехнулась присутствовавшая тут же Ольга.

— Это на Анну Викторовну больше похоже, — невесело хихикнула Ирина. — Она в меня бы не иголку, вилы с удовольствием вонзила.

— У вас с ней, наверное, неотработанные кармические отношения, — выдала новую ересь Света. — Я сейчас книжку читаю, по саморазвитию. Так вот, большая часть всех, кого мы знаем, с нами уже с лохматых времён, можно сказать. Может, вы со свекрушей у первобытного костра заднюю левую ногу оленя не поделили. Или мужика.

— Ногу мужика? — а это уже Веруня заинтересовалась. Она приехала с младшим ребёнком, старшего на мужа оставила.

— Не, мужика целого и живого. Наверное. — сообщила Света.

— Ой, Светка, ну у тебя и зоопарк в голове, — отмахнулась Ира. — Мне бы с настоящим разобраться, не то что с кармическим ребусом тысячелетней давности.

— Жизнь тебя просто пока не поставила перед такой необходимостью, вот ты и сопротивляешься очевидному, — Светка даже немного обиделась за свою такую стройную саморазвивающую теорию. Плюсы у этой версии были вполне реальные, она позволила подругам немного отвлечься от печальной темы их экстренных сборов и перевести часть трагедии в шутку. И на том спасибо.

Егор позвонил Ирине через неделю. Она как раз однокомнатную студию себе нашла и переезжать собиралась. Извинился, сказал, что неправ был и мама его — самодурша знатная, так просто его не отпустит, надо было сразу уходить. Поговорили, он встретил Иру после работы, с цветами и конфетами, признавался в любви, рассказывал, как сильно скучает, в каждой прохожей её видит, боится, как бы умом не тронуться.

В итоге переехали на съёмный угол они вместе. Как именно паучиха восприняла отъезд сына, Ирина не уточняла. Ей почему-то страшно было об этом спрашивать. Она наивно полагала, что расселение станет решением проблемы. Дурочка молодая.

Егор, хоть и «мамсик», интересный молодой человек. Привлекательный парень, который и ухаживать красиво умеет, и поступает в сложных жизненных ситуациях вполне по-человечески. Нравственные устои, что ни говори, матушка в него заложила хорошие, правильные. Ира, немного ближе узнав свекровь, догадывалась, как именно Анна Викторовна закладывала эти самые устои. Авторитарно и деспотично.

— Не демонизируй мою маму, — просил Егор. Но Ира его не особенно слушала. Да, хороший сын, защищает матушку. Но можно представить, чего он в своём детстве натерпелся. И даже не знает, что он именно «натерпелся», для него-то это в порядке вещей было. Потому и характер у него сейчас такой… мягкий, незлобивый. Непротивленец он. Сломала маман паренька, как хлебную палочку.

Сразу после того, как Ира представляла неправильное и подавляющее воспитание свекрови, она начинала фантазировать, какой сама будет идеальной матерью. Эти мечты приятно согревали, не хуже горячего глинтвейна с корицей. Она будет планировать ребёнка, это само собой. Высчитывать благоприятные для зачатия дни, вести здоровый образ жизни, принимать дорогие витамины. А потом, когда предъявит положительный тест на беременность счастливому будущему отцу, просто отрежет напрочь все ненужные раздражители. И создаст тот самый эмоциональный и ментальный фон, который позволит появиться на свет гармоничной и счастливой личности.

— А куда ты денешь несовершенства этого мира? — спросил как-то Егор, когда она поделилась с ним своими мыслями-мечтами.

— В смысле? — не хотела выходить из сладостного плена грёз будущая «овуляшка».

— Ну, родится наш гармоничный ребенок, с высокими вибрациями и всё такое. А тут — хрясь… весь остальной мир. Мы же не сможем держать малыша в вакууме. Лет до сорока.

— Нет, не сможем. Да и не надо это. Если у человека изначально, как ты говоришь, высокие вибрации, он и в этом безумном мире выйдет на свою частоту, нужную. И никакая грязь к нему не прицепится. Он… ну или она, сможет противостоять всей этой чернухе. Или не сливаться с ней.

Тут Егор с ней согласился и попенял, что прямо сейчас они созданием новой жизни заняться не смогут, потому что очень меркантильные и не хотят рожать на съеме. Но потренироваться пока всё-таки можно. Про меркантильных, это, конечно немного обидно звучит, но смотря каким тоном говорить, и какими действиями сопровождать. Так что разговоры на какое-то время прекратились.

На новом месте у молодёжи первое время была эйфория. Будто они из тюрьмы вырвались. Чуть ли не каждый вечер устраивали свидания. Егор пел ей серенады, аккомпанируя себе на гитаре. Да, такой вот он способный, и на гитаре умеет играть, и тексты для серенад сам сочиняет, хоть и на популярные мотивчики. Если рассматривать его как личность, в отрыве от злой Снежной Королевы, которая так и норовит льдинку в глаз сунуть, он просто прекрасный и очень Ире подходит. Им нравились одни и те же книги. Нет, конечно были некоторые расхождения, с поправкой на пол, но обсудить интересные новинки — это всегда пожалуйста. Фильмы они тоже смотрели вместе с удовольствием, и не только боевики и прочую мальчуковую мясорубку.

Ещё Егор отличался неплохим чувством юмора, при этом ухитрялся шутить без откровенных пошлостей и оскорбительных насмешек. Умел дурачиться, поднимать настроение, когда всё совсем «по нулям», не обесценивал женские переживания. В их лучшие времена с ним был просто рай на земле.

Ира даже не спрашивала, видится ли Егор с матерью. Ей казалось само собой, что муж принял её сторону и теперь их семья — это их крепость. Или тихая гавань, в которой нашли приют два корабля, а третьему поместиться негде. Через два месяца оказалось, что третий корабль всё же есть, пусть даже в виде призрачного «Летучего Голландца». Чёрный такой, с химерой на гальюне.

Звоночки, они, конечно, были, просто их замечать не хотелось. Да и времени на это не было, проекты поглотили, не просто так. Работала Ирина менеджером дирекции по связям с общественностью в одной из крупных сотовых компаний. Должность была весьма приятная и достойная, и девушка ей очень гордилась. Начальника звали Геннадий, и он выглядел как парень с тематического плаката «ЗОЖ — это гармония».

Подтянутый, мускулистый и с неизменным доброжелательным выражением на лице. Она у себя такое же на рабочем месте тренировала. Офис был спланирован по типу опен спейс, где все на виду. Даже у Геннадия не было своего отдельного кабинета, только пластиковая прозрачная перегородка, с возможностью задёрнуть жалюзи. Кроме Иры и руководителя, в «открытом космосе» обитали ещё четверо женщин и пятеро мужчин. Одного из них, Игорька, Ира про себя именовала не иначе, как «придурком». Да, не особенно хорошо с позиции корпоративной этики, но что есть, то есть. Игорёк с первых дней появления Ирины принялся её задирать.

Сначала пытался выяснить её компетентность, точнее, доказать некомпетентность и общую недоразвитость. Громко рассказывал на весь отдел анекдоты о блондинках (иногда смешные, тут отрицать бесполезно), спрашивал у завхоза, почему девочке не купили розовую клавиатуру, и вообще мерзко себя вёл. Ира старалась не реагировать на его выпады, особенно когда только пришла работать.

Подумала, что это испытание такое, проверка новичка на прочность. Коллектив тоже не вмешивался, возможно, Геннадий бы Игорёшу и мог на место поставить, но вот беда, в его присутствии мерзавец так себя не проявлял. А начальнику по долгу службы положено и на совещания ходить, и деловые встречи посещать, так что отсутствовал он частенько.

Пару месяцев она выдержала, не взорвавшись. Но однажды мужичок совсем перестал видеть края, и попытался прижать Иру к столу, когда она шла мимо. Да ещё и сказал что-то вроде: «Говорят, блондинки обижаются, если их меньше трёх раз на дню в углу зажимают». Тут она вспыхнула, но сказала почти спокойно:

— Игорь, вы стали жертвой стереотипизации. Уровень IQ человека ни напрямую, ни опосредованно не зависит от цвета его волос.

И смогла же такую длинную фразу до конца выговорить и на крик не сорваться. А Игорь так обалдел, что даже перебить не догадался.

— Достойно. А могла бы просто по морде дать. Или по яйцам. — сказал Никита, их коллега. Он наблюдал за сценой, стоя у принтера.

— Щеглов, оставь человека в покое, — поддержала со своего места менеджер Лизавета. — Ты бы ещё за косички Иру дёргать начал, ухажер недоделанный. Ты вообще в курсе, что это харрасмент и по тебе наш отдел кадров плачет?

Поддержка коллег была неожиданной и приятной. Судя по всему, они ждали, когда Ирина наконец-то хоть как-то отреагирует на домогательства. После этого жизнь в коллективе у неё наладилась, кажется, Иру даже начали уважать. Что касается Игоря, он подшучивать над ней не бросил, но теперь делал это как-то беззлобно, они просто обменивались колкостями.

Итак, днём — труды праведные, вечером — свободная семейная жизнь. Как-то раз, разбирая сумку, с которой муж на работу ходит, Ира вытащила два незнакомых пластиковых контейнера. Да, Егор частенько с собой перекусы берет, чтоб на столовку не тратиться, сам себе собирает обед. Но конкретно эти коробочки были незнакомые.

Ира только хмыкнула, мол, натащил пластика откуда-то, видать. Помыла, поставила на раковину. А потом эти коробочки и не попадались ей на глаза больше. До тех пор, пока она не нашла их на своей кухне. Полными домашней еды. И с запиской: «С утра меня дома не будет, поэтому оставляю тебе еду сейчас. Поставь в холодильник».

Время было вечернее, Ира с работы первая пришла, как обычно и бывает. Егор к восьми вечера только до дома доберется, или даже на полчаса позже. Почерк в записке был знакомый, чего уж там. Ира смотрела на эти контейнеры, будто они были призраком. Хотя призрачным, судя по всему, было её семейное счастье.

Муж ничего отрицать не стал. Готовит ему мама обеды в судочках и контейнерах, с утра он к ней заезжает и забирает новую порцию, старую посуду отдаёт. Грешен, любит мамину еду. Анна Викторовна ведь ради него готовить научилась, по книжкам с рецептами, это их легенда семейная.

— Но как это оказалось здесь? — не понимала Ира. Точнее, понимала, но не хотела верить. — Во время нашего отсутствия. Объясни?

