Спаси себя

Мона Кастен, 2018

Руби Белл опустошена. Джеймс завоевал ее сердце, а потом просто разбил его – разбил вдребезги. Но что, если Джеймс не виноват? Ну нет, она все видела своими глазами: бассейн, обнаженные тела, поцелуй. К тому же он сам прогнал ее! Руби хочет забыть об испорченном мире Макстон-холл и том страшном дне, когда ее предали, но чувства мешают ей это сделать. Интуиция подсказывает, что все не так просто, как могло показаться на первый взгляд. Что же она выберет: убежать или бороться за свою любовь?

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Спаси себя предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

2 →

Mona Kasten

SAVE YOU

Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.

***

«Дождались! Продолжение одной из самых горячих историй этого года. Мона Кастен умеет разбивать сердца».

Журнал ELLE GIRL

***

Посвящается Люси

All the promises that we made,

it means nothing.

GERSEY, IT MEANS NOTHING

Лидия

Джеймс пьян. Или под кайфом. А может, и то и другое.

Уже три дня как с ним невозможно поговорить. Он только и делает, что развлекается на затянувшейся вечеринке у нас дома, одну за другой опустошая бутылки, и ведет себя так, будто ничего не произошло. Не понимаю, как он так может. Похоже, его совершенно не волнует, что наша семья окончательно развалилась.

— Думаю, он так скорбит.

Я покосилась на Сирила. Он единственный знал о случившемся. Я рассказала ему обо всем в тот вечер, когда Джеймс нанюхался наркоты и на глазах у Руби целовался с Элейн. Кто-то должен был помочь мне дотащить Джеймса до дома, чтобы Перси с отцом не поняли, в каком он состоянии. Поскольку наши семьи тесно дружили, мы с Си знакомы с самого детства. И хотя отец взял с меня обещание никому не рассказывать о смерти мамы до официального сообщения в прессе, я понимала, что ему-то могу довериться и он сохранит нашу тайну — даже от Рена, Кешава и Алистера.

Без его помощи я бы не перенесла эти дни. Сирилу удалось уговорить отца оставить Джеймса в покое хотя бы на пару дней. Ребятам же он дал понять, что пока не нужно задавать лишних вопросов. Они держались, но я чувствовала: с каждым днем им все сложнее видеть, как Джеймс себя гробит.

Пока брат делал все, чтобы затуманить свой рассудок, я думала лишь о том, что теперь будет со мной. Мамы больше нет. Матери Грэхема тоже — уже семь лет как ее не стало. Малыш в моем животе остался без бабушек.

Серьезно, эта мысль непрерывно крутилась в голове. Вместо скорби я размышляла о том, что мой ребенок никогда не познает объятий любящей бабушки. Да что со мной такое?

Но я ничего не могла с этим поделать. Мысли жили своей жизнью — они крутились одна за другой, пока я окончательно не утонула в кошмарных сценариях будущего и у меня не возникло такого сильного страха, что я не смогла больше думать ни о чем другом. Три дня я находилась в состоянии шока. Возможно, что-то внутри во мне и в Джеймсе сломалось, когда отец сообщил нам о смерти матери.

— Не знаю, как ему помочь, — прошептала я, наблюдая за тем, как Джеймс опустошает стакан с алкоголем. Было больно смотреть, как он страдает. Это не может продолжаться вечно. Рано или поздно ему придется вернуться к реальности. И, по-моему, на свете есть только один человек, который сможет в этом помочь.

Я в очередной раз взяла телефон и набрала номер Руби, но она снова не взяла трубку. Хотела бы я на нее разозлиться, но не могла. Если бы я застукала Грэхема с другой, мне бы тоже больше не захотелось иметь ничего общего с ним или его окружением.

— Ты опять ей звонишь? — спросил Си, скептически взглянув на телефон. Я кивнула, и он неодобрительно нахмурил лоб. Его реакция меня не удивила. По мнению Сирила, Руби просто охотница за состоянием, нацелившаяся на наследство Джеймса. Я понимала, что это не так, но, если у Сирила сложилось негативное мнение о ком-то, убедить его в обратном крайне сложно. Так он заботился о друзьях.

— Джеймс никого из нас не слушает. Думаю, Руби смогла бы помешать ему окончательно слететь с катушек. — Собственный голос звучал незнакомо — холодно и глухо. Вот только внутри все было не так, я жутко переживала.

