Адепты обмену и возврату не подлежат

Надежда Мамаева (2024)

«У темных менталисток отлично получается превратить порядок в хаос, а свет — во тьму. Даже если последний — свет учения. А еще они могут раздвинуть стены сознания, несмотря на то, что те — несущие. Но лучше всего у них выходит бесить!» — из наблюдений адепта под прикрытием. «Светлые маги — до зубовного скрежета правильные ребята, которые отлично знают, что можно, а что нельзя, и как можно, когда нельзя. Своей невозмутимостью они способны довести черную чародейку до белого каления. А если уж плюют на какие-то условности — то исключительно шквальным огнем» — из заметок ссыльной по обмену менталистки.

Глава 3

Ну и денек! Не успела проснуться, как сразу начала жить. Да так стремительно, что сама за собой слегка не поспеваю. А ведь еще не вечер… В каком бы тихом, уютном склепе отдохнуть и укрыться, чтобы до дуэли при таких-то скоростях дотянуть? А ведь надо еще поймать мое оружие…

Вообще-то на магических поединках возможно использовать собственно магию. И только ее. С собой на ристалище запрещено проносить арбалеты, мечи, драконов в истинной ипостаси, плюющихся огнем… Целый список!

Его составители попытались ничего не упустить и, конечно же, упустили. Среди запрещенного не упоминали Эйту. Хотя ну кто в здравом уме притащит с собой белочку? Правильно, тот, кто пишет по ней диплом! Потому что пункт первый при теме «Способы сопротивления безумию магически одаренных существ» — это поймать пушистый объект исследования. То бишь Эйту.

Потому на алтарь обряда призыва одной пушистой я принесла в жертву не одну женскую истерику. Благо все они были не мои! И вот сейчас мне нужно было добыть еще один психоз.

Удар колокола, ознаменовавший обеденный перерыв, застал меня за размышлениями: кого бы выбесить по-быстрому ради Эйты? И мысли как-то сами собой перетекли с вещей злободневных и мелочных на неизменные и извечные: чаяния мои стали исключительно гастрономического характера. Потому как завтрак из-за одного эльфанутого я прервала, не успев толком перекусить. Оттого на лекции мне хотелось есть. А вот на практикуме — уже нет. Только жрать!

Потому я плюнула на грандиозные планы по вооружению и направилась в столовую. Дуэли дуэлями, а есть нужно вовремя! Там же и встретилась со Сьером и Вэрдом, узнав, что занятие по целительству отменили и на сегодня мы свободны. Все это парни мне выдали, пока мы стояли на раздаче. Я же поделилась частью услышанного, рассказав о каких-то дланях, в которые нас собрались отрядить.

— Выясню, что это за пятерни такие, — коротко кивнув, заверил Сьер. Причем сделал это столь уверенно, что я поняла: точно добудет информацию. Даже если тот, у кого он будет спрашивать, и понятия до этого не имел о местных дланях.

Мы еще перекинулись парой слов, а вот когда получили тарелки с чем-то однородным, густым и кроваво-красным, то синхронно озадаченно замолчали.

— Что это? — уточнил у повара кучерявый.

— Тинделя из калины, — тоном «ну и темнота же дремучая эти адепты!» буркнул гном.

Он был одного роста с Вэрдом. И такой аномалии могло быть лишь одно объяснение — табурет. Обычно горники доходили даже мне, невысокой, лишь до плеча. А вот подставка могла добавить пару локтей высоты повару, а с ними и очень-очень много единиц заносчивой гордости.

Последняя сочилась в каждом звуке фразы, которую он нам выплюнул:

— Чего встали, как будто за вами очереди нет? Шевелитесь!

Пришлось идти дальше. Благо на второе была более привычная еда — каша со шкварками. А вот когда мы сели за стол и я попробовала таинственную тинделю… Что ж, на вкус она оказалась вполне недурна. Настолько, что я увлеклась. И лишь после того, как я ополовинила тарелку, в голову мне пришла гениальная идея! Как все провернуть с пользой для дела и истерикой для тела. Благо польза — моя, а истерика — чужая.

Разделавшись с кашей и махнув на прощание рукой парням, я поднялась из-за стола и пошла на второй круг по добыче тиндели. В смысле опять встала в очередь на раздачу.

