Серьга всего одна

Мэнни Кафталь

Однажды в Израильском отделении древностей была сделана удивительная находка. Во время химической экспертизы из ничем не примечательного глиняного кувшина посыпались золотые украшения. Их было много: ожерелья, браслеты, кольца и всего одна серьга. Страшное проклятие было наложено на это золото, и жизнь тех, кто соприкоснулся с ним, уже никогда не будет такой, как прежде.

Звёзды не лгут

Сенеав стоял у окна своего дома и смотрел на толпы людей, убегающих из города. Они вытаскивали из своих домов самое дорогое, всё, что могли унести. На улице царила паника, которая только усилилась, когда появились солдаты. Они хватали молодых мужчин, юношей и даже мальчишек, толкая их впереди себя, подгоняли остриями копий. Князь Анас распорядился, чтобы никто не покидал город. Враг наступал, и городу нужны были защитники. Но Сенеав знал, что ни военные действия, ни молитвы, ни жертвоприношения не помогут. Непонятный народ пришёл неизвестно откуда, перед которым, как говорили, расступалась вода и содрогались горы.

Он предвидел это уже давно, звёзды рассказали ему о том, что вскоре рухнут царства, а их правители погибнут. Новое государство возникнет на их месте, новый закон, другая жизнь. С презрением он смотрел на суетящихся внизу людей. Все они уже мертвы, боги оставили их, а они ещё пытаются спастись и унести как можно больше своего добра. Сенеав унесёт с собой только горсточку драгоценностей, оставляя позади своё главное сокровище — свою дочь Сонабар. Он до сих пор не понимал, как решился на это, и не был уверен в том, что ему хватит мужества для того, чтобы исполнить то, что задумал, но в глазах Сонабар он не видел сомнений, она убедила его в том, что он прав и это единственно верное решение.

— Разве так поступают отцы? — вздыхал он в последний момент, пытаясь отказаться от своего плана.

— Ты не такой, как все остальные отцы, — возражала она, но была не права. Сенеав был самым обыкновенным отцом, искренне восхищавшимся своим чадом и полагавшим, что на всём свете нет девушки умнее и красивее, чем его Сонабар. Просто в его случае это была не иллюзия, а чистая правда, к тому же она была для него чудесным сосудом, в который он в течение нескольких лет помещал свои таинственные знания. Сенеав обучал её науке о звёздах, гаданиям, наведению порчи и ворожбе, и она была прилежной ученицей, обещавшей вскоре превзойти своего наставника.

Немногие знали о её мудрости, слава же о её красоте быстро распространялась. Когда ей было четырнадцать лет, к ней сватались именитые люди, предлагали золото и стада, но все они получали отказ от Сенеава. Некоторые раздосадованные отказом негодовали и грозились пожаловаться на него повелителю, но он только смеялся в ответ. Он был личным советником князя, какие жалобы могли его напугать? Шло время, но жалобы всё же дошли до князя Анаса и возбудили в нём любопытство.

Весной, в праздник Адмона, девушки несли дары, и Сонабар была в их числе. В платье цвета крови, в венке из красных цветов, она шла среди подруг, смеялась и пела. Кожа как шёлк, зубы как жемчуг, стройная и легконогая как лань. Там и увидел её князь. И вот, сразу после шествия, он призвал к себе Сенеава и без предисловий сказал:

— Я видел твою Сонабар. Она уже совсем выросла. Сколько ей? Шестнадцать?

— Пятнадцать, Ваша светлость.

— Я пришлю за ней сегодня. Пусть служанки натрут её жасмином и марвой.

Сенеав пришёл к дочери и рассказал ей о разговоре с Анасом. Выражение ужаса и отвращения отразилось на её прекрасном лице. В тот день слуги князя ушли, как и пришли, ни с чем, но вскоре вернулись с поклонами до земли.

— Ахкам (мудрейший), — почтительно обратились они к нему, — наш властелин слёг в горячке и в бреду призывает тебя на помощь.

С самодовольной усмешкой явился Сенеав к Анасу.

