Беременна от мажора

Надежда Мельникова

– Парень твой где? Красивая девчонка со свадьбы ушла и по лесу шатается. Мажор спас меня от озабоченного старого придурка. – Мой парень у алтаря. Его свадьба. Мажор присвистывает с усмешкой. Крупный, сильный, загадочный, смотрит на меня внимательно, аж вздохнуть страшно. –Девки – странные и продажные. – Я – нет. – Да, лапочка. Просто тебе не предлагали нужную цену. Какой проникновенный взгляд. Его отец напал на меня. А он спас. А после… Он жил своей жизнью. Я – растила его сына. – о Маше

Глава 1

— Поверить не могу, что мы на свадьбе Кирилла.

— И женится он не на нашей Иванке.

Сжимая букет белоснежных лилий, стараюсь не слушать девчонок, что стоят со мной в одном ряду подружек невесты. Но мои чувства спрятать всё сложнее. Думала, что справлюсь, но внутри вою от боли. Подружки рядом: Катя справа, Маша слева. Слёзы снова накатывают, но я держусь.

— Всё потому, что Иванка слишком долго тянула с любовью и нежностью, — добивает меня Машка, напоминая о том, что, несмотря на наши полтора года с Кириллом, я всё ещё невинна.

— Мужчинам только одно и нужно, — вторит ей Машка, шелестя точно таким же, как у меня, белым букетом.

— Неправда, он любил её, но парням подавай доказательства преданности, иначе они начинают искать его на стороне, — фыркает Катя.

Мне казалось, я смирилась за эти несколько месяцев, но нет — увидела их вместе и вдруг такая острая боль от разлуки с ним, что на ногах еле держусь.

— Зачем мы вообще сюда пришли?

— Потому что нас пригласил Кирилл. Он наш одногрупник, и мы не можем пропустить его свадьбу, — отвечаю сдержанным сухим тоном.

— Это извращение какое-то, Иванка, — обращается ко мне подруга, — он твой бывший парень и женится на другой, а мы улыбаемся и делаем вид, будто счастливы.

Над нашими головами, источая свежий аромат цветов, переливается праздничная арка. Ведущая зачитывает поздравительную речь:

— В день рождения вашей семьи хочу пожелать вам быть всегда такими счастливыми, любимыми, радостными! Держаться друг за друга на протяжении всей вашей жизни так же крепко, как сегодня! Желаю вам достатка, исполнения желаний, берегите свою любовь!

Подруга, легонько тронув меня за руку, вынуждает обратить на неё внимание.

— Ага, любовь, как же, — смеётся Машка, — у Маринки папа половиной побережья владеет. Вот Петров в неё и вцепился. Очевидно же.

— А любит он по-прежнему нашу Иванку, — вторит ей Катя, — вон у алтаря своего из-за розочек в нашу сторону косился.

— Мне вообще кажется, что это у него такой своеобразный бунт за то, что Иванка так и не была с ним близка.

— Девочки, хватит, вы портите им свадьбу, — умоляю подружек замолчать и, выдохнув, с силой сжимаю хрустящую фольгу букета.

Мне очень обидно, но я держусь.

Я давно решила не показывать ему свою боль. То, что он сделал, как поступил со мной — это только моё личное горе. Никогда ему этого не прощу. Но не прийти сюда означало бы подтвердить, что я раздавлена. Кирилл Петров позвал всю группу «англичан», и я не должна быть исключением. Раз он выбрал дочку богатых родителей, так тому и быть.

— А мне не нравится её платье, слишком простое, — шепчет Машка.

— Обычное свадебное платье, папка мог бы купить и подороже, — соглашается Катька.

Сердце сжимается, в груди всё ещё стоит ощущение заливающей её горечи. В душе болит осознание разлуки, такое сильное, точно я опять слышу его слова о том, что нам надо расстаться. Мы не подходим друг другу. В тот день я простилась со своей первой любовью, разошлась с живым и близким мне человеком.

— Красивое платье, — спорю с подругами.

