Лунитана – лунная фея

Надежда Николаевна Герман, 2022

Приключения городского мальчика, по воле случая попавшего в лесной домик своей бабушки, которую он почти не видел и не помнит. Здесь он знакомится с необыкновенной девочкой Лунитаной, лунной феей. И начинаются чудеса и приключения…

История первая. Загадка Золотого Города

Нилкины печали

Нилка лежал и глядел на луну за окном. В глазах стояли слёзы, и оттого луна казалась ему мокрым белым пятном.

Два часа назад папа привёз Нилку сюда, в лесной домик, к бабушке Василисе Наркисовне, а сам тут же уехал. Даже чаю не попил, так торопился.

А если всё по порядку, то начать надо так.

Нилкины мама и папа — геологи. И потому редко бывают дома. Ну, работа у них такая — вечно скитаться где-то далеко, за тридевять земель.

А ребёнок остаётся с бабушкой. С бабой Анютой, маминой мамой

И вдруг баба Анюта заболела. Врачи настоятельно посоветовали ей лечь в больницу на месяц-полтора. Моментально встал вопрос — а куда ребёнка-то девать? Поехать в летний лагерь Нилка наотрез отказался, сказал, что лучше умрёт. Ну, не коммуникабельный он, что тут поделаешь!

И тогда осталось последнее — отвезти ребёнка ко второй бабушке. Тоже, конечно, вариант не самый лучший. Проблема в том, что она живёт в диком лесу, без всяких благ цивилизации. И, что характерно, менять свой образ жизни наотрез отказывается, как её не уговаривали переехать в город, к сыну. В общем, тот ещё характер у старушки.

Мама сначала была категорически против:

— Там же дикий лес, медведи, волки, комары и прочая жуть. И никакого телефона — ни мобильного, ни стационарного! Я просто с ума сойду от беспокойства и тревоги за ребёнка.

Папа возразил так:

— Во-первых, телефон есть. В деревне. Это километра два. А во-вторых, неизвестно, где ребёнку опаснее — в глухом лесу или в городе, где всякий транспорт, под который недолго угодить, и полным-полно хулиганов.

— Везде страшно, — со вздохом согласилась мама. А папа улыбнулся и сказал:

— Ах, ты моя трусишка!

— Не обо мне речь, — рассердилась мама. — Вопрос — найдут ли они общий язык?

— А почему нет? — удивился папа.

— Вот скажи на милость: когда Василиса Наркисовна в последний раз общалась с детьми? Когда вас с братом Лёшкой хворостиной гоняла по всей избе?

— Ай, сколько той избы, чтобы гонять! — отмахнулся папа. — Ну, гоняла. Так было за что. А Даниил у нас парень не шкодливый. Для чего его хворостиной?

Мама опять тяжело вздохнула:

— Не нравится мне это всё…

— А что, есть другие варианты?

Вариантов не было.

И вот уже собран чемодан с одеждой и прочими необходимыми вещами.

И вот уже они втроём — мама, папа и сын — едут на вокзал.

И вот уже объявили посадку на поезд.

В купе на прощание мама со слезами на глазах обняла Нилку:

— Солнце моё, потерпи, это всего каких-то полтора месяца.

Она вышла из вагона и всё стояла, махала рукой, глядя в окошко. Нилка тоже махал ей в ответ изо всех сил.

Но вот поезд тронулся. И они с папой поехали.

Ехать и смотреть в окно сначала было интересно. Но в конце концов это наскучило, мальчик задремал.

Вышли они на каком-то глухом полустанке. Уже смеркалось.

С полчаса сидели в крохотном деревянном вокзальчике. Ждали. Наконец, подъехал старенький газик. Из него вышел усталый парень лет двадцати пяти, сказал не то обиженно, не то виновато:

— Извините, Пётр Иванович, колесо по дороге спустило, вот и задержался.

— И тебе, Никита, здравствуй! — весело ответил папа. — Ну, поскакали?

И они действительно — поскакали: трясло и подбрасывало так, что Нилка уже не мечтал доехать живым.

Однако, доехал. Газик посигналил, остановился, осветил фарами какое-то тёмное строение впереди. Папа бодрым голосом сообщил:

— Вот это и есть дом твоей бабушки Василисы Наркисовны Заречиной. Здесь я, можно сказать, родился и вырос.

И они стали выбираться из машины, потирая ушибленные места. А на крыльцо дома, щурясь от яркого света фар, вышла старуха, высокая, сухопарая, немного сутулая.

— Кого принесла нелёгкая? — спросила она низким хрипловатым голосом.

— Мама, это я, — отозвался папа. И добавил: — Внука тебе привёз.

— Ладно, заходите все, нечего там топтаться!

Зашли только Нилка и папа. Никита остался ждать в машине.

Внутри большого, сложенного из круглых брёвен дома царил полумрак. Вместо привычной электрической лампочки комнату освещала стоящая на столе закопченная керосиновая лампа.

«Здесь, кажется, и вправду нет электричества!» — догадался Нилка и опечалился.

Мама, конечно, предупреждала, мол, бабушка Василиса Наркисовна застряла в каменном веке. Но Нилка подумал: это шутка такая. Мама так пошутила в надежде, что сын оставит свой планшет дома.

У них на этой теме вечная война.

Обычно мама говорит так:

— Хватит глаза портить. Иди погуляй, погляди на солнышко, на белый свет, подыши воздухом!

— Не хочу, — ноет Нилка

— Вы со своей виртуальной реальностью скоро дистрофиками станете, — вмешивается в разговор папа. — То ли дело мы: носились с утра до вечера во дворе, на воле, играли в лапту, в выжигалы!

— А это как? — вяло интересуется Нилка.

Папа горестно хватается за голову:

— Маша, ты слышишь? Современные детки даже не знают, что такое выжигалы и лапта!

— Увы! — Мама соглашается с папой и разводит руками. А Нилке она говорит: — Выжигалы и лапта — это здОрово! И здорОво, между прочим. Так же как волейбол, классики или городки. Но вам, похоже, понять эти вещи — уже не дано! Вы кроме своих гаджетов ничего не видите и не слышите…

И такие разговоры — чуть не каждый день.

Потому Нилка и подумал, что мама выложила из чемодана планшет для того, чтобы её сын хоть ненадолго от него оторвался. Чтобы он хоть немного побыл «живым ребёнком, а не полуживым придатком к электронной безделушке».

Нилка так подумал и незаметно сунул любимую игрушку поглубже, под одежду.

А оказывается — зря…

***

Папа сразу же заторопился ехать обратно.

— Ты что, и чаю с матерью не попьёшь? — всплеснула руками Василиса Наркисовна.

— Нет, мама. Мне нужно к поезду успеть. Да и Никитка нервничает, ему завтра рано на работу, а он ещё не отдыхал… Так что прости, пожалуйста!

— Я-то прощу. А тебе самому не стыдно: столько времени с матерью не виделся, заскочил на три минуты и обратно!

