Кауч

Миша Чинков, 2022

“couch" – это трэвелог, состоящий из ста историй о людях из Couchsurfing – глобального сообщества путешественников, которое помогает остановиться у местных жителей или принять гостей у себя дома.В книге запечатлен период backpacking путешествий автора с 2014 по 2022 годы по разным странам, таким как США, Индия, Таиланд, Gulf Countries, а также по разным уголкам Европы – от Лиссабона до Саратова. Примерно треть историй из книги повествуют о том, как автор сам хостил путешественников, как в Пензе – родной русской провинции – так и в Берлине, городе, в котором автор нашел чувство дома.Основное внимание в книге уделяется людям и их культурному разнообразию. В конечном итоге читатель узнает из этой книги не только о том, как путешественники общаются с хозяевами и как функционирует как хостинг, так и серфинг – но и о бесконечных перестановках, от братаний до конфликтов.Содержит нецензурную брань.

Штаты

Зоопарк

Живя в Нью-Джерси, я периодически езжу в Нью-Йорк на электричке — утром туда, вечером обратно. Нью-Йорк помогает мне вспомнить мою миссию поездки в Штаты. Сейчас еду в Нью-Йорк с ночевкой: увидеть побольше, да почувствовать получше. Нужна вписка.

Еще перед поездкой в Штаты я поднапряг своих товарищей из клуба разговорного английского написать мне отзывы на кауче. Однако три отзыва в стиле «his English very good» не впечатляют: с поиском хоста как-то туго. И тут, словно по канонам захватывающих комиксов о Бэтмене, меня выручает парень по имени Робин. Робин эмигрировал в Нью-Йорк несколько лет назад из Филиппин, жил в аналоге коммуналки и работал физиотерапевтом.

Десять часов вечера, Бруклин, станция метро Utica Street. Чувствую себя стремно из-за темноты, слабого освещения и рассказов о том, как здесь ночью опасно. Оказывается, Бруклин гораздо приятнее любить на расстоянии — образами Wu-Tang Clan, тем самым романом Лимонова, похождениями Данилы Багрова — нежели на практике.

Робин встречает меня у своего подъезда с небывалой для незнакомцев теплотой. Он обращает внимание на мое исхудавшее от переработок тело. Заходим в магазин, набираем еды, дабы меня было чем откормить. Ночью сплю в одной кровати с Робином, но мне не привыкать, ибо все это лето сплю в одной king-size кровати с Богданом.

Робин ушел на работу раньше, чем я проснулся. За завтраком знакомлюсь с сожителями Робина: французом Макси, тунисцем Каримом и сирийцем Ахмедом. Макси приехал в Нью-Йорк на месяц учиться делать местную пиццу с толстой корочкой. Карим и Ахмед работали в каких-то ресторанах тематики Ближнего Востока.

— [Я]: Ахмед, у вас там в Сирии вроде бы война, что чувствуешь по этому поводу?

— [Ахмед, улыбаясь]: Я не смотрю телевизор.

Сам Робин так и не оставит мне отзыв на кауче.

Короче, Робин за что-то на меня обиделся.

Дверь

На автовокзале Филадельфии меня ждет мой хост по имени Джим.

Джиму 28 лет, родом он из Южной Каролины. Афроамериканец, лысый, среднего роста, работает медбратом в госпитале. Джим живет не в самой Филадельфии, а в его пригороде Абингтоне. От центра Филадельфии до Абингтона на электричке ехать полчаса. От ж/д станции до дома Джима идти пешком минут двадцать. Джим живет в типовом американском домике со своей девушкой.

Вечером мы с Джимом и его девушкой глушим крепкий алкоголь, хапаем через водник, поглощаем пиццу с доставки. Джим с упоением рассказывает о пользе марихуаны, листает со мной тематический журнал, что берет по подписке.

Джим ушел на работу рано утром. Завтракая в одиночестве, замечаю, что девушка Джима еще дома. Открываю дверь.