От боли я едва держалась на ногах. Тело как будто связали веревками, и все эти дни я не могла распутать ни одного узла. Мысли кружились каруселью — эта карусель не останавливалась и с нее невозможно было спрыгнуть. Все казалось бессмысленным, и чем больше я сопротивлялась нарастающему бессилию, тем сильнее оно сковывало меня.

Я потеряла одного из важнейших людей в жизни. Не знала, как справиться с этим одной. Я нуждалась в брате. Но Джеймс только и делал, что искал забвения и рушил все, что попадалось ему на пути. Отца я видела в последний раз в среду. Сейчас он в отъезде, встречается с адвокатами и консультантами, чтобы определить дальнейшую судьбу компании «Бофорт». На мамины похороны у него совсем нет времени — для этого он нанял специалиста по имени Юлия, которая постоянно является в наш дом без спросу, будто она член семьи.

При мысли о маминых похоронах сжалось горло. Стало нечем дышать, в глазах началось жжение. Я резко отвернулась от Сирила, но скрыть расстройство не вышло.

— Лидия… — прошептал он и мягко взял мою руку.

Я отдернула ее и, не говоря ни слова, вышла из зала. Ребята не должны видеть, как я плачу. Рано или поздно терпение у них кончится, и они, несмотря на предупреждение Сирила, станут задавать вопросы. Они ведь не дураки. Джеймс еще никогда не вел себя так странно. Даже если и позволял себе лишнего, то всегда знал, когда пора остановиться. Друзья давно поняли, что произошло нечто страшное, и стали вести себя иначе. Кешав прятал одну за другой бутылки из бара, а Алистер «невзначай» смыл в унитаз несколько граммов наркотиков Джеймса.

Я не могла дождаться, когда придет конец этой скрытности. Через несколько минут, ровно в пятнадцать часов, обнародуют новость о маминой смерти, и тогда об этом узнают не только ребята — но и весь мир. Я уже представляла заголовки в газетах и репортеров, толпящихся у дома и школы. Меня начало тошнить, и я, шатаясь, пошла вдоль коридора, пока не оказалась в библиотеке.

Тусклые лампы освещали бесчисленные стеллажи, на которых стояли старинные книги в кожаных переплетах. Передвигаясь по комнате на ватных ногах, я держалась за полки. Позади у окна разместилось дизайнерское кресло, обитое красным бархатом. В детстве это было мое любимое место в доме. Я забиралась сюда, когда хотела отдохнуть — от ребят, от отца, от завышенных ожиданий, неизбежных, если твоя фамилия Бофорт.

От вида кресла слезы полились сильнее. Я упала на мягкую обивку, подтянула ноги и обхватила их руками. Уткнувшись лицом в колени, я тихо плакала.

Все вокруг казалось таким нереальным. Словно кошмарный сон, из которого я смогу выбраться, стоит только постараться. Я хотела бы вернуть то лето, полтора года назад, когда мама еще была жива, а Грэхем мог обнять, если мне плохо.

Вытирая одной рукой глаза, второй я достала из кармана телефон. Когда разблокировала экран, то обнаружила на ладони черные следы туши для ресниц.

Я зашла в контакты. Как и раньше, номер Грэхема находился прямо под номером Джеймса в избранных, несмотря на то что мы не созванивались уже несколько месяцев. Он не знает о ребенке и тем более о том, что моя мама умерла. По его просьбе я больше не звонила ему. До сих пор еще ничто не давалось мне с таким трудом. В течение двух лет мы общались чуть ли не каждый день — и вдруг наше общение прекратилось.

Казалось, что я в завязке. А теперь… рецидив.

На автомате я нажала на вызов и, затаив дыхание, стала вслушиваться в гудки. И тут они прекратились. Я закрыла глаза. Возникло чувство, что я вот-вот утону в бессилии, которое так давно мучило меня.

— Больше никаких звонков. Как договорились, — тихо сказал он. Его мягкий, хрипловатый голос стал последней каплей. Мое тело сотрясло от рыданий. Я закрыла рот рукой, чтобы Грэхем не услышал этого.

Но было поздно.

— Лидия?…

Я услышала тревогу в его голосе, но не могла ничего произнести, лишь мотала головой туда-сюда. Дыхание участилось и стало прерывистым.

Грэхем не клал трубку. Он оставался на линии и успокаивал меня. Слышать его было, с одной стороны, невыносимо, а с другой — невероятно приятно, и я сильнее прижала телефон к уху. Думаю, голос — одна из причин, почему я в него влюбилась — задолго до того, как мы в первый раз увиделись. Я вспомнила наши телефонные разговоры по нескольку часов, вспомнила, как болело мое ухо, а бывало, что я просыпалась — а Грэхем все еще был на трубке.

