(Не)Идеальная девочка

Настя Мирная (2024)

Я — идеальная девочка. Всегда и во всём была лучшей, пока в полицейской академии не появился ОН. Самый бесшабашный и желанный для всех девчонок парень. Я ненавижу его всеми фибрами души.Она — идеал. Я — полная противоположность. Я хочу её. И я её получу любой ценой.Двое абсолютно разных и несовместимых людей, которые готовы изменить друг ради друга не только себя, но и весь мир.Но что делать, если скоро свадьба? Выполнить свой долг или пойти против семьи и против самой себя ради сумасшедшей любви?

Глава 1

Какой смысл в идеалах, если они принадлежат другим?

— Наааасть! — крик моей лучшей, да и, по сути, единственной подруги эхом разносится по переполненному студентами коридору академии и спицами врезается в мою черепную коробку. Кажется, все мои тараканы взяли молотки и начали долбить. Голова раскалывается с самого утра.

Прикладываю пальцы к вискам и осторожно, круговыми движениями растираю, стараясь унять болевые ощущения. Толку от этого по нулям.

Ну почему сегодня?

Со мной вообще редко такое происходит.

Может, дело в очередной ссоре с родителями из-за моего выбора? Знают ведь, что поздно, но неустанно капают на мозги, что полицейская академия не для девушки из элитной семьи адвокатов.

" — Какой из тебя следователь? — постоянно сокрушается мама. — Это мало того, что опасно, так и никакого роста. Ну вот почему ты не послушала нас и не поступила на юридический, а в тайне в эту свою зачуханную академию документы подала? Ну вот зачем, а?"

Каждый раз одно и то же. Ну да, ведь идеальная дочка впервые сделала то, что захотела сама. Мы долго ссорились, когда я призналась, что поступила не на юрфак по стопам родителей, а в полицейскую академию. Вынуждали уйти, но тогда бы я потеряла год, который в итоге с таким трудом выторговала. Давила тем, что там тоже юридический уклон и на следующий год смогу перевестись.

Ага, как же…

Они думали, что перевелась. Показала подделанные на компе документы для родителей и поступила на юрфак. Месяц удавалось водить их за нос, пока папа не поинтересовался у декана, как у меня дела.

Спалилась.

Снова ссора. Много ссор. Но и этот год урвать удалось.

Сейчас же просто настояла на своём решении. Впервые в жизни пошла против них открыто. И вот возможность исполнить хоть одну свою мечту у меня появилась. Во всём остальном я — идеальная. Всегда во всём соглашаюсь: одежда, друзья, интересы, жених.

Бросаю быстрый взгляд на безымянный палец правой руки и тут же перевожу на подлетевшую ко мне Заболоцкую. Точнее, врезавшуюся в меня со всего маху.

Прячу ладонь за спиной, не позволяя ей увидеть украшение.

— Блииин, Насть, я так скучала. Куда в последние недели пропала?

— Привет, Вика! — выдыхаю, смеясь. — Не пропадала я. С родителями опять поругались. — быстро сменяю тему, потому что не имею ни малейшего желания обсуждать последние события.

Вика вздыхает и качает головой. Она единственная, кто знает мою историю"от"и"до".

— Опять из-за учёбы? Ничего не меняется, да? Как ты это терпишь? — бомбит вопросами.

Вика всегда такая прямая, свободная, уверенная в себе, плюющая на чужое мнение. Я по-доброму ей завидую. Хочу быть как она. Но не выходит. Правила, рамки…

Бесит!

Устала быть святой. Так хочется дёрнуть этот поводок и сорваться с цепи. Вот только не могу себе этого позволить. Родители с детства вбивали мне в голову идеалы. Сложно перечеркнуть двадцать лет жизни и измениться. Не могу переступить невидимую грань, хотя иногда стою на самом краю. Всего шаг. Одно движение. Рывок.

И, как всегда, не в ту сторону.

В последнее время оставаться идеальной становится всё сложнее. Хочется выплеснуть всё то, что внутри адским варевом кипит. Я даже чертыхаюсь только мысленно. А иногда реально хочется такими херами некоторых людей крыть, что у мамы бы разрыв сердца случился, просто узнай она, что эти слова у меня в мыслях проскакивают.

Психануть, отпустить себя, расшатать созданный родителями образ идеальной девочки. Разнести его в хлам.

— Наааасть, — тянет подруга, вырывая из невесёлых мыслей, — ну так рассказывай давай, что у тебя? Как? Что за эти недели произошло? — закидывает вопросами, на которые нет никакого желания отвечать.

— Да нечего особо рассказывать. Сама же знаешь, что жизнь у меня немногим веселее, чем у покойника. — смеюсь в ответ, стараясь скрыть за улыбкой шквал топящих внутри эмоций.

— Всё так ужасно?

— Не то чтобы… Скорее всё как всегда. Ничего не меняется. — обрубаю суховато.

Заболоцкая кивает, принимая такой ответ и тут же начинает рассказывать об"офигенски-классном парне", с которым познакомилась и который, к сожалению, оказался"очередным козлом".

Я просто слушаю и улыбаюсь. Иногда вставляю пару слов, но, в общем, на разговор не настроена. В голове вертится ураган из мыслей, но ни за одну из них ухватиться не выходит.

На самом деле, за те две недели, что мы не общались, в моей жизни дофига чего произошло, и я просто не знаю, что с этим делать.

Мы не спеша идём в аудиторию. Время до начала занятий ещё хватает, поэтому покупаем в автомате по стаканчику кофе. Викуся продолжает трещать, а я всё так же храню молчание.

Осматриваю выложенные из серого кирпича стены здания, выстроенного больше ста лет назад. За эти годы академия претерпела множество изменений. Полы выложены коричневым ламинатом, а на стенах висят многочисленные фотографий преподавателей и бывших учеников, добившихся успехов в карьере и занявших высокие посты. Длинные, кажущиеся бесконечными коридоры с высокими аркообразными окнами всегда залиты солнечным светом. Вся территория, прилегающая к зданию, усажена многолетними тополями и елями, создающими приятную прохладу в жаркие дни и отбрасывающими на грунтовые дорожки причудливые тени.

