Государственная девственница

Надежда Первухина, 2019

Отважные и невезучие герои книги «Проснуться живым» снова попали в потрясающие приключения! Незабвенный Степан Водоглазов по кличке Гремлин отправился в Тайную Африку и стал исполнять обязанности Царя государства-племени Вибути – со всеми вытекающими отсюда неприятностями. И главная из этих неприятностей – Государственная Девственница! А бывший маг, ныне талантливый психиатр Викентий Вересаев живет себе в глухой русской провинции, вовсе не подозревая о том, как в далекой Тайной Африке нужна его помощь! Но разве может быть так, чтобы старые братья по оружию Степан и Викентий НЕ встретились снова и НЕ помогли друг другу?! Может?! Как?! Да что вы спрашиваете?! Читайте – и узнаете! И еще: запомните, если боги государства-племени Вибути предложат вам рай – смело отказывайтесь!

Оглавление

Из серии: Викентий Вересаев

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Государственная девственница предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Посвящается Ларисе Паниной — человеку, который верит в мою счастливую звезду больше, чем я сама. Спасибо, Лариса!

Глава первая. Рассвет на Сонге-реке

Некоторые совершенно не понимают истинного значения праздников!

Рождественский гусь

Это утро джунгли запомнили надолго.

Сначала был ливень. Он пришел, как приходит в родную гавань потрепанный всеми бурями фрегат, считавшийся давно погибшим. Он принялся шуметь, но не монотонно и скучно, а словно студент, подгулявший в трактире после сдачи сессии. Он изливался на каждую зеленую ладонь пальмового листа и каждый жадно раскрытый ротик цветка — изливался с веселой щедростью пены, выплеснувшейся из бутылки шампанского. И джунгли, до сего момента траурно-молчаливые, вмиг преобразились, общим настроением напоминая девушку, которой только что сделали предложение руки и сердца. Стволы древних пальм, опутанные, словно бутылки благородных вин, серо-коричневой волокнистой паутиной, уходили в запредельные небеса. Во вспененных изумрудных вершинах деревьев запутывались звезды и стряхивали вниз, в густую траву, свой серебряно-жемчужный свет. А когда этот благословенный дождь закончился, цветущие и благоухающие заросли возликовали, как верующие, услышавшие прямиком с небес обетование райского блаженства.

Тучи разошлись, выпуская на сцену этого праздника жизни солнце. Оно осветило изысканную в своей томной прихотливости чащу, и солнечные лучи, пробившись сквозь напоенные дождем заросли, напомнили собой бесконечные золотые колонны в парадном зале несуществующего музея всемирных драгоценностей. Мириады птиц — крупных и крошечных, голосистых и умилительно бесшумных — мелькали в сложном кружеве малахитово блестевших влажно-сочных лиан. Птичье оперение, алое, лимонно-желтое, белоснежное, густо-синее, вдруг вспыхивало и переливалось в солнечных лучах, доставляя глазам стороннего наблюдателя мгновенную режуще-сладкую боль созерцания недолговечной красоты. А цветы!.. О эти тропические цветы, несбыточная мечта всех оранжерей мира! Они подавляли своим почти божественным совершенством! Атласно блестящие, бархатно нежные, водянисто хрупкие лепестки их были полны дивного цвета, аромата и того самодовольства, которое свойственно красоте, внушающей лишь восторг и преклонение. А этот воздух, воздух рассвета в сердце фантастических жарких зарослей! Он был как долгий поцелуй спросонья: влажный, сладкий, пряный, дразнящий и утомительный. От этого воздуха лицо словно немело, губы сами собой растягивались в улыбку и сразу хотелось и петь, и плакать.

