Уроды. Часть вторая

Наталия Дмитриева

Во второй части трилогии «Уроды» читатель вновь встретится с полюбившимися обитателями резервуара. Но герои откроются с неожиданной стороны. Станет известна тайна Живульки, произойдёт невероятное преображение Плюха. Наконец-то прояснится, как Плывуну удалось спасти новых знакомых Вильки. Но удастся ли им выручить старого друга?

Иллюстратор Юрий Иванов

© Наталия Дмитриева, 2023

© Юрий Иванов, иллюстрации, 2023

ISBN 978-5-0059-3236-5 (т. 2)

ISBN 978-5-0059-3237-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Живулька

Глава 1. Седое море

— Вот, малыш, смотри: это Седое море.

У ног ласково плещется волна, тёплая, нежная, как мамины прикосновения. Собственно, море я вижу не первый раз. Я вырос у моря. На нашей планете, наверное, нет существа, которое не видело бы Седого моря, потому что другого моря здесь нет, а Седое — огромное и, кажется, есть везде. Сегодня отец обещал рассказать мне про море. Он говорит, что оно — колыбель нашей цивилизации. Я знаю, что такое колыбель. И море на неё совершенно не похоже. Поэтому я терпеливо жду продолжения. Знаю, что спрашивать и торопить — бесполезно. Надо тренировать выдержку. И я тренирую. Это трудно и поэтому радостно. Будто чувствуешь, что становишься взрослее и ближе к тому, каким хочешь быть. Получается, что свою мечту можешь исполнить сам. Поэтому я готов ждать сколько угодно.

Дует ветер, и трава колышется. И это тоже похоже на волны. Кажется, что на волнах воды и травы можно качаться, как в колыбели. Но это не так. На суше — упадёшь. На море — утонешь, если не умеешь плавать. Я умею. И даже могу не дышать под водой, потому что у меня в носу есть специальные переборки, которые смыкаются, и море не попадает внутрь. И мои ноги и руки прекрасно несут моё тело в воде, если ими шевелить не преставая. В море надо двигаться всё время, если не хочешь уйти под воду. А я не хочу. Мне на суше нравится больше. Здесь можно, как хочешь: и стоять, и сидеть, и бегать. И главное — здесь мой дом. Мои мама и папа.

Я их очень люблю. И горжусь ими. Нам придётся когда-нибудь расстаться. Но это будет не скоро, наверное. Мне ещё надо многое узнать и многому научиться. И родители учат меня, но самому важному я должен научить себя сам. Так сказал отец. И я ему верю. Вот сейчас, например, я учу себя выдержке. И я немножко горжусь собой. У меня очень хорошее терпение. Мне просто невыносимо хочется спросить отца, когда же, наконец, начнётся его рассказ. Но я молчу. Я жду… Молча. И чем труднее мне молчать, тем больше я горжусь собой. Но только мне уже начинает казаться, что я вот-вот, прям совсем уже скоро…

— Молодец, сынок. Ты можешь гордиться собой, — улыбнулся отец и ласково потеребил моё ухо. — Давай присядем здесь на траву. Ну, слушай!

Когда-то, очень давно, на нашей планете существовала высокоразвитая цивилизация. Сегодня мы очень мало знаем о ней подлинного, в основном — легенды. Может быть, поэтому мы планету называем Бы̀ла. Хотя, возможно, это слово означало что-то совершенно другое, сегодня нам неизвестное. Но население планеты представляло собой очень разные группы существ. Большинство разумных обитало на суше. Какой она тогда была — сегодня никто не знает. И никто не знает, каким было море. И кто в нём тогда жил, тоже подлинно не известно. Не сохранилось никаких доказательств того, о чём я тебе поведаю. Но и доказать, что так не было, тоже невозможно, поэтому будем считать, что было так.

Однажды разразилась страшная катастрофа. Мы не можем понять ни её природы, ни причины. Но существа, обитавшие на суше, не смогли больше дышать. А это — главное условие существования вне моря. Ты должен обязательно поглощать воздух, должен чувствовать запахи, чтобы питаться правильной едой. Есть легенды, в которых говорится, что то ли некие злые духи, то ли вредные какие-то существа стали гнать всех островитян в море. Бытуют и сказания о том, как некоторые островитяне так полюбили море, что проводили в нём слишком много времени и постепенно разучились дышать над водой. Но мне трудно представить, чтобы кто-то из нас, например, добровольно отказался от воздуха, решив навсегда поселиться в море. Не думаю. Скорее, случилась большая беда, от которой спасение можно было найти только в море.

Так или иначе, мы не знаем истинной причины того, почему разумные существа вынуждены были переселиться под воду. Это длилось несчётное количество смен света. Суша опустела, разрушились постройки, и превратились в прах предметы на острове. Но об этом чуть позже! Я обещал сегодня рассказать тебе о море. Слушай внимательно. Тебе это очень скоро пригодится. Не спрашивай пока! Позже узнаешь. Слушай.

Так вот. Почти все обитатели нашей планеты превратились в морян, так как постоянно жили в море и на суше находиться не могли совершенно. Но колыбелью я называю море не потому, что оно — родина новой цивилизации. Нет. Оно убаюкало тех, кто когда-то был членом цивилизованного общества, по сути, превратив их в младенцев. И даже хуже. У младенцев есть шанс, путь к развитию. Но осуществляется он, только если перед глазами ребёнка образец, цель. Но, увы… Напуганные смертью островитяне, будто умерли на самом деле, превратившись в аморфных морян. Они утратили цель, так как решили, что, оказавшись в море, уже достигли вожделенного. Спаслись. Остались живы. Чего ещё можно желать?

Постепенно произошла всеобщая деградация. С одной стороны, морская среда оказалась довольно комфортной для инертного¹ существования. С другой — пережившие катастрофу винили в ней высокий уровень цивилизации и боялись проявлять хоть какую-нибудь инициативу, опасаясь, как бы вновь не произошло чего-нибудь непредвиденно опасного. Ты понимаешь, сын? Моряне боялись всего! А страх — это непреодолимо разрушительная сила. Он сковывает разум и мышцы. И очень скоро бывшие островитяне утратили все навыки и знания.

Великая Целесообразность нашла единственный выход из сложившейся ситуации. Чтобы моряне не потеряли последние признаки разумных существ, в море возникли так называемые Благие Детяли. Кто они такие на самом деле — неизвестно. И чем они конкретно занимаются — тоже. Но моряне верят в них, как в верховных существ, которые якобы забоятся о всеобщем Благе. Таким образом, все обитатели моря абсолютно счастливы, абсолютно спокойны. Они верят в то, что есть те, кто всегда знает, что и как нужно делать. Они не задаются вопросами и не беспокоятся ни о будущем, ни о настоящем.