А всё просто объяснялось. У Анны Викторовны были ключи от их квартиры. Давно были, с самого начала почти. Зачем они ей? Мало ли, вдруг Егор свой комплект потеряет. Или они с Ирочкой в отпуск уедут, а в ванной трубу прорвёт. Ну и вообще, у него же ключи от маминого жилья есть. И вот, оказалось, что завтра Анне Викторовне нужно с самого утра в поликлинику. Она решила диспансеризацию пройти. А как родного сыночку без «тормозка» оставить? Жена-то никудышная не догадается мужику обед с собой собрать, у неё феминизм и равноправие, личные границы и прочая современная антидомостроевщина. Вот и пришла маман к ним домой, открыла дверь своими ключами, оставила ещё тёплый обед с запиской. Трогательно и по-семейному.

— И часто она у нас бывает? — Ира лихорадочно вспоминала все случаи, когда ей казалось, что вещи лежат не на своих местах.

— Да не заводись, Пусь, — пытался спасти их мир от краха Егор. Или правда не видел ничего особенного в ситуации.

— Хватит этих Пусей! — Ира впервые кричала на мужа, да так, что люстра зазвенела. — В мой дом, в моё отсутствие приходит человек, который меня ненавидит! Сколько раз она тут была? Каждый день? Трусишки твои пересчитать? А может, и мои за компанию?

— Ира, не надо повышать на меня голос, — мягкий Егор то ли испугался, то ли наоборот, слегка отвердел. — Мама была тут, может, пару раз. Ей без надобности тоже сюда ходить незачем.

— А сегодня, значит, надобность! — голос Иры перешёл на визг. Егор поморщился. От досады? Брезгливо? Может, он целиком и полностью поддерживает маменьку?

Ирина почувствовала, будто холодная тонкая змейка скользнула вниз по спине, вдоль позвоночника. Не было у неё семейной жизни, единения душ, тел и сердец, и прочего взаимопонимания. Скандал у них был просто фееричный. О чём, конечно же, быстро узнала Анна Викторовна. Через три дня она встретила Иру у подъезда, швырнула ей ключи и спросила:

— Не надоело ещё в собственницу играть?

Какая наглость! Вторгнуться в жизнь новой семьи, ещё зарождающейся. Протиснуться в неё, как в смыкающиеся двери вагона. Оставить на видном месте свои коробочки с кормом. И теперь издеваться, называя её, Ирину, собственницей!

Она ничего не сказала. Не смогла. Подняла с асфальта, подмоченного осенним дождём, связку ключей, и пошла в подъезд. С мужем она не разговаривала три дня.

А потом как-то всё наладилось. Ну, как наладилось. Ирина видела, что иногда он звонит кому-то, прячется, чтобы она разговор не услышала. И горько усмехалась сама себе: вот уж повезло с мужем. Точно ведь не с полюбовницей щебечет, а с «мамо». Ходил он к ней по вечерам уже явно, не под прикрытием «на работе задержался», и в выходные навещал. «Ира, пойми, она моя мать».

Она понимала, что уж там. И сама матерью же будет. И поклялась себе, какой точно не станет. Никогда. Благо, есть антипример перед глазами. Она-то точно не будет на ребенка своего давить, только любовь и полное принятие его выбора. Хорошо, что есть у кого поучиться, как не надо себя вести с детьми. И даже, так и быть, пусть Егор маму сходит с Новым годом поздравить. Вот уж скоро совсем он подойдёт. А может, даже сама мужу компанию составит, вместе подарок отнесут, чаю попьют. Зелёного с жасмином.

А под Новый год это и случилось.

Она выходила из бизнес-центра, где находился их офис.

— Иришка? Метляева? — Ира услышала молодой мужской голос, который показался ей смутно знакомым. Или похожим на чей-то. Обернулась на звук. Симпатичный парень, как и голос, знакомый смутно. Присмотрелась.

— Петя? Симонов?

— Точно!

Ну надо же, одноклассник! Сколько же они не виделись, страшно подумать! Лет десять, наверное. И как он тут оказался? А впрочем, это понятно, из Пензы приехал.

— Ты здесь работаешь что ли?

— Ага!

— Надо же, и у нас офис тут. Я на пятнадцатом, а ты?

— На двадцать четвёртом. Надо же, как ты изменился сильно! Я тебя еле узнала.

— А я тебя сразу. Ещё неделю назад. Мельком как-то увидел, подойти не успел. А сегодня вот получилось.

Петя из лопоухого патлатого троечника превратился в солидного дяденьку. Он даже выглядел чуть старше её мужа, хотя должно быть наоборот. Вероятно, дело в бороде. Пётр был из тех мужчин, что стригут или сбривают растительность на лице по специальному трафарету, а может и в барбершопы регулярно захаживают. Солидности также прибавляла приземистая широкоплечая фигура. Одноклассник начинал лысеть, и прятал эту телесную перемену за ультракороткой стрижкой.

Приятная это была встреча. Двое бывших одноклассников, без подтекстов и неловкостей. Они стояли и болтали минут пятнадцать, а может и все двадцать пять. Вспоминали общих знакомых, кто женился, кто развёлся, кто за границу уехал. И расходиться по домам не хотелось.

— А может, тут недалеко кофе выпьем? — предложил Петя.

Ира задумалась на минутку, а потом решительно тряхнула головой:

— А давай! Муж всё равно позже меня приходит домой. Так что не потеряет.

Она поскользнулась на тонкой корке льда, размазанного по асфальту, и упала бы, не схватись за Петра. Такой вот пошловатый штамп из романтических фильмов.

Петя подхватил старую знакомую за талию. Кто бы мог подумать, к какой трагедии всё это приведёт. Там, наверху (если кому-то есть до нас дело) сидят небесные сценаристы с набором клише и переплетают людские судьбы, сталкивая эти шаблоны друг с другом.

По горькой иронии судьбы мимо кофейни проходила Анна Викторовна. Так не бывает, скажете вы? Нет, только так обычно и происходит, уж поверьте. Жизнь подтасовывает факты таким образом, что реальность кажется надуманной. По закону подлости пенсионерка не считала ворон и не ловила своё отражение в новогодних витринах. Она услышала голос, который узнала бы из тысячи, и остановилась. Её строптивая невестка, нагло пудрившая сыну мозги, вбивавшая клин между ним и матерью родной, висела на незнакомом бородатом мужике и смеялась.

Такого мощного выплеска адреналина бывшая учительница русского языка и литературы не испытывала ни на одном ЕГЭ.

— Ирина! — взревела она, слыша свой голос со стороны.

Нет, она всё-таки не была классической свекровью, которая достала бы смартфон и сделала бы пару дюжин снимков, чтобы предъявить их сыну. Она решила пристукнуть мерзавку на месте.

Ира сначала подумала, что у неё галлюцинации. Сперва слуховые, а потом и зрительные. Она обернулась на голос и увидела, как пожилая женщина, чей образ врезался в её подкорку, чтобы являться в ночных кошмарах, мчится к ней на всех парах через дорогу, не глядя по сторонам. А зря. Водитель, оживлённо обсуждавший по смартфону вечер пятницы, затормозить не успел, слишком поздно увидел пешехода, да и скользко было. Вот такая нелепая, пошловатая трагедия.

Она лежала в неестественной позе прямо под колёсами не самого модного и презентабельного авто. Всё, что происходило вокруг, она слышала приглушённо, словно на голову ей накинули толстое одеяло. Да и видела она уже не очень. Автомобиль никуда не уехал, да он бы просто не развернулся на месте аварии.

— Придурок, ты чего гнал так у торгового центра? — вопрошал густой бас.

Заикающийся голос что-то неуверенно блеял в ответ. Но что, Анна Викторовна уже разобрать не смогла. Рядом послышалась женская речь:

— Да, я её знаю. Это свекровь моя.

Над пострадавшей склонился размытый блин. Анна Викторовна никак не смогла его сфокусировать в лицо. «Может и к лучшему, — мелькнуло у неё в голове. — Не будет последним, что я увижу. Ах да, сказать. Я же ей должна что-то сказать… нет, не помню».

Сирены, много сирен. Полиция, скорая помощь. Все приехали. Картинка перед глазами Анны Викторовны погасла совсем, как будто телевизор вырубили. Как оказалось, только снаружи. Это как в кинотеатре свет выключают. Зал погружается в темноту и загорается яркий белый прямоугольник, на который надо смотреть. А на этом прямоугольнике бежит ей навстречу маленький Егорка, протянув руки. И из невидимых колонок слышится голос мамы: «Что же ты наделала, Анька?»

2.

Анна Викторовна скончалась ещё в машине скорой помощи, не доехав до больницы. Черепно-мозговая травма при ударе головой о землю оказалась фатальной. Всё, что происходило дальше, Ира помнила смутно, обрывками, как в нелепом сне, вызванном галлюциногенами. Собственно, она и жила несколько месяцев на антидепрессантах. Стоило ей закрыть глаза, как перед ней вставала эта сцена: возмущённая свекровь с хозяйственной сумкой наперевес, мчится через дорогу, по лицу расплываются красные пятна от возмущения и лёгкого морозца. А дальше глухой стук, даже, кажется, без визга тормозов. Водитель, что поделать, отвлёкся от рассматривания проезжей части, погрузившись в телефонного собеседника. И даже скорость забыл снизить, хотя и положено было. Ведь не пьяный, просто расслабился.

Опознание, похороны, поминки, вызов в полицию в качестве свидетеля — всё было словно во сне. Жутковатая вещь произошла с ней на погребении усопшей. Она поддерживала Егора под руку, хотя он, похоже, этого даже не чувствовал. Смотрела, как комья стылой земли падают на гроб, слышала приглушённые рыдания родственников покойной. И тут словно почувствовала чей-то взгляд в упор, резко вскинула взгляд, и на мгновение ей померещилась Анна Викторовна. Она стояла между двумя своими бывшими коллегами, одна из которых сморкалась в платочек. Прозрачное лицо, искажённое страхом, растрёпанные после автокатастрофы волосы даже слегка колыхнулись от ветра. Ира вскрикнула, сжала руку пребывавшего в прострации Егора, перевела дух. Призрак, или что это было, исчез. Конечно, это всего лишь видение на почве сильных переживаний, но всё равно страшно.

Ирина чувствовала себя виноватой за всё разом. За то, что со свекровью не помирилась (хотя здесь вопрос спорный, Анна Викторовна и сама мира не особо жаждала, судя по всему), и что на глаза ей так неудачно попалась. В последний раз в жизни.