— Для того, чтобы поправиться, тебе нужно на время забыть о женщинах, — сказал он, стоя у постели больного. — Что же касается моей дочери, то о ней ты забудешь в первую очередь.

Князь молчал, сжав зубы, и колдун понял, что необходимо какое-то объяснение.

— Всемогущим богам не угодно, чтобы она сейчас покинула мой дом. Я обучаю её своему искусству, и ей необходимо провести ещё полгода под моей крышей. Но если ты возжелал её так страстно, то не наложницей, а женой будет она князю. Мы — люди именитые, и меньшего моя дочь не заслуживает.

Он видел, как разглаживались гневные борозды на лбу его суверена, а сам думал: «Ты и трёх месяцев не проживёшь».

— Я хочу, чтобы её провозгласили моей невестой, — прохрипел в ответ князь, — чтобы никто даже близко к ней не подошёл под страхом смерти.

Сенеав тем временем смешивал лекарства. Одобрительно кивнув головой, он поднёс больному чашу с терпко пахнущим настоем.

— Это вернёт тебе силы, — сказал он.

Послушно Анас взял лекарство из рук своего мудрейшего, выпил и снова лёг на расшитые красным узором подушки.

— Скажи мне, когда я поправлюсь?

— Завтра тебе будет лучше, а через пару дней ты будешь совершенно здоров.

Успокоенный этим обещанием князь наконец уснул, и Сенеав, тихо ступая по мягкому ковру, вышел из его покоев. Огонь полыхал в медных светильнях, а по углам прятался полумрак, длинная тень появилась на его пути, а вслед за ней на свет вышел сын князя Харив.

— Ахкам, — обратился он к Сенеаву с поклоном, — я обеспокоен здоровьем моего отца.

Колдун и советник князя видел затаённую надежду в глазах молодого наследника.

— Наш повелитель силён и отважен, как лев, лёгкой лихорадке не под силу свалить его с ног. Оставь свои тревоги, вельможный Харив, скоро твой отец поправится.

Сын князя склонил голову, шепча слова благодарности, а в глазах его Сенеав видел разочарование.

— Как здоровье прекрасной Мирмах?

— Ей уже лучше. Как ты и сказал, мудрейший, к новолунию тошнота прошла, и она стала набирать вес.

Сенеав удовлетворённо склонил голову, давая понять, что их беседа подошла к концу, но сын князя, похоже, не собирался прощаться.

— Скажи, ахкам, это правда, что ты можешь, посмотрев на беременную женщину, узнать пол будущего ребёнка?

— Это правда.

— Прошу, приди навестить мою Мирмах.

— Я приду, когда плод наберёт силу, — и он отступил на шаг, коснулся рукой своих губ, лба и наклонился до пола, прижав пальцы к носку сапога княжеского сына. Это был церемонный поклон. Так кланяются повелителю во время торжественных церемоний. Харив онемел от удивления, а Сенеав молча посмотрел ему в глаза, и тот понял то, что колдун не мог ему сказать вслух, зная, что их, возможно, подслушивают за каждой дверью.

Айон спал глубоким сном, когда Сенеав вернулся из дворца. Все окна его дома были тёмными, кроме одного — наверху. Он знал, что Сонабар не спит, ждёт его.

— Князь не пришлёт больше за тобой своих слуг, — сказал он, входя в её комнату.

Она смотрела на него, выжидая, зная, что это ещё не всё.

— Он сватается. Хочет на тебе жениться.

Она молчала. Со вздохом он сел рядом с ней.

— Завтра тебя провозгласят невестой князя.

— Я буду его третьей женой!

Когда она смотрела на него вот так, укоризненно и строго, её подбородок заострялся, и она была похожа на изваяние богини Ашеры, только ещё прекраснее.

— Знают всемогущие боги, что не для Анаса я тебя берёг, не заслуживает он мудрости твоей и красоты твоей не достоин. Даже за царя Хамдая не отдал бы я тебя.

— Тогда почему же ты согласился?

— Для того, чтобы оттянуть время.