— [Я]: Хай! Не хочешь пройтись со мной за компанию до электрички? Тебе ведь в универ надо, так?

— [Девушка]: Спасибо за предложение, но у меня еще дома дела.

Три часа дня. Гуляю по городу, осматриваю достопримечательности, разочаровываюсь в местном деликатесе Cheese Steak. Звонит Джим.

— [Джим]: Моя девушка сказала мне, что ты вошел к ней в комнату без стука.

— [Я]: Хм, согласен, некрасиво было.

— [Джим]: Ты меня этим расстроил.

— [Я]: Да, понимаю. Извини.

— [Джим кладет трубку.]

На обратном пути домой покупаю ведро мороженого и заготавливаю в уме тысячи извинений.

Вечер. Прихожу домой.

— [Джим]: Собирай свое дерьмо и убирайся на все четыре стороны!

— [Я]: Пожалуйста, дай мне возможность объяснить ситуацию…

— [Джим]: Здесь нечего объяснять, собирай свое дерьмо и проваливай!

Меня настиг культурный шок. Чувствовался огромный контраст между обществом, в котором вырос, и обществом, в котором нахожусь здесь и сейчас. Мои родители никогда не стучались перед тем, как войти в мою комнату. В Нью-Джерси я жил в одном доме с оравой студентов, личных границ там не было от слова совсем. Меня могли разбудить в час ночи и спросить нет ли у меня чего на хапку. Не то чтобы мне это нравилось, но я как бы… привык к этому. А тут открыл дверь без стука — и на тебе обвинение в домогательстве.

Так я за сутки прошел путь от желанного гостя до сраного дикаря.

Девять вечера, последняя электричка в Филадельфию. Три тяжелых чемодана, в которых хранится вся моя жизнь. Волочу эти чемоданы по асфальту даунтауна. Американский даунтаун поздним вечером — это всегда трэш. В деловых центрах люди не живут, поэтому по окончании рабочего дня небоскребы пустеют и наполняются разного рода маргиналами и люмпенами. Выглядит как неудачный сюжет игры в «Мафию»: город засыпает, просыпается чернь. С чувствами страха и ненависти забегаю в первый попавшийся хостел. Свободных коек там нет, но девочка на стойке звонит в другой хостел и выбивает мне там койко-место на пару ночей. Я в безопасности, мне есть где переночевать.

Короче, Джим, не так ты меня понял, братишка!

Кетчуп

Далее по курсу Балтимор.

Зайдя домой к хосту Диего, чувствую манящий запах еды — это он готовит ужин.

— [Диего]: Будешь майонез?

— [Я]: Я ненавижу майонез.

— [Диего]: Ну зачем так грубо.

— [Я]: Просто «Балтимор» для меня — это кетчуп.

Неплохая идея для главного ролика, знаете ли.

Диего родом из Колумбии, переехал в Балтимор полгода назад. У Диего никогда не было постоянной профессии или работы: он все подрабатывал да волонтерил, фокусируясь на путешествиях. В Балтиморе Диего устроился сисадмином в местной школе. Сам Диего — парень простой, добродушный, тусить с ним — одно удовольствие.

Выглядит Балтимор словно Тайлер Дерден — у него два лица. Одно лицо уродливое, с бомжами в даунтауне, преступностью и атмосферой какого-то тотального страха. Все местные, которых встречал на своем пути, просили меня быть осторожнее. Другое лицо красивое, с признаками хипстерства, кучей заведений, историй и ощущением, что в этом городе есть что-то особенное. Именно такой Балтимор мне показывает вечером Диего.

Мы разговариваем с Диего о путешествиях, приключениях, увлечениях. Оказалось, Диего тоже делал Work&Travel — только не в Штатах, а в Австралии. Беседа проходит мимолетно: возвращаемся домой, спим — а утром Диего уже на работе.

Короче, Диего похож на меня — только лет на семь старше и сантиметров на тридцать повыше.

Столица

В Вашингтоне с каучем все плохо. Нашел Airbnb где-то на задворках столичной субурбии.

