Мой призрачный рай

Надежда Волгина, 2020

Спокойная жизнь Людмилы нарушена свалившимся на голову таинственным наследством от неизвестного родственника. Да не просто наследство, а дом на далеком острове Лампедуза. Не веря в реальность происходящего и под давлением подруги-авантюристки, Людмила отправляется в Италию. Вместе с домом она получает тайну, разгадать которую, кажется, невозможно. Оказывается, на ее наследство многие претендуют. Не так она представляла себе поездку, не думала, что станет объектом охоты, сексуальных домогательств и откровенного хамства. Не пожалеет ли она, что поддалась на уговоры и погналась за легкой наживой?

Глава 5. Злость, как расплата за стыд

Я неслась домой, словно мне на спину приделали пропеллер. Слышала, как чертыхается Олеся, спотыкаясь о камни. Плевать хотела! Даже не собиралась оборачиваться и ждать ее, когда поняла, что та сильно отстала. Дом манил, как спасительное убежище. От всех! И прежде всего, от собственного стыда, который безостановочно пульсировал в голове.

Залетев в дом, первым делом отправилась в ванную и с полчаса отмокала под горячим душем, смывая позор. Так противно я себя, по-моему, еще ни разу не чувствовала. Подумать только, этот урод рассматривал меня голой! Подлец! Решил, что раз пляж его, то вести себя можно, как угодно. А то, что не все такие, как эта недоделанная Мерлин, не подумал? Постоянно прокручивала в голове момент, когда он обернулся, и каждый раз снова переживала состояние панического ужаса. Никак не могла отвлечься и думать о другом. Унижение и злость грызли изнутри.

Если бы не острая потребность выпить горячего, чтобы и изнутри согреть заледеневшие внутренности, я бы прямиком отправилась спать после ванной. Только так я могла бы не думать о недавних событиях, надеясь, что к утру воспоминания притупятся. Но, пить хотелось ужасно, и я решила, что потерплю еще несколько минут.

Олеся сидела на кухне с ногами в плетеном кресле, грызла печенья, оставшиеся еще с дороги, и прихлебывала из маленькой чашки.

— Я тут нашла молотый кофе и заварила, — затараторила она, едва увидев меня. — Присоединяйся.

Я не удостоила ее даже взглядом. Сосредоточилась на поисках заварки. Не может же быть, чтобы у деда ее не было. Чай пьют все, значит где-то есть сырье для его приготовления. Я сосредоточенно открывала каждый шкафчик, заглядывала под крышки всех емкостей подряд, большинство из которых пустовали.

— Заварка внизу, прямо перед тобой, — спокойно проговорила Олеся. — В металлической банке с жар-птицами.

Я заметила большую прямоугольную банку с откидывающейся крышкой. Жар-птицами она назвала павлинов, изображенных гуляющими в райском саду. Даже тут кусочек живописи. Видно дед считал себя большим ее ценителем. Я почувствовала, как душа начинает оттаивать. Появилась зарождающаяся симпатия к человеку, о существовании которого еще совсем недавно даже не подозревала. Захотелось узнать, как он жил, чем интересовался, какой он, вообще, был?

Насыпала заварки в чашку и залила кипятком. Добавила сахару и устроилась в пустующем плетеном кресле, напротив Олеси. Чувствовала, как злость постепенно улетучивается. Спасибо деду — мысли о нем помогли осознать, что злиться на Олесю в данной ситуации глупо.

— Ты бы хоть отцедила. — Олеся подвинула ко мне пакет с печеньем. — Будешь давиться чайными хлопьями?

— И так сойдет. Зато, так крепче.

— Люсь, кончай дуться, а? Ничего же особенного не произошло. Подумаешь, увидели тебя голой. И что? Пусть ему будет стыдно…

— Олесь, — перебила я, в первый раз посмотрев не нее за вечер. — Давай не будем.

Она не выглядела извиняющейся или обиженной. Но в глазах подруги прочитала сочувствие. Видно поняла, как я себя ощущаю, и хотела исправить положение.

— Мне кажется, ты ему понравилась, — улыбнулась она. — Да и как может быть иначе…

— Олесь! — не выдержала и закричала. — Заткнись, а?! Я даже думать об этом не хочу, а ты продолжаешь трепаться!