Повар при виде меня недовольно качнул головой так, что с оной едва не сверзился внушительный белый колпак, и, прищурившись, уточнил:

— Вернулась?

— Зло всегда возвращается! — ничуть не смутилась я и широко, исключительно по-темному, улыбнулась.

Тиндели мне таки дали. Причем самую большую миску. Видимо, из расчета, чтобы зло либо подавилось, либо утонуло, но так или иначе издохло. Я едва дотащила добычу до своей комнаты и очень обрадовалась, когда оказалось, что та пуста.

Моих соседок не было. Я коварно усмехнулась, припомнив утренний разговор с ректором. Что ж, наушницы… Мы, темные, никогда не обижаемся! Мы делаем выводы и сразу планируем месть. И я засучила рукава, приступив к напольной живописи. Вывела пентаграмму призыва мелом, расставила свечи, навесила запирающее заклинание на дверь, выбрала из своего гардероба белую нижнюю рубашку по принципу «какую не жалко» и, облачившись в нее, приступила к гримировке.

Вот только ждать соседок пришлось долго. Целый удар колокола на полу пролежала в одном тонком батистовом безобразии. Аж подмерзать начала и пожалела, что на мне нет шерстяных носков и панталон с начесом. Но оно того стоило! Когда девицы вошли в комнату, уже укрытую вечерними сумерками, то сразу не разглядели антуража. А вот узрев наконец труп рыжей девицы, лежавшей в пентаграмме в одной ночной сорочке и облитой кровью…

Я думала: от визга стекла в окнах полопаются. Адептки верещали так вдохновенно, словно ни разу мертвяка не видели. Ну такого, который зовет загробным голосом, вставая из пентаграммы и обещая отомстить… А еще ловко уворачивается от одних пульсаров, а другие и вовсе отражает (спасибо экранирующему браслету-амулету на запястье).

Соседки попытались рвануть вон, но дверь, запечатанная заклинанием, и не подумала отворяться. Я чувствовала их страх. Он был шквалистым, бившим наотмашь.

И я, потянувшись к своему дару, подхватила эту волну ужаса, приподняла ее, скрутив пенным буруном, и, придав ускорения, толкнула обратно к соседкам. Это были их собственные чувства, не навязанные. Просто усиленные в несколько раз. Те самые, которые сжимают сердце, закрывают разум от доводов логики, перекрывают кислород, застят глаза… И хочется лишь одного — предаться панике. Причем не просто паниковать, а исключительно по направлению к выходу.

Их эмоции нарастали. Становились все более концентрированными и… Есть! Достигли того порога, перешагнув который я могла бы постучаться в дверь к Эйте.

Раскрыла вытянутую руку и начала собирать страх светлых. Он тянулся от спин ломившихся в запертую дверь девиц видимыми только мне нитями, которые свивались в кудель. А та все быстрее вращалась на моей ладони, превращаясь в гигантский клубок. И когда он достиг нужных размеров, я обрезала связи.

В этот же миг дверь распахнулась и соседки вывалились в коридор, а затем тут же навалились с той стороны створки. Не удивлюсь, если они для верности еще и запечатали ее заклинанием.

А я приготовилась ждать. Потому как могла поспорить на свой любимый алхимический котелок, что сейчас эти две магички помчатся к ректору. Жаловаться. Опять.

Интересно, что они скажут ему на этот раз? Что по общежитию носится беспризорный труп темной? И попросят ректора его поискать. А сами пока посидят в засаде. В какой-нибудь безопасной засаде с толстой дубовой дверью, обшитой листами зачарованного металла, в компании теплого чайка, плюшек — и подальше от академии.

Об этом я раздумывала, пока, удерживая одной рукой эмоциональный кокон, второй ловко доставала из так и не разобранного чемодана с вещами зачарованную колбу. А затем стало не до размышлений. Слишком ответственной была процедура.

Зубами выдернула притертую пробку и аккуратно, стараясь не расплескать ни капли квинтэссенции страха, начала медленно загонять его в склянку. Закончив, удовлетворенно хмыкнула и заткнула горловину.

Глядя на то, как за стеклом беснуется белесая дымка паники, выдохнула: получилось!

За разум этих двоих я не опасалась. Нельзя сойти с ума, когда того почти нет. Да и нервная встряска была для них хоть яркой, но непродолжительной.

