Речные заводи. Том 1

Най-ань Ши

Роман «Речные заводи» («Шуйху чжуань») основан на устных преданиях о восстании, произошедшем в XII веке. Мятеж возглавил Сун Цзян вместе с тридцатью шестью другими предводителями. Повстанцы создали хорошо укрепленный лагерь в труднодоступных местах, подчинив своей власти обширную область Китая. В этом захватывающем повествовании, написанном Ши Най-анем (1296-1370 гг.), действуют сто восемь героев-разбойников (в их числе и три женщины) – люди совершенно различных характеров. «Речные заводи», «Троецарствие», «Путешествие на Запад» и «Сон в красном тереме» – самые известные произведения китайской классической прозы, и можно только позавидовать тем, кто их еще не читал. В формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Глава пятая

Главарь разбойников оказывается под свадебным пологом. Лу Чжи-шэнь расправляется с ним в деревне Таохуацунь

Итак, игумен сказал Чжи-шэню:

— Оставаться здесь тебе больше нельзя. У меня есть духовный брат по имени Чжи-цин, настоятель монастыря Дасянго в Восточной столице. Отправляйся к нему и вручи это письмо. Попроси его дать тебе какую-нибудь службу при монастыре. Этой ночью мне было видение, и я поведаю тебе четыре истины, которые помогут тебе спасти жизнь. Смотри, крепко запомни их и следуй им до конца своих дней.

— Я готов выслушать ваши наставления, учитель, — ответил Чжи-шэнь, опускаясь на колени.

Тогда настоятель торжественно произнес:

— Счастье ты найдешь в лесу. Богатство получишь в горах; больших городов тебе следует избегать, а на берегах полноводных рек ты обретешь покой.

Внимательно выслушав эти слова, Лу Чжи-шэнь отвесил настоятелю девять поклонов. Затем он подвязал дорожную суму и, спрятав письмо, взвалил на плечи узел с вещами. Распростившись с настоятелем и со всеми монахами, Лу Чжи-шэнь покинул гору Утай и направился в гостиницу, расположенную рядом с кузницей. Там он решил немного передохнуть, дождаться, когда будут изготовлены посох и кинжал, и затем отправиться дальше.

Уходу Лу Чжи-шэня из монастыря все монахи очень обрадовались. Настоятель приказал починить разбитые статуи богов-хранителей и сломанную беседку. Спустя несколько дней в монастырь прибыл и сам Чжао с богатыми подарками и деньгами. Он распорядился заново восстановить статуи богов и беседку, но об этом мы больше не будем рассказывать.

Последуем теперь за Лу Чжи-шэнем. Он прожил в гостинице около кузницы несколько дней, ожидая выполнения своего заказа. Затем он приказал сделать ножны для кинжала, а посох покрыть лаком. Хорошо вознаградив кузнеца за труд, Лу Чжи-шэнь снова взвалил на плечи свой узел, привесил к поясу кинжал, взял в руки посох и, простившись с хозяином гостиницы и кузнецом, тронулся в путь. Встречные принимали его за бродячего монаха.

Покинув монастырь на горе Утай, Лу Чжи-шэнь направился в Восточную столицу. Более полумесяца провел он в пути. Монастырей он избегал и ночевал и питался на постоялых дворах; днем он заходил в придорожные кабачки.

Однажды по дороге Лу Чжи-шэнь так засмотрелся на красоту окружающей природы, что не заметил, как наступил вечер. До постоялого двора было далеко, и он оказался без ночлега. На беду на дороге не было никого, кто мог бы составить ему компанию, и он не знал, где устроиться на ночь. Пройдя еще двадцать ли и миновав какой-то деревянный мостик, Лу Чжи-шэнь заметил вдалеке мерцающие огни и вскоре подошел к поместью, расположенному в лесу. Сразу за поместьем поднимались крутые горы, словно нагроможденные друг на друга. «Что поделаешь! — подумал Лу Чжи-шэнь. — Придется попроситься ночевать здесь». Он поспешил к поместью и увидел, что несколько десятков крестьян бегают взад и вперед и что-то перетаскивают.

Лу Чжи-шэнь подошел к ним, оперся на свой посох и с поклоном их приветствовал.

— Монах, зачем ты пришел сюда в такое позднее время? — спросили крестьяне.

— Я не успел добраться до постоялого двора, — отвечал Лу Чжи-шэнь, — и хотел попросить у вас разрешения переночевать здесь. Завтра я пойду дальше.

— Ну, здесь с ночлегом у тебя ничего не выйдет, — отвечали крестьяне. — У нас и так сегодня хлопот хоть отбавляй!

— На одну-то ночь уж наверно можно найти приют, — возразил Чжи-шэнь, — ведь завтра я уйду!

— Проваливай-ка лучше, монах, — закричали крестьяне, — или тебе жить надоело?

— Что за чудеса? — удивился Чжи-шэнь. — Что же тут особенного, если я проведу здесь одну ночь? И причем тут моя жизнь?

— Уходи отсюда подобру-поздорову! А не уйдешь — мы тебя свяжем!