— Стыдно, мама… Но завтра в два часа дня наша экспедиция улетает спецрейсом, на грузовом вертолёте, а я в ней начальник, и опаздывать мне, как ты понимаешь, нельзя…

— Ладно, лети уже… — махнула рукой старуха. — Как ты, Петька, был бестолковый торопыга, таким и остался.

И она пошла провожать своего непутёвого сына. Нилка тоже вышел вместе с ними, весь поникший, с опущенной головой. Папа на прощание обнял его за плечи, сказал бодро:

— Ну, Даниил, не кисни тут, ты ведь уже взрослый. Держи хвост пистолетом!

Ага, взрослый! Это в неполных-то десять лет? Слёзы подступили к горлу, но мальчик сдержался, не расплакался.

Баба Вася

— Ну, внук наш Данила Петрович, начнём, что ли, знакомится? Дай-ка я на тебя погляжу.

Старуха неторопливо оглядела Нилку с головы до пят, и не понять: то ли осталась довольна, то ли нет?

— Длиннющий, худющий! Голодный, небось? Сейчас я тебя чаем напою. С бубликами. Или чего посущественнее хочешь? Супа, например?

Нилка отрицательно замотал головой.

— Значит, чай с бубликами, — не стала спорить бабушка.

Она разожгла газовую горелку, поставила на неё чайник. Воды в чайнике было немного, и потому он почти сразу зашумел, потом запел тонко, запищал, как большой комар. И закипел.

Бабушка налила кипяток в цветастую кружку, добавила заварки, насыпала сахар. Выставила на стол тарелку с бубликами.

— Откушайте, Данила Петрович, милости просим!

А сама села напротив, подперла голову руками.

Нилка несмело подвинул к себе кружку, отхлебнул.

— Ты чего воду-то хлещешь? Ну-ка, быстро взял бублик и съел.

Есть почему-то совсем не хотелось. Но возражать Нилка не рискнул. Он послушно потянулся к сдобе, через силу откусил. Осторожно поднял глаза на бабушку. И даже вздрогнул от неожиданности: в неярком свете керосиновой лампы перед ним сидела самая настоящая баба-яга. В смешном, сплетённом из ниток ночном чепце, вся седая, с длинным носом, сурово нависающим над верхней губой.

Заметив, что мальчик смущён, бабушка приветливо улыбнулась, отчего стала походить на бабу-ягу ещё больше. И произнесла ласково:

— Ты что-то хотел, соколик?

Нилка совсем стушевался. И спросил первое, что пришло в голову:

— У вас есть ружьё?

— Ружьё? — удивилась бабушка. — А тебе зачем?

— Вам, наверное, страшно одной в лесу?

— Да разве я одна? Во-первых, разного зверья в нашем лесу видимо-невидимо, и я со всеми в приятельских отношениях. Во-вторых, у меня есть друг и защитник. Михайло Потапыч.

— А это кто?

— Как кто? Медведь, конечно. Хозяин. Надо ведь кому-то следить за порядком в лесу.

— Настоящий живой медведь?

— Конечно, живой. Не игрушечный же.

Нилка не очень поверил бабушке. Решил, что та его обманывает. Взрослые ведь часто обманывают детей. То есть, может быть, даже и не обманывает, а просто шутит. Обыкновенная вещь.

— Не веришь, — понимающе кивнула бабушка. — А зря. Я его совсем крохой подобрала. Представь себе, сидит такой маленький пушистый комочек на лесной полянке и плачет. Натурально, как ребёнок. Маму-медведицу браконьеры убили. А детеныш как-то убежал, спасся. Вот я и пожалела малыша, взяла к себе домой, выкормила, вырастила. А вырос он, я тебе доложу, огромным, как скала. Самый настоящий хозяин леса.

“Ух ты, — подумал Нилка. — Вот бы попросить, чтобы мне тоже с ним познакомиться!”

— Василиса Нарки…

— Э, нет, так дело не пойдёт! — решительно перебила старуха. — Я тебе бабушка или кто? Вот и зови меня просто — баба Вася. И на «ты», пожалуйста. А то — как чужие будто.

Нилка кивнул не слишком уверенно, потому что не знал — получится ли ему эту непонятную, эту совершенно чужую старую женщину… эту суровую бабу-ягу звать бабой Васей… да ещё на «ты»?

— Чего спросить-то хотел? — напомнила баба Вася.

Мальчик снова засмущался:

— Да так… Ничего…

— Ладно, заговорила я тебя. Ты тут сиди, насыщайся, а я пока приготовлю комнату. Ты ведь не забоишься один спать?

— Не забоюсь…

***

Оставшись один в отведённой ему комнатке, Нилка первым делом достал из чемодана планшет. Поиграть в последний раз хоть немного. Пока не сядет батарейка.

Но батарейка села практически сразу. Очевидно, он просто забыл её зарядить перед отъездом.

И стало Нилке совсем грустно и одиноко. Вот лежит он, один одинёшенек, в чужом, незнакомом доме, на чужой, незнакомой кровати. За стенкой похрапывает чужая, незнакомая бабушка, похожая на бабу-ягу (попробуй догадайся — добрая она или злая?). И совершенно неизвестно, как он будет жить здесь, в чужом незнакомом месте целых полтора месяца? Чем тут можно заниматься, если даже электричества нет?

И ни друзей, ни знакомых. Правда, с друзьями сложновато было и дома. Так вышло, что Нилка очень тяжело сходится с другими детьми. Напроситься играть в весёлую компанию сверстников он не умеет. И в школе ни друзей, ни даже постоянных товарищей тоже почему-то не завелось.

Однако, дома есть мама, папа, бабушка Аня. И — планшет, самый верный друг, с которым никогда не бывает скучно. А здесь? Что он будет делать здесь?

Вот лежит Нилка один одинёшенек. В комнате полумрак. Только огарок свечки чуть теплится в блюдце на тумбочке (бабушка Василиса оставила, чтобы внуку не страшно было в полной темноте засыпать на новом месте). А он лежит, один-одинёшенек, как та луна на небе. Лежит, глядит в окно и шепчет одними губами:

— Луна, миленькая луна! Только ты можешь понять, как мне сейчас грустно. Ты там, на небе, совсем одна. А я здесь, на земле, тоже совсем-совсем один…

От жалости к самому себе Нилка тихо, беззвучно заплакал.

Очевидно оттого, что слёзы затуманили взгляд, показалось мальчику, что луна покачала головой. И сказала:

— Хватит плакать!

Ночная гостья.

— Рёва-корова!

Перед Нилкой стояла очень красивая девочка возрастом чуть постарше, чем он сам. В руках — небольшой блестящий зонтик. Вся она как будто излучала мягкий зеленовато-голубоватый свет: и лицо, и волосы, и платье…

— Ты кто? — шепотом спросил мальчик.

— Ты не знаешь, кто я? — удивилась девочка и гордо откинула назад свои серебристо-голубоватые волосы. — Я — Лунитана, лунная фея! — И добавила тоном попроще: — Но ты можешь звать меня просто Лунита. Или Тата. Я разрешаю своим друзьям звать меня так. А ты? Как тебя зовут?

— Даниил. Но ты можешь звать меня просто — Нилка. Ты с луны свалилась, да?