Перевожу взгляд на подругу и понимаю, что впервые в жизни не хочу ничего ей рассказывать. Самой от себя тошно. Поэтому и слушаю Викины рассказы о"нудном", как она его называет, лете и снова завидую.

Мне бы хоть немного такой вот"нудятины"в жизни, и я бы от счастья умерла на месте.

— Так, ладно, стоп! Ты чего молчишь? Я тут тарахчу, как взбесившийся чайник, а ты"ага"да"угу". Что произошло, Настя? Ладно, — переводит дыхание, прежде чем продолжить, — с твоими предками всё ясно. Вы постоянно из-за академки гавкаетесь. Пропускаем. Но ты будто воды в рот набрала.

И только я открываю для ответа рот, как тут же со стуком сжимаю челюсти до скрипа и тупо зависаю. Колёсико"загрузки"крутится на чёрном экране моего сознания.

Бросаю взгляд Вике за плечо, и в моей системе происходит сбой.

Сердце делает удар. Тишина. Пропуск. Удар. Снова пропуск. Удар. Удар. Удар. Ровная линия пульса, потому что в этот момент я встречаюсь взглядом с НИМ. Самый плохой парень академии. Редкостный засранец. Бабник.

Глаза в глаза. Растворяюсь в их бирюзе. Разрыв.

Да, у НЕГО бирюзовые глаза. Не знаю, может он линзы носит. Не бывает такого цвета радужки. Не заложен в человеческой ДНК.

Заболоцкая что-то трещит, но я слышу только гулкое биение готового вырваться из груди сердца и шум собственной, вскипевшей до опасных температур крови. Виски начинают неприятно пульсировать, но я не делаю попытки остановить боль. Да я, блин, даже не дышу.

Только взгляд. Погружение. Душа наизнанку.

С трудом разрываю зрительный контакт и рывком перевожу взгляд на подругу.

Поздно. Она мечется глазами между мной и мечтой всех девчонок академии.

— Настя! Блин! Мне же не показалось?! Он на тебя смотрит! Северов. Дай ему хоть какой-то знак. Вы же как два магнита, только вот с биполярочкой. Улыбнись ему хотя бы! Настя, ну скажи хоть что-то!

И я говорю:

— Вик, я замуж выхожу.

***

Никогда не думала, что лицо подруги может так вытягиваться, а челюсть отвисать на нереальную для любого нормального человека широту. Несмотря на то, что мне сейчас вообще не до смеха, по лицу расползается улыбка. Даже представить не могла, что я смогу до такой степени её удивить.

Вика делает вдох, подбирает челюсть с пола и начинает орать. И совсем не то, что я ожидала. Нет вопросов типа"когда свадьба?","как это было? Романтично?"или хотя бы"вау! Поздравляю. Рада за тебя". Её реакция прямо-таки противоположная.

Первое, что она выдаёт:

— За Кирилла?

— А за кого же ещё? — развожу руками, мол, у меня за спиной толпы женихов не стоят.

Не то чтобы я некрасивая.

Зачем-то бросаю взгляд в висящее на стене зеркало. Чёрные туфли лодочки на высоком, но аккуратном каблуке. Длинные стройные ноги и подтянутые ягодицы, обёрнутые классической чёрной юбкой до колена. Бежевая блузка. Небольшая, но высокая и полная грудь. Длинные золотистые волосы, затянутые в высокий хвост. Пухлые губы, большие зелёные глаза, пушистые чёрные ресницы. Очень даже ничего.

Вот только жениха не сама я себе выбрала. Родители. Тут я не смогла выторговать и грамма свободы.

Любовь? Не в моей семье. Трезвый разум и холодный расчёт.

К тому же жених у меня ничего. За такими девушки в очередь становятся. Красавец, нежный, внимательный. Никогда не давит и ни к чему не принуждает.

— Да что с тобой не так? Тебе же двадцать всего. Какая нафиг свадьба? Не с ним же. Ты же не любишь его!

— Люблю! — выдаю громче, чем надо, чтобы хоть как-то защитить себя, оправдать.

— Ты реально этого хочешь? На всю жизнь? — слова вбиваются в мозг, вызывая дико болезненную пульсацию. — Ты же ни фига, кроме привязанности и родительских наказок, к нему не чувствуешь! — практически визжит Вика, приковывая к нам всё внимание.

Теперь и мне уже плевать.

— И что ты от меня хочешь? Я с Кириллом. На этом всё. Точка. Финито. Я выхожу за него замуж. — не замечаю, как и сама срываюсь на повышенные.

— Телом с ним. Только так. А сердце твоё где? С кем?

Бросаю беглый взгляд туда, где только что стоял Северов. Делаю это неосознанно.

— То-то же, Настя, — шипит Заболоцкая, — когда любят, не прячут руку с кольцом за спиной. Не молчат, как партизаны. Об этом кричат. От ЭТОГО летают! — опять переходит на пару тонов выше.

Не понимаю, почему она так бесится. Это же моё дело. Мой жених. Моё решение.

Моё ли?

Делаю глубокий вдох и медленно, через нос выдыхаю. Это моя высшая степень ярости. Злюсь на подругу. Но на себя я злюсь больше. За свою слабость и бесхарактерность. Хочу быть как она. С разбегу и в пропасть. Не могу.

Ещё один вдох-выдох, улавливаю дзен, цепляю и уже спокойно выталкиваю:

— Знаешь, Вик, счастье тишину любит.

Она замолкает, опускает голову и трясёт ей так, будто услышала самую нелепую хренотень на свете. А потом поднимает и шипит так тихо, что я едва разбираю слова.