С ним всегда спокойно. В течение долгого времени он был моей каменной стеной. Благодаря ему я смогла порвать с Греггом и снова двигаться вперед.

И хотя сейчас я была полностью опустошена, возникло особое чувство — защищенности. Его голос помог немного прийти в себя. Не знаю, сколько я так просидела, но слезы постепенно иссякли.

— Что стряслось? — наконец он задал вопрос.

Я не могла ответить. Мне удалось выдавить лишь вымученный стон.

С минуту он молчал. Я несколько раз слышала, как Грэхем набирал воздуха, собираясь что-то сказать, но в последний момент сдерживался. Когда он снова заговорил, его голос был наполнен болью:

— Больше всего на свете я хотел бы сейчас приехать к тебе.

Я закрыла глаза и представила, как он сидит у себя в квартире, за деревянным столом, таким старым, что тот того и гляди развалится. Грэхем называет такие предметы мебели «антикварными», а на самом деле стол просто старый — он подобрал его на помойке и покрыл лаком.

— Я знаю, — пробормотала я.

— Но ты же понимаешь, что я не могу?

В зале что-то упало и разбилось. Я услышала звон стекла, и кто-то громко вскрикнул. То ли от боли, то ли от веселья, не могу сказать точно, но этот крик привел меня в чувство. Я не могла допустить, чтобы Джеймс еще и поранился.

— Прости, что позвонила, — прошептала я срывающимся голосом и бросила трубку.

Сердце колотилось, когда я покинула этот укромный уголок, чтобы взглянуть, все ли в порядке с братом.

Эмбер

Моя сестра больна.

При обычных обстоятельствах я бы сказала, что ничего особенного — в конце концов, на дворе декабрь, на улице минусовая температура, и, куда бы ты ни пришел, везде будут кашлять и шмыгать носом. Поэтому лишь вопрос времени, когда ты подхватишь вирус.

Да вот только дело в том, что моя сестра никогда не болеет. Правда.

Когда Руби три дня назад пришла домой поздно вечером и, не сказав ни слова, ушла спать, я не обратила на это внимания. В конце концов, у нее только закончился марафон собеседований в Оксфорде, что, естественно, выматывает не только морально, но и физически. Но когда на следующий день она заявила, что простудилась и не пойдет в школу, я заподозрила неладное. Кто знаком с Руби, тот знает, что она даже с температурой потащится на уроки, боясь пропустить что-нибудь важное.

Сегодня суббота, и я не на шутку беспокоюсь. Руби почти не выходит из комнаты. Она лежит в кровати, читает книги одну за другой и делает вид, будто в ее красных глазах виноват насморк. Но меня не проведешь. Случилось что-то ужасное, и я схожу с ума оттого, что она не рассказывает что.

Я подглядываю в щелку двери, как она помешивает ложкой суп, так и не притронувшись к нему. Не припомню, чтобы хоть раз видела ее в таком состоянии. Бледная, под глазами круги, которые день ото дня становятся все темнее. Немытые нечесаные волосы прядками спадают на лицо, и на ней та же одежда, что и вчера, и позавчера. А ведь обычно Руби — воплощение элегантности. Не только когда дело касается планера или школы, но и внешнего вида. Я и не знала, что у нее есть эти растянутые шмотки.

— Прекрати торчать у меня под дверью, — внезапно сказала она, и я вздрогнула, застигнутая врасплох. Ну и сделала вид, будто как раз собиралась зайти к ней.

Руби посмотрела на меня и отставила тарелку с супом на поднос, на котором я ей его и принесла. Я подавила тяжелый вздох.

— Если ты не съешь суп, то будет скандал, — пригрозила я, кивнув на тарелку, но угроза не подействовала. Руби только махнула рукой:

— Да уж не мучайся.

Печально охнув, я опустилась на край кровати:

— Эти несколько дней я изо всех сил старалась не тревожить тебя, потому что видела, как мало ты расположена к разговору, но… я правда беспокоюсь.

Руби натянула одеяло до подбородка, поэтому теперь была видна только немытая голова. Взгляд у нее был тусклый и печальный, как будто в этот момент ее мучили воспоминания. Но затем она моргнула и снова вернулась в реальность — ну или по крайней мере сделала вид. С прошлой среды в глазах сестры появилось странное выражение. Казалось, что здесь присутствует только ее тело, дух же пребывал где-то в другом месте.

