Сказки темного города. Соната

Наталиса Ларий, 2021

Что ты таишь в себе, изумительный инструмент, некогда подаренный отцом моей матери? Что за страшную сказку о прошлом рассказывает твоя дивная, ядовитая мелодия? Кто ты, мужчина с платиновым переливом властного взгляда хищника, лишь нахождение подле которого подобно пленительной истории, рассказываемой пробуждающимся желанием? Почему ты, темная сторона магии, заставляешь бороться против того, что смерти подобно и принуждаешь искать выход к прошлому, которое будет творить новое будущее? Зачем ты, вероломное желание, заставляешь ступать на ту стезю, которая своими извилистыми перипетиями заведет в неизвестность? Для чего ты, мирный призрак, ведешь дорогой неразгаданных загадок? Вервольф или ведьмак? Корона или темный клан? Взлет или падение? Какой путь? Тысячи вопросов…и только потаенный внутренний мир знает, что существует лишь один верный ответ, который таится в удивительной сонате, порождаемой сплетением ритма биения сердца, шепота души и ядовито-сладкого желания тела.

Глава 3

Три дня. Три дня я провела в клетке, иначе не могла я назвать это ужасное место. Шлюхи, воровки, мошенницы и прочие представители дна нашего общества сменялись здесь быстрее, чем я успевала их запомнить. К концу третьего дня я уже готова была поклясться, что и меня не отличишь от них, настолько я пропиталась энергетикой этих незаурядных личностей. Три дня, а отец даже ни разу и не пришел ко мне. Даже к Валиане, которая по какой-то причине находилась здесь столь же долго, как и я, и то к ней пару раз пускали двух миловидных хохотушек-посетительниц, которые принесли ей душистую выпечку, которой она поделилась со мной. Дрянная еда, холод, сырость, тошнотворный запах, постоянное недосыпание и в конце концов я почувствовала, что со мной что-то не так.

— Ты зеленая какая-то. Ты как себя чувствуешь? — обеспокоенно проговорила женщина, проведя ладонью по моей щеке. — Черт, да ты вся горишь!

— Ничего, пройдет. С детства была слабенькой, — засопела я носом, кутаясь в тоненькую шаль, которую отдала мне одна из ведьм.

— Да ты что? — воскликнула ведьма. — Бог мой, заморят здесь это создание. Стражник! — гаркнула она.

— Валиана, не надо, — проговорила я и встала с лавки. — Говорю пройдет. Такое часто бывает со мной.

— Часто? — гаркнула обеспокоенная ведьма. — Ты когда дышишь, то из груди такие хрипы слышны, что ужас просто. Куда тебе после шелковых простыней да в клетку эту.

— Чего тебе? — гаркнул подошедший к решетке мужчина.

— Пошли во дворец кого-то, пусть скажут, что дочь советника Алистера сильно заболела, — быстро проговорила Валиана.

— Чего? — гаркнул тот в ответ. — Приказа не было докладывать ни о ком ничего.

— Да ты в своем уме? — заорала ведьма, вцепившись в стальные прутья решетки. — Девчонка помрет здесь и с тебя потом спросят.

— Ну и пусть подыхает. Мне-то чего. Раз упекли сюда за что, значит поделом ей, — гаркнул тот и развернулся, чтобы уйти.

Валиана же изловчилась и, протянув руку, ухватила его за пояс.

— Прошу, хотя бы пошли кого-то, пусть узнают, что по ней решили.

— Я уже сказал, — заорал стражник и с силой ударил Валиану по руке.

— Ах ты гад бессердечный! Еще мужиком себя называешь, падаль чертова! — процедила сквозь зубы моя защитница.

— Валиана, не надо, — я встала перед ней и обхватила за плечи.

Но в какой-то момент поняла, что начинаю терять связь с реальностью. Тошнота, потом шум в ушах и темная бездна поглотила меня с головой.