Но с некоторых пор в море начали появляться… уроды². Они выбивались из общей морской среды. Видишь ли, моряне с течением времени обрели признаки абсолютно морских существ: им оказались ни к чему руки и ноги, так как ни ходить, ни что-либо делать для себя не было необходимости. Некоторые даже утратили навыки речи, так как никаких коммуникативных задач им решать не приходилось. Поэтому у каждого морянина есть голова для смотрелок, чтобы не натыкаться на препятствия, для рта, чтобы питаться, и для локатора, чтобы улавливать сигналы всеобщего Благого Стояния от Благих Детялей. Ну, и виляльник или плавник, чтобы передвигаться и создавать иллюзию жизненной деятельности.

Так вот. Уроды стали тяготиться таким простым существованием. У них возникали вопросы и собственные желания и стремления! И как следствие — различные мутации, которые необыкновенно пугают морян. Но я должен тебе сказать, что, по всей вероятности, эти уродства — обыкновенный атавизм.

Отец многозначительно замолчал, глядя на меня с лёгкой усмешкой. Я понял, что можно задавать вопросы.

— Что такое аватизм? Нет, то есть ата-визм?

— А что такое мутация тебе понятно? — иронично сжал губы отец.

— Да, это мне понятно, — гордо ответил я. — Мутация — это изменение.

— В общем-то, да. Но атавизм — это такое изменение, которое не стоит считать вновь появившимся признаком. Видишь ли, уродства морян делают их похожими на нас с тобой.

— А мы — уроды?

Отец почему-то расхохотался вместо ответа.

— Нет, правда. Может быть, я не понимаю, кто такие — уроды? Это болезнь?

— Глупыш. Нет, уродство — это не обязательно болезнь. Хотя иногда может быть. Понимаешь, Живулька, если тебе придётся жить в море, то твой нос — будет явным уродством. Он точно будет тебе мешать. Не говоря уже о твоих бесконечных вопросах. Зато морянин на суше будет абсолютно непригодным. В общем, кто из нас уроды — вопрос философский! — отец очень тепло улыбнулся и прищурился.

— Весь вопрос в том, какой путь выберет Великая Целесообразность для нашей планеты, — продолжил он, немного помолчав. — Если жизнь морян — правильная модель существования, значит, мы с тобой и есть полные уроды. Мы ставим себе задачи, строим планы для их решения, мы не скованы страхом, нам интересно всё новое. Мы ищем, ошибаемся, анализируем. Возможно, мы всё делаем неправильно. Может быть, мы приносим своей деятельностью вред. Я не могу тебе сказать… А, да! Про атавизм. Дело в том, что именно такие, как мы, существовали множество смен света назад на нашей планете. И таким образом, появляющиеся у морян мутации — это проявление древних особенностей организма островитян, которые нам удалось не утратить. Вот так! Понятно?

Глава 2. Зелёный остров

Мы — потомки древних островитян! По-моему, это здорово. Морян, конечно, жаль, но что делать, если они всё равно не могут жить на суше. В конце концов, каждый должен жить так, как ему удобно. Мне, например, очень нравится наш Зелёный остров. И я уверен, что никто из нас не приносит ему вреда. Отец так говорит, чтобы я думал всегда, правильно ли поступаю. Что произойдёт вследствие моего поступка не сразу, а через какое-то время? Я, конечно, ещё не всегда могу это предвидеть. Но я учусь. Я думаю.

Всё время думать — это главное! Для этого просто не надо бояться. И всё. Конечно, я боюсь, что когда мы расстанемся с родителями, то мне будет страшно. Но это не тот страх, который меня сковывает. Во-первых, сейчас родители рядом! Во-вторых, они всё время учат меня, как надо будет обходиться без них. Я, кажется, теперь понимаю, почему наши предки не кинулись в море, а остались на острове. Их не сковал страх! Они думали и боролись. Я даже не буду спрашивать — по-другому просто не может и быть!

Мы ушли от моря и направляемся вглубь острова. Впереди отец — высокий, сильный. Заметно, что он сдерживает свой шаг, чтобы мне не приходилось за ним бежать, но всё равно трудно идти вровень, я всё время чуть отстаю. Зато я могу любоваться его гладкой, слегка поблёскивающей кожей цвета моря. Оно ведь только зовётся Седым, на самом-то деле море постоянно меняет цвета, и седого в нём разве только пена прибоя. Так и тело отца плавно переливается изумрудно-лиловым, какими-то едва уловимыми оттенками. Самая прекрасная цветовая гамма! Будет здорово, если у меня тоже со временем кожа станет такой же. Пока я больше похож на тэйнегу³. Не по форме, конечно, а только по цвету.

Я люблю наш остров! И согласен с отцом вполне: только страшная катастрофа могла вынудить островитян уйти в море. И только море могло заставить обитателей утратить всякий интерес к жизни. На острове всё удивительно! Главное — здесь нет никаких Благих Детялей и никто не заботится о вечном Стоянии. И вообще никто, кроме родителей, не заботится о том, куда тебе надо идти и что делать. И кроме Великой Целесообразности, конечно. Но ВЦ — просто естественный ход вещей, законы природы. Их невозможно игнорировать, их надо постигать и стараться им соответствовать для собственного же блага.

Это не ограничения или выдуманные правила! Ты не будешь укутываться в одежду, если тебе жарко, не потому, что так указывает ВЦ. Если ты проголодаешься, будешь искать пищу, не потому что так диктует ВЦ! Ты о ней даже и не вспомнишь, когда будешь ей подчиняться во всём. А вот если промахнёшься и нарушишь её законы, тут же вспомнишь! Но не потому, что тебе грозит чьё-то наказание.

Например, смену света назад я подумал, что смогу очень быстро стать таким же сильным и быстрым, как мой отец. И вместо тех тренировок, которые были мне назначены, решил форсировать процесс и усилил нагрузки до предела. Расплата за мою глупость была довольно жестокая, а результат прямо противоположный ожидавшемуся: на следующий период я не только не стал сильнее или быстрее, я вовсе не сумел подняться со своего ложа и ещё долго не мог ни тренироваться, ни вообще двигаться. Зато тогда-то я и понял по-настоящему, что такое Целесообразность. Ну, не сам, конечно, отец помог понять. Как обычно.