Её брови взметнулись, как крылья. С удивлением и надеждой смотрела на него дочь.

— Я предвижу большие перемены. Новые времена придут на эту землю, новый закон, другая жизнь.

— Переворот? Смена династии?

Он покачал головой.

— Другой народ. Они завоюют эту землю, разрушат царства, поставят своих правителей.

— А как же все мы?

— Во времена, когда рушатся царства, а на их месте возникают новые, понятия «все мы» не существует. У каждого своя судьба. Воины гибнут, князья становятся рабами, последняя рабыня может стать царицей, а царские дочери идут босиком в веренице пленных.

Какое-то время она сидела неподвижно, смотря на него с удивлением и страхом.

— Что же будет с тобой и со мной? — промолвила она наконец.

— Мастеровые и ремесленники обычно нужны завоевателям, а я немножко ремесленник, и, может быть, моё мастерство поможет мне найти место при новом правителе. Что же касается тебя, то красота сделает тебя драгоценным трофеем для мужественного воина или вельможного сановника, а потом придёт тебе время вспомнить всё то, чему я тебя научил. Твои таинственные знания вознесут тебя и помогут упрочить твоё положение, ты станешь частью другого мира и той новой жизни, о которой рассказали мне звёзды.

— Трудно себе это представить, — сказала она задумчиво. — Трудно и страшно. Знаешь, перспектива стать третьей женой Анаса уже не кажется мне такой ужасной. — Потом, лукаво улыбнувшись, добавила: — Сознайся, что ты это нарочно придумал, чтобы я без возражений согласилась на брак с князем.

Но он только печально покачал головой.

— Когда же всё это произойдёт?

— Возможно, очень скоро. Я слышал, что с юга приближаются враждебные племена.

— Они идут на Айон?

— Нет, для того чтобы подойти к Айону, им надо завоевать город Тамарисков.

— Отец, ты же мне сам часто рассказывал о том, какой это неприступный город и какое внушительное войско у царя Хамдая.

— Звёзды никогда не лгут, моя девочка. Я и сам не хотел бы верить тому, что они мне говорят. Хотя, возможно, я ошибаюсь во времени.

В её глазах промелькнула надежда.

— Значит, ты точно не знаешь, когда это произойдёт?

— Это произойдёт через две-три луны или через два-три года. Я бы предпочёл, чтобы это произошло поскорее, сейчас, пока ты во всеоружии твоей девственной красоты. Ведь только дерево, несущее плоды, ценно. Женщине, несущей плод другого мужчины, невысока цена.

— Что же мы будем делать? — Сонабар смотрела на отца. Он чувствовал, как в панике билось её сердце, словно птица, пойманная в силки.

— Мы будем ждать. Я потребовал от Анаса отсрочки на полгода. У нас есть время. Если чужеземцы с юга возьмут город Тамарисков, то это будет для нас знаком, что пришли те времена перемен, о которых говорили мне звёзды. Если же они не возьмут город и войско царя Хамдая прогонит их прочь, то ты станешь княгиней Айона. — Подумав немного, он добавил: — Только не женой Анаса станешь ты, дни его сочтены, он не проживёт и трёх лун. За его сына ты выйдешь — за вельможного Харива.

— Ну что ж, это уже лучше, — сказала она с заметной иронией. — Лучше быть второй женой, чем третьей.

— Жена Харива ждёт ребёнка. Они надеются, что это наследник.

— Эту проблему можно легко решить. — Сонабар положила свою тонкую руку на подлокотник и провела пальцем по кончикам отросших ногтей. — Перетёртый Ворес, порошок срезанного ногтя и немного месячных кровей при полной луне, вот и всё. — Она подняла на него свои прекрасные глаза: — На каком она месяце?

— На четвёртом, — Сенеав ответил с улыбкой. Отцовская гордость переполняла его сердце. Сонабар покачала головой:

— Рано, — сказала она серьёзно, стараясь на замечать улыбки отца. — На шестом месяце это снадобье не только избавит от плода, но и принесёт наибольший вред матери.

— Тогда мы подождём.