— Ах вы деревенщина неотесанная! — рассердился Чжи-шэнь. — Я ничего плохого вам не сказал, а вы вязать меня вздумали!

Некоторые из крестьян принялись ругаться, другие старались уговорить его уйти. Но Лу Чжи-шэнь, схватив свой посох, совсем было собрался пустить его в ход и вдруг увидел, что из усадьбы вышел какой-то пожилой человек. Взглянув на него, Чжи-шэнь сразу определил, что этому человеку было за шестьдесят. Старик шел, опираясь на длинный посох. Приблизившись, он крикнул крестьянам:

— Что здесь за крик?

— Да как же тут не кричать? — отвечали те. — Ведь этот монах собрался нас бить!

Лу Чжи-шэнь выступил вперед.

— Я из монастыря, что на горе Утай, — сказал он, — держу путь в Восточную столицу, где буду служить. Я не успел дойти до ближайшего постоялого двора и решил просить ночлега в вашем поместье, а эти невежи собрались вязать меня!

— Ну, если вы святой отец с горы Утай, — сказал старик, — то следуйте за мной.

Лу Чжи-шэнь прошел следом за стариком в парадный зал, где они уселись — один на месте хозяина, другой на месте гостя, как того требовал обычай.

— Вы не обижайтесь, святой отец, — начал старик. — Крестьяне не знают, что вы пришли из обиталища живого Будды, и смотрят на вас как на простого человека. Я же всегда глубоко почитаю три сокровища буддизма: Будду, его законы и буддийскую общину. И хотя сегодня вечером в поместье много хлопот, я прошу вас переночевать в моем доме.

Чжи-шэнь, поставив свой посох к стене, поднялся с места и, низко поклонившись хозяину, промолвил с благодарностью:

— Я тронут вашей добротой, мой благодетель. Разрешите спросить, как называется это поместье и каково ваше уважаемое имя?

— Фамилия моя Лю, — отвечал старик. — А наша деревня называется Таохуа — Цветы персика. Жители всей округи называют меня старшиной Лю из поместья Таохуа. Могу ли и я узнать ваше монашеское имя?

— Мой духовный наставник, игумен монастыря Чжи-чжэнь, нарек меня именем Чжи-шэнь. Фамилия же моя Лу, и потому теперь меня зовут Лу Чжи-шэнь.

— Разрешите пригласить вас отужинать со мной, — сказал хозяин. — Но я не знаю, дозволена ли вам скоромная пища?

— Я не избегаю ни скоромного, ни вина, — отвечал Чжи-шэнь. — Мне все равно, что пить — просяную ли водку, или вино, я не привередничаю. Меня мало также интересует, что передо мной — говядина или собачатина, — что дают, то и ем.

— Если вы разрешаете себе мясную пищу и хмельное, — сказал хозяин, — то я сейчас же прикажу слугам принести вина и мяса.

Вскоре был накрыт стол, и перед Лу Чжи-шэнем поставили блюда с мясом и несколько тарелочек с закусками, возле которых положили палочки для еды. Чжи-шэнь развязал пояс, снял сумку и уселся за стол. Между тем слуга принес чайник с вином, чашку, налил в нее вина и подал Чжи-шэню.

Лу Чжи-шэнь не заставил себя упрашивать и без дальнейших церемоний принялся за еду и питье. Вскоре и вино и мясо были уничтожены. Сидевший за столом против Чжи-шэня хозяин так изумился, что не мог вымолвить ни слова. Снова были принесены кушанья, и снова Чжи-шэнь все съел.

Лишь после того как слуга убрал со стола, хозяин сказал:

— Вам, учитель, придется переночевать в боковой пристройке. Если вы услышите ночью какой-нибудь шум — не тревожьтесь и не выходите из дома.

— Разрешите спросить, что у вас сегодня ночью должно произойти? — обратился Лу Чжи-шэнь к хозяину.

— Ну, это для монахов не представляет интереса, — ответил старик.

— Вы чем-то расстроены, почтенный хозяин, — сказал Лу Чжи-шэнь. — Быть может, вы недовольны тем, что я потревожил вас своим появлением? Поутру я отблагодарю за все хлопоты и покину ваше жилище.

— Я уже говорил вам, — возразил хозяин, — что постоянно принимаю у себя монахов и делаю им подношения. Чем же может помешать мне один человек? Я огорчен тем, что сегодня вечером в наш дом приезжает жених моей дочери и у нас состоится свадьба.

Услышав слова старого Лю, Лу Чжи-шэнь засмеялся и сказал:

— Да ведь это обычное событие в жизни человека! Всегда так бывает, что взрослый мужчина женится, а девушка выходит замуж. Зачем же вам печалиться?

— Вы далеко не все знаете, почтенный отец, — возразил хозяин. — Эту свадьбу мы устраиваем не по доброй воле.

Тут Чжи-шэнь громко расхохотался.

— Какой же вы чудак, почтенный хозяин! — воскликнул он. — Если на этот брак нет согласия обеих сторон, так чего ради вы выдаете дочь замуж и принимаете к себе в дом зятя?