Это было прекрасно, потому что это было преддверие Непопираемой земли — места, куда нет доступа человеку, лишенному нежностей воображения. В этих зарослях не ступала нога европейца, ибо европеец видит красоту мира плоской и липкой, как туристический буклет, и сразу хочет оценить свои эмоциональные затраты соответственно предложению туроператора. Сердца европейцев — это ломбарды и банкоматы, и потому да не войдут они в Непопираемую землю! Этих зарослей не побеспокоит и стопа азиата — ведь здесь нечему учиться, кроме кротости и смирения, а кротостью вселенной не завоевать[1]. Люди, достойные пребывать в средоточии этой тропической благодати, воистину должны быть особыми людьми.

Что ж, сегодня джунглям исключительно повезло. Целая процессия именно таких людей двигалась сейчас по тропе, проложенной среди зарослей благоухающих цветов.

Над тропой в переплетении лиан задумчиво покачивался леопард. Он только что позавтракал и потому блаженно наслаждался покоем. Но внезапно он напрягся и открыл глаза — его уши уловили ритмичный шум, который могло производить только одно существо на земле. Леопард недовольно шевельнул усами: существ двигалось много, потому они и шумели так смело и легкомысленно. Зверь услышал визгливые и гортанные вопли, рокочущий морским прибоем грохот барабанов и пронзительный рев, который производят вздорные двуногие существа при помощи причудливо закрученных раковин местного гигантского трехногого моллюска. Рев раковин особенно раздражил леопарда. Зверь приглушенно зарычал, словно предупреждая, что не советует глупым двуногим существам соваться сюда, в самую глушь джунглей, со своими раковинами, песнями, барабанами и мускусно пахнущими болтливыми смуглыми самками.

Но шумные существа не слышали этого рычания, и немудрено. Потому что для них настал великий рассвет. И потому люди покинули свое селение, двинувшись многочисленной процессией сквозь заросли к реке под названием Сонга. Воды Сонги вполне оправдывали свое название, ибо на языке идущего к реке племени «сонга» значило «золотая» — воды были золотого цвета и струили приглушенное сияние подобно складкам парчовой ткани. Здесь, в глубине джунглей, был исток этой затерянной реки. А еще… Но не будем забегать вперед. Ведь сначала надо сказать и о том, кто шел сейчас в торжественной и шумной процессии, сердя леопардов и волнуя крошечных райских птиц.

Впереди ступали семь старцев в белоснежных одеждах, расшитых золотом и алыми перьями священных фениксов. Там, где босые ноги старцев касались пропитанной соками трав тропической земли, вспыхивали страстным блеском россыпи рубинов и изумрудов, но на такое чудо никто из шедших следом за старцами не обращал ни малейшего внимания, словно такое спецпроизводство драгоценных камней было делом обыденным и неинтересным. За старцами в белом вышагивал абсолютно лысый и к тому же рогатый старец в черном. Его лысина сияла позолотой, а меж кончиков длинных крепких рогов была натянута тонкая проволока с подвязанными к ней многочисленными бубенцами и колокольцами. Это музыкальное хозяйство издавало нежный, но в то же время слегка угрожающий перезвон, словно предупреждало, что их рогатый владелец — тип отнюдь не безобидный. Рогатого сопровождали два высоченных красавца, из одежды имеющих на себе лишь что-то вроде золотых передничков. Красавцы мерно двигали опахалами над рогами впереди идущего старика, создавали дополнительный приток ароматного жаркого воздуха.

Но что красавцы с опахалами! Ведь прямо за ними двигался истинный цветник! Дюжина изящных, хрупких, как статуэтки из севрского фарфора, девушек. Они шли парами, держа в смуглых руках странные полупрозрачные сосуды с крепко запечатанными горлышками. На шоколадной коже красавиц золотой пудрой светились вычурные узоры. В длинных распущенных волосах томились бутоны цветов, на запястьях и щиколотках позвякивали браслеты. Но девушками шествие не ограничивалось. Они, похоже, были только прелюдией — ведь тот паланкин, что несли на плечах рослые смуглокожие юноши, явно имел статус кульминации. Паланкин (столбики из черного дерева, пурпурно-червленые занавеси и катастрофическое изобилие драгоценностей) плыл в волнах благовоний и шорохе листвы. И тот, кто прятался в этом паланкине, был, видимо, настолько велик и важен, что даже сердитый леопард (который упоминался выше) почуял неладное и разумно поспешил убраться восвояси.