— Счастье — это не в ручье барахтаться. Не по течению плыть. А нырять. В омут. С головой. До потери сознания и остановки пульса. До разрывов молний. — переводит дыхание и выдаёт фразу, которая обжигает, как взбесившаяся спичка, которая решила, что она — бушующее пламя. — Это то, что загорается в твоих глазах, когда ты смотришь на Северова.

Звенит звонок. Вика уходит. Так же, как и остальные. Первый день: опаздывать никто не хочет. А я всё так же продолжаю стоять одна посреди опустевшего коридора.

И что это значит? Как понимать её?

Да, я залипаю на Северове. Ничего не могу с собой поделать. Как и все. Он реально красавчик. Но меня он бесит. Наглый и самоуверенный засранец. И я всегда и во всём была лучшей, пока не появился он. И тогда мой идеальный мир полетел в тартарары. Ненавижу его. Именно это и загорается в моих глазах. Только это, а не то, что там подруга нафантазировала. Не понимаю я её.

Отрываю взгляд от окна, в которое несознательно смотрела и…

Глаза в глаза. Разряд. Падение. Свободное и бесконтрольное. Прямо в омут. С головой. В свой личный бирюзовый омут.

Понимаю. Хотя чего уже таить? Всегда понимала… Сердцем. Мозг эту информацию воспринимать категорически отказывался.

Дыхание срывается, а во рту внезапно становится слишком сухо.

Но отчего мышца за рёбрами ускоряет ритм рядом не с тем человеком? Почему не с Кириллом? Ведь так же правильно. Видимо, моё сердце бракованное.

Северов выдаёт свою дежурную ухмылку, принимает беззаботный вид и расслабленной походкой проходит мимо.

Не оборачиваться. Не оборачиваться. Не оборачиваться.

И я всем телом выдаю оборот на сто восемьдесят градусов. Он на ходу поворачивает голову и бросает в меня очередную улыбочку. Это его победа.

Но в нереального цвета глазах отражается что-то такое, что заставляет толпы мурашек расползаться по телу. Его улыбка гаснет, а внутри зрачков расползается туман, за которым взрывается буря.

Всего секунда, и мой бракованный орган сходит с ума. Замирает. Надолго. А потом с силой начинает дробить рёбра.

Ну почему он?

Почему, мать вашу, ОН?

По-че-му?!

Глава 2

Держи друзей близко, а врагам покажи своего внутреннего монстра и заставь их бояться

Сегодня мой самый странный день. Такое чувство, что кто-то поставил его на быструю перемотку. Вроде общую суть улавливаю, но подробности не выхватываю.

Вика так со мной и не заговорила. Весь день как от прокажённой шарахается, взгляды непонятные кидает и вообще… Весь мир будто изменился: люди, воздух, небо.

Вижу его иначе, но сама не понимаю, что именно стало другим. Что не так?

Воспринимаю его как-то по-другому что ли. Я даже саму себя не понимаю, не говоря уже об остальных. А особенно Северова. Точнее, тот взгляд, который он бросил на меня утром. Будто кипятком облил. А сейчас стоит в компании парней и пары девчонок, которые делают недвусмысленные намёки и бросают однозначные взгляды в его сторону. Почти все они курят, и я стараюсь держаться подальше, не люблю сигаретный дым.

Сама себя убеждаю, что делаю заметный крюк по двору только чтобы не приближаться к курящей компании.

Убеждаю и не верю.

Даже себе.

Трусливо сбегаю, чтобы спрятаться от собственного шквала эмоций, налетающих волнами цунами, стоит только подумать о нём. А уж приближаться больше, чем на десять метров я точно не собираюсь. Накрывает. Сильно. Беспощадно. Хотя, если и признать, то вполне ожидаемо. Наверное, глупо уже отрицать очевидное? Я по самые уши в дерьме.

Шагаю по усыпанной гравием площади, упорно продолжая делать вид, что мой взгляд не задерживается на Севере каждый раз, когда смотрю в ту сторону. Вот только мои глаза живут собственной жизнью, потому что как ни приказываю себе не пялиться, всё равно то и дело ловлю в фокус его высокую накачанную фигуру и белоснежные волосы.

Парень поворачивает голову и прожигает меня тяжёлым взглядом, будто кожу с меня срывает слой за слоем, пока не добирается до самого сердца.

Резко отворачиваюсь и с трудом удерживаюсь на внезапно ставшими ватными ногах. Сердечная мышца заходится в бешеном ритме. Воздух внезапно становится слишком густым для того, чтобы можно было нормально его вентилировать. Кислорода катастрофически не хватает. Ощущение такое, будто я провалилась под толщу воды и никак не могу выплыть. Я тону.

Тону и захлёбываюсь одним его взглядом. Он словно ноги к полу пригвождает, все мышцы цепенеют. А сердце… То забывает, как биться, то колотит так, что рёбра расходятся мелкими трещинами.

Ну что с него взять? Бракованное же.

Если бы смогла признать это раньше, возможно, всё было бы иначе.

Ха! Это только я.

Северов всегда ведёт себя как скотина. Вечно цепляет, расшатывает, будто старается из равновесия выбить. Хотела бы сказать, что он всех так доводит, но нет. С остальными он другой, а со мной… Такое чувство, что я его на каком-то ментальном уровне из себя вывожу, бешу, раздражаю. Одно моё присутствие, вид, голос, одержимое желание во всём быть лучшей, идеальной.

Идеальная девочка…

Чтоб его! Он мне это прозвище дал. Теперь вся академия меня так называет. Бесит до зубного скрежета. Словно в его диком тёмном мире, я — белая ворона, которая ну вот вообще никак не вписывается в окружающую его среду.

До раздевалок дохожу в таком раздаренном состоянии, что даже Вику не замечаю.

Погружаюсь в свои невесёлые размышления в поисках ответов всё глубже. Надо ли говорить, что так ни одного и не нахожу? Только больше запутываюсь. Заболоцкая выдернула из меня то, что я так отчаянно запихивала в самые глубины подсознания. И что теперь с этим делать?