— У меня одна-единственная дочь, — ответил хозяин. — Ей только что минуло девятнадцать лет. Поблизости от нашей деревни есть гора, которая тоже называется Таохуа. Недавно там появились два удальца, которые собрали несколько сотен человек, построили крепость и занимаются в окрестностях грабежом и разбоем. Цинчжоуские власти посылали войска для расправы с ними, но ничего не смогли поделать. Один из их главарей пришел в наше поместье, чтобы отобрать у нас деньги и продукты, но когда увидел мою дочь, то оставил двадцать лян золота и кусок шелка в качестве свадебного подарка и назначил свадьбу на сегодняшний день. К вечеру он обещал прийти в наш дом. Я, конечно, не мог с ним спорить и должен был дать свое согласие. Вот что меня тревожит, а вовсе не ваш приход.

Выслушав старика, Лу Чжи-шэнь воскликнул:

— Ах, вот в чем дело! Ну, так я сумею отговорить его от женитьбы на вашей дочери. Что вы на это скажете?

— Но ведь это — сущий дьявол. Для него убить человека — пустое дело! — ответил хозяин. — Как же вы заставите его отказаться от свадьбы?

— У настоятеля монастыря на горе Утай я научился познанию законов связи событий, — ответил Чжи-шэнь. — Будь даже этот молодец сделан из железа, все равно я могу заставить его изменить свое решение. Спрячьте куда-нибудь свою дочь, а меня впустите в ее спальню. Я сумею его переубедить.

— Что и говорить, — произнес хозяин, — хорошо, если бы так случилось. Но смотрите, не дергайте тигра за усы.

— Что же, мне самому жизнь не дорога, что ли? — ответил Лу Чжи-шэнь. — Вы только сделайте все, как я сказал.

— Ах, если бы вы действительно могли нам помочь! — воскликнул хозяин. — Моему дому посчастливилось. Словно живой Будда сошел к нам!

Впрочем, крестьяне, слышавшие этот разговор, сильно испугались.

— Не хотите ли еще подкрепиться? — спросил хозяин, обращаясь к Лу Чжи-шэню.

— Есть-то я больше не хочу, — произнес Чжи-шэнь, — а вот вина, если оно у вас имеется, я выпил бы еще.

— Как же, как же, — засуетился хозяин и велел слуге немедленно принести жареного гуся и большой кувшин вина, а Чжи-шэня просил есть и пить сколько душе угодно.

Лу Чжи-шэнь выпил еще чашек двадцать — тридцать вина, съел он также и гуся, а затем передал слуге свой узел и приказал отнести его в комнату хозяйской дочери. Взяв жезл и кинжал, он спросил, обращаясь к хозяину:

— Вы уже спрятали свою дочь?

— Я отправил ее в соседнюю деревню, — ответил тот.

— Тогда ведите меня в спальню невесты.

Они пришли в спальню, и хозяин сказал:

— Вот это и есть ее комната.

— Хорошо, а теперь уходите, — произнес Чжи-шэнь.

Старик Лю и его слуга вышли из спальни и занялись приготовлениями к предстоящему пиру.

Тем временем Лу Чжи-шэнь сдвинул находившуюся в комнате мебель в сторону, свой кинжал он спрятал в изголовье постели, а посох прислонил к спинке кровати. Затем он спустил расшитый золотом полог и, раздевшись догола, забрался на кровать.

Было темно, и хозяин распорядился зажечь свечи и фонари по всему поместью. На току был поставлен стол, на столе расставили вперемежку свадебные свечи, блюда с яствами и кувшины с подогретым вином.

Наступил час первой ночной стражи. Со стороны горы послышались бой барабана и удары гонга. Звуки эти бросили хозяина поместья, старого Лю, в дрожь, а жителей деревни от страха прошиб пот. Они вышли на дорогу и вдали увидели отряд в полсотни людей с зажженными факелами в руках, от которых кругом было светло как днем. Люди эти быстро приближались к поместью.

Старый хозяин приказал работникам широко распахнуть ворота и вышел навстречу толпе разбойников, окружавших своего главаря. Яркое пламя факелов сверкало на оружии и знаменах. Мечи и палицы были перевязаны шелковыми лентами красного и зеленого цвета. Головы разбойников украшали полевые цветы. Впереди несли несколько пар затянутых красным шелком больших фонарей, свет этих фонарей ярко освещал восседавшего на коне главаря. На голове его была повязка, примятая посередине и падающая на уши. Лицо его обрамляли яркие шелковые цветы. Одет он был в роскошный халат из зеленой парчи с широким поясом, расшитым золотом. Ноги его облегали нарядные сапоги из тонкой кожи. Ехал главарь на высоком статном белом коне с вьющейся гривой.

Приблизившись к поместью, главарь сошел с коня, а его свита принялась хором выкрикивать свадебные приветствия:

— Прекрасный убор сияет на твоей голове!

— Сегодня ты являешься женихом!

— Твоя одежда изящна и роскошна!

— Сегодня ты здесь почетный гость!

Старый Лю поспешно взял со стола чашу, налил в нее ароматного вина и, почтительно опустившись на колени, обеими руками поднес главарю. Вслед за ним преклонили колени и все его слуги. Главарь подошел к хозяину и, подымая его, сказал:

— Вы мой тесть, и вам не подобает стоять передо мной на коленях!