Девочка глянула на мальчика своим огромными глазищами… а ресницы у неё длинные-предлинные, аж дух захватывает.

— Почти угадал! — сказала она. — Только прошу заметить: я — не свалилась, а прилетела на зонтике. Мы, феи, обожаем летать по небу на своих зонтиках.

— Задавака ты, а не фея! — Нилке показалась, что девочка разговаривает с ним, как с маленьким, и немного обиделся. — А волшебная палочка у тебя есть?

— Есть. Только я не люблю таскать её с собой. Она капризная и не очень послушная. Характер у неё такой. Строптивый.

Мальчик захлопал глазами:

— Разве так бывает?

Девочка пожала плечами:

— Постепенно мы с ней найдём общий язык. А пока у меня есть волшебное колечко с лунным камнем. Вот, посмотри.

И показала Нилке красивый серебряный перстенёк с беловато-голубоватым камушком круглой формы, который мягко и таинственно светился в полумраке комнаты.

— Здорово! — Слёзы у Нилки на глазах высохли окончательно. — А что ты можешь?

— Пока не очень много, я ведь только учусь. Но и не так мало! Хочешь, например, я сейчас оживлю что-нибудь из вещей?

— Правда?

— Конечно. Мой дедушка говорит, что все вещи — живые, нужно только им об этом иногда напоминать.

— Очень хочу! — Нилка захлопал в ладошки от радости (ещё бы не захотеть самого настоящего волшебства!) — А как?

Девочка достала из кармана небольшое круглое зеркальце.

— Ты пускал когда-нибудь лунных зайчиков?

— Не знаю… — растерялся мальчик.

— Современные дети — это что-то безнадёжное! — проворчала Лунитана совсем по-взрослому. — Не знают простейших вещей! Ладно, смотри сюда.

Она повернула зеркальце так, чтобы в нём отразилась луна, и позвала:

— Митя, иди к нам!

От зеркальной поверхности отделился сгусток неяркого света, который повис в воздухе, а затем как-то незаметно превратился в маленького прозрачного светящегося зайчонка.

— Прежде всего поздоровайся с мальчиком! — подчёркнуто строго сказала лунная фея.

Зайчонок послушно поднялся на задние лапки, передние приветственно сложил на груди и сказал:

— Здравствуйте! Меня зовут Митя. Я — лунный зайчик. Это почти то же самое, что солнечный. Но, может быть, я не такой яркий.

— Ух ты! — обрадовался Нилка. — А меня зовут…

— Нилка тебя зовут, — нетерпеливо перебила девочка. — Слышали уже. Лучше скажи, что бы ты хотел сейчас оживить?

— Кто, я? Но я же это… ну, не умею…

— А то я сама не догадалась! — Юная фея хмыкнула, задрала носик и слегка оттопырила нижнюю губку. — Ты просто укажешь на какой-нибудь предмет, а оживлять будет мой ассистент. Митя, ты готов?

— Как юный пионер! — с готовностью отозвался зайчонок.

— Ах, оставь свои старомодные остроты! Это никому не интересно.

— Жаль! — Митя ностальгически вздохнул. — Эх, Танька, знала бы ты, какое славное то было времечко! Как весело маршировать под барабанный бой и радостное сипение пионерского горна! Бом, бом! Ту-ду-ду-ту!

Тата пропустила всё это мимо ушей. Она отвернулась от лунного зайчика, посмотрела на Нилку и спросила нетерпеливо:

— Ну? С чего начнём?

Чудеса и превращения

Пока Нилка крутил головой, придумывая — а что бы такое взять и оживить? — непоседа Митька успел уже пробежаться по цветущей герани на подоконнике, оседлать стоящую у кровати скамеечку для ног и даже подуть на догорающую свечку. Огонёк свечи от дыхания лунного зайчика вспыхнул ярким пламенем и превратился вдруг в огненную птицу, которая взмахнула крыльями, оторвалась от подсвечника, перелетела через всю комнату и уселась на металлическую спинку кровати. Стало светло, как днём.

— Ух ты! — восхитился мальчик.

— Раньше это чудо называлось бы Жар-Птица, — пояснил зайчонок. — Но вы же, нынешние дети, ничего не хотите понимать в красоте. Вы не любите старые добрые сказки. Вам почему-то больше нравятся уродцы, такие, как Губка Боб Квадратные Штаны. И имена вы предпочитает такие же уродливые, ни на что не похожие… Э-эх… Ладно, пойду на поводу у времени… Я назову её Птица О.

— А почему О?

— Ну так… От слова Огонь.

Пока лунный зайчик и Нилка беседовали, с окна вспорхнуло золотистое облако. Это цветы герани превратились вдруг в лимонно-жёлтых мотыльков, которые поднялись к потолку и разлетелись по всей комнате.

— Красиво-то как! — Нилка засмотрелся на бабочек, задрал голову вверх, закрутился по комнате. И чуть не упал, налетев на ожившую скамейку для ног (которая чудесным образом преобразилась в симпатичного светло-коричневого пони!)

— А можно — меня будут звать Ириска? — робко спросила маленькая лошадка. — Мне кажется, что я ужасно люблю сладкое.

— Можно, — сказал Митя. — Я сегодня добрый!

— Чудеса! — Нилка готов был прыгать на одной ножке и хлопать в ладоши. — Самые настоящие чудеса!

— Да-да-да, чу-деса! — весело запел лунный зайчонок, приплясывая и светясь от избытка радости.

— Да тише вы, весь дом разбудите!

Но было уже поздно.

— Что там за шум? — громко спросила проснувшаяся за стенкой бабушка Василиса. — Данилка, это ты хулиганишь? Чего тебе не спится-то? Спи давай, а то я тебя к себе в комнату заберу. Будешь у меня под надзором дрыхнуть.

— Это мне страшный сон приснился! — поспешно соврал Нилка. — Я больше не буду!

— Если не будешь — тогда ладно. Имей в виду — завтра я разбужу тебя ни свет, ни заря. Так что — спокойной ночи!

— Ну вот! — сердито прошептала Тата. — Спокойной ночи всем!

— Уже уходишь? — опечалился мальчик.

— Нечего было шуметь!

— Я случайно…

— Случайно он!

— А ты… Ты завтра придёшь?

— Всё может быть.

Девочка беззвучно хлопнула в ладоши. И чудеса стали пропадать.

Пони Ириска прижалась к ножке кровати, притворилась маленькой скамейкой.

Огненная Птица О тяжело взмахнула крыльями и полетела на своё место, на тумбочку, туда, где в самой середине большого алюминиевого блюдца торчал крохотный огарок свечи. По дороге она будто бы случайно обронила одно из своих сверкающих перьев на Нилкину кровать. А потом превратилась в тихий, затухающий язычок пламени.

Лунный зайчонок Митя нырнул обратно в зеркальце, как ныряют в открытый люк.

А юная фея просто растаяла в воздухе, как пучок лунного света. Будто бы ничего не было.

И только лимонно-жёлтые бабочки продолжали порхать по комнате. Да ярко светилось упавшее на кровать перо Птицы О, напоминая Нилке, что всё-таки оно было, волшебство. И удивительная девочка по имени Тата — тоже была.