На острове всё устроено целесообразно: мы можем питаться, делать одежду, жилища и всякие полезные вещи. И мне не дают покоя слова отца… Неужели моя миссия будет связана с морянами? Надеюсь, не придётся переселяться под воду навсегда! Я даже и ненадолго не хотел бы там оказаться! Конечно, просто окунуться и даже поплавать — вовсе не плохо! Но жить там…

— Скажи, пожалуйста, а когда будет пора узнать, зачем мне нужно было хорошо запоминать всё про море и про уродов? — всё-таки не выдержал я, и обратился к отцу с вопросом.

— Хм, — усмехнулся тот. — А я думал, тебе сначала будет интересно, как выжили наши предки на суше.

— Это понятно: они не испугались! И не бросились в море.

— Ты меня пугаешь, малыш! Такого легкомыслия я от тебя не ожидал. По-твоему, — отец наступил на цветок унгу, полностью накрыв его ступнёй, — если цветок не испугается меня, то он останется цел?

Я молчал, просто потому что именно так и думал. Отец не убирал ногу с цветка, я не поднимал глаз. Внутри меня начала теплеть какая-то энергия. Сначала она была похожа на маленькую занозу, но постепенно стала увеличиваться, будто разбухая, наполняя меня всего и делаясь всё горячее. И вдруг я почувствовал, что долго не выдержу её напора и вот-вот брошусь на отца, чтобы освободить унгу. Маленький, беззащитный и молчаливый. Он даже не может застонать, не только позвать на помощь.

Я постарался собрать всё своё умение ждать и терпеть, но не затем, чтобы наблюдать, как умирает цветок. Просто надо было оценить свои возможности: если я попробую хотя бы приподнять ступню отца, поможет ли это растению и хватит ли на это моих сил? Скорее всего, нет. Отец будет сопротивляться. И даже если он просто будет стоять, как стоит, он всё равно тяжелее меня, и мне с ним не справиться. А вот если попробовать подпрыгнуть повыше и…

— Молодец, сынок! Я горжусь тобой.

Отец приподнял ногу. Я пытался рассмотреть стебель, но почему-то всё расплылось перед глазами. Я не расслышал или не понял слова отца. Точнее, наверное, не захотел их понимать. Почему это я молодец? Потому что стоял и молчал и даже не попытался спасти слабое, ни в чём не повинное создание от сильного и… Стоп! Это же мой отец! Он не мог… Это просто невозможно. Я наклонился над цветком. Стебель примят, но не сломан. Он, конечно, какое-то время ещё будет стелиться, но распрямится обязательно. Я встал и посмотрел в глаза отца. Это был очередной урок. Я понял.

— Тогда отвечай, что ты понял, — потребовал он.

Я сам плохо умею чувствовать мысли другого. Отец говорит, что это придёт с опытом. Просто надо тренироваться. А я всё время забываю. Забываю тренироваться и забываю, что отец прекрасно слышит все мои мысли. Я попытался настроиться, но, наверное, он специально блокирует меня сейчас. Конечно. Иначе такой урок бы не получился! Потому что, если тебе просто объясняют, как надо, и как не надо, и почему — это одно. А вот когда ты… вот так… набираешься опыта своим нутром. И не мыслями, а чувствами проживаешь — совсем другое. Только теперь перевести в слова всё, что я понял? Да я пока ещё и не понял, кажется. Я ещё и не пережил эту ситуацию.

— Хорошо, я тебе помогу, — вновь заговорил отец. — Сначала ты думал, что бесстрашие маленького цветка поможет ему избежать гибели. Это так?

— Это не так. Каким бы ни был бесстрашным, цветок не имеет возможности ни спрятаться, ни сопротивляться, ни позвать на помощь. Если силы нападающего превосходят, то… — я замолчал, мне не хотелось продолжать эту мысль.

— То что?

— То ничего! — вдруг закричал я неожиданно для себя самого. — Это ничего не значит! Даже если бы ты… кто-нибудь со всей силы давит, всё равно: если испугаешься, сдашься — погибнешь однозначно. А если нет — будешь сопротивляться! То… Просто надо думать! А когда боишься, думать не можешь. И ещё. Надо уметь. Надо знать.

— Молодец! Ведь ты решил, что я похвалил тебя за терпение? За то, что ты просто наблюдал и учился? Нет! Во-первых, за то, что ты хотел спасти унгу. Это главное! А во-вторых, сынок, ты молодец, что собрал в кулак свою силу не для того, чтобы броситься бездумно, а начал анализировать ситуацию, искать наиболее верные пути решения. Я горжусь тобой и хочу сказать, что ты почти готов к своей миссии.

Я молчал — слишком много было мыслей и чувств, и я снова опустился рядом с цветком. Я разглаживал сиреневые листочки и дул на белые соцветия. Один лепесток отлетел. Он навсегда погиб. Я понимаю теперь, что отец нажимал аккуратно, чтобы не повредить растение, но цветок — очень хрупкое создание. Его можно сломать, даже не желая того. Я подбадривал стебелёк очень тихими словами, хотя и понимал, что толку от них никакого нет. Нужно просто время, чтобы питательные вещества из почвы были доставлены в стебель в нужном количестве. И словами, конечно, этого сделать нельзя. Но я не мог по-другому, потому что больно было мне. Это точно. А было ли больно цветку, я даже не знаю. Я не умею читать мысли растений, и никто не знает, есть ли они вообще. И по всему выходило, что я пытаюсь помочь сам себе, а не…

— Отец, а что-нибудь можно сделать, чтобы стебель распрямился быстрее?

— Прости, сынок, но сделать ничего нельзя. Ты прав, нужны питательные вещества, но их достаточно в почве, и добавить их сейчас означает навредить растениям в дальнейшем. Не надо так переживать. Подумай, мы ходим по острову ежедневно, наступаем на траву и даже цветы. Они приминаются, но если не проложена постоянная тропа, то со временем распрямляются обратно и становятся немного сильнее, чтобы противостоять следующему испытанию. Так устроено.

— Прости, отец, я теперь понял своё легкомыслие. Не так всё просто. Одного бесстрашия мало, чтобы противостоять обстоятельствам. Они могут оказаться сильнее. И всё-таки, если помочь… Если кто-нибудь окажется рядом… Сильный… И мудрый…

— Я не ошибся в тебе, сынок! Теперь у тебя есть новые ответы.