— О, идеалочка явилась. А что же не первая, как всегда? — доносится откуда-то сбоку, но я даже не оборачиваюсь.

Раньше не позволяло воспитание. Никаких эмоций на публику. Всегда холодно-отстранённая.

А сейчас?

Желание вырвать пару прядей становится нестерпимым до зуда в ладонях. Не реагирую не потому, что так правильно, боюсь с эмоциями не справиться, и вместе с волосами полетят ещё и зубы.

На автомате скидываю одежду и натягиваю форму. Сейчас начнётся занятие по самообороне. Отработка защиты и нападения. Надеюсь, в пару со мной попадёт именно обладательница зацепившей реплики, вот тогда-то и оторвусь. А если не она? Пофиг. Мне срочно надо кого-нибудь убить. Или придётся головой об стену расшибиться, чтобы вернуть хоть какое-то равновесие в свой расшатавшийся внутренний мир.

— Да она с самого утра заторможенная. Лучше близко не подходить, вдруг заразная. — у шкафчиков раздаётся хохот.

Что я там говорила? Не реагирую, чтобы никого не покалечить?

Разворачиваюсь с плохо скрываемым желанием убивать.

Заболоцкая только тонкую трещину в плотине моего самообладания пробила, а сейчас её прорвало. Ярость бурным потоком вырывается, сочится через кожу, горит в глазах. Кажется, что даже воздух вокруг меня накаляется и окутывает тёмной аурой. Сжимаю и разжимаю кулаки. Скрежещу плотно стиснутыми зубами. В глазах пылает огонь моего бешенства.

И они это видят. Как-то резко замолкают.

Размотать четырёх девчонок по раздевалке для меня труда не составит.

Уже пять лет занимаюсь каратэ и боксом. Не фанатично, конечно. Только для себя, поддерживаю форму и тонус. Начала заниматься, как только приняла решение поступать в полицейскую академию. Девушке с моей комплекцией пришлось бы туго. Я не хотела начинать с нуля, как большинство студентов. И, естественно, втайне от родителей. В выбранной мной профессии надо ко всему быть готовой.

Волчинская гордо вскидывает голову.

Так вот кому эти фразочки принадлежали. Странно, что сразу не догадалась. Карина — та ещё стерва. И подружки ей под стать.

Складывает руки на груди и гордо её выпячивает.

Куда уж ещё больше её и без того внушительного"четвёртого".

Поднимает вверх аккуратно выщипанную бровь. Постукивает по руке наманикюренными ногтями. Распущенные светлые волосы перекинуты на одно плечо.

Вообще не понимаю, что она тут делает. Не в данный момент, а вообще в академии. Всегда с иголочки, с идеальным маникюром и макияжем. Как и я, но она по-другому. Сексуальнее что ли.

— Проблемы, идеалочка? — ненавижу это слово. Тоже от него, от Северова, прицепилось. — Ну чего стоишь как истукан? Ммм? Что не так, а, идеалка? — цепляет, потому что знает не то, что не ударю, а, как обычно, пущу в игнор.

Не сегодня.

— Да, Волчинская, у тебя огромные проблемы. — выдаю со злобным шипением.

Замечаю, как в ужасе расширяются её глаза, когда делаю выпад. Удар. Рывком приземляю хрипящую Карину на колени.

Дышу до разрыва лёгких. Грудная клетка высоко поднимается и опадает с шипящими звуками.

Во мне не остаётся ни капли жалости или сострадания, когда смотрю на её перепуганное лицо и округлившиеся карие глаза. Все два года она меня доводит просто потому, что я когда-то посмела заявить, что меня не интересует её дружба.

Оскорблённая принцесса, мать её.

Ещё удар кулаком в лицо.

Рвать волосы не для меня — девчачьи драки. Видимо, глубоко внутри меня всегда жил беснующийся мальчишка, который любит кровь. Ту самую, которая брызгает из её носа и стекает по моим костяшкам. Мальчишка скачет от радости. Тараканы пускаются в пляс. А монстр, о котором я даже не подозревала, требует больше крови. Ещё, ещё и ещё.

На периферии сознания улавливаю визги Карининой своры.

— Перестань!

— Миронова, хватит!

— Ты что творишь?

— Перестань! Кто-нибудь, уберите её!

— Парней позовите!

— Рты заткните! — рявкаю зло и снова заношу кулак.

— Хватит, Настя. Ты с ума сошла? — бросает Вика, перехватывая занесённую для удара руку. — Тормози, Насть.

Странно, но это срабатывает.

Разжимаю кулак, на который наматывала волосы Волчинской. Закрываю глаза и делаю глубокий вдох. Выдыхаю со свистом сквозь стиснутые зубы. Выдаю разворот на месте и быстрым шагом вылетаю на улицу. На визжащую свору даже не смотрю.

Вдох-выдох.

Почему так жарко?

Если бы прямо сейчас с неба ливень хлынул, то от меня точно пар пошёл бы.

— И что это было? — бурчит подруга.

— Достали! Все и на максималках. — отбиваю, не разлепляя век.

Если бы я только знала, что это ещё не конец моих злоключений. Если бы догадывалась, чем закончится этот день…

Лучше бы меня на месте молнией пришибло.

***

Размеренным шагом направляемся в сторону спортзала. Размазываю взгляд по столетним стенам и паркетному полу. Цепляю в фокус проходящих мимо студентов. Таскаю густой воздух. Прилагаю все усилия, чтобы не сосредотачиваться не только на произошедшем, но и на собственных разрастающихся в душе эмоциях и заполняющих мозг мыслях.

— Никогда тебя такой не видела. — бубнит подруга, не отрывая глаз от пола.

— Сама удивляюсь, — правда, от себя в шоке, — с чего вдруг сорвалась? Надо было проигнорить, как всегда. Но знаешь, Вика, — замолкаю, стараясь подобрать правильные слова, — не жалею. Внутри меня будто стоп-кран сорвало.

