Флот

Михаэль Кирофф, 2021

26-й век. Мир совсем не такой, каким мы его знаем сейчас, но люди остались, как и всегда, прежними. Эскадра переросла во флот, а тот, в свою очередь, превращается во что-то и вовсе иное. Но герои не унывают. Разные они там все – ну да что поделать, это их мир, и они в нем живут как умеют. Кому-то их жизнь понравится, кому-то нет, а я вот хотел бы – с ними, там и тогда. Вот честно.

Глава первая. Водный мир

Андерс Линдблад закончил замену уплотнителя верхнего люка подлодки и довольно потянулся. Теперь точно не протечет, а это важно: ведь даже маленькие субмарины в океанах НюМальмё опускались на глубину больше километра. Давление там — уй! Но что делать, в поверхностные слои заплывали только промысловики, а у них были свои проблемы: попробуй-ка половить тралом рыбу не с надводного корабля, а с подводной лодки, не всплывая! Всплытие вообще не предусматривалось, ну за исключением пещер “с подводным входом”, которыми изобиловали вулканические острова планеты и где, собственно, и жило население НюМальмё.

А поверхность планеты была радиоактивной, и намеревалась оставаться непригодной для жизни еще лет четыреста. Так уж получилось.

Когда-то шведские переселенцы очень радовались, высадившись на планету-океан, планету, вообще не имеющую материков, зато богато покрытую островами, большими и маленькими. Им это нравилось. Только вот находилась планета слишком близко к “китайскому сектору” — и в конце концов прилетели хунгузы, формально бандиты, а на самом-то деле, все это знали, вполне у себя на родине официальные “силы расширения жизненного пространства Китая”. Старенький орбитальный монитор, купленный у датчан, продержался недолго — но и высадка китайцам многого не дала: четырехсоттысячный десант, точнее, это была лишь первая волна, шведы утопили в море. Китайцы обиженно ушли, но уходя, сбросили в атмосферу несколько тяжелых ядерных зарядов — от той самой обиды, наверно. И подводные пещеры, ранее бывшие в основном “туристическими локациями”, стали единственным доступным местом для жизни небольшого еще населения колонии. Шведское правительство предлагало эвакуацию, то же самое предлагали и соседи — русские и японцы, причем безвозмездно, но жители НюМальмё отказались. Заказали только побольше подводных лодок. Всего-то полтысячелетия — и можно будет опять жить на поверхности, так зачем бросать родную планету? Внуки дождутся. А мы… А мы как-нибудь.

Сам же Андерс был исследователем, “пилотом” одной из пяти самых глубоководных и “научных” лодок во флоте колонии. Лодка была почти что батискафом, с максимальной глубиной погружения до восьми километров, тогда как глубина океанов НюМальмё редко превышала шесть. Он занимался картографированием морского дна и поиском там полезных ископаемых. Иногда что-то и находил, кстати. А его товарищ, Юхан Мелькерссон, как-то приволок даже несколько крупных золотых самородков. Повезло, да. Ведь за находку месторождений полагается доля — а золото это не нефть, не уголь и не руда, и если там найдется еще, Юхан станет богатым парнем. Хотя Андерс не завидовал, он за Юхана скорее радовался: хороший товарищ, хороший собутыльник, потрепаться только любит — но это же ему не в упрек.

А сегодня вечером Андерсу предстоял выход в новый “квадрат”, вот он и проверял лодку, как полагается. Глубины от пяти пятисот до шести трехсот. Практически “чистое” дно. Ну как и ему золотишка “привалит”? Вероятность этого была, конечно, невелика, но прогнать подобную мысль было трудно. Ладно, сейчас — поплотнее пообедать и можно отправляться.

***

Уже при выходе из родной пещеры Андерса застал звонок от Бо Ларссона, “начальника” их колонии. Никто его на эту должность не избирал, просто как-то так вышло, что Бо начал рулить всей “административкой”, и возражений не последовало: получается же у мужика, ну и слава богу.

— Андерс, ты опять один? — проскрипел в комм Бо.

— Как всегда, дружище, — улыбнулся Андерс.

— Возьми уже наконец напарника, лодка двухместная!

— Да не нужен он мне, справляюсь же!

— Единоличник ты, Андерс, и хороняка. А кто молодых учить будет? Вон Юхан, вдобавок к напарнику, еще и стажера взял, как только помещаются. Но он о будущем думает, а ты?

— Я тоже подумаю, Бо, но не сегодня, хорошо? Я уже вышел.

— Ладно. Удачи, Андерс.

— Спасибо, Бо.

Погружение проходило штатно и новый уплотнитель, слава богу, не подтекал, хотя на шести километрах его и “подвыперло” внутрь. Андерс зевнул и подумал, что после сытного обеда можно “положить лодку на грунт” и часок-другой поспать, а потом уже приступать к работе: кто его, в конце концов, контролирует? Но только сначала надо глянуть на этот вот интересный выход какой-то странной породы. Ни малейшего обрастания водорослями, а они ведь есть и на такой глубине. Что это? Мало ли там золото? Лавры Юхана все-таки не давали ему покоя, и он выпустил дрона. Первые данные воодушевляли: “вкрапления повышенной массы в каменном массиве”. Повышенная масса? Уже интересно! Дав дрону задание отковырять “вкрапление повышенной массы” для исследования, Андерс в очередной раз пожалел, что на его лодке нельзя курить. Нет, не запрещено — невозможно. Слишком маленький объем, слишком слабые фильтры. А вот спать как-то расхотелось. Вздохнув, он открыл на комме незаконченную книгу и погрузился в чтение.

Спустя полчаса его отвлек писк анализатора. Оказывается, пока он читал, дрон успел отломить “что приказано”, приволочь в негерметизированный отсек и подключить к анализатору, который и рапортовал об окончании работы. Андерс взглянул на результаты и… Очешуел. Да, это могло называться только этим словом. Первая мысль, посетившая его, была “меня убьют”. Вторая — “нас всех убьют”. Третья — “но если не трепаться, то… Если только Бо сказать, а потом на самый верх… Но деньжищи-то какие! Но кто защитит? Ладно, поговорю с Бо”. Он задал программу срочного всплытия до километра и возврата домой. Квадрат не был картирован, но это было уже не важно.

— Бо! Бо, ты меня слышишь? — орал он в комм. Где-то на подходе к острову наконец-то послышался ответ: “Да, слышу, что стряслось, почему по частному каналу?”

— Нам надо поговорить, Бо. Без свидетелей, без записи. Лично.

— Что, тоже нашел золото?

— И не меньше, чем Юхан! — соврал Андерс.

— Хорошо, запаркуешь лодку — тащись ко мне в контору. С золотом. Запись я выключу.

— Спасибо, Бо.

Андерса не зря называли “хоронякой”: он не только умел, он любил прятать всякое и от всех. Пока от него не ушла жена, он прятал от нее часть наличности и фляжку с аквавитом. Не потому, что это было важно: им всего хватало, и ни деньги, ни аквавит жена никогда не искала. Дело было в принципе. В, можно сказать, искусстве. Вот и сейчас он напряженно размышлял — точнее, нет, быстро приходил к четкому выводу. Хранилище их “донных находок” на замке и под сигнализацией. Внутри него существует собственное хранилище для “ценных находок” — там свой замок и своя сигнализация, а вдобавок укрепленные стены. А внутри него есть еще и большущий сейф, тоже защищенный отдельно, хрен взломаешь. Он долго пустовал, но как раз самородки, найденные Юханом, решили положить именно туда. Так что, находку — в сейф? А вот ни разу. Ведь все пятеро “исследователей” имеют туда доступ, а тот же Юхан, хоть и хороший мужик, язык за зубами держать не умеет. Поэтому что? Поэтому оставим образец в “исследовательском трюме” лодки. Его положено опорожнять после каждого выхода, он просто-таки обязан быть пустым — и поэтому это последнее место, где кто-то будет что-то искать. Скорее уж в сейф залезут или в ящик стола самого Бо, хотя, наверно, последний защищен еще и лучше, чем сейф.

— Бо, я пришел, паркуюсь и иду к тебе!

— Жду, Андерс. Золотишко не забудь, полюбуемся.

***

— Ваше величество!

— Ну что там у вас опять, князь?

— Вы не в духе, ваше величество?

— Я только что послал нах… Очень далеко британского посла и пригрозил ему войной, а теперь вот думаю — не перегнул ли палку.

— Не перегнули, ваше величество. Вот, посмотрите.

— Так это вы мне показываете карту сектора 17-22, но он ведь никем не заселен.

— Очень скоро будет колонизирован и заселен, причем вся заселенная часть сектора окажется в союзниках у нас.

— Но кто? И как?

— Драконы, ваше величество. Их официальная представительница, хотя можно сказать и “королева”, Рамота, заключила соглашение с Аргентиной. Мало того, что соглашение практически конфедеративное, оно еще и подразумевает “автоматический” военно-промышленный союз со всеми, кто находится в подобном с этой самой Аргентиной. А мы — находимся.

— Погодите, князь. Вы хотите сказать, что если, точнее, когда эти крылатые начнут создание своего государства, оно с самого начала будет связано дружественным договором и с нами тоже?

— Я прямо это говорю, ваше величество.

— Да. Послав всего десять крейсеров, мы получили много больше. Что ж, невелика цена. И вот что: если им потребуется от нас что-то еще — обеспечьте приоритет. Еще один “зеленый” сектор — это очень весомо.

— Непременно, ваше величество! А если лично, то мне… То мне все происходящее нравится.

— Нравится, князь?

— Да! Вы, например, читали коммюнике, изданное от лица султана Турции?

— Турции? Нет. Слишком много документов, пропустил, вероятно.

— А я вот наизусть помню, оно смешное. Вот: “Ввиду помощи государства Российского эскадре, где на флагмане свободно живут синицы, повелеваю всем своим подданным воздерживаться от любых агрессивных действий в отношении подданных государства Российского”.

— Но это же фактически предложение договора о мире и ненападении. Их помощь в том бою нашим крейсерам — это частность, но подобное заявление…

— Да, ваше величество. Что прикажете ответить?

— Ответьте просто: повелеваю своим подданным то же самое в отношении турков, и да пребудут между нашими странами мир и выгодная торговля, без войны и все такое. Султан отныне — желанный гость у нас, ну и так далее, вы знаете, как сформулировать.

— Знаю и сформулирую, не извольте беспокоиться.

— Надеюсь на вас, князь.

***

— Как бдыщь твою мать, так бдыщь твою мать, а как так его в рот — так хрущь!

— Чем ты опять недоволен, Шоркин? — спросил Эмиль, — Оклад повысили, контракт обещали, что тебе еще надо?

— И это ты — “профсоюз”? Должен за рабочего горой, а ты… Продался ты, Загоруйко. Сволочь ты.

— Да что случилось-то?

— Жена дополнительных алиментов от бывшего не отсудила, а должна была. Что я теперь, жопу лизать должен Аргентине этой? Да пошли бы они нахрен! Домой отправляюсь. Вот прям щяс. И вы тоже все нахрен идите.

Не нравилась Эмилю эта “инструкция”, но выполнить ее он был обязан. И сообщение о “поданном заявлении” Шоркина отправилось на центральный сервер эскадры адмирала Кортасара.

Грузясь в бот, Михаил Шоркин не удивлялся тому, что он единственный пассажир. Жажда наживы захватила его камрадов, и ради дополнительного заработка они готовы были даже родину продать. Но он — он не такой. Он полетит домой и еще раз объяснит приемному сыну, какое говно его “биологический родитель”.

Это было последней его мыслью: усыпляющий газ мягко погасил сознание, а затем служебный дрон придал уже практически мертвому телу небольшое ускорение в направлении звезды.

— Не хотел я этого, — сказал Жан-Клод.

— У тебя и правда дерьмовая работа, но ты, пожалуйста, не переживай, — сказала Кончита, — Убить хороших парней, просто раздолбав реактор их корабля, вот это и правда грустно. А такую мразь… Руками удавила бы.

— Что ж, возможно, ты и права, любовь моя!

***

— Рамота, нам, похоже, пора, — сказал Жан.

— Пи! — подтвердила Шанет.

— Подождите, — сказала Менолли, — Рамота еще не готова, и… Странно, но я сама не понимаю, в чем тут дело. Но мы ведь можем подождать?

— Конечно можем! Сколько Рамоте надо времени?

— Хммм… Вообще-то около суток. Или немножко больше. Я уже связалась с Фернандо, он сказал — “допустимо”.

— Ну что ж, — заключил Анри Легран, — Лилит, пойдем купаться в море!

— Пиииии! — заорала Лилит и молнией врезалась в волны.

— Вот, и штаны снять не успел. Издевается она надо мной, — обиженно заявил Анри.

— Пи? — спросила маленькая Шанет.

— Пи! — сурово ответил ей Жан Грандье, — Пипипи! Поняла, милая? Все в море, все в воду! А, ну да, вижу, что поняла. Купаться, мыться, что угодно, но — в воду! Потому что мне, например, жарко. А тебе?

Шанет взлетела и спикировала в море.

— Вот, и тебе, наверно, не холодно, — сказал Жан.

— Пи! — ответила из воды Шанет.

— Жан! — крикул Анри, уже бултыхающийся где-то в зоне прибоя, — Давай уже сюда, вода теплая!

— От воды в первую очередь требуется быть мокрой. Хотя если еще и теплая — считай, повезло.

— Ну ты философ, однако!

— Он не философ, он зануда! — засмеялась Менолли, — Ты зануда, Жан!

В этот же момент Рамота подхватила Жана, подняла в воздух и “десантировала” в воду неподалеку от Анри. “Десантная операция” сопровождалась радостной матерщиной месье Грандье, восторженным писком маленькой Шанет и искренним смехом Менолли и Марии.

— Вот когда Шанет вырастет, она сама сможет макать месье капитана, — сказала Мария.

— Точно! — ответила Менолли, — А я обучу его команде “Отставить макать капитана!”

— Ой, а это откуда?

— Из какого-то древнего анимэ, эти ролики весь “Бельграно” смотрит, мода у них такая, вот и я насмотрелась.

— “Гинсборро” тоже этим увлекался. А теперь все на комиксах подвинулись.

— А это что?

— Ну как бы рассказы в картинках. Бывает смешно. Но знаешь что? Мода на такие картинки прошла лет шестьсот-семьсот назад, теперь их и не найти практически. И пилоты стали их рисовать сами! Лучше всех получается у Два по сто, конечно же.

— Обалдеть, Мария, я ведь столько времени провожу на “Гинсборро”, а ничего такого не знала!

— А с кем из пилотов ты общаешься в “неполетное” время?

— А… О… Да ведь только с тобой. И иногда с капитаном Алонсо.