Если бы Егорова мама не кинулась на Ирину, будто герой на амбразуру, то и сейчас жива была. Так и получается, что Ира стала причиной смерти человека. И ничего с этим уже не поделаешь. Депрессия у неё была страшная, такая, что даже Егора она поддержать почти не могла. Да и Егор у неё сочувствия не искал, замкнулся в своём сыновьем горе. Отчаянном и глухом, словно в лесу потерялся, но вместо того, чтобы на помощь звать, забился под упавшее дерево. А кого звать, если мамы больше нет. Егор знал, что мать погибла, когда переходила проезжую часть в неопасном месте, не посмотрев по сторонам. И что на той стороне дороги в это время находилась Ира. А вот с кем находилась и как, об этом она умолчала. Не смогла сказать.

Она всего один раз себя заставила прийти в квартиру, где жила Анна Викторовна. Случилось это вскоре похорон, Егор попросил сходить с ним «к маме домой». Зайдя, Ирина почувствовала присутствие хозяйки. Нет, она вообще во всю эту эзотерику не верила. Если и выбирать себе суеверие, она остановилась бы на ЗОЖ и правильном питании.

«Это моё чувство вины, ничего больше» — повторяла она себе, поднимаясь по ступенькам на третий этаж. Но сердце колотилось всё сильнее, постепенно перемещаясь из грудной клетки в виски.

Открылась дверь в осиротевшую квартиру. В сумеречной прихожей Ира уловила движение, и застыла от ужаса. Волосы у корней, как ей показалось, чуть приподнялись. Вот, приехали, галлюцинации уже начались. Хотя ей и до этого уже (не считая похорон) чудились неясные тени в тёмном полумраке подъезда, искажённый свет уличных фонарей рисовал странные образы, а в зеркалах она периферическим зрением иногда замечала смутное быстрое движение. Но то — домыслы, а сейчас прямо в лоб. Девушка обессиленно начала скатываться вниз по стене. Егор только хмуро на неё глянул. Он вообще мало эмоций проявлял в те дни, не только к ней, ко всему.

— Это Фифа, — сказал он. — Не бойся.

Как оказалось, за пару месяцев до гибели Анна Викторовна завела Фифу. Рыжую кошку со вздорным нравом, хозяйке под стать. Фифа была уже не котёнком, молодой кошечкой с высокими запросами, странными для подобранного на улице животного. Первое время после трагедии её подкармливала соседка, чтоб животинка не сдохла.

— Заберём её с собой? — спросил Егор. У него даже, кажется голос чуть потеплел, уже без интонаций робота это он сказал.

— С собой? — растерялась Ира. — Но у нас квартирная хозяйка против будет.

— Точно, — кивнул Егор, и снова посмурнел. — Буду здесь её пока навещать. Пока не переедем.

— Переедем? — Ира ушам своим не верила. Переехать? Сюда? Она сейчас в прихожей-то еле заставила себя разуться-раздеться, да в комнаты пройти. А жить тут? Среди обстановки, напоминающей о нетерпимой, ненавидящей её женщине, которая её, кажется, со свету сжить была готова? Да она в привидения уже готова поверить была, находясь в квартире чуть больше десяти минут. Если не во всех привидений в принципе, то в одно, конкретное, уж точно.

Как бы в подкрепление этой мысли перед ней вдруг возник образ Анны Викторовны. В её любимом кресле у телевизора, с пультом в руках.

— Ну, что, победила, невестушка? — будто бы сказала та презрительно-насмешливо.

Ирина подскочила на месте, потрясла головой, чтобы разогнать морок.

— Егор, не смогу я тут жить, — тихо, но твёрдо сказала она.

— Ясно, потом поговорим, — без интонации ответил супруг. Он стал другим человеком, прежний Егор словно испарился из этой суровой и нелюдимой оболочки. Или очень-очень глубоко спрятался, забился так, что не достать. Как бы то ни было, но из голубых глаз теперь выглядывал кто-то чужой.

Брак их теплился ещё два месяца. Именно теплился, не агонизировал. Они мучились, явно мучились рядом друг с другом. Тень Анны Викторовны стояла между ними, не отпуская. Ирина чувствовала вину, Егор, кажется, её отношение к ситуации разделял. Потому что однажды просто сказал:

— Я переезжаю в мамину квартиру. Если хочешь, поехали со мной. Но мне кажется, жить как раньше мы уже никогда не сможем.

Потом помолчал и добавил:

— Я тебя не считаю виноватой в маминой смерти. Но, грубо говоря, если бы не ваши тёрки, может, всё сложилось бы иначе.

Так их семейная жизнь и закончилась. Каждый ушёл в свои переживания уже совсем поодиночке.

Они развелись, Ира осталась жить всё в той же съёмной квартирке. Она ходила на работу, механически выполняла свои обязанности. Проблема была в том, что их как раз механически выполнять было нельзя. Руководству требовались креативные идеи, оптимистичная подача, создание позитивного образа бренда. Ира должна была присутствовать на публичных мероприятиях, излучать радость от контактов с прессой, что, собственно, само по себе трудная задача, а уж в её душевном состоянии практически невыполнимая. Какое-то время начальство терпело упадочный настрой Иры.

Свекровь трагически погибла на глазах, семейная жизнь не ладится. Надо быть монстром, чтобы в такой ситуации предъявлять претензии. Но компания, где работала Ирина, свою маркетинговую идеологию строила по западному образцу, со всеми этими миссиями, тимбилдингами и мейнстримами. И девушка сейчас в концепт ценностей предприятия совсем никак не попадала. Поэтому разговор с Геннадием был неизбежностью. Он, конечно, заботливо взял её за руку, сказал, что Ире сейчас очень важно с кем-то обсудить свои чувства, и он готов оказать ей поддержку. Но такое её состояние пагубно отражается на бренде. Да-да, несмотря на то, что корпорация большая, её отточенная до совершенства деятельность — это как великолепный, слаженный механизм. А Ира сейчас в этом механизме как ржавая шестерёнка.

Её попросили уйти, для начала на месяц, в отпуск, а потом ещё на месяц, уже за свой счёт, если не полегчает. Как раз, когда они с Егором расстались. Так что, и финансовые проблемы подоспели в довесок к личным. Хорошо, не уволили хотя бы, но намекнули, что после «отдыха» ей стоит всерьёз пересмотреть отношение к работе.

Ира вышла из бизнес-центра с картонной коробочкой, с папочками и фотографиями с рабочего стола. Всё как в голливудских фильмах, недаром начальство так любит западный стиль.

— Ира, ты уволилась? — голос Пети Симонова прозвучал над самым ухом.

После той их трагической встречи Пётр пытался с ней созвониться, узнать, может ли помочь хоть чем-то. Даже номер телефона у её коллег выпросил. Но Ира его избегала, как лишнего напоминания о дне, когда вся жизнь разрушилась. Он пару раз хотел встретиться, но отстал, понял, что бывшая одноклассница видеть его не хочет. А тут не выдержал, увидев девушку с коробкой.

— Нет пока, отпуск за свой счёт взяла. Точнее, дали.

— Как ты?

— В себя прихожу. Развожусь.

Помолчали с полминуты.

— Тебя подвезти? — вдруг спросил Петя. — Коробка же. А ты, насколько помню, не водишь.

— Не вожу, — согласилась Ира.

На улице была очередная оттепель. Природа тоже предпочитала действовать по европейскому образцу, поэтому зима особо не сложилась, а сейчас, в начале марта, недавно высыпавший снежок благополучно превратился в грязную кашу, зачем-то щедро сдобренную реагентами. Тащиться по слякоти очень не хотелось, поэтому Ира приглашение приняла.

Описывать стандартную историю отношений, в которых несчастная на тот момент Ирина нашла спасение, особого смысла нет. Всё как у всех. Нет, в начале она чувствовала неловкость ситуации, не собиралась бросаться в новые объятья, тем более, те самые, что косвенным образом погубили пусть и неприятного, но человека. Но день официального расторжения брака с Егором отметила свиданием с новым поклонником.

Петя пришёл в кафе с цветами, сказал, что сегодня он на такси, поскольку прекрасной даме нужна поддержка. Они выпили лёгкого вина, разговорились. Бывший одноклассник в порыве откровенности признался, что когда-то был в неё влюблён «просто до жутиков». Как-то раз он даже вырезал её фото из стенгазеты, и забрал себе.

— Так вот куда оно пропало! Я помню! — Ира вновь начинала чувствовать себя привлекательной и востребованной. Тусклый взгляд Егора, подписывающего документы о разводе, даже как-то поблек в её памяти. И слава богу, а то прямо-таки стоял перед внутренним взором.

Дальше Петя вызвался проводить её до дома, затем остался на чай. Чаем дело не ограничилось, давний поклонник вызвался сбегать в магазин. К порокам Ирины уж точно не относилось пьянство. Она в этом отношении проявляла умеренность безо всяких усилий. Но в тот вечер решила, что раз уж её семейная жизнь дала дуба, почему бы не пуститься во все тяжкие. Но насколько «тяжкие», она в тот момент не предполагала.

Петя не был в её вкусе, и не только внешне. Речь его казалась слишком простой, пересыпанной простецкими, порой даже бранными словечками. Возможно, он даже не понимал половины того, о чём она ему рассказывала, но прилежно кивал, пожирая Иру влюблённым и откровенно похотливым взглядом. Она и сама не отследила, в какой момент он начал её даже не целовать, лобзать. Иначе и не скажешь. Но концентрация алкоголя в мозгу была уже в состоянии снести все оплоты рассудительности напрочь.

Проснувшись под утро голой, рядом с таким же Петей, Ира вначале просто устыдилась, затем начала припоминать подробности, и вовсе захотела провалиться сквозь землю, можно даже вместе с кроватью. Больше всего её шокировал тот факт, что, собственно, ночью ей всё понравилось.

Петя, хоть и сильно подвыпивший, действовал страстно и дерзко, но нежно. Она впервые с кем-то переспала по пьяни, и это надо было пережить. Чёрт возьми, он же ей даже не нравится, не говоря уже о более сильных чувствах. Возможно, сейчас её полюбовничек проснётся и они сделают вид, что ничего не произошло. Нет, у Пети были другие планы. Он признался, всё прошло, как задумано, поскольку и собирался «завалить в постель» объект своей школьной любви, ещё когда приглашал в кафе.

— Я ж простой, ты знаешь, — говорил он за их первым совместным завтраком. — А ты баба просто охрененная. Я с тобой рядом спокойно находиться не могу, понимаешь?

Может, так всё и должно быть? Ну её, эту эстетику отношений с воздушными шарами, загородными клубами и романтичными ухаживаниями? Всё понятно, прозрачно и читаемо. Отчего бы и не попробовать, что она теряет? И нечего сравнивать его с Егором, да, с ним они на одном языке говорили и с полуслова друг друга понимали. Он никогда бы не сказал ей «охрененная баба», а только «как ты прекрасна» и прочее возвышенное. Ну и что, где теперь это всё?