Первое утро

Бабушка Василиса, как и обещала, разбудила внука рано:

— Данила Петрович, подъём! Быстренько одевайся. Я уже козу подоила, блинов напекла. Сейчас мы с тобой позавтракаем, и — в путь!

— А куда? — сонно спросил Нилка.

— Известно куда. В лес. Куда тут ещё можно идти?

Вставать совсем не хотелось.

— Василиса Наркисовна, а можно… можно я останусь дома?

— Во-первых, мы же договорились вчера: я твоя бабушка, баба Вася. И не выкай мне, я этого терпеть не могу! А во-вторых, как я тебя брошу одного? Мало ли что… Нет уж, поднимайся, в путь-дорогу собирайся.

Нилка зевнул, потянулся. А потом вдруг вспомнил, сунул руку под подушку. Ну конечно же, вот оно, волшебное перо Птицы О. Значит — не приснилось!

Сразу на сердце стало весело и светло.

«Ладно, — подумал мальчик, — так и быть, пойду, погуляю по лесу. А вечером, наверное, опять придёт Тата. И опять начнутся чудеса!»

Он сел, оглядел комнату. Герань на подоконнике стояла вся в цвету. Значит, ночью бабочки вернулись на своё место.

Прямо в окно светило яркое утреннее солнце. Оно освещало небольшую уютную комнатку. У стены направо от окна стояла старомодная этажерка с кружевными салфетками на каждой полочке. В углу — тумбочка с кривыми ножками, на ней — подсвечник с оплавленным огарком вчерашней свечи. На полу — пёстрый вязаный коврик. Ну, и скамейка для ног, которая, как мы помним, этой ночью превращалась в маленькую лошадку по имени Ириска.

Во всю противоположную от окна стену помещалась та самая железная кровать, на которой спал Нилка. Над кроватью — допотопный гобеленовый коврик с нарисованным пейзажем. Голубое озеро с плавающими лебедями. Небо с белыми облаками. На переднем плане — куст цветущих роз. Справа — небольшая гора, можно сказать — горка. А на ней — белый домик с трубой, с красной крышей. В общем, забавный такой коврик. Хоть и выцветший немного от времени.

***

Позавтракав горячими блинами, они вышли из дому, и потопали по лесной дорожке вдоль ручья. Ручей этот два или три раза перебегал им дорогу. Приходилось разуваться и идти вброд.

Такого леса Нилка ещё ни разу в жизни не видел. С бабушкой Анютой они чаще всего гуляли в городском парке. Иногда по выходным ребёнка вывозили за город, в зону отдыха. Но всё это даже близко не было похоже на то, что он видел сейчас. Могучие кедры, пушистые ёлки, высоченные сосны, лопухи в человеческий рост… И запахи! Какие-то совершенно особенные дремучие запахи: пахло сырой землёй, мхом, древесной корой, нагретой хвоей, травами, цветами и ещё чем-то.

Нилка нисколько не жалел, что пошёл с Василисой Наркисовной… то есть с бабой Васей, в этот замечательный лес. Более того — он тихо радовался тому, что не остался на всё лето в пыльном душном городе, а приехал сюда. И даже то обстоятельство, что любимый планшет запустить невозможно, сейчас почти не огорчало мальчика.

Шли они, не торопясь, часто останавливаясь передохнуть, умыться в ручье, полюбоваться видами природы. А полюбоваться было на что!

Сначала они увидели огненно-рыжих лисят. Зверята весело играли в догонялки на краю небольшой полянки, под старой сосной.

— Тише, не будем их пугать, — прошептала бабушка. — Пусть резвятся.

Они обошли лисят стороной, и двинулись дальше.

Потом Нилка увидел на стволе наклонившейся берёзы маленького полосатого зверька с большим пушистым хвостом.

— Какая смешная белка! — засмеялся мальчик. — И совсем нас не боится.

— Это не белка. Это бурундучок. Очень любопытный зверёк, потому и подпускает к себе человека так близко.

Белок, двух рыжих и одну чёрную, они тоже встретили. А ещё — большого глухаря и целый выводок куропаток. И даже увидели пасущуюся на пригорке лесную козу, косулю.

— Здесь в сто раз интереснее, чем в зоопарке! — радовался Нилка.

— Зоопарки я терпеть не могу! — сердито поморщилась Василиса Наркисовна.

— Баба Вася, а куда мы идём?

— Да так… К одному вредному старикашке. Попроведать — жив ли?

— А этот вредный старикашка — он кто?

Дед Пихто.

Не успела бабушка ответить на вопрос, как прямо из густых зарослей тальника и смородины возник сердитый дед в зимней шапке-ушанке, с сучковатой палкой в руке, косматый, бородатый.

— Кто, кто! Дед Пихто! — сварливым голосом сказал старик, и добавил скороговоркой: — Пихтач-ельник, понимаешь ли…

Нилка покраснел: ему стало неловко перед дедом за «вредного старикашку». Но откуда же было знать, что старикашка этот стоит тут рядом и всё подслушивает!

— Здравствуй, соседушка! — нарочито сладким голосом поздоровалась Василиса Наркисовна. — А мы как раз про тебя вспоминали. Сто лет жить будешь!

— Ага, куда там… пихтач-ельник… здоровья совсем не стало…

— Да что ты, что ты! Ты, Пиня, у нас — мОлодец хоть куда! — продолжала свои медоточивые речи бабушка Василиса. — Жениться-то ещё не надумал? Надумаешь — скажи, я тебе невесту подыщу. Такую же, как ты — молодую, красивую!

— Ох… пихтач-ельник, понимаешь… — От откровенной, неприкрытой лести дед Пихто смутился, крякнул в кулак, поморщился, но тут же расцвел, подобрел. — Ты это… того… ну здравствуй, что ли! А это кто с тобой? Никак внук?

Он самый.

— Лёшкин или Петькин?

— Петенькин. Данила Петрович. Прошу любить и жаловать. Радость моей жизни. Свет моих очей. А какой умница! Круглый отличник.

«Ну, положим, до отличника мне далеко…» — стыдливо подумал Нилка, но вслух этого говорить не стал. Зачем?

Дед, возможно, и сам заподозрил, что не такой это образцово-показательный ребёнок, как хотелось бы его бабушке. Потому сказал:

— Ой, Васька, смотри, не перехвали… пихтач-ельник, понимаешь ли… Детей, а тем паче внуков, лучше держать в строгости. Ладно, айда ко мне чай пить!

***

Дед Пихто выставил на стол малиновое варенье, налил всем кипятка с заваркой.

Помолчали. Потом старик помялся, спросил смущенно:

— А я вот чего интересуюсь… пихтач-ельник, понимаешь ли… Ты, Вася, мне вроде как невесту обещалась просватать… так я это… того… пихтач-ельник… вроде как согласен!

— Согласен он, надо же! — удивилась Василиса Наркисовна. — Но тут ведь… как это там у тебя… пихтач-ельник… одного твоего согласия мало. Надо чтоб и невеста была не против, хотя бы в принципе. А где такую взять?