— Вот в этом и дело, Менолли. Два по сто был бы, наверно, известным художником, не пойди он в пилоты. А всем известный Рабинович, кстати, писателем. Даже старые и “замшелые” флотские байки он травит так, что это можно записывать и тут же издавать. А часто и сам что-то придумывает. И… И там ведь все такие, только я — обычная.

— Ты — обычная?! Да ты единственная, кто замечает то, что не видно другим!

— Что ты имеешь ввиду?

— Это самое! Ты сказала про Два по сто и Рабиновича. А про капитана Алонсо, например, что скажешь? Или еще про кого?

— Капитан Алонсо? Великолепный гитарист. Играет на простой — ну, не очень простой, подозреваю — аккустической гитаре блюз так, что плакать хочется. Да, а иногда к нему присоединяются Себастьян Перейра, что “вывозил” тебя первый раз, с контрабасом и Луиза, не помню фамилии, из группы Рабиновича, она на скрипке играет. И тогда они такое втапливают, что танцевать хочется всем!

— Так напиши обо всем этом, Мария!

— Как “напиши”?

— Да вот так и напиши. Ты разве не знаешь, что в эскадре уже давно есть собственная сеть “на потрепаться”?

— Написать? Как какой-нибудь блоггер?

— А почему нет?

— Ой! Кант, ты серьезно?

— А что он сказал, я не слышала?

— Кант говорит, что ему нравится твоя идея, потому что ему тоже есть что сказать. Ну то есть написать.

— Ага, вижу, он даже создал “ветку” про рыболовство на разных планетах. Рыбу, видать, любит!

— Рыбу да, любит. Есть, в смысле.

— Второй “подписалась” Рамота. А первым — угадай, кто?

— И кто?

— Фон Эмден! Он, оказывается, заядлый рыбак!

— Вот уж никогда бы не подумала.

— А вот! Уже вовсю обсуждает с драконами особенности копчения салаки.

— Да уж, чего только не узнаешь. Однако — пойдем, Менолли, и мы с тобой окунемся, а?

— А пойдем! Ты как хочешь — сама или “сброситься”?

— Конечно “сброситься”! Кант, поможешь?

— Рамота, всего пару секунд, а?

Через мгновение два визжащих дамских тела были сброшены в море с высоты примерно полутора метров — ко всеобщему удовольствию.

***

— Но посуды они нам таки наколотили, — заключил Лейбович.

— Этого следовало ожидать, — ответил Перон, — Два оставшихся у нас сборных флота отправляйте к границе китайского сектора. Сейчас же.

— Думаете, будут провокации?

— Вплоть до полномасштабного вторжения. Это же “второй акт той же пьесы”, он сюда просто “просится”.

— А англичан американцы, выходит, просто “разменяли”?

— Конечно! Выюзали и выкинули, уж извините за просторечие.

— На этом, тем не менее, можно нажиться. Ну хотя бы смягчить наши потери.

— Само собой! Все, что придет вам в голову. Их трофейные борта мы уже разбираем на запчасти — и вполне годного для нас там на удивление много, так что новая кораблестроительная программа не будет задерживаться. Но вот тренировка экипажей… У нас больше сорока процентов потерь, вы сами указали это в отчете.

— Да, указал. До укомплектования пара-тройка месяцев, а вот чтобы по-настоящему научились летать вместе — даже и не знаю. Это больше времени занимает. Отправлю туда еще и израильский флот — они его предлагали ведь.

— Отправляйте кого угодно. Жаль, русских “дергать” нельзя, на них тоже ведь нападут, одновременно с нами.

— Но можно французов.

— Можно! Всех можно — и нужно! Вы обратили внимание, кто усиливает орбитальные крепости Сёдиса?

— Мониторы… Старые какие-то. Я думал, это наши — со складов длительного хранения или вовсе из музея.

— Наши мониторы англичане раздолбали, все причем. Это боливийские и турецкие.

— Боливийские и турецкие?!

— Да. Позвонил тут парням, поплакался — вот, прислали что могли.

— Насчет Боливии — не удивлен, а вот султан Озалп и правда, похоже, заинтересован в сотрудничестве.

— Еще как заинтересован. Ему ни китайцы, ни американеры в его секторе не нужны. Он, кроме нескольких мониторов, еще и жратвы прислал — безвозмездно, в качестве “акта доброй воли по отношению к ведущему войну союзнику”.

— И что, много?

— Да дохрена! Весь Сёдис можно год кормить. Не поскупился.

— Ничего себе.

— А вот так вот, адмирал. Похоже, “наша” часть заселенной галактики вовсю смотрит на нас… Расширенными от ужаса глазами. Но смотрит.

— А что этот английский сборный флот?

— А что он может? Если сунутся — Кортасар от них мокрого места не оставит. Но сунутся вряд ли, поскольку и сами это прекрасно понимают.

— То есть наш “тот край” прикрывает только Кортасар?

— И наш, и русский, и израильский. Но — не “только” Кортасар, а “сам” Кортасар, вы разве не чувствуете разницы?

— Это да, он здорово их напугал.

— “Напугал” — не то слово. Все их потери, а иногда и поражения, в случае остальных стычек они могут объяснить. А в случае с ним — не могут. Доступные мне разведданные сходятся в одном: в адмиралтействе Англии паника. И причина ее — именно Кортасар и его эскадра. “Темная лошадка”. Неясно, чего ждать. Каждый раз что-то новое. Посылать флот — последний оставшийся, заметьте! — означает с большой вероятностью послать его на убой. Нет, не рискнут.

— Понял вас, сеньор! Слетаю-ка тогда на “крестины” их этого нового линкора, или что это теперь там. Вон и Узиэля с собой возьму.

— А и слетайте, вреда не будет.

Ни тот, ни другой не знали, насколько “некоронованный король Аргентины” Перон ошибся.

***

Уже вылезая из лодки, Андерс задумался. Актер из него так себе, и необычное возбуждение может его выдать. А значит, надо продолжать “отыгрывать роль” с золотом. Что бы найти тяжелого?.. Вот! Тоненькие стрелки для подводного рэйлгана начинены “для массы” обедненным ураном. Обойма весит немало. Он сгреб все обоймы, что нашел, в сумку. Оххх, тяжело. Но это и прекрасно. И должно быть тяжело. Потому что золото — оно тоже не легкое. Закинув сумку на плечо, он даже немного перегнулся в другую сторону от нагрузки и неспешно побрел в сторону стоянки каров: контора Бо была от порта неблизко.

Приготовления оказались нелишними: уже первый же встретившийся Линдбладу человек, портовой механик Линда Грён, уставилась на сумку и заинтересованно спросила: “Андерс, это то, что я думаю? Неужели и тебе посчастливилось?”

Он лишь многозначительно ухмыльнулся, сказав “И тебе привет, фрёкен Грён!”, но было уже ясно, что его “деза” пошла в народ: как и Юхан, Линда молчаливостью не отличалась. Андерса же одолевали тяжкие мысли, часть которых он собирался перевалить на Бо Ларссона, хоть и не все: с ситуацией предстоит разбираться им двоим, больше привлекать никого из местных нельзя. Где достать орбитальные крепости, если строить самим попросту некогда? Где достать корабли для флота? И кто на этих кораблях будет служить? Как заказать дополнительные “горняцкие” подлодки так, чтобы не вызвать подозрений? Все эти вопросы непрестанно крутились в его голове, не находя ответа. Одна надежда — Бо поможет. Точнее, не он сам, но… Ладно. Уже скоро. Андерс уже едет.

***

— Сеньор, тревога! Общий аларм! Множественные возмущения гипера, сюда идет флот, не меньше!

— Боевая тревога по эскадре. Откуда идут?

— От маяка.

— “Санта Мария”, капитану Сабаниной со всеми “Муренами” выход, курс на пять часов в эклиптике, скорость максимальная. Выход — десять минут назад!

— Си, сеньор!

— Сразу, как выйдут, “Санта Марию” в тыл, сразу за “Бельграно”.

— Хорошо, Энрике, выполняем, — отозвался Мигель Чавес, — Борта будут готовы к выходу.

— Что для нас? — спросил Рождественский.

— Да чорт его знает. Прячтесь в поясе. Их будет больше, по крайней мере, я так думаю.

— Тогда мы “поехали”.

— Принято, давайте. “Экзосеты”, вы там готовы?

— Да, месье, уже сидим по кокпитам!

— В случае подхода их авиации — немедленный выход, “Санта Мария” нас защищать не будет. У нее другие задачи.

— То есть мы вчетвером…

— Да. Вы вчетвером отшибаете малую авиацию от нас. Вот как умеете. И как не умеете — тоже. Понятно?

— Понятно, месье.

— У меня тоже несколько бортов тут, не на ремонте, — проявился фон Эмден.

— Их у тебя шестьдесят осталось?

— Шестьдесят два. Половинная загрузка боекомплекта.

— Иди в пояс с Рождественским. Ничего умнее флангового удара мне сейчас не придумать. Придет что-нибудь в голову — не молчи, я тоже если что не буду.

— Хорошо, Энрике.

— Фернандо!

— Что за пожар, камрад?

— Нас атакуют. Большими силами. Ты уже не успеваешь.

— Что мне делать?

— Собирать своих и лететь на Ла Нинья.

— Не к тебе?

— Нет! На Ла Нинья! Твоя задача — доставить Рамоту к уже практически готовой “Галадриэли”!

— А ты?

— Все, что от нас останется, подтянется туда же. Но не тормози.

— Понял, сделаю!

— Спасибо, дружище. Где Сабанина?

— Здесь, сеньор! Идем на форсаже в указанном направлении, но что нам делать дальше?

— Долбать по движкам их линкора. Нам повторить прыжок не удастся, Рамоты-то нет, а с работоспособными движками линкор нас разделает как бог черепаху.

— А если мы не успеем?

— А вы успейте.

— Поняла… Сеньор. Нас пятеро и двигателей пять, это будет интересно. Слышали, девочки и мальчики?

“Нас же пожжет выхлопом” — послышался в комме Кортасара ответ кого-то из пилотов “Мурен”, но Анна ответила: “А вот это вас не должно интересовать. Обездвижить линкор — приоритет первой очереди, выжить — только второй. Всем все понятно? Подходим на угол полтора-два градуса, кто не справится — тот котумба! Ясно? Это приказ, желторотые!”

“Чорт, хорошую тетку практически на смерть послал”, — подумал Энрике, — “Ну что за дела, а?.. Ну почему здесь нет Рамоты? Хотя Анна, может, и выкрутится, летать вроде умеет”

— Сеньор, есть новый скан, — прервал его мысли офицер наблюдения, — Это не весь их флот. Эсминцев нет. Двадцать-двадцать пять крейсеров. Один большой эскортный, или даже малый ударный, авианосец. Два линкора.

— Два?!

— Да, два. Их не перепутаешь, они ведь тяжеленные. Это именно линкоры, и их два.

— Ну что ж, значит, в самоубийственную атаку идет не только Анна, но и мы. Анна, “ваш” — тот, что выйдет из гипера первым. Второй — наш.

— Си, сеньор. Успеть бы долететь до их точки выхода.

— Вы уж успейте.

Приглушив передачу на общей, старпом Лелекай сказал:

— Энрике, они и правда могут успеть, но у них не останется топлива, чтобы вернуться.

— Имрын, а ты веришь, что будет кому возвращаться? — спросил Кортасар.

— Верю! Духи говорят, сегодня еще не их день. Ну, не их всех хотя бы.

— Хорошо. Всегда тебе верил, и сейчас не перестану. Фон Эмден! — Энрике опять активировал общую.

— Да?

— Какой ваш борт самый небоеспособный?

— 12-80, рэйлганы барахлят, торпед на один залп.

— Одним больше, одним меньше… Отправляйте его за “Муренами”. По дуге. Задача — снять экипажи после выполнения миссии. Ну или после НЕвыполнения. И если будет кого снимать. Но пусть он там побултыхается.

— Понял, отправлю.

— Спасибо, Зигфрид.

— Так не за что.

Фрегат 12-80, украшенный заплатками и шрамами от попаданий, вывалился из строя и полетел куда-то за пояс, туда, куда ушли “Мурены”, обходя по широкой дуге вероятный курс противника. Из пяти двигателей у него работали только четыре, но командир, обер-лейтенант Цолле, надеялся все-таки успеть.

***

— Привет, Бо! Вот он и я.

— Хей, Андерс! Показывай, что принес!

— Ничего я не принес. Точнее, принес крупные неприятности, и расхлебывать их придется нам с тобой. Нас точно “не слышно”?

— Обижаешь, даже искин не “пишет”. Но что у тебя в сумке?

— Обоймы урановые. Должен же я был через всю пещеру волочь что-то тяжелое.

— Что ж, разумно. Но что же тогда ты нашел? Оружейный кобальт? За него могут и…

— Не кобальт, Бо. Хуже.

— Только не говори, что это…

— Да. “Это”. Именно. И в приличном количестве. А у тебя, как у главы колонии, есть право прямого обращения к королю.

— За необоснованное использование которого сажают в тюрьму.

— Такой повод — “необоснованный”?!

— Прости. Ты прав. — Бо схватился за комм, — Уже и не помню, какой там порядок вызова, никогда ведь не пользовался, читал только. Подожди немного. Говорить будешь сам или лучше мне?

— Неважно.

— Тогда давай сам, из первых рук чтобы.

— Боишься?

— Боюсь! И нечего тут на меня бочку катить! Тебе, что ли, не страшно?

— Мне — очень. Но с королем я готов поговорить.

— Вот и отлично. Сейчас, вот так это делается… Готово! Говори.

— Руководитель колонии на НюМалмё, если не ошибаюсь? — раздался несколько скучающий голос Олафа девятого, волею богов, норн, валькирий и прочих короля Швеции.

— Не совсем, ваше величество. Здесь Андерс Линдблад, исследователь, а руководитель Ларссон любезно предоставил мне канал связи.

— И что же вы такого важного наисследовали, господин Линдблад? — оживился король.

— Крупное месторождение кристаллов. “Тех самых”, ваше величество.

— Так, — тон короля стал деловым, а “белый шум на канале” явственно изменился, очевидно, включилась защита, — Подробности по вашей системе мне сейчас доложат, а пока будьте любезны, изложите своими словами. Предполагаемые запасы месторождения и способности к обороне.

— Ваше величество, ответить на ваши вопросы нетрудно. Только внешняя часть “жилы” содержит несколько тысяч кристаллов, насколько она уходит в морское дно — пока неясно.

— То есть “жила” на дне моря?

— Да, на глубине шести километров. Добыча без спецоборудования невозможна — но и обнаружение с поверхности тоже, слишком глубоко, никакие сенсоры не достанут. Поверхность же планеты еще и радиоактивна после атаки хунгузов.

— Не самый плохой вариант… Простите, что я так, господин Линдблад.

— Понимаю, ваше величество, все в порядке.

— А что с обороной?

— Ее нет. Вообще. И она очевидно нужна, но… Вот здесь нам необходима помощь.

