Медовый месяц одиночества. Любовно-психологический роман

Мушфиг Хан

Молодая учительница химии Ева, пытавшаяся изменить свою жизнь, и её ученик Нель, полный надежд на будущее, осознают, что безумно влюблены друг в друга. Назад дороги нет… Оба полны сомнений… Кто же должен первым сказать о своих чувствах? Услышат ли в ответ «Я тебя люблю»? Как изменятся их отношения от скрываемых друг от друга тайн? Правда ли, что любовь не знает преград? А что, если все вокруг против них? Смогут ли их чувства устоять перед мнением окружающих? История неожиданной любви…

Из дневника Евы

Однажды одна пожилая учительница из той школы, в которой я проходила практику, после пережитой глубокой депрессии неожиданно пришла ко мне. Она всё ещё не смирилась со смертью мужа, хотя прошло уже более двух лет. Как же я могла ей помочь? Что следовало сказать? В тот момент я могла только вспомнить слова и страшный диагноз обследовавшего меня в Амстердаме врача, когда мне было всего лишь 17 лет. Но, быстро взяв себя в руки, решила спросить у женщины:

— А что если бы вы умерли раньше вашего мужа, и ему пришлось бы жить воспоминаниями о вас?

— Нет! — воскликнула она. — Это было бы невыносимо для него. Он ужасно страдал бы!

— Значит, вы избавили его и от этих мучений, — тихо продолжила я, — и теперь вам надо жить, чтобы его душа обрела покой на небесах.

Молча пожав мне руку, женщина вышла из моего класса. И с того самого дня я уяснила для себя одно правило — нельзя терзать себя вопросами «Почему? Что бы произошло, если бы успела вовремя? Как повернуть время вспять и изменить ход событий?». Надо уметь вовремя принять реальность, какой бы жестокой она не была порой…

Мелодия Theo Angelopoulos «Eternity and a Day» заполняла царившую пустоту моей комнаты. Был тяжёлый и невыносимо скучный субботний день. А мысли всё ещё остались во вчерашнем дне — в пятнице, проведённой с Нелем. Мы заслужили всё, что вчера пережили вместе. Но как только я вспоминала о Неле, мне становилось страшно: может, всё это было неправильно? Мысли о его горячих поцелуях, нежных объятиях вновь заставляли забыть обо всём плохом на свете. Со вчерашнего дня я не получала от него никаких вестей. Наверно, так будет продолжаться ещё несколько дней. Скорее всего он наказан, и Рай изолировал его от внешнего мира. Жестокий человек!

С утра уже раз десять заходила на кухню и пыталась что-то приготовить поесть, но никак не получалось. Не могу сосредоточиться, да и аппетита особого нет. Надо подождать ещё один день. Если в понедельник Нель не явится в школу — вот тогда всё станет ещё невыносимее. Одна только мысль, что мы не увидимся через день, уже сводила меня с ума.

Каждый день, проведенный вдали друг от друга, всё больше привязывал меня к нему. И каждый миг я чувствую каждой клеточкой своего тела, как мне его не хватает. В такие минуты кажется, что кровь застывает в жилах и я леденею. Без Неля мне ничего не хочется чувствовать на этом белом свете. Он смог перейти горы и растопить снега в моем сердце. Как же долго я его ждала! Нель смог заставить молодым росткам вновь поднять свои опущенные головки и тянуться к свету и теплу. А его любовь, как удобрение, помогающее крепнуть день ото дня.

Не знаю почему, но так страшно порой за то, что так сильно люблю Неля. Закрываю глаза и вновь вспоминаю тот день. Этот кошмар невозможно забыть. Десять лет назад… Мой день рождения, проведённый с папой и мамой, когда мне исполнилось семнадцать лет…

Слушая все произведения Frank Duval, я смотрела в иллюминатор. Наш самолёт пролетал так низко над голубым океаном, что, казалось, вот-вот увидим там кита или ещё какого-нибудь обитателя этих бескрайних просторов. И не успев хорошо разглядеть всю прелесть этих мест, мы оказались над снежными вершинами гор, которые сменились зеленеющими густыми лесами…

Это был мой день! Надев своё самое любимое платье, мы отправлялись в страну, которую я всегда видела во сне и тысячу раз загадывала в желаниях, чтоб в один прекрасный день мечта осуществилась. Мы летели в Нидерланды. Родители часто рассказывали, что, когда мне было 3 годика, мы были там. Особенно мама любила рассказывать о нашем походе в Artis Royal Zoo, где, увидев больших горилл, я спряталась за папой и долго боялась вновь посмотреть на них. Но, конечно, я тогда была совсем маленькой и сейчас ничего не помню.

