Младший ветер

Надежда Храмушина, 2023

Я летал в горах, видел сияющие снежные вершины, и слышал их торжественную тишину. Я летал над морями, играя с дельфинами, и чувствовал на себе солёные холодные брызги. Я поднимал тучи песка в пустыне, и вместе с ними падал на прокалённый под солнцем песок. Я кидал охапки снежинок на далёком и холодном полюсе, и они сияли так же ярко, как и солнце, которое там никогда не заходило за горизонт. Ни с чем несравнимое чувство свободы и бескрайнего неба, и ты, летящий так высоко, что думаешь, что остался один на всём белом свете. Третья книга из цикла «Магия Уральского леса».

Глава 1. Северный.

Как же непостоянна наша уральская погода! Два дня небо было чистое, не было ни одного облачка, безмятежность неба зашкаливала. Метеоцентр передавал радостные планы на выходные, а ночью пошёл дождь. И утром шёл дождь, и днём не собирался никуда от нас уходить. Я смотрела в окно, мимо пробегали зонтики, прыгали через лужи, покачивались от ветра и Ной уже начал строить свой ковчег. В аптеке, где я работаю, с утра был всего один покупатель. Это, конечно, хорошо, что люди не болеют. Но мне было заняться абсолютно нечем. Наташа, моя лучшая подруга и заведующая аптекой, была в отпуске, грелась на пляже Крыма со своим бой-френдом. А мне она оставила своего Бобика, эту разбалованную, невоспитанную псину. Поэтому в аптеке я была совершенно одна, и поговорить было не с кем. Книгу я забыла дома, сейчас бы самое время почитать, но из печатной литературы передо мной лежали только шелфтокеры. Это такие листовки с описанием лекарств. Зазвонил мой мобильник. Номер не знакомый. Я приготовилась сразу ответить грустным тоном, что мне не нужен кредит, ну, или что там ещё мне хотят продать. Но в трубке прокашлялись и молодой мужской голос спросил:

— Ольга Ивановна? Мне Ваш номер дал Алексей Александрович Сакатов, специалист по оккультным наукам. Помните его?

Конечно, я его помнила, тем более, что неделю назад мы с ним созванивались.

— Да, конечно.

В трубке помолчали, закуривая сигарету. Наверно, волнуется молодой человек, подыскивает нужные слова. Я его не торопила, раз волнуется, значит, вопрос не простой.

— Ольга Ивановна, у меня такое дело. — Снова молчание — Мне помощь Ваша нужна. Это не телефонный разговор. Можно к Вам подъехать?

— Простите, я не расслышала Вашего имени.

— Ой, это вы меня простите. Меня зовут Павел Кузьмин. Я работаю в конструкторском бюро «Зодчие Урала». Живу в Екатеринбурге, на ВИЗе. Так можно к Вам подъехать?

— Павел, Вы хоть в двух словах скажите, в чём дело. Может и ехать никуда не надо.

Опять молчание.

— Алло? Вы слышите? — Спросила я.

— У нас в семье что-то происходит. Странное. Алексей Александрович сказал, что Вы в таких делах… — Он замялся — Странных делах… разбираетесь. Пожалуйста, просто выслушайте меня. Я на самом деле не знаю, к кому ещё обратиться. Дело такое… мистика, одним словом.

Я подумала и согласилась. Назвала ему свой адрес и время, когда он может подъехать. Завтра у меня всё равно выходной. С утра можно выслушать рассказ о странных делах. Он облегчённо выдохнул и сказал, что обязательно приедет к десяти часам без опозданий.

После того, как Павел отключился, я сразу набрала номер Сакатова. Просто, чтобы проконсультироваться с ним. Сакатов как будто ждал моего звонка:

— Ольга Ивановна, голубушка, ты извини, что я так бесцеремонно дал твой номер, но когда ты узнаешь, в чём дело, я думаю, тебя это заинтересует. Ты ведь уже специалист по всякой там чертовщине. — Он добавил немного лести в мой адрес, видимо, чтобы я не возмущалась про его самовольную раздачу моего личного номера первому встречному.

— Спасибо, Алексей Александрович, за такую незаслуженную оценку моих скромных способностей. А что за дело-то?

— У него мать в пригороде живёт, одна, уже на пенсии, не работает. Ну и он думает, что она у себя приютила ведьму.

— Ого, даже так! А сам-то ты, что думаешь по этому поводу? Реально это, или его фантазии?

— Парень абсолютно адекватен, окончил институт, работает в серьёзной фирме, ему двадцать восемь лет, не женат. Он на меня произвёл очень хорошее впечатление. — Сакатов задумался — Теоретически, я не исключаю существование ведьм, сама понимаешь, мы и не с таким сталкивались. То, что они не летают на метле по ночам, и то, что ведьму сразу не распознаешь, ещё не говорит о том, что их нет. А у него и впрямь дома какая-то чертовщина происходит. Он тебе всё подробно расскажет, если нужна будет помощь от меня, звони в любое время. Могу с тобой съездить, если будет в этом нужда.

— Я ещё ни разу не видела ни одной ведьмы. Как я узнаю, что передо мной ведьма?

— Я тоже, честно говоря, не видел, бывшая жена не считается. Но могу поискать в литературе.

— В какой? Где про бабу Ягу пишут?

— Ну почему, есть и более современные источники. Например, я читал про Стефанию из Словакии. Она была настоящая ведьма. Это подтверждают очевидцы. Могу тебе ссылку скинуть.

— Ладно, выслушаю я этого Павла, а там видно будет.

Павел переступил мой порог ровно в десять ноль-ноль. Аккуратно подстриженный, стильно одетый, с кожаным серым портфелем в одной руке и с коробкой конфет в другой. Взгляд серьёзный, умный. Да, по такому не скажешь, что он живёт в мире грёз и видит в каждой женщине ведьму. Бобик кинулся на него с лаем, это такой у него психологический приём, сначала напугать, а через минуту уже радостно прыгать вокруг, крутя хвостом.

Я провела Павла в гостиную, налила нам чай. Видно было, что он нервничает и очень неловко себя чувствует.