Я не согласна с девчонками, я видела, как Кирилл впервые увидел свою невесту в свадебном наряде сегодня утром. Постановочного в этом не было ни грамма. Он просто медленно шёл по коридору, завернул за угол и обнаружил её у окна. Как же это было волнительно! Перед ним предстала Марина, одетая в совершенно идеальное платье, нежное-нежное, как она сама. Легкое, пушистое, элегантное, вроде бы и классическое, но при этом совсем не стандартное. А какой цвет! Не традиционный белый, а спокойный, кремовый, идеально завершающий образ невесты и подходящей ей просто безупречно. На самом деле Марина милая, и это не её вина, что для Кирилла она оказалась лучше меня. Просто так сошлись звезды. И вот утром он на минутку остановился. Невеста была необыкновенной, и он любовался ею. А я не могла произнести ни слова. Что-то дико кололо в груди.

— Мужчину нужно холить и лелеять, нежить и любить, — вздыхает Машка, хлопая в ладоши, когда ведущая просит жениха поцеловать невесту. — А ты даже не попыталась его удержать.

— Девушка не должна бегать за парнем, — отвечаю спокойным тихим голосом.

Следуя заранее продуманной программе свадебной церемонии, движемся след в след за женихом и невестой.

— Иногда надо плюнуть на гордость, — бурчит Катя. — Или хотя бы попытаться объясниться.

— Все равно наша Иванка гораздо красивее этой Мариночки. Ну её к чёрту.

Смеёмся.

— Нельзя посылать невесту на её же свадьбе.

— Если невеста отбила у подруги парня, то вполне себе можно. К тому же она жадная: Ирка с третьего с ней учится и говорит, что она вечно не дает списывать.

Мы дружно хихикаем, а ведущий громогласно объявляет в микрофон:

— Дорогие гости, а теперь позвольте пригласить вас всех к столу!

Девчонки берут меня за руки, и мы усаживаемся с правой стороны, у самого края. На жениха и невесту я по-прежнему не смотрю, отвлекаюсь на горящие под потолком стильные лампочки и гирлянды, развешенные по периметру. Немного погодя передо мной ставят запечённую с овощами форель. Рыба выглядит аппетитно. Ее аромат на долю секунды отвлекает от грустных мыслей. В желудке пусто, но на еду сил всё равно нет. Июль — время счастья, свиданий, любви. А я на свадьбе бывшего парня. Пришла сюда понять для себя, что между нами точно всё кончено.

Молодые решили не портить прекрасный праздник ЗАГСовой бюрократией и формальностями — поэтому заказали выездную церемонию и организовали банкет на свежем воздухе. На длинном деревянном помосте расставили столы и плетёные стулья. Площадка, навесы, арки — всё утопает в цветах. Красиво, но я чужая на этом празднике жизни. Свадьба длится бесконечно долго. Хочется пойти домой, но девочкам здесь весело, и я держусь ради них.

Часа через два, когда тосты молодым сказаны и подарки подарены, подружки весело танцуют, отрываясь, а я чувствую на себе чей-то внимательный взгляд. Медленно поднимаю голову и натыкаюсь на сидящего чуть вдалеке привлекательного крупного мужчину возраста моего отца. Его волосы тёмные, густые, слегка подернутые серебром. Он улыбается мне и салютует бокалом. Киваю в ответ — я не настолько смелая, чтобы поднять бокал.

К мужчинам старше себя я отношусь с опаской. Но не могу не признать, что гость выглядит хорошо. Он явно посещает спортзал и находится в отличной форме. Широкие покатые плечи обтягивает тугой серый пиджак. Даже сидя он выглядит высоким. Думаю, ему нет пятидесяти, чувствуется, что он обладает властью и деньгами.

— Ты как? — Подбегает Катя, пританцовывая.

— Нормально всё, просто накатило немного. Свадьба, сама понимаешь.

— Я вообще не понимаю, зачем так рано жениться?

В ответ я улыбаюсь. Пройдёт, хотя я так мечтала надеть белоснежное платье и стоять рядом с Кириллом. Отодвинув стул, пробираюсь сквозь танцующих гостей к выходу. Снова колет глаза и жжёт внутри.