Не знаю, сколько я была в беспамятстве, но когда очнулась, то поняла, что лежу в своей комнате. Запах ромашки и еще каких-то трав учуял мой нос, и я едва не разревелась. Приподнявшись на постели, хотела было сесть, но в этот момент услышала до ужаса знакомый голос:

— Лежи. Целитель запретил тебе вставать еще пару дней.

Повернувшись на голос, я едва смогла сдержать дрожь в теле. Около полыхающего камина в кресле сидел Дант с бокалом вина в руках и раскрытой книгой на коленях.

— Что вы здесь делаете? — хриплым голосом прошептала я, все еще до конца не понимая, снится ли мне это все или действительно происходит наяву.

— Сижу жду, пока ты в себя придешь. Хочу удостовериться в том, что твоя душа решила остаться на земле и пока не спешит на небеса, — усмехнулся он.

— Спасибо за заботу, — сухо бросила я в ответ. — Жива…вопреки тому, что вы хотели бы видеть иное мое состояние…, — хотела съязвить я, но зашлась таким кашлем, что едва смогла перевести дух.

Дант встал с кресла и взяв со стола стакан с водой поднес его мне.

— Выпей, сразу отпустит, — проговорил он.

Я же лишь отпрянула от него и, облокотившись на подушку, начала приводить дыхание в порядок.

— Пей, — настойчиво проговорил мужчина.

— Да в ваших руках и вода ядовитой становится, больше чем уверена в этом, — процедила я сквозь зубы.

Дант только бровью повел и вернул стакан на стол.

— Раз огрызаешься, значит жить будешь, — проговорил он и забрав книгу направился к выходу.

Я же лишь в ужасе наблюдала за ним, не представляя себе, что он вообще здесь делал. Едва только он скрылся в дверном проеме, я схватила подушку и швырнула ее ему вслед.

— Едва не зашибла! — недовольно пропищала в этот момент залетевшая в комнату Маиса.

— Прости, — виновато проговорила я и протянула ладонь.

Фэйри опустилась на нее и свесив ноги проговорила:

— Ну и напугала ты нас всех! Думали уже не выживешь! Наследник прислал сюда своего личного целителя и тот только руками разводил, не давая никаких прогнозов насчет твоего состояния. Бредила, кашляла, блевала, ужас! — она приложила к щекам свои ладошки и скривилась. — Три дня так продолжалось! И все три дня он здесь подле тебя провел, — кивнула она на дверь, за которой скрылся Дант.

— Что, правда что ли? — по спине прям мурашки побежали при мысли о том, что здесь все это время был Дант.

— Ну да. Компрессы тебе ставил, переодевал, судно и прочее…Да шучу я, — засмеялась фэйри, видя, с каким ужасом я сморю на нее. — С отцом твоим много разговаривал о чем-то. Днем все время здесь сидел. Читал что-то. На ночь только уезжал. Даже запретил бой среди вервольфов проводить, который был намечен твоим отцом.

— Вину заглаживал, — презрительно усмехнулась я. — Сначала со свету едва не сжил, а потом лечить велел, чтобы в следующий раз еще похлеще что-то придумать для меня.

Маиса повела бровью и проговорила:

— Ну, не знаю уж что там между вами происходит, но то, что он очень переживал за тебя, это уж я точно видела. Стал бы наследный принц у ложа блюющей девки дни напролет просиживать. Жаль, что я маленькая фэйри. Такой красавец пропадает, — протянула мечтательно она. — Глаза изумрудные прям, ни у кого таких не видела. Брови такие, как изогнет недовольно их, прям из-под ног все уходит. А плечи какие широкие, мышцы стальные, наверное. Ноги сильные какие. Мечта одним словом, — проговорила Маиса и, вспорхнув с ладони, уселась на плечо мне. — А может ну ее, эту вражду вашу? Такой мужчина, наследник, глаз ведь не оторвать. Выдадим тебя замуж за него, править ковеном будешь вместе с ним. Я в королевском саду жить буду.

— Маиса, — строго оборвала я ее речь. — Не неси чушь.