— Не говорите так, — отвечал старый Лю, — я всего лишь простой смертный, находящийся под вашим покровительством.

Успевший уже сильно захмелеть, главарь разбойников расхохотался и сказал:

— Скоро я стану вашим зятем и войду в вашу семью. Вам не придется меня стыдиться. У вашей дочери будет хороший муж.

Лю поднес ему еще чашу вина, а затем они прошли на ток. Когда главарь увидел расставленные там столы, освещенные горящими свадебными свечами, он воскликнул:

— Дорогой тесть! Зачем вы устраиваете мне такую пышную встречу?!

Здесь они выпили еще по три чаши вина и после этого вошли в дом. Главарь велел привязать свою лошадь к дереву, а музыканты, сопровождавшие его, расположились перед домом и начали играть.

Войдя во внутренние покои, жених спросил хозяина:

— Где же моя будущая супруга, дорогой тесть?

— Она стесняется и не решается выйти, — ответил Лю.

— Тогда разрешите мне выпить в знак глубокого почтения к вам, — промолвил главарь, самодовольно улыбаясь, но тут же, отставив чашу, произнес:

— Впрочем, нет, пожалуй, я сначала повидаю свою жену. Выпить можно и потом.

Старый Лю думал о том, как же спрятавшийся в спальне монах сумеет убедить главаря отказаться от свадьбы, но вслух он только сказал:

— Я сам провожу вас туда.

Взяв со стола подсвечник, он повел главаря за ширмы и, указывая на дверь в комнату дочери, сказал:

— Она здесь. Прошу вас, войдите. — И тотчас же ушел, унося с собой свечу. Не будучи уверен в удаче всей этой затеи, он решил заранее приготовиться к бегству.

Тем временем главарь с шумом распахнул дверь в спальню. В комнате было темно, как в пещере, и он недовольно проворчал:

— Ну и скупой же человек мой тесть! Даже плошки не мог в спальне зажечь, держит мою жену в темноте! Завтра же пошлю моих молодцов в крепость, чтобы они привезли оттуда бочонок хорошего масла. Пусть у нас будет светло!

Лу Чжи-шэнь, притаившись за пологом, слышал все это и едва сдерживал смех. А главарь-жених ощупью пробирался вглубь комнаты, приговаривая:

— Женка! Почему же ты не встречаешь меня? Тебе не следует стыдиться. Завтра ты будешь госпожой нашего стана.

Наконец, нащупав полог кровати, главарь откинул его и протянутой рукой попал Лу Чжи-шэню прямо в живот. Тогда Лу Чжи-шэнь схватил главаря за голову и крепко прижал ее к кровати. Разбойник начал было вырываться, но Лу Чжи-шэнь, со словами: «Ах ты, негодяй проклятый!» — ударил его правой рукой пониже уха. Тут жених не вытерпел и заорал:

— Как же ты смеешь так обращаться со своим мужем!

— А это, чтоб ты получше узнал, какая у тебя жена! — крикнул Чжи-шэнь.

Тут он свалил разбойника около кровати и принялся молотить его кулаками так, что тот во весь голос завопил:

— Спасите! Помогите!

Услышав этот вопль, хозяин Лю от испуга застыл на месте. Он надеялся, что монах сумеет как-то уговорить разбойника отказаться от задуманного плана, и был поражен, когда до него донеслись крики о помощи. Быстро схватив подсвечник, он в сопровождении нескольких разбойников кинулся в спальню.

При мерцающем свете свечи они увидели совершенно голого человека, который, сидя верхом на спине главаря, избивал его. Старший из прибежавших разбойников крикнул:

— Эй вы, молодцы, скорей на помощь нашему предводителю!

Разбойники мигом вооружились пиками и палицами и хотели уже было напасть на Лу Чжи-шэня, но тот заметил их и, бросив главаря, схватил стоявший рядом с кроватью посох. Размахивая им, Лу Чжи-шэнь ринулся вперед. При виде рассвирепевшего монаха разбойники с криками разбежались, а хозяин Лю пришел в полное отчаяние.

Воспользовавшись суматохой, главарь разбойников выскользнул из спальни и побежал к воротам. Кое-как отыскав своего коня, который стоял неоседланный у дерева, он вскочил на него и хлестнул отломанной от дерева веткой. Тот рванулся вперед, но тут же стал. Всадник воскликнул:

— Вот беда! Даже конь, и тот против меня!

Приглядевшись, он увидел, что впопыхах забыл отвязать уздечку. Освободив коня от привязи, главарь вихрем вылетел из ворот. За воротами он погрозил кулаком и крикнул:

— Ну погоди, старый осел! Ты от меня никуда не уйдешь!

Стуча копытами, конь, подгоняемый ударами ветки, уносил своего седока в горы.

А в это время хозяин Лю, ухватившись за Лу Чжи-шэня, причитал:

— Почтенный отец! Какую беду вы накликали на мой дом!

— Простите меня за непристойный вид, — сказал ему Лу Чжи-шэнь. — Принесите, пожалуйста, мою одежду. Я облачусь, и тогда мы все обсудим.