Через месяц они уже не скрывали своих встреч.

— У меня папа с мамой в разводе, — рассказывал новый избранник. — Папа в мою жизнь вообще почти не суётся, а мама переехала к двоюродной сестре в Израиль. Как-нибудь её там навестим, если захочешь.

Ещё и мама далеко. Чем не идеальный вариант? На работе она восстановилась и даже блеснула перед коллегами, придумав свежий маркетинговый ход и вызвав тем самым ревность в пиар-отделе. Ревность ревностью, а премия для неё лишней не стала.

Жизнь начала налаживаться, Ирина приходила в себя, о бывшем муже старалась не вспоминать. Петя её баловал, вместе им было интересно. В кино выбирались, а по выходным, обнявшись на диване, смотрели фильмы по телевизору, на который больше никто не претендовал. Вместе они не жили, о дальнейших перспективах не говорили. Да им и так хорошо было. Пока вдруг ещё лучше не стало.

Однажды Ира почувствовала лёгкое головокружение прямо посреди важной презентации, посвящённой маркетинговой стратегии на следующий квартал. И при этом она побледнела, заметно для окружающих. Выступление получилось несколько скомканным, потому что Ирина начала в голове производить ей одной понятные расчёты. Бог знает, какие графики и кривые роста в тот момент пронеслись перед её глазами, только после презентации она помчалась в аптеку, понятное дело, за каким товаром. А потом ещё пару раз, за контрольными тестами. Почему сразу три не взяла? Да кто её знает.

Вечером, после работы, тщательно подбирая слова Ирина произнесла перед Петром прочувствованную речь, из которой следовало, что он ей ничего не должен, и она понимает всю нелепость ситуации, но рожать всё равно будет, поскольку детоубийство всегда считала грехом, а материнство — огромным счастьем. Пётр в течение всего выступления растерянно хлопал глазами, он отцом становиться в обозримом будущем не собирался, но против того, что ребенка делают вдвоём, возразить что-либо трудно. Он три раза бледнел, дважды краснел, потом прочистил горло, и сказал, что поддержит любое решение Ирины. Это было не совсем то, что мечтает услышать женщина от отца своего будущего ребенка, но и не самое ужасное.

Петя обдумывал создавшееся интересное положение примерно неделю, а потом сделал Ире предложение. Та, конечно, немного сопротивлялась:

— Не хочу, чтобы ты считал, что я тебя пузом припёрла!

Но согласилась. Тогда же они и жить вместе начали, в скромной Петиной однушке.

Свадьба была скромная, хотя и душевная. Даже мама Пети из заграницы прилетела, вместе с двоюродной тётушкой.

Всё было бы хорошо… кабы не сны, которые Ирину мучали время от времени. Нет, не каждую ночь, но периодически. Снилась ей бывшая свекровь, погибающая под колёсами автомобиля. Ирина подбегала к ней, та открывала глаза, и каждый раз говорила что-нибудь новенькое. Начиная от каких-то абсолютных глупостей, и заканчивая отборной бранью. Как-то раз Анна Викторовна пригрезилась ей за столом Петиной кухни. Сидела и с благочинным видом читала книжку под названием «Пусь». Полный бред, но это почему-то и показалось особенно страшным.

В те ночи Ирина просыпалась в холодном поту, подскакивая в кровати. Но днём кошмар становился бледнее, уступая место токсикозу. Первые три месяца Ира ходила на работу бледная, худеющая день ото дня, с ярко очерченными кругами под глазами. Поэтому скрывать своё состояние было бессмысленно. Особенно в свете скоропостижного бракосочетания. Начальство, конечно, поохало, мол, такой ценный специалист у нас скоро перейдет в ряды потребителей памперсов, но каких-то сложностей на работе не возникло.

Ирина открыла для себя такое явление как «мамские форумы». Выучила понятия «овуляшки», «пузожитель», «беременяшки» и другие не менее прекрасные слова. Она погрузилась в пучину океана под названием «материнство и детство», чему очень способствовали расшалившиеся гормоны, и мечтала скорей добраться до отметки под названием «декрет».

«Я буду создавать со своим ребенком атмосферу взаимопонимания. Как в книжке «Шесть объятий в минуту» норвежского педиатра Тоссе Боссе. Это такое восхитительное предвкушение материнства, поиск разумных границ — как не задушить малыша в объятьях, дать ему свободу, но не оттолкнуть от себя, не вызвать ощущения заброшенности. Что я для себя уяснила уже: нельзя повышать голос, ни дай боже, применять силу.

Ведь это откровенное признание своей беспомощности, неспособности выйти из ситуации как взрослый. Ребенок орёт — мама орёт ещё громче. Градус крика повышается. Ребёнок тыкает маму кулачком, мама резко шлёпает его по попе. Что это? Разборки двух детей, не иначе. А мама должна быть взрослой в этой паре».

Ира удовлетворённо прочитала написанное и хрумкнула очередной морковкой.

— Иди спать, монтесорря, — позвал её супруг. Будущая мамочка второй час сидела за ноутбуком, не в силах оторваться от излияния материнских чувств на одном из форумов.

— Завтра тебе всё ещё на работу надо.

— Точно, — Ира сладко потянулась. Ребеночек мягко пихался в животе.

А ночью ей приснилась Анна Викторовна. Она сидела в своём любимом кресле, у телевизора, соответственно, в своей квартире. Ира зачем-то примостилась на подлокотнике этого самого кресла и пыталась забрать у бывшей свекрови пульт.

— Сына ты у меня уже отобрала, коза драная, теперь и любимой передачи лишить хочешь? — строго спросила Анна Викторовна.

И резво толкнула Иру, так что она упала с подлокотника. А пожилая дама встала, и, возвышаясь над девушкой, начала смеяться над ней. Потом изобразила свой коронный прищур и сказала:

— Хочешь насмешить бога? Расскажи ему о своих планах.

В следующий момент Ира поняла, что они уже не в гостиной Анны Викторовны, а на заснеженной улице, у того самого торгового центра. И она лежит прямо на проезжей части, свекровь же всё так же стоит, издевательски на неё глядя.

— Анна Викторовна! — закричала Ирина. — Осторожнее, там машина! Она вас сейчас собьёт!

— За собой следи, — рявкнула свекобра.

Тут же раздался звук удара. Анна Викторовна, как громоздкая статуя, рухнула прямиком на Иру.

«Она же мне живот раздавит, а там — ребёнок!» — вдруг вспомнила Ирина. И проснулась. Петя гладил её по руке, успокаивая.

— Опять кошмар?

Ира только кивнуть смогла. Сердце колотилось, как бешеное. Очень уж реалистично покойная ныне свекровь на неё падала.

Почему, спрашивается, Анна Викторовна донимает после смерти бывшую невестку? Ходила бы падать во сне на того горе-водителя, который даже в тюрьму за неё не сел, так условный срок получил и прав не лишился.

Очень удачно вдруг выяснилось, что у 35-летнего здорового мужика за рулём сердечный приступ случился, и это стало причиной его невнимательности к дорожной ситуации. А вовсе не то, что он по телефону болтал, будто по общению изголодался. Он, поди, спит спокойно, как и его адвокат Светлана. Может, даже совместный спокойный сон у них. Ирина же мучайся от излишней впечатлительности.

На работе, впрочем, будущая мать лучилась тихим счастьем. Лицо её словно изнутри подсвечивалось, а лишние килограммы лишними вовсе не выглядели. «Будто живот пристегнула», — шутили с завистью коллеги. Нет, сложности были, конечно. На шестом месяце начала болеть спина, причём в любом положении. Сидя даже больше, чем во время ходьбы. А в транспорте так уж совсем раскалываться принималась, если так о спине можно вообще говорить.

Вечером Ира после работы, чуть ли не с порога, укладывалась на диван, вытянувшись солдатиком. Да и в течение дня в офисе старалась как-то прилечь ненадолго на кушетке в зоне отдыха. Сердобольные коллеги всё понимали, и сочувствовали.

Ирина разговаривала с животом, прикладывала к нему наушники с развивающей классической музыкой и чувствовала себя правильно ориентированной мамой.

Иногда она задумывалась о своей семейной жизни. Да, всё у неё было хорошо. Новая свекровь — за тридевять земель, муж заботливый, жилплощадь отдельная. Родит вот через три месяца, судя по УЗИ, здоровенькую девочку без физических изъянов. Ульяночку! Идеальная жизнь. О такой она и мечтала чуть ли не с детства, глядя на отношения своих родителей. Как Ира сама считала, семейные ценности она впитала с молоком матери. Именно с молоком! Никаких искусственных смесей. С ними-то что впитаешь? Корпоративную этику компании-производителя разве что.

Опять же, работа неплохая, востребованный специалист она там. Доброжелательные коллеги кругом. Даже те, кто недавно её ревновали к карьерным успехам. Какую им теперь угрозу может нести глубоко беременная сотрудница? Так что, подковёрных игр у них не было.

Что за жизнь! Бери, фотографируй, да в соцсети выставляй.

Только порой, выпутываясь из очередного ночного кошмара, Ирина вздрагивала, услышав голос Пети. Потому что не его она ожидала услышать, а мягкий Егоров баритон. Нет, бывший муж по ночам не пел, просто Ира всегда про себя звуки его речи величала «баритоном».

У Петра голос был какой-то… простой, что ли. Обычный. И запах не такой. Нет, наверное, в гормонах всё дело. Петя ей очень приятен был, до беременности уж точно. А сейчас все чувства обострились, нервишки шалят, вот и лезет в голову ерунда всякая. И вообще, отличный человек этот Петруха. Надёжный, верный и ответственный.

Как-то раз он в магазин поехал в выходной, не захотел Иру на седьмом-то месяце с собой таскать. Живот хоть и «пристёгнутый», а всё одно объёмный. Через пять минут после его ухода домофон зазвонил. «Забыл что-то» — поняла Ира. Нажала на кнопку, не спрашивая. И через три минуты — звонок в дверь. «Он и ключи забыл» — подумала она, открыла. А на пороге — женщина незнакомая.

— Привет, — говорит. — Давно познакомиться с тобой хотела.

— А Вы кто? — растерялась Ира, но как-то интуитивно всё понимала. Классическая пошленькая история. Сейчас незнакомка скажет, что любовница Пети, или мать его четырёх детей. И та, собственно, пока не нарушала утвержденный вековым форматом человеческих страстей сценарий.

— Меня Даша зовут, — вполне вежливо представилась гостья. — Я караулила, когда Петька уедет.

— И долго ждала? — удивилась Ира. — Выходной же. Он мог вообще никуда не пойти.

— Ну, повезло мне, значит, — уклончиво ответила Дарья. — Можно пройти? Не бойся, скандалить не стану. Ты же беременная, зачем мне грех на душу брать.

