Горящая тень

Мишель Пейвер, 2013

Пророчество Оракула гласит, что жестокий клан Короносов будет повержен, если ценная реликвия, кинжал, окажется в руках Чужака. Но Гиласу нет дела до предсказаний: его единственная цель – разыскать пропавшую сестру. Пирра, его подруга, снова оказавшаяся взаперти в Доме Богини, жаждет вырваться на свободу. Однако планам обоих не суждено осуществиться: на пути в родную Акию Гилас попадает в рабство, а женщина, которая помогла Пирре сбежать, преследует собственные цели… Впервые на русском!

Глава 3

Гилас вздрогнул и проснулся. Солнце еще не встало, но остальные уже готовились выходить. Его будить не стали. Если новенького побьют, какое им дело?

Торопливо отрезав несколько полосок ткани от туники, Гилас обвязал их вокруг головы и колен, как другие мальчишки. Потом смастерил набедренную повязку и убрал осколок обсидиана в складку на поясе.

Тут Жук сказал, что надо взять еще одну тряпку.

— Спустимся в яму — помочись на нее и обвяжи вокруг носа и рта, а то пыли наглотаешься.

— Спасибо, — кивнул Гилас.

Оказалось, «яма» — это две шахты, прорытые в склоне холма. Одна пошире — есть где вытянуть руку. Сверху перекинуто бревно, к которому привязана веревка. Должно быть, это что-то вроде шкива. Вторая шахта ýже. Перед ней выстроилась очередь из мужчин. Один за другим рабы спускаются на глубину. Многие в зеленоватых шрамах, а кое у кого не хватает пальцев на руках и ногах. Глаза у всех красные, на лицах застыло тупое отчаяние.

— Кто такие? — спросил Гилас у Жука.

— Молотобойцы, — вполголоса ответил египтянин. — От этих лучше держаться подальше.

Пока стояли в очереди, Гилас разглядывал воинов, охранявших шахты. Над головой угрожающе возвышалась крепость Креона. Гилас попытался себя ободрить. Вороны ведь думают, его в живых нет: утонул в Море еще прошлым летом. Но бодрости что-то не прибавилось. Тут Гилас заметил, что рабов вокруг намного больше, чем надсмотрщиков и стражников, и спросил Зана, почему невольники не поднимут бунт.

Зан только глаза закатил.

— В яме девять уровней, понял? Строптивых отправляют на самый нижний.

— И что с того?

Зан не ответил. Бросил щепотку песка через плечо и плюнул три раза.

— Это чтобы ловцов отпугнуть, — прошептал Мышь, сжимая свой амулет. Слюнявый нервно теребил костлявые ключицы и обливался потом. Жук бормотал египетское заклинание.

Гилас спросил Мышь про амулет, и младший мальчик объяснил:

— Подземные полевки умные. Заранее чуют, когда будет обвал, и убегают. У Зана тоже есть амулет — палец молотобойца.

— Заткнись, Мышь! — рявкнул Зан.

Тут стоявший впереди молотобоец обернулся и заметил Гиласа. Да это же мужчина с перебитым носом!

— Ты ликонианец, — понизив голос, произнес он.

У Гиласа сердце ухнуло в пятки.

— Даже не спорь. У тебя выговор тамошний. Говорят, прошлой весной у Воронов в Ликонии были какие-то неприятности. Убивали Чужаков, но одного так и не поймали.

— Мало ли что люди врут, — буркнул Гилас и отвернулся от других пауков: те сверлили его пристальными, любопытными взглядами.

— А на этот раз правду говорят, — прошептал мужчина. — Я из Мессении. Там тоже на Чужаков охотились, но несколько человек улизнули. Не знаешь, с чего вдруг Вороны ополчились на Чужаков?

Мессения… Туда пошла Исси.

— Значит, кто-то спасся? — понизил голос мальчик. — А девочка лет десяти среди них была?

Надсмотрщик прикрикнул на мужчину, чтобы не задерживал очередь. Тот странно посмотрел на Гиласа и скрылся в шахте.