— [Крис]: How’re you doing?

— [Я]: Да нормально все.

Родом Крис из Нэшвилла, штат Теннесси. В Вашингтоне Крис волонтерит в Peace Corps — гуманитарной организации, отправляющей добровольцев в бедствующие страны для оказания помощи. За день до моего приезда Криса отчислили из универа, где второе высшее. Из-за этого Крис выглядит слегка подавленным, стараясь особо виду не подавать.

Воскресенье, выходной, Крис присоединяется к моим прогулкам по Вашингтону. Он из тех местных, кто по достопримечательностям не ходит, если не позовут за компанию. С утра посещаем музей древней истории, где сохранилась куча артефактов. Затем, обойдя заставленный строительными лесами Капитолий, гуляем по городу, рассматриваем разноцветные дома, парки, фонтаны, ведем диалог об истории и политике. Крис вспоминает 11 сентября 2001 года, попутно что-то спрашивая про Россию.

— [Я]: Крис, а вот кем ты видишь себя в старости?

— [Крис]: Хочу жить на Коста-Рике, там солнечно и дешево.

— [Я]: Звучит здорово.

Пообедав бургерами в фуд-корте, пытаемся разъехаться по своим маршрутам на метро. Крис едет до кинотеатра на собеседование уборщиком, а я еду до военного кладбища Арлингтон по наводке Криса: говорит, там Кеннеди захоронен. Вашингтонское метро можно по праву считать одним из самых худших в мире: дорого, непонятная ценовая политика и ездящие по расписанию «через жопу» поезда. В какой-то момент наш поезд встает на десять минут. Опаздывая на интервью, Крис вылетает пулей из вагона на ближайшей станции в надежде найти более практичный способ передвижения.

Вечером встречаемся дома.

— [Я]: Ты там как, успел на интервью?

— [Крис]: Ага, минута в минуту. Все прошло хорошо, вроде меня берут на работу.

— [Я]: Ты такой умный, зачем тебе нужна работа уборщиком?

— [Крис]: Ну я так, ненадолго.

Короче, что-то в этой вашей американской мечте работает не так.

Двенадцать

Тереза сдает в Airbnb свободную комнату в своем двухэтажном доме на окраине Питтсбурга. На первом этаже работает магазин свадебных платьев ручной работы. У самой Терезы нет ни семьи, ни детей. Сдает две комнаты в доме студенту по обмену из Афганистана Насрату и охраннику Остину.

— [Тереза]: Сколько тебе лет?

— [Я]: Девятнадцать.

— [Тереза]: Я бы дала тебе не больше двенадцати.

У Терезы большие глаза навыкат, серьезное выражение лица и официозный, отдающий холодом, тон речи. Несмотря на первое впечатление, я быстро погружаюсь в атмосферу хозяйского тепла: Тереза пытается дать мне столько тепла, сколько физически может дать.

— [Тереза]: Чувствуй себя как дома.

— [Я, про себя]: Только не забывай стучать в дверь перед входом.

С Остином мне общаться попроще, чем с Терезой. Несмотря на всевозможные клише — большие габариты тела и работу охранником — Остин весьма меланхоличен. Его волнует наше будущее, волнуют вопросы, на которые нужно ответить, чтобы идти по жизни дальше. Тогда мне было всего лишь девятнадцать лет, и я много чего в мыслях Остина не понимал. А выглядел и вовсе на двенадцать.

Короче, душевный был этот Airbnb, разве что с Насратом пообщаться не успел — было бы интересно узнать, почему его так назвали.

Кампус

В Коламбусе вписываюсь у Мэри и Роберта. Мэри и Роберт — образцовая молодая семья, оба работают в школе: Мэри работает учительницей, а Роберт — соцпедагогом. Мэри в детстве ездила во Францию по обмену, жила там у местной семьи. Ей понравился дух гостеприимства незнакомцев, поэтому решила стать хостом. Роберт эту идею поддерживал.