Отец опустился со мной рядом, приминая траву вокруг. И мне стало смешно. Смешно и грустно. Я чуть не плакал, пытаясь спасти один несчастный цветок, потому что видел, как его хотят уничтожить, как мне показалось… А сам в это время не замечал, что стою на десятке других растений, даже не думая о них. Да. Вот так устроено.

— Я понял, отец. Нашим предкам кто-то помог спастись, пережить ту катастрофу. А всем помочь не удалось. Моя миссия помогать? Спасать? Уродов из моря… Но я не готов.

— Я сказал: «Почти…» — улыбнулся отец. — Конечно, ты ещё не готов, у тебя не хватает знаний для этого. Но, знания — дело наживное. Да, очень трудно и подчас обидно, когда информация приходит к нам с горьким опытом, с ошибками. Но без них всё равно не обойтись. Я тебе расскажу, в чём заключается твоя миссия, а ты уже сам будешь решать, насколько готов к её выполнению. Но нам пора домой — мама заждалась.

Когда я был маленьким, я думал, что у меня отец жёсткий, а мама ласковая и мягкая. Отец ставил задачи и требовал их непременного выполнения, а мама всегда сначала подробно и терпеливо всё объясняла, а потом просила выполнить задание или повторить её объяснения. Но теперь я не маленький и понимаю, что всё как раз наоборот обстоит. Да, отец требует преодоления препятствий или разрешения каких-то довольно сложных ситуаций. Но если я не справляюсь, он показывает, помогает, объясняет, поддерживает и просто спрашивает, какие уроки следует извлечь из неудачи. То есть для него, получается, важен не столько результат, сколько процесс роста, тренировка навыков. Для мамы же всегда важен именно результат! Всё тщательно объяснив, мама требует идеального воплощения задуманного. И если у меня с первого раза не получается, она не объясняет снова, не помогает, не утешает. А терпеливо ждёт, когда я выполню задание. При этом она всегда говорит, что верит в меня, что у меня всё получится непременно. Теперь я отлично понимаю, что мама учит меня обдумывать заранее все шаги, выяснять все обстоятельства, прежде чем приниматься за выполнение какого-либо дела. А отец — извлекать уроки и не отчаиваться в случае неудач.

Я очень люблю, когда мы втроём отправляемся на прогулку или, как сейчас, собираемся в нашем доме, чтобы поговорить о том о сём или поиграть. Это называется период отдыха. Хотя, если честно, мне отдыхать и не надо. Я уставать не успеваю: все мои задачи довольно непродолжительны по времени их выполнения. Другое дело — родители. Они по очереди исчезают из дома на целый период, а то и на несколько, чтобы благоустраивать наш мир. А когда возвращаются, я вижу, как они устали, даже цвет кожи порой меняется, особенно под глазами. Мне они не рассказывают, куда пропадают и что делают конкретно. То ли чтобы меня не пугать, то ли потому что объяснения были бы слишком сложными для меня.

Я доделываю костюм из мягких водорослей по просьбе мамы и понимаю, что это — не просто игра или какое-то отвлечённое занятие. Я и правда, по-настоящему должен уметь это делать, потому что обязательно пригодится. И судя по сегодняшнему разговору с отцом, довольно скоро. Поэтому я особенно тщательно обдумываю все свои действия, чтобы одежда была удобной, если придётся путешествовать в ней.

Родители беседуют в соседней комнате очень тихо, но иногда до меня доносятся обрывки фраз. И мне очень хочется оставить работу, чтобы поговорить о своей миссии. Но я тренирую выдержку. Надо сначала закончить. И как следует, а не кое-как. Но вот, наконец, я вижу, что достиг предела своих умений и лучше у меня уже вряд ли получится. Облачаюсь в одеяния и выхожу из своей комнаты.

Они улыбаются. Оба. Но как по-разному! Я не смотрю на папу — он уже готов извлекать уроки. Что толку? Главное понять, отправит ли меня мама всё переделывать или я всё-таки справился с заданием. Она вдруг перестаёт улыбаться и как-то очень грустно спрашивает:

— Бежать можешь?

Я даже не сразу понимаю, что она имеет в виду. Неужели всё настолько плохо? Но вглядевшись в её лицо, понимаю, что она просто спрашивает, смогу ли я быстро передвигаться в своей модели одежды.

— Да, — не совсем уверенно отвечаю я.

— Тогда беги!

Я, не раздумывая, бросаюсь в дверь и бегу вокруг нашего дома. Он красивый. Не очень высокий. Обвит растениями так, чтобы блеск Недреманного Ока не попадал в комнаты. Но небольшие отверстия по кругу дают возможность свету проникать в любое время периода и смены света. Внутри тенисто, но светло. Вокруг дома тоже растения. Тропинка не ровная, и я спотыкаюсь. Я падаю. Встаю. Поправляю съехавшие водоросли. Зажимаю пальцами то, что размоталось, понимаю, что костюм мой слишком далёк от совершенства, но бегу так быстро, как только могу. Я понимаю, что сейчас мама скажет своё любимое: «Я верю в тебя, сынок»… И мне снова придётся думать, как сделать одежду удобной и прочной…

Но, к моему удивлению, мама, встретив меня на пороге, обняла и прижала к себе крепко и нежно. Она молчала. И смотрела на отца как-то очень печально. Она слегка покачивала головой из стороны в сторону, что напоминало несогласие. С чем? С кем она была не согласна? С отцом? Он тоже молчал. Но смотрел на меня. От этого их молчания у меня внутри стало так жарко, что я готов был закричать. Сам не знаю почему.

— Ты видишь? — наконец произнесла мама, отпуская меня из своих объятий. — Кей! Ты видишь?

— Он справится, Амнат. Он готов.

У моих родителей древние имена, данные им их родителями. Эти имена священны. Они звучны и величественны. А мне почему-то дали какое-то очень простое имя. Живулька. Оно и на имя-то не похоже. Но родители утверждают, что именно такое поможет мне справиться с миссией. Получается, они знали о моём будущем заранее. И ещё получается, что я как-то не сам по себе ценность. И жизнь моя не для меня получается.

— Мама, мне идти переделывать одежду?

Я вовсе не хочу ничего переделывать, потому что мне безумно хочется как можно дольше побыть рядом с родителями, видеть их, прикасаться к ним. Но мне стыдно и хочется скорее спрятаться, чтобы скрыть от них свои мысли. Да, я понимаю, что все мы не принадлежим себе. И отец и мать основной своей задачей считают именно работу на благо Цивилизации. Для них в этом и радость и ответственность. И я тоже горд, что… Что же она не отвечает?!