— Да, прости. Он черт, мы его ненавидим и завтра же поедем в злачный район искать ту ведьму, которая обезобразит его лицо проказой, — серьезным тоном проговорила фэйри с умным видом летая вокруг меня.

— Нет, Маиса. Завтра я вернусь к тетке. Хватит с меня этой жизни подле отца. Там, в темнице, поняла, что ему точно нет до меня никакого дела, а мне нет дела до этого города вместе с ним.

— Но это ведь был приказ короля!

— Король в беспамятстве лежит. Пока он в таком состоянии, я могу уехать. А там к власти придет Дант и про меня благополучно все забудут.

— А я? Я что, опять здесь одна останусь? — засопела носом моя крохотная подружка.

— Почему здесь? Со мной поедешь. Тетя будет только рада. Вы с ней всегда общий язык находили. Особенно когда дрянь ту варили из мертвых цветов.

— Фу, не напоминай. Эти твои теткины эксперименты — дрянь редкостная. Ну нет сил, чего выдумывать?

В этот момент на улице послышался какой-то гомон, потом рычание или что-то наподобие этого, затем лязг металла и крики стражников. Вмиг спрыгнув с кровати, я подбежала к окну. Распахнув ставни, чтобы было лучше все слышно, отодвинула шторы и выглянула наружу. Маиса быстро уселась на мое плечо и притихла. Увиденная мной картина лишний раз подтвердила мои опасения о том, что история с Идрис еще не раз всплывет в моей семье.

Радан, вервольф, с которым я тогда имела честь говорить и услышать от него предупреждение, стоял на коленях около ворот, сдерживаемый четырьмя стражниками, один из которых приставил к его горлу меч. Рядом с воротами стоял мой отец с надменным видом глядя на вервольфа.

— Я не выйду ни на один бой, пока ты не скажешь мне, где девчонка! — хриплым голосом, полным бешенства, прорычал вервольф, пытаясь вырваться из рук стражников.

— Я не обязан перед тобой отчитываться за ее судьбу, — спокойно ответил отец. — И на бой ты выйдешь сегодня. А не выйдешь, я прикажу тебя вздернуть на дыбе. Тебе что, шлюх мало, что тебя вдруг заволновала судьба какой-то там девчонки? — в словах отца было столько безразличия, что мне стало стыдно за то, что, как это не кощунственно звучало, именно он мой отец.

— До вечера чтоб сказал мне, что с ней. Не скажешь, поплатишься за это. Меня вздернешь? Давай, только потом и всех остальных туда же. Ни один без меня на бой не выйдет! Не веришь? Спроси у них, — гаркнул с ненавистью вервольф, кивнув в сторону стоявших поодаль других мужчин, которые были напряжены так, что даже я поняла, если сейчас Радана не отпустят, то будет беда.

Отец помедлил с ответом, затем проговорил:

— Моя дочь продала ее в соседний ковен. С девчонкой все хорошо, но ты ее не увидишь.

Едва только он проговорил это, я почувствовала, как у меня подкашиваются ноги. Мгновение и Радан перевел взгляд на мое окно. Даже находясь далеко, я словно чувствовала силу его убийственной ненависти.

— Господи, зачем он это сказал? — хрипло прошептала я, отойдя от окна, поскольку не могла видеть то, с какой ненавистью смотрит на меня вервольф.

— А что ему было говорить? — испуганно пропищала Маиса. — Что девчонка как в воду канула? Или что ее, возможно, на тот свет наследник отправил? Он правильно сделал, что так сказал. Теперь вервольф успокоится и все пойдет своим чередом. А так бы они здесь сейчас устроили. Добиться ничего бы не добились, а вот себя бы загубили точно.

— Но почему он на меня всю ответственность переложил? — взревела я. — Я вообще не понимаю, чего он добивается! Он что, смерти моей хочет? А если вервольф и правда выберется оттуда? Кого он придушит за загубленную судьбу Идрис?

— Да не выберется он оттуда, — строго проговорила Маиса. — Ну разве что мертвым.