— Кто такие Чужаки? — небрежно спросил Зан.

— Те, кто родился не в деревне, — ответил Гилас.

— Так ты у нас, стало быть, особенный? — фыркнул Зан.

— Я не Чужак, — соврал Гилас.

Остальные подходили к горе мешков из сыромятной кожи и брали себе по одному. Зан кинул мешок Гиласу. Повторяя за старшим мальчиком, Гилас закинул ношу на спину и продел руки в лямки. Потом перебросил через плечо щепотку пыли, поплевал три раза, попросил Повелительницу Зверей защитить и уберечь. Но здесь, в Акии, казалось, что Богиня где-то далеко-далеко. Наверное, не услышала.

Мышь полез первым, за ним Зан, Слюнявый и Жук. Лицо у египтянина почти такое же испуганное, как у Слюнявого.

— Смотри береги голову, — посоветовал Жук Гиласу, — и дыши ртом.

— Почему?

— Сам поймешь.

Гилас с трудом лезет вниз по склизкой веревочной лестнице. Руки и ноги то и дело соскальзывают. В шахте воняет, как от навозной кучи. Так вот зачем Жук велел дышать ртом!

Пятьдесят ступенек… Сто… Гиласу еще лезть и лезть, а он уже сбился со счета.

Вот мальчик очутился в туннеле с таким низким сводом, что не выпрямиться. Кругом темно, от стен эхом отражается его хриплое дыхание. Бревно, подпирающее свод, поскрипывает. Опора совсем хлипкая, а сверху давит Гора. Тут и там на вырубленных в камне карнизах светят и чадят глиняные лампы. Тени подпрыгивают и дергаются. Гилас вспомнил про ловцов. Надо догонять остальных.

Гилас пробирался на ощупь по запутанному лабиринту коридоров. Земля под ногами все круче шла под уклон. От вони слезились глаза. Гилас понюхал ладонь и едва сдержал тошноту. Тут повсюду нечистоты сотен человек, не меньше.

Через стены до Гиласа доносилась приглушенная речь. Вот он узнал голос Зана. Видно, туннель на полпути поворачивает в обратную сторону.

— Помогать ему не надо, — внушал остальным Зан. — В шахте каждый сам за себя.

Чем ниже спускались, тем жарче становилось. Скоро Гилас весь взмок. Издалека донесся стук молотов. Зан сказал, что в шахте девять уровней. Должно быть, вся Гора изрыта такими вот норами. Гилас постарался не думать, как к этому безобразию относится Сотрясатель Земли: бог, топотом ног сокрушающий горы.

Вдруг шум стал оглушительным, невыносимым. Гилас оказался в просторной сумрачной пещере. Из-за клубов пыли нечем дышать, но тут и там в темноте светятся лампы. В стенах вырезано что-то вроде полок, на которых лежат на спине обнаженные мужчины и молотят по прожилкам зеленой руды отбойными молотками и кирками. Мальчики и девочки лет пяти, не старше, бегают между ними, стараясь не попадаться под руку, и складывают куски руды горкой. Гиласа от этой картины замутило. Молотобойцы вырубают из плоти Земли зеленую кровь. Он внутри огромной раны.

Пауки обмотали рты и носы мокрыми тряпками и принялись набивать мешки зеленой рудой. Гилас не отставал. Когда все заполнили рюкзаки до отказа, Зан повел мальчишек в другой туннель. Лямки врезались Гиласу в плечи. Тащить на себе камень — все равно что волочь труп.

После бесконечного подъема наконец очутились в главной шахте. Двое мужчин забрали у Гиласа ношу, перевязали горловину веревкой и подняли груз. Мешок вдруг дернулся, как живой, и через несколько секунд содержимое посыпалось вниз, едва не задев Гиласа.

— Чей мешок? — рявкнул разъяренный носильщик.

И заметил Гиласа.

— Вот балбес! Прохудившийся мешок схватил!

— Смотри, что берешь, — ухмыльнулся Зан.