— Мама?

— Не надо, сынок. Ты молодец. Давай я тебе помогу разоблачиться.

Это что-то совершенно невиданное! Во мне опять поднялась горячая волна какого-то ещё непонятного мне чувства. Я начал очень старательно развязывать и разматывать водоросли, которые наполовину уже сами сползли с меня. Главное, не смотреть родителям в глаза. Ну и что, что они и так знают все мои мысли. Пусть они понимают, что мне не хочется знать, что они знают. Да, я ещё маленький. Да, мне ещё сложно и, наверное, я не хочу никуда уходить. Не хочу. Но надо… И выбора у меня нет!

— Ты ошибаешься, Живулька. Выбор есть всегда. Всегда есть выбор.

Я с удивлением понимаю, что не вижу, кто говорит это мне. Будто в голове понятия возникают без звука. Так родители оба мне внушают эту мысль?

— Ты ошибаешься, сынок, — мама так грустно смотрит на меня. — Ты можешь остаться, если ты не чувствуешь в себе уверенности. Ещё есть время. И даже…

Мне становится страшно от её даже — будто это приговор. И я вдруг до конца осознаю, что быть ненужным и бесполезным я не хочу гораздо больше, чем боюсь, что не справлюсь.

— Я не в том смысле, мама, что… Просто я не могу сделать другой выбор. Я сам.

— Молодец, сын. Не надо бояться. Надо просто понимать, что твоя помощь очень нужна. И у тебя обязательно всё получится. Ты справишься, — отец присел, чтобы наши глаза оказались вровень. — У тебя есть ещё несколько периодов, чтобы хорошенько понять свою задачу.

Глава 3. К резервуару

Как незаметно пролетели последние периоды перед расставанием… Я до конца надеялся, что родители проводят меня до самых чужих зарослей, несмотря на главный запрет: на розовой стороне, куда я направляюсь, никто не должен знать о их существовании. Я прекрасно понимаю, что надо опасаться неожиданных трудностей. Но я почему-то больше всего боюсь проболтаться и выдать тайну зелёной стороны.

Лучше думать о деле! Я отлично запомнил инструкцию, которую семь раз мне внушали родители, а потом столько же раз я сам её повторял. Мне надо найти носителя. Это может быть какое угодно существо: похожее на меня, как две капли моря, совершенно на меня не похожее — не важно! Важно, что у него есть источник информации, который должен меня запомнить. Только после этого я могу отправиться на розовую сторону, иначе не попаду в резервуар.

А резервуар — моя главная задача. Точнее, главная моя задача — найти уродов, которые не должны вернуться в море. «Найти, собрать и подготовить»! Я вообще не представляю себе, что конкретно делать. Родители сказали, что надо быть самим собой и всё получится само собой. Что ошибиться я не могу, просто надо найти себе друга. А ещё лучше — друзей. Да я даже и что такое друзья-то, не очень хорошо понимаю. Мама меня успокоила немного: «Ты всегда будешь знать, когда всё правильно и гармонично, потому что будешь чувствовать себя хорошо, как дома. А если ты поймёшь, что ситуация тревожная, постарайся просто её исправить. У тебя всё получится. Я в тебя верю!» «Не бойся, — добавил папа. — Решай проблемы поэтапно». Этап первый — найти носителя и сообщить ему своё имя. Ладно.

Стоп. Что за странные звуки? Это не похоже ни на шум волн, ни на шелест листвы. Кажется, я нашёл, что искал. Почему-то немного страшно. Хотя родители мне говорили, что бояться нечего — носители совершенно безобидны, и всё-таки… Как с ним заговорить? Не замечает меня. Так-то ничего он, на меня немного похож, только уши слишком большие, носа нет совсем, зато глаза три! Или это не глаз? Заметил!

— Ты кто?

— Живулька. Запомни меня! — выпалил я без паузы приготовленную фразу.

— Живулька? Здорово! Я тебя сейчас запомню. Живулька.

Повисло молчание. Носитель ничего не говорил больше, что делать дальше, я не знал.

— Ну, я пошёл?

— Иди!

Чудной какой! А рук-то у него тоже нет, и ноги странные какие-то: на корни иньюкэ похожи, только шевелятся и скатываются, как водоросли, из которых я одежду учился делать. Не пойму, он меня не видит, что ли уже́? Рот как-то странно шевелится, но звуков нет. И вместо глаз — смотрелки какие-то. Я своё отражение в них вижу, но кажется, что оно вовнутрь не проникает. Конечно, было бы интересно поговорить, но не знаю, что такого спросить можно и как. Ладно, пойду дальше. Родители сказали, что, куда бы я ни шёл, меня отыщет голос, которому я должен буду подчиниться.

Местность ничем не отличается от той, где мой дом находится. Примерно такие же растения, цвета те же. Интересно, это уже розовая сторона или нет? Меня проводили до центра Недреманного Ока и сказали, чтобы не заблудиться, я должен идти вперёд, придерживаясь папиной стороны. А ещё сказали, чтобы я всё время тренировался объяснять всё самое понятное, потому что могу встретить тех, кто жил совершенно в другом мире и по другим законам.

Попробую. Недреманное Око — это источник меняющегося света. Оно похоже на глаз, который осматривает окрестность, поворачиваясь по окружности. Глаз этот медленно моргает, образуя периоды: когда он закрыт от нас — мы можем отдыхать, даже спать или просто думать о чём-нибудь приятном или полезном. Когда Око открывается нам, начинается новый период, и мы принимаемся за основные дела, чтобы можно было жить и совершенствоваться. Каждый раз, когда открывается, Око чуточку поворачивается по оси, проходя все семь сторон света за семь секторов. И происходит смена света! Цикл начинается вновь. Я прожил уже целых семь циклов. Сорок девять секторов! 343 периода! 343 ступеньки к совершенству.

Где же голос-то? Чего он не зовёт меня? Может, носитель не запомнил? Как-то он быстро отключился. Может, вернуться? Нет, лучше не надо, а то я могу потерять заданное направление. Когда мы были втроём, родители всегда становились по бокам от меня одинаково. Папа задавал бесконечные вопросы, что-то объяснял, и я почти всё время голову поворачивал в его сторону. Теперь-то я понимаю, почему. Я это сразу понял, как только мама сказала: «Держись всё время папиной стороны, иначе вместо розовой попадёшь на алую сторону».