Путешествие в честь моего дня рождения в Нидерланды должно было продлиться десять дней, пять из которых по моему желанию мы должны были провести в Амстердаме. Я так часто представляла себя в этом городе, когда смотрела фильмы или фотографии, на которых были отображены прекрасные уголки этих краёв. Мне так хотелось ходить по улочкам, смотреть на проживающих там 900 тысяч жителей и стать одной из 4 миллионов гостей, приезжающих каждый год в этот замечательный уголок мира. Здесь можно было отправиться в путешествие в XVII столетие и узнать об интересных фактах из истории человечества. Я так была счастлива, что смогу познакомиться в Амстердаме с памятниками, относящимися к Золотому веку. Папа обещал, что, как только мы долетим до моего любимого города, возьмёт напрокат велосипед, и я отправлюсь на Площадь Дам на нём кататься. Как же будет интересно! Я увижу Дворец Короля, мы сходим в музей восковых фигур Мадам Тиссо! Это будет просто сказка!

Мама уверяла меня, что прогулки на лодках по водным каналам станут незабываемой частью нашего путешествия. Несмотря на то что сейчас очень скучаю по ней, хочу сказать, что мама была чересчур экономной. Прогулки на катере стоили всего лишь 8—10 евро с каждого — вот почему она настаивала на этом виде развлечений.

Вспоминая сейчас тот день, смотрю на фотографию, сделанную папой. Мы стоим у главного входа в музей Breitner Museum напротив I Amsterdam и я, раскинув руки, как птица, говорю в кадре «I’m Amsterdam».

Как же безумно я хочу увидеть сейчас любимого папу и свой Амстердам…

В тот день была самая длинная ночь в моей жизни. Мне казалось, что рассвет забрал у меня все прекрасные годы моей жизни. Я пережила минуты смерти, темноты и пустоты, где ты пытаешься крикнуть изо всех сил, но нет смысла — это пропасть и тебя уже никто не спасёт. И в этот миг так хочется жить. Эпизоды пролетали один за другим, и хотелось остановить время и задержаться на некоторых из них. Я слышала чей-то голос «Любите и будьте любимы, пока есть время», который как будто предупреждал о надвигающейся буре.

Я искала папу, хотела взять его за руку. Но не могла найти… Мамины слова врезались в память. Неужели родители смирились с тем, что произошло со мной? Как? Почему?

Так и не выпал случай рассказать вам, что же произошло на самом деле. Сначала я услышала шум в ушах, потом потемнело в глазах и ноги перестали меня держать. Я потеряла сознание…

Сейчас ничего не могу понять. Нахожусь где-то на дне океана. Пять-шесть акул окружили меня и внимательно присматриваются ко мне. Но почему-то мне совсем нестрашно. И эти хищники кажутся какими-то игрушечными. На какое-то время почувствовала себя Алисой в стране чудес, и реальные размеры акул показались намного уменьшенными.

Не могу даже представить, что же может со мной произойти, попадись я в зубы этим кровожадным хищникам. Вокруг воцарилась тишина, которая не позволяла сделать выбор. Мне бы стоило их побаиваться, пока не появится новая жертва…

Это был самый страшный сон, который я когда-либо видела за 17 лет своей жизни. Проснуться и оказаться одной и никому ненужной — было самым ужасным чувством. Может, я потеряла чувство страха или схожу с ума? Время замерло вокруг, и тело становилось неподвижным. Чувство одиночества парализовало меня с ног до головы. Я проиграла сама себе. Хотя совсем недавно повторяла «как же хорошо, что я есть…» и пыталась покорить неизведанные уголки бытия. Теперь я, как водоросли, держалась на плаву, не зная, куда плыть дальше. Может даже, поражение само нашло меня и я совсем не проиграла. Не хватило времени — не было возможности успеть объясниться…

Мне казалось, что доживаю последние секунды. Теперь понимала, что проиграла всему человечеству. Да и какая уже разница, кто из нас победитель. Рано или поздно каждый из нас окажется на месте потерявших. Можно изменить последовательность событий, но не результат…