Слуги принесли из другой комнаты его платье, и он оделся.

— А ведь я было совсем поверил, — продолжал Лю, — что вам действительно удастся уговорить разбойника отказаться от своего замысла. Разве мог я подумать, что вы начнете избивать его? Теперь он, конечно, отомстит мне. Приведет сюда всех своих людей и уничтожит мой дом!

— Не тревожьтесь, — ответил ему Лу Чжи-шэнь. — Я скажу вам всю правду. Ведь я не кто иной, как командир из управления пограничных войск старого Чуна в Яньане. Случилось так, что я убил человека и мне пришлось постричься в монахи. Я бы не испугался и двухтысячного войска, приди оно сюда, а не то что каких-то негодяев. Если не верите, попробуйте поднять мой посох!

Слуги попытались было сделать это, но не смогли. А Лу Чжи-шэнь схватил посох и стал вращать им как хворостиной.

— Почтенный отец! — воскликнул старый хозяин. — Уж вы, пожалуйста, не покидайте нашу семью в опасности!

— Ну, это само собой разумеется! — отвечал Лу Чжи-шэнь. — Я не уйду отсюда, даже если мне будет грозить гибель. — Принесите вина для почтенного монаха, — приказал Лю своим слугам. — Только, прошу вас, не пейте лишнего, — добавил он, обращаясь к Лу Чжи-шэню.

— Чем больше я пью, тем становлюсь сильнее. От каждой капли у меня силы увеличиваются, а когда я выпиваю полную меру, то она так и рвется из меня.

— Ну, раз так, то тем лучше! — воскликнул Лю. — Вина и мяса у нас вдосталь, и вы можете пить и есть, сколько пожелаете.

Между тем другой главарь разбойников, остававшийся в стане на горе Таохуа, собирался послать гонцов, чтобы узнать, как себя чувствует его собрат-молодожен, но в это время на гору вбежало несколько запыхавшихся разбойников.

— Беда! Беда!

Старый главарь спросил:

— Что случилось? Почему вы здесь?

— Избили нашего предводителя! — закричали разбойники.

Старший главарь испугался. Он хотел расспросить более подробно о происшедшем, но в этот момент ему доложили, что вернулся незадачливый жених.

Взглянув на своего товарища, старший главарь увидел, что на голове у того уже нет красной повязки, парчовый халат весь изодран в клочья. Всадник свалился на землю и с трудом проговорил:

— Помоги мне, старший брат!

— Да что с тобой приключилось?

— Спустившись с горы, — начал рассказывать жених, — и приехав в поместье, я прошел в спальню. Мог ли я предполагать, что этот старый осел Лю спрячет свою дочь и вместо нее положит на ее кровать огромного толстого монаха? Ничего не подозревая, я полез под полог и стал искать невесту, а этот негодяй схватил меня и так избил, что я еле жив остался. Когда же этот мерзавец увидел, что в комнату вбежали мои люди, он бросил меня, схватил посох и принялся их избивать. В суматохе мне удалось кое-как выбраться оттуда и спасти свою жизнь. Брат мой, надеюсь, ты поможешь мне отомстить!

Старший главарь ответил:

— Сделаем так. Ты ложись отдыхать, а я отправлюсь а поместье и расправлюсь с этим лысым проходимцем.

— Коня мне! — приказал он стоявшим возле него разбойникам.

Вскочив на оседланную лошадь, старший предводитель во главе своего отряда с боевым кличем стал спускаться с горы.

Лу Чжи-шэнь пил вино, когда вбежал работник и доложил:

— Сюда едет старший главарь со своими грабителями!

— Ладно, — сказал Лу Чжи-шэнь. — Только ничего не бойтесь. Я буду сбивать их с ног, а вы вяжите. Потом сдадите их властям и получите вознаграждение. Подайте мне кинжал!

Он сбросил рясу, подоткнул полы халата, подвесил к поясу кинжал, затем большими шагами, с посохом в руке, вышел на ток. Там он увидел, что к поместью приближается главарь разбойников, окруженный большой толпой с факелами в руках. Подъехав к дому, главарь вытянул вперед свою пику и заорал:

— Где этот лысый осел? Давайте-ка его сюда, посмотрим, каков он!

Эти слова взбесили Лу Чжи-шэня.

— Ах ты грязная тварь! Сейчас ты увидишь, каков я! — завопил он, вращая над головой свой посох.

Но главарь разбойников опустил пику и громко крикнул:

— Обожди, монах! Не двигайся! Твой голос мне очень знаком. Скажи, как тебя зовут?

— Мое имя — Лу Да, — отвечал Лу Чжи-шэнь. — Я командир из пограничных войск старого Чуна. Мне пришлось уйти из мира, постричься в монахи, и теперь меня зовут Лу Чжи-шэнь.

Услышав это, главарь рассмеялся и, соскочив с коня, низко поклонился Лу Чжи-шэню.

— Старший брат мой, — сказал он, — так вот что случилось с тобой после того, как мы расстались! Теперь я понял, в чьих могучих руках побывал мой приятель.

