Пустая карта

Настасья Карпинская, 2021

Что происходит, когда две параллельные друг другу жизни сталкиваются в одной плоскости? Жизнь научила ее не доверять людям, их клятвам и словам о верности и любви. У нее ничего нет, но она преданна своей семье и готова на все ради матери и сестры. У него есть все: деньги, шикарная квартира, бизнес, дорогая машина, пара любовниц и преданные друзья проверенные временем. У него есть все, кроме семейного тепла и любимой женщины. Что может связать двух абсолютно разных людей, когда точки пересечения совершенно отсутствует?

Глава 2

Выйдя из душа, я наблюдаю, как Дая расставляет на столе тарелки с разогретым ужином и приборы. Красивая, миниатюрная с шикарным вкусом ко всему, без излишеств. Мы сходились с ней во многом, порой понимали друг друга с полуслова, с одного кивка головы. И я не раз себя спрашивал: почему мы не заходим с ней дальше, что останавливает?

Она достаёт вино, а я сажусь за стол.

— Дая.

— А? — Она протирает бутылку и подносит её к столу со штопором, чтобы я открыл.

— Выходи за меня.

В голубых глазах удивление, а губы растягиваются в мягкой улыбке.

— У тебя сегодня тоже хреновый день?

Она тоже садится за стол и ловко разделывает приборами рыбное филе, наблюдая, как я наполняю наши бокалы.

— Я серьёзно сейчас.

— Давай подождём с этим. Вот если ты не женишься через пять лет, и твоё предложение ещё будет в силе, то я соглашусь.

— Почему через пять лет?

— Потому что у тебя ещё есть шанс встретить ту единственную.

— Может, через пять лет у меня уже стоять не будет.

Улыбка снова играет на её губах, и она, не сводя с меня взгляда, делает глоток из бокала.

— Я это переживу.

— Почему ты подала это лишь с одной стороны? У тебя тоже есть шанс построить отношения. Вероятнее всего, это ты выскочишь замуж, а я останусь не у дел. Заставляете вы меня во френдзоне сидеть, Даяна Павловна.

— Кому я нужна бракованная? — и улыбка стирается, превращаясь в горькую усмешку, исказившую губы.

— Зачем ты так?

— Это правда, и ты это знаешь. Я не могу иметь детей, совсем не могу, даже шанса нет. И я не хочу потом наблюдать, как мой мужчина засматривается на детей на детской площадке, понимая, что я не могу ему их подарить. Или каждый раз переживать, что он может уйти к той, которая сможет ему родить.

— Дети — это не главное.

— Может, и не главное, но это имеет большое значение.

— Есть детдома, суррогатные мамы.

— Ты бы подписался на ребёнка из детдома?

— Меня воспитывала тётя, поэтому я не вижу в этом ничего странного.

— Слав, воспитывать своего племянника и воспитывать абсолютно чужого ребёнка — это разные вещи и не все на это согласны.

— Суррогатные матери?

— Я не уверена, что выдержу это, — смотреть как твой ребёнок растёт в другой женщине и, не имея возможности самой испытать это, чувствовать его шевеления, ощущать в себе новую жизнь. Я с ума сойду от чувства жалости к себе. Тогда уж лучше из детдома.

— Дая… — мне хочется её поддержать, сделать эту тему для неё менее болезненной.

— Давай не будем об этом сегодня.

— Хорошо.

Остаток ужина разговариваем о работе, и я вижу, как ей становится легче. Пока она принимает душ, я убираю посуду в посудомойку, а после, допив вино, мы скрываемся в полумраке спальни. Белые простыни на её большой кровати с коваными спинками выглядят маняще и контрастно в сочетании с чёрным полом; старый французский фильм через проектор на стене и её голова на моём плече. Человеческое тепло, которого так не хватает нам двоим. Сегодня не будет секса, он будет утром, а сейчас лишь полумрак, тонкий аромат её геля для душа и отдых от работы, от одиночества, от мира.

— Ты когда свою старую колымагу поменяешь? — кивнул в сторону её чёрной ауди, когда утром мы вышли на улицу и ждали, пока прогреются машины.

— Ей всего пять лет, и я не хочу её менять.

— Машину надо менять каждые три года, иначе она у тебя из серваков перестанет выезжать. Тебе тачку подарить?

— Подари. Наконец-то перестану всем доказывать, что я сама машину купила, смогу честно сказать — насосала.

Смеясь, отбросил сигарету в урну и привлёк к себе Даю, коротко целуя в губы.

— У тебя когда день рождение?

— В сентябре.

— До сентября на этой поезди, а там разберёмся.

— Если тебя не посадят. — Она улыбается, но в тоне уже нет прежней игривости. — Что за тёрки с налоговой?

— Откуда информация?

— У нас бухгалтера из одной конторы.

— Понятно.

— Светлана не вытягивает?

— Она в чистую может считать, а мне надо, чтобы дважды два пять вышло, а точнее дважды два — семьсот восемьдесят шесть миллионов двести шестьдесят тысяч.

— Это стоимость той квартиры в новом квартале? — брови Даяны вскинулись вверх. — И чем тебе старый фонд не нравится?

— Мне нравится эта.

— У меня таких талантливых нет, но я постараюсь расспросить парочку знакомых.

— Не волнуйся, я найду выход.

— А если нет, то я останусь без новой тачки, Усманов. — При этом Даяна делано взмахивает ресницами, что вызывает мой хохот. Это совсем не её амплуа, и она об этом прекрасно знает. — Так что я теперь тоже переживаю.

— Теперь знаю, чем тебя можно купить — тачкой. А брюлики подойдут? Так, на будущее, чтобы знать.

— Слав, ты же знаешь, что не в машине дело, — произнесла уже совершенно серьёзно, поправляя ворот моей рубашки.

Если бы она хотела, могла бы три новых люксовых тачки купить и не испытывать при этом никаких затруднений, мы оба это понимаем.

— Знаю, и спасибо за это, — сжав её прохладные пальцы, поднёс их к своим губам, касаясь поцелуем.

***

— Алексеева Ольга Викторовна. На выход.

Слова, которые я ждала долгих два года, шаг за шагом по казарменным коридорам, в неверии, что уже через четверть часа я выйду за ворота колонии.

— Вещи на досмотр. — Расстёгиваю небольшую сумку, ставя её на обитый нержавейкой стол. — Документы. Распишись. — Я забираю протянутые бумаги с паспортом и ставлю свою подпись в каких-то табелях. — Вещи твои, — мне протягивают небольшой пакет, в котором лежит золотой браслет, два тонких кольца и небольшие золотые серьги.

Это то, что было на мне в момент поступления в колонию — колонию общего режима номер пять. Украшения из драгоценных металлов в таких местах под запретом, носить разрешалось только бижутерию, поэтому их сразу изъяли. За эти годы я и забыла, что они вообще у меня были. Молча забираю пакет, засовывая его в сумку.

— На выход! — резко раздаётся от конвоира.

Мы, минуя пост, выходим на улицу, через двор к первым воротам. Предъявление документов на КПП, и быстрым шагом ко вторым воротам. Ноги, обутые в резиновые сапоги, месят весеннюю грязь, которая налипает на обувь тяжёлыми комьями, но я иду, не обращая на это внимания.

Лязг железных засовов, и дверь, наконец, распахивается.

— Ну что, Алексеева, до встречи, — улыбаясь, произносит конвоир.

— Нет уж, прощайте.

— От сумы до тюрьмы, — раздаётся вслед, и он, смеясь, закрывает за мной дверь.