— Все молчу, молчу. — Она подняла вверх руки, в знак капитуляции. — Чем завтра займемся? — попробовала сменить тему.

— Не знаю. Не хочу об этом думать.

Думать мне не хотелось ни о чем. Я пила обжигающий чай, сосредоточившись на этом процессе. Раздражение уступило место грусти. Наверное, это закономерно. Когда что-то злит, чего нельзя исправить, постепенно остается только сожалеть о коварных проделках судьбы. И, под шумок, подтягиваются другие грустные мысли, словно считают, что одной такой в моем сознании будет скучно.

— Давай завтра решим, что будем делать? — обратилась я к Олесе. Теперь уже начала опасаться, что она может обидеться на мое нежелание общаться. — Чего-то я так вымоталась за сегодняшний день, что хочу пораньше завалиться спать.

Я допила чай и переместилась к раковине, чтобы вымыть чашку.

— В такую рань? — изумилась Олеся. — Нет. Я, если так рано лягу, то проснусь ночью и буду валяться в постели без сна до утра. Я, пожалуй, покопаюсь в библиотеке твоего деда. Вдруг найду что интересное.

Библиотекой она назвала небольшой стеллаж с книгами в коридоре, разделяющем спальни.

— Слушай, а на что он жил? — вспомнила я про вопрос, который собиралась задать ей и все время забывала.

— Дед твой? — уточнила Олеся. — Он был рантье. Жил на проценты с небольшого капитала. Еще рыбная ловля приносила какой никакой доход. — Она замолчала ненадолго, а потом вновь заговорила: — Я вот все думаю, как тебе лучше распорядиться наследством? Корабль ты не можешь продать, так как одно из условий завещания, чтобы он продолжал ловить рыбу. А вот дом можешь, и нотариус сказал, что покупатели на него уже есть. Конечно, тебе кое-что осталось и от денег деда. Не густо, но все-таки… Они так же будут приносить проценты, плюс выручка от продажи рыбы…

— Давай подумаем об этом потом, — перебила я ход ее мыслей.

Почему-то сейчас мне не хотелось думать о продаже имущества. Становилось грустно. Откуда появилось чувство жалости к человеку, которого не знала? Почему-то вдруг показалось, что дом этот он построил специально для меня и не хотел, чтобы я его продавала. Странным образом, но в этих стенах я чувствовала себя дома. Тут я испытывала гораздо больший комфорт, нежели в своей квартире. А в кусочек земли, владелицей которого стала, я просто влюбилась. Скалы, каменистый пляж, даже покосившийся пирс навевали романтические мысли, успокаивали, рождая в душе гармонию. Я знала, что все это придется продать, но могла я хоть немного насладиться ощущением счастья?

— Тогда, отдыхаем на полную катушку! — воскликнула Олеся. — Завтра и начнем, только выспимся как следует. В конце концов, мы можем позволить себе пару недель отдыха. А продать всегда успеем.

Я застелила постель и приоткрыла окно, впуская в спальню шум моря. К ночи поднялся ветерок, и небольшие волны кидались на камни и с шуршанием уползали обратно в море. С уютными звуками через окно проникала вечерняя прохлада, и я поплотнее закуталась в одеяло. Удивительное чувство! Словно я всегда спала на этой кровати, а не на скрипучем диване последние восемь лет.

Негативные мысли и эмоции испарились. Умиротворение рождало сон, в который я и провалилась как-то незаметно.

Проснулась на рассвете от неистового птичьего щебета, больше похожего на перебранку. Часы показывали начало шестого, а я уже выспалась и чувствовала себя бодрячком. Особенно после утреннего душа. Олеся мирно посапывала в огромной кровати, половину которой занимали разбросанные книги. Видно вчера она прочла половину дедовой библиотеки. Придется будить ее, если хотим успеть на корабль до отплытия.

Я налила кофе и задумалась, чем можно скоротать утренние часы, пока не настанет пора будить подругу? Продуктов мы вчера не закупили, завтрак готовить не из чего. Ничего, перекусим в кафе и позаботимся об обеде.

