Первокурсник

Моника Мерфи, 2021

Я решила пофлиртовать с одним парнем в сервисном центре. Высокий. Темноволосый. Загадочный. Вряд ли кто-то станет меня винить за то, что я решила с ним пообщаться. Как и я, он приехал в город, чтобы навестить своих родителей. Мы вместе ходим в один университет. Вот это совпадение! Как будто наша встреча была предначертана судьбой… По крайней мере, я так думаю, пока не начинаю везде натыкаться на этого загадочного Тони Сорренто. Оказывается, он еще и играет в американский футбол. Не то чтобы я собиралась гоняться за горячим качком, но ладно, уговорили. А, чуть не забыла. Еще он всего лишь первокурсник. Наши отцы – бизнес-конкуренты и запрещают нам встречаться. Может, нам попробовать быть просто друзьями? Не так уж и сложно. Превратить общение в дружбу с привилегиями? Ну, не так страшно. Есть только одна проблема: я не думала, что у меня так быстро появятся к нему чувства. Стоит ли злить отца ради этого парня?

Глава 5

Тони

МЫ НА ЗАДНЕМ СИДЕНЬЕ черного внедорожника Mercedes SUV. Хайден не соглашается на меньшее, хотя я и говорю ей, что мы можем добраться, куда хотим, и на заднем сиденье Prius^[15] или любой другой машины. Нам не нужен Uber X.

Она утверждает, что так чувствует себя в безопасности, поэтому я не спорю. К тому же плачу не я. Хотя я вообще не думаю о деньгах, как и Хайден.

Два богатых избалованных ребенка, которым на все наплевать, — вот кто мы.

Должен признать — машина элегантная. Водитель, подъехав к входу в клуб, где мы его ждем, едва смотрит на нас и бормочет несколько слов Хайден. Мы садимся в машину и сразу тонем в мягких кожаных сиденьях. На центральной консоли между нами стоят охлажденные бутылки с водой и лежит парочка мятных конфет.

— Мило, — говорю я Хайден, когда машина, зарычав, отъезжает от клуба.

Она улыбается мне и, взяв бутылку воды, откручивает крышку и делает глоток. Я смотрю на нее, завороженный ее изящной длинной шеей, а когда она откидывает голову назад — не могу отвести взгляд от подвески со звездами, которая лежит у основания шеи. Я веду взгляд по ее гладкой коже до основания V-образного выреза платья и гадаю, есть ли на ней лифчик.

Полагаю, что нет.

— Обычно я не такая импульсивная, — признается Хайден, повернув голову в мою сторону. Я встречаю ее взгляд, вижу волнение, искрящееся в ее глазах. — Для меня это что-то новенькое.

Слабо верится: она кажется импульсивной, готовой на все.

— Может, наконец, скажешь, куда мы едем?

Она расплывается в улыбке и медленно качает головой:

— Не-ет. Это сюрприз.

— Я не очень люблю сюрпризы.

Те, с которыми я сталкивался в жизни, не приносили ничего хорошего.

— Этот тебе понравится. Обещаю.

Мы выезжаем из города по мосту через залив в Окленд. Я молчу. Просто плыву по течению, хотя мое любопытство нарастает. Мы болтаем обо всем и ни о чем, а когда замолкаем, смотрим в окно. Но молчание не кажется неловким, не вызывает дискомфорт, особенно если учесть, что мы еще не очень хорошо знаем друг друга. Временами я украдкой поглядываю на нее, удивляясь ее красоте. Поразительно, что она решила сбежать, хотя даже не знает меня.

До сих пор не понимаю, что нашло на меня, когда предложил ей уехать, но ни о чем не жалею. Вечер был сущим кошмаром. Папа, рекламирующий меня друзьям. Хелена и ее тревожный голодный взгляд, который я постоянно ловил на себе. Знаю, она обсуждала меня с подружкой, что я кажусь ей сексуальным или что-то в этом духе. Но это выходит за пределы моего понимания.

Мне меньше всего хочется трахать жену собственного отца.

Должен признаться: зная, что отец Хайден против меня, я хочу проводить с ней еще больше времени. Поэтому я предложил уехать вместе?

Нет, это нечто большее. Меня тянет к этой девушке. Я мало что о ней знаю, но она мне нравится. Думаю, я ей тоже.

Такси наконец останавливается на вершине холма, посреди жилого района, и Хайден выпрыгивает из машины, радостно поблагодарив водителя. Я тоже выхожу и оглядываюсь: сильный ветер сносит меня и распахивает пиджак. Я кутаюсь, дрожа от холода и ветра, а Хайден подходит ко мне, смеясь:

— Здесь холоднее, чем я думала.

