Клятва воров

Мэри Пирсон, 2019

Кази и Джейс выжили. Теперь они стали сильнее и влюблены как никогда прежде. Мир вокруг меняется: Белленджеры больше не изгои, Дозор Тора вскоре станет отдельным королевством. Кази и Джейс готовы встретить грядущие испытания вместе. Однако вслед за зловещим предупреждением тянется нить, сплетенная их злейшими врагами и неожиданными союзниками. Предателем может оказаться любой, а малейшая ошибка может уничтожить все, что было им так дорого…

Глава вторая

Кази

Двумя неделями ранее

Джейс вошел в комнату полностью обнаженный, и я подумала об очищенном от кожуры апельсине.

Я наблюдала, как Джейс пересекает комнату и поднимает с пола брюки. Он начал натягивать их, но заметил, что я смотрю, и замер.

— Могу остаться так, если тебе хочется воспользоваться моим уязвимым положением.

Я выразительно приподняла бровь.

— Думаю, мне достаточно. Одевайся, патри. Сегодня нам предстоит пройти много миль.

Он нахмурился.

— Как прикажешь.

Я знала, что он тоже готов отправиться в путь. Мы продвигались быстро, но со дня нашего отбытия в Марабеллу прошло более двух месяцев. Джейс натянул рубашку, от его кожи все еще поднимался пар. Крылатая татуировка на груди блестела в мягком тумане. Здесь в нашем распоряжении оказался горячий источник. Прошлой ночью и сегодня утром мы отмокали в нем, смывая грязь долгого путешествия. Это было расточительство, от которого ни один из нас не смог отказаться.

Я подошла к окну, пока Джейс продолжал одеваться. Большая часть поместья лежала в руинах, но в них угадывалось былое величие этого места. Кое-где поблескивали мраморные полы в изящных голубых прожилках. Возвышающиеся колонны, потолок с остатками росписи: клочья облаков, глаз лошади, прекрасно выполненная рука. Был ли это дом предводителя Древних? Самого Аарона Белленджера? Богатство шептало, как умирающий лебедь.

Нас окружали обломки зданий, которые, казалось, тянулись на многие мили. Эти дома не устояли перед падающими звездами и временем, и теперь лес скрывал их, оплетая нежным изумрудным узором. Даже усадьбу, расположенную высоко на скалистом выступе, покрывали листья деревьев и лианы. Но когда-то давным-давно она была прекрасной и величественной. Тот, кто прежде бродил по этим залам, вероятно, думал, что все всегда будет так идеально.

Прежде чем мы покинули Марабеллу, помощник короля, Свен, нарисовал нам на карте северный путь, который огибал Дьявольскую землю. Карта показывала, где находятся убежища и даже несколько горячих источников. Этот маршрут был немного длиннее, но, по словам Свена, меньше зависел от погоды. А ее стоило учитывать, ведь мы вступали в сезон бурь. За три недели мы быстро преодолели значительное расстояние, и если бы продолжали в том же темпе, до Дозора Тора дошли за несколько дней. По мере того как мы приближались к дому, я слышала, как в голосе Джейса нарастало волнение. Он не переставал говорить о переменах, которые нас ожидали.

У нас был план. Кое-что предстояло сделать Джейсу. Кое-что мне. А что-то нам вместе. Хотя меня и одолевали опасения по поводу нашего возвращения, я тоже была в восторге. Наконец-то могла признать, что люблю Хеллсмаус. Он гудел в моей крови, как в первый день, когда я въехала туда верхом. Только на этот раз я не буду незваным гостем, ищущим проблем. Я принесу проблемы с собой и стану частью происходящего, помогая Дозору Тора сделаться чем-то большим.

Об этом мы с Джейсом говорили всю первую неделю пути — об установлении границ нового крошечного королевства и пересмотре правил торговли. Какие бы надежды ни питал кто-то по захвату биржи и Хеллсмауса, теперь они были уничтожены, учитывая, что суверенитет Дозора Тора официально признан Союзом. Дозор должен стать тринадцатым королевством. Или первым. Я улыбнулась, вспоминая, с какой дерзостью Джейс принял щедрость королевы — настоять, чтобы его королевство назвали первым.

