Я исчезну во тьме. Дело об «Убийце из Золотого штата»

Мишель Макнамара, 2018

На протяжении более чем десяти лет Калифорнию терроризировал жестокий серийный убийца. На него охотились десятки полицейских. Но Мишель Макнамара стала той, кто посвятил этому расследованию свою жизнь. Год за годом она интервьюировала уцелевших жертв маньяка. Задавала вопросы детективам, ведущим его дело. Снова и снова рассматривала фотографии с мест преступлений. Упорно просеивала в поисках крупиц истины множество версий на бесчисленных форумах любителей интернет-расследований… И внезапная смерть Мишель стала для многих потрясением… Спустя почти два года ее близкие и друзья все же завершили начатое Мишель дело – издали книгу «Я исчезну во тьме». Книгу, которая помогла воплотить в жизнь главную мечту писательницы – разоблачить «Убийцу из Золотого штата».

Пролог

Тем летом я охотилась за серийным убийцей по ночам, вела поиски из детской моей дочери. Как правило, я имитировала ритуал отхода ко сну нормального человека. Чистила зубы. Переодевалась в пижаму. Но после того, как мои муж и дочь засыпали, я удалялась в свой импровизированный рабочий кабинет и включала ноутбук — люк шириной пятнадцать дюймов, ведущий к бесконечным возможностям. По ночам в нашем районе, расположенном к северо-западу от делового центра Лос-Анджелеса, стоит удивительная тишина. Порой единственными нарушавшими ее звуками были клики, с которыми я, используя функции просмотра улиц в гугл-картах, подбиралась как можно ближе к подъездным дорожкам незнакомых мне людей. Почти не шевелясь, всего лишь нажатием пары клавиш я преодолевала десятилетия. Школьные альбомы выпускников. Свидетельства о браке. Фото, сделанные полицейскими сразу после ареста. Я пролистала тысячи страниц полицейских архивов 70-х годов XX века. Корпела над отчетами о вскрытии. То, что заниматься всем этим приходилось в окружении полудюжины плюшевых зверюшек и комплекта миниатюрных розовых барабанов-бонго, меня ничуть не смущало. Я нашла свое место для проведения исследований, уединенное, как крысиный лабиринт. Каждой одержимости необходимо собственное пространство. В моем были разбросаны разноцветные листы бумаги, на которые я наспех выписывала цветными мелками номера законов Уголовного кодекса Калифорнии.

Около полуночи 3 июля 2012 года я открыла файл, в котором составляла список всех необычных предметов, украденных им за долгие годы. Чуть больше половины списка я уже выделила жирным шрифтом: это были глухие тупики. Следующим пунктом был поиск запонок, похищенных в Стоктоне в сентябре 1977 года. В то время «Убийца из Золотого штата», как я привыкла его называть, до убийств еще не дорос. Он был серийным насильником, известным как «Насильник с востока», нападал на женщин и девушек в их собственных спальнях — сначала на востоке округа Сакраменто, затем переключился на населенные пункты Калифорнийской долины и восточной части области залива Сан-Франциско. Молодой, от восемнадцати до тридцати лет, белый, атлетически сложенный и способный ускользать от погони, перелезая через высокие заборы. Его предпочтительной целью был одноэтажный дом, второй от угла улицы в тихом квартале, где жили представители среднего класса. И еще он всегда носил маску.

Его отличительные особенности — четкость действий и инстинкт самосохранения. Подбираясь к жертве, он часто проникал в дом заранее, когда там никого не было, разглядывал семейные фотографии, изучал планировку. Он выводил из строя освещение на верандах и отпирал раздвижные застекленные двери. Разряжал оружие. Закрытые ни о чем не подозревавшими домовладельцами ворота оставлял открытыми. Снимки, которые он переставлял, хозяева возвращали на место, объясняя их перемещение обыденной суетой. Жертвы спали, ничем не потревоженные, пока слепящий свет фонарика не вынуждал их открыть глаза. Внезапно ослепнув, они терялись. Со сна мысли сначала путались, потом неслись вскачь. Неизвестный, которого они не могли разглядеть, управлял светом, — но кто он и зачем это делал? Их страх обретал направление, когда они слышали голос, который описывали как горловой шепот сквозь стиснутые зубы, резкий и зловещий, хотя некоторые улавливали в нем срыв и переход на более высокий тембр, дрожь, заикание, словно незнакомец в маске, державшийся в тени, вместе с лицом старался скрыть и явную неуравновешенность, что удавалось ему не всегда.