Гилас стиснул зубы. Зан нарочно подсунул ему плохой мешок. «Понятно, — подумал Гилас. — Этот так просто не успокоится. Надо что-то делать».

Когда вернулись в пещеру и снова стали набивать камнем рюкзаки, Гилас старался держаться к Зану поближе. И в главную шахту тоже шел рядом с ним. На полпути Зан вдруг начал ощупывать грудь, потом принялся лихорадочно озираться, глядя себе под ноги. Когда дошли до шахты, бедолага трясся с головы до ног.

— Случайно, не это потерял? — тихо спросил Гилас и протянул Зану сморщенный палец. Потом приблизился вплотную к вожаку.

— Я никому не скажу, и ты не говори, — прошипел Гилас. — Я на твое место не покушаюсь, верховодить не хочу, но больше со мной не связывайся, понял?

Зан медленно кивнул.

После еще двух изматывающих ходок надсмотрщик наконец объявил перерыв. Должно быть, Зан предупредил остальных, что с Гиласом ссориться не надо. Мальчишки подвинулись, освобождая ему место, угостили уксусом и подгорелой лепешкой. Зан и Жук ели с мрачной отрешенностью, ни на что не отвлекаясь, а Мышь бросал в щели крошки для полевок. Слюнявый к еде не притронулся — только глядел в темноту и вздрагивал.

Гилас тихонько спросил у Зана, какая опасность от ловцов.

— Бывает, шепчут тебе на ухо и ходят следом как тень, пока с ума не сведут. А могут залезть тебе в глотку и остановить сердце.

Гилас нервно сглотнул:

— Где они живут? Прямо в камне?

— В камне, в туннелях… Духи везде проходят.

— Тихо! — шикнул рассерженный Жук.

На поверхности он был почти приветлив, здесь же стал молчаливым и подавленным.

Зан внимательно поглядел на Гиласа:

— Раньше под землей бывал?

— Один раз, — ответил Гилас. — Во время землетрясения.

Вожак присвистнул:

— Как же ты выбрался?

— Шел, шел и вышел.

Зан рассмеялся.

Гилас спросил, бывают ли землетрясения на Талакрее. Зан покачал головой:

— Обвалы случаются. Иногда дым из Горы идет, но больше ничего.

— Дым?! Из Горы?!

— В недрах живет Богиня. Дым — это Ее дыхание, а в трещинах прячутся духи огня. Почуешь жар, увидишь острые кристаллы — знай, наткнулся на их жилище.

Гилас задумался.

— Эта Богиня часто гневается?

— Не знаю. Она, вообще-то, не злая — только дым из Горы пускает, и все.

Тут подошел надсмотрщик и велел притащить руду с восьмого уровня. Всех пауков пробила дрожь.

— Только не на глубину, — простонал Слюнявый.

Жук зажмурился и застонал. Даже Зан оробел.

— Ладно, пошли, — буркнул он. — Всем держаться вместе.

С Заном во главе они спустились по лабиринту туннелей на пятый уровень… на шестой… на седьмой.

Жара усиливалась, дышать становилось все труднее. Гилас обогнул кучку листьев, на которой лежала пушистая тушка какого-то зверька. Должно быть, подношение для ловцов.

Тут снизу повеяло зловонием. Под ногами что-то скрипнуло. Гилас стоял на бревенчатом мосту, перекинутом над огромной пещерой. Далеко внизу разглядел огни ламп и трудившихся рабов. Вдруг один из них поднял голову. Мужчина с перебитым носом!

— Блоха, не отставай! — прикрикнул Зан.

Гилас почти бегом пересек мост.

— Это…

— Да, девятый уровень, — подтвердил Зан.

— Там нет лестницы. Как же они вылезают?

— А никак. На девятый отправляют насовсем — раз уж попал на самое дно, будешь там вкалывать, пока не сдохнешь.

Зан свернул за угол, и его голос стих.

Гиласа передернуло. На всю жизнь оказаться погребенным в этой каменной тюрьме… Никогда больше не увидеть дневного света…

Внезапно пустой мешок зацепился за камень. Гилас стал его отцеплять, ударился головой, наконец справился и бросился догонять остальных.