Обалдевшая Ирина провела Дашу в кухню, налила чаю. А потом выслушала интересную историю. Нет, Дарья не была действующей любовницей Петра, и матерью его четырёх детей тоже. Только одного, мальчика трёх лет. И родился он вне брака, Петя и Даша время от времени собирались пожениться.

— До того, как я забеременела, мы год встречались, — рассказывала Дарья. — Я, конечно, как каждая девчонка, мечтала, что Петька на одно колено встанет, предложение мне сделает. Но дождалась, знаешь ли, другого. Когда поняла, что Стёпка будет, сразу подумала, что рожать буду, надо оформлять отношения-то. А Петька сомневаться тут начал. Мол, а потянем ли мы, молодые ещё такие, только после институтов, на ноги толком не встали, может, повременим, потом родим, да и поженимся тоже потом. Мы же на съёме тогда жили.

Даша собрала вещи, ушла к родителям, благо местная. Маялись они так, маялись. То звонили друг другу, ругались, то мирились. Через пять месяцев опять съехались, Петя уж очень извинялся, неправоту свою признавал. Оказалось, что родители его узнали, что внук будет, денег на квартиру дали, так что было, где ячейку общества строить.

— Только вот, сначала я не захотела в ЗАГС с пузом идти, свадьбу мне надо, — усмехнулась Дарья, — а потом то одно, то другое. То я после родов не восстановилась, то «давай, накопим на ресторан, когда сынишка подрастёт, ух как погуляем на свадьбе!» Не уточнил, правда, на чьей. Может он Стёпкину свадьбу в виду уже имел.

Вот так они жили, сына Пётр на свою фамилию записал, содержал, всё честь по чести. А потом вдруг встретил первую любовь. Её, Иру.

— Он не сразу мне об этом сказал. У тебя же проблемы там были какие-то, да?

— Ага, — Ира еле губы разлепила. Ничего себе, коленкор. А ведь Петины родственники при знакомстве ни словом не обмолвились, что у него «довесок» имеется. Кремень, а не семейка. Если Дарья не врёт, конечно. Но Ирина ей отчего-то сразу поверила, уж больно хорошо это вписывалось в её личную программу американских горок.

— Заметила, что он отстраняться стал. Раздражённый какой-то. Телефон прячет. В общем, по классике всё. Начал по выходным пропадать, по вечерам поздно возвращаться.

Я поняла, что есть у него кто-то. На разговор пыталась его вывести, он отмалчивался. Ради ребенка я не скандалила, думала, нагуляется, образумится. И как-то раз мне показалось, что тактика сработала моя. Целую неделю Петька домой вовремя приходил, и в выходные не убежал. Думаю, ну всё, я победила.

А он ещё и ужин сам приготовил, готовит он неплохо, ты знаешь. Попросил Стёпку родителям на воскресенье отдать. Я от радости сияла, как Лас-Вегас, а он мне за ужином расстаться предложил. Сказал, что наши отношения были ошибкой, он меня ни в чём не винит, всё дело в нём. Пообещал помогать.

В этом месте рассказа Ира испытала целую гамму чувств. Ощутила себя змеёй подколодной (привет, Анна Викторовна), дурой набитой и даже почему-то козой драной.

Два и два удачно складывались, события подгонялись без усилий. Неделю жил с Дарьей и сыном — это когда она ему сказала, что беременна. А потом уж и замуж её позвал, значит. Дарья опять к родителям ушла, уже с ребенком.

Петя иногда с сыном видится, но очень уж редко, и не звонит почти. Деньгами помогал хорошо, до недавнего времени. А как сыну три года исполнилось, позвал Дашу в кафе встретиться. Та уже ничего хорошего не ждала, и правильно. Он ей сообщил, что содержать мать ребенка обязан до трёх лет, не больше, теперь только минимальные алименты на сына, и крутись, дорогая, дальше сама.

— Не вытерпела я, — каялась Даша. — Я ведь подумала, что ты узнала о нас со Стёпкой и условия Петрушке нашему поставила. Пришла посмотреть, что за цаца ты такая. Теперь вот вижу, что у него новые… обстоятельства. Я не знала.

— Я… я тоже не знала! — едва смогла выдавить Ирина. В таких случаях говорят: «Её мир рушился». Так вот, правильно совершенно и говорят. Все её ценности, вся её правда. Идеалы. Надежды. Жизнь-картинка. Хотя… картинкой жизнь и оставалась, а вот чем-то настоящим так упорно и не становилась.

Ира потом даже испытывала вину за то, что ей не стало плохо. Смешно и глупо, да? Но вот представьте: беременная жена вдруг узнаёт, что её муж, мягко говоря, не очень красиво себя повёл. Что сделает человек с сильным нравственным началом? Как минимум, в обморок хлопнется. Или в больницу попадёт, с угрозой выкидыша. А несостоявшаяся первая жена её мужа при этом будет бежать за каталкой, крича:

— Женщина, 25 лет, беременность 7 месяцев.

Хотя нет, в сериалах так интерны делают, а не соперницы. Но потом они всё равно, подружатся, потому как после такого сильно объединяющего события сложно оставаться врагами.

Весь этот абсурд проскочил у Иры в голове примерно минуты за три. Но плохо ей не стало. Хорошо, правда, тоже. Всё в пределах допустимого, никакого преждевременного отхождения вод.

— Я пойду, наверное, — нарушила повисшее молчание Дарья. — Вижу, что для тебя это всё новость, и тебе её переварить надо. Ты себя чувствуешь как?

— Да хорошо, — с какой-то досадой ответила Ира. — В норме я.

— Отлично. Не хотелось бы тебя в больничку везти. — Видимо, фантазии у них похожие перед внутренним взором разыгрались. — Ты не думай, я нормальная. И понимаю всё. Только вот в жизни мне это мало чем помогло. Ну, пока.

Даша поднялась из-за стола, но Ира её остановила:

— Подожди. Давай, вместе Петруччио подождём.

Она сама не знала, откуда у неё на языке взялось это «Петруччио», но ей понравилось.

Даша очень удивилась, но приглашение приняла. Петя прибыл домой примерно через час. За это время Дарья успела дать Ире несколько советов по вынашиванию беременности, рассказать, какие социальные инстанции обязательно надо пройти после родов, а какие лучше до. Она вот вовремя в детсад очередь не заняла, теперь с боем, за солидную доплату, еле-еле ей место в группе дали, с сентября Стёпка пойдёт.

— Я работу найти пытаюсь. Но как её найдёшь? Официальная удалёнка у нас не распространена, а мне не хочется на одном фрилансе сидеть. В офис меня не берут, как узнают, что ребенок садовского возраста, так и отказывают под любым предлогом. Льгот не положено никаких, я же не мать-одиночка, хотя и не замужем. Вот и приходится на интернет-заказах пока жить. Да на них не сильно зажируешь.

Даша по образованию была переводчиком. Казалось бы, профессия востребованная, да в том проблема, что так многие решили, выбирая, где диплом получать. Конкуренция была большая, а заработки — наоборот. Вот и сидела сейчас Дарья с дипломом, да ребенком трёх лет, на интернет-подработках, преимущественно по ночам. И всё это под сочувственно-брезгливые взгляды окружающих. Родители её не гнали, но одобрения их она явно снискать не могла. Что и говорить, история грустная.

Нет, Ирина могла бы повести себя так, словно её это не касается. Да ведь так и на самом деле есть! Она ни о чём не знала, мужика не уводила, вышла замуж, честь по чести. Какие к ней вообще могут быть претензии? Петя же даже не женат был! В гражданский брак только женщины и верят, мужчины в это время знакомятся на «Тиндере» и в анкетах при поступлении на работу отмечают галочкой пункт «холост». Но не вписывалось это показное счастье в её картину мира, как ни впихивай.

Поэтому вернувшийся по месту прописки Пётр с изумлением увидел вместо одной матери своего ребенка сразу двоих.

— Даша?

— Я, — кивнула Дарья.

А Ирина не вмешивалась. Теплилась в ней, честно говоря, безумная надежда, что Петя спросит: «Женщина, а вы кто?» Или Дарья в слезах признается, что всё придумала. Но муж её, судя по всему, гостью сразу признал, да и та себя вела вполне уверенно, будто не опасалась, что её можно поймать на лжи.

— Зашла посмотреть, как ты без нас живёшь. С новой супругой.

— Даш, ну не начинай. — Петя устало опустился на кухонную лавочку. — Ира, что она тебе рассказала?

— Что вы жили вместе, пока ты меня не встретил и я не забеременела. И сына родили, вместе воспитывали. А теперь ты их бросил и деньгами помогать не хочешь.

— Да не так всё! — попытался защититься Пётр. — Я алименты плачу? Плачу. А Дарью содержать не обязан, ни в одном законе такого не прописано, чтобы после трёх лет ребёнка я должен был его мать полностью обеспечивать.

— А в нравственном законе? — спросила Ира.

— Ир… — у Петра глаза округлились, — ты что, чистоплюйка такая что ли? Какой нравственный закон? Мы вот с тобой официально женились, по закону. А если бы все только на честное слово полагались, зачем тогда вообще штампы нужны? Догоняешь?

— Ладно, — Ира решительно встала. — Я пошла погуляю, а вы беседуйте. О нравственных законах, об алиментах и гражданских браках. А мне подумать надо, как к этому всему относиться.

— Ты себя как чувствуешь? — чуть ли не в голос спросили несостоявшиеся супруги.

— Вот заладили, а! — уже раздраженно отмахнулась Ирина. — Нормально всё, и со мной, и с дочкой.

И она ушла. Куда? И сама не знала толком. На улице было прохладно, середина января, как-никак. Она набрала номер единственной незамужней подруги.

— Оль, сильно занята?

Ольга оказалась свободна, как раз возвращалась с фитнеса. Ирина напросилась к ней в гости.

Подруга жила всё в той же съёмной трёхкомнатной квартире, Ира пришла к ней, как домой вернулась. Хотя и комната её уже давно занята была другой «одиночкой».

— Рассказывай, — велела Ольга. — На тебе лица нет.

— Не знаю, что мне делать, — вздохнула Ира.

И под уютный чаёк с бергамотом поведала, с каким моральным выбором только что столкнулась.

— Ну, и какие проблемы у тебя? — спросила Оля.

— Как? Ты не видишь проблем в ситуации? — ужаснулась Ира.

— В ситуации — вижу. У тебя — нет.