— Ольга Ивановна, я бы не стал отвлекать людей по пустяковому делу, если бы сам мог справиться с ситуацией. Вы мне скажите, сколько стоит ваше время, я за всё заплачу.

— Павел, я не беру денег с людей за то, что они попали в затруднительную жизненную ситуацию. Поэтому, просто расскажи мне о своих подозрениях, и мы вместе подумаем, как помочь делу. Если, конечно, я смогу тебе помочь.

Павел достал из своего портфеля детскую красную шапочку с вышитым на отвороте зайчиком, потом две небольших пластмассовых машинки. Положил всё на стол.

— Это я нашёл в своей квартире. Сначала одна машинка появилась, потом другая, а позавчера у меня на тумбочке в прихожей появилась детская шапочка. Я живу один, с девушкой моей мы расстались два года назад, и ко мне никто не приходит домой, тем более, пока я на работе. Ключи от квартиры свои я тоже никому не давал. Только у мамы есть запасной ключ. Но она у меня последний раз была в новогодние праздники. Вот с того времени я и стал о ней беспокоиться. Когда я её после праздников отвёз домой, в Северский, где она живёт, я зашёл вместе с ней в квартиру. А там сидит возле стола женщина. Я отчётливо видел, что мама сначала так же удивилась, как и я, увидев её, но уже через секунду радостно мне говорит: «Павлик, это моя подруга, Валя Репина, мы с ней в техникуме вместе учились, а потом по распределению в управлении работали. Я совсем забыла тебе о ней сказать». Я удивился, она у меня гостила два дня, а про подругу ни разу даже не заикнулась! А мама продолжает: «Она жила на Дальнем Востоке, но вот решила вернуться на родину, а жить ей негде, никого здесь не осталось. Вот я и подумала, пусть у меня поживёт. Вдвоём нам веселее будет. Ты ведь редко приезжаешь. Я всё одна, да одна». Тут я ещё больше удивился. Я к матери каждые выходные приезжаю, созваниваемся каждый день. Мама побежала на кухню чайник ставить, а её подруга, которой, кстати, на вид лет на десять больше, чем моей маме, повернулась ко мне и говорит: «Вот, Павлуша, теперь можешь быть спокойным за свою маму, я за ней присмотрю». Знаете, Ольга Ивановна, когда она мне улыбнулась, то у меня холодок пробежал по спине. Мать вышла из кухни, говорит подружке: « Ну что, Валя, не узнала бы ты сейчас Павлика, если бы на улице его встретила, прошла бы, наверное, мимо?» А та ей отвечает: «Так как бы я его узнала, когда последний раз я его в пелёнках ещё видела?». И обе смеются. И всё это напоминает мне какой-то спектакль, ненастоящее всё это. Я быстрее попил с ними чай, и выскочил на улицу, сказав, что меня ждут, мне некогда. Только на улице я вздохнул свободно. И так мне неспокойно стало после этого. Пока ехал домой, всё передумал. Может, надо было эту Валю послать обратно на Дальний Восток, или мать забрать к себе. Пока доехал, уже сам себе напридумывал и про квартирных аферистов, и про торговцев органами. Набираю матери, а у самого уже в висках стучит, и предчувствия какие-то нехорошие. Она мне отвечает, спокойно так: «Что, Павлушка, доехал уже? Хорошо. А мы тут фотографии старые смотрим, вспоминаем». Ну и меня, вроде, отпустило. Думаю, да что это я сразу в панику ударился, про аферистов вспомнил. Эту Валю, может правда, потянуло в родные края. Я ведь не знаю, что там у неё с семьёй. Может одна осталась. В общем, успокоился. Матери каждый день звонил. Они с Валей всё время вместе, то гуляют, то в магазин собираются, то фильм смотрят. И всё у них, вроде, нормально. Как-то мне мать говорит: «Павлик, ты уж не мотайся ко мне каждые выходные, отдыхай. Даже если я теперь заболею, за мной есть, кому ходить. У тебя и своих дел много. Познакомься с какой-нибудь девушкой. Что одному-то маяться». Вот так и получилось, что в следующий раз я к ней поехал только на восьмое марта. Купил ей подарок, Вале этой тоже, цветы два букетика, рыбки хорошей, мать у меня очень рыбу любит. Приезжаю, они сидят дома, телевизор смотрят. Мать, понятное дело обрадовалась, а Валя сначала глянула на меня зло, да потом тоже заулыбалась, тоже давай меня обнимать. Я им подарки подарил. Сели мы за стол. Смотрю я на мать, а она хоть и улыбается мне, но глаза стали другие. Не могу объяснить, но вроде как не её. Она на меня смотрит, а как не на меня. Расспрашивает меня, понятно дело, как дела на работе, как в личной жизни. Да вот только слышит ли она мои ответы. Я начал её спрашивать о здоровье, о новостях в Северном. Она отвечает мне. И тут я спросил про её брата, он в соседней деревне живёт. Она уставилась на меня, будто первый раз про него слышит. А потом спохватилась: «Да всё хорошо у него, они в санаторий собираются с Лизой». Ещё посидели, поговорили. А я уже не могу больше там находиться, бежать хочу хоть куда, лишь бы подальше! Тяжело мне, будто давит что. Сам не знаю почему. Еле высидел пару часов и домой засобирался, хотя планировал ночевать там и с другом встретиться. Стал выходить из дома, смотрю, а на вешалке в прихожей плащ висит мужской. Я у матери спрашиваю: «Кто это у вас тут плащ оставил?» А она мне: «Я тут старые вещи разбирала, нашла этот плащ, от отца твоего остался, отнесу на помойку, куда его, только место занимает». А отец мой, уже лет двадцать в Екатеринбурге живёт, и вещей его в нашем доме нет столько же лет. Понятно, обманывает меня. Но зачем? Уехал я от них, а по дороге позвонил отцу, про плащ спросил, а он мне: «Не было у меня сроду никакого плаща, и сейчас нет. Ты что, Паша, беспокоишься? К матери, поди, жених захаживает, радоваться должен». Я ему отвечаю: «Ага, захаживает зимой в летнем плаще». Потом я ещё на Пасху приезжал. Мать обычно яиц накрасит, куличей напечёт, соседок угощает. А тут ничего не сделала, хотя она у меня верующая, и праздники церковные знает, все посты соблюдает. Соблюдала. Видя моё удивление, она мне говорит: «Решили не заморачиваться, столько возни со стряпней, мы вот курицу купили, пожарили». Вот так. Не знаю, что и думать. Не верю я Вале этой. Да, вот ещё, у матери в комнате иконы в углу всегда стояли, так их теперь нет. А последний раз, когда в Северный приезжал, я соседку встретил, она мне говорит: «Павлик, ты что, в отпуске?» Я говорю: «Нет, работаю» А потом предчувствие, какое — то, нехорошее подкралось. И спрашиваю я бабу Нину: «А почему Вы решили, что я в отпуске?». А она мне: «Так в пятницу вроде из квартиры слышала твой голос, вот и подумала». Я сказал ей, что в пятницу я работал, в городе был. Она задумалась, а потом мне: «Наверно, обозналась. Старая уже. Может телевизор говорил». Я у матери спросил, а она отмахнулась, мол, вечно та что-нибудь перепутает.