Мой взгляд опускается ниже, ее соски выпирают из-под ткани платья. Да, как я и предполагал.

Лифчика нет.

— Где мы, черт возьми, находимся? — интересуюсь я.

Она останавливается передо мной, игнорируя вопрос.

— Пойдем.

Я позволяю ей взять меня за руку и следую за ней, расстояния между нами достаточно, чтобы я мог наблюдать за ее покачивающимися бедрами. То, как она двигается, гипнотизирует меня, и я испытываю искушение засунуть руку ей под юбку и коснуться верхней части ее шелковистого гладкого бедра. Просунуть пальцы в декольте платья и изучить то, что под ним. Поцеловать эти ухмыляющиеся губы.

Но, наверное, было бы не слишком разумно делать первый шаг, когда вокруг, кроме нас, ни души — в такой-то час. Она, скорее всего, закричит и позвонит в 911.

Если она умная, то так и сделает. Она меня не знает. Я могу оказаться кем угодно.

— Вот мы и на месте, — пропевает она, когда перед нами вырисовывается церковь, парковка рядом совершенно пуста. Она берет меня за руку. — Это за церковью.

— Что? — непонимающе спрашиваю я, ускоряя шаг, чтобы идти рядом с ней.

— Увидишь, — загадочно произносит она.

Мы идем по огромной парковке за церковь и натыкаемся на детскую площадку: большую огороженную территорию с пластиковыми домиками и горками. Все на таких играли в детстве. Там стоит выцветший желто-голубой игровой комплекс с горками, выходящими по обе стороны от него, и скалодромом спереди. Хайден останавливается, бросает мою руку и зовет:

— За мной!

Она начинает карабкаться вверх по горке прямо в туфлях, ее юбка развевается и приоткрывает идеальную задницу.

Я со смехом наблюдаю за ней:

— Какого черта ты делаешь?

— Поднимайся! — Она стоит на самом верху комплекса, под куполообразной голубой крышей.

Я складываю ладони рупором и кричу:

— Я слишком высокий!

Она упирает руки в бока и закатывает глаза:

— Да не настолько. Давай, поднимайся.

Сдавшись, я взбираюсь на другую горку, не такую крутую, мои новенькие туфли Gucci скользят. У меня подкашиваются ноги, и я чуть не падаю лицом вниз, а Хайден лишь хохочет.

— У тебя получится! — подбадривает она.

Я смотрю на нее и, собрав все силы, подтягиваюсь, проскальзываю через туннель и оказываюсь на вершине рядом с Хайден. Я медленно распрямляюсь, боясь удариться о что-то, но все равно бьюсь головой о крышу.

— Видишь? Не так уж и высоко.

Она ухмыляется, протягивая руку, чтобы коснуться моей щеки. Ее пальцы обжигают мою кожу, во рту пересыхает.

— Посмотри в ту сторону.

Она обхватывает пальцами мой подбородок, осторожно поворачивая мою голову, и у меня перехватывает дыхание от открывшегося вида.

Перед нами раскинулся Сан-Франциско — мерцающий, сверкающий городской пейзаж, открывающийся с задворок неприметной старой церкви в одном из районов Окленда.

— Я бы ввел плату за такой вид, — вздыхаю я, не отрывая глаз.

— Правда? Мы ходили в эту церковь, когда я была совсем маленькой, мы жили неподалеку, — рассказывает она.

Я смотрю на нее:

— Ты жила в Окленде?

— В Беркли. Очень-очень давно, в детстве. Еще до того, как папа заработал состояние.

Она с грустью улыбается.

— Он в детстве ходил в эту церковь, поэтому часто приводил нас сюда. Потом говорил, что это помогает ему снова почувствовать себя молодым. Позже я узнала, что это было как раз в то время, когда моя мама поймала его на измене со своей помощницей. Она сказала мне, что он ходил исповедоваться, хотя это не католическая церковь, но это неважно: я была такой маленькой, что все равно ничего не понимала. Понятия не имела, о чем она говорит. Стало ясно, только когда повзрослела.

Она вздыхает и делает шаг вперед, ухватившись за стену перед собой, высотой до пояса, устремив взгляд на город.

— Да, брак моих родителей трещал по швам.

Я встаю рядом с ней, моя рука касается ее руки. От первого прикосновения загораются искры, согревая мою кожу, но я стараюсь вести себя спокойно.

— Брак моих родителей тоже был хреновым. Они постоянно ссорились.