— Ты же обещалась найти! Или передумала?

— Ох, пошутила я, Пиша. Какая с меня сваха? Окстись, сроду я этим ремеслом не промышляла.

— Пошутила… — разочарованно вздохнул дед. — А я грешным делом подумал…

— Чего ты подумал?

Старик смутился, даже покраснел:

— Я это… пихтач-ельник, понимаешь… Подумал: а вдруг ты сама за меня согласна? А?

Василиса смерила его оценивающим взглядом:

— Ты себя в зеркале давно видел? Суженый-ряженый.

— Не понял, к чему это ты?

— Пойди, говорю, в зеркало поглядись!

— Да где ж его взять-то, пихтач-ельник? — растерялся Дед Пихто.

— Как, у тебя и зеркала нет?

— А на кой оно мне?

Старуха рассмеялась:

— Макияж наводить. Без этого разве нас, нынешних девок, соблазнишь?

— Ах, ты зараза! — обиженно завопил дед. — Грымза старая! Я её тут, понимаешь, как путнюю, чаем потчую, а она надо мной же и потешаться! А ну, отдавайте варенье! И вон из моего дома!

Дед сердито схватил со стола банку с малиной, спрятал её за спину. Василиса Наркисовна поднялась из-за стола, церемонно поклонилась:

— Спасибочки за угощение, за привет, за ласку! Пора нам с внучком и честь знать. Засиделись мы у тебя. Так что — счастливо оставаться! Данилка, попрощайся с дедушкой.

— Чтоб глаза мои вас не видели! — Дед Пихто затопал ногами. — Чтоб на пушечный выстрел к моей усадьбе не смели подходить!

— И тебе, сосед, доброго здоровья. И счастья в личной жизни!

***

Нилка с бабушкой отошли метров на двести от дома, когда старик неслышно вынырнул из зарослей лопуха, сунул мальчику в руки небольшую корзинку с отборными маслятами, сказал шепотом:

— На-кось. Первый урожай. Кушай на здоровье. Только этой старой грымзе, смотри, не давай! Вот ей, а не грибочки! — И показал суровый кукиш в сторону бабы Васи. — Пихтач-ельник, понимаешь ли…

Нилка даже поблагодарить толком не успел, как дед исчез, будто растворился в воздухе.

— Что это у тебя? — спросила бабушка.

— Грибы… — смутился Нилка. — Мне их… это…

— Понятно! Старый балбес припёр, чтоб купить тебя с потрохами?

— Да нет, он просто так… — Нилка почувствовал себя каким-то предателем и виновато потупился.

— И, конечно же, велел ни в коем случае не давать мне?

— Велел… — мальчик смутился ещё больше. — И что теперь делать?

Баба Вася ласково потрепала внука по голове.

— Как что делать? Радоваться жизни. Видишь ли, это у нас такая игра: я его вроде как поддразниваю, а он вроде как злится. Развлекаемся мы так. Чтобы скучно не было.

— Правда? — обрадовался Нилка. — А я уж подумал…

Бабушка улыбнулась, вздохнула:

— Старики, они, Данилка, те же дети! Интересно получается: жизнь, считай, прошла, а ума — как не было, так и нет…

***

Пирожки с грибами получились знатные. Бабушка Василиса нажарила их полный тазик с горкой. Сказала:

— Конечно, не мешало бы отнести десяточек пирожков этому старому скандалисту. Но только завтра я совсем в другую сторону планирую поход. Поглядеть хочу — поспела клубника, или нет ещё? Ты как, не против? Или уж сегодня так находился, что теперь месяц от кровати не оторвёшься?

— Я пойду. Обязательно пойду!

— Вот и славно. А сейчас беги спать. Хорошенько выспись, чтобы сил набраться. Я со стола быстренько уберу, и тоже — на боковую.

Нилка возражать не стал: спать, действительно, очень хотелось. Бабушка проводила его в комнату, помогла разобрать постель.

— Может, я сегодня свечку оставлять не буду? Вон какая лунища за окном! Или забоишься без огня?

— Не, не забоюсь. Я уже большой.

— Умничка моя! Я, видишь ли, пожара опасаюсь: ты заснёшь, а свечка, не дай бог, упадёт на пол! Как заполыхает всё, как загорится… господи, прости душу грешную, даже думать про такое страшно!

— Ага, — согласился Нилка.

— Ну тогда — спокойной ночи, Данила Петрович!

— Спокойной ночи, баба Вася!

Прогулки при луне.

Однако, спокойной ночи не получилось. Едва Нилка задремал, как появилась Тата.

— Эй, соня, просыпайся! Или ты мне не рад?

И сложила губки бантиком в знак того, что она может взять и уйти, если её тут не очень ждали.

— Нет, что ты, совсем наоборот! — обрадовался Нилка. — Я уже встаю!

Он поспешно вылез из-под одеяла, натянул шортики (ну не ходить же перед девочкой без штанов!)

И снова начались чудеса.

Из зеркальца опять выпрыгнул лунный зайчонок Митя, воспитанно поздоровался:

— Здравствуйте!

Над подоконником поднялась стая весёлых бабочек. Всё, как вчера. Скамейка для ног превратилась в маленькую лошадку, тихонько заржала, ткнулась тёплой мохнатой мордочкой мальчику в ладонь.

И только жар-птица, огненная птица О, не слетела с тумбочки (потому что, как мы помним, свечка сегодня ведь не горела). Ну и ладно. Нилка достал из-под подушки волшебное перо, и тут же в комнате стало светло, как днём.

— Ну, — приказала Тата. — Рассказывай.

— А что рассказывать?

— Как что? Где ты был сегодня днём, что делал?

— Сегодня мы с бабушкой ходили в гости к одному смешному старикану. — Нилка вспомнил, как старик топал ногами, как прятал за спиной банку с вареньем. И улыбнулся. — Он, между прочим, подарил мне целую корзину грибов.

— Что ещё за старикан? — строго, как учительница, спросила Лунитана. — Имя-то у него есть, я надеюсь?

— Конечно, есть. Только оно тоже очень смешное. Его зовут дед Пихто.

Девочка укоризненно покачала головой:

— Это не имя. Это прозвище. Его так прозвали, потому что он вечно повторяет: «пихтач-ельник, понимаешь ли».

— Точно, — обрадовался Нилка. — Я и сам это заметил. А как его по правде зовут?

— Его зовут Пинуфрий Евлампович.

— Пиф… нуф… нуфрий… — попытался выговорить Нилка. — Как там дальше? Лампович?

— Неужели трудно запомнить такое простое имя? — вздохнула Тата. — Пинуфрий Евлампович.

— Ага, я так и говорю…

— В общем, я его хорошо знаю. Славный дедулька! Как-нибудь надо будет зайти к нему в гости, чай попить.

И тут Нилку осенило:

— А давай мы прямо сейчас — к нему! Заодно пирожков отнесём. Пусть лопает на здоровье!

— У тебя есть пирожки?

— Ну да. Баба Вася настряпала полный тазик. С грибами. С теми самыми.

— Лично мне нравится эта идея! — встрял в разговор зайчонок Митя.