— А как выглядит Валя? — Меня заинтересовал рассказ Павла.

— Да ничего необычного, худая, невысокая, волосы седые, пучок какой-то на голове. Только взгляд недобрый, особенно если думает, что на неё не смотрят. И разговаривает медленно, будто каждое слово взвешивает. Кстати, у матери в спальне, над её кроватью, появилась картина небольшая, натюрморт. Только вместо фруктов там какие-то смятые бумажки по столу раскиданы. Странно. Просто сероватые смятые бумажки. Нигде я раньше такую картину не видел.

Мы помолчали.

— Павел, а ты с матерью один на один после приезда Вали разговаривал?

Он покачал головой:

— Ни разу. Даже когда по телефону разговариваем, я просто чувствую, что её подруга где-то рядом. И ещё была куча мелочей, которые сразу и не вспомнишь, когда мать была будто сама не своя. И со мной по телефону всегда радостно так разговаривает, но радость какая-то не искренняя. И ещё. Утром ухожу на работу, свет везде выключаю, а прихожу вечером, то в коридоре горит, то в комнате. Я уже стал внимательнее, выключу, а потом проверю. И всё равно, свет кто-то включает. Пару раз просыпался от того, что вода бежит в ванной. Встану, выключу. А один раз утром встаю на работу, а на столике моя фотография детская лежит. Я её не доставал, все фотографии у меня в папке в столе лежат.

Он грустно посмотрел на меня:

— Сейчас вот Вам всё рассказал, но мне кажется, что звучит это как-то по-детски. Ольга Ивановна, это паранойя?

— Если это паранойя, тогда у меня тоже. Ты один у матери? Братьев или сестёр нет?

— Нет, я один.

— Твоя мама давно в Северном живёт?

— Это её родной посёлок. Она там родилась, и я тоже там родился. Она уезжала в город только в молодости, когда в техникуме училась, и когда после диплома три года отрабатывала по распределению. Там и познакомилась с моим отцом. Они сначала в общаге в городе жили, а потом переехали в Северный. У матери квартира от бабушки осталась, они в ней и стали жить. Когда мне было семь лет, они развелись, он обратно в Екатеринбург уехал. Мы так вдвоём с матерью и жили в Северном. После школы я сразу в город учиться уехал. Потом в университет поступил. После защиты дипломного проекта меня взяли на работу в конструкторское бюро. Я до сих пор там работаю. Ипотеку три года назад оформил, купил однушку.

— Понятно. Да, история странная. Ты прав. Как бы мне познакомиться с этой Валей. И с твоей мамой тоже. Ларисой её зовут?

— Да. Лариса Николаевна. У меня есть план. Не знаю, как Вы на него посмотрите.

— Говори.

— В нашем подъезде, на первом этаже, под маминой квартирой, Татьяна жила, мы с ней в одной школе учились, она меня на два года старше. Так вот, она сейчас в городе живёт, а квартира пустует. Она её сдать никак не может, а продавать не хочет. Я могу с ней договориться, чтобы она Вас пустила пожить. На работу вам там удобно ездить будет на электричке, она в семь утра приходит на станцию. До электрички пять минут ходу. Пятнадцать минут — и Вы в городе. Я буду с электрички вас встречать на машине и отвозить на работу. И вечером после шести каждый час электрички ходят. Так больше шансов познакомиться с мамой и Валей будет.

— Так, в поселке пожить предлагаешь, — я подумала — неплохой вариант. Я проезжала мимо вашего Северного несколько раз. Милый посёлочек. Давай, звони Татьяне. Лучше будет нам вместе с ней первый раз приехать. Она, кстати, может меня там сразу познакомить с соседями, и с мамой твоей. На завтра договаривайся, как раз выходной, я там хоть огляжусь. И ещё, мне придётся ехать с Бобиком, мне его подруга оставила.

Он набрал Татьяне, в трубке слышался истошный рёв ребёнка и лай собаки, Татьяна старалась их всех перекричать, переспрашивала Павла по несколько раз, но в итоге договорились, что завтра в одиннадцать Павел за ней заедет. Наличие у меня собаки, судя по всему, Татьяну не смутило.

Пока он разговаривал с Татьяной, я взяла детскую шапочку и внимательно её разглядела. Я бы сказала, что этой шапочке лет двадцать, такие давно уже не продают. Видно было, что её не стирали, завязки на ней были серыми от грязи.

Павел, поговорив с Татьяной, засобирался домой. Детские вещи я попросила оставить пока у меня, он облегчённо согласился.

— Павел, а не может такого быть, что твоя бывшая девушка тебе эти вещи подкинула, может у неё от тебя ребёнок, а ты не знаешь?

Павел недоумённо уставился на меня:

— Нет, не может. Мы с ней вместе работаем. Она с моим начальником сейчас живёт.