Свадьба проходит в зелёной зоне, к пляжу примыкает чудный парк. Решив прогуляться, иду по тропинке между деревьев. Здесь меньше слышны крики «Горько!».

Вечерние сумерки уже окутывают высокие, тесно стоящие тисы и сосны, небо сделалось фиолетовым, близится ночь, даже тусклая, бесцветная луна выглянула.

Я думала, что стоит пережить эту свадьбу, и всё будет хорошо, но столько всего ждало меня впереди.

***

— Не страшно одной в лесу?

Вздрогнув, оборачиваюсь. Между стволами, запихнув руки в карманы и властно вскинув подбородок, стоит он — мужчина со свадьбы.

— Мне пора возвращаться на праздник, — решительно выпаливаю, а у самой аж поджилки трясутся.

Жалея себя и мучаясь разбитыми мечтами, я как глупая курица забрела в самую чащу. Вечерняя прохлада и сырость уже начали пронизывать воздух, из-за деревьев и со стороны опушки леса расползлись мрачные тени.

— Не спеши.

Богатый человек, привыкший получать желаемое. Оттого страшный до судорог в коленях. Высокий, здоровый и всесильный как сам дьявол. Ему не составит труда сделать со мной что угодно в этом лесу. Вокруг густая темнота. Как же быстро на лес опустилась ночь.

Он улыбается, но почему-то улыбка больше походит на оскал зверя. Значит, он шёл за мной. Какая же я дура. Куда меня понесло?

— Гулять одной опасно, девочка.

Хватаю с земли палку, угрожаю ею, а он смеётся.

— Я не гуляю, — вскрикиваю, — забрела, не подумав.

Выставляю корягу перед собой.

— Думать нужно всегда, красивая. Здесь полно диких кабанов и маленьких злобных барсуков.

Коварный преследователь делает шаг, наступая на ветку. От раздавшегося звука по коже бежит мороз. Во тьме ночного леса этот треск звучит очень неожиданно и жутко.

Он сделает мне больно. Я уверена, совсем не сказки он пошёл вслед за мной рассказывать.

— Мне нравится твоё платье.

Снова улыбается, но как-то неестественно, мне не нравится его сальный взгляд. Горящие глаза богача рыскают по моему телу, словно поглаживая меня — свою жертву.

— Ничего особенного, платье скромное и обычное, — зачем-то уточняю я, подчеркивая своё отношение к его комплиментам.

Лишь несколько мгновений назад за деревьями можно было разглядеть огни праздника, а сейчас они растворились в густом лесу за муравейниками, корявыми стволами и кривыми ветками.

— Платье, распаляющее фантазию.

К счастью, я не надела туфли, обула балетки. Но разве я смогу убежать от крупного, сильного мужчины? Мне страшно, мне кажется, что я потеряю… Схороню себя в этом лесу. Теперь что-то жутковато хрустит у меня под ногами, и незнакомец прищуривается, устремив свои слепые глазëнки на мои ноги. А я, пятясь, натыкаюсь на ствол дерева, охаю и обдираю открытую кожу спины.

А в следующую минуту бегу! Оглядываясь, замечаю, что мужчина стоит на месте. Он меня не догоняет. Может, мне просто показалось, может быть, нет в его глазах насилия, а в словах злого умысла? Может, он просто вышел прогуляться, а сейчас проводит обратно к столу? Но он вдруг свистит и четко произносит, приказывая:

— Догоните её!

И из-за толстых стволов выпрыгивают ещё двое, кидаясь мне вдогонку. Слёзы ужаса брызжут из глаз. Я стараюсь изо всех сил, бегу куда-то вглубь чащи, в темноту, в заросли. Зову на помощь, прекрасно понимая, что на самом деле убегаю от людей ещё дальше. Ветки бьют по лицу, царапая кожу, а сердце сжимается от страха. Живот немеет, ужас делает меня неуклюжей.