— Понял вас, господин Линдблад. Вот, вижу сводку: вы действительно буквально рядом с китайским сектором, так, подверглись нападению, радиоактивное заражение, это все вы мне уже сказали… Короче, нужна сеть орбитальных крепостей и маневренная эскадра.

— Именно, ваше величество!

— Крепости, причем с экипажами, могут предоставить наши соседи-японцы: у них все полуавтоматическое, экипажи невелики, а если мы им предложим участие в концессии — согласятся молниеносно. И крепостей они на продажу настроили уже столько, что покупать стало некому. Это не вопрос, под наши государственные гарантии и отбуксируют, и расставят, и службу нести будут. Однако дополнительную эскадру нам придется строить самим, а это пара месяцев, если не больше. Раньше-то денег не было, сами понимаете.

— Да. Но что мы будем делать, пока эскадры нет, а крепости не расставлены?

— Я… Я обращусь к аргентинцам. У них вроде как есть “маневренная эскадра”, которая очень хорошо себя зарекомендовала.

— То есть в “концессии” будут уже три страны?

— Не жадничайте, Андерс, — усмехнулся король, — Ваша планета стала всего лишь девятнадцатой в галактике, где найдено сырье для генераторов гипера. Эти кристаллы — редкость. А Япония и Аргентина нам не враги, напротив, скорее союзники. Пусть и им что-то достанется, главное, чтобы основная часть досталась нам. И еще важнее — чтобы все это не досталось китайцам.

— Ну, с этим-то я согласен, ваше величество!

— Тогда рот на замок, а добытые образцы — куда угодно, только не в сейф.

— А я их уже спрятал! — ответил Андерс, — Уж не знаю, каким продвинутым агентом надо быть, чтобы найти. И это в случае, если агент еще и будет точно знать, что именно ищет.

— Хорошо. И ждите представителей — наших, японских и аргентинских. В течение недели, думаю, прибудут.

— Понятно, будем ждать!

***

— Выход! У них общий выход!

— Вижу. Это “Уорспайт” и “Ахиллес”.

— И крейсера, сеньор.

— Крейсера они сдуру оставили сзади, а потому им уже не повезло. Но вот линкоры…

— “Уорспайт” теряет скорость!

— Анна, Анна, как вы?

— Спасибо, хреново!

***

— Марина, сказано, полтора градуса! Не тормози!

— Затягивает… нет, не успею… что же это такое?..

— Чорт. Маринка.

“Мурена” Марины Владицкой просто “расползлась” в могучем выхлопе двигателей “Уорспайта”.

— На тебе! На! — оставшиеся четыре кораблика продолжали стрелять по двигателям линкора, поскольку им все-таки удалось оказаться в его “тылу” на момент выхода вражеского флота в обычное пространство. Топлива на возвращение не оставалось, но об этом не думал никто.

Анна первой перебила питание “своего” двигателя — но этим и открыла сектор обстрела для зенитных турелей линкора, чем те не замедлили воспользоваться. Ее “Мурена” нырнула, но вот “соседу” Алексу, занимавшемуся другим двигателем, не повезло: сразу три трассы “поймали” его корабль и он превратился в конфетти. Остальные пока что продолжали выпускать болванку за болванкой, и вскоре еще два движка “Уорспайта” заглохли, открыв сектора для его зениток.

— Три из пяти! Надо четыре! — крикнула Анна, но в этот момент зенитками накрыло и борт Васьки-”вечного кадета”, а последний из оставшихся напарников, старовер Людим, грустно доложил о том, что боеприпасы кончились.

И тут еще один двигатель “Уорспайта” прекратил работу, мало того, он, похоже, даже разломился на несколько частей.

— Живые есть? — спросил только что отстрелявшийся из всех рэйлганов обер-лейтенант Цолле, ему было очень, ну вот очень страшно, но он все-таки подлетел к линкору и отстрелялся, — Автобус приехал, следующего не будет. Все сюда, и не тупите. Иначе не успеем смотаться. Выбрасывайтесь в пауэрсьютах, большого шлюза у меня нет. И быстро, доннерветтер!

Анна огляделась. Оказывается, “Мурена” была давно разгерметизирована и двое других членов экипажа мертвы, причем один “поймал” прямое попадание пятым калибром зенитного автомата и выглядел… Ну уже даже не как человек. “А я и не заметила”, — подумала Анна, выскакивая из корабля. Гравикомпенсатор ее пауэрсьюта должен был придать ей достаточное ускорение, чтобы добраться до так удачно появившегося здесь фрегата. Что будет, если собьют и фрегат, она старалась не думать.

***

— “Ахиллес”, мы практически обездвижены.

— Как?!

— У них малые борта, вооруженные как легкий крейсер. Вынесли нам четыре движка. Мы не можем ни маневрировать, ни прыгнуть. Выходим из боя.

— То есть нам опасаться малых бортов в тылу?

— Да! Они размером с торпедоносец, но лупят пятидесятым калибром!

— Чорт. Чорт. А еще мне говорили, что их рейдер тоже умеет “прыгать в тыл”.

— Это, скорее всего, вранье: ведь не прыгнул же. А вот эти “малютки” уже были в нашем тылу! С самого начала!

— Тогда я иду на рейдер. С этой дистанции мне по нему не попасть.

— Удачи!

***

— Так, товарищи мои, — сказал на общей адмирал Рождественский, — Один их линкор выходит из боя, второй уходит вперед в одиночку. Крейсера — наша добыча. Огонь по готовности, фрегатам — торпедная атака! Все вместе!

Пояс астероидов взорвался залпами и пусками, которым было нечего противопоставить. Английские крейсера не знали, какую защиту активировать, и потому тем, кто закрылся от торпед, “прилетело” от Рождественского, а тем, кто поставил “динамику” — от фон Эмдена. Три крейсера не поставили вообще никакой защиты и были фрагментированы тут же. Остальные получили повреждения. Авианосец “Король Георг пятый” выпустил наконец-то свои борта, но их уже ждали “Ситроены” с “Санта Марии”, и между “Ахиллесом” и “Бельграно” закрутилась карусель, через которую оба не решались стрелять, опасаясь задеть своих. Но до бесконечности это продолжаться не могло. “Ахиллес” подходил на расстояние, с которого попасть могли даже англичане, и это было опасно.

— Надо сматываться, — сказал Энрике Кортасар, — Рождественский, фон Эмден, выходите и прыгайте на Ла Нинья.

— Мы можем добить их крейсера!

— Стрельните еще по разу и уходите. С “Ахиллесом” нам не справиться.

— А что изменится на Ла Нинья? Что, если они придут и туда?

— А там много что изменится, подозреваю. В любом случае, шансов будет больше. Уходим, парни. Уходим.

— Мне тоже отзывать своих? — спросил Мигель Чавес.

— Да. И — туда же. “Бельграно” уйдет последним.

— Хорошо, понял.

Капитан “Ахиллеса” ликовал: “москиты” аргентинцев явно выходили из боя и направлялись к своему авианосцу, а значит, он скоро сможет стрелять по этому их ненавистному рейдеру. Однако ликование его продлилось недолго. Сначала последовало сообщение о фрагментации еще десяти крейсеров флота. Слухи о непостижимой меткости русских оказались не просто слухами. А они еще и стреляли с фланга — ведь всю баталию планировали как противостояние линкоров и “Бельграно”, крейсера никто не брал в расчет. И теперь “их” крейсера наделали дырок в британских, обездвижив шесть и полностью уничтожив еще тринадцать. А потом вдруг развернулись и стали разгоняться для прыжка, но догонять их сил не было. Ну ладно, ну хорошо, однако “Бельграно”-то никуда не делся, вот он. Посланная для “беспокойства” рейдера группа из десяти “Хэрриеров” почему-то не вернулась — что там у них, боги войны сидят на зенитках? Непонятно, но тоже ладно, все потом, сам-то рейдер вот он, и уже скоро можно будет стрелять…

И тут начал стрелять сам “Бельграно”. Причем в лучшем стиле Энрике Кортасара, лично надевшего шлем управления огнем.

— Четвертая башня главного калибра выведена из строя, повреждение трюма пять, — заявила система.

— Это что, они в нас с первого раза попали? — удивился капитан.

— Третья башня главного калибра выведена из строя, перфорация и разгерметизация трюма шесть.

— Вверх! “Прыгайте”, вы что, не видите, что нас сейчас раздолбают?

— Они уходят, сэр!

— Как уходят?!

— Развернулись кормой и убегают! Разрешите выстрелить?

— Огонь! Огонь из всех орудий!

“Ахиллес” отстрелялся из всего, что у него оставалось, но… Не попал. “Адмирал Бельграно”, изящно и как-то походя “подпрыгнув” в момент залпа “Ахиллеса”, уходил в гипер, последним из всей эскадры, и с этим ничего уже нельзя было поделать.

***

— Приветствую, мастера на все руки! — сказал людям, собравшимся в самом большом ангаре орбитальной верфи Ла Нинья, какой-то неизвестный им мужик в мундире, — Рассказывайте и показывайте, что наваяли, уж больно охота посмотреть!

Эмиль Загоруйко, окончательно ставший “неформальным лидером” рабочих после того, как его полностью поддержал другой известный “бугор”, новоприбывший Урмас Гимазов, уставился на гостя. Он его не знал, но то, что мундира там было практически не видно из-за нашивок, медалей и еще каких-то побрякушек, говорило само за себя. И Эмиль вышел вперед.

— Да мы тут в основном фрегаты поломанные ремонтировали, — начал он, — Вон они, на низкой орбите болтаются, вроде дырки законопатили добротно. Ну и линкор один маненько переколбасили, сеньор…

— Простите, не представился. Лейбович. Адмирал Янив Лейбович, командующий флотами Аргентины.

“Ух ты, нихрена себе!” — сказал кто-то из парней, — “Он же там у них самый главный после этого, Перона!” — “А президент?” — спросил другой, — “А президент там как флаг: можно поднять, а можно… Опустить.” Рабочие засмеялись.

— А я — Эмиль Загоруйко, старший одной из смен, ну и старший в нашем профсоюзе.

— Профсоюзе? Вы сами его создали, сеньор Загоруйко?

— Ну да… То есть не в смысле я один, мы все договорились, что у нас должен быть профсоюз.

— Похвальная способность к самоорганизации. Поскольку я представляю не корпорации, — тут Лейбович явственно скривился, — А флот, полностью поддерживаю вашу инициативу. Как права матроса, так и права рабочего должны соблюдаться. И если на флоте есть хотя бы устав, то у вас… Да. Вы молодцы.

— Спасибо, сеньор.

— Однако мне очень бы хотелось посмотреть на то, что вы сотворили с этой их “Галадриэль”, я для этого и прибыл. Заодно и проведем церемонию “спуска на воду” — ну то есть “выпуска в космос”, вы понимаете.

— Непременно все покажем и расскажем, сеньор, только один вопрос, — решился Эмиль.

— Какой же?

— А кто наш непосредственный работодатель? Мы ведь этого так до сих пор и не знаем.

— Это просто. То, что вы добываете на планете, является компонентом для создания корабельной брони, а ваша работа здесь, на верфи — ну это вообще без комментариев. Так что ваш работодатель, получается, я и есть.

— То есть разговаривать об условиях труда и оплаты мне нужно с вами?

— Да, со мной. И мы обязательно об этом поговорим, только сначала покажите мне “Галадриэль”.

— Хоть сейчас, сеньор, она же рядом, на синхронной орбите. Мы и работали там, такого монстра в ангар не запихаешь, даже по частям не влезет. Пожалуйте в бот — и полетели смотреть.

— Да вы от бедной девушки живого места не оставили, — заметил Лейбович, осматривая линкор снаружи.

— Девушки?

— По-моему, Галадриэль — женское имя. Что-то такое мой одноклассник читал, повернут был парень на древних сагах, ну или байках, теперь уже не понять.

— Это я не знаю, сеньор. Но у нас было задание по упрочнению силового каркаса как минимум втрое — мы сделали почти вчетверо, однако от трюмов пришлось вообще отказаться, а на остальных палубах осталось не так много места. Даже полноценный экипаж не влезет, две трети кают мы ведь тоже “под нож пустили”.

— Да, вижу, “девушка” была толстовата, а теперь наоборот страдает анорексией, — усмехнулся Лейбович, — Но пусковые для тяжелых торпед ведь сохранены?

— Это да, сеньор, вообще все оружейные системы, что там были, мы не сокращали. Главный калибр, вспомогательный, торпеды эти странные — все осталось как было. Единственно что пусковые для торпед не на корме и нижней палубе, а посередине и на верхней.

— Вот так вот?

— Вот так вот. Двух нижних палуб там вообще теперь нет, сами видите.

— Да, и двигатели практически на пилоне.

— Это из-за расчетов прочности, сеньор. Получалось только так.

— Так я и не критикую, сделали что надо — и молодцы. Посмотрим теперь изнутри?

— Конечно. Идем внутрь.

— О! А причальная рампа теперь тоже “наверху”?

— Да, по той же причине.

— Интересный корабль получился.

— А кто теперь на нем летать-то будет?

— Как кто? — ответил Лейбович, — Мы и будем!

— С третью экипажа?

— Даже менее того. Есть у нас… Специалисты.

— То есть байки про то, что пилот-маг “вырубил” два линкора лаймов — это не байки?л

— Нет, сеньор Загоруйко. Не байки. Только я вам этого не говорил, а вы… Сами понимаете. Это “одно из тысяч воспоминаний, которые нам с вами вовсе не нужны”.

— Ох, и подволок какой высокий!

— В спецификации было сказано четыре с половиной метра, против обычных трех. Нам это очень облегчило работу.

— Хорошо, хорошо. Вот что, сеньор Загоруйко, я приглашаю вас на церемонию переименования корабля. Ведь он практически новый — значит, и имя должно быть новое.

— А когда, сеньор Лейбович?

— Пока не знаю. Ждем прибытия будущего капитана.

— А парням можно? Ведь это они работали.

— Можно, но ведь это означает определенный допуск, в смысле секретности. Всем, кто хочет поучаствовать, включая вас, “шабашниками” уже не бывать.

— Это в смысле увольнения или…

— “Или”. Это в смысле постоянного контракта. “Парни” ваши к такому готовы?

— Готовы, сеньор, даже спят и видят. Один был против, всего один — но он уже улетел домой.

— Что ж, хорошо. Тогда можно организовать церемонию с привлечением всех “причастных”.

— Общая тревога! Аларм! — взвыла система оповещения. Лейбович и Загоруйко аж подпрыгнули, но на самом деле в систему входили несколько побитые крейсера Рождественского и фрегаты фон Эмдена. Второй раз система взвыла при входе “Санта Марии”, а когда дотащился “Адмирал Бельграно”, даже выть не стала — надоело, наверно. Ну или сигналы “свой-чужой” были наконец-то распознаны.