— Маиса, — зашипела я на фэйри и подошла к окну, нервно отдернув штору и указав на вервольфа, которого уже отпустили, и он стоял окруженный своими друзьями по несчастью, — ты его видела? Посмотри на него! Ты на самом деле думаешь, что этот идеальный убийца только мертвым может выйти из рабства? Да я вообще не понимаю, как он там до сих пор всех не вырезал! Он же и без обращения — страх господень!

— Не истери. Он в ошейнике, — назидательным тоном проговорила Маиса, расхаживая по подоконнику с умным видом.

— Да ошейник ведь только от обращения защищает нас. А от него самого? К черту волка его! Он сам и есть волк! Что его сдерживает? Охрана города? Да пока она доберется сюда, если этот зверь решит напасть, нас всех уже не будет на этом свете! И я думаю ему будет плевать на то, что он сам потом погибнет, главное, что мне и отцу моему глотку перегрызет за пропажу Идрис!

— Ты слишком близко все принимаешь к сердцу. Даже если и выберется этот вервольф. Допустим. Но здесь ведь не все беспомощные. Каждый стражник обладает недюжинными силами. Да он и пикнуть не успеет, как его повяжут по рукам и ногам.

— Амаль, — в этот момент раздалось позади меня и обернувшись я увидела в дверном проеме отца. — Вижу ты уже на ногах. Это хорошо. Мне нужно поговорить с тобой.

Сказав это, он махнул головой, приказав Маисе оставить нас одних. Когда фэйри упорхнула, отец зашел в комнату и прикрыл дверь.

— Ты зачем сказал вервольфу, что я продала Идрис? — строго спросила я, решив первой начать разговор на нужную мне тему.

Отец подошел к креслу и усевшись на него сцепил руки в замок. Помолчав, он проговорил:

— Мне нужно было его успокоить, поэтому я так и сказал.

— Успокоить? — мои брови поползли вверх. — И как, удалось? Не он ли там сейчас рвет и мечет? И почему ты не сказал, что это была якобы твоя идея продать Идрис?

— Амаль, — в голосе отца зазвенели недовольные нотки. — Сама подумай, кому могла бы ты продать ее, будь это так, и кому бы продал ее я? — он повел бровью. — Я бы продал ее кому-то для утех, ты же максимум какой-то своей подружке-ведьме в услужение. И Радан это прекрасно знает. Поэтому я так и сказал.

— Папа, он отнюдь не глупец, этот вервольф. Ты зря думаешь, что он проглотил твою ложь.

— Да мне все равно, Амаль. Мне главное, чтобы он на сегодня успокоился, а там…там уже его спокойствие не понадобится, — пожал он плечами.

— Это почему еще? — осторожно спросила я.

— Сегодня главный бой. Советник Гардан выставит против моих вервольфов свою свору.

— И что? Все знают, что твои — лучшие бойцы в столице. Тем более, что его пленные из светлого клана, — недоуменно пожала я плечами.

— Это так, — усмехнулся отец. — Мне даже жаль расставаться с ними будет.

— Не поняла, — я подошла ближе, пристально наблюдая за отцом и пытаясь понять, к чему он клонит.

— Мне нужно, чтобы ты успокоила Радана, — проговорил отец, взяв меня за руки. — Скажи ему, что Идрис в безопасности. Что ты продала ее какой-то там своей подруге из пансиона или еще кому. Что новая хозяйка золото и Идрис у нее будет жить и горя не знать.

— Он не поверит, — я выдернула свои ладони из его рук и отошла к окну.

— А ты сделай так, чтобы поверил. Можешь ему якобы ее слова какие-то передать или еще что. Подумай своей головкой.

— Зачем тебе это? Ты явно что-то задумал. Когда ты говоришь таким тоном, это всегда предвещает что-либо нехорошее.

— Амаль, сделай, как я прошу и тогда я сделаю все, что только захочешь ты, — улыбнулся отец.

Одна лишь его улыбка и я поняла, что происходит явно что-то недоброе.

— И ты мне не скажешь, что ты задумал, так ведь? — прищурила я глаза.