На самом деле жалею, что не довела начатое до конца и не размазала Карину по стене.

Злость притупилась, но не исчезла окончательно. Наверное, я схожу с ума. Что со мной сегодня творится? Сегодня я не просто стою у черты, которую никогда не решалась пересекать. Я за неё шагнула.

— Волчинская, конечно, тварь. Но чего ты из-за неё так бесишься? — высекает Вика, переводя на меня взгляд.

Запускаю пальцы в волосы, растрёпывая собранный хвост, и выдаю какой-то хриплый смешок.

Из-за неё? Да плевать мне на эту курицу с высокой колокольни. Если бы Заболоцкая только знала, отчего мне так крышу снесло, то похлеще моих тараканов выплясывать начала.

Кстати, о них… Что-то больно тихо в черепной коробке. Слишком тихо. Меня это пугает.

Глухо выдыхаю и поднимаю ресницы, открывая глаза.

— Да похеру на неё. — сегодня с эмоциями явно перебор, поэтому"запрещённые"словечки — меньшее из всех зол. — Ты меня до этого довела, Вика. — отбиваю глухо.

— Я? Ты что, так обиделась? Ну, извини. Я хотела подойти, просто не знала, что ещё сказать. — опять начинает тарахтеть.

— А ты и так уже всё сказала. — выдаю задушенным голосом. — Больше, чем надо. Чем могу выдержать.

Останавливаемся на входе в спортзал, потому что у ринга уже человек двадцать толпится.

— Ну, извини, Насть. Я серьёзно. Прости. Переборщила. — слышится явное раскаяние в её голосе.

— За что? За то, что вывалила на меня разом всё дерьмо, от которого уже не отмыться? За то, что вывернула меня наизнанку? За правду простить? За неё не прощают. Её или заталкивают куда поглубже, или принимают. Я наконец своей в глаза взглянула.

— В смысле?

Ответ на свой вопрос она получает, когда прослеживает за моим взглядом.

Я смотрю на Северова. Точнее, прямо в его бирюзовые глаза. Они прожигают. Испепеляют душу.

Чувствую, как краска приливает к щекам и расползается ниже, но глаз не отвожу. Впервые. До упора. Разряд. Ровная линия пульса, как и всегда.

Он полностью поворачивается и делает шаг в нашу сторону. Контакт не разрываем.

Ещё шаг.

Сердце частит так, что пробивает насквозь грудную клетку.

Шаг.

Дыхание срывается. Лёгким категорично не хватает кислорода.

Шаг. Шаг. Шаг.

В упор.

Он нависает надо мной, как скала.

— Палишься, идеалочка. — выписывает спокойно, но на губах играет лёгкая насмешка.

А у меня сердце в пятки проваливается.

Идеалочка… Идеальная девочка…

Только так, никак иначе. Хоть бы раз по имени назвал. Или по фамилии. Да вообще как угодно, но только не так.

Цепляет? Да! Ещё как!

Открываю рот, чтобы высказать всё накопившееся за последние два года.

Гулять, так до рассвета. Идти, так до конца.

Я уже говорила, что сегодня странный день?

— Пошёл ты, Северов, на хрен. — скорее выдыхаю эти слова. Замечаю, как в удивлении его брови ползут вверх. За эти два года мы даже толком и не разговаривали, только мимолётом и по делу. Обычно он подбивает, а я спускаю на тормозах. Не сегодня. Рывками вбиваю в лёгкие воздух и спустя несколько секунд добавляю ровным тоном. — Я тебе не идеалочка. Хватит меня так называть. Сколько можно? Я тебе не груша для битья! Найди себе кого-нибудь другого! — опять срываюсь на злобное шипение, чтобы не привлекать посторонних взглядов.

Хотя с последним явно не справляюсь. Видимо, для них видеть нас рядом так же нереально, как дружба волка и овцы.

— Наконец-то, — говорит так тихо, что я практически всем корпусом вперёд подаюсь, чтобы разобрать его слова, а на следующей фразе тупо давлюсь воздухом, — я тебя вижу. И я не хочу другую. Тебя хочу.

Улавливаю в его тоне какие-то странные интонации, от которых по всему телу расползаются мурашки.

Открываю было для ответа рот, как в зал входит тренер и тут же командует:

— Миронова, Северов, вот вы то мне и нужны. Давайте на ринг, так сказать, зададим темп.

Да вашу ж мать!!!

Глава 3

Зачем нужна любовь, если она приносит боль?

Что я там говорила: хочу убивать? Сейчас я сама умереть готова, потому что это — заранее проигранный бой.

ОН выигрывает абсолютно всегда. Что бы я ни делала и какие тактики не применяла. Я могу уложить на лопатки даже любого парня, не говоря уже о женской половине академии, но только не его. Как ни тренировалась, даже на износ, ничего не выходит.

Стараюсь набрать воздуха в сжавшиеся до размера изюма лёгкие, но выходит не очень.

— Готовсь! — выкрикивает тренер.

Встаём в стойку.

— Спарринг!

И начался наш вечный танец с заранее известным финалом.

Какое-то время мы кружим по рингу, делая выпады и отражая удары. После очередного уворота выпрямляюсь и обвожу языком пересохшие губы.

Тут же ощущаю, как их словно огнём жжёт.

Зачем-то поднимаю глаза и…

Северов смотрит на мой рот, даже не моргая. Его дыхание сбивается ещё сильнее.

Это мой шанс.

Рывок. Подсечка. Мы падаем, и я оказываюсь сверху. Сижу на его бёдрах и чувствую вкус победы. И…

Впитываю в лёгкие его запах: кофе, табак и корица. Такой пряный и вкусный. Зачем-то бросаю короткий взгляд на его рот и зависаю. Сердце сбивается с ритма.