С этими словами Сенеав поднялся и нежно поцеловал её гладкий лоб.

— Иди спать, моя девочка, уже поздно. Да пошлют тебе всемогущие духи хорошие сны, предвещающие долгую и счастливую жизнь.

Старуха-нянька сидела у двери в её покои и дремала, прислонившись к стене. Он разбудил её, и она, кряхтя поднявшись на ноги, поплелась к своей госпоже. Постояв немного в коридоре, он слышал серебристый голос Сонабар, отдающей приказания, а потом со вздохом пошёл в свои покои. Сколько месяцев или недель осталось ему жить этим спокойным домашним счастьем? Неумолимо быстро приближался тот день, который навсегда изменит его жизнь. Если бы только он мог остановить время!

На следующий день Сонабар провозгласили невестой князя, вызвав при этом гнев двух жён Анаса, страх нескольких наложниц и досаду тех, кто всё ещё лелеял надежду получить согласие от Сенеава. Вокруг дома выставили лучших дворцовых охранников, и каждый день слуги князя приносили подарки. Улица, на которой жил Сенеав, стала необычайно оживлённой. С утра до вечера там толпились зеваки и любопытные в надежде увидеть невесту князя. Даже те, кто никогда её не видел, рассказывали небылицы о её красоте и мудрости. Другие пересказывали их, придумывая новые сказки. Город весело гудел и полнился слухами. Анас торопил со свадьбой. Он боялся, что эти слухи дойдут до царя Хамдая и, хотя тот был уже стар, вполне мог заинтересоваться и приказать привести невесту в свою столицу.

Настой красоты

Как обычно в сезон сбора винограда стояла жара. Даже утром в саду невозможно было находиться. Мирмах вошла в дом и сразу же улеглась на приготовленный для неё софан, рабыня принялась овевать её мурухой, прикреплённой к длинному шесту, но это не помогало, подушки парили, и она, пересев на каменную скамью, приказала принести чего-нибудь прохладительного. Служанка убежала и вскоре вернулась с фруктами и кувшином. Увидев, что в кувшине вода, Мирмах нахмурилась. Накануне вечером Харив привёл к ней Сенеава, который, осмотрев её, сообщил радостную весть. Он сказал им, что она ждёт мальчика и что плод хорошо набирает силу, а она сама, в благодарение богам, здорова.

— Не пей вина, прекрасная Мирмах, — посоветовал ей ахкам, — ничего хмельного не бери в рот, пока не разрешишься от бремени.

Довольный и успокоенный Харив провожал мудрейшего, когда у дверей перед ними склонился Авед, прилежный раб, управляющий в его доме.

— Величественной Мирмах не разрешается больше пить ничего хмельного, — сказал ему княжеский сын, — ты проследишь за этим.

— С-слушаюсь, м-мой господин, — ответил Авед.

— Тебе бы лучше отрезать язык этому рабу, — холодно заметил Сенеав, — немой слуга лучше слуги-заики.

Харив усмехнулся, увидев, как побледнел Авед, услышав эти слова, и покачал головой, давая понять, что это ему не грозит.

— Внимательно следи за кухонной прислугой и за рабынями.

Управляющий склонился до земли и, пятясь, торопливо удалился.

Проводив ахкама, Харив вернулся к жене. Бережно он поднял её на руки.

— У нас будет сын! — воскликнул он с восторгом. — Сын! Наследник!

Положив её на кровать, он прилёг рядом. В сравнении с ним она чувствовала себя совсем маленькой, потому что он был огромный и возвышался над ней, как гора, но руки у него были нежные. Он убрал упавшие ей на лоб кудри и начал покрывать поцелуями её лицо, шею.

— Обещай мне, что будешь осторожна теперь, как никогда. Каждое утро гуляй в саду, вина не пей, как повелел ахкам, ни вина, ничего, сделанного из хопса, даже Нинкаси не бери в рот. Я прикажу, чтобы этого всего не было в доме.

— А как же мой приём? Знатные гостьи вряд ли захотят пить воду вместе со мной.