Закрыв за ним дверь, я снова подсела к детским вещам. Взяла в руки шапочку и закрыла глаза, стараясь представить ребёнка, который носил эти вещи. Но, видимо, это так не работает, сколько я ни старалась, но ничего так и не добилась. Повертела в руках машинки. Тоже старые, все обшарпанные, цвета выгоревшие. Может это вещи Павла? Он ведь может и не помнить о них, если был совсем маленьким. Возьму их с собой в Северный. Может, получится при встрече показать их матери Павла. И тут я вспомнила, что меня больше всего насторожило в рассказе его. Нет, не то, что Валя приехала неожиданно, и не то, что она не очень радуется приезду сына своей подруги в гости. Он сказал про картину, на которой нарисованы смятые листки. У меня как будто включилась внутри тревожная кнопка. И мне стало казаться, что я вижу эту картину своими глазами. На коричневой скатерти лежат восемь смятых листков. Шесть на переднем плане и два на заднем, в одной куче, рядом с солонкой. Я не видела эту картину раньше, это точно. Но я увидела её перед собой, когда он мне сказал о ней.

Я позвонила Павлу, он ещё был в дороге, и попросила описать картину, как он её запомнил.

— Да я мельком взглянул на неё, особо и не присматривался.

— Там на переднем плане шесть скомканных листков?

— Вроде, шесть. Точно шесть. — Слышно было, как он заволновался — Вы знаете, что это за картина?

— Нет, но она у меня будто перед глазами стоит. А скатерть, какого она цвета? И что в глубине картины нарисовано?

— Да, там действительно скатерть, по-моему, коричневая. И там ещё солонка с солью стоит, и около неё ещё два листка скомканных.

— Хорошо. Не волнуйся, это просто у меня такая вот богатая фантазия. Она мне иногда помогает.

После разговора с Павлом, я набрала Сакатова и рассказала о картине. Он озадаченно выслушал меня. Потом сказал:

— Ольга Ивановна, теперь и мне эта картина засела в голову. Что-то с ней не так. Вряд ли её из-за эстетического достоинства повесили на стену. А детские вещи, ты посмотрела их? Они тебе ни о чём не говорят?

— Совершенно ни о чём. Старые детские вещи, может, они принадлежали самому Павлу. Только зачем кому-то их подкидывать?

— В каких случаях люди вещи подкидывают? Во-первых, чтобы напомнить о себе. Во-вторых, если на них какое-нибудь заклинание навешивают. И, в-третьих, ради шутки. Мне почему-то кажется, что это напоминание. Если бы целью была порча, это бы сделали незаметно. А тут точно человек хотел вывести Павла из равновесия.

— Мне тоже кажется, что это совсем не шутка. Я завтра уезжаю в Северный, там Павел договорился со своей приятельницей, она меня поселит в своей квартире, по соседству с его матерью. Постараюсь познакомиться с ней поближе, если получится.

— Будь осторожна. Хочешь, я с тобой поеду?

— Нет, пока нет в этом надобности. Надо сначала разведать всё. А потом, по ходу дела, видно будет.

Я собрала с собой немного вещей, сходила в магазин за продуктами и собачьим кормом, всё сложила в сумку. В восемь вечера мы с Бобиком пошли гулять. Картина меня не отпускала. Правильно сказал Сакатов, что не из-за эстетических достоинств её повесили. Я видела её настолько мрачной, тёмной, что уже нисколько не сомневалась, картина служит совсем не для добрых дел. Бобик весело скакал по травке, обнюхивая каждое дерево и каждого прохожего. Потом он нашёл какую-то старую грязную корку и с удовольствием начал её грызть. Наташка меня убьёт. Я кинулась её у него отбирать. Да куда там! Бобик не собирался делиться со мной найденной корочкой. И этому гадёнышу Наташка покупает корм, который стоит дороже моего обеда из трёх блюд! Я всё-таки обманом подкралась к нему, и выковыряла у него из пасти остатки мерзко пахнущей разжёванной массы. Он упирался, но я оказалась сильнее. С лаем, он отскочил от меня. Как я буду жить с этой неугомонной собакой в чужой квартире!

Павел приехал за мной почти в двенадцать. Татьяна оказалась очень милой молодой женщиной, которая с радостью вырвалась от своих домашних дел, оставив на мужа двух сыновей-погодков. К тому же, она оказалась ярой собачницей. Бобика она облизала с головы до хвоста, всего его истискала, рассказывая между делом про своего йоркширского терьера-медалиста, которого они привезли аж из самой Москвы. Когда я узнала, сколько стоит одна только его стрижка, я решила, что надо сменить парикмахера, то стричься в три раза дешевле, чем собака, как-то стыдно. Потом она мне перечислила соседей по подъезду в Северном, она со всеми была в хороших отношениях, поэтому знакомство с ними мне было обеспечено.

— Я скажу, что мы с Вами вместе работаем. Вам врач прописал свежий воздух, вот и решили пожить за городом. Соседи все пожилые люди, они это ближе к сердцу примут, чем то, что если мы скажем, что Вы от мужа уехали.

— Ну что, вполне логично. И у меня будет повод чаще гулять. — Согласилась я.

— У нас посёлок маленький, все друг друга знают, Вы быстро со всеми перезнакомитесь. Алкашей, правда, полно. Денег сразу начнут выклянчивать, так Вы им не давайте, они всё равно не вернут.

Мы въехали в Северный. Двухэтажные старые дома требовали капитального ремонта, но, похоже, их никто не слышал. В некоторых окнах вместо стёкол были прибиты фанерки, а в одном была просто воткнута серая грязная подушка. Рядом с подъездами, были раскопаны небольшие огородики, и засажены морковкой и картошкой. Первые два жителя, которые нам попались на дороге, были именно алкаши, о которых предупреждала Татьяна. Они шли, весело покачиваясь из стороны в сторону, что-то пытаясь рассказать друг другу. Увидев нас, они остановились и приветливо замахали нам руками. Ну вот, ассимиляция с местным населением началась.