Стоктонский эпизод, случившийся в сентябре 1977 года, когда преступник украл запонки, был его двадцать третьим нападением и произошел после четко отмеренного летнего перерыва. Скрип крючков по карнизу, на которых держалась штора, разбудил двадцатидевятилетнюю хозяйку спальни на северо-западе Стоктона. Она подняла голову с подушки. При свете, горевшем снаружи, в патио, успела увидеть силуэт в дверях. Но тут луч фонарика ударил ей в лицо, ослепив, и силуэт исчез, а сгусток энергии быстро переместился к постели. Предыдущее нападение он совершил в выходные накануне Дня поминовения. Нынешнее произошло в половине второго ночи во вторник после Дня труда^[7]. Лето кончилось. Он вернулся.

Теперь он охотился за парами. Пострадавшая женщина пыталась описать полицейскому неприятный запах, исходивший от человека, который на нее напал. Ей никак не удавалось описать его. Несоблюдение личной гигиены тут ни при чем, говорила она. Пахло не из подмышек и не изо рта. Полицейский отметил в протоколе, что со всей определенностью жертва смогла сказать только, что этот запах казался запахом возбуждения, исходившим не от какого-то определенного участка тела, а из каждой поры. Страж порядка спросил, нельзя ли поконкретнее. Но никаких уточнений она сделать не смогла. Все дело в том, что подобных запахов она никогда прежде не ощущала.

Как и в других эпизодах, произошедших в Стоктоне, преступник заявлял, что ему нужны деньги, но не брал наличных, хоть они лежали на виду. Что ему было нужно, так это вещи, ценные для тех, кого он подвергал насилию: обручальные кольца с гравировкой, водительские удостоверения, сувенирные монеты. Те запонки, фамильная реликвия в необычном стиле 50-х годов XX века, были украшены монограммой из инициалов «Н.Р.». Полицейский, который записывал показания, схематично изобразил их на полях протокола. Мне стало любопытно выяснить, насколько уникальна эта вещь. Благодаря поискам в Интернете я знала, что мужские имена на «Н» встречались сравнительно редко, всего один раз на сотню в 30–40-х годах XX века, когда скорее всего и родился первый владелец этих запонок. Я вбила их описание в «Гугл» и нажала ввод.

Нужна изрядная доля самонадеянности, чтобы решить, будто доморощенный детектив вроде меня сможет раскрыть сложное дело о серийных убийствах, которое оказалось не по зубам специальной следственной группе, включавшей представителей пяти полицейских отделений Калифорнии и ФБР. У моей увлеченности раскрытием преступлений личные корни. Нераскрытое убийство, случившееся по соседству с нами, когда мне было четырнадцать лет, пробудило во мне интерес к нераскрытым делам. С появлением Интернета мой интерес трансформировался в активные поиски. Как только документы публичного характера стали доступны в Сети и были изобретены изощренные поисковые системы, я поняла, что мой мозг, в котором хранятся детали преступлений, и пустая поисковая строка могут прекрасно взаимодействовать, и в 2006 году открыла сайт под названием «Дневник реальных преступлений» — «True Crime Diary». Когда мои близкие засыпают, я путешествую во времени и занимаюсь переосмыслением давних улик с применением технологий XXI века. Я принимаюсь стучать по клавишам, искать в Интернете улики, ускользнувшие от внимания властей, прочесывать оцифрованные телефонные справочники, школьные выпускные альбомы, панорамы мест преступления в гугл-картах — весь неисчерпаемый кладезь потенциальных ниточек для детектива с ноутбуком, существующего ныне в виртуальном мире. Своими гипотезами я делилась с преданными читателями моего блога.

Я написала о сотнях нераскрытых преступлений: от душегубов с хлороформом до священников-убийц. Однако дело «Убийцы из Золотого штата» захватило меня больше всех остальных. Помимо пятидесяти сексуальных нападений в Северной Калифорнии на нем лежала ответственность за десять зверских убийств на юге того же штата. Это дело растянулось на целое десятилетие и в итоге привело к изменению законов штата, касающихся базы данных по ДНК. Ни «Зодиак», который терроризировал Сан-Франциско в конце 1960-х и начале 1970-х, ни «Ночной охотник», приучивший жителей Южной Калифорнии запирать окна в 1980-х, не проявляли такой активности. Однако «Убийца из Золотого штата» остается малозаметной фигурой. У него не было броского, запоминающегося прозвища, пока я не ввела его в употребление. Он совершал нападения на территориях, подведомственных различным полицейским отделениям Калифорнии, которые не всегда делились информацией или тесно взаимодействовали друг с другом. К тому времени, когда анализ ДНК показал, что преступления, между которыми ранее не усматривали никакой связи, на самом деле совершил один и тот же человек, с момента последнего предположительно совершенного им преступления прошло более десяти лет, и его поимка не значилась в списке приоритетных задач. Он оставался на свободе, никем не замеченный и неопознанный.

