The Last station

Настиана Орлова, 2023

Действительно ли существует свобода воли, или это только её видимость. Есть ли кто-то ещё, кто управляет нашими жизнями? Почему одна из главных конспирологических теорий обрастает всё больше фактами и не выходит из головы Паши? Этими вопросами задается главный герой и, пытаясь найти ответы, оказывается в психиатрической больнице. Новые условия, новая влюблённость, размышления о жизни, о времени и о себе помогают ему оставаться на плаву и не утонуть в больничной нездоровой среде. Но вопрос остаётся открытым: так ли он безумен?

Часть 5. Пути познания

Лечить свою болезнь не страшно. Страшно прожить всю жизнь, так и не узнав о своей болезни и думая, что это твоя изюминка. Тревожность. Мания по несколько раз проверять, закрыты ли двери, — не педантичность, а ОКР. Стремление доказать миру, что ваши плохие поступки не определяли вас, — не безответственность, а атрофированная совесть. Этих людей, по словам врача, намного больше, чем кажется. Каждый второй. Каждый первый. И разница между теми, кто заперт внутри, и теми, кто ходил снаружи, лишь в одном: куда они сбрасывают свой мусор — в мусоросборник или на голову другому человеку.

Интересно, как долго мучилась Мать-Природа, прежде чем оказалась в клинике? Она была странноватой в школе, её избегали сверстники, родители считали, что с возрастом пройдёт? А потом, конечно, ничего не прошло. Она так и осталась зависимым от природных явлений ребёнком, который не вписывается в мир, и была изгнана сюда. Так ведь обычно поступали с неугодными — обособляли, определяли вокруг них капсулу, как вокруг гнойника, и ждали, пока человек самотечно разорвётся, не запятнав окружающие ткани. Это место, с одной стороны, — сплошь карбункулы — гнойник на гнойнике; неугодные, собранные в одном месте, чтобы подчистить видимую часть города от психов. Хорошо, что нынешнее время более гуманное, чем два столетия назад, и психов не расстреливали на улицах, как бродячих собак.

Чтобы не думать об этом слишком долго, потому что его настроение стало более нестабильным после того, как доктор заменил ему таблеточки, и он стал чаще расстраиваться и уходить в себя, Павел переключил внимание на всё ту же Мать-Природу. Когда-нибудь он запомнит её имя. Стоял равномерный гам, словно на рынке сельхозпродукции. Разговоры заполнили всю комнату отдыха, большинство из которых было монологами. К его удивлению, Луиза тоже была там, сидела поодаль чуть задумчиво и вроде бы поглядывала на него, словно бы решаясь подойти. Но эту мысль он сразу отбросил подальше. Даже в растянутой по-домашнему футболке и разбросанными по плечам волосами, он не знал, чего от неё ожидать. Какое-то предчувствие подсказывало держаться подальше.

К его удаче, среди девушки, снующих медсестёр, санитарок, и прочих пациентов, что занимались своими делами, была и Мать-Природа. Она забилась в угол и смотрела на шероховатость больничной стены, как будто это был морской пейзаж Айвазовского. Взгляд её был более-менее осознанным, заинтересованно следящим. Паша достаточно всё проанализировал, прежде чем оставить недоеденную пресную кашу и пойти в сторону сестрицы по несчастью, игнорируя зеленоглазую девушку в другом конце холла. Когда он подошёл, и тень его легла на лицо Матери-Природы, она обратила на него внимание.

— Я присяду? — спросил он.

— Только тихо, — пришикнула она.

Паша неуклюже приземлился на пол рядом с ней. Достаточно близко, чтобы её слышать, и достаточно далеко, чтобы не приносить дискомфорт им обоим. Подсознательно он уже сам попытался проникнуть в её голову и понять её подход. Взгляд его прошествовал той же дорогой до ближайшей стены, на которую таращилась девушка. Внешняя отделка напоминала покрытую сталактитами пещеру — выровненную, но на месте дыр оставались бугры краски. Кажется, это называется декоративной штукатуркой.

— Что показывают? — искренне задался он вопросом. Может, он последует её примеру завтра: просто усядется и будет смотреть один и тот же канал на рельефах стены. В его заинтересованности ведь нет никакой тайной подоплёки? Он надеялся, что не напугал девушку и не показался ей грубым. С новыми знакомыми всегда существует этот страх.