Дом, к которому мы подъехали, был рядом с небольшим магазинчиком, на котором висела многообещающая надпись «Продукты и товары повседневного спроса». А спрос был, видать, большой. Человек десять толпились рядом с входом в магазин. Те двое, что встретили нас при въезде, наверное, были частью именно этой компании. Мужчины и женщины явно что-то праздновали, и, судя по их лицам, то ежедневно. Павел поставил машину к магазину, мы вышли, и вся эта радостная толпа кинулась приветствовать нас. Татьяна, будучи женщиной решительной, быстро отослала их обратно, а некоторых и подальше. Бобик от избытка чувств залился таким лаем, что мне пришлось взять его на руки и как следует тряхнуть. Мы с Татьяной пошли к подъезду, а Павел направился в магазин. Прямо на стене дома чёрной краской было выведено «улица Комарова д.9»

Возле подъезда сидел благообразный седой старичок, упёршись руками в полированную тросточку. Мы поздоровались с ним, а Татьяна представила меня:

— Дядя Алим, это моя подруга, Оля. Она тут поживёт пару недель, ей врачи прописали свежий воздух и природу.

— А что, денег на лекарство совсем нет? — Хитро прищурился дед.

Мы с Татьяной засмеялись. Дверь в подъезд отсутствовала. Квартир на площадке было три. Татьяна подошла к правой двери и открыла её. Когда мы зашли через узенький коридор в комнату, я поняла, почему Бобик не вызвал у Татьяны беспокойства. Ножки у всех стульев, шкафов и дивана были погрызены. Но в целом, жить можно. В большой комнате был диван, застеленный мягким пушистым пледом, вдоль другой стены была старинная советская стенка, за стеклянными дверками которой стояли пыльные хрустальные вазы. В углу стоял вполне современный телевизор, а рядом с ним холодильник. Из большой комнаты вела дверь в маленькую спаленку, где стояла кровать, письменный стол и комод. Жить можно. Тем более, я же не на всю жизнь сюда переезжаю. Бобик настороженно обнюхивал каждую погрызенную ножку.

Татьяна включила холодильник, и я выгрузила в него продукты. Мы поставили чайник, я сделала бутерброды. Наскоро перекусив, мы пошли по соседям знакомиться. Она сказала, чтобы я не смущалась, здесь так принято. В соседнюю квартиру мы не пошли, Татьяна сказала, что хозяин сейчас находится возле магазина, и интереса для нас никакого не представляет, потому, как трезвым мне его не увидеть. Напротив Татьяниной квартиры, живёт баба Маня, к ней лучше идти без Бобика, она любит только кошек. У неё их штуки три. Когда мы постучали к Бабе Мане, мимо нас прошёл Павел, поднимаясь на второй этаж. Баба Маня открыла нам не сразу, она передвигалась по квартире с костыльком. Тане она обрадовалась, сразу пригласила нас к себе, и усадила за стол. Положила в тарелки картофельное пюре и по сосиске. Пришлось съесть, чтобы не обидеть хлебосольную хозяйку. Татьяна спросила её про здоровье. Она начала подробно рассказывать, что у неё болит, и что врач совсем ничего не знает, её не смотрит, если и придёт, то так, на пару минут. Тут я очень пригодилась, общению с бабушками меня научила работа в аптеке. Я ей подробно рассказала, что надо пить, чем надо мазать, да ещё и обещала лекарств из города привезти. Через час, когда она наконец-то нас милостиво отпустила, я была для неё роднее всех родных.

Мы с Таней поднялись на второй этаж и постучались в дверь матери Павла. Нам открыл Павел. Только взглянув на него, я сразу поняла, что он чем-то расстроен.

Из-за его плеча выглядывала полная женщина в очках. Увидев Татьяну, она заулыбалась и сказала:

— Танюша, здравствуй! Я мне Павлик сказал, что тебя привёз, я хотела к тебе сейчас спуститься. Давненько ты у нас не была.

— Здравствуйте тётя Лариса! Да мне сейчас разве получится вырваться из своего зоопарка! Как с утра встала, сразу кушать, гулять, играть, спать, кушать, гулять, и так целый день. Вадик на двух работах, он бы и на третью пошёл, лишь бы дома не сидеть с нами. Как ваше здоровье?

— Помаленьку. Кашляю уже месяц, простыла, наверное. А так всё хорошо. Да ты проходи, что в дверях-то стоять.

— Я с подругой приехала. Она после больницы, ей врач сказал, что надо на чистом воздухе больше гулять, за городом пожить, вот я её и привезла к себе в квартиру. Пусть поживёт, тем более квартиру мою я никому не могу сдать. Она тут никого не знает, возьмёте её под свою опеку?

— Конечно, а как звать-то?

— Меня зовут Оля. — Я тоже улыбнулась Ларисе Николаевне и вошла вслед за Татьяной.

Квартира была точно такой же, как у Татьяны, только светлая и уютная. На старом серванте, стоявшем у окна, были расставлены фотографии в рамках, по которым можно было отследить взросление Павла от крохотного карапуза до симпатичного мужчины. Посреди комнаты стоял круглый стол под бархатной скатертью, вокруг него расставлены четыре стула. Самой новой мебелью, выбивавшейся из общего советского стиля, был угловой диван ярко оранжевой расцветки. На нём сидела, крепко поджав губы и смотря на нас серыми холодными глазами, пожилая женщина, в чёрной длинной юбке и в темно-синей кофте. Она быстро взглянула на нас и снова уткнулась в тоненькую книжку, лежащую у неё на коленях. Потом, будто спохватившись, отложила книгу и встала, с улыбкой кивнув каждому. На мне её взгляд остановился, но потом она его отвела.

— Знакомьтесь, это Валентина, подруга моя. Таня, как твои сыновья?

— Разбойники, а не сыновья. Хочу быстрее сдать их в садик, а сама на работу.

— Мальчишки они такие. Ничего, время летит быстро, не заметишь, как вырастут. Павлик, так ты не ответил мне, отвезешь ты нас или нет?

Павел недовольно ответил:

— Вылечись сначала. Куда больная такая собралась.

— Тётя Лариса, а далеко вы собрались? — Спросила Татьяна.