***

— Ой! Это же летающий гроб! Только с яйцами.

— Менолли!

— Ну сами посмотрите!

— А и правда. Гроб с яйцами. Только все-таки форма не очень.

— Так это и не для человека гроб.

— А для кого? Для хомячка? — засмеялся Фернандо Алонсо.

— Не, гроб для хомячка — это коробка от комма. А это — даже и не знаю.

— Это, наверно, гроб для рыбы хабанзон! Помните, Ник рассказывал?

— Точно!

— Только умоляю, не называйте его “Хабанзоном”, — раздался на общей голос Кортасара.

— В смысле “не называйте”? — удивилась Менолли.

— Так нам ему еще название придумывать! Новое. После такой переделки надо и переименовать, это не “Галадриэль” уже, это непойми что. Я пока ничего не придумал, адмирал Лейбович — тоже.

— А он что, тоже здесь?

— Да, и Узи припожаловал. Только не вовремя. Вовремя — разве что вы.

— В смысле?

— Да у нас “на хвосте” остатки флота лаймов, включая неповрежденный линкор. “Ахиллес”, с ним трудно справиться, уж больно броня толстая.

— Пиииииии!

— Рамота?

— Рамота говорит, что ей срочно нужно на новый, ну “старый-новый” корабль. Она что-то придумала.

— Вот, интересно, что. Как с линкором воевать?

— Не знаю! Она не говорит.

— Ладно, для нее и строили, в конце концов. Пускай осваивается.

— Пи! — сказала Рамота и исчезла.

— Все, она уже там, — сказала Менолли, — Сейчас начнет развлекаться… Нет, не начнет. Только посмотрела.

Рамота опять появилась на мостике “Гинсборро”. Вид она имела очень довольный.

— Ей понравилось!

— Это хорошо, но нам тут опять, похоже, воевать, Менолли.

— Рамота говорит… Подождите. Это странно. Да, она говорит, что вам воевать не надо.

— Как это “не надо”?

— Она все сделает сама. Хочет показать, что не только ей от нас есть польза, но и наоборот, ну и все такое.

— Рамота? Одна?

— Ну вместе с этим новым кораблем.

— Это не дело, — вмешался Кортасар, — Крейсера и фрегаты мы все-таки выдвинем на фланги. Зигфрид, Николай, что скажете?

— Выдвинемся, не вопрос, — ответил Рождественский.

— Еще как выдвинемся, у меня опять почти полный состав, пострелять можно от души, — сказал фон Эмден.

— Вот и славно. Тогда и начинайте, не думаю, что наши преследователи задержатся надолго.

***

— Рамота, возьмешь меня с собой?

— Нет, Менолли, ты не выдержишь, даже в капсуле. Я буду летать как дома — ну то есть как дома на крыльях, а теперь на вот этой железяке. Ведь ее моторы рассчитаны на ее “старую” массу, а теперь она стала вдвое легче. Инерция будет слишком большая.

— Интересно, а Рамота знает, какую перегрузку может выдержать? В смысле, в наших единицах? — спросил Фернандо.

— Момент… Да! Пятьдесят “же” запросто, семьдесят — с трудом, но без потери сознания.

— Ничего себе! С учетом компенсаторов, к этому можно добавлять еще полсотни, даже на линкоре. Да что там говорить, “Пингвин” поглощает до семидясети — но все равно “не дотягивает”. Круто.

— Вот Рамота и хочет “покуражиться”.

— И эта возможность появится у нее очень скоро, — прервал разговор Кортасар, — Они прыгнули в нашу сторону. “Ахиллес” и не менее десятка крейсеров — видимо,все оставшиеся.

— А что с работягами?

— Спускайте вниз, время пока есть. Верфь не защищена, если раздолбают — никто не выживет.

— Но внизу пленные лаймы!

— Потеснятся. Кто не захочет — пусть летит на верфь, помирать от “дружественного огня”, вы там им это разъясните. Никто им не доктор.

— Си, сеньор!

***

“Ахиллес” удивил всех, выйдя из гипера не на границе системы, а практически внутри ее, рядом с “Гинсборро”, и сразу же начал стрелять. Борта “Гинсборро” уже вышли, иначе потерь было бы вообще немерено, но и так вторая полетная палуба со всей командой техов была “вынесена” прямым попаданием.

— Рут! — раздался вопль Рамоты, который “услышали” все, — Рууууут!

— Прости, Рамота, — ответил Алонсо, судорожно уводящий авианосец с линии огня, — Прости. Он был на второй палубе. Я ничего не могу сделать, только спасти остальных. Да и то не факт.

— Что там происходит? — спросил Лейбович.

— Кажется, сбили “Гинсборро”.

— Что?!

— Фрагментация не подтверждена, но попадание двести пятидесятым калибром…

— О господи, а крейсера мы послали в яко бы их тыл! Пипец. Я идиот.

— А вот теперь вы сдохнете! — проорала Рамота, что тоже услышали все, и аргентинцы, и англичане. И бывшая “Галадриэль” сорвалась с места с ускорением, которого не выдержал бы никакой истребитель. Энрике Кортасару, уже готовому отстреляться по “Ахиллесу”, осталось только наблюдать, ведь этот не то линкор, не то уже непойми что, был просто-таки везде. Рамота дергала его, как сумасшедшая. Прыгала через гипер на какие-то десятки километров, что вообще-то считалось даже теоретически невозможным. И постоянно стреляла. Броня британского линкора ее интересовала не сильно, поскольку “уложить” пару серий в пять попаданий каждая строго в одну точку для нее явно не составляло труда. Через три минуты она сделала из линкора решето. Через три с половиной от британцев поступило сообщение о капитуляции. Через четыре линкор, получив наконец прямое в реактор, взорвался и развалился на куски. И тогда Рамота вышла на связь.

— Где их главная планета?

— Рамота, нет, — ответил Энрике, понимая, что бой закончен, а начинается — дипломатия.

— Они убили моего сына. Где их планета?

— Рамота, паркуй свой корабль, бой окончен. И тащи свою задницу сюда, на “Бельграно”, надо поговорить.

— Где они?

— Где бы они ни были, ты офицер эскадры, а я — командир этой самой эскадры. Нам надо поговорить. Возьми с собой Менолли, ведь когда ты “отключишься” от корабля, я не смогу тебя слышать. Но пойми, это приказ. Выполни его… Пожалуйста.

— Хорошо. Я понимаю. Я приду.

— Спасибо, Рамота.

Переключившись на “совсем уж общую”, Кортасар обратился к английским крейсерам.

— Так, все всё видели? Теперь объясняю: шансов нет не только у вас. Их нет и у ваших планет. Вашей капитуляции недостаточно, вся Британия должна сдаться Аргентине. Передайте там своему начальству. Мы не будем вас оккупировать, это обещаю, но капитуляция должна быть безоговорчной. Срок — четверть часа.

— Как четверть часа?! — раздался чей-то вопрос.

— А вот так. Если ваш король не подпишет капитуляцию через пятнадцать минут, я отменю приказ, данный мной пилоту бывшей “Галадриэли”, а потом — ну вы сами видели. Вы убили сына этого самого пилота, и теперь ваша жизнь — в смысле, жизнь вообще всех британцев — никакого значения для него не представляет.

— Но мы же все люди, сэр, помилуйте! Как — за четверть часа?!

— Мы-то с вами люди, а вот упомянутый мною пилот — нет. Так что крутитесь как хотите.

— “Нет”? То есть это — не человек?

— А Аргентина уже давно многорасовое государство, — соврал Энрике.

— Мы сейчас же свяжемся с командованием.

— Уж поспешите, будьте так любезны.

— Энрике, тут еще Кончите есть что сказать. Но только тебе и может быть Яниву, а не всем, — заметил Дюпон.

— Переключаю, слушаю.

— Энрике, — начала Кончита, — Напугай их еще больше. Уж не знаю как, но напугай. Надо, чтобы они не отправились за нами. Надо, чтобы они были заняты вычищанием дерьма из собственных штанов и вообще перестали обращать на нас внимание.

— А мы тут таки что, куда-то отправляемся? — удивился Лейбович.

— Именно. И довольно скоро, — ответила Кончита, — И еще и довольно далеко. В тылу должны остаться либо удирающие трусы, либо… Трупы.

— Так, — ответил Лейбович, который прекрасно умел делать вид, что во всем сориентировался, когда на самом деле ничего, как и сейчас, не понимал, — Я сейчас толкну речь, вы меня не прерывайте.

Тут же он включил общую, как бы совершенно случайно сделав это так, чтобы слышали и британские командиры. Ну ошибся впопыхах, с кем не бывает!

— Приказ по эскадре, — заявил Лейбович, — Готовность к бою и походу. Отдельный приказ пилоту сверхтяжелого истребителя: временно выйти из состава эскадры. Задача: в случае неисполнения противником ультиматума, уничтожить все борта противника, а потом отправиться на Нью-Уолш и “положить” гиперторпеду в ядро планеты.

— О господи, два миллиарда человек! — послышался панический голос кого-то из англичан.

— Какая тебе-покойнику будет разница? — резонно спросил другой.

— Приказ понятен, готова к исполнению, — раздался какой-то потусторонне-холодный голос Рамоты.

— Это еще и женщина! Теперь всё, мы все покойники. Мужик бы, может, еще и остановился, — сказал тот же “паникер”.

— Да погоди еще, может удастся сдаться! — сказал кто-то еще.

***

— Обращение по частному каналу, сёгун.

— И кто же осмелился меня беспокоить, Акаги?

— Король Швеции, сёгун.

— Король? Сам? То есть — лично?

— Именно так, сёгун.

— Что ж, соединяйте. Раньше он никогда не обращался лично. Интересно.

— Соединяю, сёгун.

— Ваше величество Бернадот?

— Да, ваше величество Токугава. Однако для вас, моего венценосного брата, я Олаф, если позволите.

— Несомненно позволю, и — рад личному знакомству! Мое имя Асахи, называйте меня так, прошу вас.

— Благодарю и польщен. Как вы понимаете, Асахи, у меня есть что сказать вам, причем до такой степени, что лучше бы нам встретиться.

— Удивлен, Олаф!

— Вы еще больше удивитесь, услышав мою историю. Но рассказывать ее я бы предпочел все-таки не по связи, пусть и защищенной.

— Даже так, Олаф?

— Даже так, Асахи.

— А знаете что? Насколько мне известно, ни императоры, ни сёгуны Японии никогда не посещали Швецию. То есть вообще никогда. Как насчет организации моего официального визита к вам? Я бы, если честно, был непрочь развлечься подобным образом.

— Что ж, короли Швеции тоже никогда не посещали Японию, но… Вы предложили первым. Примем вас со всеми почестями! Меня же, на самом-то деле, интересует лишь разговор “без лишних ушей”. Разговор именно с вами.

— Отлично! Может быть, и о поставках вашего зерна наконец-то договоримся.

— Асахи, о чем вы?! Все избытки нашего зерна — и так, считайте, ваши! По «внутренним» ценам и без экспортных пошлин!

— Да? Тут я еще раз спрошу — даже так, Олаф?

— И я опять отвечу — даже так. Ждем вас, ваше величество.

— Уже отправляюсь, ваше величество. Вы меня заинтересовали.

***

— Рамота, ты меня прости. Пожалуйста прости. И меня лично, и все это трахучее “человечество”. Всех нас, в общем.

— Янив, за что? Ну то есть за что именно ты просишь прощения? Не понимаю.

Несмотря на отсутствие Менолли, адмирал Лейбович и Рамота тихо напивались в пустом на этот момент баре “Гинсборро” и прекрасно друг друга понимали. Так ведь тоже бывает.

— Рамота, ты не понимаешь? Да не гони, — сказал уже изрядно набравшийся Лейбович, — Принеся твоему народу галактику, принеся ему будущее, мы принесли ему и войну. В этой войне погиб твой сын, кто знает, кто погибнет еще? Война — дерьмовая штука. Мы-то за века просто привыкли. А вам вот — взяли и выдали. Говнюки мы, Рамота.

— Общаясь с вами, я поняла одно: убивает не оружие, убивает тот, кто держит его в руках. Человек. Ну или дракон. Кто угодно. Когда мы начнем расселяться по галактике — с вашей, кстати, помощью, — мы можем встретить и других врагов. Тех же хищников, ну или я не знаю. Нет вероятности, что все, кого мы встретим, будут нас любить как… Как Менолли. Поэтому для общения с людьми нам нужны… Боевые корабли.

— Они уже строятся! Скоро будут готовы.

— А для общения со всеми остальными нам нужно оружие, более мощное, чем наше собственное.

— Оружие — для общения?

— А что, люди когда-то общались иным способом? Даже между собой? А если пытались — долго ли они прожили?

— Нет, недолго. Но ты жестока.

— У меня убили сына, и я… Я, похоже, становлюсь человеком, Янив. Я теперь готова убивать не “в отместку”, а вовсе даже “превентивно”, чтобы исключить саму возможность агрессии.

— Я об этом и говорил, Рамота, мы превращаем вас в кого-то вроде себя. Сволочи мы.

— Сволочи. Тут не спорю. Но оружие вы нам дадите.

— И даже специально спроектированное — вон как твой линкор. Как он, кстати, называется-то?

— “Трясогузка”. Я назову его “Трясогузка”.

***

— Рабинович, не спи, они заходят сзади!

— Да тю, я и не спю… Чорт! Ребята, они “оторвались” на тех англичан! Долбите им в движки!

— Си, камрад!

— Моралес, на хвосте!

— Да не родился еще… Щя стряхну. Отстреляешься?

— Спрашиваешь!

— Все! Есть! Двое на минус!

— Это еще плохой рэйтинг, камад, продолжай стараться!

— Погодите, камрады, но ведь это английский авианосец, почему они атакуют английские же борта?

— Какая тебе разница, воюй давай, собьют же!

— Си, сеньор!

— Варелла, сзади, сзади! Ччорт. Варелла.

— Его что, того?

— Не отвлекаться! А его — да, “того”. В ноль.

— Блин, да я их теперь… Он мне был полсотни песо должен! Кто-то за это должен ответить!

— А вот теперь — не увлекаться!

— Да пошли бы они! Размажу!

Появления тяжелого британского эскортника никто не ждал, и среагировать успел только “Гинсборро”, сразу выпустивший все тридцать два борта. Только вот беда: бортов противника было больше сотни. И теперь пилоты “Гинсборро” показывали чудеса, подтверждая свою репутацию. “Хэрриеры” давили количеством, и это было действительно неприятно, а до выхода бортов с “Санта Марии” оставалось еще две-три минуты, раньше они просто не успевали. Причем было еще и понятно, что через это время противник “оттянется”. Они вообще пришли ради одного-единственного вылета, и их основной целью были их собственные крейсера, решившие сдаться. Их-то они и “долбили”, параллельно отстреливаясь от пилотов “Гинсборро”.