— Зан! Подождите меня!

Нет ответа. Видно, свернул не туда.

Вернувшись обратно, Гилас услышал стук. Молоты! Мальчик пошел на звуки и едва не полетел вниз: туннель резко шел под уклон. Нет, здесь они не проходили. Потом зашел в подземный коридор с вогнутыми стенами. Опять незнакомое место. Но стук молотов приближается, а где молоты — там и люди. Гилас протиснулся в узкий проем и очутился в пещере с низким сводом. Теперь он слышит только один молот: тук, тук, тук. Помещение освещает лишь подрагивающий огонек каменной лампы, стоящей на карнизе. Людей не видно, но звук все ближе и ближе. Тук, тук.

Гилас шагнул вперед. Звук прекратился.

— Кто здесь? — спросил мальчик.

Лампа погасла. В пещере стояла звенящая тишина, и все же Гилас ощущал в темноте чье-то присутствие.

Потом почувствовал холодное влажное дыхание. Казалось, оно облепило лицо, как мокрая глина. Гилас кинулся наутек. Мешок за что-то зацепился. Гилас рванул его. Кто-то потянул ношу к себе. Высвободив ее, мальчик снова побежал, но налетел на стену. Казалось, камень под его ладонью двигался, будто живая плоть. Пальцы нащупали что-то похожее на рот, а над ним — бугорок. Гилас вскрикнул и отпрянул.

Темнота такая густая, что кажется, ее можно потрогать руками. Гилас понятия не имел, куда шел. Вдруг его дыхание зазвучало по-другому: он вышел обратно в туннель. Каким-то чудом добрался до проема с вогнутыми стенами и боком протиснулся внутрь. В щиколотку вцепилась рука. Вырываясь, Гилас стал лягаться и попал по холодной землистой плоти. В панике удвоил усилия. Пальцы сползли со щиколотки. Гилас ужом ввинтился в проем. За спиной раздавалось хриплое пыхтение. Похоже, преследователь был раздосадован, что упустил добычу.

Всхлипывая от страха, Гилас бросился прочь. В темноте эхом разнесся холодный смех.

Ловцы живут в каменных туннелях… Подкрадываются в кромешной темноте.

— Блоха! — раздался далеко впереди голос Зана.

Кто-то врезался в Гиласа.

— Пусти! — взвизгнул Слюнявый.

— Ты не в ту сторону идешь, — пропыхтел Гилас.

Слюнявый вцепился ему в глотку.

— Пусти!

Парень оказался на удивление силен. Гилас попытался разжать пальцы Слюнявого, потом нащупал глаза и надавил на них большими пальцами. Слюнявый взвыл и скрылся в темноте.

— Блоха! — позвал Зан.

Его голос прозвучал совсем близко.

— Ну и где тебя носило?

К тому времени, как Гилас и Зан присоединились к остальным, Слюнявый тоже вернулся. Гилас ухватил его за плечи и припер к стене.

— Ты чего на меня накинулся? — рявкнул Гилас. — Я тебе ничего не сделал!

— Д-думал, на ловца н-нарвался, — с трудом выговорил Слюнявый.

— Эй, Блоха, отвяжись от него! — велел Зан.

Гилас повернулся к нему:

— Это что за фокусы? Мы ведь перемирие заключили!

— Ну ошибся парень, с кем не бывает. Пошли, работа ждать не будет.

В мрачном молчании пауки отыскали горы зеленой руды и стали наполнять мешки. Гилас на всякий случай не спускал глаз со Слюнявого. То ли мальчишка очень хитер, то ли и впрямь обезумел после встречи с ловцами. «Поди разбери, что хуже», — подумал Гилас.

Наконец протрубили в бараний рог. Шахты постепенно опустели. Гилас едва не падал от усталости. Но не успел вылезти наверх, как надсмотрщик швырнул ему три бурдюка и приказал сходить за водой к «лужам». Мышь вызвался показать Гиласу дорогу. Жук тоже увязался за ними. Стоило египтянину выбраться из шахты, как он снова превратился в себя прежнего. Будто подменили парня.