— У Валентины племянница живёт в Покровке, так мы хотим съездить, попроведать её. Валентина её десять лет не видела, созвонились они недавно, она в гости нас пригласила.

— Мама, может тётя Валя одна съездит к своей племяннице? Я её посажу на поезд. А тебя могу пока забрать к себе, ты подлечишься в городе, анализы сдашь. — Павел в упор посмотрел на мать.

— Вдвоём сподручнее будет, и я хоть куда-то выеду. А то дальше Екатеринбурга и не бывала нигде сроду.

— Тётя Ларисочка, так вы кашляете, — поддержала Павла Татьяна — подлечитесь хоть, вот Оля медработник, она, если что, вам из города нужные лекарства привезёт, а там и видно будет. А то и так у Вас иммунитет ослаб, а в дороге можно любую заразу подхватить. Павлик же за Вас волнуется.

Лариса Николаевна посмотрела на меня и спросила:

— Оля, так ты врач?

— Я фельдшер. — Соврала я — Работаю в аптеке, так что осмотрю Вас, и привезу лекарства, какие надо. Кашель обязательно надо лечить, то может возникнуть осложнение. А там и до хронических заболеваний недалеко. Конечно, надо бы сдать анализы, чтобы исключить наличие инфекций. — Выложила я весь запас медицинских знаний — И иммунитет, конечно, надо повышать. Витамины пропить. А вы врача вызывали?

— Так я народными средствами лечусь. У нас тут тоже в медпункте только фельдшер сидит. А если что серьёзно заболит, так надо в город ехать. А я вот мёд пью, натираюсь на ночь.

Лариса Николаевна усадила нас за стол, поставила на середину стола большую сковороду с жареной картошкой. Павел успокоился, обрадованный Татьяниной поддержкой, помог матери накрыть на стол. Валентина села между мной и Татьяной.

— Может, и меня посмотрите, — повернулась она ко мне, пристально глядя прямо в глаза — у меня коленки болят, если долго сижу, то первые шаги больно делать.

Слова она произносила медленно, как и говорил Павел. Я ещё подумала, что таким голосом хорошо колдовские заговоры читать. Я ей ответила:

— Суставы надо проверить в клинике, у них там оборудование есть, компьютерная томография называется. Но у нас есть в аптеке мазь хорошая, все её хвалят. Я могу Вам её привезти.

— Привези, попробую. Вдруг поможет. А у тебя самой-то что? Вроде молодая ещё, здоровая должна быть. Это мы, старухи, на болячки жалуемся. А вам ещё рано.

— Мне тоже надо укреплять иммунитет. А прогулки в лесу на свежем воздухе снимают остаточный синдром от стресса. — И добавила — У меня нервы.

Лучше ничего я придумать не могла, болезней хронических у меня не было, поэтому я сказала первое, что пришло в голову. Валентина покачала головой, соглашаясь со мной.

Обед прошёл не очень весело, в основном говорили только Лариса Николаевна и Таня. Мы с Павлом изредка вставляли слово-другое, а Валентина вообще не произнесла больше ни слова. Я украдкой за ней наблюдала. Ничего странного и необычного я не заметила. Весь обед я придумывала, как бы мне зайти в спальню и посмотреть на картину. И тут я услышала, как тоскливо лает Бобик, оставленный в одиночестве в незнакомой квартире. Услышала его и мать Павла.

— Где это у нас собака лает? — Спросила Лариса Николаевна.

— Это мой пёсик, место здесь ему не знакомое, мы одного его оставили, вот он и протестует.

— Так надо было с собой привести.

Я, зная какой любопытный Бобик, сразу поняла, как мне попасть в спальню к Ларисе Николаевне.

— Правда? Так я схожу за ним? Он ласковый, не агрессивный.

— Веди, конечно, он просто прелесть! — Ответила за хозяйку Татьяна.

Она дала мне ключи, и я быстро спустилась за Бобиком, он радостно залаял ещё громче. От избытка чувств он тут же сделал лужу в коридоре. Я его схватила на руки и поднялась обратно, по пути шепнув ему в ухо, чтобы он заткнулся.

Бобик, как и ожидалось, сразу стал обнюхивать незнакомую обстановку. Я сидела и терпеливо ждала, когда он дойдёт до спальни. Но его заинтересовала кухня. Лариса Николаевна дала ему кусочек колбаски, которую он моментально проглотил. Покрутившись ещё вокруг Ларисы Николаевны, он снова стал обнюхивать комнату, в которой мы сидели, а потом, наконец — то побежал в спальню. Я, негодующе окликая его, пошла за ним. Над узкой деревянной кроватью висела картина в коричневой рамке. Она была точно такой, какой я её и представляла. До мельчайших подробностей. Мрачный свет её фона было настолько реалистичен, что она больше походила на фотографию с очень хорошим разрешением. Нет, даже не на фотографию. А просто, как будто я смотрю через открытый проём в другую комнату и вижу там стол. И на смятых бумажках было что-то написано. Нет, ни букв, ни строчек не было видно, но они там были. Я взяла упирающегося Бобика на руки и вышла из спальни. Валентина сидела, поджав губы, и смотрела в одну точку на столе, на меня она даже не обернулась. Но я видела по её напряжённой спине, что ей не понравилась наша с Бобиком бесцеремонность.

Павел засобирался домой, подгоняя Татьяну, и мы стали прощаться. Лариса Николаевна, до этого непринуждённо разговаривавшая с нами, как-то поникла. Я бы списала это на грусть расставания с сыном, но она стала похожа на заведённую куклу. Валентина наоборот, вроде даже немного оживилась, снова подошла ко мне и сказала, чтобы я к ним вечером зашла, если будет желание, и посмотрела Ларису Николаевну. Я пообещала, что обязательно зайду.

Мы спустились в Татьянину квартиру. Павел сразу меня спросил:

— Ну что, видели? Мать, когда мы уходили, опять какая-то странная стала. Может её Валентина чем — то опаивает?

— Павел, странности, конечно, есть. Но сходу я тебе не могу ничего сказать. Сегодня вечером я с ними подольше пообщаюсь, тогда и выводы будем делать.