— “Птенцы”, выход, валим всех активных! — прозвучал на общей голос капитана Чавеса.

— Си, сеньор!

У британских пилотов начались сначала большие проблемы, а потом и большие потери. “Гинсборро” начал стрелять по кабинам, то есть по утопленным вглубь корпуса истребителя “коконам” пилотов, и “невосполнимые потери” британцев тут же стали зашкаливать. А со стороны “Санта Марии” подходило несколько сотен бортов.

— Отзовите пилотов, — сказал англичанам на общей Мигель Чавес, — Отзовите, в этой бойне нет смысла! — Тишина была ему ответом, — Хорошо, продолжаем, заключил он.

И тут борта с “Санта Марии” долетели.

— В кого стреляем? — спросил сам Два по сто, решивший для разнообразия лично полетать.

— Да во всех! — ответил Алонсо, чьи пилоты уже давно были “в деле”, — В своих только нежелательно.

— Понял, камрад! Все слышали? Боевые стрельбы, цели — вот они, перед вами, кто промажет — тот котумба! В своих не попадать, это минус к карме!

— “Минус к карме”? — спросил кто-то на мостике английского авианосца, — Они воспринимают нас как мишени на полигоне?

Через несколько секунд он убедился, что именно так их и воспринимают: около двух третей “Ситроенов” атаковали сам авианосец.

***

— Рамота, мне тоже очень жаль Рута.

— Да ничего, Менолли. Я долго живу на свете, это была не первая и не последняя моя кладка, а птенцы — они иногда гибнут. Никогда не можешь полностью защитить их от хищников. Конечно, они редко гибнут взрослыми… Но бывает и так. Вас, людей, много, но у каждого из вас мало птенцов. Часто и вовсе нет. У нас же — все наоборот. Так что это в порядке вещей. Я просто очень разозлилась.

— Но это же естественно!

— Так же естественно, как и то, что сейчас я — практически успокоилась. Это наша жизнь. И именно для того, чтобы она стала лучше, я и хочу расселить своих сородичей по разным планетам. Нельзя оставаться на одной. Это как… Смешно, именно у людей есть поговорка про “не складывать все яйца в одну корзинку”. Хотя придумать такое стоило бы нам: ведь это мы несем яйца, никак не люди. Я тут подумала: вот в последнем бою “Санта Мария” потеряла двадцать шесть пилотов. Они ведь тоже чьи-то дети. И не так, как у меня. Скорее всего, единственные. Каково их матерям? Так что я правда успокоилась, Менолли. Поверь.

— Верю, чудо золотое. Конечно я тебе верю. Ведь иначе невозможно.

Рамота “обняла” Менолли крыльями и сказала:

— Я правда не понимаю, зачем люди воюют. Убить напавшего хищника — это одно. Я, собственно, так и поступила, убила хищника.

— И еще как убила! — вставила Менолли.

— Ну это да. Но война… Нам придется заняться и ей, если мы хотим жить среди вас, но это мне непонятно.

— Думаешь, нам самим это понятно? Люди воюют испокон веков, но так до сих пор и не понимают, зачем. Тот, кто “играет в обороне” — ну ладно, можно объяснить хоть как-то. Но тот, кто нападает?! Ведь очевидно, что погибнут на войне одни, а ее результатами воспользуются совсем другие! И, тем не менее, люди идут на войну. Идут нападать на других людей. Я сама не понимаю этого, Рамота. Может быть, Жан-Клод сможет объяснить. Или Джорэм.

— Может быть, вы просто не хищники? Вот мы — да, и мы ловим свою добычу, когда хотим есть. Но когда не хотим, нам в голову не придет убить для развлечения или “ради идеалов”. Неужели люди похожи на нерассуждающее стадо травоядных?

— Я не знаю, Рамота. Вот я — травоядная?

— Нет.

— А эти “тени войны” — Энрике, Кончита, Жан-Клод, остальные?

— Менолли… Ты права. Они — тоже нет. Они не травоядные. Но почему тогда?!

— Может быть, только по отдельности мы люди, а все вместе мы все-таки стадо баранов, готовое растоптать походя любого, просто оказавшегося на пути. Причем даже и путь мы не выбираем — на то есть пастух и его собаки. Не люблю я людей, веришь?

— Менолли, похоже, это я люблю людей больше, чем ты сама. А ведь я не человек.

— Чего стоит раса, которая любит себя меньше, чем ее любит другая раса?

— Ничего. Решительно ничего. Однако в отношении своей расы ты все-таки несправедлива. Посмотри на своих товарищей, разве они не достойны как минимум уважения? Вот эти самые наши с тобой общие знакомые? Ты всех их знаешь по именам. Я, Менолли, решилась на довольно-таки страшный шаг: я заявила всем драконам Лады-Веды, что именно я знаю, как расселить нашу расу в галактике и принимаю за это полную ответственность перед всеми драконами. Полную. Перед всеми. Мне поверили. И теперь только мне решать, как мы расселимся. Но только я за всё и отвечаю.

— Ты… Ты — решилась на такое?

— Да. Потому что кто-то ведь должен. И это будет сделано.

— Люди убили твоего сына.

— А что, еще двенадцать техов на той палубе убили не люди?

— Другие люди, англичане.

— Тогда почему твоих товарищей убили какие-то “англичане”, а моего сына — люди “вообще”?

— Ты это понимаешь?

— Можно подумать, ТЫ этого не понимаешь! На англичан я обижена. Страшно, смертно. Но… Не на всех. Даже на них — не на всех. У них есть планеты, где они растят своих… Птенцов, да. Я хотела разорить пару таких, но — это было бы неправильно. Пусть они живут. Пусть даже они тоже живут.

— “Экологическое равновесие”?

— Вот ты правильно соображаешь. Если бы мы уничтожили всех хищников, что угрожают нашим птенцам, мы бы сохранили ближайшие кладки. Но потом оказались бы на мертвой планете, где нам нечего есть. И вымерли бы. Давно уже. Поэтому куницу, поймавшую моего птенца, я испепелю. Но не пойду испепелять всех куниц в лесу.

— Ты действительно так думаешь?

— Да. Слова, которыми мы говорим, я “выудила” из твоего сознания, но мы, все мы, понимали, “как оно происходит”, с самого начала. Нельзя, чтобы “всех”. Просто нельзя. Иначе все тупо вымрут. И мы — тоже.

— Вы мудрые, Рамота.

— Да ни разу. Мы всего лишь хотим жить — как и все хотят. А для этого мало просто хотеть, надо еще и думать. Кто не думает — тот не живет. Тот — еда.

***

Авианосцу англичан не повезло: “птенцы” с “Санта Марии” взялись за него так усердно, что практически все внешние отсеки оказались разгерметизированы, а в районе кормы даже отвалилось и улетело куда-то несколько здоровенных кусков обшивки. Поэтому самые тяжелые торпеды, которые мог взять на борт капитан Шугин, были направлены системой наведения именно туда.

— Ну блин, камрад, ты перестарался! — огорчился на общей Два по сто, когда его тактический монитор выдал сообщение “Фрагментация. Разрывайте дистанцию, опасность столкновения с обломками”.

— А что такого? — удивился Николай.

— Да понимаешь, я же капитан без корабля, вот и хотел этот себе забрать, а то обидно как-то. А ты…

— Так это не я, Хулио, это торпеды!

— Да понятно, мозги у них куриные. Обидно просто.

— Ну извини, друг, так вышло.

— Да ладно, хрен с ним. Вон зато лаймы, что на крейсерах, о многом задумались. Мы ведь их защищали от своих же. Что-то обсуждают теперь с Кортасаром и Лейбовичем.

— А что именно, интересно?

— Не знаю, Энрике потом расскажет, молчать не будет. Это ведь кто-то из ваших сказал, “каждый солдат должен знать свой маневр”?

— Ну да, правда как-то совсем давно. Но кто-то из наших.

— И закажи в сети “планку” для медалек этих, которые “опять попал”.

— Ты имеешь ввиду “За выдающиеся летные заслуги”?

— Они, да. Их же выдают без ограничений в количестве, хорошо отстрелялся — получай. У тебя сколько?

— Шесть.

— Считай, семь. И поверь старому летуну: когда их станет двадцать, твой парадный китель начнет расползаться от дырочек, его ведь из хлопка делают, а не из кевлара. Заказывай планку, береги китель!

— А что, и закажу. Спасибо, камрад!

***

В стареньком, а оттого тяжелом и неудобном противорадиационном костюме, лишенном к тому же климатизации, Андерс Линдблад ставил “умные” мины на поверхности своего острова. Он занимался этим уже третий час и буквально истек потом. Вскоре его должен был сменить молодой Олаф Съёберг, но от этого было не легче: вся вода была уже выпита, и жажда мучала неимоверно.

Однако надо было что-то делать. Японцы, ясное дело, согласились на поставку орбитальных крепостей — но когда еще они их смонтируют! Поставка специальных подлодок тоже была обещана, но их предстояло для начала построить. Не орбитальные крепости, конечно, но тоже неделя-другая, учитывая доставку. И переговоры с Аргентиной еще шли, вроде как и есть там “суперэскадра”, но занята сего числа. А какой-нибудь “супостат” мог прилететь в любой момент, и на орбите встретить его было нечем. Значит — “оборона на уровне поверхности”. В том числе — мины. Много мин. До упячки много мин. И Андерс ставил мины. Закапывал в землю, “вживлял” в сохранившиеся деревья, прятал внутри камней, скрывал одну под другой. Иногда оставлял “обманки”, чтобы саперы противника отвлеклись и не заметили реальной угрозы. А что “противник” будет — он почему-то не сомневался. Но где же, чорт его дери, Олаф? Пора бы уже, сил никаких не осталось.

— Андерс, я на подходе! — раздался в комме голос Олафа, — Ты мне только скинь схему постановки, а то стремно как-то.

— Лови! — облегченно сказал Андерс, — Все, теперь продолжай вот отсюда, а я пошел вниз. Мне жизненно необходимы бочонок пива и восемьсот минут здорового сна, умаялся я. Господи, как же жарко.

— Поймал, все в порядке. Но ты прав: жарко. Это не Оланд, это Мальдивы какие-то.

Один из немногих в колонии, Олаф был родом со Старой Земли и часто говорил вещи, для остальных непонятные. Однако парень он был хороший, и на эти его “закидоны” никто не обращал внимания.

***

— Энрике, есть проблема.

— Какая, сеньор адмирал?

— Я хочу пойти в церковь и помолиться Мадонне, но на кораблях не бывает церквей.

— Но вы же еврей!

— Это не важно. Иногда надо помолиться именно Мадонне.

— А что случилось?

— Чудо, Энрике. Чудо, совершенное Матерью божьей. Ты сам был тому свидетелем.

— Чудо?

— Несомненно. Вам было необходимо отправиться обратно на Нью-Уолш для обеспечения “миротворческого патрулирования”, или как там оно называется. При этом я получил жесточайший приказ отправить вас в совершенно другое место — причем быстро и всех, доукомплектование “в процессе”. Взаимоисключающие вещи. И тут лаймы делают нам такой подарок. Это Мадонна, это она. Она помогла мне, она помогла всем нам.

— “Подарок” — это их атака на собственные крейсера?

— Не только. Вдобавок сам губернатор Нью-Уолша обратился к нашему правительству с просьбой о, так сказать, смене флага.

— Нифига себе!

— Именно. И теперь, пока просьба лишь рассматривается, “миротворцами” там смогут стать эти самые крейсера. У их командиров и команд, видишь ли, возникло некоторое недоверие к собственному правительству после того, как британские же истребители наделали в них дырочек — некритичных, но тем не менее. При этом любого из нас местное население воспримет как оккупанта — но их-то как раз нет, свои ведь!

— А что если потом они все дружно передумают?

— Так и хрен бы с ними. Вот тебе нужен Нью-Уолш и его хитрожопый губернатор?

— Ну мне-то точно ни разу.

— Мне тоже. И Аргентине как таковой. Есть — ну хорошо. Нет — тоже слава богу. Пусть сами разбираются. А еще мне надо бы с Кончитой поговорить. Она не очень занята?

— Занята немножко. Они с Жан-Клодом на камбузе готовят “помесь рататуя и паэльи”, уже и Марии с Менолли сказали, мол, слишком жирно не будет, за фигуру можно не опасаться, — усмехнулся Кортасар.

— Тогда я туда сам зайду.

— Хорошо. Только ответьте мне на один вопрос, сеньор.

— Конечно, Энрике!

— А зачем для того, чтобы помолиться Мадонне, обязательно ставить свечку? Ведь она услышит вас и так!

— Ну вроде как полагается…

— Вы знаете, наш капеллан часто говорит: “Вера — это естественная потребность души, а религия — опиум для народа”. По-моему, это хорошая шутка — но в то же время и правда.

— Это говорит капеллан? Дааааа, вы тут и правда все… Да какие там “вы”. Мы. Ладно, пойду на камбуз.

***

— О! Сеньор адмирал! А мы тут немножко в процессе.

— Священнодействуйте благословясь, я просто хотел Кончите вопрос задать, можно?

— Конечно!

— Пару минут назад я рассказал Энрике о приказе на передислокацию вашего флота — да-да, вы уже давно флот, а никакая не эскадра — а получил я этот приказ двадцать минут назад. А вы, Кончита, фактически сказали мне об этой передислокации несколько часов назад. Как?

— Я… Я это все немножко чувствую, сеньор.

— Что “это все”?

— Будущее. Неуверенно и неточно, но чувствую.

— Так. И ведь нет ни малейших оснований вам не верить. А еще вы знаете, ребята, я видел фотографии драконов с Лады-Веды. Они там не больше крупного баклана. Ну хорошо, очень крупного. Но “наши”-то размером с человека! А еще по боевой эффективности вы уже “побили все рекорды”, причем включая исторические — вам ли не знать, Жан-Клод. Используя при этом вполне обычную технику, за исключением разве что этого вашего переделанного линкора. Но ведь и без него справлялись как-то. И опять я спрошу — как?

— Мой черед отвечать, — сказал Дюпон, нарезая какую-то ботву, — Мы просто создали новое. Это “новое” сильно из-за своей непривычности.

— И когда новизна пройдет…

— А мы постараемся, чтобы она не проходила! — заявила Кончита.

— Да. Понимаю. Ведь генерал-начштаба и полковник-координатор полетов, крошащие овощи на камбузе, это тоже что-то невероятное. Да.

— Заходите и завтра, сеньор, удивим вас опять! — засмеялся Жан-Клод.

— Завтра зайду обязательно, мы будем в очень далеком прыжке и делать будет решительно нечего. Научу вас готовить рыбу-фиш, ну то есть фаршированную щуку. Если уметь — это вкусно!