— Я ничего не задумал. Грядет просто важный бой и, если этот вервольф не будет в нем участвовать, я потеряю очень много денег. Мы потеряем. Принудить его невозможно, он лучше на тот свет отправится, чем подчинится силой. Успокой его на сегодня, а завтра у тебя будет все, что только ты пожелаешь.

— Я хочу вернуться к тетке, — враз отчеканила я.

Услышав это, отец поднялся с кресла и подошел ко мне.

— Почему? — строго спросил он.

— Не хочу объяснять. Это мое решение, и оно окончательное.

— Ты из-за того, что с тобой случилось?

— И из-за этого тоже. Я поняла, что одна здесь. У меня вроде бы и есть отец, и он далеко не последнее место занимает при дворе, но я одна. Я три дня просидела в темнице, и ты ко мне даже не пришел ни разу. Ты, советник короля, и не удосужился вытащить меня оттуда. Три дня в аду, и я едва не погибла. Ты ведь знал, как мое хрупкое здоровье реагирует на неблагоприятную окружающую обстановку. Мама бы никогда меня не оставила. А ты, — на мои глаза начали наворачиваться слезы, и я замолчала.

— Амаль, это было уроком для тебя.

— Каким уроком? — во мне просто лавиной внутри поднялось негодование.

— Ты росла без должного для твоего положения воспитания. Это мое упущение. Не нужно было мне отправлять тебя к тетке. Но теперь ты здесь, и должна разграничивать то, что позволительно делать, а что нет.

— И что я такого непозволительного сделала? Высказала Данту все, что думаю насчет его ужасного поступка? — воскликнула я.

— Ну, во-первых, он тебе не Дант. Во-вторых, ну забрал он эту девку и что с того? Не забрал бы он, кто-то бы из моих знакомых заинтересовался ею, и я бы в итоге продал ее.

— Да при чем здесь это? — взревела я. — Она же пропала, папа. И он даже не говорит, что с ней!

— Да кой черт тебе сдалась какая-то девчонка, которую ты и знала-то не более суток!? — гаркнул отец.

— Все, не хочу больше говорить об этом, — обреченно проговорила я, разведя руками. — Ты такой же, как и Дант. Бессердечный, непрошибаемый, жестокий…даже слов не могу подобрать нужных, поскольку все они не могут выразить то, что я думаю и о тебе, и о нем! Светлый ковен! Да, глядя на вас, можно подумать, что здесь черти балом правят! — прошипела я, чувствуя, как клокочет внутри гнев, — Я успокою вервольфа, но потом уеду и буду жить своей жизнью.

— Хорошо, — спокойно ответил отец и, протянув руку, погладил меня по щеке.

Я настолько не ожидала такого жеста, что едва не отшатнулась.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — задал он вопрос, а я стояла и жадно ловила маленькую искру внимания ко мне.

— Да, — наконец кивнула я. — Слабость еще немного в теле, но в целом все уже в порядке.

— Ну и хорошо, — улыбнулся он. — Составишь мне вечером компанию в просмотре боя?

— Я? Папа, но я не люблю такие зрелища, — покачала головой.

— Будет весь совет во главе с наследником. Хочу, чтобы все увидели, какой красавицей выросла моя дочка. И мне было бы приятно, если бы ты сыграла перед боем что-то для гостей и для вервольфов. Обычно перед боем играют на флейте, но на этот раз я хочу нарушить этот обычай. Маиса мне все уши прожужжала о том, как ты хорошо играешь на скрипке. Я же никогда не слышал твоей игры. Вот и покажешь, на что ты способна.

— Ты правда хочешь, чтобы я сыграла? — у меня даже губы задрожали от волнения.

— Конечно, почему нет? У матери твоей в ее комнате где-то костюм был богини музыки. Поищи и надень его. Тебе подойдет. И скрипку можешь ее тоже взять. Она лежит в гардеробной в черном футляре на столе у окна. Это был мой подарок для твоей матери

— Ты разрешаешь мне войти в мамину комнату? — недоверчиво спросила я, поскольку это помещение было заперто с дня смерти мамы и туда могла войти разве что Татиса для того, чтобы навести там порядок.