Ольга всегда отличалась прагматичным подходом, и свои действия предпочитала планировать. В 25 лет она скромно снимала комнату, не потому что её заработков хватало только на это. Просто квартира будет дороже в несколько раз, и эту разницу можно класть на депозит. Карьера Ольги начиналась с работы кассиром в сетевом магазине. Не смогла она по диплому трудоустроиться, а деньги нужны были, помощи неоткуда ждать. Сегодня трудилась уже не на торговой точке, а в одном из офисов, управляющих сетью, менеджером. И считалась перспективным сотрудником. Ирина знала, что подруга её в житейском плане сметливая, но сейчас позиция Ольги казалась ей, как минимум циничной.

— Пойми, — слушала она, — мы имеем следующую историю: девушка после окончания учебного заведения, даже не приобретя ещё опыт работы, начинает встречаться с парнем. После достаточно долгого срока отношений видит, что жениться тот не собирается. Что она делает? Ждёт инициативы, как ты со своим Егором? Выясняет отношения? Нет. Она, не имея жилья и стабильного рабочего места, перестаёт предохраняться и беременеет. От человека, которому, как оказалось, она вообще никак не нужна, ни без детей, ни с ними. По сути, у них не было никаких договорённостей, понимаешь?

Ирина кивнула головой. Возразить нечем было, всё так.

— Мужчина содержит её и ребёнка, не отказывается от своей ответственности. Но тут у него непредвиденное обстоятельство в виде тебя. Он ведь тоже человек. И по сути, после трёх лет содержать мать ребенка он тоже не обязан, как и жильё предоставлять. Можно было бы считать, что они развелись, только вот женаты даже не были.

— Ох, Оль. Ты когда объясняешь, всё кажется правильно. Только вот как-то нечестно, — вздохнула Ира. — Он же ребенка своего предал. И мне он врал, и ей тоже. Мне не говорил, что живёт с семьей, фактически. А от неё скрывал, что новый роман завёл. Я бы с ним не связалась, знай, что он не свободен.

— Согласна, трусливенькая позиция. Но ничего криминального твой Петя не совершил. И потом, есть у тебя сейчас варианты, как без него обойтись? Ну, уйдёшь ты гордо со своим нравственным законом. Куда? К маме с папой?

— Нет, к маме с папой — исключено, — помотала головой Ира. — Знаешь, они для меня всегда были образцом семьи. А тут я. С одним развелась, от второго колобком укатилась.

— Ну, смотри, расклад такой. Ты ушла сейчас, а дамочка та осталась, да? И вот Петя твой тебе пока не звонит, не пишет. Ты вообще уверена, что в этом эпизоде главная деталь — твой моральный выбор?

Ира почувствовала, как к щекам кровь прилила, в висках гулко застучало. Действительно, с этой стороны она посмотреть не догадалась. До этого момента было однозначно всё — она главная героиня сюжета и выбирает, «какого волка ей кормить». То, что Пётр сейчас тоже может принимать решение, как-то мимо неё прошло. И вот она такая распоряжается судьбами… а это оказывается иллюзией. И имеем мы на выходе беременную даму с принципами, которой некуда пойти.

— Нет, ты, конечно, можешь и уйти хоть сейчас от своего Петруччио, — продолжала сеанс искушения Ольга. — Вот хотя бы даже к нам сюда. Мы же снова соседку ищем, ты в курсе? В ту самую комнату.

— Опять замужество? — удивилась Ира.

— Не, на этот раз девочке контракт в Тае предложили, на два года. Так что, площадь пока свободна, Милана только съехала вчера. Хозяйка наверняка навстречу тебе пойдёт, даже с отягощением в виде беременности и родов. Ну, тут я поговорить смогу, думаю, легко её уговорю. Ну а дальше? Что дальше? Твой поступок что-то изменит? Только комнату оплачивать придётся, а декретные выплаты не резиновые. Я бы десять раз подумала, прежде чем от мужа уйти.

Ира уже не очень внимательно слушала подругу. У неё в голове бился главный вопрос: «И почему он не звонит? Не переживает? Вздохнул с облегчением?»

И тут телефон ожил. Петя!

Ира молниеносно схватила мобильный. Пётр её потерял, спрашивал, когда вернётся или откуда её забрать.

Она помедлила пару секунд, принимая решение, а потом продиктовала адрес Ольги. На тот момент выбор был сделан.

— Ну, вот и умница, — одобрила подруга, внимательно фиксировавшая «ряд волшебных изменений» лица Ирины.

В машине оба сначала молчали. Петя нарушил тягостную паузу первым:

— Я Дашу отвёз домой, и за тобой приехал. Прости.

— За что простить? — тускло спросила Ира.

— За это вот всё. Надо было тебе рассказать, я боялся.

— Ты им помогай, ладно? — попросила Ирина.

— Хорошо, — кивнул Пётр. — По возможности. Как положено. Я просто думал, как ты отнесёшься, когда поймёшь, что деньги из семьи уходят куда-то. Ну и, если я часто буду к сыну ходить.

— Ну, теперь я в курсе, — кивнула Ира, — ходи.

Может и странно, но на этом обсуждение было закончено. Просто если бы они продолжили, поднялось бы столько «почему» и «как ты мог», что притвориться, словно ничего странного не произошло, было бы просто нереально. А так, приличия соблюдены. Конечно, мир Ирины после этого стал менее радужным, его цвета как-то приглушились. Но вслух она об этом не говорила. И когда мама ей звонила, ничего о произошедшем не рассказывала. Ведь права Ольга в главном, она-то ничего такого не совершала, правильно? Да и Пётр никого не убил и не ограбил. Дальше живём…

Предполагаемая дата родов была всё ближе. Врачи 4 марта срок ставили, то есть если всё хорошо, женский праздник уже втроём они отмечать будут, дома. Даша о себе больше не напоминала, по крайней мере, Ире. А она и у Петра не спрашивала, как там у них дела. Договорились, что он помогать сыну материально будет? И то хорошо, что она ещё может, как честный человек и будущая мать сделать? Вот именно, ничего. Даже если убежит в Пензу от мужа с сомнительным моральным обликом, будет просто двое детей без отца и две женщины, поднимающие детей без мужика. В отцовство на расстоянии и алименты Ирина не верила, да и что это в плане бюджета? Так, на памперсы прибавка с «белого» минимума. Впрочем, идея кармы ей тоже казалась неправдоподобной, вряд ли жизнь как-то накажет Петра за то, как он поступил с доверившейся ему Дашей.

Да, Ира была идеалисткой касательно отношений, ставила на пьедестал семейное счастье и подвиг материнства, но от эзотерики находилась очень далеко. Считала любую мистику бредом и сказками для малышей. В школьном возрасте как-то гадала на суженого-ряженого, и какое-то время ждала кареглазого блондина, но повзрослев, выбросила это всё из головы. Нет, в то, что подобное притягивает подобное, она всё-таки верила, но не видела в этом никакой мистики, только логичность причинно-следственных связей. Да, она и сейчас полагала, что если создать родившемуся человеку гармоничную среду для развития, то и получишь в итоге глубокую и позитивную личность. Но всё это — только труд и никакой магии.

Ира уже вышла в декретный отпуск, собрала пакет для роддома, они с Петром заключили договор на платные роды и спокойно ожидали развития событий.

Девочка всё больше проявляла активность, пинаясь и ворочаясь в животе. Уже не таком «пристёгнутом», потому как фигура Ирины наконец расплылась, ноги начали отекать к вечеру, кожа лица пошла пятнами и вообще, признаки беременности разыгрались во всей красе, даже одышка появилась.

Ирина продолжала беседовать с животом, на все лады повторяя имя «Ульяна». Пётр согласился с выбором без проблем, даже не пытался протолкнуть свой вариант. Может, ему просто предложенное имечко сразу понравилось, или он считал, что кто рожает, тот и называет. В любом случае, Ира была благодарна мужу за молчаливое принятие её детской мечты.

Изменились ли их отношения после того, как стала известна такая важная информация о Петре? Да, это безусловно. Ира временами задумывалась, может, Даша — это более удачная пара для её мужа? Жили бы вместе, растили бы ребенка и Петрову бороду, которая для него была точно как редкое комнатное растение или даже ещё один ребёнок. Очень он за ней ухаживал, расчёсывал вечерами несколькими видами гребешков и щёточек. Собственно, в этом тоже есть плюс — будет у Ульяны папа, который ценит уход за волосами. Ну, пусть на подбородке, но всё же.

А сама Ирина поняла, что увлечение мужа принимает, но не разделяет. И вообще, ей больше по душе мужчины с растительностью на голове, а не лице. Но видели глазки, за кого замуж шла. А может это всё гормоны шалят, нашёптывая: «Не так сидишь, не так свистишь». Вот родится дочурка, всё будет иначе. Кусочки реальности сложатся в пазл и наступит семейное счастье. Или хотя бы комфорт.

Ира в очередной раз почитала «пузожительнице» книжку о муми-троллях и легла спать. Петя ещё на кухне в ноутбуке сидел, активно общался или играл, она его не трогала. Провалилась в сон как-то сразу. И увидела Анну Викторовну. Бывшая свекровь с растерянным видом шла по обочине той самой дороги, где они в последний раз так неудачно встретились. Подняла голову, увидела Ирину.

— А, это ты… Я всё Егорушку хочу встретить, а мне ты попадаешься, окаянная. Будто цепью меня к тебе привязали. Отстала бы ты от меня, что ли.

— Анна Викторовна, вам в больницу надо, вы выглядите не очень, — сочувственно сказала Ирина. В этом сне она действительно так считала, без сарказма.

— Ты что, доктор? — съязвила по обыкновению неугомонная ведьма. — Я б ещё с тобой советовалась, куда мне идти.

И тут вдруг подломилась, как деревце, согнулась в коленках, и упала прямо под ноги Ире.

— Ох, плохо мне, плохо! Скорую надо! — застонала покойница.

И почему-то начала колотить Иру по животу. Да так больно!

Ира закричала и проснулась, пытаясь оттолкнуть руки пожилой женщины. Но боль не прекращалась.

Забегал примчавшийся на крики Пётр, оба они голосили и суматошно хватались за всё подряд, хотя нужно было взять в руки всего-то один предмет, телефон, да вызвать медиков. Героически Пётр добился-таки, чтобы Ирину отвезли туда, где заключен контракт на роды. И к утру она родила дочь, сама.

Только что были «Тужьтесь, мамочка» и «Дышим», и тут — полное молчание. А потом послышалось кряхтение, что-то похожее на кашель, затем — вопль новорождённой. Всё получилось, мечта исполнилась. Пройдя множество жизненных испытаний, Ирина стала матерью. И жили они долго и счастливо…

Ирина с трудом фокусировалась на реальности. Больно было, словно она помогла явить этому миру не девочку полметра ростиком и три кило весом, а как минимум, товарный поезд.