— И мне тоже! И мне тоже! — радостно заржала лошадка Ириска. — Я предлагаю всем поехать на мне верхом!

***

Так и поехали верхом на Ириске: впереди — Тата, за ней — Нилка, и последним, на самом можно сказать хвосте примостился Митька.

Нилка хотел взять с собой перо огненной птицы О, чтобы освещать дорогу. Но Тата запретила. Она сказала так:

— От этого пера слишком много света. Нас будет видно за километр. А я не люблю привлекать к себе лишнее внимание.

И правильно. Ехать и так было хорошо. С неба светила полная луна, и потому лесная дорожка просматривалась до мельчайших тонкостей: каждую травинку можно было рассмотреть, каждый камушек. А под сенью деревьев лунный свет ложился фигурными пятнами, и это напоминало пятнистую шкуру какого-то зверя, например — леопарда.

Лунный зайчонок Митька мерцал в темноте голубовато-зелёным светом. А кроме того, Тата достала из кармана своё волшебное зеркальце и включала его время от времени, как фонарик.

Цок-цок-цок! — стучали по каменистой дорожке маленькие подкованные копытца. Где-то ухала сова. Стрекотали в траве бессонные кузнечики.

Наконец доехали.

Девочка громко постучалась в окошко. Крикнула совсем по-взрослому:

— Дедуля, открывай, гости пришли!

Однако, никакой реакции не последовало. Пришлось постучать ещё раз. Только тогда зажёгся свет керосиновой лампы, послышались шаркающие шаги. Дверь приоткрылась, и недовольный голос деда Пихто спросил:

— Кого там черти носят по ночам? Нет, чтобы днём прийти, как все нормальные люди, пихтач-ельник, понимаешь ли…

— Это никак невозможно! — подчёркнуто печально объяснила Лунитана. — Днём я сплю.

— А я, к вашему сведению, сплю ночью! — Дед Пихто широко зевнул. — А если кто-то этого не понимает…

Но Тата перебила его:

— Вы не сердитесь на нас пожалуйста, Пинуфрий Евлампович! Мы Вам пирожков принесли. Вкусных. С грибами. Бабушка Василиса нажарила.

— Ладно, шут с вами… — заметно подобрел дед Пихто. — Так и быть… Ух ты, кого я вижу! Давешний гость! Ну, заходи, Данилка, не стесняйся. И вы тоже — не стойте тут на пороге, как столбы, входите уже… пихтач-ельник, понимаешь…

Про курочку Рябу, и не только

— Какая славная у вас лошадка! — Дед Пихто ласково похлопал Ириску по холке. — Эх, мне бы такую…

Старик давно перестал сердиться. Он окончательно проснулся, подобрел и даже вскипятил чайник. И теперь все сидели и пили чай с пирожками.

Ириске Дед Пихто тоже очень понравился. И она попросилась:

— Можно я останусь здесь, у дедушки, насовсем? Он ведь такой одинокий. И ему так трудно ходить пешком.

— Ну, в общем-то, если теоретически, то… — Тата неопределённо пожала плечами.

— Ура! — радостно запрыгала Ириска.

— Погоди радоваться, тебе ещё никто ничего не разрешил!

— Конечно, — понимающе вздохнул Нилка. — Вдруг бабушка хватится: «Где моя скамейка для ног?» И что я ей скажу?

— Чего бы ей хвататься? — пробурчал себе под нос Дед Пихто. — А если вдруг даже обнаружит пропажу — ну и ладно! Решит, что, голова дырявая, выкинула её, да и забыла. Или, скажем, в печке сожгла… пихтач-ельник, понимаешь ли…

— Ага. Или подумает, что скамейка превратилась в маленькую лошадку и убежала в лес, к Деду Пихто? — весело засмеялась лунная фея.

— Точно! — обрадовался зайчонок Митя. — Именно так она и подумает!

— А я ей всё объясню при встрече. И еще грибов насобираю. Две корзины. Или даже три. И малины, как поспеет. И смородины… пихтач-ельник… ага…

В общем, решили так: пусть Ириска остаётся жить у дедушки, раз уж они друг другу так понравились! Но только сначала, конечно же, она отвезёт Нилку домой к бабушке Василисе.

— Вот спасибо так спасибо! — обрадовался дед. — Век не забуду вашей доброты! Уж не знаю, как вас отблагодарить за такой подарок!

— А Вы, Пинуфрий Евлампович, расскажите нам сказку! — вежливо, как и полагается очень воспитанной девочке, предложила Тата.

— Я тоже люблю сказки! — обрадовался Нилка.

— И я! — пискнул лунный зайчонок.

— Не мастер я рассказывать… пихтач-ельник, понимаешь ли… Да и не знаю я нормальных сказок.

— А какие знаете?

— Какие? Про курочку Рябу, например…

— Это я тоже знаю… — Нилка разочарованно вздохнул. — Скучная и она и неправильная.

— Чего так? — удивился Дед Пихто.

— Ну, помните же там, в конце, курочка деда с бабкой утешает: «Не плачьте, я снесу вам новое яичко, да не золотое, а простое!» Какое же это утешение? Что, они простого яйца ни разу не видели?

— Может и видели. Только сказка-то с подтекстом! С тайным, так сказать, смыслом. Вот ответь мне: разве золото дороже жизни?

— А причём тут жизнь? — не понял Нилка.

— Очень даже причём! В простом яйце — жизнь заключена. Из него ведь цыплёнок вылупляется. Живой. Слышь, Данилка, бабушка твоя, Василиса, курей-то держит, ведь так?

— Да. Я видел сегодня днём. Они у неё по двору бродят. Чего-то ищут, копаются в земле. И петух с ними. Красивый такой. Но сердитый. Я к нему пытался подойти, так он меня чуть не клюнул.

— Вот! — Дед Пихто назидательно поднял вверх указательный палец. — Так она, бабушка-то твоя, с этими курями мне такое чудо показала, век не забуду!

— Чудо?

— Ну да. Положила она под курицу десяток яиц… или сколь там, не помню уже. Прямо при мне положила. И велела прийти ровно через три недели. Ага. Вот я и припёрся.

— И что?

— А то. Заместо яиц-то под курицей цыплята пищат. Жёлтенькие, чёрные, рыженькие. Такие вот пушистые комочки. Пищат, бегают. Пихтач-ельник, понимаешь ли. Я тогда часа два не мог оторваться, всё смотрел на эту красоту.

— А я ни разу живых цыплят не видел, — вздохнул Нилка. — Только на картинке…

— А хотелось бы?

— Конечно! — Нилка опять вздохнул.

— А… забодай вас комар! Айда все со мной, чего покажу! — Дед Пихто решительно встал с табуретки, взял со стены переносную керосиновую лампу, которую принято называть"летучая мышь". — Я ведь тут… пихтач-ельник, понимаешь… тоже недавно себе курочку-рябу приобрёл. А она, умница-разумница, мне аж цельных семерых цыпляток вывела. Буквально вчера. Хотите посмотреть?

— Ещё бы! — в голос обрадовались Нилка и зайчонок Митя.