В первый день Мэри задерживается на работе до позднего вечера, а я в это время знакомлюсь с Робертом. После часа разговоров за кофе Роберт предлагает поехать на студенческий квартирник. Будучи неискушенным в студенческой жизни провинциалом, я с удовольствием соглашаюсь.

Вечер среды, студенческий дом, тусовка с непередаваемой атмосферой молодости. В подвале музыкальная сцена, там микс из битбокса и какой-то электроники. Спустя полчаса мы с Робертом выходим из подвала, здороваемся с его старыми приятелями, знакомимся с новыми.

Я замечаю девочку в футболке Nirvana. Nirvana для меня, детеныша бетонных джунглей, богоподобна и идеализирована. Перед поездкой в Штаты я учил английский по их песням, записывая самые красивые идиомы в свой словарь. Воображал себе, как буду подкатывать к местным девочкам с фразами из песен Nirvana типа «I wish I could eat your cancer». С той девочкой я так и не познакомился.

Весь следующий день брожу по кампусу Ohio State University. В Коламбусе смотреть особо нечего, поэтому концентрируюсь на исследовании жизни американских студентов: сижу на парах по матанализу, завожу small talk с талисманом футбольной команды, интервьюирую протестующих за повышение качества еды в кампусе.

Короче, по кайфу этим людям общаться с пришельцем, заинтересованным в происходящем местного бытия.

Стриптиз

Выйдя из автовокзала Чикаго, прыгаю в машину к своему хосту Чарли. Выглядел Чарли действительно как барон из цыганского табора — такой здоровый мужик на позитиве. Большому мужику — большая тачка.

— [Чарли]: Смотрите, кто приехал, парень из России!

— [Я]: Из России с любовью.

По дороге до квартиры Чарли мне кажется, что этот мужик знает о Чикаго абсолютно все: каждое здание, чуть ли не каждого жителя.

— [Чарли]: Видишь вот эту высотку? Это Trump Tower, самое ненавидимое здание в Чикаго.

— [Я]: Думаешь, Трамп победит на следующих выборах? (2016-го)

— [Чарли]: Это невозможно, у него слишком мало сторонников.

Чарли работает тургидом в местной компании и знает Чикаго как свои пять пальцев. Живет в двушке на пятнадцатом этаже новостройки. Живет один, лет ему под пятьдесят. В Чикаго у него еще мать, сестра и разного рода двоюродные родственники.

Меня же в предстоящие выходные интересует не столько сам Чикаго, сколько проходящий в этом городе Riot Fest с SOAD и The Prodigy в роли хедлайнеров.

После первого дня фестиваля приезжаю к Чарли домой с кучей эмоций в душе и грязи на штанах. Знойный дождь превратил лужайку парка в месиво. Я в грязи по колено, отгадать цвет моих кроссовок весьма сложно.

— [Я]: Чарльз, смотри какая херня на моих штанах и кроссовках. Что делать будем?

— [Чарли]: Ха-ха, тебе нужно станцевать стриптиз перед тем, как зайти в квартиру!

— [Я]: Справедливо. [снимаю штаны и кроссовки, упаковав их в холщовый пакет Чарльза из Икеи]

За ужином после второго дня фестиваля Чарли впечатляет меня своим интересом к России. Ему интересна тема российской провинции, он понимает, что мы живем не так, как живет Москва. Я пытаюсь перевести среднюю месячную зарплату — 25к рублей — в доллары.

Короче, на этом моменте Чарльз выпал из-за стола.

Крылышки

Баффало, девять утра, мой хост Боб уже на работе. Не могу выехать с местного вокзала: автобусы тут ходят с десяти часов, альтернатива — такси за пятьдесят баксов. Занимаю позицию выжидания, потихоньку тоскуя в вестибюле с резиновым хот-догом в руках.

[Боб]: «Ключи под ковриком, заходи не стесняйся, собаку не бойся».