И продолжал терроризировать своих жертв. В 2001 году одной жительнице Сакраменто позвонили в тот самый дом, где она подверглась нападению двадцатью четырьмя годами ранее. «Помнишь, как мы играли?» — прошептал мужской голос, когда она сняла трубку. Она узнала его мгновенно. Примерно то же самое он сказал в Стоктоне, когда шестилетняя дочь хозяев дома, направлявшаяся в туалет, увидела его в коридоре. Неизвестный стоял футах в двадцати от нее, он был в коричневой лыжной маске, черных вязаных митенках и без штанов. На ремне у него висел какой-то меч. «Я тут играю с твоими мамой и папой, — сообщил он. — Пойдем, посмотришь».

Меня зацепило то, что это дело казалось вполне поддающимся разгадке. Район разрушительных действий этого преступника был и слишком велик, и чересчур мал; он оставлял за собой множество жертв и обилие улик, но на сравнительно ограниченных территориях, что облегчало поиск потенциальных подозреваемых. Это дело стремительно затянуло меня. Любопытство переросло в одержимость. Я вела охоту, поглощенная лихорадочным перестуком клавиш — следствием приливов дофамина. И не я одна. Я обнаружила группу упорных искателей, которые собирались на одном форуме в Интернете и обменивались информацией и предположениями по этому делу. Не спеша выносить какие бы то ни было вердикты, я следила за их беседами на протяжении всех двадцати с лишним тысяч постов. Я отфильтровала типов с сомнительными мотивами и сосредоточила внимание на по-настоящему увлеченных участниках форума. Порой на этом форуме мелькали улики вроде снимка наклейки с подозрительной машины, которую видели незадолго до нападения, — это было что-то вроде краудсорсинга со стороны детективов, которые до сих пор пытались раскрыть это дело и которым катастрофически не хватало времени.

Я не считала его бесплотной тенью. И возлагала надежду на то, что человеку свойственно ошибаться. Он хоть где-нибудь да просчитался, рассуждала я.

К тому времени, когда летней ночью я вела поиски тех самых запонок, моя одержимость этим делом длилась уже почти год. Я питаю пристрастие к желтым блокнотам большого формата, особенно меня привлекает первый десяток страниц, когда все выглядит гладко и обнадеживающе. Частично исписанные блокноты были разбросаны по всей детской моей дочери — эта расточительная привычка отражает мое душевное состояние. Каждый блокнот — как ниточка, начатая и утерянная. За советами я обращалась к отставным детективам, работавшим по этому делу, и многих из них стала считать друзьями. Самонадеянность в них уже иссякла, но это не мешало им поддерживать мою. Охота на «Убийцу из Золотого штата», затянувшаяся почти на четыре десятилетия, казалась не столько эстафетой, сколько восхождением на неприступную гору группы фанатиков, связанных одним тросом. Старшим товарищам пришлось остановиться, однако они настаивали, чтобы я продолжала поиски. Одному из них я высказала опасение, будто я хватаюсь за соломинки.

— Хочешь совет? Вот и хватайся, — ответил он. — И работай с каждой, пока не сотрешь ее в порошок.

Моей самой последней соломинкой были украденные вещи. А мое настроение — далеко не оптимистичным. На Четвертое июля мы всей семьей собирались в Санта-Монику. Я еще не начала укладывать вещи. Прогноз погоды был ужасный. И вдруг я увидела его — единственный снимок из сотен появившихся на экране моего ноутбука, запонки в том же самом стиле, что и нарисованные в полицейском протоколе, точно с теми же инициалами. Я несколько раз сверила примитивный набросок, сделанный рукой полицейского, с фото на экране. В каком-то городке в Орегоне, в магазине со всевозможными винтажными вещами их продавали за восемь долларов. Я немедленно купила их и заплатила сорок долларов за доставку в течение суток. И направилась по коридору к спальне. Мой муж спал, лежа на боку. Присев на край постели, я пристально смотрела ему в лицо, пока он не открыл глаза.

— Кажется, я нашла его, — сказала я.

И мужу не понадобилось спрашивать, кто такой этот «он».

Примечания

7

День поминовения отмечается в США в последний понедельник мая, День труда — в первый понедельник сентября. — Примеч. пер.