Невинность всегда была краеугольным камнем в моей семье. Я никогда не забуду, как отец рассказывал одну и ту же историю о том, как женился на маме. «Если не девочка», — произнёс он у ЗАГСа сто лет назад, — «лучше признайся сейчас, всё равно брошу после свадьбы!»

И меня растили в таком ключе. Если бы я только могла переступить через это и быть ближе к Кириллу. Сейчас бы не падала на землю и не каталась бы по сухой траве, пытаясь отбиться от двух отвратительных мужиков.

Этой свадьбы, наверное, вообще не было бы. Кирилл любил бы меня, а не Марину.

Богач медленно приближается. И встаёт надо мной. Настоящий, животный страх поднимается прямо из тёмных глубин моего сознания, и разум уже не может с ним совладать, и логика здесь бессильна.

— Лучше не сопротивляйся, тогда мне не придется устраивать цирк с полицией и поисками тебя группой волонтёров в этом лесу, — пауза, — после твоего исчезновения. Будешь хорошей девочкой и вернешься на праздник уже через час.

И когда он уже наклоняется надо мной, оглохнув от моего крика и истерики, сзади слышится ещё один громкий мужской голос:

— Батя, отстань от неё!

— Дима, вали обратно на праздник! — узнает голос, не оборачиваясь, смотрит на меня, но разговаривает с ним. — Это не твоего ума дело, мы с девушкой общаемся.

— Пока она валяется на муравейнике?

— Давай ты не будешь указывать отцу, что ему делать!

— А давай ты придёшь в себя и уберëшь руки! — Дёргает он мужика за пиджак, оттаскивает, пытается толкнуть.

— Извините, девушка, — кричит, выясняя отношения с родителем, — он бы вам ничего не сделал, по крайней мере, угрожающего вашей жизни. Ему просто нравятся перепуганные до смерти, наложившие в штаны девицы.

Меня колотит. Я ничего не понимаю. Они что, родственники? Красивый темноволосый парень, заступившийся за меня, — это родной сын монстра? Сажусь на траву, подтягивая ноги к животу, и трясусь, пытаясь дышать.

— Отец, я сейчас маме всё расскажу, и всё на этом кончится!

— Ты не посмеешь, щенок!

— Ещё как посмею, и не видать тебе депутатского кресла как своих ушей! Дедушка такого не стерпит! А ты сам знаешь, кто он у нас.

— Ты как с отцом разговариваешь?!

— Батя, в офисе ты бог и царь, там я полностью тебе подчиняюсь и понимаю, что не дорос, но вот это — полный зашквар! Так и знал, что ты дрянь какую-то задумал, когда в лес попëрся. Слабость у тебя к молоденьким девочкам, так найди профи, зачем левых-то пугать? Ненормально это! Надо опять к психологу! И курс таблеточек пропить!

— Я тебе сейчас дам таблеточки! Я твой отец!

Молодой оборачивается, осматриваясь. А я отползаю к кустам.

— Пошли вон отсюда! — гаркает сын на двух шавок-охранников, что пытаются помешать ему разобраться с отцом. — Позорный, табуированный поступок, слышишь меня, отец? Так делать нехорошо!

Неодобрительно качает головой.

— Ну сыночек, заплатишь ты за то, что опозорил меня!

А молодому, кажется, всё равно. Возмущаясь поведением отца, он почти рычит, скидывает пиджак, швыряет его на землю и, оставшись в чёрной, туго обтягивающей спортивную фигуру рубашке, закатывает рукава. Красивый, сильный, смелый, высокий и темноволосый, он толкает испугавшего меня придурка в грудь, тот отвечает ему кулаком, начинается настоящая потасовка. Охранники не лезут. Сын хватает отца за шею, зло прижимает к стволу. Я ловлю себя на том, что болею за парня и необъяснимым образом любуюсь его неконтролируемой агрессией.

Тот, что постарше, отступает.

— Я тебя наследства лишу, щенок, вот увидишь! Ты у меня за это унижение пойдёшь работать в «Макдоналдс». Будешь орать «свободная касса» в дебильной картонной кепке. Руку он на родного отца поднял, гадёныш!