Человек оставляет ключи от дома незнакомцу, с которым его объединяет лишь переписка в чате приложения для культурных ночлежек. Как вообще это возможно? Как можно иметь такую солидную степень доверия к людям?

От незваного гостя пес Боба — Пинки — опешил, но кусать меня не стал. Я оставляю в гостиной свои баулы, иду исследовать город. Баффало — очередное место в моем турне, где делать особо нечего, но это уже меня не волнует. Залипаю на местную речную набережную, угораю с дохлого трамвая, что носит гордое название Metro, прокрадываюсь на трибуны стадиона бейсбольной команды.

Ближе к вечеру встречаюсь с Бобом и его компашкой, застав их за игрой в кикбол. Кикбол — это тот же бейсбол, только ногами. Вместо забивания маленького жесткого мяча битой игроки пинают большой надутый резиновый мяч. В перерывах между"иннингами"ребята пьют пиво из алюминиевых банок, а я ломаю голову над тем, как может одно сочетаться с другим.

Родился и вырос в Боб в богоподобном Сан-Франциско, в Баффало переехал пять лет назад. Боб устал от Кремниевой долины с ее крысиными забегами с целью схватить все, что блестит: от подковерных игр до бумажек с портретом Франклина, от тренда ноотропов до тренда криптовалют. Боб хочет двигаться по жизни в более размеренном такте американской субурбии. Здесь у него все на мази: работа белым воротничком с девяти до пяти, верный пёсель, компанейские кореша, мутки с девчатами, дом в лизинг и местечковые хиленькие команды, за которые можно болеть без напряга. Да и сам Боб довольно спокойный, приятный: и собой наслаждается, и другим помогает.

Боб отвел мне на ночлег целую комнату, уверил меня в том, что могу брать из холодильника все, что захочу, проинструктировал насчет ухода за Пинки.

[Боб]: «Если Пинки беснуется — открой дверь во двор, укажи ему пальцем дорогу и командуй Go pee. Как только Пинки поссыт, убедись в том, что он прибежит обратно в дом. Не хочу запирать Пинки во дворе — волноваться будет, бедняга».

Повозившись с Пинки, еду на автобусе до Ниагарского водопада. Там сильная струя под скалой льется, по вечерам ее даже подсвечивают. Справа от водопада пешеходный мост в Канаду, который можно было бы перейти, если бы моя виза не истекла. Выйдя из парка, общаюсь с местными жителями, слушаю их жалобы о невероятно высокой преступности, отсутствии нормальной работы и прочих недостатках жизни туристического городка. Вроде бы не Россия, но и тут тоска.

Приехав обратно в Баффало, за мной заезжает Боб с его корешем. Едем в бар. Усевшись за столик, Боб предлагает мне отведать шедевр местной кулинарии — куриные крылышки Buffalo Wings.

— [Боб]: Если ты съешь этим вечером порцию из двадцати крылышек, то я довезу тебя следующим утром до вокзала.

— [Я]: Вообще, я до жути голоден, а завтра надо будет брать такси за пятьдесят чертовых баксов — так что по рукам.

— [Кореш Боба]: [разбивает пари]

Голодая с утра до вечера, принимаюсь пожирать эти крылышки, словно участвую в соревновании на скорость поедания. С поставленной задачей справляюсь, но со стороны это зрелище выглядит весьма отвратительно. В перерывах между актами обжорства у нас проскакивают забавные разговоры.

— [Боб]: А как будет по-русски yes?

— [Я]: «Да».

— [Боб]: А как будет no?

— [Я]: «Нет».

— [Боб]: Ну все, теперь я могу выжить в России со своим словарным запасом: «да», «нет» и «ва́дка».

Наутро Боб подвозит меня до вокзала. Короче, нормальный он мужик — сдержал свое обещание.