Смеркалось. Из шахт не доносилось ни звука, только от печей долетал стук одинокого молота. Гилас спросил, кто там трудится.

— Кузнец, — ответил Жук. — Иногда всю ночь напролет работает. К кузнице близко никого не подпускают. Ее охраняют немые рабы. Если заметят кого-нибудь, бьют в барабан — предупреждают кузнеца, что кто-то идет.

— Зачем? — удивился Гилас.

Жук пожал плечами:

— Кузнецы народ особый. Владеют тайным искусством изготовления бронзы. С кузнецом даже Вороны ссориться не станут — побоятся.

Мальчики обогнули подножие холма. Гилас обратил внимание, что остров сначала сужается до перешейка, а потом как будто раздувается и становится похож на огромного горбатого зверя. Возле перешейка разбит лагерь Воронов. Нет, этим путем не убежать — сразу заметят.

— Тут держат лошадей, — мечтательным тоном произнес Мышь и вздохнул.

Гилас не ответил.

Дальше тянется бесплодная черная равнина, а над ней возвышается Гора. Крутые склоны заслоняют весь горизонт, а из причудливой, будто обрубленной верхушки непрерывно струится дым.

Пирра как-то сказала, что существует только одна Богиня, но Гилас подумал — нет, не может быть. И верно — бессмертная Богиня, властвующая над этим суровым краем, совсем не похожа на Повелительницу Зверей или сияющую голубую Богиню Моря, с которой Гилас повстречался в прошлом году.

Оказалось, «лужи» — это мелкие пруды, больше похожие на стоячие болота. В воде плавает ивовый пух, тут и там квакают лягушки.

Мышь заметил ласточек, пикировавших к воде, чтобы напиться, и очень обрадовался.

— Но больше всех мне нравятся лягушки, — поделился малыш. — Они красивые.

При упоминании о лягушках сердце Гиласа болезненно сжалось. Он вспомнил Исси. Сестренка тоже их любит.

— Нашел красавиц! — рявкнул Гилас. — Лягушки, они и есть лягушки.

Мышь чуть не присел от неожиданности.

Гилас устало потер лицо ладонью.

— Извини, — пробормотал он. — Вы с Жуком идите обратно. Я и один управлюсь.

Когда мальчики ушли, Гилас погрузил в один из прудов бурдюки. Их тут же раздуло от воды. Все тело болело, в голову лезли мрачные мысли. Стоило вспомнить встречу с ловцами, и мороз пробегал по коже. Эта осязаемая злоба, холодное дыхание, не похожее на человеческое…

Где-то далеко на Горе взревел лев.

Ласточки в испуге разлетелись. Гилас застыл. Даже кузнец перестал стучать молотом. Он тоже прислушивался.

В Горах, где прошло детство Гиласа, львы тоже водятся. Но ни его, ни коз хищники ни разу не тревожили: Брысь исполнял обязанности сторожевой собаки на совесть. Иногда по ночам, когда Гилас и Исси лежали у костра, издалека доносился рев.

Нетрудно понять, что означает грозный звук. Так львы объявляют другим зверям, кому принадлежит эта земля. «Моя! Моя! Моя!» — ревет он.

Вот и на Талакрее он тоже возвещает: «Моя! Моя».

Гилас стоял и слушал. Вдруг в сердце разгорелся бунтарский огонек. Львиный клич — голос самих Гор: необузданный, мощный, свободный. Могучий зверь будто обещал: когда-нибудь Гилас тоже будет свободен.

Вскоре рев сменился хриплым рычанием, а потом лев и вовсе затих. Но звук остался с Гиласом, даже когда умолкло последнее слабое эхо.

Гилас вспомнил зверя, которого встретил у воды. Мальчик попил из его следа. Может, Гиласу передалась хоть малая часть львиной силы?

Взвалив на плечи бурдюки, Гилас зашагал обратно к остальным.