Убийство Джанни Версаче

Морин Орт, 1999

Убийство Джанни Версаче в свое время породило массу слухов. Полиция не была способна разобраться в подробностях дела. Единственным человеком, пролившим свет на причины и ход ряда преступлений, совершенных Эндрю Кьюненом, стала журналистка Морин Орт.

Пролог

Телефон зазвонил в час ночи, трубку снял сонный муж.

— Хочу поговорить с Морин Орт. Морин Орт, писательницей. — Мужской голос звучал настойчиво.

— Кто это?

— Хочу обсудить статью. — Пауза — и конец связи.

— Похоже, он, — сообщил муж.

— Кто «он»?

— Да тот тип, о котором ты пишешь.

— Что? Неужто Эндрю Кьюненен?

— Чтоб ему… — проворчал муж, переворачиваясь на другой бок и опять проваливаясь в сон. Я же уже не могла заснуть.

Дней через десять, спустя считанные часы после убийства Джанни Версаче, прославленного модного дизайнера и открытого гея, во втором часу ночи опять раздался телефонный звонок. Утром я как раз собиралась лететь в Майами, чтобы с места событий передать репортаж об убийстве Версаче, раз уж главный подозреваемый в нем — Эндрю Кьюненен. К тому времени я уже два месяца собирала материалы о Кьюненене для журнала Vanity Fair — его любимого издания, кстати. Кроме того, я успела выяснить, что с Версаче Кьюненен был знаком далеко не один год, и еще — что он подозревается в четырех других убийствах, в том числе собственного друга, его единственной, по его утверждению, любви.

— Алло, Морин Орт там? — Муж сразу узнал этого гомика по голосу.

— Зачем она вам? — Но на том конце провода тут же спохватились, и междугородняя связь разом оборвалась. Так я никогда и не узнáю, не упустила ли я тогда самую сенсационную «бомбу» в своей жизни.

Уроки расследования

Как бы то ни было, появление на страницах Vanity Fair стало бы для Эндрю Кьюненена исполнением заветной мечты. К тому времени, то есть к началу июля 1997 года, он уже был близок к тому, чтобы стать объектом одной из крупнейших в истории ФБР спецопераций по поимке особо опасных преступников. Тысячи оперативников будут высматривать его повсюду, но никто так и не установит его местонахождения… пока он был жив.

Тело Эндрю Кьюненена было обнаружено лишь на девятый день после его смерти на борту плавучего дома, которому суждено будет превратиться в постыдную достопримечательность Майами-Бич. Шлейф последствий его преступлений и трагического кровавого вояжа по просторам Америки растянется на долгие месяцы. И то, что поначалу обманчиво преподносилось в СМИ как «ссора голубых любовников», не затрагивающая, по сути, никого за пределами замкнутого и обособленного «гомосексуального мира», разрослось, по мере выяснения всей степени омерзительности и наглости совершенных Кьюнененом убийств, до масштабов истории, камнем из пращи вынесшей его образ на первые полосы центральных газет, в анонсы главных событий итоговых выпусков теленовостей, на обложки солидных журналов, включая Time и Newsweek. Но еще до убийства Джанни Версаче и обретения всемирной известности Эндрю Кьюненен успел пересечь пространство параллельного мира, в котором обретается гей-сообщество современной Америки, — выбраться из прокаженного и смердящего наркотиками подбрюшья полусвета и войти в культурный и привилегированный мир богатых людей, искусно скрывающих свою гомосексуальность.

Эндрю повсюду приходился ко двору. С равной непринужденностью мог поддерживать светские беседы об изящных искусствах и архитектуре, слыл ходячей энциклопедией брендов и статусов. В роли мальчика на содержании был замечен и в пятизвездочном отеле Gritti Palace в Венеции, и на фешенебельной вилле на Кап-Ферра. Затем у него случилась любовь с молодым трудоголиком-архитектором, и — предположительно из-за отказа богатого партнера оплатить ему покупку вожделенной модели «мерседеса» — Эндрю, хлопнув дверью, покинул взлелеянный мир своей извечной мечты.