Ричард

В переписке мой бостонский хост Ричард кажется довольно странным мужиком. Задает правила типа «спать голышом», ибо от одежды якобы портится надувной матрас. Пишет много длинных текстов за дни перед поездкой, объявляет всех своих гостей строго по странам происхождения — Россия, Греция, Китай — будто у нас не коливинг, а международный междусобойчик. Но мне все эти странности нипочем — главное, что впишет, остальное детали. Я что, отдам свои кровные за ночлег в отеле Дядюшки Сэма? Лучше уж посмотрю, как гомосеки живут.

Помимо баулов с барахлом, коим пользовался пять месяцев своей американской жизни, я везу в себе непереваренные куриные крылышки. Двадцать крылышек — это тот еще удар по организму, лучше бы у меня было с алкашки похмелье. Судя по всему, мой организм бросил все усилия на помощь желудку и забил на работу мозга — иначе как объяснить то, что я оставил свою кредитную карточку в билетном автомате. Кусочек пластика дает счастливчику доступ ко всем деньгам, заработанным за четыре месяца гастарбайтерства в Штатах. Так тяжело заработанные деньги и так легко теряются.

Приехав к Ричарду, начинаю изводить и себя, и его тревожными мыслями о судьбе моей карточки. Ричард сиюминутно включает"режим решалы", звонит на горячую линию банка. Вопрос решается за двадцать минут: карточку заблокировали, а новую — безымянную — пообещали выдать в понедельник в ближайшем отделении банка. До понедельника остается лишь пережить воскресенье с десятью баксами наличных.

Перед тем как лечь спать, бросаю остаток своих сил на выстраивание личных границ.

[Я]: «Спать я буду в одежде. Точка».

Иногда на кауче за такие ультиматумы можно вылететь, но Ричард нормальный мужик — все понимает и принимает.

Ричарду пятьдесят, родился и вырос в Бостоне. Ростом чуть выше моего, лысый, странный говор — но веселый черт, да еще и добряк в душе. Ричард сидит на пособии, залечивая перелом кисти. Всю свою жизнь Ричард работает руками, поэтому травмы такого рода перекрывают ему кислород.

Живет Ричард в ужасно маленькой комнате порядка шести квадратных метров. Здесь у Ричарда и кухня, и гардероб, и спальня из надувного матраса, и гнездышко для серферов. Также в доме напичканы общие санузлы на каждый этаж. На стенах налеплены старые постеры накаченных мужиков с большими пенисами в анфас. Все эти детали переносят меня в атмосферу «американских 90-х».

На завтрак у Ричарда блинчики, испеченные на дорожной газовой горелке. С нами завтракает сосед Ричарда Шон. Вернувшись с ночной смены в отеле, Шон докладывает нам о том, насколько он busy. После завтрака мы с Ричардом гуляем по солнечному Бостону.

Ричард охотно рассказывает про себя. Про польские корни матери, про семью из то ли трех, то ли пяти братьев и сестер. Про работу разносчиком хот-догов на играх"Patriots"в свои 14. Про мальчиков, что нравятся ему больше девочек. По пути мы заходим в библиотеку, где Ричард заходит в интернет. На дворе 2015 год, а у него ни смартфона, ни планшета, ни ноутбука. Эх, бедняга-работяга.

Вечером мы идем на игру Boston Red Sox — местной бейсбольной команды. Какой-то тип у входа на стадион продал мне с рук билет за 20 баксов. Занимаю двадцатку у Ричарда до завтра. Сам Ричард едет обратно домой. Ему не нравится профессиональный спорт, да и вообще дома дела ждут: ужин там приготовить, уборку сделать.

Вместо уютного уединения в ожидании непонятной мне игры я попадаю на продолжение банкета американской социализации. Рядом сидит тип, продавший мне билет. С ним жена и еще одна сладкая парочка. Все они в говнину пьяные и по-деревенски добрые. Сами из Род-Айленда — самого маленького штата размером с Пензенскую область.

— [Мужик]: А откуда ты, приятель?

— [Я]: Из России.

— [Мужик]: Вау, Россия! И тебе нравится бейсбол?

— [Я]: Вообще, нет, смотрю в первый раз.