Хотя его могли напугать и те многочисленные чудовища, что замыкали шествие. Мы не будем их описывать подробно, упомянем только, что рук (точнее, сходных по строению с руками конечностей) у них было в три раза больше, чем положено виду homo sapiens. Кроме того, существа были покрыты крупной чешуей приятной черно-желтой расцветки… Судя по всему, этим ребятам приходилось играть роль не только музыкантов, но и телохранителей.

Звенящая и брызжущая драгоценными камнями процессия миновала заросли душистого растения, в переводе с местного наречия именуемого «супруг, стыдливо прячущий от жены свой новый тамтам», и вышла на берег Сонги. Как раз в этот момент с неба испарились последние облачка, солнце воссияло во всей своей силе и воды золотой реки заблистали так, что неподготовленный наблюдатель запросто мог получить ожог сетчатки. Старцы остановились у кромки воды. Девушки изящно опустились на колени и стали еще больше похожи на цветочные бутоны. Паланкин тоже поставили в траву. Тут же у пурпурного средства передвижения отдернулась занавеска, и над волнами священной Золотой реки прозвучала раздраженная и немелодичная реплика московского обывателя:

— Меня укачало!

Из паланкина вяло, только для проформы поругиваясь, выбрался под купол здешнего сапфирового неба человек. Был он смугл, но не настолько, чтобы его кожа совершенно походила на кожу девиц или старцев из процессии. Да и лицом он скорее походил на завсегдатая каких-нибудь Лужников, чем на здешних прекрасных и совершенных аборигенов.

— Ну транспорт тут у вас! — продолжал изъявлять недовольство тип из паланкина, — Я думал, хуже поездов на кольцевой в час пик и быть ничего не может… Ошибался. Ох, великая Царица Аганри, чтоб тебя, как голова-то кружится!

Все это он произнес на великом и могучем. Дальнейший же разговор происходил на местном диалекте, в знании которого неизвестно откуда взявшийся в сердце джунглей русский выказал недюжинные способности.

Старик с рогами на золоченой лысине пронзительно глянул на кислую физиономию русского и произнес, шипя и фыркая, как разъяренный барсук:

— Нхо-н-эн лах тарш-ин-глоох, Этано! Оойё? (В столь торжественный момент настоящему мужчине неуместно жаловаться, Степан! Проникаетесь?)

— Оойё, наблаги Тонтон Макут? — мрачно кивнул Этано, он же Степан. — Оойё нартх-н-олули! (Проникаюсь, великий колдун Тонтон Макут! Проникаюсь, как полночная змея в сандалию спящего воина!)

— То-то же, — с чудовищным акцентом, но по-русски, удовлетворенно сказал рогатый колдун Тонтон Макут. Следует заметить, что Тонтон Макут отнюдь не был полиглотом, но русское выражение «то-то же» выучил от Степана быстро и с удовольствием.

Для того чтобы не утомлять читателя подстрочным переводом, все остальные диалоги будут приводиться на языке Москвы и Костромы. За исключением местных идиоматических выражений, разумеется.

— Эх, — сказал Степан, — сейчас бы принять сто пятьдесят трижды очищенной для поправки моего пошатнувшегося вестибулярного аппарата. Ведь это надо такое учудить — полсотни километров протягать меня в этом паланкине!

— Белокожие люди слабы и не могут вынести даже малого неудобства, — ехидно ответствовал Тонтон Макут. — Велеть подать вам настойки, Этано?

— А на чем настойка?

— На коже осьминогов.

— Спасибо, воздержусь покуда. Меня с осьминогов пучит. Так, что стоим? Кого ждем?

— Чуда, — кратко ответил Тонтон Макут, а семеро старцев поглядели на Степана с вежливой укоризной.