— Где? — повернулась девушка, уперев свои высохшие глазницы в парня. Несколько капилляров лопнули, и с такого расстояния Паша мог их все рассмотреть.

— А на что ты смотришь тут? — кивнут он в том же направлении.

— Тебе не увидеть, — заключила она. — Здесь проходит путь паука.

Паша прикинул в уме и смутно вспомнил только одно понятие «пути паука», как и «пути пчелы», как и «пути муравья», но вряд ли Мать-Природа сейчас говорила о «путях познания» по Френсису Бекону.

Путь паука, по Бэкону, — получение знания из «чистого разума», то есть рациональным путем, взглянуть на проблему изнутри и понять её суть. Пауки «ткут паутину мыслей из своего ума». Путь муравья — метод получения знаний на практическом опыте, сборе разрозненных фактов, доказательств; полная противоположность пауку. Путь пчелы — идеальный способ познания, — брать достоинства паука и муравья и избавляться от их недостатков — то есть, сбор данных, накопление опыта и посредством этого создание чего-то нового.

Павел обладал мышлением пчелы, поэтому предположил:

— По этой стене проходят пауки?

— Да.

— И ты их ждёшь?

— Обычно, стоит мне отойти, они тут же выползают и ищут выход наружу, но они заблудились, — произнесла она и указала на окошко. — Мне никак не удаётся дождаться их.

— Не думала… — Павел принял участие в её бреде, — что они боятся тебя? Как и других людей. И просто ждут, пока никого не будет, чтобы пойти по своим делам?

— Нет. Они не боятся, — зачем-то передразнила девушка и улыбнулась шальной улыбкой, переводя внимание к стене. — Я точно знаю, что страх им неведом. Они ждут момента, чтобы напасть. Но я всего лишь хочу выпустить их на волю.

Павел еще раз перевел взгляд на закрытое решеткой и не открывающееся даже для проветривания окно, через которое видно задний дворик. Лучи солнца красиво пробирались сквозь занавески.

— Понятно.

На этом их разговор закончился. Паша ещё некоторое время посидел с ней, думая о своём, затем заскучал и вернулся к завтраку.

***

Как ни странно, событий здесь происходило меньше, чем в знаменитом романе Кизи. Рутина успокаивала и затягивала, и будь у Паши пару лишних талонов на кислородные коктейльчики, он бы принял это место за санаторий. Каждый день у них групповые занятия. Если призадуматься, то можно прийти к выводу, что на таких занятиях действует правило: «по одной травме в день». То есть, доктор Инга знает обо всём послужном списке пациентов и классифицирует группы по схожим травмам и аддикциям. Сегодня слово у «неконтролируемой агрессии». Звездный час Макса, Дениса и пары других. Павел и не вслушивался, несмотря на то, что прицельный взгляд врача не отпускал его весь час. До мурашек. И пусть слезливый рассказ Макса вызывал в нём самом отторжение, а от шутливой манеры торчка-Дениса хотелось хмыкнуть и закатить глаза, он смирно высидел весь срок. В нём достаточно человеческого такта, чтобы не перебивать других.

После терапии их кормили и изредка определяли счастливчиков, кому показан массаж или иглоукалывание. По желанию и при хорошей погоде, местные садовники-самоучки выходили к своим клумбам. Сегодня Павлу не повезло ни там, ни тут, и он отправился набивать брюхо по-армейски здоровой пищей. Невкусной, но питательной.

После еды положен отдых, и Паша уединился в собственной каюте, из которой уже выписали ночного пациента, и тревожно читал книгу, которую ему дал доктор Крашник. Следующий индивидуальный сеанс через три дня, и парень в душе надеялся, что, дочитав эту, он получит новую. Но опять же, его беспокоило, что это лишь мнимая исключительность.

Ближе к вечеру их ждал ещё один прием пищи. От него можно отказаться, чем Паша и пользовался, вырывая для себя лишний час. Такими темпами он провёл в палате весь день и почти забыл, что он вообще-то в больницу для психически больных не отдыхать пришёл.

Осознав это, Паша почувствовал вину и стыд. Да, стыд за то, что получает удовольствие.

Неприятное послевкусие сопровождало его до ночи, пока он окончательно не заснул.