Наконец я пришла в чувство. Не знала, где именно нахожусь. Но кислородный аппарат, подсоединённый ко рту, системные шланги, переливающие смеси, которые распространялись по всему телу, дали возможность представить моё местопребывание. Солнце ещё не село. Лучик, проникающий сквозь окошко больничной палаты, с нетерпением ждал моего пробуждения. Открыв глаза, я заметила, как он замер — то ли от радости, то ли от удивления. Слёзы, скатывающиеся по щекам, переливались и отражались на моём лице. Я не решалась даже пошевелиться, приподняться и потянуться к маме. Подсознательно боюсь, что вновь окажусь в засаде у огромных акул. Сильно чувствую что-то тёплое в левой ладони. Осторожно повернув голову в ту сторону, вижу, как папа крепко держит мою руку. Он задумчиво смотрит куда-то вдаль и совсем ещё не догадывается, что я уже открыла глаза. Пошевели указательным пальцем, хочу привлечь его внимание. Папа быстро подбегает и обнимает меня за шею. Это было прекрасно — я жила! А самое главное — рядом мои родные люди!

Помню еле слышный уставший голос мамы, которая пыталась остановить папу:

— Эд, ты просто её задушишь!

Каждая клеточка моего тела трепетала под песню Richard Clayder «Right here for you»…

***

Только на третий день нашего пребывания в Амстердаме, мы, наконец, узнали, что же со мной произошло и почему я потеряла сознание. День рождения, к которому папа так долго готовился, продлился недолго. Вчерашний день нам хотелось поскорее забыть, чтобы не омрачать сегодняшний. Сейчас мы сидели в коридоре, около приёмной врача, и ждали заключения по поводу моего обморока. Наконец, к нам подошли две медсестры. Одна из них, которая была повыше, рыженькая, решила уточнить:

— Сара и Эдгар Гаррисон?

На нежный, приятный голос девушки папа и мама отреагировали одновременно.

— Да, это мы, — ответил папа за двоих.

— Пожалуйста, пройдите вместе со мной, врач ждёт вас в кабинете.

Другая медсестра, лет двадцати, взяв свою книгу, решила сесть около меня и продолжить своё чтение. Видимо диагноз врача был намного тяжелее, чем я могла себе представить. Вот почему её оставили около меня, чтобы она отвлекла моё внимание от наползавших со всех сторон беспокойных мыслей. И, в самом деле, роман Виктора Гюго «Нотердам де Пари» привлёк меня своим названием. Два года назад я читала это произведение. По сей день восхищаюсь Квазимодой, Эсмеральдой. Неважно, где ты находишься и какая у тебя внешность — главное, быть человеком с настоящей душой. Я полюбила Францию после этого прекрасного романа. Любовь слепа, — стало по-настоящему понятно мне только после глубоких чувств героев. И с тех пор я стала верить, что в один прекрасный день также сильно кого-то полюблю.

***

Родители, зная мой нетерпеливый характер, не стали скрывать первоначально поставленный диагноз врача. Как только мы вернулись в отель, рассказали всё как есть. Мама не могла скрыть своих слёз, но папа держался. Он пытался собраться духом и начать разговор. Я быстро выхватила у него из рук листок от врача. Никто не возразил. Порой легче увидеть написанное, чем томиться ожиданием готовящихся речей. Быстро пробежавшись по началу, я остановилась на заключении. Мне не хотелось в это верить. Отвернувшись, я решила прочитать всё заново. Синдром Котара, болезнь Альцгеймера, эпилепсия… Всё смешалось в большом хаосе. По первоначальным предположениям возможны галлюцинации, временами потеря памяти и обмороки…

Скомкав лист, я отбросила его в сторону:

— Мы не приехали сюда вести переговоры, я хочу посмотреть город, — полная сил и желания, встав с места, воскликнула я. Казалось, что кто-то прикрепил мне крылья вместо рук, и надо было воспользоваться каждым мгновеньем, подаренным мне судьбой.

В ту минуту папа и мама смотрели на меня широко раскрытыми от удивления глазами. Наверно, на какое-то время они, возможно, подумали, что я схожу с ума.

На самом же деле я сделала для себя важный вывод:

БОЛЬШЕ НИКОГДА НЕ ОТДАМ СВОЮ ЖИЗНЬ НА ОБСУЖДЕНИЕ ВРАЧАМ!

Родители начали что-то спрашивать. Но я слышала их издалека, как симфонию Handel. Эти ноты крепко держали меня за руки и звали к великой борьбе.

Вдруг вокруг воцарилась тишина, которую стали нарушать звуки безнадёжно устаревшего танго. Где-то плакала скрипка, а вместе с ней и моя душа. Два дня назад мне исполнилось всего лишь 17 лет — я была слишком молода для такого боя…