— Ну хорошо, я верю в твоё благоразумие. Ты пригласила дочь Сенеава?

— А как же! Я давно не видела её, наверное, несколько лет, и мне любопытно узнать, насколько правдивы слухи о её красоте.

— Проказница! — усмехнулся он в ответ.

— Харив, я боюсь, — сказала Мирмах, — ведь женщины иногда умирают при родах.

— Тебе нечего бояться, любимая, ахкам сказал, что ты здорова и всё должно пройти хорошо. К тому же до родов ещё далеко, через несколько недель мы опять пригласим Сенеава, он осмотрит тебя, и я уверен, развеет все сомнения и страхи.

— Пригласим? — с улыбкой переспросила она. — Возможно, что через несколько недель нам нужно будет просить его аудиенции. Скоро ты будешь оказывать его дочери сыновние почести, ведь она станет княгиней Айона.

— Может быть, — задумчиво произнёс он.

— Что означает твоё «может быть?»

— Мудрейший говорил со мной, — продолжал Харив почти шёпотом, — и дал мне надежду, что недолго осталось моему отцу править.

Услышав это, Мирмах уселась в кровати, опершись локтем о кучу подушек.

— В таком случае почему же он согласился на брак своей дочери с князем? — Её мысли побежали. «Вот почему он не торопится со свадьбой! Но Сонабар на выданье, может быть, у Сенеава есть другой кандидат в мужья для его дочери?»

Молодая женщина ничего не сказала тогда мужу, но в её душу закрался страх. К тому же теперь, на шестом месяце беременности она чувствовала себя уязвимой и не такой красивой, как раньше. Равнодушно смотрела она на блюдо с фруктами, отпила немного воды. Сегодня вечером соберутся в её парадных покоях знатные дамы Айона, каждая во всём своём блеске, и ей нужно быть на высоте. В конце концов, она их будущая княгиня. Мирмах выпрямилась и подняла голову. Сколько бы лет ещё ни прожил Анас, скольких бы жён ни взял, придёт время для его преемника сесть на трон, сколько бы амбициозных дев ни желали заполучить её Харива, она станет матерью их будущего князя, вот он только что пошевелился в её утробе, совсем ещё кроха, а уже вселяющий надежду в её сердце.

В саду ещё не стемнело, когда в доме зажглись все лампады, а в парадных покоях стали собираться гостьи. Для каждой из них было приготовлено место согласно её положению. Три низких резных стула — для жён военачальников и министра по сбору податей, один стул повыше с расшитой подушкой — для супруги Сагира, младшего брата Анаса, два софана — один для Мирмах, а второй, самый роскошный, — для Раисы, первой жены Анаса, матери Харива. Многих раздумий стоило решение о сиденье для Сонабар. Положение её отца было особенным при князе. Главный советник Анаса всегда восседал слева от своего повелителя на высоком сциге с прямой спинкой и подлокотниками, почти таком же, на каком сидел Харив, значит, его дочери полагался софан, но это унизило бы Раису. В конце концов Мирмах приказала поставить рядом со своим софаном сциг — такой же, на каком всегда восседал Сенеав во время княжеских церемоний.

Одетая в голубой лён с золочёным поясом под грудью, возлежала Мирмах на софане и приветствовала входивших женщин. Когда вошла Сонабар, сердце её сжалось от ревности. Эта девушка была прекрасна. Она видела, какое замешательство вызвало её появление среди присутствующих женщин, а та просто поклонилась и, когда рабыня указала ей на приготовленный для неё сциг, казалась удивлённой.

— Я рада, что дочь мудрейшего посетила нас, — произнесла Мирмах, и это было разрешением для остальных начать разговор.

— Я слышала, что ахкам Сенеав обучает свою дочь врачеванию и наукам о звёздах, — сказала жена Сагира.

— Юная Сонабар скоро превзойдёт всех своей мудростью, — подхватила жена военачальника.

— Так же, как превзошла она многих своей красотой, — добавила другая.