Тот смешался:

— Вот только не надо на меня глядеть взором брошенной пятнадцатой жены! Я тут сколько уже живу, а до конца ваших чудес-традиций так и не просек! Могли бы и растолковать, что к чему, бедному бывшему москвичу!

— Что ж, придется, — вздохнул Тонтон Макут (бубенцы меж его рогов тихо звякнули) и сделал знак самому моложавому из семи старцев. — Жрец Окойи, вы лучше всех изъясняетесь современными Непочтительными Словами. Вы и держите речь.

Жрец Окойи, которому недавно минуло всего-навсего триста семнадцать лет, поклонился колдуну, отчего с его белоснежных волос посыпался жемчужный бисер и розовые лепестки, и обратился к Степану:

— О почтенный белокожий господин, ныне частично исполняющий обязанности нашего великого государя Алулу Оа Вамбонга…

— Да воссияет он в Сонме богов и да растопчет своих врагов! — хором грянули все.

— Аминь, — добавил Степан.

— Да будет тебе известно, преславный господин Этано, что наше маленькое, но гордое государство Вибути пользуется особым благорасположением Сонма богов.

— Это я заметил, — кивнул Степан. — Особенно в прошлом году, когда половина племени, то есть, пардон, государства, маялась от лихорадки, тридцать ловцов речного жемчуга пошли на обед крокодилам, а потом еще землетрясение началось… Ваши боги такие шутники!

— Не кощунствуй, Этано! — прикрикнул Тонтон Макут. — Наши боги долготерпеливы, но обидчивы!

— Я могу продолжать? — напомнил о себе жрец Окойи. И, не дожидаясь ответа, заговорил: — Благорасположение Сонма богов заключается отнюдь не в том, что они лично защищают наших ловцов жемчуга от крокодилов или излечивают больных лихорадкой. А землетрясение, кстати, началось из-за того, что богиня Махуанлоло накормила бога Охломамона несвежими корешками дерева птути, и от этого бог Охломамон начал сильно икать…

— Ближе к сути, — поторопил жреца Степан.

Тот кивнул (снова выпал град из бисера и розовых лепестков).

— Когда вы появились в нашем государстве, господин Этано, нося в себе первый лик великого Царя Алулу Оа Вамбонга…

— Да воссияет он в Сонме богов и да растопчет своих врагов! — грянул воодушевленно туземный хор.

— Аминь! — рявкнул Степан.

— Так вот, когда вы, чужеземец из далекой холодной страны, явились в нашем государстве, вы не могли не заметить, что нам сопутствует удача во всех делах. В должное время солнце давало нам свет, а тучи — благодатный дождь, на деревьях поспевали плоды, лютые звери джунглей не трогали наших собирателей ягод и ароматных смол, а над посевами не кружил прожорливый крылатый жучок мбонга… Наши женщины рожали много детей, соседние племена опасались идти на нас войной, у нас не было болезней, голода и печали…

— Ну я б, конечно, не стал рисовать все так идиллически, — вставил словечко Степан. — Меня тогда полгода тошнило, пока я научился есть ваше фирменное блюдо — жареных кузнечиков в сиропе дикой орхидеи!

— Вы, о житель скорбной страны, должно быть, не раз задавались вопросом, почему у нашего племени все столь благополучно. Возможно, вы считали, что благополучие племени обеспечивает великий Царь Непопираемой земли Алулу Оа Вамбонга…

— Да воссияет он в Сонме богов и да растопчет своих врагов!!!

— Аминь!!!

–…и были бы правы. Но тайна процветания государства Вибути не только в этом. Ранее мы не могли говорить вам об этом, Этано. Мы недостаточно вам доверяли. Но случилось так, что Царь Алулу Оа Вамбонга…

— Да воссияет он в Сонме богов и да растопчет своих врагов!!!

— Аминь!!!