К слову, самая грандиозная истерика, эмоции которой я собирала, случилась от мыши. Полгода назад полевка каким-то чудом оказалась под ногами моего соседа по парте. Как он орал! Я, как менталистка, аж восхитилась.

Оказалось, что темный, который был выше меня на полторы головы, шире в плечах раза в три и способен безо всякой магии тянуть в одиночку повозку на посрамление лошадям, боялся пискух. Трупов не боялся, а вот мышей — да.

Я тряхнула головой, отогнав воспоминания. Ностальгировать буду потом. А сейчас нужно быстро прибраться, пока по коридорам на бис не прогремело мое имя в исполнении Морока Тумина. Переоделась, помыла пол, стерев с него и пентаграмму, и щедро разлитую тинделю, имитировавшую кровь. Избавилась от всех улик и еще раз вернулась к своему чемодану. К встрече надо подготовиться как следует. И это я не о рандеву с Тумином.

Достала бутылек с эликсиром и опрокинула в себя его содержимое. Горькая жидкость прокатилась по горлу, казалось, разъедая его изнутри, и упала в желудок.

— Какая же гадость! — крякнула я, поморщившись. — В следующий раз буду варить на обычном огне, а не алхимическом.

Такой зарок я давала себе каждый раз и… вновь готовила на жар-камне. Потому что так быстрее!

Противный эликсир я вынуждена была пить с самого детства. Один глоток в седмицу. А все потому, что моя мета проснулась слишком рано. В три года вместо обычных дюжины. И дар оказался сильным.

Ребенок-телепат, который читает мысли. И не только читает, но может еще диктовать свою волю, навязывать ее окружающим, сам не понимая, что творит. Что может быть опаснее?

Ведь в таком возрасте слишком рано еще обучать ментальным практикам по контролю сознания: дитя просто не поймет, что от него хотят. А всем вокруг держать поднятыми щиты, а слугам носить защищающие сознание амулеты, которые в любой момент могут выйти из строя, если будет пси-атака посильнее…

И мама приняла решение — частично заблокировать мой дар. Третий уровень вместо девятого.

Из-за этих ограничений моя мета — лучистый кристалл — до сих пор не превратилась в полноценную. Все также блуждала по телу, напоминая отжившую цветную татуировку. Правда, блеклую из-за зелья.

Но я была благодарна маме за такое решение. Потому как одаренные маги слишком ценны, чтобы оставлять их без пристального надзора. И последний не только со стороны преподавателей. Тайной канцелярии менталист, способный читать мысли, очень бы пригодился. А это — седьмой уровень. Восьмой — способность к полноценной телепатической беседе. Говорят, у Темного Властелина высший, десятый.

А мне и с третьим неплохо. И за столько лет, что я пила эликсир, мое тело уже настолько привыкло к ограничениям, что, подозреваю, даже не прими я больше ни глотка, уровень дара не поднимется.

Это как бинтовать девочке ноги с детства, чтобы ступня была миниатюрной и напоминала распускающийся цветок лилии. Когда же малышка превратится в девушку и снимет ленты, ее ноги так и останутся миниатюрными. Кости, за долгие годы привыкшие к одному положению, не выпрямятся. Они на всю жизнь останутся деформированными.

То же самое и с магией.

Но я все равно предпочитала не рисковать и, отправляясь к светлым, прихватила бутылек с привычно противной жидкостью.

Вынырнула из размышлений и критически осмотрела идеально чистую комнату. Побарабанила пальцами по спинке кровати.

Время шло. Скандал запаздывал.

Из-за двери доносились лишь привычные, обыденные звуки: шум шагов, отголоски разговоров. Но где же громогласное «Даркнайтс!»? Стало даже слегка обидно. Я тут старалась… И?

Спустя четверть удара колокола ректор в лучших традициях демонолога вместо призыва темных сил провалился… в смысле явился в Бездну сам. Точнее — явился в мою комнату. Без стука открыл дверь, перешагнул порог и…

— А где труп Даркнайтс?! — возмутился он. — Почему она… живая?

Мне же показалось, что вместо заминки, которая на миг возникла в словах Тумина, должно было прозвучать слово «еще».