Мужик стряхивает с дорогих брюк сосновые иголки и пыль, застегивает пиджак, поправляет его, приглаживает рукой посеребрённые сединой волосы.

— В офисе потолкуем, в понедельник утром ко мне на ковёр! Буду тебя учить, как надо разговаривать со старшим поколением! — грозно пугает молодого и гордо, почти по-царски, удаляется, сопровождаемый своими охранниками.

А молодой подходит ко мне, не обращая внимания на бубнëж отца. Похоже, ему совсем не страшно. Он протягивает мне руку, помогая встать.

— Ну как ты, лапочка? Жива?

Улыбается одними уголками губ. А мне до сих пор страшно, аж голова кружится. Но более красивого молодого мужчины мне нигде не доводилось видеть — ни в жизни, ни по телевизору. Правильные черты лица, решительный вид, красивый мужской подбородок с эффектной ямочкой посередине. Чётко очерченные мужественные скулы и тëмно-карие, невообразимо манящие глубиной глаза.

***

— Парень твой где? Красивая молодая девчонка по лесу одна шатается, непорядок.

Этот Дима, как назвал его отец, спас меня. Вытащил из ада, в который я сама себя завела этой странной ночной прогулкой. Плачу и всё ещё боюсь, но стою на месте. А он садится на ствол поваленного дерева и медленно поворачивается ко мне. И, несмотря на то, что от стресса мои зубы всё ещё отбивают чечëтку, я не могу не отметить, что это невероятное движение головы заставляет меня замереть. Что-то девичье реагирует на богатенького сынка, не побоявшегося пойти против отца.

— Девки — странные существа. То психуют, то убегают, то отдаются твоему другу в центре твоего же бассейна.

Не понимаю, о чём он. Какое-то событие из его прошлого? Или просто трëп? С каждой секундой становится всё темнее, скоро мы не найдём дорогу назад, но без него я идти боюсь.

— Мой парень у алтаря, поздравления принимает. Это его свадьба, — зачем-то признаюсь в своей слабости.

Мажор, так я буду его называть ввиду наличия богатых родителей, присвистывает и снова смотрит на меня. Долго, с усмешкой, будто я его только что с Человеком-пауком познакомила. А я стесняюсь его, сама не знаю почему, платье одëргиваю. У него аура странная: мощная, красивая, разными цветами переливается. У нас в университете учатся совсем другие парни, они всё больше тщедушные, мелкие, обычные. А этот крупный, сильный, загадочный, смотрит на меня внимательно, аж вздохнуть страшно. Но при этом необъяснимо волнительно. Наверное, я просто благодарна ему. Хотя вряд ли, здесь что-то другое.

— Говорю же, девки — странные существа.

— Надо назад идти, а то…

— А то сдохнем в лесу? — смеётся. — Мы же в парковой зоне, найдут к утру.

— Если я не вернусь домой, мои папа, мама, бабушка, дедушка и Антон с ума сойдут.

— Кто есть Антон? — таинственно сводит брови на переносице.

— Русско-европейская лайка.

— О, респект и уважуха. А насчёт предков не парься, любить крепче будут. — Ещё одна усмешка.

Он роется по карманам, находит пачку жвачки, предлагает мне., отказываюсь.

— Учишься?

— Да, студентка факультета иностранных языков.

— Я, когда в Лондоне учился, дома неделями не появлялся, во батя бесился. Сейчас мы все на родину вернулись, но он всё равно нет-нет да настучит по башке. Но знаешь, как ты успела заметить, он и сам не без греха.

Страх снова сжимает лёгкие. Воздух резко втягиваю, от негодования аж уши закладывает. Как вспомню, что только что со мной было… От пережитого стресса чувствую слабость и недомогание.

— Я в полицию пойду! — поджимаю губы.

— Не, — качает головой, по стволу хлопает рядом с собой, предлагая сесть. — У него там столько друзей, его отмажут. Время потеряешь.

— Значит, это не в первый раз? — С ужасом трясусь, к горлу снова подкатывает противный ком, к глазам — слёзы.

— Слушай, ты одно пойми: мир он не черный и не белый.