— [Мужик]: Держи свои двадцать баксов обратно, билет за мой счет. Я хочу, чтобы ты кайфанул и вернулся в Россию с приятными впечатлениями.

— [Я]: Спасибо тебе, мужик, ты крутой.

Бейсбол — невероятно скучный вид спорта. Если внимательней присмотреться к американским фильмам, то можно заметить, что за бейсболом герои фильма зевают, выходят в туалет и общаются между собой так, будто ничего интересного на поле не происходит. Не вытерпев и половины игры, выбегаю со стадиона и прыгаю в последний автобус, надеясь успеть на ужин к Ричарду.

На следующий день к нам вписывается еще один серфер — студент по обмену из Греции, приехавший из Нью-Гэмпшира на конференцию для ученых. Еще через день к нам заезжает турист из Китая. Последнюю ночь в Бостоне я провожу с тремя мужиками на одном надувном матрасе. Перед сном мы даже посмотрели первую часть «Один дома» на VHS-кассете. И вправду девяностые.

Ричард меня не забывает: сменив с десяток страниц в Фейсбуке и не меняя шакальное по качеству фото в профиле, он так и будет писать мне всякую всячину. Вот его последнее сообщение:

«Zdravstuite Mika!! Nadeiusi Vi Pojivaete Horosho».

Короче, душевный мужик этот Ричард.

Наглость

Мой последний визит в Нью-Йорк совпадает с визитом Папы Римского, ради которого в город стянулись миллионы туристов из соседних штатов и государств. В такой ситуации поиск хоста кажется невыполнимой миссией. Из сотни хостов мне ответили двое: ЛГБТ-радикал с района Times Square и студент из Китая Жонгмиао. Первый, резко передумав, отклонил мой запрос через день. Второй пообещал вписать на пару дней, дал свой номер, а потом пропал. Так и не смог до него ни дописаться, ни дозвониться.

Жонгмиао оставил мне свой адрес, поэтому я решаю действовать на опережение и вломиться к нему домой. Приехав в середине рабочего дня, застаю дома его родителей. Они не знают английский, мы общаемся с помощью Google Translate. Мама Жонгмиао объясняет мне, что они “не такие большие", поэтому мне стоит поискать жилье где-то еще. Начинаю догонять, что чрезмерно перегибаю палку в попытке найти вписку, сердечно извиняюсь за свою непосредственность и прощаюсь.

Чем я тогда думал? На кой мне сдалось вваливаться к чужим людям в квартиру? В чем была моя цель? Почему жадничал сотку баксов за три ночи в комнате на Брайтон Бич? Что заполняло меня в тот момент: жадность, скупердяйство или помешанность на челленджах?

В итоге остаюсь в Гарлеме в гестхаусе YMCA — «Юношеской христианской ассоциации».

[Википедия]: «Отделения YMCA по всему миру занимаются укреплением нравственного и физического здоровья людей, объединением их для общественно полезной деятельности, а также воспитанием уважения к общечеловеческим ценностям».

Я гуляю по попсовым местам Нью-Йорка по второму кругу. Восхищаясь его величием, его историей, я ужасаюсь его размерам, громкости, канализационной вони и бесконечным строительным лесам на 5th Avenue. В пятницу — день визита Папы — в окрестностях Центрального Парка не протолкнуться. С огромным трудом пробираюсь сквозь толпу на улице, пролегающей под Central Park. У меня заложены нос с левым ухом. Видимо, подхватил простуду в Бостоне, выпив утренний «кофе с молоком» из кружки Ричарда.

В последние дни пребывания в Штатах мое нутро наполняется тоской. Мне так хочется вернуться в универ, догнать первый месяц семестра, вернуться в интернет-лабораторию за продолжением стажировки сисадмином. После пяти месяцев гастарбайтерства мне дико хочется учиться, заниматься чем-то интересным, думать головой.

Спустя примерно полчаса после прилета в Шереметьево мне звонит бабушка.

[Бабушка]: «С возвращением на Родину, милый мой!»