Нет, надо всё-таки вернуться! Ведь источник информации я не видел. Стоп! А носителя видел? Может, это просто был обыкновенный урод, которых надо собирать и готовить? И делать из них друзей… А как из него друзей-то делать? Он вообще на меня не смотрел. Запомнил и погас. Ладно. Пока будем держаться папиной стороны. Стоп! А может, держаться папиной стороны — это задавать вопросы и анализировать? Да где же этот голос-то?

Ладно, пока будем анализировать. Что мне известно о носителе? Он может выглядеть как угодно. И может как угодно себя вести, потому что его поведение зависит от того, насколько долго он пользовался источником информации, который в свою очередь использует энергию своего носителя. А что такое источник информации? Маленькая коробочка в руках носителя. Ха! В руках? Скорее уже́, в ноге.

Так. Это что? Музыка? Песня какая-то. Где? Стоп, стоп, стоп! Сначала надо осмотреться и запомнить направление. Вот чудеса — ещё один лопоухий. Корнями своими машет и поёт. Рот закрыт при этом. И гляделки закрыты. А музыка симпатичная.

— Привет! Я Живулька.

— Привет, Живулька. Я тебя помню, — проговорил рот, глаза при этом так и не открылись.

— Ты не можешь меня помнить. Мы с тобой не виделись ещё, — слегка растерялся я.

— Информация есть!

Носитель взмахнул одной из конечностей, музыка стихла, и прозвучал мой голос: «Ну, я пошёл?» И следом: «Иди».

— Иди! — он закрутил в свою конечность какую-то маленькую штучку и снова начал покачиваться в такт музыке.

Интересно! Значит, эти носители между собой как-то связаны. Информация, выходит, единая для всех источников? Любопытно. А что если..?

— Как добывать информацию? — осторожно спросил я.

Ответа никакого не последовало. Я повторил вопрос. Молчание… Но я решил не сдаваться и настойчиво твердил одно и то же раз за разом всё громче и громче. И когда уже почти перешёл на крик, носитель открыл верхний глаз и, сначала как-то неопределённо повращавшись, остановился на мне неподвижно.

— Привет! Я Живулька! — на всякий случай повторил я. — Как добывать информацию?

Тут верхний глаз захлопнулся, но не успел я испугаться — открылись два нижних: один жёлтый, другой ярко-красный.

— Её не надо добывать — информация всегда есть! Что ты хочешь узнать?

— Как попасть на розовую сторону?

— Как попасть на розовую сторону? — повторил носитель и приподнял маленькую блестящую коробочку.

— «Розовая сторона. Одна из семи сторон света. Находится между алой и фиолетовой сторонами», — раздался какой-то странный голос из коробочки.

— Понял?

Я смотрел на носителя и думал, живой он сам или нет. И откуда он такой вообще взялся, и как с ним можно разговаривать разумно? Я, кажется, нормально спросил: как попасть, а не что это такое. И где это между алой и фиолетовой, если неизвестно, где эти стороны сами-то находятся. Видимо, придётся самому разбираться, но всё-таки я решил попробовать ещё раз.

— Я не понял, где находится розовая сторона! Можешь мне показать?

— Могу, — тут же откликнулся носитель, прям как нормальный. — Где находится розовая сторона? Покажи! Смотри!

Он совершил какую-то манипуляцию, и коробочка засветилась ровным неярким светом, из неё полилась приятная мелодия. Вокруг нас появилась прозрачная карта острова, на которой замигала яркая точка. От неё побежала стрелочками дорожка, с разноцветными символами. Я разобрал древние письмена: «Розовая сторона». Стрелочки добегали до небольшой окружности с надписью «Резервуар». Вглядевшись сквозь свечение в реальный рельеф местности, я понял, что не потерял направление и шёл верно.

— Спасибо! — повернулся я к носителю, но он, кажется, уже опять меня не слышал.

Ладно! Надо идти вперёд. Осталось немного. А всё-таки, интересно, как эти носители живут? Кто их кормит, если они всё время спят в этой информации, пока кто-нибудь не разбудит? Родители сказали, что после Катастрофы на суше остались только эти носители и такие, как мы. Все остальные ушли в Седое море.

Ну, мы — понятно. Мы — носители Знания. Мы смогли победить болезни и голод. Мы умеем строить и делать новые вещи. У нас, в конце концов, руки есть и ноги. А эти лопоухие многоножки сами умеют что-нибудь?

Око скоро закроется. Очень бы не хотелось застрять здесь до второго периода. Может, надо шагу прибавить? Тем более, что впереди что-то необычное. Похоже на огромного носителя, который перевернулся вверх своими конечностями и машет ими. Пожалуй, даже не машет, а колышет. Плавно и ритмично. И музыка оттуда слышится приятная. Заманчивая. Надо быть внимательнее. Мама говорила, что на розовой стороне нельзя доверять первому впечатлению. И что самое приятное и убаюкивающее может оказаться весьма опасным.

Тихонечко. Продвигаемся. Осторожно. Между щупальцами. Стараемся не задеть. Вроде бы они меня не видят. Притворяются? Да так-то, им вроде бы нечем видеть. Ладно… Ого! Это я молодец, что притормозил. Колодец какой-то. Или яма? Но дна не видно. Интересно. Прыгать как-то не очень хочется, хотя, я предполагаю, что то, что мне нужно, находится именно там, внизу. Может, всё-таки другой вход-выход имеется? Око скоро закроется. А, была не была!

Глава 4. Испытание

Живулька оказался в очень странном месте, похожем больше на дикую пещеру, чем на обитаемое жилище. Впрочем, здесь были устроены какие-то двухъярусные ложа по стенам. В центре размещались прозрачные ёмкости с мутным содержимым. Всё это не сказать, что освещалось, скорее, с трудом просматривалось в сером тумане. И запах стоял отвратительный!

«Как же так? — расстроился Живулька. — Всё-таки, я заблудился. На розовую сторону это не похоже абсолютно. Надо выбираться отсюда поскорее, пока меня не заметили». Осмотревшись внимательно, он увидел в одной из стен тёмный проём, напоминающий выход. Поскольку вернуться тем путём, который привёл сюда, было немыслимо, путешественник решил рискнуть. Но только он двинулся в сторону проёма, как там что-то забулькало и зачавкало. Жижа, которая покрывала здесь всё, куда могла ступить нога, пошла волной, и из неё показалась высокая прямая сущность с какой-то пупыркой наверху. Живулька мигом спрятался за одной из глыб поближе к стене.