Моя роль посла была не просто почетной. Я все еще оставалась рахтаном и, что самое важное, находилась в подчинении у королевы. Выполняя свои обязанности, я отвечала за плавный переход власти. Королева также считала, что представитель крупного королевства будет иметь влияние на происходящее и поможет сохранить стабильность в случае сопротивления.

Она дала мне дополнительное задание — самое главное. Я рассказала ей о последних словах молодого ученого. Словах, в которых чувствовалась вина: «Простите. Уничтожьте их». Хотя мы считали, что все документы сожжены, но даже крупица сомнения создавала большое беспокойство.

«Казимира, защити эти бумаги и, если не сможешь безопасно переслать их мне, уничтожь. Мы понятия не имеем, с какой информацией ученые сбежали после падения Комизара и что они успели разработать с тех пор. Мы не хотим, чтобы эти бумаги попали в чужие руки, если есть хоть малейший шанс повторения резни или чего-то хуже».

Хуже?

Хуже Великой битвы была только одна вещь. Опустошение.

Лишь немногие выжили после этого, и мир до сих пор носил шрамы. Я обещала королеве, что именно этим вопросом займусь в первую очередь.

Она также попросила меня прислать пару книг по истории, если они найдутся. «Я бы хотела побольше узнать об этой земле. Грейсон Белленджер был храбрым лидером. Он был очень молод, но полон решимости защитить своих подопечных от падальщиков. Не всегда нужна армия, чтобы спасти мир. Иногда нужен лишь один человек, который не позволит злу победить. Именно такие герои, как Грейсон и те двадцать два ребенка, вдохновляют меня».

Но и сама королева вдохновляла людей. Похоже, даже не понимая, что ей восхищалась большая часть континента. Она вдохновила и меня. Заставила взглянуть на себя по-другому. Она увидела во мне человека, которого стоит спасти, несмотря на его прошлое. Она вдохновила меня стать кем-то большим, а не делать то, что от меня ожидали другие. Я осмелилась верить, что могу что-то изменить, потому что королева поверила в это первой. Даже когда по моей вине вся наша команда оказалась в тюрьме, королева не разочаровалась во мне.

И теперь я с гордостью понимала, что она рассчитывает на меня.

Я представляла, что Ганнер уже нашел таинственные бумаги и пытается расшифровать их содержимое. Но независимо от того, что в них, Ганнер должен будет передать их мне — как бы громко он ни протестовал при этом. Дозор Тора лишится признания Союза, если Белленджеры не подчинятся. В любом случае у меня имелись методы, чтобы заставить его отдать их. Ничто не помешает мне выполнить обещание, данное королеве, не помешает Дозору Тора стать признанным королевством. Это была мечта не только Джейса, но и моя. И вполне возможно, что сейчас бумаги были отложены в сторону, пока Ганнер занимался другими делами, например подготовкой к возвращению Джейса.

Джейс отправил Ганнеру послание, в котором сообщил, что направляется домой и у него есть хорошие новости. Больше он ничего не стал писать. Как бы Джейс ни был воодушевлен перспективой, что Дозор Тора наконец-то станет признанным королевством, он хотел объяснить все лично и избежать ситуации, когда Ганнер поспешно объявит всем то, что Джейс — и королева — не спешили разделить с публикой. Он также не упомянул, что я прибуду с ним. Это потребовало бы еще больше объяснений, которые сложно вместить в короткую записку. Но, по крайней мере, сейчас семья Джейса знала, что он здоров и возвращается домой.

Сообщение, отправленное с вальспреем, попадет к Белленджерам тем же путем через черный рынок, что и все остальные сообщения, — сначала оно окажется у дрессировщика вальспреев в бюро отправлений в Парсусе, где у Белленджеров есть тайный сотрудник. Королева с удивлением приподняла брови, узнав об этом, и Джейс пообещал, что это маленькое недоразумение будет исправлено. Конечно, после получения статуса нового королевства, а вместе с ним и собственных обученных вальспреев, больше не было необходимости добывать птиц незаконным путем. Король сказал, что уже через несколько месяцев к нам пришлют дрессировщика с вальспреем.