Я вышла во двор и глазам своим не поверила. Все вокруг цвело! Деревья, даже карликовое в клумбе напротив входа, усыпаны бутонами разной величины. Неистовое буйство красок, пришло сравнение. Как будто ночью здесь побывал волшебник и раскрасил сад.

Я поняла, что стою с открытым ртом и озираюсь по сторонам, забыв про чашку в руках. Опомнилась, когда часть кофе пролила на ноги. Это вывело меня из состояния ступора. Я завернула за угол дома и убедилась, что там тоже все зацвело. Даже на пальмах распустились небольшие букетики.

Как такое возможно, чтобы за ночь сад преобразился до неузнаваемости? Или для этой местности характерно, что зацветает все и одновременно?

В месте, где дом примыкал к скале, я заметила неприметную лестницу, ведущую на каменный уступ. Не раздумывая, я стала вбираться по ней, одной рукой цепляясь за ступеньки, а другой удерживая чашку, пока не выбралась на вершину скалы. Вот, значит, где любил проводить время дед? Догадка пришла, когда заметила камень, отполированный временем, почти на самом краю уступа. Поняла, что дед сидел на нем и созерцал панораму, открывающуюся с высоты птичьего полета. А посмотреть было на что — с одной стороны море, с другой — раскинувшийся внизу город. И в центре всего — яркое пятно цветущего оазиса, в который превратился дом.

Я присела на камень, как будто делала это в сотый или тысячный раз. Не почувствовала дискомфорта или прохлады. Это мой камень, он только и ждал, когда я найду его и впущу в свою жизнь.

Море успокоилось и блестело в лучах восходящего солнца. Я прихлебывала кофе и все больше влюблялась в бескрайние синие просторы. Мне нравилось всматриваться туда, где водная стихия соединялась с воздушной, где море переходило в небо или наоборот.

Я бы просидела так весь день, находясь в полной гармонии с природой, если бы не солнце, которое припекало все сильнее. Плечи и голову начало пощипывать, кроме того, следовало будить Олесю и отправляться на корабль. Нужно представиться экипажу в образе новой хозяйки, побеседовать с капитаном, чтобы потом предоставить ему все полномочия для дальнейшей ловли рыбы. Активно вникать в эту часть наследства не испытывала никакого желания.

Преодолевая обратный спуск по надежно закрепленной в скале лестнице, я услышала вопль Олеси:

— Люська! Люсь! Обалдеть! Ты видела это?!

От неожиданности чуть не выронила чашку. Умела подруга врезаться диссонансом в окружающую тишину.

— Да где ты, Люська?! — продолжала кричать она, пока я не вывернула из-за угла дома. — Люська, ты что-нибудь понимаешь?! — подбежала она ко мне растрепанная и босая, в ночной сорочке. — Что это? — она потрясенно обвела глазами двор.

— Сама не знаю, — пожала я плечами. — Но, похоже, наш сад решил нас удивить.

Никогда еще не было так легко на душе. Хотелось петь и танцевать. От наплыва чувств я громко чмокнула Олесю в щеку. От неожиданности и переполненности эмоциями та громко расхохоталась.

— Мамочки, куда я попала? — сквозь хохот проговорила она. — Это точно реальный мир? Не сказка? — Она внезапно перестала смеяться и уставилась на меня. — Слушай, а может это загробный мир?

Только этого нам не хватает — обоюдного помешательства.

— Олесь, не мели чепуху, — не очень уверенно произнесла я. — Какой еще загробный мир?

Сказать сказала, но уверенности в обратном не испытывала. Семена сомнения давали всходы в душе.

— Ладно, сейчас проверим, — деловито отозвалась Олеся. — Пошли одеваться и топаем в порт. По дороге сориентируемся.

Через несколько минут мы выходили из дома, экипированные для делового похода. По молчаливому согласию и я, и она облачились в шорты и футболки. В этот раз даже Олеся изменила привычке носить обувь на высоком каблуке, надела открытые танкетки на плоской подошве.

— Вернемся обратно, напомни, срезать эти дурацкие колючки, — чертыхнулась Олеся, продираясь сквозь заросли на тропинку, ведущую в город. — И нет! В раю не могут расти колючки, — повернулась она ко мне. — Мы все еще в реальном мире.