— Если в глиняную бутылку налить изысканного вина, она от этого не станет золотой, — невозмутимо ответила девушка, — а во втором, так же как и в первом, нет моей заслуги.

В этот момент вошла служанка.

— Светлейшая Раиса! — возвестила она.

Все поднялись, в том числе и Мирмах, которая прошла к двери, для того чтобы у входа встретить свою свекровь.

В полном молчании та вошла, тяжело опираясь на руку своей рабыни, прошла к софану и улеглась, показав всем расшитые узором подошвы своих туфель. К носку одной из этих туфель прикоснулась губами Мирмах.

— Как поживаешь, дочь моя? — спросила наконец княгиня.

— Счастлива тем, что дорогая матушка решила меня навестить.

Раиса сделала знак своей рабыне, и та начала овевать её мурухой. Все продолжали стоять, а княгиня, прикрыв глаза, полулежала на софане и, казалось, чего-то ждала.

В проёме двери показался высокий силуэт, и, тихо ступая, в комнату вошёл Харив.

Он сел на пол возле матери и, взяв обе её руки в свои, прижался к ним губами.

— Как здоровье моей единственной? — спросил он.

— Устала я. — Княгиня со вздохом открыла глаза и посмотрела на сына.

— Вы моё солнце, матушка! Разве может солнце устать дарить свет и тепло?

С улыбкой она поцеловала его лоб.

— Ты скоро станешь отцом. Я за тебя рада, сын мой, и надеюсь, что ты будешь гордиться своим сыном так же, как твой отец гордится тобой, — она сказала это громко, так чтобы никто из присутствующих не упустил ни слова, и добавила: — Только сегодня утром наш повелитель сказал мне, что ты его правая рука и он полагается на тебя во всём.

Князь уже давно не появлялся в покоях своей первой жены, она не только не могла поговорить с ним, но и не видела его по нескольку недель. Это была громко сказанная ложь, предназначенная для того, чтобы продемонстрировать своё влияние и уверенность в том, что именно её сын унаследует трон. Поговорив ещё немного с матерью, вельможный Харив ушёл. Служанки подали изысканные блюда и напитки. Отведав тариксели с сыром и отпив несколько глотков вина, Раиса поблагодарила невестку за гостеприимство, пожелала ей здоровья и удалилась, а гостьи развеселились. Они отдавали должное вину и золотистым цирассам, вкушали зайетун и фаршированные алейнабы. Беседа, поначалу льстиво обращённая к их хозяйке, постепенно сдвинулась на более интересные темы. Приняв непринуждённые позы, женщины потягивали из трубочек Нинкаси и откровенно сплетничали обо всех, кого не было в этой комнате.

Возлежавшая на своём софане Мирмах чувствовала бы себя совершенно одинокой, если бы не Сонабар, сидящая рядом. Она, так же как и хозяйка дома, не прикасалась к хмельному и, держа в своих тонких пальцах расписной кос, отпивала из него воду маленькими глотками.

Они обе перестали прислушиваться к болтовне сидящих вокруг женщин и, обратив глаза друг к другу, начали свой разговор.

— Я благодарна величественной Мирмах за то, что она позволила мне присоединиться к этому изысканному обществу, — произнесла гостья. — Не иначе как благодаря заслугам моего отца мне была предоставлена такая честь.

— Мы многим обязаны мудрому Сенеаву, — ответила жена Харива, — но известно, что прекрасной Сонабар предназначено место, достойное её красоты, ума и высокого происхождения.

— Этого места я не достойна, — ответила Сонабар.

— Правда ли то, что повелитель велел день и ночь охранять твоё жилище? — полюбопытствовала хозяйка.

— Истинная правда.

— А правда ли, что к тебе сватались высокородный Ндошвалюканна и воинственный Харциаш?

— Это мне неизвестно, — ответила Сонабар с застенчивой улыбкой, — до недавнего времени отец не разрешал мне даже думать о замужестве.

— Я уверена, что твоё бракосочетание станет незабываемым событием в Айоне, — предположила Мирмах. — Ты уже знаешь, каким будет твой свадебный наряд?