Я услышала позади шаркающие шаги по мраморному полу, а затем почувствовала тепло Джейса. От него все еще исходил жар источника. Приблизившись, Джейс положил руки мне на плечи.

— На что ты смотришь? — спросил он.

— На совершенную красоту. На потерянные вещи. На нас.

— Нас?

— Последние недели были…

Я не знала, как закончить мысль, но чувствовала: в этих днях, проведенных вместе, было что-то, что не хотела потерять, что-то первозданное и почти священное. Были только мы. Но я боялась, что все изменится.

— Понимаю, Кази. Как никто другой. — Он отвел в сторону мои волосы и поцеловал в шею. — Но это не конец. Это только начало. Я обещаю. После всего, через что мы прошли, ничто не сможет нас разлучить. Боюсь, теперь ты связана со мной.

Я закрыла глаза, ощущая его прикосновения, его запах и каждое его слово. «Я обещаю».

Между нами все изменилось настолько, что я даже не представляла, будто подобное возможно. Только теперь я осознала, что такое непереносимая тяжесть секретов. Невозможно понять их бремя, пока оно не будет сброшено.

В последние недели мы испытывали почти головокружительную легкость правды.

Мы свободно рассказывали обо всем, больше не задумываясь о словах. Хотя мне казалось, что много знаю о Джейсе, я узнала гораздо больше — детали, которые формировали его личность, от обыденных до самых сложных. Я узнала больше о его ранимости, о переживаниях, когда умирал его отец, и о новых обязанностях, которые свалились на него. Он думал, что пройдут годы, прежде чем ему придется взвалить на себя тяжесть положения патри, но в девятнадцать лет вся ответственность вдруг легла на его плечи.

Он открыл мне секрет, которым никогда ни с кем не делился, — о своей сестре Сильви и ее последних просьбах, о чувстве вины, что не желал верить, будто сама Сильви уже знала — она умирает. Даже спустя четыре года произошедшее все еще оставалось для него незаживающей раной, и его голос дрожал, когда он рассказывал о сестре. Его рассказ помог мне лучше увидеть себя — невозможный выбор, который приходится делать в краткий момент. А после — сожаление, которое хороним глубоко внутри. Поступки, которые не совершили бы, если у нас был бы еще один шанс, если мы могли бы отмотать время назад, как моток пряжи, и сплести его во что-то другое. «Беги, Кази, беги за палкой. Ударь его в пах, ударь в нос, ударь по горлу». Почему я не сделала этого? Один выбор мог бы все изменить. Но голос моей матери приказывал: «Не двигайся. Молчи».

Для Джейса все было наоборот — он не прислушался. Воспоминание, как он в последний раз посмотрел в слезящиеся глаза Сильви, прежде чем она закрыла их навсегда, до сих пор преследует его. Он долго не решался поделиться, возможно, самым темным своим секретом: он украл ее тело из гробницы и похоронил у Слез Бреды в горах Моро. В Хеллсмаус, да и во всей Эйсландии, осквернение гробницы считалось святотатством, и это преступление каралось смертью. Даже его семья не знала, что он натворил. Я попыталась представить, какие муки он испытывал, когда ехал один по темной горной тропе с завернутым в ткани телом Сильви, перекинутым через седло.

Но некоторым было трудно поделиться — правда обнажалась слой за слоем, некоторые вещи были зарыты так глубоко, что стали для нас лишь смутной болью, которую мы научились игнорировать. Мы помогали друг другу раскрыть и это. «Как ты выжила, Кази? В одиночку?» Он имел в виду не только то, что я ела и во что одевалась. Я уже рассказывала ему об этом. Он спрашивал об абсолютном одиночестве, когда не к кому обратиться. Для него это было немыслимо. Я же не могла ответить, потому что и сама не понимала. Иногда мне казалось, будто все, что от меня осталось, — это голодная тень, которая может исчезнуть, и никто не заметит. Возможно, именно вера в это и помогла мне выжить.

Хотя наша честность друг перед другом казалась пьянящим эликсиром, которым я не могла напиться, но с приближением к Дозору Тора сильнее чувствовала, как новые секреты закрадываются между нами. У меня были опасения по поводу семьи Джейса, которыми я не хотела делиться, потому что знала, что он не придаст им значения. В конце концов, он был главой семьи, патри. Его бы послушали. Но разве ненависть можно погасить одним приказом? Ненависть членов его семьи ко мне была всецелой, исходящей из глубины души.