Сколько бы и что бы Эндрю Кьюненен ни получал, ему было мало и хотелось еще: всё больше наркотиков, всё более извращенного секса, всё более дорогих вин… И как-то так постепенно он пришел к убеждению, что все они ему по жизни обязаны. А разве не так? Ведь он всегда и везде был душой компании, самым смышленым парнем. К двадцати семи годам он успел превратиться не просто в кошмарного самовлюбленного нарцисса, всецело поглощенного собой, но еще и в искушенного патологического лгуна, изрядно поднаторевшего в создании вокруг себя альтернативной реальности, при этом достаточно сообразительного, чтобы вовремя сорвать куш с внушаемых им окружающим обманчивых иллюзий. В кругах людей доверчивых и поверхностных, где он вращался, Эндрю не составляло труда становиться незаменимым. Но под внешним его шармом таился и вызревал злополучный психоз, усугубляемый привычками Эндрю к просмотру жесткого порно с насилием и употреблению кристаллического метамфетамина, кокаина и прочих наркотиков, имеющих широкое хождение в определенных гомосексуальных кругах, хотя говорить об этом и не принято. «Да любой, кто сидел на „кристаллах“ и попадал на измену, способен врубиться в ситуацию, — считает Джо Салливан, имевший в прошлом опыт употребления метамфетамина и лично знакомый с Эндрю по Сан-Диего. — Поверить не могу, что никому вообще в голову не пришло, что всё дело тут в психозе после „кристаллов“».

Распутывая историю Эндрю Кьюненена и докапываясь до истоков его личности, рассчитывать мне приходилось только на саму себя, — а тайны свои он выдавал крайне неохотно. Ребенок-красавец от смешанного брака филиппинца с итальянкой, вундеркинд c IQ в 147 баллов, стал заложником развода родителей. Под чудовищным давлением со стороны матери и отца, тянувших его каждый на свою сторону, даровитый мальчик так и не получил возможности оформиться в целостную зрелую личность. Чем больше я узнавала об Эндрю, тем горше мне становилось от представавшей перед моими глазами картины того, как наркотики и противоправный секс огрубляли его инстинкты. И когда реально «приперло», то не оказалось у него за спиной ни профессиональных, ни моральных ресурсов, на которые можно было бы опереться. Сам себя совратил — и пал в мозолистые объятия мира алчности и порнографии, где молодость и красота суть наносные и поверхностные ценности, а деньги — главное и максимально достижимое в жизни счастье. В конце концов Эндрю Кьюненен, наиумнейший и самый сноровистый отпрыск фанатичной католички-матери и не менее фанатичного материалиста-отца, не устоял перед силами тьмы, идущими изнутри, и причинил неизмеримую боль окружающим.

Шаг за шагом отслеживая путь Эндрю Кьюненена по кривой дорожке, я осознавала, что не просто передаю, как репортер, рассказ о напрочь исковерканном жизнью молодом человеке и его злодеяниях. Я еще и ввожу тему одиссеи героя-скитальца по Америке, стоящей на пороге нового тысячелетия, где за минувшие лет двадцать успели сформироваться качественно новые сообщества, где политкорректность в условиях плавильного котла парализовала многие аспекты деятельности правоохранительных органов и СМИ, где денежными вливаниями затыкаются множественные дыры… Впрочем, есть в мире и вечные, непреходящие ценности, и первая среди них — конечно же, способность могущественных семей всячески препятствовать раскрытию правды и утаивать секреты.

Путешествуя и вращаясь в их среде, я всё больше убеждалась, что гомосексуалы — это сплоченная социальная группа в стадии изменчивого и динамичного преображения в политическое формирование. Их удивительная способность к самоорганизации на местном уровне позволяет им эффективно и напрямую оказывать мощное влияние на правоохранительные структуры. В мегаполисах типа Сан-Франциско или Нью-Йорка Эндрю было бы куда труднее скрыться от полиции. А вот на Южном берегу Флориды, в этой искусственно созданной туристической Мекке, напротив, гей-сообщество столь многочисленно, что особо и не таится.

За пределами Южного берега я не раз сталкивалась с отрицанием как широкого распространения наркотиков, так и наличия специальных структур, призванных это употребление культивировать, — и в гомосексуальном сообществе, и со стороны правоохранителей, которым явственно претила идея затрагивать некоторые запретные темы из боязни быть обвиненными в гомофобии. Было бы у ФБР побольше знаний, к примеру, о гомосексуальном мире Южной Флориды, в жизни бы не удалось Эндрю Кьюненену, входящему в десятку самых разыскиваемых преступников, вольготно прожить два месяца в гостинице Normandy Plaza или неделями оставлять угнанный красный пикап на крытой парковке. А так — да, общенациональный розыск обошелся в миллионы долларов, а результатов практически не принес. Кевин Рикетт, молодой и ретивый агент ФБР, возглавлявший специальную розыскную опергруппу Бюро в штате Миннесота, которой было поручено вести расследование на национальном уровне, рассказывал мне: «Особых успехов у следствия не было, потому что мы никак не могли к нему по-настоящему близко подобраться. Нам так ни разу и не удалось его настигнуть».