А вот в следующую секунду происходит нечто очень странное. Мои тараканы взрываются аплодисментами, когда Северов делает поступательное движение бёдрами, от которого внутри меня загорается пламя, и я оказываюсь на спине, прижатая крепким мужским торсом.

Долбанные тараканы! Срочно нужна дезинфекция.

Его лицо оказывается всего в паре сантиметров от моего, мы почти соприкасаемся губами, и я чувствую на своих его обжигающее дыхание. Лёгкие до отказа забивает терпкий аромат. Кажется, что жар его тела плавит на мне одежду. Все внутренности превращаются в кипящий кисель. А его твёрдый половой орган давит мне в живот.

Прикладываю все непонятно откуда взявшиеся силы в отчаянный рывок и, снова укладывая Северова на лопатки, седлаю.

И тут опять происходит сбой.

Мы сцепляемся взглядами. Глаза в глаза. По нервным окончаниям пробивает двести двадцать. В конечностях зарождается дрожь.

Не знаю, как эта возня выглядит со стороны, но мне сейчас абсолютно пофигу.

Мы оба дышим тяжело и рвано. Сердце пробивает грудную клетку не только у меня. Чувствую, как лупит его, потому что плотно прижата к его грудине. Руки медленно ползут на мою талию, оставляя ожоги. А потом он в одно движение скидывает меня с себя и, наваливаясь всем телом, лишает любой возможности для контратаки. Бёдрами сжимает мои ноги, а руки плотно придавливает вдоль тела.

Всё моё хвалёное самообладание летит к чертям, когда его лицо застывает в нескольких миллиметрах от моего. Дыхание Северова становится почти неуловимым. Он жадно хватает ртом воздух снова и снова, будто лёгкие отказываются воспринимать кислород.

Мои тоже.

Вдох. Вдох. Вдох.

Безрезультатно.

Тренер что-то кричит, одногруппники о чём-то переговариваются, но я слышу только, как кровь ревёт в ушах.

Ещё одна попытка вдохнуть.

Ни черта не выходит.

Я привыкла всё контролировать. Вся жизнь по полочками, но сегодня они все с громким треском разлетаются в щепки.

Ничего не вижу, кроме его глаз. И таки да, это не линзы. Ничего не слышу, кроме гулкого биения сердца.

Удар. Удар. Удар. И оно снова замирает.

Да что со мной не так?

Он делает едва уловимое движение, и где-то внизу живота стягивается тугой узел, а между ног собирается влага. Кровь приливает к щекам и расползается от лица к груди. Неловко ёрзаю, и Северов выпускает какой-то странный рык, на который я отзываюсь тихим стоном.

Стоном, бля!

— Что же ты со мной делаешь, идеальная девочка? — скорее выдыхает, нежели говорит парень, крепко прижимающий меня к полу.

— Отпусти меня! — шиплю, дёргаясь всем телом, а в ответ получаю ещё одно движение бёдрами, и узел в животе становится туже.

— Не шевелись, Настя, блядь! — рявкает хрипло.

— Пусти! — срываюсь на тихий крик, снова подрываясь вверх, другой возможности заставить подняться его у меня нет: руки и ноги парализованы захватом.

— Да твою ж мать, блядь! — рычит Северов, и в следующее мгновение мне удаётся схватить воздух, потому что он, наконец, откатывается в сторону.

И сразу становится как-то холодно. Словно кто-то открыл все окна, впуская сквозняк.

Окружающий мир врывается в меня с гулом голосов, в котором отчётливо слышны реплики, которые отчего-то больно жалят.

— Ну нихрена ж себе! Вот вам и идеалка!

— Не идеалка, а индивидуалка прям! — громкий смех.

— Север, да вам бы уединиться!

— Ещё бы прям здесь трахнулись, вот это шоу было бы! — опять ржач.

Закрываю глаза и чувствую, как солёные слёзы выжигают веки.

Я не буду плакать. Не буду. Я не заплачу!

— Бля, я бы и сам не против ей вдуть!

Я не стану плакать.

— А наша идеальная девочка не такая уж и идеальная. Такой бы и я засадил! — присвистывание.

Не заплачу!

— Хлебальники захлопните! — голос Северова громом разносится по спортзалу и заставляет гул утихнуть, давая мне необходимую передышку и возможность собраться с мыслями.

Упираюсь ладонями с двух сторон от головы, выгибаю спину, сгибаю ноги в коленях и поднимаюсь в прыжке. Колени тут же подкашиваются, и я начинаю заваливаться назад. Даже не стараюсь удержать равновесие, самое ужасное в любом случае уже случилось. Закрываю глаза и лечу прямо в… стену. Горячую стену.

— Не трогай меня, — рычу сквозь зубы, когда Артём кладёт руки мне на талию, легко сжимая.

Да, я впервые назвала его по имени даже в мыслях.

— Настя, — шепчет в ухо, опаляя кожу, — не обращай на них внимания.

Его дыхание тяжёлое, рваное, поверхностное.

Надо ли говорить, что за этот день он уже дважды назвал меня по имени? И оно никогда ещё не звучало так красиво и так… сексуально.

Кажется, мой мозг всё ещё не напитался кислородом, потому что я просто стою и позволяю ЕМУ держать меня. А в какой-то момент даже слегка подаюсь назад и прижимаюсь к телу Северова.

— Блядь, перестань так делать, или я за себя не ручаюсь! — режет сиплыми интонациями Артём и, толкаясь бёдрами, вжимает член между ягодиц.

И только сейчас, с огромнейшим запозданием загорается сигнал SOS и начинает орать внутренняя сирена.

Не обращая внимания ни на кого, вырываюсь из его рук, спрыгиваю с ринга и бегом вылетаю из спортзала. Вика что-то выкрикивает. Тренер орёт. Но мне настолько плевать, что даже если под моими ногами разверзнется пропасть, не замечу этого.

Северов перехватывает меня почти у самых раздевалок.

— Подожди! Миронова! Да остановись же ты! — кричит, задыхаясь от бега.