Не разобрав как следует, в чем дело, и боясь какого-нибудь подвоха, Лу Чжи-шэнь отскочил на несколько шагов назад, однако посохом размахивать перестал. Присмотревшись к своему противнику, лицо которого освещали факелы, он узнал в нем бродячего продавца лекарств и учителя фехтования Ли Чжуна, по прозвищу Победитель Тигров.

Обычное приветствие — «Выражаю тебе свое почтение» — не было принято среди военных и вольных молодцов, ибо по звучанию смысл его совпадал со словами: «Признаю поражение». Поэтому и солдаты и разбойники, боясь накликать беду, избегали произносить его, заменяя другим выражением, сулившим удачу.

Отвесив Лу Чжи-шэню низкий поклон, Ли Чжун выпрямился, подошел к нему и сказал:

— Старший брат мой, почему ты стал монахом?

— Пойдем в комнату, расскажу, — ответил ему Чжи-шэнь.

Наблюдавший эту сцену хозяин поместья подумал: «Верно, этот монах одного с ними поля ягода», — и от такой мысли ему стало не по себе.

Войдя в дом, Лу Чжи-шэнь надел рясу. Затем они с Ли Чжу-ном уселись в гостиной и принялись вспоминать о своей первой встрече. Лу Чжи-шэнь занял главное место и позвал хозяина Лю. Но старик не осмелился даже показаться. Тогда Лу Чжи-шэнь крикнул ему:

— Да ты не бойся, хозяин, этот человек все равно что мой брат.

Услышав, что Лу Чжи-шэнь называет главаря братом, старик еще больше испугался и, не решаясь перечить Чжи-шэню, вошел. Они расселись, второе место занял Ли Чжун, а хозяину досталось третье.

— Вам двоим, — начал Лу Чжи-шэнь, — я могу рассказать всю правду о том, что со мной произошло. После того как тремя ударами кулака я убил в Вэйчжоу мясника Чжэна, мне пришлось бежать в уездный город Яньмынь, в округе Дайчжоу. Здесь я встретил старика Цзиня, которому помог выбраться из города. Старик не поехал, как предполагал, в Восточную столицу. Встретив по дороге своего земляка, он вместе с ним отправился в Яньмынь, где и остался жить. Дочь свою он отдал в жены местному богачу Чжао. Когда я познакомился с этим богачом, мы понравились друг другу. На мою беду, власти продолжали усиленно разыскивать меня, и поэтому Чжао уговорил меня постричься в монахи в монастыре на горе Утай. Настоятель этого монастыря Чжи-чжэнь считался его сводным братом. Устроив меня в монастыре, Чжао оплатил все связанные с этим расходы. Став монахом, я дважды напился пьяным, наскандалил в храме, и настоятель дал мне письмо и отправил в Восточную столицу, в монастырь Дасянго. В письме он просит настоятеля этого монастыря Чжи-цина принять меня и определить при себе на какую-нибудь должность. Все это и привело меня сюда. В эту деревню я попал вечером в поисках ночлега. И, конечно, уж я никак не ожидал встретить здесь тебя, брат. Однако какого же это молодца я здесь вздул? И как ты сам очутился здесь?

Теперь пришел черед Ли Чжуну рассказать о своих делах.

— На другой день после того, как я расстался с тобой и с Ши Цзинем в кабачке в Вэйчжоу, — начал он, — я услышал, что ты убил мясника Чжэна. Я решил найти Ши Цзиня и посоветоваться с ним об этом деле, но он куда-то исчез. После я узнал, что уже отдан приказ о твоем аресте, и тоже счел за благо скрыться. Проходя мимо горы Таохуа, я встретил здесь того человека, которого ты только что отколотил. Его зовут Чжоу Тун. Он давно обосновался на этой горе, и когда я пришел сюда, он со своей бандой напал на меня. Я победил его в схватке. Тогда он уговорил меня остаться в его стане и уступил мне в отряде первое место. Так я и очутился тут и стал заниматься разбоем. — Ну, уж если так все сложилось, — сказал Лу Чжи-шэнь, — то давайте договоримся, что свадьбы в доме почтенного Лю не будет. У него одна-единственная дочь, и надо, чтобы она оберегала отцовскую старость. Нельзя отнимать у старика последнюю опору и заставлять его доживать свои дни в одиночестве.

Услышав это, старый Лю так обрадовался, что приказал принести вина и разной снеди и принялся потчевать своих гостей. Не были забыты и остальные разбойники и слуги. Каждому выдали по две пампушки, по два куска мяса и поднесли по большой чаше вина. Все были сыты и довольны.

А хозяин Лю тут же вынес золото и шелк, предназначавшийся для свадебных подарков. Лу Чжи-шэнь, увидев это, сказал Ли Чжуну:

— Дорогой брат, ты уж как-нибудь уладь это дело, а эти вещи передай своему приятелю.

— Стоит ли об этом говорить? Я хочу пригласить тебя, старший брат мой, погостить немного у нас в стане. Хорошо было бы, если бы и почтенный Лю отправился с нами.

