«Мягкая сила» в мировой политике

М. А. Неймарк, 2019

В книге раскрываются особенности проблемного поля «мягкой силы» в кардинально изменившейся геополитической реальности наших дней. В рамках концептуализации «мягкой силы» и анализа баланса между ней и «жесткой силой» исследуется феномен «умной силы» как взаимосвязанная целостность различных компонентов – культурно-гуманитарных, цивилизационных, социально-политических, экономических, военных и т. д. Отражены различные точки зрения на проблематику «мягкой силы», российский опыт ее критического анализа. Издание предназначено для преподавателей, аспирантов и магистрантов профильных вузов и факультетов, а также для широкого круга читателей, интересующихся мировой политикой и международными отношениями.

© Неймарк М. А., 2017

© Бажанов Е. П., предисловие, 2017

© Дипломатическая академия МИД России, 2017

© ООО «ИТК «Дашков и К°», 2017

Предисловие

В современных условиях всё большее практико-политическое значение приобретает комплекс идей и положений, объединенных понятием “мягкая сила”, концептуальное первородство которого прочно связано с именем американского аналитика и политика Джозефа Ная. Смысл “мягкой силы” — проецирование государством своего влияния на окружающий мир с опорой на экономические, информационно-коммуникационные, социальные, гуманитарные и другие гибкие рычаги. Понятие “мягкой силы” вошло в моду, и многие страны современного мира включились в соревнование по наращиванию собственного “мягкого” потенциала. В России всё громче звучат голоса о необходимости многократного увеличения расходов на эти цели.

Сомневаться в правоте сторонников “мягкой силы” не приходится. Она действительно многое дает, да и давала в прошлом. Древние греки оказали огромное духовное воздействие на развитие европейской цивилизации. На другом краю земли китайцы способствовали приобщению народов Восточной и Центральной Азии к премудростям управления государством, продвинутым методам градостроительства, уникальным школам философии, музыки, литературы, архитектуры и пр. В эпоху Возрождения Италия добилась статуса абсолютного законодателя мод в Европе во всех видах человеческой деятельности. В ту эпоху ничего серьезного не предпринималось на континенте без предварительного ознакомления с достижениями итальянцев. У итальянцев учились, как писать картины, руководить банком, строить дворцы, судить преступников, плавать в открытом море. Сменившие итальянцев в качестве лидеров европейской цивилизации французы тоже в конечном счете добились большего своими политическими теориями, литературой, архитектурой, модами, гастрономией, парфюмерией, чем завоеваниями.

Есть немало носителей “мягкой силы” и в современном мире. Это, в частности, Соединенные Штаты Америки. В Новом свете — лучшие в мире университеты, Голливуд, популярная эстрада, раскрученные глобальные бренды от “Майкрософта” до “Кока-колы”, Кремниевая долина, бесспорное лидерство в информационно-коммуникационной сфере, доллар, английский язык.

Нынешний Китай, в свою очередь, находится в центре всеобщего внимания благодаря феноменальным достижениям в развитии экономики. В КНР непрерывным потоком течет иностранный капитал, привлекаемый мудрой экономической политикой китайских властей, толерантным отношением населения и рядом других факторов “мягкой силы”. Всё более мощные гуманитарные импульсы исходят из КНР. Повсеместно открываются отделения Института Конфуция, в которых преподается китайский язык и пропагандируются достижения пятитысячелетней культуры Поднебесной. Растет рейтинг ее вузов и исследовательских центров, всё громче заявляют о себе кинопродукция и литература современного Китая.

Благодаря “мягкой силе” такие миниатюрные государства, как Швейцария, Норвегия и Сингапур, пользуются большей популярностью среди современников, нежели иные из тяжеловесов. Швейцария словно магнитом притягивает финансовыми институтами, горными курортами, часами и демократическим устройством общества, Норвегия — качеством жизни, Сингапур — конкурентоспособностью и удивительно низким для Азии уровнем коррупции.

Древние китайцы утверждали: “Мягкое побеждает твердое”. Им можно возразить: не везде и не всегда. История человечества, увы, явствует, что “мягкая сила” отнюдь не гарантирует ни безопасности государства, ни гармоничных отношений с внешним миром. Случалось, что когда привлекательное государство слабело, немедленно находились желающие окончательно сломать ему хребет. Если оно, напротив, становилось слишком сильным, его, несмотря на всю привлекательность, начинали бояться. И никакая “мягкая сила” не способна порой заставить оппонентов забыть о старых обидах или преодолеть противоречия в политической, экономической и других сферах.