— Ага, и мои. Пару лет назад я вдруг вспомнила об этой церкви, и мы с Палмер проехали весь район, разыскивая ее, пока окончательно не заблудились, — она смеется и качает головой, — а в итоге наткнулись случайно.

— Почему ты не спросила Сири? — поддразниваю я, и она улыбается.

— Понятия не имела, как называется церковь. К тому же мне даже понравилось: едешь без цели, никто не командует, куда поворачивать и что делать. Мы с Палмер всю дорогу хохотали. Она так злилась на меня, потому что ей нужно было в туалет, а пойти было некуда: ни туалетов, ни магазинов по пути. В итоге она села на корточки вон за тем деревом, — она указывает на огромный дуб неподалеку, — и потом призналась, что вид стоил того, что ей пришлось столько терпеть.

Я опираюсь на стену перед нами, моя правая рука рядом с ее левой. Я заметил, с какой теплотой Хайден относится к сестре, и немного завидую. Кроме друзей, мне не о ком так заботиться, и, если бы я однажды признался кому-нибудь из этих засранцев, что они мне дороги, они бы надо мной посмеялись. Кстати, при переезде я забрал с собой мамину кошку. Люблю эту вредину, но в самом деле. Это же кошка.

— Ты так любишь свою сестру, — замечаю я.

На ее губах появляется едва заметная улыбка:

— Люблю.

— А у меня нет братьев и сестер. — Я делаю паузу и вдруг осознаю: — А, погоди. Вру. У Хелены и моего отца есть девочки-близнецы.

— Лондон и Пэрис. — Хайден ловит мой взгляд. И как ей удается сохранять серьезное лицо, произнося эти имена вслух, еще и в одном предложении? — Очаровашки.

— Это самые глупые имена, которые я когда-либо слышал в своей жизни, — бурчу я.

Она разразилась смехом, таким звонким, что у меня все внутри приятно сжимается.

— Хотя они действительно очаровательны. Но имена!

— Согласна, имена нелепые.

— И даже близко не итальянские, — говорю я с легким отвращением. Как Хелена убедила отца? Уверен, он не мог такого придумать. Никогда не поверю. Это выдумала Хелена.

— О, так если у тебя будут дети, их имена обязательно должны быть итальянскими? Рокко, Лоренцо и Роза?

— Скорее, Клаудия, Франческа и Винсент, — говорю я, вспоминая двоюродных сестер, — хотя мне все равно, потому что у меня никогда не будет детей.

— Не хочешь? — Забавно, что она не удивлена.

Я мотаю головой:

— Не хочу быть отцом. И жениться тоже не планирую. Любовь для слабаков, помнишь? — Я улыбаюсь ей.

Она придвигается чуть ближе, и я чувствую тепло ее тела, доходящее до меня:

— Ты знаешь, я о любви того же мнения. И тоже никогда не хочу выходить замуж.

— Да брак — как тюрьма, — говорю я, мой голос звучит жестко, потому что я серьезен. — Посмотри, что брак сделал с моими родителями. Теперь они ненавидят друг друга. Папа весь в любви к Хелене, но и их брак, в конце концов, рухнет. Посмотри, как легкомысленно она ко мне клеится, хотя замужем за моим отцом всего два года.

К черту любовь. К черту брак. К черту все это.

— Да и отношения, по сути, та же тюрьма, — добавляет она. — Друзья приходят и уходят. Семья — это навсегда, даже если ты хочешь пристрелить большинство из ее членов. — Я смеюсь. — Зачем связывать себя длительными отношениями, если знаешь, что в итоге будешь несчастен? Слишком большое давление. Слишком много ожиданий.

Черт, она что, поселилась в моем мозгу? Она говорит то, что я чувствую. Никогда раньше не встречал девушку с настолько схожими мыслями.

Она размышляет как я.

— Полностью согласен. Лучше быть одному. — Я придвигаю руку ближе к ее и кладу два пальца на два ее. — Ты мне нравишься, Ченнинг.

— Ты мне тоже нравишься, Сорренто. — Она подталкивает меня бедром, и я спотыкаюсь, как тупица, моя рука выскальзывает из ее. — Но мы не собираемся ничего начинать. Ты понимаешь, о чем я?

Я хмурюсь.

— Нет. Объясни.

Она поворачивается, и мой взгляд падает на ее грудь. Обнаженная кожа. Соски — маленькие шарики под тонкой белой тканью платья. У меня текут слюни от одной мысли, чтобы увидеть ее грудь, и я уже собираюсь потянуться к ее талии, как она делает шаг назад, будто знает, что я собираюсь сделать дальше.