— Так что угодно вкусно, если уметь! Правда научите?

— Я же обещал!

— Ловлю на слове, сеньор, — ответил Дюпон, — Ничего не понимаю в еврейской кухне, а научиться хочется, иначе перед Узи как-то неудобно.

— Договорились, генерал!

***

— Хорошо, что я здесь оказался, — начал Лейбович на общей, дождавшись указанного ему Пероном времени, — У нас приказ по флоту: срочная передислокация. Координаты в коммах, срок готовности — позавчера. Шевелимся, ребята. Подробности получите только в гипере, тут еще и секретность.

— А мы что, теперь и официально флот? — спросил фон Эмден.

— Да. Долетались. Но доукомплектование тоже будет.

— А ничего, что у меня дырка размером с автобус? — встрял Алонсо, — И на второй палубе борта хранить можно, а вот летать с нее нельзя? Потому как там воздуха нет и вообще как-то неуютненько?

— Фернандо, мне обещали, что в окрестности пункта назначения будет отбуксирована наша, аргентинская орбитальная верфь класса “Б”, причем новехонькая. Там можно ремонтировать все, кроме линкоров. И даже строить. Не волнуйтесь, там починитесь.

— Сеньор! Позволю себе все же спросить: а верфь буксируют с рабочими вместе? Или просто так?

— Чорт. Чорт. Их же нельзя буксировать с экипажем на борту.

— Именно! А вы сказали, что верфь новая. Да есть ли у нее вообще экипаж?

— Чорт. Каррамба. Я не знаю. Этот момент я, адмирал флота, просто… Да я просто прохлопал, Фернандо, простите меня.

— С кем не бывает, сеньор, но верфь без рабочих — зачем она нужна?

— Вообще не нужна, — заявил обычно молчаливый майор Трехо, — но кто сказал, что рабочих нет?

— А где их взять?

— А кто чинил ваши фрегаты, Зигфрид?

— Точно! Поднимайте парней с поверхности и волоките с нами. За “экстренные командировочные” они полетят куда угодно, — обрадовался Лейбович, — Так и сделаем.

Жизнь шахтера Эмиля Загоруйко и его товарищей собиралась сильно и навсегда измениться, не поставив их об этом в известность. Если кто и знал будущее, то разве что полковник Кончита Дюпон. Но она никому ничего не говорила. У нее с супругом как-то подзатянулся “медовый месяц”, и до русских рабочих ей не было ни малейшего дела. Может и зря. Но что поделать. А сами они не спрашивали — они ведь не знали, что о таком вообще можно спрашивать у кого-то, способного на вопрос, если что, и ответить.

***

“Малый десантник” был изобретением китайцев, никто другой в подобных кораблях не нуждался. Вооруженный и защищенный на уровне британского легкого крейсера он, тем не менее, крейсером не являлся. Он нес четыре десантных бота и был предназначен для высадки групп спецназа на планеты, где не ожидалось серьезного сопротивления — ну или и вовсе никакого не ожидалось, как сейчас на НюМалмё. Капитан корабля Сунь-Сао прекрасно понимал, что командование пребывает в непонятках: планета с радиоактивной поверхностью и мизерным населением не могла представлять никакого интереса. И если его туда послали — это, скорее всего, какая-то “превентивная мера”. А вот какая именно и для “превенции” чего — ему не сказали, но приказ есть приказ. Уже на подлете, выйдя из гипера, он заметил какое-то подозрительное шевеление в поясе, не могущее быть активностью местных, ведь их было слишком мало. Но никто не обратил на него внимания, и Сунь-Сао продолжил выполнение задачи. Кто-то втихушку добывает в шведской системе ценное сырье, пока сами шведы не видят? Да и пожалуйста, его это не интересует. Сбросить модули, дождаться рапорта о выполнении приказа (какой приказ получил десант ему, как всегда, не сообщили), поднять парней обратно — и домой. Причем не просто домой, в отпуск. Селедку ловить. Сунь-Сао очень любил выходить в море на простой лодке и ловить селедку. А вот летать на чужие планеты — не любил. Но это было его работой.

— Орбита два-ноль. Боты вышли.

— Переходите на двенадцать-ноль. Теперь нам остается только ждать.

— Принято!

— Ли Хун, вы в порядке? — обратился он к командиру десантников.

— Да, капитан, все штатно. ПКО нет. Просто идем на посадку.

— Хорошо. Дайте знать, когда вас забирать.

— Конечно, обязательно!

— Вверх, вверх! Уходим! Зенитный залп! Одиннадцать-два, не двенадцать-ноль!

— Принято. Но капитан…

— Что?

— Это какая-то флюктуация озонового слоя. По нам никто не стрелял.

— Точно?

— Точно, — ответил вахтенный навигатор, — Не стрелял никто. Какие-то вспышки на границе атмосферы, но это явно природный эффект, пусков-то не было, я бы заметил.

— Хорошо, — выдохнул Сунь-Сао, — хорошо. Мы уже “наверху”?

— Одиннадцать-два, как вы и сказали.

— Все, тогда просто ждем десант. Забираем — и домой.

— Принято! Корабль уже готов к приему ботов.

***

Остров содрогнулся, и со свода пещеры на головы ее обитателей посыпались мелкие камешки, изрядно напугав немногочисленных мамаш, катающих свое потомство в колясках. Ничего крупного и тяжелого, впрочем, “с потолка” не упало.

— Интересно, как они умудрились подорвать чуть ли не четверть мин одновременно? — спросил Бо Ларссон.

— Не знаю, Бо, — ответил Андерс, — Но если бы этих мин не было… Ты правильно придумал. Только теперь нам надо взять оружие и пойти “наверх”.

— Да, ты прав. Пойдем.

На поверхности острова “лунный пейзаж” (а, кстати, что это за “лун”, или “луна”, где такой пейзаж? Выглядит-то гаденько, — подумал Андерс) был “расцвечен” обломками десантного модуля и перекрученными и переломанными телами в очень тяжелых пауэрсьютах, которые своим владельцам, тем не менее, не помогли.

— Нифига себе ты мины ставил! — сказал Бо.

— Гравитация пополам с плазмой, — ответил Андерс, — может еще Олаф чего добавил. Знаешь, что обидно? “Пешком” они могли проскользнуть. Ну хоть кто-то. Но они посадили модуль прямо на минное поле. И тут шансов уже не было.

— Тебе обидно? Тебе их жаль?

— Так дураки же. Конечно жаль. А еще больше я жалею — нас.

— Они столкнулись с сопротивлением и теперь не отвяжутся?

— Теперь точно не отвяжутся. А японцы и аргентинцы — где они? Пока не наблюдаю.

— Говорят, уже летят, Андерс.

— Поверю когда увижу. Пойдем вниз, здесь живых нет.

— Есть! — послышался слабый голос. Шведы сняли свои охотничьи рэйлганы с предохранителей.

— Кто такой, и вообще где ты? — спросил Бо, — Я руководитель колонии и вправе взять тебя в плен!

— Здесь я, здесь. Правда в плен уже поздно. Вообще все поздно.

Только теперь Бо и Андерс увидели какой-то “ошметок пауэрсьюта”, который с ними разговаривал.

— Кто такой? — повторил вопрос Бо.

— Меня зовут Ли Хун. Капитан десанта Ли Хун. Вы передадите весть моим родным?

— Да. Но тебе ведь нужно в госпиталь!

— Нет. У меня разгерметизация, тяжелое поражение радиацией, да и ног уже ни разу нет! Пристрелите меня наконец, я не могу больше!

— Но так тоже нельзя, — начал Бо.

Андерс же поднял рэйлган и прострелил Ли Хуну голову.

— Ты что?! — ужаснулся Бо.

— Бо, если со мной случится подобное, я очень надеюсь, что ты сделаешь то же самое. Очень надеюсь и прошу тебя об этом.

— Я… А ведь да, Андерс. Да. Я обещаю тебе.

— Спасибо, друг. А мины на участке надо бы возобновить. Пошли Олафа, он хорошо справляется.

— Пошлю. Но ты стал каким-то чужим, Андерс.

— Будь проклята война. Будь она проклята, Бо.

— Да, дружище, будь она проклята. Пойдем вниз.

***

— Четыре “красных”.

— Вы уверены? — переспросил Сунь-Сао, хотя и сам прекрасно видел телеметрию.

— Да. Живых нет. Ни одного. Последним умер командир, Ли Хун.

— Но тоже умер?

— Однозначно. Застрелен.

— То есть не только мины, но и войска обороны?

— А кто бы иначе его застрелил? А его именно застрелили.

— Понятно. Уходим отсюда. И попытаемся… Ну хотя бы по этим “старателям” в поясе надо отстреляться!

— Есть! Готовы!

Никаких “старателей” в поясе НюМальмё не было, а был шведский стройбат, монтировавший торпедные платформы. Не надеясь на союзников, они хотели встретить неизбежное вторжение хотя бы так. Беда была в том, что любое “чужое проникновение” эти платформы воспринимали как повод для пуска — а с другой стороны, дистанция обнаружения у них была небольшой. И когда корабль Сунь-Сао прошел вблизи от пояса, в надежде кого-то “пощипать”, отреагировало большинство платформ, обрекая стройбат на повторение уже проделанной работы, а вот китайский “малый десантник” — просто обрекая.

Его системы защиты могли отклонить до пятидесяти торпед. Только вот выпущено-то по нему было восемьдесят, если не больше.

— Фрагментация, — услышал из комма Бо Ларссон.

— И они тоже? — спросил Андерс Линдблад.

— Да, и они, — Бо налил им еще аквавита, — Пусть мироздание будет к ним благосклонно. Но они сами напали на нас.

— Теперь на нас нападут по-настоящему.

— Андерс, мне только что сообщили: аргентинский флот уже в прыжке. Пара суток — и они здесь.

— Флот? Ты же говорил про эскадру?

— Они немножко подросли. Но ведь это нам на руку!

— Но флот… Это ведь значит — и линкор, хотя бы один?

— Так он у них и есть! Скажу тебе по секрету, он называется “Трясогузка”.

— Погоди, но по недавно обновленной общей спецификации “Трясогузка” — это какой-то “супертяжелый истребитель”?

— Нет, Андерс. Хрень это все. Это линкор. Калибр двести пятьдесят, броня, все дела. Да, говорят, что там конструктив какой-то стремный, но, тем не менее, это именно линкор.

— А китайцы сейчас тоже пошлют сюда флот.

— Да. Но они еще не знают, кого отправили им противодействовать. Так что нам тут будет весело.

— Тогда, пока мы тут бухаем, надо отправить Олафа и других парней ставить мины взамен “использованных”.

— Окстись, пьянь! Олаф уже “наверху”! С целой командой энергичных юнцов, — засмеялся Ларссон.

— Ой. Прости. Я и не заметил.

— Давай еще по единой и пойдем ужинать и спать, Андерс. Пусть молодые поработают.

— Пойдем, Бо!

***

— Задача: полный контроль системы. Объект охраны: единственная обитаемая планета. Приоритет: высший.

— Высший приоритет для не нашей планеты?

— Там нашли кристаллы, Мигель. Те самые. И Аргентина “в концессии”.

— Хорошо, а вероятность атаки?

— Сто процентов. А на самом деле, двести. Я не верю, что эту тайну удастся сохранить.

— И это при небоеспособном мне! — сказал Алонсо, — Это подстава какая-то!

— Нет вариантов, Фернандо, — ответил Лейбович, — Никаких. Аргентинский флот, точнее, его остатки, “размазан” по границе с Китаем, а шведский… Он, для начала, вообще пока не существует. То есть теперь-то они его построят, но время — сам понимаешь.

— То есть нами просто решили “заткнуть дырку”? — грустно спросил майор Трехо.

— Нет, не так, — ответил мечтательно уставившийся куда-то в переборку фон Эмден, — Не так, дружище. Дело в том, что никакого “решения вопроса” у них не предвидится, и потому позвали нас. Ведь только мы можем решать нерешаемые вопросы.

— А если и мы не справимся?

— А мы что, не справимся? Камрад, мы ведь даже еще не попытались. А уж тебе-то, с твоей группой, вообще не получившей повреждений в последних стычках, и совсем грех жаловаться. О чем ты беспокоишься? Летай да стреляй, желательно метко, и будет тебе через то счастье!

— Слушай, Зиг, может возьмешь нас “в компанию”, если такой оптимист?

— Да запросто! И у тебя, и у меня фрегаты, просто у тебя — немножко толстые. Только один момент: согласен быть “отдельной группой” под своим же командованием?

— А будто я сейчас не это самое!

— Тогда вообще не вопрос. Надо только с Жан-Клодом согласовать, но это формальность.

— Будучи начальником штаба, — сказал на общей Дюпон, — Подтверждаю переподчинение и все такое прочее. Надеюсь, что все довольны. Натаниэль, Зигфрид, подтверждаете?

— Си, сеньор!

— Зашибись. Конец связи.

— Офонареть. Никогда бы не подумал, что на флоте, и вообще в армии, вопросы могут решаться так быстро.

— Так мы и не на флоте, — заметил Жан Грандье.

— А где же мы?! — удивился Натаниэль Трехо.

— Потом поймешь, Нат! — засмеялся Жан, — Пока пойди вон направляющие рэйлганов отполируй!

— Да они у меня вроде и так в порядке.

— А у меня вся команда их третий день драит. Уже как в зеркало смотреться можно.

— Зачем до такой степени, Жан?!

— Абсолютно незачем, ты прав. Но зато никому не скучно, а это ведь тоже важно. Целое соревнование на крейсере — кто отполирует рэйлган до максимального коэффициента светоотражения. Как-то раз вахта Ферье добилась восьмидесяти процентов.

— Ну вы даете, парни! Восемьдесят процентов светоотражения у направляющих? Круто! Жаль только, что первый же выстрел сведет на нет все усилия.

— Так в этом же и смысл, Нат! Будь оно не так — дальше для команды не было бы работы.

— Интересно служить на крейсере, да.

— Не завидуй. Нечему.

— Хотел бы я посмотреть на эту твою “вахту Ферье”, Жан! Небось крутые ребята.

— Это запросто, на первой же стоянке, но боюсь, Нат, у тебя не получится.

— Что не получится?

— На вахту посмотреть. Видишь ли, вахтенный командир, старший лейтенант Люси Ферье — она девушка, прямо скажем, хммм, с очевидными достоинствами. И когда ты ее увидишь — сомневаюсь, что начнешь рассматривать всех остальных.

— Да ну тебя, камрад!

— Я же шучу, Нат!

— Капитан Грандье, — спросил адмирал Рождественский, — А каким составом вы полируете направляющие? Мне идея понравилась.

***

— Ваше величество, меня крайне беспокоит активность САСШ. Считаю, что это должно беспокоить и вас.

— Вы серьезно, князь? — Вадим Шестой откинулся в кресле.