Таня мне оставила ключи, записала свой номер телефона, и они уехали. Я прицепила к ошейнику Бобика поводок, и мы пошли с ним гулять. Возле подъезда всё ещё сидел старичок, дядя Алим. Увидев меня, он похлопал рядом с собой по скамейке и сказал:

— Садись, посиди. Как тебя зовут, забыл я.

Я присела рядом с ним, хотя у Бобика были другие планы на прогулку.

— Оля меня зовут. А это беспокойное животное зовут Бобик.

Он погладил Бобика.

— Зря ты сюда приехала. Опасно здесь.

От неожиданного начала разговора я оторопела:

— Почему опасно?

— Так кругом воры и бандиты. Сегодня, пока мы с бабкой в магазин ходили, к нам опять в дом залезли.

— Вы милицию вызвали?

— Зачем? Наш участковый и есть самый главный наводчик. Я его в магазине встретил, он как раз из него выходил. Увидел, что я вышел из дома, и сразу своим бандитам передал. А те всегда рядом с магазином крутятся.

— Так надо тогда его начальству звонить, заявление писать. Так нельзя оставлять.

— Знаешь, сколько раз я в город с заявлением ездил? То-то и оно. Последние разы они даже и разговаривать со мной не стали. Бандиты, одним словом.

— Так к Вам не один раз залезали?

— Каждый день. Иногда, даже при бабке залазят, она ни черта не слышит. А может и заодно с ними.

Тут во мне зародились сомнения.

— А что они у Вас сегодня украли?

— Лампочку подменили. Когда я уходил, то в коридоре, когда свет включал, лампочка ещё целая была, я свет выключил и ушёл. А прихожу из магазина, щёлк выключателем, а лампочку хорошую они выкрутили, а старую вкрутили, перегоревшую. — Он торжествующе посмотрел на меня — Представляешь, какие хитрые?

Я осторожно спросила:

— А вчера, что украли вчера?

— А вчера, я после обеда лёг вздремнуть. На столе подсолнечное масло стояло в бутылке, я ещё заметил, сколько его осталось, а проснулся, так сантиметра на три ниже уровень.

— Так может Ваша жена готовила, масло издержала?

Он рассердился:

— Не готовила она, утром суп сварила. И всё. Говорю тебе, отлили масло! Брюки новые не могу найти. Сразу не заметил, а тут на праздник хотел надеть, так старые какие-то висят, а моих новых нет. Я заметил на одном свои брюки. Да разве докажешь!

Наверху, открылось окно и кто — то выглянул. Потом оно тут же закрылось.

— Вон, уже моя старая тетеря выглядывала, сейчас спустится. Не слышит ни хрена, не видит, а спорит! Я слово, она два. Ты далеко от дома не уходи, а то обворуют.

— Так у меня воровать нечего.

— Найдут!

Из подъезда вышла толстенькая маленькая старушка, в белом платочке, и тоже с тросточкой.

— Что, дед, жалуешься на воров опять? — Спросила она, подслеповата щурясь — А Вы кто? Не узнаю что — то.

— Меня зовут Ольга, я подруга Татьянина. — Сказала я и поняла, что не знаю даже фамилию Татьяны — Приехала свежим воздухом подышать, после больницы восстановиться. Так что теперь я Ваша соседка. А как Вас зовут?

— Нина Тимофеевна. — Она показала на окна на втором этаже — Вон наша квартира, напротив Ларисы живём. Не слушайте Вы его, совсем из ума выжил, никакого покоя с ним нет. Со всеми уже перессорился. Всё у него за квартирой нашей следят, кругом одни воры.

Дядя Алим, сердито ворча на неё, опёрся на свою трость, поднялся и заковылял к магазину. Нина Тимофеевна присела рядом со мной, потрепала Бобика под ушком и горестно вздохнула:

— Старость не радость, раньше нормальным был, работал в жилконторе, уважали его. Конечно, народ уже знает, что у него не все дома, стараются не обращать на него внимание. Это наши, поселковые. А в городе же его не знают, вот он и в том году нам учудил! Нам пришлось даже с сыном в город срочно ехать, его из милиции забирать. А дело было так. Сын подарил ему на 23 февраля деньги игрушечные, пятитысячные, с фотографиями Алима на них, десять штук. Посмеялся ещё, говорит, отец, это твои именные деньги, их никто не украдёт у тебя. Нашёл с кем шутить! А Алим, как увидал столько денег, дальше уже и не слышал ничего. Взял свой паспорт втихаря и уехал в город, чтоб, значит, своё богатство в банк положить. Там зашёл в банк, сказал, что хочет вклад открыть. Ну, ему и поверили, деньги-то не стали у него проверять. Договор составили, всё честь по чести оформили. Зашёл он в кассу, чтобы деньги положить, протянул эти бумажки кассиру, та их взяла, увидела на них портрет деда, и говорит ему, что не настоящие деньги. А он ведь какой? У него же вокруг все воры. Он там разорался, что дал настоящие деньги, а ему кассирша подменила на фальшивые. Охрана сбежалась, кассирша за сердце схватилась. Им пришлось банк закрыть, ревизию сделать. Ну и милицию, понятно, вызвали. Позора мы столько натерпелись. Ладно, в Железнодорожном отделении уже все его знают. Надоел он им там, хуже горькой редьки. Раньше, когда пошустрее был, так каждую неделю ездил, всё заявления писал на воров и бандитов, пока не решил, что они тоже воры. Там тоже расскандалился, кричал, что у него капюшон от куртки своровали, пока он с дежурным разговаривал. А участковый наш, когда видит Алима, на другую сторону переходит. Вот ведь как он его уже замучил!

— Я сначала на самом деле напугалась, когда он про воров и бандитов начал говорить. А на самом деле здесь спокойно?

— Да как сказать, видела, сколько забулдыг возле магазина околачивается? Это они ещё не все выползли. Вечером или песни поют или дерутся. Тоже спокойствием не назовёшь. Нормальные-то все в город уехали, работают. А ты что, надолго здесь?