Приведем примеры. Преклонение Древнего Рима перед древнегреческой цивилизацией не помешало ему жестоко покорить великих греков и превратить их в своих вассалов. Не спасла от катастрофы “мягкая сила” Италию эпохи Возрождения и Китайскую империю.

Катастрофическим Рубиконом для Италии стал 1492 г. Французский король Карл VIII двинул войска на Неаполитанское королевство. В различных областях Апеннинского полуострова агрессоров встречали как освободителей, с надеждой, что французы помогут избавиться от местных бесчестных правителей. Но всё же патриотические силы собрали армию и дали французам решающий бой. И хотя итальянцы имели подавляющее превосходство в живой силе, их разбили в пух и прах. Судьба Италии была проиграна в течение одного часа. Если бы итальянцы победили, то, вполне возможно, почувствовали бы себя единым народом, способным отстаивать свою свободу. С Италией стали бы считаться как с нацией, которую лучше не трогать. Европейские державы перестали бы жадно делить итальянские земли.

Экспедицию Карла VIII на Апеннинский полуостров можно сравнить с “опиумными” войнами англичан против китайцев середины XIX столетия. Те войны, явившиеся для Англии легкой прогулкой, повлекли за собой цепную реакцию трагических последствий — длительный период иностранного вмешательства в дела Поднебесной, кровавых конфликтов, восстаний и революций. Англичане (подобно Карлу VIII) продемонстрировали всему миру бессилие великой нации, возможность беспрепятственного захвата огромной добычи, неспособность сверхцивилизованных, изнеженных существ действовать сплоченно, их готовность раболепствовать перед жестоким и решительным агрессором. Великие народы, итальянцы и китайцы, гордившиеся своими достижениями, подверглись уничижению и разгрому.

Войны в Китае спровоцировали развал империи, которая не научилась как следует защищать себя. В результате на протяжении длительного периода китайская цивилизация находилась в состоянии разложения. Италия из-за вторжений извне тоже лишилась статуса в военной и политической областях. На нее обрушились практически все сколько-нибудь боеспособные армии Европы. Банды самых отъявленных мерзавцев шныряли по Италии, наводя ужас на крестьян и горожан. Голод и чума охватили весь Апеннинский полуостров. Никто не имел достаточных сил и воли положить конец этой вакханалии. Она продолжалась более тридцати лет. Развязка наступила в 1527 г. Армия испанского короля Карла V, собранная из лоскутов по всей Европе, не испытывая сколько-нибудь серьезного сопротивления, взяла под контроль Рим. Далее, на протяжении девяти месяцев, шло уничтожение великого города: грабежи, поджоги, издевательства, пытки, убийства. Даже могилы разрывались в поисках ценностей.

Римская катастрофа не имеет аналогов в европейской истории как акт национального унижения. В городе на Тибре располагалась штаб-квартира католической церкви, к которой принадлежало большинство тех, кто уничтожал Рим. Эти люди не просто бандитствовали, они совершили непростительное богохульство, подняв руку на свою церковь. Итальянцы, которые беспомощно наблюдали за всем этим, осознали, что они не просто военные и политические импотенты, а по сути предатели своего морального и духовного наследия.

В современном мире мы видим примеры другого рода: когда носители “мягкой силы” обладают одновременно “твердой силой”, которую подчас неправильно используют, отталкивая от себя другие отряды человечества. Речь идет прежде всего о США. Казалось бы, Америка, нарастив столь впечатляющий багаж “мягкой силы”, должна купаться в океане вселенской славы. Ан нет. На Ближнем и Среднем Востоке, в Латинской Америке, в Южной и Восточной Азии многие испытывают к Соединенным Штатам негативные чувства. США обвиняют в империализме, гегемонизме, вмешательстве в чужие дела, агрессиях.

Немало претензий к Дяде Сэму высказывается в России, да и повсюду в Европе. И там, где Америку не любят, никакая “мягкая сила” не в состоянии помочь заокеанским стратегам добиться доминирования.