— Абсолютно серьезно, к сожалению. Сначала они пытались воздействовать на нашу часть галактики силами британцев, но им не удалось.

— Именно, — перебил царь, — Они решили с разных сторон надавить на аргентинцев, но те всем утерли нос, насколько мне известно. И не без нашего участия. Разве не так, князь?

— Так. Но они не отступились. И теперь практически открыто финансируют любых экстремистов и революционеров, которых только могут найти. А вот подобных больше всего как раз у нас, а не в Аргентине. Именно мы — следующая мишень, даже если это произошло случайно, а не намеренно.

— “Русский бунт”?

— Который, как известно, столь же бессмысленен и беспощаден, как русский секс, — позволил себе пошутить Шамахов.

— Вы сообщили Галанину?

— Еще нет, ваше величество. Мои “выкладки” свежие, и первым в России новости должны узнавать все-таки вы. Тем более если уважаемый глава третьего отделения жандармерии не затруднился все выяснить и доложить лично.

— Хватит “прогибов и экивоков”, князь. Если вы считаете, что ситуация серьезна и существует угроза — немедленно проинформируйте этого самого Галанина. Упомянув, что приказ о повышении бдительности исходит от меня. Его подразделение жандармерии специально создано для борьбы с бунтовщиками и террористами. Зря я им, что ли, жалованье плачу? Это их работа, вот и пусть работают.

— Будет исполнено, ваше величество! Сейчас же с ним свяжусь.

— Не смею задерживать. Однако, князь…

— Слушаю?

— Вечером, вне службы, приходили бы вы к нам на ужин. Дочки соскучились, ваши поморские сказы им не передать как нравятся. Донимают — мочи нет: “Папа, а когда князечка придет?”

— “Князечка”?

— Они вас так называют, — покраснел царь, — Но я этого не говорил. Однако же, могу ли я вас пригласить? Часов в восемь, в малой резиденции, протокол — “без протокола”. А, Сергей?

— Обязательно приду, Вадим. Обязательно.

***

— Сеньор адмирал, вижу засветки! — проорал офицер-навигатор.

Системы обнаружения “Адмирала Бельграно” были несколько лучше, чем вообще предполагалось возможным, являлись секретными и представляли собой перманентную головную боль “особиста” Гомеса.

— Далеко?

— Очень далеко. Но много. И несколько больших. Направление — на нашу цель. Выход — предположительно одновременно с нами, ну или чуть позже.

— Боевая тревога по эскадре, тьфу, по флоту.

Боевая тревога в гипере — это “неприличный цирковой номер”, поэтому без крайней необходимости ее там не объявляют. Быстро двигаться-то нежелательно. Так и не успевшему закончить “рыбу-фиш” Жан-Клоду, бегущему на центральный пост, мерещилось, что он раздвигает собой неподатливую воду, а за ним наблюдает целый косяк изысканных анчоусов. “Глюки гипера”, ничего с этим не поделаешь.

— Вы кильки! Вы всего-навсего кильки! — сказал он.

— Ты уверен, Жан-Клод? — спросил, усмехаясь, Энрике.

— Ты — нет. Они — да. Просто кильки.

— Эк тебя вштырило, камрад! — сказал Лелекай, — Однако, с такой чувствительностью к гиперу и травы не надо! — он затянулся своей неизменной трубкой.

— Хорошо. Я, вроде, уже в норме. Что случилось?

— Нарываемся на встречный бой и, похоже, с серьезными силами.

— “Вскрывай” общую, еще есть время поговорить.

— Так уже!

— Отлично. Моя идея… Да нет у меня никаких идей. Мы же не знаем, как они выйдут.

— Зато мы знаем, как выйдем сами, — заявил майор Трехо.

— А как? — заинтересованно спросил Энрике.

— А в центре системы. Немножко опасно, но хотя бы этого от нас точно не ждут.

— Я сам об этом думал, но вообще как-то стремно. Вы-то выйдете, и фон Эмден тоже, а вот “крупняк” — мы, “Санта Мария”, “Трясогузка”…

— Обо мне не беспокойтесь, я хоть на низкую орбиту выйду, — заявила Рамота.

— Хорошо, осталось два “проблемных” борта.

— Один, — ответил Мигель Чавес, — Твой. Мне нет смысла выходить “внутри”, мне маневр понадобится. Выскочу пораньше.

— Рамота, — сказал Жан-Клод, — Я вот тут подумал, а тебе ведь стоит присоединиться к Мигелю. Если там будут десантные транспорты… Ему-то лучше крейсерами заняться, которые будут точно. И малой авиацией.

— Согласна. Выхожу вместе с “Санта Марией”.

— Тогда все остальные — выход в двух единицах от звезды.

— Ох ты ж! — сказал Рождественский, — А не убьемся?

— Да ну, адмирал, — ответила Кончита, — Кто убьется — тот котумба!

— Уж лучше убиться, чем быть котумбой! — рассмеялся адмирал.

***

— Получасовая готовность, — послышалось сообщение автоматической системы.

— Есть, принято, — зевнув, сказал Энрике.

— Мигель, ты здесь? — спросил Алонсо на общей.

— Здесь, Фернандо, где еще!

— Скажи своим, пусть обратят внимание на их “номерные” авианосцы, они только кажутся беспроблемными.

— Авианосцы — и “номерные”? Малые, средние?

— И тяжелые тоже. Более того, бывают и пятисотки. Я слышал даже о тысячниках, но сам не видел.

— Пятисотка без имени?

— У них — обычная история. Их ведь много, нам и не понять зачастую, насколько. Пилоты после ускоренных курсов, летать и вовсе не умеют, но их много, понимаешь? Полностью связать боем — на это их хватит, а больше им и не надо.

— Странно как-то.

— Ты с китайцами воевал?

— Да когда и как?! Я же всю дорогу учебным бортом командовал.

— Вот. А я сталкивался. Они неумелые, но старательные, и пока всех не завалишь — не отвяжешься. А им, повторюсь, того и надо. Чтоб не отвязался.

— А борта у них какие?

— Да тоже слова доброго не стоят. Брони нет, искин с мозгами от курицы, движок с приводом от новогодней петарды, рэйлган правда — “пятерка”, как у нас. То есть подставляться все-таки не надо.

— Я, когда служить начинал, еще на “Воробьях” летал, — вставил Два по сто, — Там все то же самое было, только еще и калибр — “тройка”, вообще ни о чем. Потом их с вооружения сняли, таким калибром даже “Хэрриер” не сковырнешь. Но, помню, китайцев валили как здрасьте. Только их, блин, много. Очень.

— Вот и я про то, — сказал Фернандо, — “Большие батальоны”, сам понимаешь.

— Буду иметь ввиду, спасибо!

— Двадцатиминутная готовность.

— А как раскорячиваться-то будем, шкипер? — спросил фон Эмден.

— Штатно! — ответил Кортасар и зловеще усмехнулся, — После того “развлекалова”, что мы устроили англичанам, от нас ждут ну вот просто чего угодно, кроме действий “по учебнику”. И вот по нему-то мы и “располземся”. Ну или раскорячимся, если угодно.

— То есть фрегаты против фрегатов, крейсера против крейсеров, истребители против истребителей и только вы — против всех?

— Именно.

— Догадаются.

— Но не сразу, — заметил Рождественский, — Минут десять будут ждать какого-нибудь подвоха. Если не дольше. А за это время нам надо их немножко продырявить, только и всего.

— А мне нечем! — обиженно заявила капитан Сабанина.

— Ваши новые борта прибывают через сутки, если не больше, — ответил Жан-Клод, — То есть к нынешнему бою не поспевают. Все, что могу порекомендовать — это получить по этой вот накладной на складе коробку пива и упаковку чипсов и расположиться на центральном посту “Бельграно”, кино вам покажут интересное.

— Ну, если больше делать нечего…

— Десятиминутная готовность.

— Есть расшифровка. Они входят позже нас. Два предположительно линкора…

— Чччорт! — сказал Энрике, — Я надеялся, что будет один!

— И два авианосца, скорее всего, “тысячника”. Весят как линкоры, но… “Мягкие”. Это авианосцы.

— Мигель, слышал? Как только войдут — смотри данные, если “номерные” — у тебя есть шансы, но отвлекаться не советую.

— А если нет?

— Не думаю. Но если нет — ни у кого из нас нет шансов. Две тысячи нормальных бортов с нормальными пилотами — это перебор. Но я сомневаюсь, что у китайцев вообще есть две тысячи нормальных пилотов! Разве что в охране императора.

— “Санта Мария”, первой волне готовность к выходу!

— В гипере, сеньор?!

— Готовность — да. Выход — нет, естественно. Но мне надо, чтобы вы вышли через полсекунды после попадания в обычное пространство.

— Но скорость…

— Будет не больше четверти световой, всего-то. Что, не выйдете? Учеба кончилась, пора летать!

— Я выходил почти на половине, — сказал Два по сто, — Ощущения мерзкие и башка кружится, но выйти можно. Так что вы-то точно справитесь.

— Си, сеньор, понятно! Но горючка…

— Вам жалко водорода?

— Нет, сеньор, не жалко, — засмеялись пилоты.

— Только легкие торпеды. Вторая волна выходит сразу после вас — по готовности. Так что очистите им ворота побыстрее.

— Си, сеньор!

— Энрике, разверни “Бельграно” и врубай торможение сразу после выхода!

— Зачем, Кончита?

— Делай как я говорю!

— Навигатор, вы слышали. “Разворот наоборот”, а сразу после выхода номинальный “полный” движкам.

— Ясно! Выполняю!

— Кончита, нам надо будет остановиться?

— Лучше даже разогнаться в обратную сторону.

— Понял. Экипажу занять места по аварийному расписанию, навигатор — вообще вся мощность на движки… Хотя нет. Я порулю сам, а то так и силовой каркас поломать недолго. Принимаю управление.

— Передаю, сеньор.

— Кончита, а теперь скажи мне, какого хрена?

— Энрике, потом. Не успеем. Просто сделай это.

— Си, сеньора, — Энрике улыбнулся, — Не все же мне эскадрой командовать.

***

Из-за радиации, на поверхности НюМальмё отсутствовали парки со скамейками, где влюбленные парочки и прочие романтики могли бы любоваться звездным небом. Но присутствовали камеры наблюдения, передававшие довольно-таки неплохую картинку на экраны, расположенные “внизу”. Так что полюбоваться звездным небом все-таки удавалось, хоть и не “вживую”. Сегодня же контингент “созерцателей” пополнился если и не всем населением планеты (хотя и это возможно), то как минимум всеми посетителями ее бесчисленных баров и кафе. Потому что в небе был форменный фейрверк. Наблюдать за которым было тем более притягательно, что каждая вспышка означала гибель десятков, если не сотен, людей. Фрагментация истребителей с поверхности была, понятное дело, не видна.

— Ну вот что за такое, а? — грустно сказал Андерс Линдблад, — Человечество расселилось по целой галактике, победило болезни, научилось не унижать себе подобных только из-за того, что они непохожи внешне: были бы внутренне похожи — и ладно, и достаточно уже. Но вот это вот “хлеба и зрелищ” — похоже, неистребимо.

— Ничего не поделаешь, — ответил Бо Ларссон, — Ни тебе, ни мне этого не изменить. Хотя должен сказать, что если насчет “зрелищ” ты прав, вместо хлеба доступная нам для наблюдений часть человечества предпочитает употреблять аквавит и пиво.

— Это да! — засмеялся Андерс, — Может, и нам пора?

— Нам — нет. Мы сейчас возьмем Олафа и его парней и пойдем “наверх”. Предчувствие у меня нехорошее. Так что допивай кофе — и пошли. А пиво — его на наш век, надеюсь, еще хватит.

— Может, еще кого взять?

— Да они стрелять-то не умеют. А кто умеет — тот… Тот не может. Ну вот как ты тогда смог, понимаешь? Они все по мишенькам в тире лупят. Смысла-то в такой меткости.

— Ладно, как скажешь. Пойдем.

***

— Энрике, ты куда?!

— Кончита велела, но только мне, а ты лети по плану!

— Да по какому плану, они, похоже, прямо здесь выйдут!

— Тогда стреляй, у тебя что, рэйлганов нет?

— Они смешали строй, сеньор.

— Прямо в гипере?!

— Да!

— Кто теперь впереди?

— Десять фрегатов! Выйдут в тыл нашим крейсерам! Остальные фрегаты — где были. Точнее, эсминцы, скорее. Пока не видно.

— Здесь фон Эмден. Группа Трехо — отход! Прикрывать тыл! Бегом!

— Да как мы успеем?!

— Раком! Простите, майор, это был тактический термин.

— Понимаю. Выдвигаемся.

— Их десантники выходят после авианосцев, на границе системы.

— Ну, без десантников они бы не приперлись. Много?

— Десять-двенадцать. Тяжелых.

— Рамота, а вот они — твои. Их ни за что нельзя подпустить к планете.

— Да тут и делать нечего, — раздался “синтезированный” голос Рамоты. Несмотря на некоторую неестественность интонаций, “слияние” с кораблем позволяло ей общаться со всеми без исключения, — Дальше-то мне куда?

— Дальше мне помогай, — сказал Кортасар, — Там два линкора. Пока я продырявлю хотя бы один…

— Я поняла, Энрике, — бесстрастно ответила Рамота, — Я поняла.

— Ты только не кипеши, крылатая, — заметила Кончита, — Ты когда так спокойна, это значит, что ты на нервах. Я не вижу опасности для “Бельграно”. Ну, большой опасности. Летай давай.

— Спасибо! — голос Рамоты и правда как-то “потеплел”, хотя это трудно сказать об аудиосинтезе корабельного искина.

— Йоууууууу! — заорал на общей Фернандо Алонсо, вынужденный наблюдать за происходящим с низкой орбиты, ведь тяжело поврежденный “Гинсборро” принять участия в бою не мог.

— Что, Фернандо?

— Шах и мат! Йоууу! Смотрите телеметрию!

— Ну и что там такого?

— Авианосцы — “номерные”. Мигель справится, хотя бы отвлечет. Но это не главное. Линкоров — нет!

— Как нет?

— Это рейдеры! Тяжеленные, чуть не трехсотый калибр, но рейдеры, а не линкоры! То есть без брони! И их точка выхода… Ну посмотри сам, Энрике!

— У меня… В тылу? Точнее, это я у них? Кончита?

— Должна же от меня быть какая-то польза, шкипер. Джорэм-то далеко, — игриво улыбнулась Кончита.

— То есть весь этот наш маневр… Ты знала?!

— Такого нельзя знать. Зато можно чувствовать. Почему ты до сих пор не стреляешь?

— Я уже. Прости, заболтался.