— Знакомьтесь, мамочка!

У самого её лица появилось розовое размытое пятно. Затем Ира смогла сфокусироваться и уткнулась во взгляд. Знакомый до чертиков, пронзительный, чуть презрительный прищур Анны Викторовны. На этом месте молодая мама не упала (падать некуда было, лежала уже), провалилась в обморок.

3.

Нет, Ирина в переселение душ не верила. И, очнувшись в палате, сразу поняла, что взгляд зловещей свекрови ей почудился, от боли, стресса и сна, увиденного перед тем, как начались схватки.

— Девчушка у вас здоровенькая, 8 по Апгар, — бодро докладывал врач, когда Ира пришла в себя и вспомнила, что как раз перед этим родила. — Сейчас вы в себя немного придёте, мы вам её насовсем принесём. Вы даже не порвались почти. А что отключились ненадолго, так это бывает.

— А похожа она на меня? — осторожно спросила Ира.

— Она пока на кого угодно похожа, — засмеялся доктор. — Ещё сто раз израстётся. Но глаза голубые, а не как у папаши. Так что больше в вашу родню пошла, видимо. Жаль, к груди её сразу после рождения приложить не удалось, потому как вас откачивали.

Ну вот. Первое несоответствие с мечтой. Детка не припала к материнской груди, и её молоко — не первая пища, которую она попробовала в этой жизни. А может, уже и второе даже расхождение с желаемым. Ведь уж точно Ира не грезила о том, чтобы при взгляде на новорожденное дитя свалиться в обморок от ужаса.

«Хочешь рассмешить бога? Расскажи ему о своих планах!» — кажется, так сказала ей свекровь в одном из снов. Вот ведь, старая карга. Даже с того света умудрилась ей подпортить радость встречи с долгожданной дочечкой.

— Ну уж нет, — сказала Ирина вслух. Благо, в палате одна уже была. — Всё у нас хорошо будет.

Через час ей принесли посапывающую девочку и знакомство состоялось по-настоящему. Малышка уже не казалась ей воплощением Анны Викторовны, и на том спасибо. Но почему-то ожидаемая волна нежности пока тоже никак не накрывала молодую мать. К вечеру в палату пустили почти многодетного отца, Петра. Да, есть преимущества у платного обслуживания. Он и на родах мог присутствовать, но отказался. Сказал, что развидеть он это не сможет, и как дальше вместе жить — не понятно. А Ирина и не возражала.

Началось традиционное «носик как у тёти Лены, ушки как у меня, губки как у бабушки».

— Не захотела Ульянка рождаться 4 марта, торопыга, — заметил мимоходом Петя.

— Ой, а как получается правильно? — заволновалась Ира, — меня же 27 февраля увезли, вроде бы?

— Ну, а родила ты 28-го. Хорошо, год не високосный, путаться не придется, — засмеялся муж. — А то 29 февраля появиться на свет, та ещё радость. День рождения раз в четыре года.

Домой их выписали через три дня, без осложнений. Маленькая квартирка целиком превратилась в детскую. Кроватка занимала половину стены, пеленальный столик. Куча мебели. Компьютерный стол с креслом, двуспальная кровать, Ульянкина мебель, шкаф с одеждой. Пространства для жизни почти не осталось. Журнальный столик пришлось на балкон вынести, никуда не помещался уже. Через неделю и компьютерный разобрали, туда же выставили. Лежавший на полу ковёр тоже перекочевал на балкон. Нечего рассадник пыли всяческих микроорганизмов под ногами расстилать. Петя пытался было спорить: ковёр этот он почему-то очень любил. Да и ему казалось, что пол без него очень холодный, так и простыть можно. Но Ира мужа переспорила. Балкон теперь напоминал склад ненужных вещей, выходить туда совсем не хотелось. Мало ли, ножка от столика по коленке долбанёт, или не ровен час, рулон с ковром по голове огреет.

Петя старался, помогал Ирине вливаться в материнство. У него всё-таки родительский опыт уже был. По его словам, Ульяна оказалась более подарочным вариантом, чем его первенец: больше спала, меньше капризничала. Постепенно и новоиспеченная мать вспомнила обо всех заветах, что сама до родов оставляла в соцсетях и комментариях на форумах. Нет, эйфория всё ещё не наступала, но привязанность к своему ребёнку она почувствовала. Оказывается, к маленькому человечку тоже нужно привыкать. Иногда Ирина ловила себя на том, что ожидает от двухнедельной крохи понимания, как от взрослого человека. Ловила у себя что-то похожее на укол обиды, если девочка будила её среди ночи, или не хотела засыпать в своей кроватке, боялась купаться, выплёвывала грудь.

Ей всегда казалось, что за одним грудным ребенком ухаживать не так уж и трудно. Чего там, новорожденные же спят всё время! Первые три недели так и было. Ульяна много и с удовольствием спала. А потом «демо-версия» закончилась и случилось то, что опытные родители называют «животик» и советуют лечить «укропной водой». Всем. Даже если задолбавшаяся мать приходит на интернет-форум после двухнедельного марафона по устранению проблем ЖКТ у дитяти, первое, что ей посоветуют: «укропная вода». Дальше несчастная будет три страницы перечислять, какими средствами она уже успела попользоваться (и эта самая «вода» там, конечно, на первом месте, с неё все и начинают), ей зададут уточняющие вопросы, начнётся новая страница ветки… И первым же сообщением на ней станет: «Не буду перечитывать всю тему, долго. Укропную воду пробовали?»

Это всё, что нужно понимать о современных интернет-сообществах. И почему до родов они казались Ирине источником знаний? Сейчас «ответы знатоков» её просто бесили. Как и орущая от колик дочка. Да, она заваривала укропные семена, как положено. И ходила в поликлинику. И врача вызывала! У дочки взяли анализы на стафилококк и прочие ужасные инфекции. Всё оказалось чисто. Ира выкладывала Улю на живот, покупала газоотводные трубки и совершала прочие положенные манипуляции, которые ненадолго помогали. Даже пересмотрела полностью своё питание. Но и это не помогало. Как-то она просто не выдержала и заорала в полный голос, зажав руками уши. А в кровати в это время кричала Ульяна, суча ногами и руками.

Петя жаловался на то, что не высыпается, а потом ему трудно работать, начал выглядеть уставшим и даже его прекрасная холёная борода потускнела и приобрела чуть лохматый вид.

— Второй раз подряд проходить этот ад, — как-то буркнул он за ужином, состоявшим из магазинных пельменей.

А телесный и моральный отдых для Пети были очень важны. Потому что работа у него физическая. Муж Иры трудился в фирме по установке окон и жалюзи, и сам выезжал на замеры и проведение прочих работ. Компания была небольшая, поэтому он и в офисе присутствовал лично, документацию по заказам заполнял, отчитывался о сделанном. Тут любая ошибка — это прямые убытки.

На улице стоял отчаянно тёплый май, деревья давно уже щеголяли летним нарядом. Ульяне исполнилось три месяца, и большую часть этого времени она, а вместе с ней и её семья, страдала «животиком». Вердикт участкового педиатра был: «Подождите, у неё это пройдёт». В качестве вероятного временного промежутка, когда всё «пройдёт», как раз и ставили три месяца. Когда благословенная дата подоспела, Ирину ожидал новый «материнский фейл». На почве постоянного стресса и самобичевания у неё пропало молоко. Все её идеальные представления о том, какой она будет женой и мамой, отскакивали, как пуговицы у тесной одежды при ходьбе.

Недовольный муж, кричащий младенец, к которому есть привязанность и чувство долга, но нет всепоглощающей любви. И она — поправившаяся на пятнадцать килограммов, с загнанным взглядом, мечущаяся по тесной комнатушке, утыканной мебелью. Перфекционизм не просто дал трещину, он развалился, погребая Ирину под своими руинами.

Иногда звонила мама, давала советы. Ира не рассказывала ей всего, стыдилась. Даже радовалась, что родители далеко и не видят, как она терпит крушение. Из детских времён вспоминалась ей улыбчивая, спокойная мама, которая всё успевает и всегда готова приободрить, помочь и подсказать. В квартире пахло ванильными булочками и выглаженными вещами, и даже солнце заглядывало в окна как-то иначе, подсвечивая только нужные участки стола, а не слепя глаза. Почему её жизнь настолько далека сейчас от родительской? Ведь пример перед ней всегда был исключительно замечательный.

Как дались те времена Петру? Сложно и смутно. Не так давно он расстался хоть и очень симпатичной, и умной, но полноватой, погрузившейся в ребенка девушкой, потому что встретил первую любовь, «ту самую» девочку, которая выросла в прекрасную женщину. Он не романтик, но увидев её тогда с картонным стаканчиком кофе у лифта просто онемел. Узнал сразу. Тонкая, звонкая, как говорит его мама. Элегантная и грациозная, она уверенно и доброжелательно с кем-то общалась по телефону, улыбалась и кивала собеседнику, словно видела его перед собой в это время. Фигура у Иришки стала просто отпадная, прическа стильная. Одежда выбрана со вкусом. В тот день он не решился к ней подойти. А потом всё-таки не удержался, и вот, такой ком событий следом свалился.

Что сейчас? Золушкина отекшая ножка в хрустальную туфельку уже не залезет. Красивые светлые волосы потускнели и начали выпадать. Ирина пытается их убирать, но они повсюду. Характер тоже испортился, видно же. И ребенок, кажется, её раздражает. Нет, Ульяна всегда накормленная, чистенькая, в красивых костюмчиках. В квартире тоже вполне сносно. Но это потому, что она крохотная и убраться в ней легко, пыли и оседать толком негде. Да и он помогает на выходных. Хотя очень хочется сбежать на субботу-воскресенье. Петя радуется, когда в эти дни звонят и просят приехать к клиенту, который в другие дни не может. Раньше он старался отказываться, если была возможность, побыть со своей ненаглядной. А сейчас… Вот странная штука, почти неощутимой оказалась для него разница, с кем жить, когда в доме младенец. С любимой Ириной или нелюбимой Дарьей. Проблемы те же: ребенок плачет, женщина тускнеет и меняется. Может, это он такой неправильный, или женская природа неумолима? Только вот сын его уже подрос и колики, режущиеся зубки, памперсы и ночные пробуждения остались в прошлом. А с дочерью только всё начинается. Он будто своими руками себя загнал в ловушку. Ведь он хотел любви, секса с обалденной красоткой и лёгкости, когда не надо подстраиваться под малышовое расписание, по телевизору можно смотреть не только детские каналы по умолчанию, холодильник не забит на три четверти творожками и йогуртами. Такая себе нормальная, взрослая жизнь, где всё про взрослых, а не сопливых, хотя и своих, младенцев.