–…удалился от дел и отправился в самое сердце Непопираемой земли, дабы усовершенствоваться и обрести новую небесную мудрость, а вожжи колесницы власти он передал вам, о почтенный Этано. И значит, пришло время открыть вам тайну нашего благополучия. Тайна заключается в том, что мы обладаем Великой Милостью Белой Птицы.

— Не понял…

— Тут мои уста умолкают, ибо о Великой Милости Белой Птицы говорить дозволено только старейшему жрецу, — заявил жрец Окойи и указал на сухонького старичка, который клевал носом с самым величественным видом.

Старичка деликатно растолкали. Он потоптался, зевнул, чихнул, проморгался и вдруг заговорил необычайно сильным для столь тщедушного тельца голосом:

— Сие доподлинно известно мне от моего отца, тому — от его отца, а тому — от его отца, ибо избраны мы хранить преславную историю дарования племени вибути Великой Милости. Так было: в начале бог Онто сотворил человека вибути. И поселил его среди дерев прекрасных и трав ароматных, повелев жить и радоваться. Но тут вмешалась злая богиня Ар, которой не понравился человек вибути, и стала вредить: насылала засуху, лихорадку, а также злобного жучка мбонгу, чтобы оставить племя вибути без урожая; повелевала хищными зверями, дабы они нападали на людей; крала жемчуг, который добывали ловцы племени, и продавала его жадным купцам с Севера… И взмолились вибути богу Онто о спасении и защите, но бог Онто к тому времени сильно одряхлел, от дел своих устранился и к мольбам остался глух. И тогда на помощь племени пришла Белая Птица, оставив вибути завет на все времена: племя никогда не тронет ее потомства, а взамен будет получать Великую Милость. И когда племя вибути получило свою первую Милость, злой богине Ар ничего не оставалось делать, как сдаться и уйти с досадой к другим племенам, которые еще не знакомы были с ее постыдным нравом. С тех пор племя получает Милость, едва в ней возникает нужда, и после живет безбедно, радуясь и прославляя Белую Птицу.

— А поконкретнее нельзя? — нетерпеливо спросил Степан.

Старец глянул на него с таким изумлением, будто на голове любопытного русского вырос по меньшей мере баобаб. На помощь пришел жрец Окойи.

— Конкретнее нельзя, — развел он руками. — Милость есть милость.

— Ага. Ну конечно, — хмыкнул Степан, — вот прямо с небес на вас кирпич сваливается, и вы начинаете кричать: «Милость! Милость!» Как вы распознаете, что это именно она, а не простое природное явление, к примеру?

— Она не выглядит как природное явление, — ответствовал жрец Окойи. — И вы в самое ближайшее время в этом убедитесь, белый господин. А теперь замкните уста. Не место расспросам и любопытству. Ибо настало время молений — Милость нисходит к нам по водам реки Сонги.

— Все, молчу, — развел руками Степан. — Изображаю благочестивого коматозника…

— О боги Вииза и Угэк! — опечаленно пробормотал Тонтон Макут. — Зачем мы притащили на священную церемонию этого вздорного русского? А все причуды Царя! Ушел в Непопираемую землю, оставил племя на белокожего тупицу, который даже не умеет читать мыслей, не говоря уж о том, чтоб видеть истинные лица своих подчиненных!..

— Охлади свои уста от горячих слов, Тонтон Макут! — немедленно потребовал самый старый жрец. — Ибо солнце раскрывает глаз свой, а над водами Золотой реки уже шелестят белые крылья.

— Таи тано! — хором воскликнули доселе застывшие изваяниями девушки. А музыканты принялись наращивать ритм своих барабанов. Под эту дикарскую музыку девушки сняли крышки с хрустальных сосудов…

— Благовония! — скривился Степан.

Но это были не благовония. В сосудах была земля — обычная, как то могло показаться стороннему наблюдателю.

— Прах первой Милости приветствует Белую Птицу! — сказала одна из девушек, воздевая к небесам хрустальный сосуд.

— Прах второй Милости приветствует Белую Птицу! — подхватила другая, производя со своей хрустальной емкостью аналогичные манипуляции.