— Сегодня можешь.

Сказав это, он направился к выходу.

— Папа, — окликнула я его у двери и, когда он повернулся ко мне, спросила, — Почему мама никогда не играла? Это тетя мне рассказала, что скрипка была маминой страстью. Но я никогда не слышала ее игры. Почему?

На лице отца промелькнула тень недовольства, словно ему неприятен был этот вопрос. Помедлив, он ответил:

— Когда-то я все тебе расскажу. Но не сегодня.

— Почему? — застонала я.

— Есть вещи, Амаль, говорить о которых не очень хочется даже мне, — более не сказав ни слова он вышел из комнаты, оставив меня в недоумении смотреть на закрывшуюся за ним дверь.

Приведя себя в порядок и позавтракав, я почувствовала себя лучше и направилась на третий этаж нашего особняка, где раньше была мамина комната. Красивая белая дверь с резным узором в виде цветов, бронзовая ручка в виде изогнутой змеи, нажав на которую я открыла преграду в мамино прошлое.

— Здесь ничего не изменилось с дня ее смерти, — проговорила идущая следом Татиса. — Все на своих местах. Только дерево выросло, — кивнула она на высокое розовое дерево у окна, которое я помнила еще совсем крошечным.

И действительно, все так же, как и много лет назад — сверкающие светильники, недогоревшая свеча в серебряном подсвечнике на круглом столе из белого дерева, кровать, накрытая белоснежным вышитым покрывалом и милые подушки с кружевной окантовкой, небрежно брошенный халат на резном стуле у камина, туалетный столик с лежавшей на нем расческой из слоновой кости, нить жемчужных бус рядом с ней и небольшой флакончик духов, взяв который в руки, я вдохнула запах жасмина — аромат, который навсегда у меня стал ассоциироваться с образом мамы.

— Мне так всегда хотелось зайти сюда, — задумчиво проговорила я, вернув духи на столик. — Почему он не разрешал? — пытливо посмотрела я на Татису.

Экономка пожала плечами, ничего не ответив. Я лишь горько усмехнулась. Хваленая преданность Татисы моему отцу порой раздражала меня. Будь в этом доме кто-то, кто был бы столь же близок матери, кто знает, может эта комната не пустовала бы, поскольку я только теперь поняла, насколько одинокой была моя мама здесь.

— Отец говорил про какое-то платье богини музыки и скрипку, — спросила я, отмахнувшись от грустных мыслей.

Татиса нахмурилась, затем кивнула мне и повела в смежную гардеробную, где висела вереница платьев всех цветов радуги. Столько всего! Но я помнила лишь одно из них — насыщенно-синее платье, отделанное белым кружевом с вышитым кристаллами корсетом. Она часто его надевала, когда мы с ней ходили гулять к заливу. Проведя рукой по бархатному одеянию, я улыбнулась, вспомнив такой дорогой мне образ, который не могло стереть из памяти даже столь быстротечное время — длинные развивающиеся белокурые кудрявые локоны, голубые глаза с длинными ресницами, ласковая улыбка, родинка над губой и симпатичные ямочки на щеках. Я совсем не была похожа на мать с моими шоколадно-рыжими волосами, веснушками на носу, которые с возрастом стали хоть и не столь сильно выделяться на лице, но в теплое время года нет-нет да проступали на моей белоснежной коже.

— Отец говорит, что я похожа на нее, но я не вижу в себе ни одной ее черты, — проговорила я Татисе.

Женщина усмехнулась и провела рукой по моим волосам.

— Тебе так кажется. А я вот, глядя на тебя, так и вижу перед собой твою мать. Да, ты не белокурая голубоглазая девушка. Но во всем остальном — взгляде, улыбке, жестах, да что там, голосе и смехе — ты словно ее копия. Порой, когда я слышу, как ты тихо напеваешь себе под нос, сидя в ванной комнате, мне кажется, что вернулась Алисия.