Я тоже склонялась к этой мысли, чувствуя, как нешуточно палит солнце, заставляя обливаться потом.

Выяснив у прохожего, в каком направлении порт, мы пошли той же дорогой, что и в день приезда, когда следовали за нотариусом. Проходя мимо конторы, вдруг вспомнили, что не знаем даже названия судна. Не зря, значит, пошли именно этой дорогой.

На входе поприветствовали того же дядьку, в том же кресле. Мне показалось, что даже напиток он пьет такой же. Видно, его дни подчинялись определенному ритуалу, с утра пораньше.

Нотариус разулыбался нам, как родным, разве что не бросился обниматься. Каково же было наше изумление, когда узнали, что корабль называется «Людмила»!

— Это в честь тебя, что ли? — недоуменно спросила Олеся.

— Представления не имею…

Я понимала, что понимать начинала все меньше, а загадок становилось все больше.

Порт встретил грохотом и суетой. Пожалуй, это было самое людное место в городе. Народ сновал туда-сюда, казалось, без всякой системы. Отовсюду слышались крики, кто-то ругался, кто-то смеялся, а я боялась оглохнуть от наплыва звуков после утреннего единения с природой.

— Так, здесь должна быть портовая столовая, — со знанием дела заявила Олеся. — У нас есть время на завтрак. Сейчас узнаю…

Она подошла к тучному мужчине в матросской тельняшке и завела светскую беседу, не забывая лучезарно улыбаться. Мужчина чуть не стек на асфальт, попав под власть ее очарования. Олеся задала ему несколько вопросов, получила эмоциональные многословные ответы. В заключение беседы, он долго целовал ее руку, пока она не вернулась ко мне довольная и раскрасневшаяся.

— Замечательный дядечка! — прокомментировала она. — Кстати, капитан. Ладно, потопали… Я все выяснила.

Примерно так я и представляла себе портовую столовую. Это даже постройкой нельзя было назвать. Небольшой одноэтажный домик, каменный, как и все на этом остове, от которого тянулся длинный навес. Под навесом ряды пластиковых столов с такими же стульями. Большое раздаточное окно и что-то наподобие школьной доски рядом на стене, где мелом написано меню на сегодня.

— Никто и не обещал, что это будет ресторан, — сказала Олеся, заметив скептическое выражение на моем лице. — Главное, чтобы нас тут накормили.

Мы подошли к окошку.

— Так, ты что будешь? — поинтересовалась Олеся, вчитываясь в меню. Как она там только что-то умудрялась прочесть, ума не прилагала. Закорючки с трудом можно было назвать буквами. — Я, пожалуй, ограничусь яйцами и сметаной. Хочется чего-то нашего, российского. Еще есть круасаны, блины и… что-то типа ягодного пирога, — догадалась пояснить она для отстающих, какой я чувствовала себя.

Яиц мне не хотелось, и я выбрала блины, тоже со сметаной. Запить решили сухим вином местного производства. У дородной итальянки, на раздаче, Олеся заодно поинтересовалась, где стоит «Людмила». Та показала куда-то себе за спину и много чего наговорила. Интересно, это язык такой, или жители острова отличаются многословностью?

— Это национальная черта итальянцев, — смеясь, пояснила Олеся, когда мы расположились за столом, и я озвучила вопрос.

Нечего удивительного, что подруга влюбилась в эту страну. Сама она любила поболтать и могла переговорить любого. Я же предпочитала слушать.

— Кстати, тут рядом палаточный городок беженцев, — с удовольствием уплетая крутое яйцо, поведала Олеся, — поэтому в порту плюнуть негде. Почти все беженцы крутятся тут же. И продолжают прибывать. Бедняги… местные жители их терпеть не могут.

Я понимала обе стороны. Островитян, жизнь которых в какой-то момент превратилась хаос, лишив привычного заработка, и бедняг, которые рискнули бросить все и пуститься на поиски лучшей жизни. Ни та, ни другая сторона не виноваты, что так сложилась ситуация, но обе они страдали и искали пути выхода из нее. Ничего удивительного, что настроение выливалось в недовольство. Человек всегда стремится к гармонии.