— Прах третьей…

— Прах четвертой…

— Прах? — недоуменно поморщился Степан. Однако недоумение он выражал несвойственным для себя шепотом. — Вы что, сюда весь свой колумбарий притащили?!

Бестактному русскому никто не ответил. Он помялся и понял, что в ближайшее время тут никому не будет до него дела — все полностью захвачены церемонией.

— Эх, нету тут для меня комментатора, — вздохнул Степан.

А старший жрец заговорил распевно, простирая руки к золотым водам:

— Амаи намен тану-н-араи! Энге ту хан-у-ноон!

Степан наморщил лоб:

— «Приди, несущая знак чистоты? Осени нас заветом милости?» Непонятно. Что-то я, видно, не так перевожу…

Меж тем вокруг разворачивалось воистину грандиозное действо. Под неумолчный рокот барабанов девушки затеяли сложносоставной танец и совершали его с серьезным, почти медиумическим видом. Тонтон Макут вычертил в воздухе ярко светящиеся знаки своего колдовства, и Степан внезапно почувствовал, что земля у него под ногами гудит, как огромный трансформатор. А жрецы, видимо не удовольствовавшись ролью сторонних наблюдателей, ступили прямо на золотые воды Сонги и медленно вышли на середину реки, обратив свои лица к солнцу и неумолчно продолжая призывать ту, что несет на себе знак чистоты.

— Не знал, что среди вибути практикуется еще и водохождение, — возбужденно пробормотал Степан. — Мобильников нет, телевидения нет, а по водам ходят, как по парку! Что за люди!

Впрочем, «люди» — это спорное утверждение. Едва жрецы оказались на середине реки, как из их согбенных спин самым откровенным образом выметнулись белоснежные, с перламутровым переливом крылья и захлопали, точно паруса от попутного ветра.

— К-крылатые качели! — ругнулся изумленный Степан. — И с этими мутантами я пил жабью настойку все эти долгие африканские годы!

Видимо, то, что у жрецов вибути столь внезапно выросли крылья, удивило даже солнце. Ибо солнце вдруг превратилось в выпуклый золоченый глаз с белой точкой зрачка. И точка эта с каждым мгновением становилась больше, превращаясь постепенно в размытую горизонтальную полосу. А потом Степан понял, что никакая это не полоса, а громадная птица, чьи перья белее снега, белее света, белее всего, что может выдумать спектральный анализ…

Чья-то мягкая ладонь, пахнущая корицей и кофе, плотно закрыла Степану глаза.

— Ты ослепнешь, светлокожий господин, ибо тебе не дано второго зрения для созерцания божественной чистоты, — проговорил обладатель ладони, и Степан поначалу не узнал по голосу, кто это был.

— Я хочу видеть, — засопротивлялся Степан. — Имею право! У меня полномочия царя, да воссияет он и да потопчет! Я, может, единственный русский, кому выпадет такая удача — поглядеть на эзотерические тайны государства Вибути! А ну пусти!

Но ладонь держала крепко, и Степан принужден был сдаться. Впрочем, сдаваясь, он произнес несколько родных ругательств и хоть этим отвел себе душу. Когда же наконец неизвестный доброжелатель снял ладонь с глаз Степана, выяснилось, что птица с крыльями, что белее всего на свете, уже улетела, солнце сияет как обычно, жрецы выглядят вполне по-человечески, девицы не танцуют, а просто почтительно утыкаются носами в прибрежный песок…

А еще в окружающей нашего героя панораме имелась небольшого размера продолговатая плетеная корзинка, которую почтительно нес в руках старший жрец.

Обычная корзинка из прутьев…

— У-а-а-а! — подала голос корзинка. Точнее, ее содержимое.

— И это все?! — изумился Степан.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Государственная девственница предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Примечания

1

А про американцев и говорить нечего. Потомки Индианы Джонса слишком увлеклись повсеместным строительством закусочных типа «Макдоналдс» и адвокатурой.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я