— Я обращаюсь к вновь выброшенным, — заговорила сущность, медленно вращаясь на одном месте, будто ствол какого-то неведомого растения. — Прошу слушать внимательно. Те, кто уже усвоил информацию раньше, молча могут не слушать. Не усвоившие слушают молча, до тех пор пока не усвоят. Усвоившие повторят, когда я закончу информировать. Выбросками называют тех, кого выбросило из Седого моря по причине случившегося уродства. В Седом море обитают моряне. Они плывут или не плывут по Правилам во имя Благого Стояния, создаваемого Благими Детялями. Они гармоничны. Они плавны и бесконечны. Когда моряне становятся папой и мамой, они рождают следующих морян. Те в свою очередь следуют за папой и мамой, пока не будут готовы стать папой или мамой. Урод — урождается негармоничным. Он не может быть плавным. У него вырастают конечности. Он разрушает строй и расстраивает родителей. Урод — угроза Благому Стоянию. Урода выбрасывают из моря в резервуар для плавления. Повтори, Живулькельм.

Живулька буквально распластался, прилипнув всем телом к стенкам глыбы, за которой пытался прятаться. Эта странная сущность не могла его видеть. Может, слышит, как он дышит? Но нельзя же по дыханию узнать, кто именно дышит? Или она слышит мысли? Не думать, конечно, сложно. Почти так же, как не дышать. Откликнуться? Или подождать?

Думай, Живулька, думай! Сущность обращалась к выброшенным. Значит, те, кого выбрасывает из моря, то есть уроды… Что получается? Это вот и есть резервуар? Значит, розовая сторона… Пожалуй, бежать смысла нет. Я прибыл к месту назначения. Для плавления… Бояться не надо. Надо разобраться.

Пока юный миссионер раздумывал, плоская сущность, так и не дождавшись ни от кого ответа, удалилась в то же отверстие в стене, из которого появилась. Теперь оставалось решить: следовать за ней или остаться? С одной стороны, искомые уроды, видимо, находились здесь. С другой — те, кто владеет информацией, скорее всего, где-то в недрах пещеры. И судя по всему, этих ярусов всё равно не избежать, поэтому стоит рискнуть и отправиться на разведку.

Живулька осторожно отклеился от глыбы и двинулся туда, где только что исчезла странная плоская сущность. Вскоре он оказался в тёмном коридоре, который на своём протяжении явно поднимался вверх. «Значит, всё-таки из этой ямы есть другой выход на поверхность», — подумал разведчик. Под ногами стало сухо, неприятный запах почти исчез, и невдалеке замаячил вполне яркий свет. Живулька остановился, прислушиваясь.

— Он не появился ещё, — послышался голос Плоского.

— Ты уверен? — незнакомый голос.

— Вы знаете: я не могу быть ни уверен, ни не уверен. Смотрите сами.

Живулька вжался в стену, понимая, что бежать бессмысленно, и затаил дыхание. Но ничего не происходило. В тишине были слышны какие-то шорохи и непонятные звуки, но никто не появился. Снова возник голос Плоского, но как-то глухо: «Я обращаюсь к вновь выброшенным…» И опять зазвучал уже знакомый текст. «Значит, здесь не одно помещение для уродов?» — подумал отважный лазутчик.

— Да убери ты звук! Мешаешь сосредоточиться, — неожиданно произнёс уже знакомый голос, и речь Плоского оборвалась на полуслове. — Постой-ка, постой… А это что такое? Эта ёмкость ведь пуста! Что там за ней? Ну, конечно! Не появился! А это кто же тогда? Ты, уходя, оглядывался? Нет? Нет. Но мы же получили информацию о странном уроде? Получили. Зов включили? Включили. Ты же знаешь, что ему некуда было деться, кроме как идти на зов. Значит, просто надо быть внимательнее. И где он теперь, этот Живулькельм? А главное, какое для него теперь готовить испытание? Как-то он не вовремя появился. Ну-ка, покажи ещё раз…

Живулька настолько был удивлён услышанным, что потерял всякую осторожность и продвинулся к самой границе света, чтобы увидеть, что происходит. Плоский — та самая сущность, которую он видел в пещере, маячил столбом в центре небольшого круглого помещения. Из его пупырки, напоминавшей глаз, исходил мерцающий свет широким конусом, в основании которого разворачивалась панорама пещеры.

Живулька отчётливо разглядел ярусы с расположившимися на них уродами, которых ему не было видно снизу, когда он был рядом. Рассмотрел он и ту самую глыбу, за которой недавно прятался. Было странно смотреть на себя самого со стороны. Он едва оторвал взгляд от картинки и стал изучать того, кому Плоский показывал запись изображения. Они были похожи друг на друга, только второй не был плоским и окрас имел не равномерный, а пятнистый. Наверху его длинного туловища красовалось что-то, напоминающее голову: с глазами и ртом. Оканчивался же он довольно подвижными конечностями, которые использовал и как ноги, и как руки одновременно. У плоского тоже были конечности, но, скорее всего, это были просто ноги.

— А вот и мы!

Живулька так увлёкся, что не заметил, как Пятнистый переключился с картинки на самого гостя. Плоский тоже уставился на него своей единственной пупыркой, которая больше ничего не излучала. Повисла тягучая пауза. Бежать и прятаться было поздно. Да и куда? Да и зачем, собственно.

— Свет с вами, — проронил осторожно Живулька.

Уголки рта Пятнистого поползли вверх, а Плоский заговорил:

— Здравствуй, Живулькельм! Присоединяйся. Ты на конечностях передвигаешься? Твой ярус…

— Тише! — Пятнистый не дал договорить Плоскому. — Ярус подождёт. Располагайся пока здесь. Давай познакомимся. Откуда ты? Давно ты из моря?

Как-то он слишком пристально смотрит. Скорее всего, его будет интересовать совсем не то, что я скажу. Как папа учил? Если опасаешься проницательности собеседника, представляй себе то, что он говорит. Море? Хорошо. Пожалуйста, море. Нет, нет, нет! Он так меня раскроет. Главное, не думать о том… Совсем. А вот! Лучше я буду думать про уродов и ярусы и о том, как можно глазами передавать информацию. Главное — не дать сбить себя с толку. Что он спросил?

— Давно ты из моря? — дружелюбно повторил Пятнистый, как-то слишком быстро, будто напрямую ответил мне.

— Да, очень давно. Несколько периодов. Я заблудился. А что у вас здесь такое?