И мы с главой академии уставились друг на друга. В его взгляде читалось: «Опять?» Я отвечала недоумением: «О чем вы?»

А что? Хочешь доказать, что тебя оболгали, — организуй еще пару «ложных вызовов». И все. После них словам доносчиков уже веры не будет. Так что…

Тумин стоял недалеко от входа. За его спиной топтались две моих соседки.

— Адептки Карен Той, Линси Пафин, объяснитесь, — приказал ректор, наполовину развернувшись к девицам.

— Она мертвой была! — обвинительно тыча в меня пальцем, начала пухленькая невысокая девица, поморщив свой высокомерно вздернутый нос.

— Чушь! — фыркнула я. — С того света живым еще никто не возвращался!

— Сожалею, Пафин, но Даркнайтс права. — Ректор сложил руки на груди. — Как ни старайся, но из зомби человека не сделаешь, — он произнес это таким тоном, как будто не раз пытался. Лично.

«Так, значит, эта сдобная плюшечка, у которой щеки по бокам свисают, — Линси Пафин», — сделала я мысленную заметку.

— Ни на что не намекаю, но это второе обвинение в мой адрес за день, с которым, попрошу заметить, реальность не согласна, — скучающим тоном произнесла я, глянув на ногти, словно любовалась новеньким маникюром. Увы, ни маникюра, ни совести у меня не было.

Ректор с шумом выдохнул. Вслух он ничего не сказал, но я чувствовала, как от него исходит раздражение. И приготовилась услышать что-то в духе: «Как же вы меня достали! Больше без настоящего трупа не беспокоить!» — но я недооценила выдержку Тумина. Он лишь прищурился и произнес:

— Светлые славятся своими честностью, открытостью и радушием… — начал ректор, а меня так и тянуло уточнить, не имеет ли глава академии в виду радушно открытую крышку гроба для одной темной? Но сдержалась. А глава академии меж тем продолжил: — Поэтому я жду от вас, Карен, Линдси, что вы проявите их в полной мере.

— А расселение?.. — В голосе второй соседки — русоволосой симпатичненькой светлой, которая могла похвастаться весьма привлекательными для мужского глаза формами, — разочарование можно было черпать ведрами.

Ректор ничего не ответил, но та-а-ак посмотрел… От подобных взглядов гербарии могут засохнуть оптом, не то что какие-то девичьи надежды увянуть.

Ушел Тумин в полном молчании. А мы вчетвером остались: я, двое светлых и наша с ними взаимная ненависть, от которой буквально искрился воздух.

В общем, обстановка, про которую темные говорят: не всем порой суждено дожить до рассвета.

Я, прищурившись, посмотрела на соседок. Злилась ли при этом на них? Конечно, нет! Но мысль о том, чтобы сделать этих светлых еще и просветленными (до мудрой седины на всю голову), меня прямо-таки манила. Особенно снежная шевелюра подойдет пышке-зазнайке, которая гордо задирала свой нос, как будто была минимум наследница престола, узревшая чернь в моем лице.

— Мы этого так не оставим! — наконец разорвала тишину шипящим от злости голосом русоволосая красотка и воинственно шагнула вперед, тряхнув локонами. Как там ее ректор назвал? Карен, кажется.

К слову, девица весьма выгодно смотрелась на фоне невысокой сдобной подружки. И что-то мне подсказывало, она сама прекрасно это знала и умело работала на данном контрасте. Ведь даже сейчас, угрожая мне, не задумываясь, Карен встала в выгодной позе. Так, чтобы ее грудь казалась максимально соблазнительной, а талия тонкой. Еще и волосы откинула, чтобы те упали волной на плечо. Позерша.

А это, в свою очередь, наводило на мысль, что не так она и уверена в собственной неотразимости… Что ж, учтем-с на будущее…

— Конечно. Ни в коем случае не оставляйте! А то, когда мы, темные, рядом, все что угодно может пропасть. Даже ложные обвинения, — все так же с напускной скукой начала я. — И ты потом бегай, ищи их по всему погосту, в могилы к зомби заглядывай…

— К-к-как ложные?! — возмутилась толстушка.

— Какие еще могилы? — вторила ей русоволосая.

— Обыкновенные. В которых дети Мрака обычно хоронят тех, кто не знает о правиле трех «П», — я решила сначала ответить Кейси, чтобы слегка сбить с русоволосой спесь.