Я падаю на сухой ствол рядом с ним.

— Он, как бы тебе это лучше объяснить — он полосатый, серый, местами красочный. Могу сказать, что ни одна из пострадавших баб не отнесла заявление.

— Это ещё почему?

— Некоторые даже становились постоянными любовницами.

— Фу.

— Да потому что вы все продажные.

— Я — нет.

— Да, лапочка, да. Просто тебе не предлагали цену, от которой ты не смогла бы отказаться.

Растерянно тру свои колени сквозь ткань платья. Нервничаю, очень хочу домой. Я не понимаю такого. В моем хрустальном мире этого нет. Мама учила меня, что я встречу принца, то есть любовь всей своей жизни, и он женится на мне, у нас родятся дети, наша любовь будет чистой и красивой. Но в её рассказах ничего не было про взрослого мужика, который завалит меня на траву… и потом подарит за это подарки.

— Последней своей девочке он преподнёс ключи от квартиры за то, что вот так вот в её же собственном доме.

— Это ужасно! — зажимаю рот ладонью.

— Ты думаешь, её родители сказали хоть слово?

В глазах темнеет от ужаса. Придуманный мной идеальный мир продолжает рушиться. Я всё больше разочаровываюсь в людях. Кирилл был моим принцем, он ждал. Какое-то время играл по моим правилам. Мы вместе планировали будущее. А потом я стала замечать, что он меняется. Всё покатилось к чертям собачьим, и он женился на другой.

— Ну это как Вайнштейна обвиняли в домогательствах десятки женщин, в том числе такие знаменитые актрисы, как Анджелина Джоли и Ума Турман. А до этого все они молчали и обнимались с ним, получая «Оскары». Я же говорю, тёлки — странные существа.

Перед глазами всё плывет. Я очень сильно перенервничала и устала от всего этого. Хочется поскорее вернуться. Не стоило вообще приходить на эту свадьбу.

— Маринка — крестница моего отца, — зачем-то поясняет мажор.

— Её он тоже?

— Ну нет, — смеётся.

— А что же так?

— Ты пойми, он не маньяк.

— Маньяк — это человек, одержимый манией. Так что извини, но твой отец — маньяк.

— Родителей не выбирают, — пожимает плечами мажор. — И хватит уже о моём отце!

Он огрызается, его это нервирует. Конечно, ему неприятно. Представляю, как сильно он страдал. Узнать такое о собственном отце — это как гроза среди ясного неба. Страшно.

— Пойдём обратно.

Встаю и, подобрав платье, иду в темноту, мне кажется именно оттуда мы пришли.

Мажор спрыгивает с дерева и сразу же идёт за мной.

— Если бы мой отец делал что-то такое, я бы пошла в полицию.

— Знаешь, что я сделал, когда узнал об этом в первый раз? — Хватает он ветку, которая почти что бьёт меня по лицу. — Я сломал ему нос.

Наши взгляды переплетаются. Где-то я понимаю его. Этот ужасный человек всё равно его отец. Когда мой папа случайно сбил на старом «москвиче» чужую кошку и не похоронил её должным образом, я тоже переживала. Мне казалось кощунством оставить её на обочине. Я злилась, но отец принял решение, и я не могла ему противостоять. Это кипело внутри.

— Но он продолжает делать плохие вещи.

— Сейчас реже, — пауза. — Мой отец сделал меня тем, кем я являюсь. С детства он учил меня тренироваться, заниматься спортом, бороться, добиваться цели. Сейчас я тянусь за ним в бизнесе.

— А твоя мать?

— Она не в курсе.

— Этого не может быть.

Он помогает мне пробираться сквозь кусты, держит ветки, не даёт оступиться, предупреждая падение в ямы.

— Я делаю всё, чтобы она не узнала.

Наши глаза опять встречаются. Мы стоим близко, здесь темно и страшно. И он единственный человек, способный защитить меня от тьмы и диких животных. Ещё час назад мы понятия не имели о существовании друг друга. А теперь будто одни на целом свете. Это странно.