Как-то напряжённо на меня смотрят. Я, наверное, что-то не то сказал. Они удивлены. Во всяком случае, Пятнистый. Эмоции Плоского понять невозможно. Его пупырка просто отражает то, что вокруг. А почему я, собственно, решил только прятаться? Можно ведь попробовать… А! Вопрос. Любопытство, вот что удивило. Ну, это теперь всё равно уже не скрыть.

— Ты заметил что-то странное? — спросил Пятнистый.

— Да, там пещера и какие-то сооружения, — постарался исправить ситуацию Живулька, переводя разговор в безопасное русло.

Раскусили тебя или нет, наверняка не узнать, лучше пока делать вид, что ничего странного не происходит. Терпение!

— Ты на конечностях передвигаешься? — вновь заговорил Плоский, и на этот раз его никто не перебивал. — Твой ярус второй. Я провожу.

Пятнистый молча кивнул своей маленькой головой, и Плоский двинулся к выходу. Живулька последовал за ним обратно в пещеру. Когда проводник остановился, на первом ярусе зашевелилось какое-то странное вытянутое существо, состоявшее, кажется, из длинного юркого хвоста и огромной головы, увенчанной гибкой воронкой.

— Твой ярус второй, Живулькельм, — настойчиво проговорил Плоский и удалился.

Живулька хотел поприветствовать вытянутого на первом ярусе, но тот накрылся своей воронкой, зато со второго яруса свесился знакомый силуэт:

— Живулька. Я тебя помню, — проговорила лопоухая многоножка. — Информация есть.

О такой огромной удаче юный путешественник не мог и мечтать. Он молниеносно оказался рядом с носителем. Надо только хорошенько обдумать свои вопросы. Что бы такое спросить сначала? Но не успел Живулька сосредоточиться, как послышалось чавканье и глухое бульканье, и над ярусом показалась голова, как у Пятнистого, только уголки рта смотрели вниз, и голос оказался каким-то другим.

— Эй, трёхглазый! Сколько раз повторять? На ярусах тебе не место! Слышь, ты! «Информация есть», пошли есть, пока не отключился опять. Без тебя здесь разберёмся. Кыш!

Над ярусом взметнулась цепкая конечность, и лопоухий исчез, как не бывало. Живулька едва успел посторониться, чтобы не слететь следом. Опять послышалось бульканье и чавканье, но вскоре всё стихло. Свет и звуки пропали, а скверный запах усилился.

Сколько времени так продолжалось, сказать трудно. Но как только Живулька решил, что можно наконец расслабиться и отдохнуть, вновь возникли знакомые уже звуки, означавшие, что кто-нибудь сейчас здесь появится. Но увидеть никого не удалось — тьма вокруг стояла кромешная, оставалось только пристально вслушиваться.

— Рассказывай правду! Откуда ты? И зачем сюда явился? — раздался вдруг слишком громкий голос совсем рядом.

— Я Живулькельм. Я урод из моря. Меня выбросило по причине уродства. Для плавления. В резервуар.

— Ты потомок древних! Тебя не должно быть здесь! Но тебя провожал трёхглазый. Говори правду!

— Я… меня никто не провожал. Я пришёл сам.

— Тем более странно. Ты не мог слышать зов. Говори правду! Зачем ты здесь?

Темнота рассеялась серым сумрачным пятном, в котором раскачивалась голова с опущенными вниз уголками рта. Маленькие глазки сверлили Живульку, и он понял, что это не Пятнистый. Кто-то похожий. А ещё стало понятно, что его не провести — стальные глазки способны просверлить насквозь.

— Кто вы? — спросил Живулька.

— Я питатель Питон. Я кормлю уродов, которые попадают сюда и наблюдаю. Я последний раз спрашиваю, зачем ты пришёл сюда?

— У меня миссия.

— Миссия? Значит, я не ошибся… Не ври, Живулька.

В глазах питателя будто плеснулась синяя волна, но он быстро повернулся и исчез…

Глава 5. Уроды

— Дорогие выброски! Приветствуем новую смену света! Мы очень рады вашему нахождению! Всеобщая наша задача — плавление! Плавность — вот идеал всякой сущности. Не грустите, ваши конечности — ещё не конец! Грусти не место в нашем резерве! Бесконечность — наша цель! Отныне у вас нет заботы, где достать себе отдых и пропитание. Вас питание — наша забота! Ваших питателей! Родители вас лишь родили. Питатели будут питать ваши тела! Примите расслабленные позы. Ваши питатели разнесут вам питание. Насыщайтесь!

Вспыхнул, как показалось Живульке, яркий свет. Привыкнув, он понял, что не такой уж и яркий, но всё же вокруг было гораздо светлее, чем накануне. Рядом на ярусе сидело почти круглое существо с пятью несогласованными глазами, один из которых дружелюбно подмигнул.

— Плывункельм, Живулькельм, пасть раззявь! Ползункельм.

Живулька в очередной раз убедился в том, что он очень медленно соображает. Или в этом резервуаре всё происходит слишком быстро. Питон исчез раньше, чем Живулька успел что-нибудь спросить. Да как спросишь ртом, набитым какой-то полусъедобной жижей? Пожалуй, забавный Плывункельм — единственная надежда. Он, вроде бы, никуда не собирается, а питание уже проглотил.

— Привет! Ты Жвулькельм, значит? Странный. Здесь таких ещё не было.

— Свет с вами, — осторожно проговорил Живулька в ответ, наконец-то проглотив питание.

— Ну, ты даёшь! И откуда только вас таких берут? Я Плывун. Я здесь уже давно. Кормят хорошо. А вот говорят всякую гадость. И каждый период одно и то же. Только уроды меняются, поэтому, когда питателей нет — весело. Можно узнать много интересного. Ты откуда такой взялся?

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

ИНЕРТНЫЙ. 1) Обладающий инерцией, инертностью. 2) Обладающий низкой химической активностью; с трудом вступающий в химические реакции. 3) Бездеятельный, пассивный. Новый толково-словообразовательный словарь русского языка. Автор Т. Ф. Ефремова.

2

УРОД м. 1) Человек или животное с физическим недостатком. 2) перен. разг. Человек с некрасивой, безобразной внешностью. 3) перен. разг. Человек с дурными, неестественными привычками. 4) Употр. как бранное слово. Новый толково-словообразовательный словарь русского языка. Автор Т. Ф. Ефремова.

3

Тэйне́гу — кустарник с круглыми листочками и очень вкусными жёлтыми плодами.