Не буду отрицать, меня наполняет страшное разочарование.

— Между нами химия. — Ее голос низкий. Сексуальный. Я наклоняюсь ближе, чтобы лучше ее слышать. — Я чувствую это. И ты тоже. Хотя бы потому, что не перестаешь пялиться на мою грудь.

Попался. Я поднимаю взгляд и вижу ее веселые глаза.

— Прости.

— Не извиняйся. Я тоже не могу перестать пялиться на тебя. Ты очень круто выглядишь, — признается она.

Я расправляю плечи, ободренный ее словами, и чуть не ударяюсь о пластиковую крышу.

— Ты просто великолепна.

— Спасибо, — она смеется и качает головой, — но думаю, нам лучше остаться друзьями.

Какого черта?

— Почему?

— Ты мне слишком нравишься. Думаю, друзья бы из нас получились отличные. А секс только помешает.

Она поворачивается, чтобы снова посмотреть на город, а я испепеляю ее взглядом, пытаясь осознать сказанное.

— Что значит «секс только помешает»?

Я веду себя как тупица, но, возможно, мой мозг слишком затуманен желанием, и я не могу сосредоточиться на словах о дружбе.

— Он все испортит. Запудрит нам мозги, заставит думать, что нам подходит случайная связь без обязательств, когда в глубине души мы знаем, что наши чувства в конце концов возьмут верх над всем остальным. Мы влюбимся, станем лучшей парой в кампусе, а потом медленно, но верно появятся взаимные обиды и претензии. В конце концов это превратится в гигантский кошмар, и мы начнем громко ссориться на людях. Наши друзья будут тайно делать ставки на то, когда мы закончим отношения, а кто-то даже будет умолять нас поскорее разойтись, потому что их наша драма уже достанет. Это превратится в монотонную череду ссор и траха, пока в конце концов мы не расстанемся.

Я смотрю на нее, пораженный ее объяснением, ее видением. То, что она сказала, звучит сексуально, но безумно.

— Сколько ты сегодня выпила?

Она опять смеется:

— Ни капли. Ты просто в шоке, потому что в глубине души знаешь, это довольно точная оценка того, что может произойти.

— Я понятия не имею, что у нас может получиться. Не могу заглянуть в будущее.

— А я могу. Для этого даже хрустальный шар не нужен. — Она странно на меня смотрит. — Слушай, я не планировала выходить за рамки случайного знакомства.

Не в силах остановить себя, я протягиваю руку, ведя пальцами по ее руке. От моего прикосновения по ней пробегают мурашки. Мне нравится такая реакция, а я ведь к ней едва прикоснулся.

— Может, мы станем друзьями с привилегиями.

— Это предложение должно мне льстить?

Я убираю руку:

— Не знаю. Я тебя обидел?

— Не то чтобы… Но у нас так не получится, Сорренто. Как я уже сказала, ты мне слишком нравишься. Мы слишком нравимся друг другу.

— Я едва тебя знаю, — насмешливо говорю я.

— Но хочешь узнать получше.

Черт возьми, она не ошибается.

— Я бы оставил все как есть.

— Серьезно? — Она вскидывает бровь и делает шаг назад, потянувшись к ремню на своей талии. — Значит, если я сейчас разденусь, опущусь на колени и сделаю тебе минет, ты позволишь мне уйти после того, как я дам тебе кончить мне в рот?

У меня на языке крутится: «Иисус, мать твою, Христос, да, черт возьми», — но я говорю:

— Я бы волновался за тебя. Как бы ты добралась домой?

— Это была бы моя проблема. Без обязательств, помнишь? — Хайден медленно развязывает пояс, верх платья ослабляется, приоткрывая ее грудь. — Что, если я скажу тебе, что я большая девочка и мне не нужен мужчина, чтобы помочь добраться до дома?

Я провожу рукой по лицу, пытаясь разобраться в своих хаотичных мыслях. Верхняя часть ее платья сейчас совершенно свободна, V-образный вырез широко распахнут, края зацепились за соски. Этот вид дразнит, показывая мне что-то, но не все.

— Ты будешь совсем одна в субботу вечером в незнакомом районе. Это опасно.

— Прямо как сейчас? Совсем одна с тобой. В незнакомом районе. Ты опасен, Тони?

Она запускает руки под юбку, они ползут к бедрам, и она что-то стягивает. В следующее мгновение понимаю, что ее трусики сползли на колени и она держится за стену, осторожно снимая их, пока они не превращаются в скомканное в руке кружево.