Я на секунду притормаживаю. Смотрю на мажора. Несмотря на достаток и связанную с ним вседозволенность, есть в этом парне что-то особенное, настоящее, яркое. Он защищает свою мать, самого дорого человека, от грязи, он оттаскивает отца от девочек, он заставляет его посещать специалиста, говорил о таблетках. Он борется с пагубной страстью родителя. Как может! Пожалуй, мне это нравится.

У меня довольно быстро устают ноги, и, пока я плетусь позади, переступая корни и боясь угодить в чьë-нибудь гнездо, мажор ждет меня. Он подпирает дерево плечом и, скрестив руки на груди, с интересом наблюдает за мной. Он странный и не такой, как все: успокоился, быстро взял себя в руки. Хотя я уверена — он переживает из-за своего отца.

В свете луны очертания твердой линии подбородка, прямого носа, правильных губ и рельефного контура рук, делают его ещё более привлекательным. Я смущаюсь — такая красивая мужская внешность.

— Иванка — это типа Ваня, но девочка?

— Чешский вариант женской формы, да, — улыбнувшись, киваю ему.

Всё же с ним рядом мне отчего-то спокойнее. Хотя я его совсем не знаю.

— Чудесное имя, — смотрит игриво, искоса.

— Спасибо. Твое тоже ничего. Мама очень любила старые книги о войне, где часто встречалось это странное имя. Нелегкая судьба дочери священнослужителя в шестидесятых и так далее и тому подобное.

Мажор усмехается и, опустив голову, разглядывает носки своих туфель, потом, будто «переобувшись», резко вскидывает глаза. Эти его перемены меня немного пугают и в тоже время завораживают. Необычный он всё-таки.

— А у моего отца близкий друг Дима полез к бабам на балкон в общежитии и сорвался с девятого этажа. Ему было двадцать, и меня назвали в его честь.

— Это ужасно. — Вдыхаю ночной воздух носом, сочувствуя.

Мажор подходит ко мне, берёт за руку, заставляя мурашки ползти по спине, и вместе мы перебираемся через овраг.

— Залезть на балкон — не самая удачная идея, верно? — стараюсь быть аккуратной в своих суждениях.

— Да полная тупость, Иванка, учитывая, что он был пьяным.

По дороге сюда оврага я не припомню, из чего делаю вывод, что идем мы куда-то не туда, хотя, возможно, я ошибаюсь. Его рука горячая и сильная, мне приятно от прикосновения к его коже, ибо я начинаю мерзнуть. Вроде бы на дворе жаркое лето, а как-то постепенно становится холодно.

Я рада, что мы перестали говорить о его отце. Мажор поделился со мной всем этим не от хорошей жизни. Догадываюсь, как ему больно. А я теперь вроде как соучастник. И мне искренне жаль молодого парня. Не каждый человек сможет выдержать подобное поведение со стороны родителя. «Стальной магнат» — таково прозвище его папочки и, оказывается, он такой сильный только в присутствии своих охранников. А на самом деле больной на всю голову.

Не представляю, что бы делала, знай я о своем отце что-то такое. Наверное, сошла бы с ума от горя и чувства вины по отношению к девочкам.

Рука мажора по-прежнему греет мои ледяные пальцы. Честно говоря, мне всё время кажется, что в кустах кто-то есть, какое-то страшное дикое животное. Здесь столько звуков и шорохов. Странно, что нас никто не ищет. Неужели его отец разозлился настолько сильно, что бросил сына на съедение диким кабанам?

Когда Дима не рассказывает о своих проблемах с отцом, он смотрит на меня по-другому. Как будто разбирает на кусочки, желая попробовать. Мне тут же становится неловко, ведь опыта у меня никакого, а мажор, судя по всему, только и делает что щёлкает девчонок, подобных мне, как семечки.

— Так значит, ты и этот парень типа бывшая парочка? — ему легче болтать обо мне, и это понятно.

— Нет. Ну, в смысле да. Хотя нет, я не знаю. Да неважно.

