Спаси нас

Мона Кастен, 2018

Они из разных миров. И все же они предназначены друг для друга. Руби и Джеймс думали, что преодолели все препятствия на пути к счастью, но это не так. Теперь они вынуждены защищать свои отношения от друзей и родных. Кажется, что катастрофа неизбежна, им никогда уже не быть вместе, но спасение приходит от мамы Джеймса. Она оставляет подсказку… Подсказку, разгадать которую под силу только ему.

5

Руби

Я проснулась от негромкого похрапывания. С тяжестью в теле я повернулась на бок и увидела, что рядом со мной спит Эмбер. Она закинула локоть за голову, рот приоткрыт.

Как она очутилась у меня в кровати?

Не могу припомнить, когда мы в последний раз спали в одной кровати. Раньше в выходные мы часто устраивали пижамные вечеринки и, не почистив зубы, посреди крошек от чипсов засыпали, лежа чуть ли не поперек друг друга.

Где-то с полминуты я находилась в той блаженной стадии, когда ты уже проснулась, но еще не вполне в сознании и пока догоняешь реальность. Но потом я вдруг заметила неприятный вкус во рту, и на меня разом обрушилось воспоминание о вчерашнем дне.

Холодная дрожь пробежала по телу, и сердце начало колотиться о грудную клетку. Значит, все это и правда случилось. Меня исключили из школы, а Лидию вышвырнули из дома. Я пила виски с Алистером Эллингтоном. Потом Джеймс привез меня домой и пообещал, что все уладит.

Мой взгляд сам собой скользнул к доске для заметок над письменным столом. Мне отсюда не видно, что написано на листке с помятыми уголками, но я и так все помню наизусть.

Мне стало дурно.

— Ты проснулась, — говорит Эмбер хрипловатым ото сна голосом.

Я только буркнула в ответ.

Эмбер приподнялась на локте:

— Где ты была вчера? Мама с папой чуть с ума не сошли.

— Я могла бы спросить тебя о том же, — ответила я, поворачивая к ней голову. — Я хотела встретиться у школы, но Мэйси сказала, что тебя не было.

Щеки Эмбер налились румянцем, но она выдержала мой взгляд. Под конец она вздохнула:

— Да, я прогуляла уроки, и что? Мне столько пришлось мучиться с математикой, что просто необходимо было устроить перерыв.

Я смотрела на нее, наморщив лоб. Я знаю Эмбер всю ее жизнь и точно могу сказать, когда она что-то скрывает. Я не хочу загонять сестру в угол, в конце концов, это ее право — иметь свои тайны. Но я ничего не могу поделать со своей тревогой. Я собралась с духом, но не успела ничего возразить, как она быстро добавила:

— Только не говори маме с папой.

Я ответила на ее взгляд и призадумалась.

— Ну же, Руби!

— Я тебя не выдам, — тихо сказала я. — Но если тебе понадобится помощь, по математике там или вообще, ты сразу мне скажешь, идет?

Она кивнула:

— Договорились.

И комнату наполнила неприятная тишина.

— Это правда? — помедлив, спросила Эмбер. — Тебя действительно исключили из школы?

Я села в кровати. Перед глазами мелькают черные точки, и я растираю себе лицо, прежде чем кивнуть.

Тут же раздался тихий стук в дверь, и в комнату заглянула мама. Я пыталась истолковать выражение ее лица, но она, кажется, прилагала все усилия к тому, чтобы не выказать своих чувств.

— Мама… — начала я, но она помотала головой, прерывая меня.

— Мы с отцом хотели бы, чтобы вы спустились вниз, — сказала она без выражения. — У нас к вам серьезный разговор.

Мама исчезает за дверью, и я слышу, как она спускается по лестнице. Я тру глаза, зевая. Эмбер садится рядом со мной на край кровати. Я чувствую на себе ее взгляд.

Не говоря ни слова, я встала и пошла в ванную. Тщательно почистила зубы, чтобы устранить противный привкус, и умылась. Собрала волосы в конский хвост и наспех поправила челку. Когда я вернулась к себе в комнату, в ванную пошла Эмбер. Эта утренняя рутина так привычна, что моя рука сама по себе потянулась к школьной форме, когда я стояла перед шкафом. Я быстро отдернула руку, будто обжегшись о синий цвет. Мне пришлось сделать несколько глубоких вдохов — чтобы подавить внутреннюю панику, и я отодвинула плечики со школьной формой в сторону и выбрала черную миди-юбку и свободную бежевую кофту.