Что делать? Они живут на его территории, то есть, ему сбежать не получится. Честное слово, проще у кого-то жить, чем самому предоставлять крышу. Попросить уйти? Она его жена, законная. И ребенку всего три месяца. К тому же, малышку он полюбил. Его удивляло, что кажется, кроха тянется к нему больше, чем к матери. Успокаивается у него на руках чаще, чем у неё, по крайней мере. К отцовству у Петра интерес проснулся и в целом. Теперь он с удовольствием стал «воскресным папой», гуляя со Стёпкой каждый выходной, если его, конечно, не звали на установку окон. Контраст между смышлёным трёхлеткой и маленькой Ульяной, которая только-только начала понимать, что руки и ноги — это её часть, был очевиден.

С одной стороны, Ирину очень злило, что Пётр стал на работе задерживаться сверхурочно, брать заказы на выходные и неожиданно переквалифицировался в хорошего папу для сына. Понятно же было, что он просто старается меньше бывать дома. С другой стороны, ей и самой не особенно хотелось видеть его рядом, несмотря на помощь, которую он ей без возражений и вздохов всегда оказывал. Она с ним просто мирилась, как с неизбежностью, это уже было ей понятно самой. Легкая влюблённость, элемент новизны, очарование юношеских чувств, бережно хранимых Петром со школьной скамьи, его поддержка в трудную минуту — всё это осталось позади. Появился быт и маленькая странная девочка, которая (это Ирина хорошо чувствовала, хотя и называла себя за это сумасшедшей) её не любила. Маленькое тельце сжималось, когда Ира брала дочку на руки. Она будто не хотела к ней идти! Ирина разглядывала крохотного человечка, находила свои черты, умилялась младенческим гримаскам. Но чувствовала себя при этом какой-то отстранённой.

Когда молоко пропало, Ира, к своему стыду, испытала облегчение. Ужас какой, подумала не о том, как бы ей восстановить лактацию и вернуть естественное питание дочери в краткие сроки. Нет! Первая мысль была: «Как было бы хорошо перестать оценивать каждый кусок прежде, чем его съесть. И вина можно хряпнуть. Прямо сегодня. Мне не хочется, но как факт».

Две недели она по-честному выполняла все рекомендации «для возвращения молока». И это даже принесло небольшой результат. Но, как ни странно, на вынужденном искусственном вскармливании девочка стала гораздо спокойнее. «Животик» отступил. Возможно, всё дело было и не в материнском молоке, просто возраст в три месяца уже миновал.

— Ничего, прошли колики, скоро зубы на подходе, — изрёк мрачноватое пророчество Пётр. Ирина готова была ему врезать.

Время шло, Ира пыталась привести свою жизнь в нормальный вид. Пусть не инстаграмный, но хотя бы благоустроенный.

Малышка начала ползать, а потом и делать попытки ходить. Это было трогательно, Ирина в такие моменты чувствовала себя мамой чуть больше обычного. К десяти месяцам, перед самым новым годом, девочка пошла уже уверенно. Это случилось на улице. Ульяна стояла, ухватившись ручками за скамейку, и вдруг повернулась к Ирине, которая пошла к коляске, взять термос с тёплым чаем. Их разделяло небольшое расстояние. Девочка улыбнулась матери, раскинула руки, и неловкой походкой, как бегущий пингвин в объемном комбинезоне, проследовала к Ирине. Та схватила ребенка в охапку, и почему-то разрыдалась. Это были первые её слёзы счастья со времени рождения дочери.

— Господи, почему, как я стала такой вот раздраженной тёткой, которая не рада своему ребенку? — горько размышляла Ирина.

А ночью ей приснился кошмар. Она их давно уже не видела. Ирина стояла у того самого торгового центра, а через дорогу к ней бежала Ульяна. Раскинув ручки и смешно переваливаясь. У Иры сжалось сердце, она слишком хорошо знала, что будет дальше. Автомобиль появился ниоткуда и ехал, ускоряясь, прямо на бегущую ему наперерез маленькую девочку.

— Неееет! — закричала Ира, и проснулась. Кажется, уже открывая глаза, она слышала звук удара и визг тормозов.

Ирина обливалась холодным потом в пустой кровати. Пётр дома не ночевал, сослался на то, что ему надо с утра рано ехать на заказ, и он поспит у друга, чтобы встать утром с ясной головой. Ведь у Ульяны теперь «зубки» и ночи снова неспокойные. Да уж, сегодня Ирина вполне способна составить дочери компанию, а то и конкуренцию по части ночных криков.

Молодая мать кинулась к детской кроватке. Дочка ворочалась, Ира явно её побеспокоила своими воплями. Она погладила девочку по спине, успокаивая. Тут её будто обдало холодом. Время — после полуночи, уже новый день. День смерти её бывшей свекрови под колёсами авто беспечного водителя-болтуна. Ровно два года, как не стало желчной Анны Викторовны, портившей ей жизнь.

***

Новый год прошёл как-то рутинно. Практически перед началом боя курантов Ульяна проснулась, раскапризничалась, засыпать долго не хотела, так что Ирина не успела загадать желание под бокал шампанского и поздравление Президента. Более того, пытаясь уложить дочь, она и сама уснула рядом с ней, потому что была измотана. Она всё-таки пыталась держать лицо и устроить идеальный семейный ужин. Наготовила на роту солдат, хотя гостей они и не ждали.

Проснувшись в три часа ночи, Ирина поняла, что муж всё ещё сидит на кухне перед телевизором. Придя к нему, застала его в компании бутылки коньяка и телефона. Петя активно сидел в соцсетях, поздравляя друзей и принимая поздравления. Подошла, села рядом.

— Шампанское будешь? — спросил Пётр.

— Давай.

Налил ей бокал, чокнулись за Новый год.

Он выглядел обиженным. Нет, Петя был взрослым и разумным человеком, понимал, что встреча нового года в маленьком тесном помещении с ребенком, которому и года не исполнилось, вряд ли будет искромётным событием. Но… он остался один в так называемый семейный праздник, потому что остальные сначала плакали, потом спали.

— Ты устал от нас? — спросила Ирина.

Петя вздрогнул. Он как раз думал об этом. Что устал так жить.

— Я понимаю, что это — не вечно, — начал он. — Но я заколебался уже.

На самом деле, он сказал не «заколебался», а более резко.

— Мы в каком-то тупике, — выражать мысли Пете помогало выпитое виски. Коряво, зато честно и по существу. Наболело. — Я тебя люблю, и Ульянку тоже люблю. Но я постоянно не выспавшийся, на пределе уже. И с тобой у нас как-то всё уже не так. Помнишь, как вначале было? Любовный рай.

— А сейчас бытовуха, — продолжила Ирина. Она резко допила шампанское, и сама налила себе ещё. — Нам в Пензу лучше уехать, наверное, — сказала она. — У родителей поживу, Уля подрастёт пока. Потом вернёмся, в садик её устрою.

— Не, не надо, — смущённо стал отбиваться Петя. — Не хочу я вас высылать. Там нас весь район знает, представляю, что скажут, когда ты туда переедешь. Давай попробуем дальше. Скоро же и зубы все вырастут, и дочура старше станет. Справимся.

И они пытались справиться. Только вот Ире становилось всё сложнее. Девочка росла и отношение её к родной матери становилось всё более странным. Или Ирине это казалось? Иногда она думала, что вот-вот сойдёт с ума, или даже уже сошла.

Порой Ульяна просыпалась, звала её:

— Мама!

Ирина подходила к кроватке, а Уля смотрела на неё изучающе и как-то недоброжелательно, с подозрением, и рук не протягивала. А как-то раз вообще плюнула ей в лицо. Речь малышки активно развивалась, она нарабатывала словарь, как и у всех детишек, были у неё словечки, смысл которых не сразу и поймёшь, родители со смехом пытались их угадать. Особенно сложным оказалось одно: «игоська». Никак не получалось понять, что это такое.

Характер Уле достался явно бунтарский. Часто дёргала мать за волосы, постоянно капризничала. Причём на попытки отца сделать то же самое, что и Ирина, например, дать себя одеть или выкупать, девочка откликалась более спокойно. Петя начал косо посматривать на Ирину. Уж не обижает ли она ребенка в его отсутствие? Точно ли эта самая женщина мечтала родить дочь и наслаждаться каждым её вздохом? Напряжение между ними всё возрастало, и к полутора годам Ульяны достигло своего апогея. Случилось это резко, непредвиденно и странно.

Ирина готовила ужин на кухне, Петя с бутылочкой пива коротал пятничный вечер на диване с ноутбуком, мельком приглядывая за дочкой. Куда она денется-то, пространство ограниченное, всё видно, как на ладони. Малышка возилась со своими игрушками, потом ей стало скучно, и она не спеша прошла к шкафу, открыла его, постояла немного, внимательно изучая неизведанные пространства. Сколько возможностей! Девчушка деловито высыпала на себя содержимое нижней полки. Им оказались папки с какими-то бумагами и фото.

Пётр посмотрел на дочь, погрозил пальцем:

— Ай-яй-яй! Вот мама сейчас ата-та тебе сделает!

Ульяна гордо оглядела причинённый ущерб, и вдруг радостно засмеялась, захлопав в ладошки:

— Игоська, игоюска! — повторяла девочка.

— Что там за «игоська»? Хоть узнать наконец! — Петя заинтересованно слез с дивана, поспешил к дочке, которая уже сидела на корточках, проворно разрывая напополам какую-то фотографию. Один фрагмент она отбросила, а второй прижала к сердечку.

Ира, привлеченная шумом, зашла в комнату. Прямо ей под ноги, причудливо закручиваясь, как кленовый «вертолётик», спланировал кусок фотоснимка с её первой регистрации брака. Она в платье невесты.

— Ты чего это хулиганишь? — строго спросил Пётр, аккуратно забирая у девочки остаток карточки. Посмотрев, изменился в лице:

— Игоюска? Ира, как ты это, твою мать, объяснишь? Почему наша дочь мало того, что знает твоего бывшего перца, так ещё и любит его, судя по всему? Сколько у неё этот грёбаный «игоська» с языка не сходит? Месяца три?

Как среди старых квитанций и всякой архивной и в основном, не очень нужной документации, затесалась совместная фотография Ирины и Егора, она и сама не знала. У неё не было цели вымарать первого мужа из своей жизни так, чтобы ничего о нём не напоминало. Да и Пётр этого не требовал. Но тот факт, что малышка испытывает столь тёплое чувство к дяденьке, о существовании которого и знать не должна, оказался для него непростительным.

Конец ознакомительного фрагмента.