— Я всего лишь простудилась. Это скоро пройдет, — почти беззвучно произнесла она каким-то неживым, компьютерным голосом, какие можно услышать во время ожидания на горячей линии. Как будто ее подменили роботом.

Руби отвернулась к стене и натянула одеяло еще выше — прозрачный намек на то, что аудиенция окончена. Я вздохнула и уже собиралась встать, но тут мое внимание привлек светящийся экран телефона на ночном столике. Я подалась вперед, чтобы взглянуть на дисплей.

— Тебе звонит Лин, — пробормотала я.

— Пусть звонит, — приглушенно ответила она.

Наморщив лоб, я смотрела, как звонок прекратился и на экране высветилось количество пропущенных вызовов. Число было двузначным.

— Она звонила больше десяти раз, Руби. Не знаю, что там у тебя случилось, но нельзя же скрываться вечно.

Сестра лишь что-то буркнула в ответ.

Мама сказала, что я должна дать ей время, оставить в покое, но с каждым днем мне становилось все тяжелее видеть, как Руби страдает. Не нужно быть гением, чтобы сложить два и два и прийти к выводу, что здесь не обошлось без Джеймса Бофорта и его глупых дружков.

Правда, я думала, что Джеймс Бофорт для Руби давно перевернутая страница. Но что же произошло? И когда?

Я попыталась проанализировать ситуацию, как сделала бы на моем месте Руби, и составила в голове список:

1. Руби была в Оксфорде на собеседовании.

2. После возвращения все было в порядке.

3. Вечером к нам заявилась Лидия Бофорт, и Руби исчезла вместе с ней.

4. После этого все изменилось: Руби забилась в свою комнату и перестала разговаривать.

5. Почему???

О’кей. Возможно, список Руби оказался бы немного более структурированным, но тем не менее мне удалось составить логическую цепочку и понять: что бы то ни было, это случилось в среду.

Но куда они поехали с Лидией?

Я смотрела то на Руби, от которой из-под одеяла выглядывали только волосы, то на телефон. Уверена, она не заметит его отсутствия.

— Если тебе еще что-нибудь понадобится, я рядом, — сказала я, зная, что она все равно не примет мое предложение. Я встала с нарочито громким вздохом, молниеносно схватив телефон. Засунув его в рукав просторного вязаного свитера, я на цыпочках выкралась из комнаты и пошла к себе.

Тихонько закрыв за собой дверь, я выдохнула — и мне тут же стало совестно. Я посмотрела на стену, как будто Руби могла меня здесь увидеть из своей кровати. Возможно, она перестанет со мной разговаривать, когда обнаружит, что я так бесцеремонно вторглась в ее личное пространство. Но в то же время это моя прямая сестринская обязанность — помочь ей. Разве нет?

Я подошла к письменному столу, опустилась на скрипучий стул и вынула из рукава телефон. Сестра тщательно скрывает все, что происходит с ней в школе, но я, разумеется, знаю, с какими людьми ей приходится сталкиваться в Макстон-холле: парни и девушки, чьи родители аристократы, артисты, политики или предприниматели, имеющие такое большое влияние, что нередко упоминаются в новостях. Я долгое время подписана в Инстаграме на некоторых одноклассников Руби и знаю, какие слухи о ней ходят. Мне становится тошно от одной мысли, что эти люди могли сделать с Руби.

Я разблокировала телефон и открыла список вызовов. Ей звонила не только Лин, но и еще один неизвестный номер. Недолго думая, я набрала Лин — все-таки она единственная из сомнительной школы Руби, с кем я знакома лично. Я осторожно поднесла телефон к уху. После первого гудка Лин сразу ответила.

— Руби, — услышала я запыхавшуюся Лин. — Наконец-то. Как ты?

— Лин, это я, Эмбер, — прервала я ее, не дав продолжить.

— Эмбер? Что…

— Руби чувствует себя не очень хорошо.

Лин на секунду затихла, а затем медленно произнесла:

— Неудивительно, после того что произошло.

— Что произошло? Что, черт возьми, произошло, Лин? Руби не разговаривает со мной, и я очень волнуюсь. Бофорт ее обидел? Если да, то я эту жабу…

— Эмбер, — теперь уже она перебила меня. — О чем ты говоришь?

Я наморщила лоб:

— А ты о чем?

— Я о том, что в среду Руби написала, что они с Джеймсом поладили, а сегодня я узнала, что перед этим в понедельник у него умерла мама.

2 →