— Нет, — Сонабар продолжала застенчиво улыбаться. — У тебя, моя госпожа, такая красивая причёска! Я такой никогда не видела!

— Одна из моих рабынь необыкновенно умна, — ответила жена Харива, — она умеет завивать волосы, укладывать их в роскошные причёски и вплетать в них бусинки ляпис-лазури или золочёные нити.

— Если бы у меня была такая рабыня… — отозвалась дочь Сенеава.

— Я могу уступить тебе её на один день, для того чтобы она научила твоих рабынь делать то же самое.

***

На следующее утро к Сонабар привели женщину.

— От величественной Мирмах, — доложил стражник.

— Ты кто такая? — холодно спросила её девушка, она, казалось, забыла о разговоре с женой Харива.

— Я Ашиква, — ответила та. — Меня прислала моя госпожа, для того чтобы учить рабынь молодой госпожи делать красивую причёску.

— Дайюн! — позвала Сонабар, и из-за ширмы вышла старуха-нянька. — Дайюн, это Ашиква, она поступает в твоё распоряжение на весь день.

Хорошая рабыня — проворная рабыня. Ашиква это знала, поэтому она делала всё на удивление быстро. К тому же она была очень старательна. Глядя на неё, няня хмурилась, но для неё этот день, несомненно, был днём отдыха.

— Где все рабыни молодой госпожи? — удивлялась Ашиква.

— А тебе зачем знать? — усмехнулась Дайюн. — При госпоже только я.

— Кого же мне учить делать красивую причёску? Тебя?

— Ты наливай воду да не разговаривай.

Наполнив медный таз тёплой водой, рабыня принесла полотенце, для того чтобы Сонабар могла умыться, поднявшись от послеобеденного сна, а няня капнула в воду несколько капель ароматного масла. Дверь отворилась, и в комнату вошёл Умайака с подносом в руках. Весь день Ашиква пыталась поговорить с ним, даже когда ей сказали, что этот раб нем.

— Как?! У таких важных господ немой раб?

— Умайака, поставь всё на стол, — приказала ему Дайюн и, когда тот вышел, пояснила: — Немому рабу цены нет, он не выболтает тайны своих господ.

— Какие тайны могут быть у таких вельможных людей?

— А тебе так всё и расскажи.

В это время проснулась Сонабар. Она вышла из своей опочивальни сонная и недовольная.

— Что это вы тут разболтались?

— А, не слушай нас, голубка, вот попей сахлав, пока горячий.

Но молодая госпожа, умывшись, сразу села напротив зеркала.

— Ашиква, заплети меня красиво, а ты, няня, смотри и учись, — приказала она.

Рабыня взялась за дело, ради которого её сюда прислали. Осторожно она расчесала длинные волосы Сонабар, разделила их на шесть частей, зажала между пальцами золотой шнур и начала плести. Её ловкие руки быстро двигались, пальцы мелькали. Увлёкшись, она, казалось, забыла, где находится, и начала тихонько напевать. Величественная Мирмах всегда капризничала и жаловалась на то, что она слишком сильно дёргает её волосы, а Сонабар сидела спокойно, не шевелясь, сложив руки на коленях. Дайюн внимательно смотрела, как в волосы её госпожи вплетался золотой шнур, как он принимал форму сетки, охватывающей голову, как приподнимал он волосы над шеей и заставлял их падать на плечи шёлковым каскадом. Когда работа была закончена, голова молодой госпожи являла собой восхитительное зрелище, а она, смотрясь в зеркало, была недовольна.

— Няня, ты забыла подать мне моё снадобье, — сказала она строго.

— Ох, святые духи! — воскликнула старуха. — Это всё из-за Ашиквы, она заговорила меня, негодница!

Няня подошла к ларцу, стоящему в углу, приподняла крышку и вытащила глиняную бутылочку, закупоренную пробкой. Старческие руки дрожали, пока она наливала красную жидкость в чашку для своей госпожи. Та выпила всё и наклонилась к зеркалу.