А может и не только от него.

— Отвали! — выкрикиваю, не оборачиваясь, на грани истерики, и продолжаю бежать. Он ловит меня за руку и рывком разворачивает на себя. Выставляю вперёд ладони и упираюсь в стальную грудь. — Отвали, сказала же! Русского языка не понимаешь, что ли? — продолжаю упираться.

— Когда же ты перестанешь сопротивляться, идеальная девочка? — шепчет Артём, задевая губами моё ухо и разгоняя по телу волны жара.

Если бы он только знал… Если бы знал, насколько сильно мне сейчас хочется перестать противиться. Как я от этого устала. Бороться со своим воспитанием и принципами. Снова вдохнуть его запах. Прижаться к горячему телу. Узнать на вкус его поцелуй. Разрушить все рамки. Преступить все границы. Перейти все черты. Спустить с поводка всех своих тараканов. Просто сойти с ума. От него. С ним.

— Перестань уже убегать. — высекает, прихватывая губами мочку и обводя языком.

А я снова забываю для чего мне кислород. Ноги наливаются свинцом. Лёгкие забивает запах кофе, табака и корицы. По коже летят мурашки.

Поднимаю взгляд и встречаюсь с бирюзовыми глазами.

Моё бракованное сердце выдаёт кульбит, когда между нашими губами остаётся всего один вдох. Впитываю его ментолово-табачное дыхание.

— Настяяя! — Викин крик режет не только пространство, но и то странное притяжение, что держало меня в руках Северова.

В один прыжок оказываюсь на расстоянии вытянутой руки и начинаю понимать то, что только что почти произошло.

Он меня чуть не поцеловал!

А я этого хотела!

Почему-то перед глазами сразу встают образы родителей, которые отчаянно качают головами и забрасывают укорами:

— Что ты же ты делаешь, Настя? Разве так можно? — слышится строгий голос отца.

— У тебя же жених есть. Как ты можешь так с ним поступать? И с нами тоже? — доносится мамино разочарование.

Зло трясу головой в попытке избавиться от зудящих замечаний.

Артём делает шаг в мою сторону, и тут меня прорывает.

— Не подходи ко мне! Не прикасайся! Не приближайся! Никогда, блядь, не приближайся ко мне! Слышишь?! Держись от меня как можно дальше! — ору, захлёбываясь паникой.

— Окей. — обрубает коротко.

Делает глубокий вдох, сжимает руки в кулаки и, повернувшись, идёт к выходу.

Окей?

Его силуэт расплывается перед глазами из-за непролитых слёз. Жгучая обида давит на грудь. В горле становится ком, который никак не удаётся протолкнуть.

— Всё равно ты проиграла эту войну, идеальная девочка. — долетает его голос.

И тут меня взрывает. Я залетаю в туалет и раздаюсь рыданиями. Кусаю ребро ладони, чтобы никто не услышал.

Да, я проиграла!

Закусываю губы до металлического привкуса крови во рту.

Успокоиться удаётся только к началу следующей пары. Звоню Кириллу.

— Можешь меня забрать? — спрашиваю дрожащими интонациями, едва поднимает трубку.

— Сейчас? — выбивает обеспокоенно.

— Да.

— Что-то случилось? У тебя же ещё одна пара?

— Отменилась. — выталкиваю откровенную, но такую необходимую ложь.

— Настя, что происходит? — голос Кира звучит взволнованно.

— Северов достал! — выдаю это и тут же жалею.

Не понимаю, как вырвалось. Кир уже давно в курсе, что у меня"тёрки"с этим парнем. Если после академии я прихожу злая или расстроенная, то дело всегда в нём.

Раньше отмахивалась, отмазки придумывала. А потом объяснила, что он постоянно цепляет меня и из себя выводит. Кирилл даже"пообщаться"с ним собирался, но я сказала, что и сама нормально справляюсь.

Теперь на вопросы"ты чего злая?"или"что с настроением?"ответ всегда один — Северов.

— Буду через пятнадцать минут.

Быстро переодеваюсь, хватаю свои вещи и через четверть часа уже целую своего жениха прямо на глазах у Артёма, размазывая по подъездной дорожке своё сердце.

Глава 4

Ревность сама по себе дерьмовое чувство. Но становится хуже, если не имеешь на неё права.

— И чё это за херня такая была? — рубит вопросом Тоха.

— Какая? — бросаю якобы в удивлении, таща брови вверх и выпуская в воздух сигаретный дым.

— Ты нашу идеалку на ринге практически, блядь, трахнул. Ещё бы минута, и ты бы шмотки с неё стягивать начал. — бомбит друг.

— Хуйня. Забей. Давно не трахался, а у неё в этих лосинах задница просто отпад. — выдаю с ухмылкой. — И она так ей ёрзала, когда сверху сидела, что эрекция случилась раньше реакции.

Не в лосинах, сука, дело! В ней! В этой идеальной девочке, на которую у меня нет прав. Но почему?.. Почему, мать вашу, я хочу именно её, но не позволяю себе даже лишнего слова ей ляпнуть, хотя со всеми остальными никаких проблем нет?

— А разве не ты её занудной ботаничкой называл и говорил, что лучше вздрочнуть, чем эту ледяную принцесску доморощенную трахать? — бурчит Антон, кося на меня взгляд.

— Да захлопнись ты уже, Тоха! — рявкаю, начиная откровенно закипать.

"Не приближайся! Никогда, блядь, ко мне не приближайся!"

Эти слова мне череп на хрен разрывают. За грудиной в тот момент так хреначило, что казалось, грудак пробьёт. Пиздец полный. Она же, блядь, текла подо мной. Опыта достаточно, чтобы понять, когда девчонка заводится. Когда услышал, как Настя стонет, чуть в трусы не спустил. У меня от неё крышу к чертям срывает. Кажись, мне срочно нужен перепих. С кем угодно.

Выцепляю глазами Волчинскую и, бросив в урну окурок, выдвигаюсь в её сторону.