Когда мы с Эмбер спустились в кухню, мама и папа уже сидели за обеденным столом. Будь это нормальное утро, они бы приветствовали нас с улыбкой. Расспрашивали бы нас, какой день нам предстоит, и ставили бы нас в известность о своих планах, пока мы все вместе завтракаем. Теперь же, когда мы сели напротив них, они смотрели на нас без выражения. На кухне слышно только тихое гудение кофейной машины.

Мама и папа переглядывались и, кажется, молча о чем-то совещались. Затем папа посмотрел на меня.

— Что вчера случилось, Руби? — спросил он.

Я растерянно смотрела то на него, то на маму:

— Мама же наверняка тебе все рассказала.

— И все равно я хотел бы услышать это от тебя.

— Меня… меня исключили из школы, — с трудом произнесла я.

— За что?

Я стиснула зубы. Неприятные пупырышки гусиной кожи появились на предплечьях, а на ладонях выступил холодный пот. Никогда еще я не чувствовала себя так неуютно среди родных. Мне так и хотелось встать и уйти к себе в комнату.

— Не знаю, что ты хочешь услышать от меня, папа, — выдавила я. — Может, я должна сказать, что это правда? Что я хотела чуточку улучшить свои оценки перед Оксфордом и ради этого целовалась со своим учителем истории?

Эмбер беспокойно ерзала на стуле. Я не могла взглянуть ни на нее, ни на родителей и вместо этого бессмысленно водила взглядом по кухне. Мой взгляд остановился на часах.

Через пять минут придет школьный автобус. Обычно в это время я уже давно стою на остановке, с рюкзаком на спине. А теперь сижу здесь на кухне как на допросе.

— Нет, не это я хотел бы от тебя услышать, — спокойно говорит отец. — Я хотел бы знать, что за история с этими снимками, да. Но нам всем надо услышать твою версию.

Я удивленно посмотрела на него.

— Потому что я вчера не предоставила тебе такой возможности. И теперь очень сожалею об этом, — дополнила мама. — Я была слишком подавлена этой ситуацией. Сидеть в кабинете ректора и смотреть на снимки… Я поверила в то, что мне рассказал мистер Лексингтон, и не потребовала, чтобы мы выслушали тебя.

Я задержала дыхание.

— Прости, Руби.

Я почувствовала жжение в глазах. В горле застрял комок, и я сделала несколько попыток проглотить его, но не получилось.

— Но тебе не следовало просто так пропадать на целый день. — Ее голос превратился в настойчивый шепот: — Мы так за тебя тревожились.

— Это было неправильно, что мы оставили тебя одну, — продолжил отец.

— И для нас важно, чтобы ты объяснила нам, что произошло, — добавила мама.

Сколько бы я ни моргала, слезы никуда не девались. Эмбер погладила меня по спине. Мне было невероятно радостно, что она в этот момент сидела со мной.

Мама налила чашку чая и настойчиво подвинула ее через стол ко мне. Я вытерла щеки и стала греть пальцы о горячий фарфор. Но холод все равно пробирал меня до костей. Родители не торопили, и я смогла привести в порядок свои мысли. Взвесить, что могу им рассказать. Не будет ли злоупотреблением доверия, если я посвящу семью в тайны моих друзей. Однако теперь дело касалось не только Лидии и Джеймса. И как бы ни были они оба важны для меня, я не могу больше ставить на кон свои отношения с родителями.

— Все началось в тот день, когда я пошла забрать у мистера Саттона рекомендательное письмо, — произнесла я, немного помедлив. — В прошлом году в сентябре.

Родители внимательно слушали меня. Теперь сложившаяся ситуация уже не казалась мне такой пугающей. Напротив, я чувствовала, что нахожусь в правильном месте, где могу, наконец, сказать всю правду. И я продолжила:

— Я думала, у нас назначено время. Но когда заглянула в кабинет, он был там не один.

Начало далось мне с трудом, но чем дальше, тем легче слетали с языка слова. Когда я рассказала, что за этими снимками стоят Сирил и отец Джеймса, мама схватила отца за руку.

— Мортимер Бофорт бессовестный человек, — заявила я охрипшим голосом. — Ради спасения своей репутации он пойдет по головам.

— И ему безразлично, что он разрушает другую семью, — покачала головой мама. — Какой страшный человек.

— Страшный человек? Я бы подобрал несколько другие слова, — произнес папа, и между бровей у него обозначилась вертикальная морщина.

— Удивительно, как монстр мог воспитать такого доброго человека, как Лидия, — поддакнула Эмбер.