Старик Лю тотчас же отдал распоряжение приготовить носилки. В одни усадил он Лу Чжи-шэня, туда же положили его вещи: узел, посох и кинжал. Сам он уселся в другие носилки. Ли Чжун вскочил на лошадь, и все тронулись в путь. К рассвету они были на вершине горы.

Прибыв к месту, Лу Чжи-шэнь со старым Лю вылезли из носилок. Ли Чжун спешился и пригласил Лу Чжи-шэня и Лю войти в стан. Здесь он провел их в самое лучшее помещение, где все они и уселись. Ли Чжун послал людей позвать Чжоу Туна. Увидев монаха, Чжоу Тун пришел в ярость.

— Дорогой брат мой, — воскликнул он, — ты не только не отомстил за меня, но еще и пригласил к нам сюда моего врага и усадил его на почетное место!

— А знаешь ли ты, кто этот монах, брат мой? — спросил его Ли Чжун.

— Если бы мы были знакомы, то он уж наверное не избил бы меня, — сказал на это Чжоу Тун.

— Этот монах, — смеясь, продолжал Ли Чжун, — тот самый богатырь, который тремя ударами кулака насмерть уложил мясника и о котором я тебе не раз рассказывал.

— Вот так-так! — только и мог воскликнуть Чжоу Тун, потихоньку ощупывая свою голову. Затем он обернулся к Лу Чжи-шэню и низко поклонился ему. Лу Чжи-шэнь, вежливо ответив на его поклон, произнес:

— Ты уж прости меня за неучтивость.

После этого они втроем уселись, а старик Лю остался стоять в сторонке, и Лу Чжи-шэнь начал следующую речь:

— Послушай меня, брат Чжоу! Своим сватовством к почтенному Лю ты допустил ошибку. У него единственная дочь, которая оберегает его старость, а после его смерти будет возжигать свечи перед табличками предков и заботиться о доме. Если ты увезешь ее, то оставишь старика одиноким. Сам он боялся тебя и не смел, конечно, высказать все это. Но ты послушайся моего совета: откажись от этой невесты. Ты можешь выбрать себе другую, не хуже. Золото и шелк, которые ты преподнес в качестве свадебных подарков, мы привезли обратно. Что ты думаешь по этому поводу?

— Брат мой, я готов во всем следовать твоему совету, — отвечал Чжоу, — и после нашего разговора не осмелюсь даже и приблизиться к дому старого Лю.

— Когда достойный муж совершает какой-нибудь поступок или принимает решение, то он не должен менять его, — сказал Лу Чжи-шэнь.

В знак клятвенного обещания Чжоу Тун переломил пополам стрелу. Старик Лю почтительно поблагодарил его за великодушное решение, отдал обратно свадебные подарки — золото и шелк — и вернулся в свое поместье.

Тем временем Ли Чжун и Чжоу Тун распорядились зарезать коров и лошадей и приготовить все для пиршества. В течение нескольких дней они всячески ухаживали за своим гостем, водили его по горам и показывали ему окрестности. И действительно, на горе Таохуа было на что посмотреть! Хребты ее были высоки и неприступны, ниспадая отвесными обрывами; к стану вела одна-единственная дорога; склоны были покрыты буйными зарослями. Осмотрев местность, Лу Чжи-шэнь сказал:

— Да, место здесь поистине неприступно!

Прожив в укрепленном стане несколько дней, Лу Чжи-шэнь увидел, что его хозяева не такие уж радушные люди. Во всем проявлялась их скаредность, и он решил отправиться дальше. Главари настойчиво удерживали его и уговаривали остаться с ними, но он твердо стоял на своем.

— Ведь я отрешился от мира и постригся в монахи, — говорил он, — как же я могу заниматься разбоем?

— Ну, если уж ты, брат, в самом деле не хочешь оставаться с нами и решил уйти от нас, — сказали ему Ли Чжун и Чжоу Тун, — то завтра мы отправимся за добычей и все, что нам в этот раз удастся достать, отдадим тебе.

На следующий день в разбойничьем стане принялись резать баранов и свиней для прощального пиршества. На больших столах расставили богатую посуду из золота и серебра. Перед самым началом пира вдруг появился один из дозорных и сообщил, что у подножья горы показались две повозки, которые сопровождает десяток стражников. Ли Чжун и Чжоу Тун тотчас же собрали своих людей и, оставив двух человек обслуживать Лу Чжи-шэня, выступили в поход. Перед тем как покинуть стан, они сказали Лу Чжи-шэню:

— Брат наш, мы отправляемся на дело, а ты пока угощайся сам. Всю нашу добычу мы подарим тебе.

Оставшись один, Лу Чжи-шэнь стал раздумывать. «Какие скряги! — говорил он себе. — Сколько у них здесь золота и серебра, но они и не подумали подарить мне что-нибудь из этих вещей. Чтобы сделать мне подарок, они решили ограбить других. Нечего сказать, хорошо проявлять свои добрые чувства за чужой счет. Ну, проучу же я вас, мерзавцев, — решил он, — будете меня помнить!»