А Тата сделал вид, что ей решительно всё равно: подумаешь, невидаль!

Как и любой девочке, ей хотелось быть в центре внимания. А тут — какие-то цыплята задвигают её на задний план! Обидно же…

Вышли во двор, завернули за угол дома. Там стоял крохотный, покосившийся сарайчик. Дед Пихто осторожно отодвинул висящую на одной петле дверцу.

— Вот она, моя красавица!

В углу сарайчика на куче прошлогодней соломы царственно восседала большая пёстрая курица. От резкого света или от шума она проснулась, недовольно закудахтала, расшиперила крылья. Из-под левого крыла вывалился совершенно чёрный цыплёнок, пискнул испуганно и сонно. Ему моментально ответили другие такие же сонные писклявые голоса. Ещё три, но уже не чёрных, а желтых птенца, выбрались из-под мамы-курицы, суетливо забегали, смешно перебирая тоненькими розовыми лапками.

— Класс! — восхитился Нилка. — Надо же, какие они. А я и не знал. А можно их потрогать? Ну хотя бы одного?

И он умоляюще посмотрел на Деда Пихто.

— А, пихтач-ельник, можно! Я сегодня добрый. На вот, держи! Только без фанатизма, не придави случайно!

И он протянул мальчику одного из птенцов.

Нилка осторожно взял в ладошку тёплый, невесомый, щекотно шевелящийся и царапающийся комочек пуха.

— Ну? — с весёлым ехидством спросил старик. — Так какое яйцо, по-вашему, дороже: золотое али простое? А? Пихтач-ельник…

Нилка подумал и решил, что — а ведь и правда: простое-то яйцо, кажется — дороже! Ну, если по большому счёту.

***

Когда вернулись в дом, Нилка спросил:

— Дедушка, а какие вы ещё сказки знаете?

Дед Пихто пожал плечами:

— Да какие там сказки. Про Кудыкину гору знаю. Ну, и про белого бычка, разумеется.

— Про белого бычка?

— Ага. Рассказать тебе сказку про белого бычка?

— Рассказать! — обрадовался Нила.

— Тебе — рассказать, мене — рассказать… — неторопливо, чуть нараспев, завёлся старик. — Рассказать тебе сказку про белого бычка?

— Ну да, я же сказал… — До мальчика ещё не дошёл смысл старинной словесной забавы под названием «Сказка про белого бычка».

— Тебе — «ну да, я же сказал», мене — «ну да, я же сказал»… — Старик не выдержал, хихикнул. — Рассказать тебе сказку про белого бычка?

Теперь уже Нилка всё понял и тоже засмеялся. Спросил:

— А про Кудыкину гору — такая же сказка, как и эта?

— Да там и сказки никакой нету. Так, вроде присказки. Один, к примеру, спрашивает: «Ты куда?» А другой ему отвечает: «На Кудыкину гору, мышат ловить, лягушат кормить!»

— То есть, нет никакой Кудыкиной горы?

— Как это нет? Кто сказал — нет? Очень даже есть. Такая небольшая гора, вся зелёная. На ней Кудыка живёт. В домике с белыми ставнями. Зовут её Марфа Сидоровна. Если кто-то не знает куда ему идти — она, Кудыка то есть, может и подсказать. Ну, если в хорошем настроении, конечно. А это с ней редко. Вреднющая баба, я вам доложу. Ей под горячую руку лучше не попадаться: ка-ак даст пинка — будешь лететь, свистеть и радоваться, пихтач-ельник, понимаешь…

Нилка засмеялся:

— Шутите, да?

— Какие уж тут шуточки! Я сам как-то там был, на горе на этой. Так больше, слышь-ка, не хочу ни за какие пирожки с грибами!

— И как же она выглядит, та гора? — продолжая смеяться, спросил Нилка. Просто так спросил. Чтобы весёлый разговор продолжить.

— А так и выглядит. Прямо у подножия горы — озеро. С лебедями. А на берегу озера — большой цветущий розовый куст. Озеро — оно голубое-голубое. Лебеди в нём плавают — белоснежные, две штуки. А розы на кусту — ярко-розовые. Вот. А ты — нету, нету… пихтач-ельник, понимаешь…

— Между прочим, кому-то давно пора домой. В кроватку! — вмешалась в разговор молчавшая до сих пор Тата. (Ну сколько ж ещё такое терпеть: старик с мальчиком всё время болтают меж собой, а про неё, можно сказать, совсем забыли!) — Вот проснётся бабушка Василиса, пойдёт глянуть — как-то там её дорогой внучок почивает? А внучка-то и нету!

— Ой, и правда — пора! Василиса — женщина сурьёзная, лучше её не сердить, пихтач-ельник, понимаешь ли…

Дед Пихто заковылял проводить гостей до крыльца.

Луна ещё светила вовсю, но заметно было, что небо постепенно затягивается тучами.

— Ой, скоро дождь пойдёт! — забеспокоилась девочка. — А я как раз бельё развесила сушиться. Надо успеть его собрать, а то намокнет. Так что мы с Митей полетели. А ты, Нилка, садись на Ириску, она тебя в два счёта довезёт. Не забоишься один? Или ты трус, тебе страшно?

— А вот и не трус! — Нилка сделал вид, что и вправду ничего не боится.

— Замечательно! Значит, мы с Митей не будем задерживаться. Митя, на место!

Зайчонок послушно запрыгнул в зеркальце. Лунная фея раскрыла свой волшебный зонтик, слегка оттолкнулась от земли и невесомо повисла в прозрачном ночном воздухе.

— Эх, если бы я тоже умел вот так… — с безнадёжной завистью выдохнул Нилка.

— А ты хочешь летать? — удивилась Лунита.

— Ещё бы…

— Ладно, так и быть! Достану я тебе летательный зонтик. Возможно — прямо завтра. Жди!

Она помахала мальчику рукой и стала подниматься всё выше и выше над землёй. В ярком свете луны платье маленькой феи сверкало и искрилось.

И вот уже девочка с серебристым зонтом превратилась в маленькую мерцающую звёздочку…

Тогда Нилка сел верхом на Ириску и поехал по знакомой уже дорожке обратно. К дому бабушки Василисы.

Дождливый день.

Дождь пошёл ближе к рассвету. Он громко и монотонно барабанил по крыше, шумел в кронах сосен, простудно хлюпая, стекал по оконным стёклам, по наличникам, глухо ударялся о деревянную завалинку.

Под шум дождя за окнами сон бывает такой глубокий, такой безмятежный! Особенно если накануне совершишь столько путешествий. И столько нового всего насмотришься, и столько впечатлений у тебя от этого всего увиденного и услышанного!

Бабушка не стала будить внука — пусть поспит! Когда ещё понежиться ребёнку, если не в каникулы? Тем более, что подниматься ни свет ни заря всё равно ведь не было смысла: куда пойдёшь в такую погоду!