Китай, в отличие от США, ведет себя сдержанно, не пытается подчинить своей воле другие народы. И тем не менее китайский имидж, быстро улучшавшийся после начала реформ Дэн Сяопина, в последнее время начал портиться. Почему? Набравший мощь гигантский “дракон” внушает всё больший страх. Синдром страха докатился даже до Европы, где идут разговоры о том, что восточный исполин вот-вот всех подомнет под себя.

Не помогают взаимопритяжение культур, тесные торгово-экономические связи достижению гармонии в отношениях Китая и его дальневосточных соседей. Острый характер приобрели территориальные споры. Пекин и Токио уже почти физически сталкиваются из-за богатых энергоресурсами островов Дяо-юйдао (Сенкаку). Южная Корея яростно отстаивает свой суверенитет над островом Токто (Такэсита), на который претендует и Япония.

Отдельная область трений — исторические обиды. Китайцы не могут простить японцам агрессию в 1931–1945 гг., которая обошлась Поднебесной в десятки миллионов человеческих жизней. Каждая попытка японцев уйти от ответственности за прошлые преступления вызывает в КНР массовое недовольство, вплоть до погромов японских магазинов и предприятий. Японцы же отнюдь не считают себя виноватыми. В их школьные учебники раз за разом включаются материалы, обеляющие агрессию Токио против Китая, Кореи и других азиатских народов. Япония, мол, несла азиатам “освобождение” от белых колонизаторов. Не очень принято в Японии признавать культурное влияние на страну в прошлом со стороны дальневосточных соседей. Знакомый японский ученый заявил мне недавно: “Да, в VII–IX веках мы стремились учиться у императорского Китая, но в конце концов в ужасе отшатнулись от него из-за ханьских пороков: гаремов, многоженства, евнухов, взяточничества, нечистоплотности”. А вот японские заслуги перед китайцами и корейцами превозносятся. И тем и другим, мол, создали современную промышленность, медицину, образование, культуру.

Мешают гармонизации отношений между странами Дальнего Востока и различные стратегические ориентиры. Пекину не нравится, что Токио и Сеул наращивают военно-политическое партнерство с Вашингтоном, а Токио и Сеул с подозрением взирают на российско-китайское взаимодействие, на поддержку Пекином Пхеньяна. Последний, в свою очередь, недоволен заигрыванием КНР с Республикой Корея. А есть еще идеологические нестыковки. У Китая — с капиталистическими демократиями Японии и Южной Кореи, у чучхейской Северной Кореи — со всеми. Вспыхивают между партнерами торгово-экономические споры из-за демпинга, качества товаров, валютного курса.

Посмотрим теперь на воздействие “мягкой силы” на взаимоотношения России с внешним миром. Возьмем российско-украинские отношения. Кембриджский профессор как-то заявил с трибуны конференции: “Русские и украинцы, вероятно, два самых близких народа на земле”. И, действительно, мы очень близки, всё друг о друге знаем и понимаем. В экономической сфере мы также сплетены тысячами уз — от газа до челночной торговли в приграничных районах. И что же? У нас в результате всё в порядке в политической области? Да нет, духовное братство и экономическая взаимозависимость сами по себе, а различия в государственных интересах — особняком. Киев боится попасть в орбиту российского влияния, его влечет на Запад, отсюда — разногласия. В недавнем прошлом Москва и Киев сталкивались по проблемам флота в Севастополе, косы Тузла, хотя продолжали при этом питать совместную любовь к Гоголю и Верке Сердючке.

Москва и Тбилиси тоже рассорились отнюдь не из-за взаимного дефицита “мягкой силы”. Не потому, что мало знали друг друга и не нуждались в экономическом сотрудничестве. Причина разлада лежит в чисто политической плоскости, в противоречиях по Абхазии и Южной Осетии. Из-за них дипотношения разорваны, но при этом граждане двух стран тепло общаются и вместе плачут, слушая печальные песни Брегвадзе и Малинина, и вместе смеются над похождениями героев “Мимино” и “Кавказской пленницы”, поднимая в честь друг друга бокалы “Мукузани” и стопки “Столичной”.