История, единым махом перескочившая с Западного побережья на Восточное, то и дело заводила меня в такие сферы, существования которых я поначалу и вообразить себе не могла. Так, я понятия не имела, в какой глубочайший аффект поверг государственных обвинителей и на местах, и в прокуратурах штатов процесс по делу О. Дж. Симпсона — ведь они теперь ни в какую не желают выдвигать обвинений против подозреваемых в убийстве при отсутствии как минимум неопровержимых, просто-таки железных доказательств^[1].

Дело Эндрю Кьюненена также дало мощную подпитку возрожденному благодаря О. Дж. Симпсону жанру бульварно-сенсационного и эмоционально насыщенного освещения громких уголовных дел. «В деле Кьюненена было для этого всё что нужно, — считает продюсер ток-шоу Hard Copy Сантина Леуси, — секс, насилие, серийные убийства. Опять же, он в бегах, все силы полиции мобилизованы, а страна ждет, когда же его наконец отловят». Что же происходит, когда криминальная история оказывается сюжетом номер один для всей Америки? Меня внезапно будто мощной приливной волной накрыло. Желтые СМИ — ведь это же современный эквивалент бродячих цирков начала XX века. Только теперь цирковых клоунов и уродов заменяют герои в телевизоре, на время становясь «экспонатом № 1». Так Эндрю Кьюненен на время заполнил собой медиапространство — «Он же гей! У него СПИД! Он псих! Он мочит богатых знаменитостей!», — а затем был вытеснен из него принцессой Дианой.

Что меня потрясло, так это то, в каком количестве и с какой скоростью кочуют по рукам колоссальные деньги всякий раз, как разражается резонансная история. Маниакальное исступление обуревает СМИ, передается полицейским, от которых требуют скорейшего расследования, политикам, от которых ждут жесткой реакции, и просто всем и каждому, кто жаждет поучаствовать в прямом эфире, высказаться в печати, заполонить интернет фотографиями полицейских оцеплений или скорбящих близких на похоронах жертв. Круглосуточная, безостановочная, глобальная мыльная опера! Сокрушенные горем близкие убиенных при этом просто-таки бросаются на растерзание голодному медийному зверю. Впрочем, и копы, и политики ему также скармливаются.

К тому времени, когда я наконец завершила исполнение своих репортерских обязанностей, я вдруг почувствовала себя вернувшейся из долгого-предолгого и весьма диковинного путешествия, в ходе которого где только не побывала — от Военно-морской академии США в Аннаполисе до штаб-квартиры ФБР в Вашингтоне, от кукурузных полей Среднего Запада до чикагских небоскребов, от лавки Mr. S Leather^[2] в Сан-Франциско до оперного театра там же. Прошвырнулась по шикарным пляжам для снобов — от Ла-Хойя^[3] до откровенного на Южном берегу. Встречалась с важными чиновниками правоохранительных органов, наркодилерами, распространяющими метамфетамин, следователями убойных отделов, тюремщиками, персональными тренерами. Были у меня источники и среди заключенных. С кем я только не познакомилась — от начальников полиции до элитных проститутов, берущих десять тысяч баксов за выходные, и даже с пианистом публичного дома. И все эти столь разные миры Эндрю Кьюненен потряс до основания.

А после его самоубийства я, как могла, попыталась собрать осколки воедино.

Примечания

1

Громкий судебный процесс по делу футболиста и актера О. Дж. Симпсона (англ. Orenthal James «O. J.» Simpson, р. 1947), в результате которого суд присяжных в Лос-Анджелесе вынес оправдательный приговор, несмотря на наличие, казалось бы, неоспоримых по совокупности, но лишь косвенных улик. — Здесь и далее, кроме специально оговоренных случаев, примеч. пер.

2

Mr. S Leather — американская сеть секс-шопов.

3

Ла-Хойя (исп. La Jolla) — культурно обособленный неформальный район на северо-западе г. Сан-Диего.