— Привет. — хриплю, вжимаясь твёрдым членом в её ягодицы и обвиваю руками под грудью.

Четвёртый размер и сочная задница сейчас как раз то, что мне нужно. Надо срочно выбросить из головы идеальную девочку с её идеальной небольшой грудью с острыми сосками, которые так натягивали ткань её спортивного лифона, что казалось, сейчас наружу пробьются.

Блядь, почему я так хочу именно её, когда кругом столько девок, которые без раздумий запрыгнут в мою койку?

— Привет, Артём. — приветствует слащаво, сильнее вжимая задницу мне в пах.

Да, то, что надо, чтобы не думать об идеально округлых бёдрах, в которые я вдавливался на ринге.

"Никогда не приближайся!"

И не собирался, блядь, пока утром в коридоре она не обернулась. Что-то в её глазах дало жёлтый свет. Не зелёный, нет, только жёлтый, но на трене я выжал педаль газа.

Долбоёб хренов.

Знал же, что она ещё не готова, но, сука, не сдержался. Стоило ей провести розовым язычком по пухлым губам и всё, крыша едет неспеша. Хотя моя рванула со свистом, проскрёбом и пошла юзом.

— Куда спешишь, малышка? — выдаю необходимую нежность, чтобы отыметь её прям в машине.

Так ломаться не будет. Обычно времени трачу немного больше, но за то без этой романтической пошлятины. От всех этих словечек выворачивает на хрен.

— Домой. — высекает хрипло, продолжая тереться задницей о готовый взорваться член.

— А как же пара? — спрашиваю на кой-то чёрт. Похер же.

— Надо красоту навести перед вечеринкой. — поворачивается, облизывая губы.

И тут я замечаю опухший нос и расползающийся вокруг синяк.

— С лицом чего? — выбиваю сипло.

Видеть всегда наприпараденую Волчинскую с"финишем" — тот ещё шок.

— Дура эта ненормальная свихнулась. Набросилась, как собака бешеная! — возмущается, а сама уже наяривает мне член через ткань джинсов.

— Кто? — спрашиваю с хрипом.

Не понимаю, откуда это берётся, но, кажется, ответ я уже знаю.

— Идеалка эта долбанутая. Миронова. — практически визжит от возмущения. — Но ты же меня защитишь от неё? — голос девки становится приторно-сладким, и она начинает тереться об меня сиськами и прижиматься всем телом.

Вот только желание её трахать у меня отпадает сразу.

Хватаю за запястья и рывком отдираю от себя. Смотрю прямо в глаза и рычу:

— Что ты ей сделала?

— Я сделала?! Это она на меня набросилась! — начинает верещать и выдираться. — Отпусти, Артём, ты мне больно делаешь!

— Что? Ты? Сделала? Насте? — чеканю по слогам и прибиваю её таким взглядом, что девка тут же замирает и начинает лепетать:

— Да ничего такого. Она в раздевалку последняя явилась. Я предположила, что она больная чем-нибудь и лучше к ней не приближаться. Она услышала и набросилась, просто сумасшедшая какая-то. Клянусь! Я её боюсь. У неё с головой непорядок. Ей в дурдоме самое место.

Сильнее сжимаю запястья Карины, а на глаза падает красная пелена. Мало того, что я сегодня на трене своей идеальной девочке устроил, так ещё и сука эта.

Моей? Я сказал моей? Никогда! Ни в жизни, мать вашу!

Я не имею права к ней прикасаться. Портить её. Ломать. Хотя именно это я и делаю. Потому что хочу до одурения.

— Отпусти меня, Север! Ты мне больно делаешь! — визжит Волчинская, а я готов ей шею свернуть, лишь бы заткнулась. — Не прикасайся ко мне. Даже не подходи! — орёт, выдирая руки.

"Не подходи. Не прикасайся…"

Блядь!

Брезгливо отшвыриваю от себя искусственную блондинку и до хруста в костях сжимаю кулаки. Достаю из кармана пачку и закуриваю сигарету. Забиваю лёгкие никотином, пока их жечь не начинает.

Карина продолжает сотрясать воздух, но я ни черта не слышу. Разворачиваюсь и давлюсь дымом.

На подъезде стоит чёрный лексус, а возле него зализанный чёрт, к которому бежит Настя. Какой-то животный инстинкт вынуждает меня двигаться вперёд и перехватить её раньше, но не успеваю. Моя идеальная девочка влетает ему в объятия, обнимает за шею и целует. Они садятся в тачку и выруливают, а я стою и растягиваю свою агонию. Лёгкие перестают вентилировать воздух. Мотор к чертям разрывает грудину. А я всё стою и пялюсь на то место, где МОЯ Настя минуту назад целовала этого зализыша.

Моя? Да ни черта она не моя! И моей никогда не будет.

— А вот это уже хуёво. — пробивается Тохин голос в вакуум, в который превратилась моя башка. — Прям пиздец просто.

— Чё, блядь? — выбиваю сквозь стиснутые до скрипа зубы.

— Пиздец тебе говорю. Видел же, что неровно по ней дышишь, но думал так, временно. В койку затащишь и перегоришь, — гордо вещает приятель, — но не тут-то бы. Ты в ней по самую черепушку.

— Хуйня. — бросаю уверенно.

Сам себя в этом убеждаю. Хреново выходит.

— Знаешь, как называется то, что ты сейчас чувствуешь? — ха. Чувства? Смешно. Нет никаких чувств. Я самая бесчувственная скотина на свете. Трахаю кого, когда и где захочу. Бью любую не понравившуюся рожу. Беру, что хочу. Чувства? Ха-ха-ха. — Ревность, Тёмыч. Ты сейчас ревнуешь девку, которую даже не полузал. А знаешь, что это значит?

— Она — не девка! — рявкаю раньше, чем доходит, что делать этого не стоит.

— Вот то-то и значит, Север, ты в ней по уши.