Лу Чжи-шэнь приказал оставшимся с ним прислужникам подать вино и мясо и принялся за еду. После двух чаш вина он неожиданно вскочил на ноги, ударами кулаков свалил обоих разбойников и, сняв пояс, связал их вместе и заткнул им рты зелеными плодами дикого ореха²⁴. После этого Лу Чжи-шэнь выбросил из своего узла все, что не имело особой ценности, собрал со стола золотую и серебряную посуду, смял ее, чтобы она занимала поменьше места, и засунул в свой узел. Положив за пазуху письмо настоятеля, он прицепил к поясу кинжал, взял в руки посох и взвалил узел на плечи. Выйдя из стана, Лу Чжи-шэнь огляделся по сторонам. Вокруг были только скалы и обрывы. «Если я пойду отсюда по дороге, — подумал он, — то обязательно столкнусь с этими негодяями. Спущусь-ка я лучше по этим зарослям». Недолго думая, он сунул кинжал в узел и сбросил узел вниз, а за узлом полетел и посох. Вслед за тем он сам с шумом и треском скатился по заросшему кустарником крутому склону горы и остался целым и невредимым. Проворно вскочив на ноги и отряхнувшись, он отыскал свой узел, прицепил к поясу кинжал, схватил посох и пустился в путь.

Тем временем Ли Чжун и Чжоу Тун, спустившись с горы, увидели две повозки и охрану, о которой им донесли. Вся охрана была вооружена. Подняв свои пики, разбойники кинулись вперед, издавая боевой клич.

— Эй вы! Торговцы! — кричали они. — Если у вас есть голова на плечах, давайте выкуп!

Один из путников отделился от своих и, размахивая мечом, бросился на Ли Чжуна. Они схватывались несколько раз, то съезжаясь, то разъезжаясь, но не могли одолеть друг друга. Тогда Чжоу Тун пришел в ярость и тоже ринулся вперед, за ним бросились и все остальные. Путники не выдержали этого натиска и обратились в бегство. Человек восемь из них замешкались и были убиты. Захватив повозку с добром, отряд потихоньку двинулся обратно в гору, распевая победные песни.

Возвратившись в стан, разбойники увидели, что золотая и серебряная посуда исчезли со стола, а двое удальцов, прислуживавшие Лу Чжи-шэню, привязаны к столбу.

Чжоу Тун тотчас освободил их и принялся подробно расспрашивать, куда исчез гость.

— Он свалил нас с ног, связал, затем сплющил всю посуду, засунул ее в свой узел и ушел, — рассказали те.

— Видно, этот лысый проходимец нехороший человек! — заметил Чжоу Тун. — Похоже на то, что он провел нас! Но куда он мог уйти?

Разбойники тщательно осмотрели все кругом и наконец заметили в одном месте узкую полоску примятой травы.

— Вот лысый черт! — воскликнул Чжоу Тун. — Да он самый что ни на есть матерый разбойник! С такой кручи он решился кинуться вниз!

— Надо догнать его и как следует проучить! — предложил Ли Чжун.

— Нет, не стоит, — возразил Чжоу Тун. — Правильно говорится: «Поздно запирать двери, если вор ушел». Где уж там догонять его! Да если бы и догнали — потерянного все равно не вернуть. Ведь не отдаст же он посуду сам, а нам с ним ни за что не справиться. Придется оставить это дело так. Это пойдет нам на пользу, если приведется когда-нибудь встретиться с ним. Давай лучше вскроем тюки и поделим добычу на три части. По одной возьмем себе, а третью отдадим нашим людям.

— Я привел этого монаха на гору, — сказал тут Ли Чжун, — и его приход причинил тебе большой ущерб. Возьми себе мою долю.

— Дорогой мой брат, — возразил на это Чжоу Тун, — мы по гроб жизни связаны вечной дружбой и не будем считаться в таких мелочах.

Читатель, крепко запомни, что Ли Чжун и Чжоу Тун остались заниматься разбоем на горе Таохуа.

Что касается Лу Чжи-шэня, то, спустившись с горы, он за день прошел не меньше шестидесяти ли. Его мучил голод, но он не увидел ни одного места, где можно было бы развести огонь и приготовить пищу. Оглядываясь по сторонам, он думал: «Что же это, иду я с самого утра, а во рту за весь день не было ни крошки. Надо во что бы то ни стало найти место для ночлега».

И вдруг издалека до него донесся звон колокольчиков.

«Мне везет! — подумал Лу Чжи-шэнь. — Это, несомненно, монастырь, если не буддийский, то даосский. Пойду-ка я на звук этих колокольчиков».

Если бы Лу Чжи-шэнь не пошел туда, не пришлось бы нам рассказывать о том, как за каких-нибудь полдня более десяти человек расстались с жизнью и как от одного факела сгорел древний монастырь в Линшаньских горах.

Так уж, видно, было предопределено судьбой:

Огонь багровыми клубами

Взвился над храмом золотым,

Над кровлей яшмового зала

Столбом поднялся черный дым.

О том, в какой монастырь попал Лу Чжи-шэнь, ты, читатель, узнаешь из следующей главы.

Примечания

24

Зеленые плоды этого ореха настолько горьки, что связывают все во рту и на некоторое время лишают человека возможности говорить.