С завтраком мы расправились быстро и пустились на поиски корабля, который упорно ассоциировался у меня с «Алыми парусами».

Женщина с раздачи сказала, что шхуна стоит возле десятого пирса, и не ошиблась. Я сразу догадалась, что большая красная лодка и есть наш рыболовецкий корабль. Не зря у меня в голове удерживалась размытая алая картинка, смутный образ чего-то плавучего и красного. Как-то сразу картинка оформилась именно в эту лодку — достаточно новую и современную, с кучей приспособлений, совершенно незнакомых мне, но, по всей видимости, необходимых для выхода в море и ловли рыбы.

Мы подошли к мужчине в полосатой майке, который сидел на корточках и развязывал узлы веревки, крепящей лодку к пирсу. Он как раз распутал узел и поднялся во весь рост, собираясь закинуть веревку второму матросу, поджидающему на судне возле трапа. Олеся обратилась к нему с речью, а я занялась праздным разглядыванием. Собственно, не я одна. Мужчина, что находился на лодке, в свою очередь рассматривал меня. Как-то сразу на его смуглом лице заиграла хитрая улыбка. Он пригладил растрепавшиеся на ветру темно-русые волосы и подмигнул мне, улыбаясь все шире. При этом он вышел и встал перед трапом, чтобы я могла вволю насладиться его атлетической фигурой и развитой мускулатурой.

— Людмила? — поинтересовался он на чисто русском. Сказать, что я обалдела, не сказать ничего. Неужели он русский? — Я был близко знаком с вашим дедом и видел ваш портрет, — пояснил он, и я различила сильный акцент. Значит, все-таки, итальянец. — Идите сюда. — Он спустился по трапу и протянул мне руку.

Несколько секунд колебаний, и я приняла руку помощи и поднялась в лодку, пока Олеся продолжала беседовать со вторым матросом. Заметила, только, что тот снова закрепил лодку на пирсе. Видно, подруге удалось убедить его, что в море можно выйти позже, а перед этим нам нужно побеседовать с капитаном.

— Марко, — представился красавчик, не переставая с улыбкой рассматривать мое лицо.

Он решил пересчитать все мои веснушки? Я почувствовала, как непроизвольно краснею. Не привыкла становиться объектом столь пристального наблюдения. С досадой отвернулась и наблюдала, как второй матрос, гораздо более угрюмый, чем этот, помогал Олесе подниматься по качающемуся трапу. Лица его я разглядеть не могла, оно пряталось под козырьком красной бейсболки, надвинутой на глаза. Зато мощную фигуру рассмотрела внимательно. Было в ней что-то обезьянье. Возможно, сходство придавали широченные плечи, узкий, вопиюще мужской, таз и длинные руки с крупными кистями. В одной из них совершенно потерялась рука Олеси. Вообще, со спины он мне чем-то напомнил Адриано Челентано, каким тот снимался в «Укрощении строптивого». Подозрения в сходстве подтвердились, когда мужчина зыркнул на меня черными глазами из-под нахмуренных бровей и что-то буркнул, привлекая мое внимание к большому рту с полными губами. Точно! Вылитый Челентано!

— Он тебя поприветствовал, — рассмеялась Олеся, видя мое недоумение.

— Аааа, здравствуйте, — спохватилась я. Впрочем, мое приветствие отскочило от его спины, которая удалялась от нас и выглядела негостеприимно.

— Не обращайте на него внимания, — проговорил Марко, галантно целуя руку Олесе. — Дарио говорит мало, зато делает много, — рассмеялся он, и Олеся составила ему компанию. Мне его шутка не показалась смешной.

— Как приятно встретить итальянца говорящего по-русски, — промурлыкала она, не торопясь отбирать у него руку, которую он продолжал удерживать то ли случайно, то ли намеренно. Я почувствовала, как в душе шевельнулось неприятное чувство, словно это зрелище меня раздражало. Что это со мной?

— А вам приятно? — заглянул мне в лицо Марко, и я почувствовала его дыхание на своей щеке.

— Мне все равно, — отвернулась я, пытаясь не подать виду, что его внимание мне приятно. — Не пора ли поговорить с капитаном? Иначе вы и до обеда не выйдете в море.