«Я выколю тебе глаза и скормлю их собакам…»

Это была «семья», в которую я возвращалась. Меня беспокоили не только угрозы Праи, но и пропасть, которая возникла на месте разрушенного доверия и которую, как мне казалось, невозможно было преодолеть, даже ради Джейса. Я помнила потрясенное выражение лица Вайрлин, когда я забирала ее сына, угрожая ножом. Я всегда буду той девушкой, которая вторглась в их дом, девушкой, которая лгала и крала у них.

Даже милые Лидия и Нэш, вероятно, теперь знали обо всем. Было бы невозможно скрыть от них подробности исчезновения Джейса. Кроме того, оставался еще Ганнер и его жестокие насмешки, когда он узнал, что Зейн сделал с моей семьей. Не имело значения, что он брат Джейса. Моя ненависть к нему не ослабла за последние недели. Я не могла, как и они, притворяться, что та ночь была забыта.

— Знаю, как много для тебя значит семья, Джейс. Я не хочу, чтобы ты оказался в ситуации, когда тебе пришлось бы выбирать сторону.

— Кази, теперь ты моя семья. Выбора нет. Ты связана со мной навсегда. Понимаешь? И они тоже. Так уж устроены семьи. Поверь мне, они придут в себя. Они любили тебя раньше. И полюбят снова. Что еще важнее, они будут благодарны тебе. Белленджеры утратили бдительность. Не сомневаюсь, мы все были бы мертвы, если бы ты не вмешалась.

Он уверял меня в этом и раньше, рассказывая об ужасных расправах над Белленджерами в прошлом. Я с легкостью могла это представить. Джейс был бы первым. Убить самого сильного, а затем перейти к остальным. Как бы это произошло? Неожиданный удар ножом в спину, когда Джейс зашел проверить, как идет работа у Бофорта? Неизбежно. И я это понимала. Бофорт рассчитывал, что его план осуществится всего через неделю, пока я не вмешалась. Были заказаны новые материалы. Производство должно было развернуться в полную силу. Искали новых кузнецов, которые помогли бы Сарве изготовить еще две дюжины пусковых установок. Но семья Джейса верила только в то, что видела, а не в то, что могло бы случиться. И они стали свидетелями моего предательства, а не предательства Бофорта. Его план захвата власти над королевствами — в сравнении с грандиозными обещаниями, которые он им давал, это звучало как ложное обвинение. Я знала, что Джейс поддержит меня, и да, возможно, этого будет достаточно, но не была уверена. Я не понимала всех отношений и проблем семейной жизни и беспокоилась, что, вероятно, мне уже слишком поздно учиться.

— У меня никогда не было семьи, Джейс. Я могу не справиться…

— У тебя есть Рен и Синове. Они как твоя семья.

При упоминании о них я ощутила печаль. Уже скучала по ним, гораздо больше, чем думала. Мы привыкли разлучаться лишь на короткое время, когда отправлялись на задания, но наши двухъярусные кровати в общей комнате всегда ждали нашего возвращения. На этот раз я не собиралась возвращаться. В последние недели часто думала, где они и как у них дела. Рен и Синове были для меня самыми близкими людьми. Они готовы отдать свои жизни за меня, а я за них. Мы стали настоящими сестрами, хотя никогда не произносили этого слова. Семья — это риск, который может стоить тебе жизни, и мы сами выбрали опасную жизнь. Жажда справедливости горела в нас, как метка, впечатанная в кожу в тот день, когда у нас отняли семьи. Невысказанные слова между нами создавали защитный барьер. Семья Джейса была сплоченной, все они походили друг на друга и всегда держались вместе. Я сомневалась, что смогу стать частью такой семьи.

— И у тебя была мама, — добавил он. — Она была твоей семьей, несмотря на то, как мало времени вы провели вместе.

Мы уже говорили о моей матери. Даже самые старые, самые болезненные секреты не остались скрытыми. Когда я рассказала ему, у его глаз появились глубокие морщины, и я подумала, не было ли ему так же больно, как и мне. Джейс жалел, что его семья однажды дала людям из Превизи убежище, приняла их на работу.