— Что за правило? — спросила она ожидаемо. Еще и плечом дернула недовольно так. Дескать, что за чушь ты несешь?

— Поняла. Простила. Похоронила, — пояснила я и добавила с намеком: — К слову, хочу заметить, что я зла на вас, дорогие соседки, уже не держу. — И мило улыбнулась.

Светлые как-то разом сбледнули с лица и даже матом слегка покрылись. Правда, пока беззвучным. Прониклись, видимо, родимые. Осознали до конца, с кем им предстоит делить комнату. А может, просто судорожно пытались понять, какое чернословие я уже успела на них навесить, что они не почувствовали даже.

Я же про себя усмехнулась: жизнь темных — это игра в карты одновременно и с демонами Бездны, и с кромешниками, что живут в глубинах наших собственных душ. Потому мы всегда готовы к блефу. И если уж лжем, то исключительно профессионально, а не по-дилетантски. Как-никак опыт пальцем не раздавишь.

Потому-то прозвучавшим словам светлые поверили. И взирали сейчас на меня со смесью суеверного ужаса и ненависти. А я решила воспользоваться ситуацией и забить последний гвоздь в крышку гроба наших с девицами добрососедских отношений.

— Кстати, после этого, — я выразительно обвела взглядом идеально прибранную комнату, — любые ваши обвинения будут восприниматься как ложные. — Я мило улыбнулась и пояснила: — Ведь вы два раза наушничали на меня ректору. И в обоих случаях мне удалось убедить Тумина, что ваши нападки — плод богатой фантазии, которую питает ненависть к нам, темным, — закончила столь сладким тоном, что его можно было класть в чай вместо сахара.

Увы, мне достались любительницы горького, которые от моих слов мигом скривились. А я, видя такую реакцию, не смогла сдержать улыбку. Все же милые у меня соседушки. А темному, как говорится, хороших светлых и обидеть приятно.

— Тварь! — выкрикнула толстушка, сжав кулаки.

Сейчас она больше всего напоминала поросенка. Визгливого. Решительно настроенного, но безобид…

Арх подери эту психованную девку! Я едва успела уклониться от ее пульсара. Про безобидную беру свои слова назад. На стене, аккурат в том месте, которое еще миг назад было за моей спиной, ныне красовалось черное пятно копоти, змеившееся трещинами штукатурки.

— Отчисление? Или еще пару раз пальнешь, чтобы я могла требовать сразу запечатывания дара? — старалась говорить холодно и отстраненно, не показывая того, что сама испугалась. Сердце колотилось безумным арестантом, который, казалось, еще немного — и совершит побег из грудной клетки, просто проломив прутья ребер.

Но я сжала зубы. Это война. И эмоции на ней были непростительной слабостью. Так что плевать на страх. К демонам сомнения. Этот раунд будет за мной. И точка. Да, я оказалась одна против двоих. Да, они на своей территории. Но если я сейчас уступлю, значит, будут пытаться продавить меня и дальше. И не только соседки. Все светлые. Вся, архи ее дери, академия!

— Это я тебя сейчас запечатаю! Каждое сказанное слово заставлю обратно проглотить! — взревела толстушка, и… в ее руке оказался огненный аркан.

— Сожги ее, Линдси! — подначила свою подружку русоволосая, впрочем, сама не вступая в поединок.

Аркан взвился в воздухе. Я едва успела увернуться. Так что хлыст пламени просвистел рядом с моим боком, щелкнув о стену. Задень он меня — тело обожгло бы болью. Не убило, но… до сегодняшней дуэли я бы точно не дошла.

Заклинание кнута было простое и действенное. Вот только имелся у него один недостаток, из-за которого его использовали исключительно на нежити, а не в бою с разумным противником. Оно питалось напрямую от источника силы мага.

Я зло усмехнулась. И когда толстушка второй раз замахнулась, то направила в ладони свою тьму и… Огненная плеть полетела прямо в меня. Успела прогнуться, когда аркан просвистел надо мной. Миг, когда языки пламени едва не лизнули мои скулы, превратился в вечность. И рука, окутанная чернотой, схватила аркан. А потом по нему же я направила уже свою силу.

Конец ознакомительного фрагмента.