Нилка проснулся сам, лениво открыл глаза, потянулся. Вставать не хотелось. Лежать под одеялом было уютно и тепло. А в доме — прохладно. Повсюду царил серый сонный полумрак. Шум дождя навевал какие-то не то мысли, не то воспоминания. Не весёлые, но и не грустные. Скорей — мягкие и осторожные, как шаги бабушки Анюты, когда она входит ночью в Нилкину спальню, чтобы проверить — спит ли ребёнок? Всё ли у него хорошо? Нету ли (не дай Бог!) температуры?

А вот сейчас температура, кажется, была. Нилку немного знобило. В горле начинало першить, но не сильно, а так… В общем, пустяки.

Захотелось вдруг выйти на крыльцо и посмотреть на дождик. Нилка спрыгнул с кровати и зашлёпал босыми ногами через кухню в сенки. Но тут его остановила бабушка:

— Ты куда это голышом? Если по нужде — то даже и не думай! Вон, за печкой — ведро!

— Я просто… — неуверенно забормотал мальчик. — Я на дождик посмотреть…

— Тогда оденься потеплей. Курточку мою накинь. Галоши возьми там, в углу. Да не стой долго. Простынешь ещё, не приведи Господи… разболеешься. И куда я с тобой? До ближайшей больницы — как до Пекина через Париж и Гваделупу…

***

Смотреть на дождь весело. Он так смешно булькает и пузырится, стекая по водосточному жёлобу в большую пузатую бочку. А ещё интереснее наблюдать, как сбегают на землю тоненькие прозрачные струйки с низкого навеса над крыльцом. Они свисают до земли длинными серебристыми нитями, и похожи на мамину любимую шторку из стеклянных бусинок. На ту, что висит в дверях из гостиной в коридор.

Деревья под дождём сделались все какие-то понурые: стоят, скукожились, сгорбились. Им, наверное, тоже холодно. Нилка поёжился. Озноб усилился. Но уходить не хотелось. Мальчику казалось, что ещё ни разу в жизни он не видел дождь так близко. Так осязаемо.

Нет, разумеется, он много раз попадал под ливень. Он ходил в осеннюю серую слякоть с зонтиком. А то и без зонтика — бежал со всех ног, чтобы не промокнуть насквозь. Но это совсем не то. Просто — бушевала непогода, которую нужно было пережить. От которой следовало убегать. А здесь…

Здесь был не просто дождь, а Дождь с большой буквы.

Дождь — это имя живого существа.

Дождь — это Явление Природы. Так являет себя Чудо.

Сырой прохладный воздух, насквозь пронизанный запахами леса и земли, был сейчас таким упругим, и одновременно — таким лёгким, что казалось: стоит оттолкнуться — и ты поплывёшь, поплывёшь в мокром мареве, медленно-медленно поднимешься до вершины ближайшей сосны.

«А ведь Тата обещала принести мне зонтик, с которым можно летать!» — вспомнил Нилка. И стало совсем хорошо. Даже захотелось петь, или просто кричать от радости, прыгать по лужам, ловить эти тугие звонкие струны-струйки.

Но тут на крыльцо вышла бабушка.

— Хватит стоять, однако. Замёрз ведь уже. Вон, весь дрожишь. Идём-ка, я там кашку сварила, оладушек напекла.

***

— Да у тебя никак жар? — ахнула баба Вася. — Вот чуяло моё сердце, что добром это не кончится! Вчера в ручье набродился, а сегодня ещё и на дожде столько времени стоял! Горе ты моё! А ну, марш в постель! Сейчас я тебя чаем с малиной лечить буду. И мёдом.

От горячего чая с малиной и мёдом Нилка согрелся. И уснул. А когда проснулся — озноб ушёл. Ушла и неприятная резь в горле.

Дождь, кажется, перестал. Во всяком случае стало значительно светлей. С улицы доносилось весёлое чириканье птичек. А звука стекающей воды не было.

Бабушка сидела в кресле-качалке у окна и вязала носок на пяти спицах.

— Ну, как ты? — спросила она заботливо.

— Хорошо, — ответил Нилка. — У меня совсем ничего не болит. Можно, я встану?

— Нет, полежи ещё маленько. На всякий случай. Бережёного Бог бережёт. А ты, может, хочешь чего? Попить? Покушать?

— Не хочу. Просто… лежать — скучно. А у меня даже планшет не работает.

— Это вон та плоская стекляшка?

— Да.

— Есть о чём печалиться! Мы всю жизнь без этого добра прожили, и ни разу не умерли. И ты не умрёшь, будь уверен.

— Может и не умру… Только ведь скучно очень… Не знаешь, куда время девать…

— Куда время девать не знаешь? — не то укоризненно, не то завистливо покачала головой бабушка. — Где бы его взять, это время, вот вопрос.

— Да вон же его сколько!

— Ох, не так много, как кажется. Раньше я тоже этого не понимала. А теперь у меня, можно сказать, каждая минута на учёте в Красной Книге.

— Это как?

— А как исчезающий вид. Ты что, про Красную Книгу ни разу не слышал?

— Слышал. Мы в школе проходили. А причём тут время?

— Ну, это я вроде как — образно. В молодости-то все мы не знаем, как убить время. А теперь я над каждой минуткой дрожу. Берегу, лелею и радуюсь, что она есть.

— И вам… — Нилка запнулся. — И тебе никогда не бывает скучно?

— Никогда. Грустно — бывает. Тоскливо — тоже бывает. Бывает и плохо, да так, что хоть волком вой. А скучно… нет, этого — не бывает.

— А в детстве?

— Что в детстве?

— Ну… было скучно?

— Да вроде нет.

— У вас ведь тогда ни компьютера не было, ни даже телевизора?

— Ну не было. И что с того! У меня и сейчас ничего такого нет… Стоп, Данила Петрович! — бабушка шлёпнула себя ладошкой по лбу. — Вот дура старая. У меня же радио есть. На батарейках. Сейчас я тебе его предоставлю. Будешь лежать, развлекаться. А я пока хозяйством займусь. Оно, конечно, хорошо сидеть, бездельничать. Особенно когда предлог есть. В мокроту-то ведь во дворе много не наработаешь. Однако, дождь перестал, скоро солнышко выглянет. Так что пора тебе, Васенька, работу работать, а не отлынивать…

Продолжая бурчать себе под нос, Василиса Наркисовна вышла в другую комнату и вскоре принесла внуку небольшой транзисторный приёмник.

— Вот. Сиди, слушай. Только не крути зря колёсико настройки, а то испортишь мне всю технику! Тут всё равно только одна волна ловит.

Поставила радио на тумбочку, включила и ушла по своим делам.

Песня

Нилка лежал и слушал. Сначала были какие-то новости. Ну это, конечно же, скучно. Потом стали передавать сказку про старика Хоттабыча.

Такой фильм Нилка уже видел один раз, по телевизору. И даже подумалось вначале, что слушать будет скучно. Но нет, оказалось — интересно.

Мальчик лежал и представлял себе старика в смешных тапочках, который время от времени выдёргивает волосинки из своей длинной бороды и шепчет заклинания. Потому что он, старикан этот — самый настоящий джин. То есть — могучий волшебник, который подружился с мальчиком по имени Волька. Да уж, есть чему позавидовать.

Конец ознакомительного фрагмента.