— Все получится, — пообещал он и поцеловал мочку моего уха. — Это не произойдет в одночасье. Но у нас есть время. Мы постепенно привыкнем ко всем изменениям.

Значит, он понимал, что впереди нас ждут трудности.

— Готова ехать? — спросил он.

Я повернулась к нему, внимательно осмотрев с ног до головы, и вздохнула.

— Наконец-то ты оделся. Как только я освоюсь с ролью магистрата, мне придется разобраться с тобой, патри.

— Значит, сегодня ты магистрат? Вчера ты была послом Брайтмист.

— Королева предоставила мне право выбора, в зависимости от того, как ты будешь себя вести.

— Планируешь меня арестовать? — спросил он почти с надеждой.

Я строго посмотрела на него.

— Если не будешь подчиняться.

— Если бы ты не была такой нетерпеливой, сейчас бы не возилась со мной.

Я рассмеялась.

— Это я нетерпеливая? Кажется, это ты развязал бечевку на свертке Синове.

Джейс пожал плечами, его глаза округлились.

— Бечевка развязалась сама по себе. Кроме того, я не знал, что внутри и к чему может привести простая красная ленточка.

Мы не успели провести и дня в пути, как он захотел открыть прощальный подарок Синове.

— Никогда не доверяй рахтану, приносящему дары, — предупредила я. — То, что тебе неизвестно, может привести к неприятностям, патри.

— Но именно с неприятностями мы лучше всего справляемся вместе. — Он заключил меня в объятия, в его глазах плясали огоньки, но затем его игривое настроение омрачилось. — Сожалеешь?

Я чувствовала, что все глубже погружаюсь в мир, которым был Джейс Белленджер.

— Ни за что. Даже через тысячу дней не буду. Я счастлива преодолевать трудности вместе с тобой. И люблю тебя с каждым вздохом. Люблю тебя, Джейс.

— Больше, чем апельсины? — спросил он между поцелуями.

— Не обольщайся, патри.

Слова, о которых раньше боялась даже думать, теперь давались на удивление легко. Я произносила их часто и разными способами. Каждый раз, когда наши губы встречались, каждый раз, когда мои пальцы перебирали его волосы. «Я люблю тебя». Возможно, отчасти это был страх, страх перед ревнивыми богами и упущенными возможностями. Теперь я как никогда знала, что шансы могут быть потеряны в одно мгновение, включая шанс сказать последние слова, и, если между мной и Джейсом должны прозвучать последние слова, я хотела бы, чтобы это были слова о любви.

Последние слова матери, обращенные ко мне, были полны отчаянного страха. «Т-с-с, Кази, держи рот на замке». Когда вспоминала о ней, в моей груди ощущалось эхо ее ужаса.

Мы спустились к Мийе и Тайгону в конюшню, которая, возможно, когда-то была длинной открытой столовой. Пол был усыпан клевером, который лошади успели хорошенько пощипать. Мы направлялись на продуваемые ветрами равнины, где им будет труднее найти еду, поэтому я была рада, что они наелись досыта.

Мы вскочили в седла и продолжили путь.

Пока мы ехали, я будто заново переживала волшебство каждого дня, чтобы не позволить этому времени кануть в небытие. Отслеживала, откуда мы приехали и куда едем, чтобы неожиданный поворот не завел нас на неизвестный путь. И запоминала каждое слово, сказанное между нами, чтобы наши разговоры никогда не забылись.

— А как насчет нас, Джейс? Кто-нибудь напишет нашу историю?

— О чем ты?

— Как те сотни историй на стенах хранилища и те, что в твоих книжных шкафах.

Его губы растянулись в самодовольной улыбке, как будто эта мысль не приходила ему в голову, и он был удивлен моим вопросом.

— Так и будет, Кази. Ты и я. Мы сами напишем нашу историю. И она займет тысячу томов. Ведь у нас впереди целая жизнь.

— Тогда понадобится много деревьев.

Он пожал плечами.

— У нас во владениях их достаточно, помнишь?

У нас. Теперь были «мы».

Мы носили наши мечты, как доспехи. Нас ничто не могло остановить.