— Ну вот, теперь другое дело, — сказала она, проведя пальцем по своей щеке, которая была нежнее розовых лепестков. — Передай своей госпоже благодарность за то, что она прислала тебя, — обратилась Сонабар к рабыне.

— Значит, я могу надеяться, что меня пригласят для того, чтобы заплести несравненную Сонабар к свадьбе?

— Нет. Причёска хороша, но мне она не подходит. — С этими словами девушка поднялась и ушла в свою опочивальню.

Дайюн принялась убирать в комнате, а Ашиква понюхала жидкость, оставшуюся в чашке, оставленной Сонабар на столе.

— Что это за снадобье, которое пьёт твоя госпожа?

— Это настой красоты, — ответила старуха — мудрейший Сенеав приготовляет его для своей дочери из редких и дорогих трав. Я слышала, как он говорил ей однажды, что эти травы даже дурнушку могут сделать красивой.

Посмотри там в ларце, сколько бутылочек осталось?

Ашиква приподняла крышку.

— Две, — сказала она.

— Ну вот, надо не забыть сказать моему господину, что пора приготовить ещё.

— А что, твоя госпожа каждый день его пьёт?

— А тебе что за дело? Чего ты у меня всё выспрашиваешь?! — рассердилась Дайюн.

— Няня, — позвала из соседней комнаты Сонабар, и старуха засеменила к двери в её опочивальню.

Недолго думая, рабыня снова подняла крышку ларца, вытащила оттуда одну из бутылочек и, накинув на голову свой сарпуш, побежала назад к Мирмах.

***

— Настой красоты? — переспросила с удивлением Мирмах.

— Сам мудрейший сказал, что это снадобье даже дурнушку сделает красивой, — подтвердила Ашиква.

— Когда я видела Сонабар несколько лет назад, в ней не было ничего особенного, — задумчиво произнесла её госпожа. — Это был худой невзрачный ребёнок, и вдруг — красавица!

— Она этот настой каждый день пьёт.

С этими словами рабыня поставила на столик украденную бутылочку.

Оставшись одна, Мирмах прошлась по комнате, выглянула в сад. Вечер спустился прохладный, полный росы. В былое время она бы не упустила возможности погулять среди розовых кустов, вдохнуть аромат цветов, насладиться пением цикад и тишиной. Но сегодня у неё скребло на сердце. Харив не пришёл к ней прошлой ночью, он только навестил её перед ужином, поцеловал и ушёл. А ведь совсем недавно княжеский сын не отходил от неё ни на шаг. Уезжая по поручению своего отца, он возвращался пыльный, грязный — и сразу сюда. Смеясь, она морщилась и капризно посылала его мыться, а он оправдывался тем, что спешил к ней и не хотел терять ни минуты. Это было совсем недавно, а казалось, что с тех пор прошли годы. Если бы он пришёл и остался с ней сегодня, если бы всё было, как раньше, она была бы так счастлива.

Мирмах взяла в руки бутылочку и подумала о том, как хорошо быть дочерью колдуна. Отец приготовит волшебное зелье, сосватает за повелителя-князя, а если повелитель охладеет к своей жене, он сумеет его вернуть. Она вылила всё содержимое бутылочки в чашку и с любопытством рассматривала красную жидкость. Оно выглядело как обычное вино, а пахло как трава в ночном поле.

***

— Пойди посмотри, ушла ли та рабыня.

Дайюн вышла из опочивальни, огляделась вокруг, подошла и заглянула в ларец.

— Ушла, — крикнула она, — ушла и бутылочку с собой прихватила.

Сонабар появилась в дверях. Её волосы были распущены и ни следа не осталось от роскошной причёски, которую сделала для неё Ашиква.

— Взяла бутылочку? — усмехнулась она — Значит, поверила.

— Дурёха, — покачала головой Дайюн. — Поверила в то, что моей голубке нужен какой-то настой красоты!

Сонабар взяла оставшуюся в ларце бутылочку, опорожнила её в таз с водой, отдала няньке и приказала:

— Возьми, наполни её ягодным вином и положи на прежнее место.