— Посмотрю по самочувствию, думаю пару недель пожить. Ну, вроде в подъезде у вас тихо. Таня меня познакомила с бабой Маней и Ларисой Николаевной. Приличные люди.

— Приличные. Мы ведь дружно живём между собой. Помогаем друг другу, если надобность возникает. Как без этого? Все уже старые. Дети разъехались.

— Но вот к Ларисе Николаевне сын каждую неделю ездит. Да и у неё подружка сейчас живёт, помогает ей.

— Да, уже полгода живёт. Только она с нами мало разговаривает, эта подружка. Всё молчком да молчком. Да и Лариса теперь в гости не заходит. Раньше, бывало, то я к ней, то она ко мне. Вместе фильмы смотрели, в магазин ходили, в город ездили. А теперь они всё больше дома сидят. Вечерами прогуляются, да опять домой.

— А где у вас тут прогуляться можно, у меня ведь собака, её выгуливать надо. Куда они ходят?

— Они всё больше к брошенным складам ходят, — она махнула рукой вдоль улицы — с километр до них. Я один раз от подруги вечером возвращалась, темно уже было. Вышла на улицу, а они впереди меня идут, не торопясь, обе головы опустили. Я ещё, прости Господи, подумала, как с похорон. И всю дорогу молчали. Странная такая подруга у неё.

— А у них тихо в квартире? Не шумят?

— Да ты что! Какое там, шумят. Скажешь тоже. Даже ни одного звука не доносится.

— И никто к ним не ходит?

Она помолчала.

— Не знаю. Мне тут показалось, что Павлик приезжал посреди недели, я ещё думаю, что это он не работает. А он, оказывается не приезжал. А я слышала голос мужской из-за их двери. Может и не он вовсе. Потом подумала, может телевизор громко работал. Или вот ещё. Недавно сижу здесь на лавочке, жду деда. Слышу, как будто в окно кто стучит на втором этаже, повернулась, а на Ларисином окне, будто паук большой сидит, стучит. А потом пригляделась, так тень. Вот, подводят меня глаза. Пойду, посмотрю деда, что-то давно в магазине торчит.

Она встала, и, опираясь на тросточку, пошла к магазину. Я тоже встала, отпустила Бобика на землю, и пошла вдоль улицы, в том направлении, которое мне показала Нина Тимофеевна.

Посёлок до сих пор живёт в своём, ещё советском мире. Рядом с домами были площадки с натянутыми верёвками, на которых сушилось выстиранное бельё. На обочине стояло несколько машин, настолько старых, что на параде ретро-автомобилей, они бы забрали все призовые места. Но были и приметы современной жизни — почти на всех окнах были спутниковые антенны. Все жители посёлка, которые я встретила в тот вечер, обязательно здоровались. До конца улицы было всего шесть домов. За ними находился пустырь с разбросанными везде пустыми бутылками, разрушенными кирпичами, остатками каких-то деревянных ящиков и сломанной мебелью. Пустырь сплошь зарос высоким бурьяном. Пройдя его, я увидела полуразрушенный бетонный забор, за которым была котельная, с наваленными под высоким навесом кучами угля. Рядом с открытой дверью сидел пожилой мужчина в майке и курил. Все руки его были синими от наколок. На шее, на крупной цепи, висел крест. Я поздоровалась. Он поздоровался в ответ. Когда мы с Бобиком почти уже прошли мимо него, он меня окликнул:

— А ты откуда? Смотрю, не местная.

— Из Екатеринбурга. К подруге приехала.

— Что, достопримечательности смотреть?

— Воздухом дышать.

— В городе испортили воздух, теперь у нас приехали портить?

Шутник какой. Я ничего не ответила и пошла дальше. Дорога была из бетонных плит, кое-где потрескавшихся, но зато ровная и чистая. Похоже, по ней давно никто не ездил. С обеих сторон к дороге вплотную подступал берёзовый лес. Щебетали птицы, прыгая с ветки на ветку, и Бобик носился от дерева к дереву, как угорелый. Показались большие металлические строения. Это, скорее всего, и были заброшенные склады. Их было три. Огромные, метров пятнадцать в высоту, глухие, без окон, только распахнутые ржавые ворота открывали тёмную пустоту этих никому не нужных уже строений. Между складами были металлические эстакады, покрашенные серебристой краской, напоминающие мосты. Я заглянула в первый склад, он был совершенно пустой, на полу его были разбросаны металлические стружки и пустые мешки.

Я только хотела повернуть обратно на улицу Комарова, как услышала гулкий стук в стену склада. Я вздрогнула. Бобик залаял. Подумав, я решила обойти склад снаружи. Складская площадка была засыпана мелкой щебёнкой, уже поросшей травой и репьём. Бобик сразу же подцепил с десяток колючих шариков. Я тоже. За складом была открытая площадка, которая раньше была огорожена сетчатым забором. Некоторые секции забора лежали на земле, а от склада шла хорошо протоптанная тропинка за территорию. Я пошла по ней. Сначала тропка шла через редкий берёзовый лес, потом вышла в открытое поле. Метрах в ста от меня стояло одинокое дерево, подойдя ближе, я увидела, что это осина. Ствол его был настолько закручен, будто его специально выворачивали, при этом тонкие ветки его росли под немыслимыми углами. Я остановилась возле него. Что-то притягивало мой взгляд. Несчастное дерево будто нашептывало мне жалобный рассказ о своей жизни. Я протянула руку, чтобы погладить по стволу, но вспыхнула небольшая искра на нижней ветке, потом другая, потом дерево вспыхнуло и загорелось. Огонь был белый, слепящий и жаркий. Я отшатнулась. Дерево выгибалось и трещало от огня. Пылающие листья отрывались от дерева и белыми яркими хлопьями падали на землю. Веток уже не осталось, только толстый кривой ствол полыхал, как восковая свеча. Я оглянулась, чтобы найти Бобика, но он спокойно бегал по кромке леса. Когда я снова повернулась к дереву, оно стояло всё такое же зелёное, как будто не было этого молниеносного пожара. Мои ноги словно приросли к земле. Что это за представление для одного зрителя? И кто автор такого чуда?