— И ты думаешь поэтому отец порой так относится ко мне? — не смогла я не спросить о волнующем вопросе. — Он сказал, что она не любила его…

— Не спрашивай, — враз вздернула руку экономка и закрыла глаза, — только не у меня. Все вопросы — к отцу.

— Ясно, — я едва сдержала раздражение в голосе. — Ладно, покажи то платье.

Татиса облегченно вздохнула и достала из огромного шкафа висевшее там платье. Полупрозрачное одеяние светло-бежевого цвета было словно соткано из воздуха, а не из ткани. Взяв его в руки, я едва смогла сдержать возглас восхищения. Мягкая, невесомая ткань, я даже не представляла, как его создавали, это платье, настолько оно было нежным. Проведя пальцами по корсету из тончайшего бархата, я приложила платье к себе и посмотрела в зеркало. Оно точно было мне как раз впору. Мамино платье. Я улыбнулась и повернулась к Татисе, которая почему-то не слишком радостно окинула меня взглядом.

— Что такое? Мне не идет? — нахмурилась я.

— Нет, что ты! Очень даже идет, — она выдавила улыбку на лице.

— Ты так смотришь, словно привидение увидела, — поведение Татисы даже мне настроение испортило, и я отложила платье в сторону. — Скрипку давай, — уже строго сказала я.

Татиса подошла к столу и сняв покрывало, которое было накинуто на большой футляр музыкального инструмента, кивнула на него:

— Это она.

Я медленно подошла к столу и провела пальцами по футляру. Затем осторожно открыла и ахнула.

— Черная! — удивленно прошептала я, проведя пальцами по отполированному дереву, покрытому лаком. — Невероятно! Я такой никогда не видела.

Быстро вытащив скрипку из футляра, я внимательно оглядела ее и увидела начертанные золотом какие-то слова вдоль боковой части. Странные буквы на незнакомом языке.

— Что здесь написано? — спросила я у напряженно наблюдающей за мной Татисы.

— Да кто его знает, — пожала она плечами. — Скрипку дарил ей твой отец, он привез ее из какой-то дальней поездки. Они еще тогда не были женаты, лишь помолвлены.

— Как такое возможно? — недоуменно проговорила я. — Такой великолепный инструменты был у мамы, и она никогда не играла. Тебе не кажется это странным?

— Не знаю. Просто может ее любовь к музыке не была столь сильна, как у тебя, — отмахнулась Татиса.

— Да я не о любви. Я ведь тоже могу спокойно обходиться без скрипки, это скорее развлечение было у меня такое, пока я жила у тети. Но мама, она вообще никогда не говорила, что играть умеет. Да и скрипку мне не показывала. Это же тетка рассказала мне о том, что мама играла. Очень странно, — вернув скрипку в футляр проговорила я.

— Все вопросы к отцу, — развела руками Татиса. — А сейчас пойдем. Мне нужно платье тебе к вечеру привести в порядок, а ты сделай то, о чем просил отец, — проговорила она, беря в руки наряд.

— Да…вервольф, — скривила я недовольно губы и направилась следом за Татисой.

Оставив скрипку у себя в комнате, я спустилась вниз и вышла на улицу. Едва только прохладный воздух окутал меня, я поежилась. Направив взгляд на ограду, за которой была видна площадка для боя, я едва слышно застонала. До жути не любила ложь и все ее проявления. А эта ложь вообще была кощунственной, ведь отец просто пытался выиграть рукам Радана себе еще кусок славы и денег, хотя и того, и другого у него хватало. Мне же безумно хотелось вернуться к тетке, и чтобы меня вообще никто там не трогал — ни отец с его непонятными скачками любви-неприязни ко мне, ни Дант, поскольку останься я здесь, то как с будущим правителем ковена жизнь уж точно бы сталкивала нас лицом к лицу неоднократно. Выдохнув, я направилась к ограде.

Конец ознакомительного фрагмента.