Дом на пшеничном поле

Модест Скоромный

В 33 главах, написанных в библейском стиле, я попытался ответить на самые распространенные и сложные вопросы, обращенные к церкви. Здесь нет отсылок к Священному Писанию, но есть попытка объяснить, что законы Божьи – не навязанные диктатором ограничения, а вполне логичные и естественные правила, созданные разумом.

Глава шестая

И снова шли мы по улицам то темным, то светлым, по камням, что становились то холодны, то горячи. Отшельник вел меня туда, куда сам я не пошел бы никогда, в подворотни грязные и смердящие нечистотами, что сменялись богатыми кварталами с запахами жизни, ведущей к смерти, и если одному мне было бы тягостно смотреть на все, что вокруг, то с Отшельником я едва замечал даже тени людей и домов. И не спрашивал я, куда же идем мы, поскольку знал, что придем. И вот в утро одно морозное вошли мы под своды моста городского и вошли в туман, что светился светом тусклым будто виноградина пыльная, за которой солнце. И снова не говорили мы друг с другом и опять невозможно было сосчитать, сколько идем мы. Но вот рассеялся туман и солнце ушло за горизонт почти и нашли мы порт маленький, где пахло рыбою свежей и морем и хоть и не знал я, что ищем мы, но раз Отшельник был со мною, то и понял я, что нашли мы, что требовалось в тот же самый момент. Пошли мы на берег и прошли вперед по берегу мимо рыбаков с их сетями и вошли в храм, что стоял в конце причала и в начале первого и нового квартала городского. И подивился я, что здание столь величественное стоит среди лачуг рыбацких. Был храм тот высотою в гору и вошли мы в него.

Храм был велик и стар и стены его пахли древностью, а солнечный свет красно-рассветный, что проходил сквозь окна из цветных стекол, раскрашивал серый камень пола, на котором стояли мы с Отшельником. Были перед нами мощи святые, что хранили город, по которому ходили мы, а потому поклонились мы им сперва, и лишь потом подошли к крышке стеклянной, что закрывала место упокоения и силы и славы верного слуги Божьего. И было молчание и покой и дыхание веры, что омывало лица наши от греховности города, что поглотил некогда храм этот и наслаждались мы древность места того, пока не пришел человек.

— Не стоит вам делать того, что делаете, — сказал кто-то за спинами нашими и обернулись мы и посмотрели. Стоял там мужчина, одетый в черное с ног до головы и смотрел на нас гордо и неодобрительно.

— Здесь лежит святой покровитель города, что вокруг, в котором жили, молились и любили предки твои, что построили храм этот, — негромко сказал Отшельник. — Как же пройти мимо и не поговорить с ним и с Господином его? Кто войдет в дом и не поприветствует хозяев?

— Разве не знаешь ты, — спросил человек в черном надменно весьма, — что сказано: «Господу Богу твоему поклоняйся и ему одному служи.» Разве Господь пред тобою? Человек здесь лежит и слуга Божий, но не Бог, а потому не греши тут мыслями и делами своими.

— Разве поклон поклонением является, а знак уважения службою? — спросил Отшельник и голос его был холоден, словно камень, что не нагрелся.

— Не лукавствуй, — строго сказал человек и погрозил пальцем. — Я смотритель монастыря этого и храма и много лет мне. Молитвенный шепот неслышный же для меня громче крика, а потому и знаю я, что молитесь вы. Что бы ни говорили уста твои, но молиться святым — это неправильно, ведь лишь Бог молитвы заслуживает. Вот, что есть вера наша и города и племени, что протестует против старого и к новому обращается.

— Церковь эта на камне стоит, и монастырь построен на нем же, — сказал Отшельник, — а вы задумали вынуть камень этот и обновить его, что было бы умно и умно весьма, если бы камень тот был бы осколком горы могучей, а он ведь живее корня древесного, раз стоя на нем и человек заново рождается. А что станет с деревом без корня, то знать ты должен, если не затуманила гордость разума твоего взор души твоей.

— Темен ты и слова твои, что сказал ты еще темнее, — ответил ему человек в черном. — Но даже если бы и смысл был в том, что сказал ты и не нуждается дом наш в том, чтобы обновляли мы его, то что про молитву мощам этим скажешь?

— Не так уж туманны слова мои для тебя, раз не возражаешь мне сразу и не они до точь, не желая слушать, — сказал Отшельник и улыбнулся слегка. — На вопрос же твой вот, что скажу я тебе: пришел однажды ко двору царскому человек весьма набожный и знающий Писание, как никто. И был двор царя того великого полон придворных и приветствовали они набожного весьма радушно. Он же прошел к царю мимо всех придворных его, не уделив им внимания никакого и поприветствовал его и поклонился. Однако царь не пошевелился и спросил тогда:

— Отчего прошел ты мимо и не ответил на слова тех, что окружают меня? Почему не почтил их поклоном или хоть не поприветствовал их? Знаешь ли ты, что это друзья мои и слуги верные, многие из которых и кровь пролили и муку стерпели, которой никто не вынес бы и все это лишь из любви ко мне? Кто ты, что не славишь их и не кланяешься?

И посмотрел на Отшельника человек в черном и словно бы впервые увидел его.

— Я хотел бы подумать над словами твоими, — сказал мужчина после молчания долгого, — поскольку есть в них зерно некое. Чувствую я, как скользит оно между пальцев моих и может смогу удержать хоть одно.

— И подумай и поищи и держи зерно крепко, если отыщешь, — сказал Отшельник и отвернулся и пошел прочь, сказав напоследок: — Ну а если рука твоя тверда будет и зерно то удержишь в руке своей, быть может и колос целый для тебя найдется.

Шел я в задумчивости и не заметил, как прошли мы через ворота городские и пошли вперед. И снова не было времени вокруг нас, а была дорога и звезды горели так ярко над нами и ступали мы в отражения их, что в лужах дороги плескались.

— Слышат ли они слова твои, что говоришь им ты? — спросил я, когда ветер теплый, ночною прохладой пропитанный, проник в мою грудь и говорить заставил. — Может ждать нужно тех, кто придет к тебе и попросит заговорить и слушать захочет?

— Так ведь он и просил, хоть и не зная о том, — сказал мне Отшельник на это, воздух тот же, что и я вдыхая. — И правильно ждать, пока спросят тебя, но и помнить при том следует, что слово, зерну подобное, сеять все ж нужно и не смотреть, куда падает оно, ведь идет сеятель тот особый вперед и не оглядывается и не медлит, поскольку весь мир перед ним, а мир тот давно уже ждет урожая.

Конец ознакомительного фрагмента.