Я так долго вела рассказ, что совершенно выдохлась. Я сделала глоток чая в надежде, что комок, который все еще стоял у меня в горле, наконец уйдет.

В кухне воцарилась тишина.

— Я не могу поверить, что ты все это носила в себе так долго и никому не рассказывала, — произнес, наконец, папа. Он снял очки и потер глаза.

Чай остыл, и я отставила свою чашку.

— Я просто не могла обмануть доверие Лидии и Джеймса.

— Но речь идет не только о них двоих, — мягко высказала Эмбер то, что я и сама вчера поняла.

— Я понятия не имею, как убедить ректора Лексингтона в своей честности. Мистер Бофорт — член родительского комитета, он каждый год делает огромный спонсорский взнос, как и родители Сирила. Если их слово поставить против моего, то ясно ведь, кому он скорее поверит.

— Но есть и оригинальные снимки, исходники, верно? — спросила мама.

— Сирил их стер. Если они и есть у кого-то, то у него или у мистера Бофорта.

— Даже если и есть, как Руби доказать, что это не обработанные снимки?

— Все это ничего не даст, — сказал папа, качая головой. — Нам надо поговорить с ректором и сказать ему правду.

— Нет! — воскликнула я. — Только не это. Я не могу выдать Лидию. Отец и без того сослал ее неизвестно куда. Что, вы думаете, он сделает, если все это выплывет наружу?

Я вспомнила, что Джеймс рассказывал о своем отце. О холоде в глазах мистера Бофорта, о разбитой губе и о красных пятнах на лице Лидии.

— Этот человек непредсказуем, папа.

Мама через стол дотянулась до моей руки и крепко ее стиснула.

— Это замечательно, Руби, что ты так оберегаешь своих друзей, но ведь речь идет о твоем будущем.

— Мама, я действительно не могу так поступить с Лидией, — сипло произнесла я. — Мне остается только верить в то, что Джеймс заставит Сирила пойти к Лексингтону и рассказать ему правду о снимках.

Мама тяжело вздохнула и посмотрела на папу. Выражение его лица изменилось. Он был настроен решительно.

— Все равно мы должны поговорить с ректором.

Я открыла рот, чтобы возразить ему, но он поднял руку, останавливая меня:

— Мы не будем ничего говорить о Лидии, но я хочу, чтобы он перепроверил подлинность этих фотографий.

Я сжала губы. Мне хотя и стало легче после того, как я выговорилась перед родителями и выложила им всю правду, но меня тревожило то, как разделились наши мнения относительно этой ситуации.

— Прошу вас, пусть сперва Джеймс попытается поговорить с Сирилом, прежде чем мы начнем что-то предпринимать, — взмолилась я.

Мама с папой переглянулись.

— А ты можешь доверять Джеймсу? — мягко спросила мама. — Ведь это он сделал снимки.

Я оцепенела. Конечно же, мама права. Нет никаких объективных причин доверять мою судьбу в руки Джеймса.

— Все не так, как ты думаешь, мама, — неожиданно подоспела на помощь Эмбер. — Джеймс на самом деле влюблен в Руби. Он никогда не причинит ей боль намеренно.

Жар хлынул мне в лицо. Когда я метнула на Эмбер свирепый взгляд, она только пожала плечами:

— Достаточно провести с вами одну минуту, чтобы сразу заметить это.

Мама посмотрела на папу, а у того лицо по-прежнему оставалось совсем не довольным.

Я затаила дыхание.

— Дадим ему одну неделю, — решительно заявил папа. — И тогда пойдем к Лексингтону. Ты слишком много работала, чтобы уничтожить свое будущее чужим враньем.

Голос папы дрожал от подавленной ярости, но прежде, чем мы что-нибудь успели сказать в ответ, он положил руки на колеса кресла-каталки и поехал прочь из кухни.

Мама опять стиснула мою руку:

— Спасибо, что ты все нам рассказала.

Я тяжело сглотнула и кивнула.

— Надеюсь, ты сможешь простить меня. Я не знала, что мне делать с этой ситуацией.

— Я знаю, — пролепетала я и сжала мамину руку в ответ. — Все хорошо.

Она встала и наклонилась поцеловать меня в макушку. После этого вышла вслед за отцом.

Чувство легкости постепенно проходило. Вместо него вернулась усталость, и я положила голову на плечо Эмбер. Она погладила меня по волосам.

— Но по крайней мере они не узнали, что я не была в школе, — пробормотала она.

Я нашла в себе силы ткнуть за это сестру кулаком в бок.