— Ты мог бы воспользоваться мной прямо сейчас, если бы захотел. Я бы кричала, и никто бы меня не услышал. А если бы и услышали, то отмахнулись бы: моя хата с краю, кто-то другой вызовет полицию. Никто никогда не хочет вмешиваться. Ты мог бы развлекаться со мной всю ночь здесь, и я не смогла бы ничего сделать, чтобы остановить тебя.

Я напрягаюсь, и это не самое приятное чувство. Ее слова меня одновременно возбуждают и наполняют отвращением.

— Я бы никогда так с тобой не поступил.

— Видишь? Ты подтверждаешь мое мнение. — Она придвигается ближе и хлопает меня рукой по груди. Она убирает руку, я ловлю падающие трусики и сжимаю их в ладони. — Если бы это было случайной связью, ты бы с готовностью согласился на все это. Тебе было бы все равно, что я думаю о тебе, и ты бы точно не беспокоился, что мне будет больно. Ты был бы слишком сосредоточен на том, что мои сиськи практически голые, я только что сняла стринги и предложила сделать тебе бесплатный минет. Вот это и было бы важно.

Я моргаю. Меня бесит, что она права. Мы едва знакомы, но я не поступлю так с ней. Я слишком ее уважаю.

Я вообще уважаю женщин.

— Черт, — издаю я стон, откинув голову назад, а она смеется. Должно быть, мои мучения ее забавляют.

— Не расстраивайся. Ты из хороших парней. Я поняла это, как только встретила.

— Правда?

Она кивает, чертовски самодовольная:

— Определенно. Поэтому, хотя я уверена, что между нами все было бы потрясающе, и я, вероятно, вскружила бы тебе голову, мы никогда не сможем перейти черту. Ты не сможешь уйти от меня.

Теперь моя очередь смеяться:

— Ты правда так думаешь?

— О, я абсолютно уверена. Я вижу это в твоих больших карих глазах, которые, надо сказать, очень красивы. Каждая черта твоего лица достойна обложки журнала. Или обложки романа. Ты читаешь романы, Тони?

— Нет, конечно, — спешу ответить я.

— А стоило бы. Ты мог бы кое-чему научиться. Короче, о чем это я? Ах, да. Ты хороший парень, и я тебе нравлюсь, и я признаю, что и ты мне тоже нравишься, но мы не сможем двигаться дальше, потому что у нас одинаковые взгляды на отношения. И они сводятся к тому, что отношения — отстой. Так что нам придется быть просто друзьями. Вот и все. Конец истории. — Она снова отводит взгляд в сторону, ее руки скользят к тканевому поясу, завязывая его так, чтобы топ снова прикрывал грудь. — Ты даже не завелся, когда я показала тебе сиськи.

Да я был дико возбужден. Но не говорю ей об этом. Я засовываю руку в карман брюк и прячу туда ее трусики. Оставлю на память. Я похож на извращенца? Плевать.

— Я больше люблю ноги, — признаюсь я, и это правда.

Ее губы изгибаются в улыбке:

— Может, нам пора уходить отсюда?

— Как доберемся домой?

— Uber, естественно. — Она достает из кармана платья телефон и вызывает такси. — Будет через десять минут. Спорим, это та же машина, которая нас привезла?

Я не успеваю ответить: она скатывается с горки, поддерживая руками юбку — трусиков-то нет, — и радостно вскрикивает. Я смотрю ей вслед, очарованный тем, как она танцует на траве, прыгая и кружась. Она открывает маленькие ворота детской площадки и оборачивается, чтобы взглянуть на меня, помахав рукой:

— Подтягивайся, Сорренто!

Я тоже спускаюсь с горки и направляюсь к ней. Она бежит впереди, ее юбка колышется, ее смех заразителен. Я не могу не улыбнуться, несмотря на ощущение, что я что-то упустил.

Возможно, я упустил свой шанс.

Она поворачивается и идет спиной вперед, указывая на меня:

— Обещай, что мы встретимся в кампусе.

— Клянусь. — Я поднимаю руку, жалея, что у меня нет с собой Библии.

— Ты меня не продинамишь? Я тебя точно нет.

Она хихикает, и я думаю — а не пьяна ли она? Но она утверждает, что не пила сегодня вечером, так что…

— Нет. Обещаю.

А я обычно ни хрена никому не обещаю.

— Видишь? Правильный ты парень. Оставь стринги на память, Сорренто, чтобы никогда не забыть эту ночь.

Даже без кружевного сувенира я знаю, что не забуду.

Никогда.

Примечания

15

Prius — гибридная модель машины марки Toyota.