Обратимся теперь к российско-американским отношениям. США — один из лидеров в зарубежных маршрутах наших граждан. Да и те из россиян, которые остаются дома, во многих сферах жизни отдают предпочтение Америке. Бóльшая часть демонстрируемых в кинотеатрах и по телевидению фильмов отсняты в США. Оттуда же транслируются кинофестивали, музыкальные шоу, поединки боксеров. Потоки американизмов захлестывают Россию чуть ли не ежечасно, внедряясь в ткань русской речи. В моде заокеанские рок-группы, джинсы, айпады.

Дядя Сэм вроде бы может удовлетворенно потирать руки: Россия у него в кармане и готова стать послушным партнером. Но этого не происходит. Напротив, Кремль всё более решительно сопротивляется американской гегемонии, спорит с Соединенными Штатами по многим принципиальным темам. В данной связи вспоминается начало XIX столетия. Когда Наполеон вторгся на наши просторы, дворянство, которое к тому времени офранцузилось до безобразия (даже французский язык предпочитало родному), тем не менее возглавило сопротивление захватчикам и сыграло важнейшую роль в разгроме наполеоновской империи.

А вот с Китаем всё наоборот. Мы покривили бы душой, если бы стали утверждать, что народные массы России и Поднебесной без ума друг от друга и от культуры соседа. Мы переживаем, что в Китае уходит то поколение, которое владеет русским языком и досконально знает нашу страну. Но ведь именно когда это поколение находилось у власти, Москва и Пекин скатились к крайней враждебности. Ныне же российско-китайские политические отношения — невзирая на цивилизационную отчужденность и вяловатую экономическую составляющую — являются образцовыми. Почему? Да по той очевидной причине, что политические интересы двух гигантских соседей в основном совпадают.

Политические интересы определяют главное и в китайско-американских отношениях. Вплоть до 1970-х гг. США и КНР находились в состоянии конфронтации и лишь 5 % американцев отзывались о китайцах положительно, остальные называли их “коварными”, “воинственными”, “невежественными”. Но вот в 1972 г. президент Никсон совершает в Поднебесную сенсационный визит, Вашингтон сближается с Пекином с целью совместного противостояния Советскому Союзу. И в общественном мнении за океаном мгновенно происходит переворот, в адрес обитателей “Срединной империи” начинают звучать замечательные эпитеты: “трудолюбивые”, “умные”, “артистичные”, “прогрессивные”, “практичные”. Восторги продолжались до тех пор, пока Китай оставался сравнительно слабым и являлся попутчиком США на мировой арене.

Ныне, когда Поднебесная превратилась в “сверхдержаву” и показывает зубки, от восторгов не осталось и следа. У современного Китая недостатков в 10 раз меньше, чем у КНР образца 1972 г., а американцам чудится, что их стало несравненно больше. В экономике эти страны, пользуясь китайским выражением, “близки как губы и зубы”, товарооборот превышает российско-китайский почти в шесть раз. Бурно развиваются гуманитарные связи: юные китайцы рвутся на учебу в Новый свет, а американцы испытывают почти религиозный экстаз по поводу достижений древней цивилизации Поднебесной. Но на фоне такого экономико-культурного слияния между Пекином и Вашингтоном разворачивается геополитическое противоборство. И их взаимное восприятие ухудшается.

Подобные примеры из современной жизни человечества можно приводить бесконечно. Так что панацеи от политических противоречий нет. Вернее, панацея заключается только в урегулировании самих этих противоречий. Выдающийся английский историк Арнольд Тойнби в мемуарах отмечал, что в 1911 г. немцы убеждали его: Германия и Великобритания настолько тесно сотрудничают, что стали неразлучными партнерами и уже никогда не будут воевать друг против друга. И Тойнби проникся оптимизмом, поверив в то, что Европе гарантировано светлое будущее. Но три года спустя Лондон и Берлин (вместе с другими) развязали Первую мировую войну, за ней последовала еще и Вторая — и никакая “мягкая сила” (экономическая взаимозависимость, культурная близость, научное сотрудничество), увы, не помогли.

Ставя перед собой цель нарастить российскую “мягкую силу”, надо понимать, что, с учетом размеров и потенциала России, сложной истории наших взаимоотношений с немалым числом государств, Москву даже при самых благоприятных тенденциях развития отечества будут не столько обожать, сколько побаиваться. Хорошо бы, чтобы при этом уважали.

Е. П. Бажанов, ректор Дипломатической академии МИД России, доктор исторических наук, профессор, заслуженный деятель науки РФ