Ну не признаваться же первому встречному, что я сама виновата в том, что мой парень женился на другой. Время сейчас не то, никто не тянет с этим делом. Снегурочек и Золушек по пальцам пересчитать, и держатся за них, только если они, как Маринка, родились с золотой ложкой во рту. А так, не раздеваешься ты, помогают парням другие. Свобода нравов.

— Он тебе изменил? Загулял с Маринкой?

Дëрнувшись от неприятного мне разговора, пытаюсь вытянуть из его цепких пальцев свою ладонь, но у мажора на этот счёт свои планы. Он, кажется, отключился от гнусности, связанной с его отцом, и взялся на полном серьёзе за меня. Это так странно. Я понятия не имею, как вести себя с такими парнями. Наверное, надо противиться их настойчивости, но это его территория, а я маленький, загнанный в угол зайчишка. У меня опыта-то с пальчик младенца.

— Нет, он просто сказал, — замявшись, — что нам надо расстаться.

Дима осматривает меня так, будто ищет на лице изъяны. В ушах тут же шумит. И я проклинаю луну, которая сегодня большая, круглая и невероятно яркая. Мне так хорошо видно его лицо.

— Не понимаю. — Он снова откидывается на ствол тиса, запрокидывает голову и смотрит на меня сверху вниз. — Наверное, дело в бабках, ты гораздо красивее Маринки.

На щеках непроизвольно вспыхивает румянец. Милые и немного дурацкие комплименты моментально располагают неопытных дурочек вроде меня. И умом понимаю, что он наверняка говорит это всем подряд, но всё равно приятно.

А ещё эта его улыбка, выбивающая дух, наполненная цинизмом и развязностью. И ведь работает! Я плыву, сама не понимаю, как это выходит. Сразу же начинаю задумываться о своей особенности в его глазах. Это, наверное, женская психика так устроена. Дима вкупе со спасением и этими своими комплиментами, которых от других парней я и не слышала раньше, вдруг кажется мне очень привлекательным и редким. Другой бы плюнул на «увлечение» отца, а этот помог мне, спас. А может быть, всё дело в его карих глазах, которые в ночном лесу кажутся мистически черными.

— Ему просто было интереснее с ней, чем со мной.

— Да ладно, — смеётся мажор. — Маринка — дура, она и алфавит-то освоила только в третьем классе.

Мне тоже смешно. Не думаю, что это правда, но его поддержка цепляет. Между нами натягиваются незримые линии. Было бы неплохо сейчас получить веткой по лбу, потому что очаровываться богатым избалованным мажором — очень опасное занятие.

— У тебя есть какое-нибудь хобби?

Качаю головой, пожимая плечами.

— Учусь, помогаю родителям дома и на даче, иногда встречаюсь с подругами. Выгуливаю Антона.

— Я обожаю скорость! Спортивный картинг, слышала о таком?

— Конечно. Это такие маленькие машинки!

— Маленькие?! — оскорбившись, возмущается мажор. — Да что ты понимаешь, дамочка? Картинг — первая ступень в автоспорт. Большинство гонщиков Формулы-1 начинали свою карьеру с картинга; среди них Михаэль Шумахер, Мика Хаккинен, Фернандо Алонсо. А ты говоришь, маленькие.

— Ну ладно-ладно, ок.

— Свожу тебя как-нибудь, покажу там всё.

От подобного задела на будущее мне становится неловко. Смотрю на него, как на рожок мороженого. Аж внутри всё вспыхивает. Надо в руки себя взять. Он, может, шутит.

А в его глазах снова проскальзывает тоска. Даже не представляю, каково это — быть причастным к такому. Ведь сам Дима понимает, как ужасно то, чем занимается отец. Ему стыдно передо мной за то, что стала свидетелем его слабости. Но и обидеть меня он не дал.

И как-то незаметно мы выходим к площадке, где празднуется свадьба. Как будто и не было того кошмара.

— Иванка, ты где была? — Бежит ко мне Машка, раскрыв руки, смотрит с опаской на Диму.

— Гуляла, — отвечаю я.

Конечно, я не подставлю его, не расскажу о том, что было. Ради него промолчу.