Один из рейдеров, не обнаружив впереди себя достойного противника, “призадумался” и приступил к маневрам уклонения — ну так, на всякий случай. Второй же бодро попер на крейсера Рождественского, стреляя из всех стволов. Толком ни в кого не попал, но “Фанфану” касательным попаданием срезало четвертую башню главного калибра, а “Адмиралу Колчаку” безнадежно продырявило нижнюю палубу — да какое там продырявило, ее, в общем-то, просто оторвало.

— Калибр не менее двухсот восьмидесяти! — заявил капитан “Колчака”, — Если попадет во что серьезное — Митькой звали!

— Капитан Волох, вы не Митька, вы Вовка! Ну то есть простите, Владимир Александрович, — сказал на общей Рождественский, — Извольте ответить огнем, а то прям неприлично как-то.

— Сей момент, ваше высокопревосходительство, — ответил капитан Волох, но длительность чиновных поименований русского флота сыграла с ним злую шутку: Энрике Кортасар успел отстреляться раньше. Имея “обычный линкорный калибр”, он серьезно выигрывал у китайцев (да и не только у них) в точности стрельбы, а потому активность рейдера резко прекратилась, и из нескольких пробоин полетели наружу быстро замерзающие облачка пара.

— Добейте его, я за вторым. Помощи не будет, давайте сами, — сказал Кортасар.

— Слышали? Прервались с крейсерами, потопили эту лайбу, вернулись к крейсерам! — скомандовал Рождественский, — Десять минут на все! Вы русские моряки или куда?

— А французам можно? — спросил Жан Грандье.

— Нужно! Вы в моей группе, так вас и разтак!

“Вуатюр” виртуозно “выдал” по подбитому рейдеру, не только повредив ему силовой каркас, но практически разломив пополам. Стрельбы со стороны этого корабля можно было уже вот точно не опасаться.

— Учитесь, оглоеды! — разочарованно сказал Рождественский, — Уделал вас лягушатник! Простите, Жан.

— Да ничего, месье адмирал, у меня просто направляющие отполированные, — засмеялся Грандье, — Быстрее выскальзывает.

— Вот, а я вам что говорил? Полировать надо!

— Мы думали, вы это из самодурства, — понуро сказал кто-то из капитанов.

— Ага, щяс! Это вам только кажется! Слабо второй рейдер продырявить? Калибр у вас как у Жана, то есть шансов столько же!

— Я первый! — заявил капитан Волох, — А то мне обидно!

— Все вместе. Не баржа все-таки, рейдер. Давайте, с разных сторон!

— А их крейсера?

— А хрен с ними! Далеко не улетят.

***

Энрике Кортасару почему-то очень хотелось крикнуть “Николай, стоп, назад!” — но он не сделал этого. Недостаточно поверил сам себе? Кто знает. Ему просто чисто по-детски, ну как в кино, хотелось посмотреть, как двенадцать крейсеров “порвут” огромный рейдер — а в том, что “порвут”, он не сомневался. Десяток вышедших вообще почти на орбите планеты китайских фрегатов к месту боя явно не успевал, зато идущий им наперерез десяток же, но фрегатов тяжелых, причем под командой самого майора Трехо, напротив, успевал прекрасно. То есть и тут противнику было “нечего ловить”. Но что-то он как командир все-таки упустил. Один из китайских фрегатов почему-то замедлился и оказался в радиусе обстрела “Бельграно” — понятное дело, их тут же осталось девять. Но остальные…

— Натаниэль! Нат! Они уходят в атмосферу!

— Нахрена?! Ниже двадцати километров им нельзя, порвет ведь на феньки, они же “пустотники”!

— Но они туда идут. Целенаправленно так.

— Мои могут и до пятнадцати опуститься. Попробую догнать.

— Догони их! Это важно.

— Да что сделают фрегаты? Они там просто прячутся.

— Нет. Не верю. Что-то здесь не так. Догони их.

— Я не могу присоединиться, у меня тут полная “карусель”, — сказал фон Эмден.

— Та же фигня, — добавил Чавес, — Мы сократили разницу с “один к четырем” до “один к полутора”, но их все равно слишком много. И операторы ПКО на их авианосцах — не новички. В отличие от пилотов.

— Месье, может быть, мы? — спросила Селин. Она все еще не была утверждена как командир звена, базирующегося на “Адмирале Бельграно”, но быть крайне активной девушкой ей это не мешало.

— “Экзосет” в атмосфере практически неуправляем. Он и так-то… Не вижу смысла.

— Аларм!! — раздался крик Рамоты, — Общий аларм!

— Что такое?

— Их десантники пустые!

— Как?!

— Повторяю, внимание всем, десантники — пустые! Там вообще никого нет!

— Селин, выход! Нат, постарайся сделать хоть что-нибудь!

— Что случилось, Энрике? — обеспокоенно спросил Жан-Клод.

— Это не фрегаты. Нас все-таки на… Обманули, причем по полной программе. Мне надо связаться с поверхностью.

***

— Вот тут можно окопаться, — сказал Андерс, — Место хорошее.

— Думаете, кто-то еще высадится? — спросил юный Никлас Лильендал.

— Могут, Никлас, могут. Потому берегите рэйлган, но не забывайте и про лопату. Понятно?

— Понятно…

— Так, тишина! — крикнул Бо, хватаясь за комм, — Кто? Сеньор адмирал Кортасар? Что? Девять тысяч? Трындец. Простите, сеньор адмирал. Да… Понял… Но это ведь и правда трындец, уж вы еще раз меня простите. С просто десантом мы бы как-нибудь справились — не впервой. Но вот чтобы так… А может, вы… Поздно? Понял. Ясно. Нет, ничего. Спасибо за сведения. Вы останетесь “наверху”? Что ж, это уже хорошо. Еще раз, спасибо.

Бо повернулся к своим спутникам, лицо его было каким-то посеревшим.

— Девять тысяч “морского спецназа”. С плавсредствами, то есть на наши мины они высаживаться не собираются. Уже в верхних слоях, подлет — меньше получаса.

— Девять тысяч?

— Девять групп по четыре малых батальона. У каждого подлодка, не может, правда, опускаться глубже полукилометра, но нам-то какая разница! Чтобы войти в жилую пещеру — этого достаточно.

— Они все идут сюда? — спросил Никлас.

— Нет, распределились по островам. Парни уже в курсе, конечно. К нам идет одна группа… Нет, к нам — две. Одна сбилась с курса и приводнится неподалеку, хоть и собиралась к соседям.

— Я ее “уберу”, — сказал Никлас, — Только пусть кто-нибудь мне поможет.

— Олафа не дам, он нужен здесь.

— Мне не нужен стрелок, мне нужен хороший шкипер.

— Тогда подойду я, сынок, — сказал Андерс.

— Да! Вы подойдете! Пойдемте тогда со мной. Нужен и правда очень хороший шкипер.

— А что мне делать со второй группой? — спросил Бо.

— Что хочешь, — ответил Андерс. Я верю вот этому вот парню, что он справится с первой. А ты справься со ворой.

— Но как?

— Ты — и не придумаешь? Да не смеши меня, Бо. Даже слушать не хочу. Ты их на ноль помножишь.

— Но как, Андерс?!

— Бо, если ты не можешь решить проблему — это просто не твоя проблема. Но ведь ты знаком со всеми жителями острова. Кто-то что-то придумает, ведь сам ты не можешь придумать всегда и всего, как и никто из нас.

— Андерс, нам сейчас нужна не философия!

— Ты неправ. Она всегда нужна. А сейчас — иди и ищи решение вопроса со вторым ботом. С первым разберемся мы с Никласом.

— А вы разберетесь?

— Да! Другого выхода нет, потому — разберемся!

— Хорошо, Андерс, я пошел тогда.

— Удачи, Бо.

— Удачи, парни.

***

— Чорт, чорт, они уже прошли “двадцатку”, а мы “четвертак”. Нас начинает колбасить.

— Нат, что они делают?

— Да ничего! Хотя… Господи. Это действительно не фрегаты. Они… Они разваливаются!

— Как разваливаются?

— На куски! Выпуская при этом тяжелые десантные боты, но сами — просто распадаются! На высоте восемнадцать!

— Так я и думал. Стреляйте уже!

— Так мы и да! Но попробуй попади при такой тряске…

— Сбейте хоть кого-то!

— Да не попасть. Вообще. Прости, Энрике. Ну то есть сеньор адмирал, прошу прощения.

— Ладно, Нат. Возвращайтесь.

“Йу-хууу, а тут еще и старина «Бельграно!» — раздался на общей хор девичьих голосов, и четыре из тридцати шести отметок тяжелых десантных ботов пропали из телеметрии, — Блин, а как из атмосферы-то теперь выходить?

— Движок в минимум, переднее подруливание в максимум, — раздался голос Два по сто.

— Ах, месье Модена, вы такой галантный кавалер, что бы мы без вас делали! — сказала Селин.

— То же самое, но с меньшим удовольствием, — ответил Два по сто, — Давайте возвращайтесь, у вас горючки не хватит на второй заход. “Экзосет” в атмосфере — это…

— Мы заметили, сеньор капитан. Невесело.

— Вот и возвращайтесь. Ничего что я так, Энрике?

— А они, Хулио, вообще-то формально не мне, а Кончите подчиняются.

— Чтоооо? А почему я об этом слышу вот только сейчас, от тебя и первый раз в жизни?

— Стоп, Кончита, стоп, прости, виноват, исправлюсь. Ну прохлопал, не сказал. Надеюсь, вы с Жан-Клодом не набьете мне морду за этот прокол? Прокол, кстати, признаю.

— Не надейся, — сказал Жан-Клод, — Еще я буду другу морду бить из-за фигни такой.

— Точно-точно, поддакнула Кончита, — Но ты, Энрике, все-таки фаплап.

— А это кто?

— А это как котумба, только хуже.

— Ой блииин… То есть я — фаплап?

— Фаплап, однозначно. Законченный и неисправимый.

— А можно я тогда еще немножко поведу себя как этот самый фаплап?

— Ну что ж с тобой поделать!

— Отлично!

Еще “державшийся на плаву” рейдер, серьезно поврежденный крейсерами Рождественского и практически прекративший сопротивление, “огреб” попадание пяти болванок двести пятидесятого калибра и картинно развалился на куски.

— Ну ты кровожадный, — сказала Кончита.

— Да ладно, любимая, он просто эффективный, — вставил Дюпон, — Он же фаплап, ты сама сказала.

— Это ты сказал!

— Да? Может и я. Спорить не буду.

***

— Сколько их высадилось? — спросил Кортасар.

— Двадцать четыре бота, — ответил Лелекай.

— Было же тридцать два, что случилось с остальными?

— Рамота с ними случилась. Огнедышащяя такая.

— Так она же была “с той стороны”.

— Стартанула оттуда с ускорением сто тридцать. Пятьдесят-шестьдесят на компенсаторах, остальное — “ее”. Долетела.

— Блин, она себя вообще не бережет.

— Да чорт их поймет! Менолли вон напросилась во вторую волну с “Марии” — сбила четырех китайцев, у самой ни царапины. Мария говорит — можно зачислять в штат, летает девушка достойно.

— Менолли. Летает.

— И еще как летает! Первый полноценный боевой выход, четыре фрага и без повреждений даже. Не все так хорошо отлетались.

— Но задачу мы все-таки не выполнили.

— Ты не торопись, капитан. Однако, местные тоже не идиоты. Их ведь предупредили.

— Трудно утопить в море морской спецназ.

— Трудно. Но можно. Не торопись.

***

— Две новости, Андерс, хорошая и плохая.

— И ты, конечно, хочешь начать с плохой?

— Нет, для разнообразия наоборот. Их осталось двадцать четыре.

— А кто сбил еще восемь?

— Линкор “Трясогузка”.

— Линкор? В атмосфере? С орбиты, что ли, попал по маневрирующим ботам?

— Нет. Вошел в атмосферу, спустился до десяти тысяч, отстрелялся вспомогательным и ушел обратно.

— Да линкор на полтиннике развалился бы, какие десять тысяч.

— Он какой-то очень странный. И летает быстро. И не развалился.

— Ну хорошо, а плохая новость?

— Ни истребителей, ни штурмовиков пока не будет.

— Долго не будет?

— Как мне сказали, “пока не освободятся” — вот и понимай как хочешь. И все сбитые боты шли не к нам.

— Да я никак не хочу понимать. У нас тут двое, хотя и одного достаточно. Ладно, пойду я, Никлас торопит.

— Шкипер Линдблад, скорее!

— Никлас, в плаваньи, а уж тем более в бою, я — Андерс. Не трать время.

— Хорошо! Но нам надо успеть, пока они не подошли слишком близко.

— Так что мы делать-то будем, они же вооружены, а мы нет!

— Увидите. Я думаю, что нас слушают. И о вооружении моей лодки им лучше не знать.

Схватив карандаш и обрывок какой-то обертки от пиццы, Андерс написал: “А твоя лодка вооружена? И зачем тогда ты это сказал вслух?”

“Затем и сказал, чтобы они так думали и осторожничали”, — написал в ответ Никлас, — “Вооружение, которое можно воткнуть на гражданскую лодку, способно их повредить только по прямой и в упор. Увидят, что проходим мимо — расслабятся”.

“Но зачем этот спектакль вообще?”

“Чтобы ждали нас, а не плыли к острову. Пусть убедятся в нашей безопасности. А может и глупости. Это — время.”

“Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Что надо от меня?”

“Рулить лодкой, когда я скажу, что пора. Это будет очень тяжело, я не справлюсь”

“А ведь я тебя понял. Ты молодец, сынок. Молодец. Хорошо придумал.”

— У нас безумно маленький сектор обстрела, никакой практически. Но шанс есть. — сказал Никлас вслух.

— Что ж, мы попытаемся! Это лучше, чем ничего, — ответил Андерс.

Промысловая лодка Лильендала быстро шла навстречу “второму” боту китайцев на глубине четырехсот метров. Видя это, бот опустился на четыреста пятьдесят, чего Никлас “не заметил”. Он и собирался промазать — не в смысле выстрела, ведь подводных рэйлганов у него, в отличие от Андерса, не было. Он собирался промазать всей лодкой. Только… Не совсем.

***

— А у нас вообще на первой-то палубе кто-то есть? — спросил Алонсо.

— Как не быть, сеньор, вся группа Моралеса там!

— Так Моралес, может полетаете уже? Что-то “Санта Мария” увязла.

— Да что там решат десять бортов?!

— Одиннадцать, — сказал Рабинович, — Я с вами полечу.

— Ну ладно. Одиннадцать — это уже сила, — рассмеялся Моралес. Вешаем легкие торпеды, выход.

— Ну наконец-то!

— Вам хорошо, а у меня борт на второй, а там дырка, — обиженно сказал Альенде.

— Тебе слишком везет в карты! Имей совесть!

— Вы меня с ней сначала познакомьте, а там, может, и поимею, если симпатичная окажется! Я летать хочу!

— Отставить иметь совесть, — приказал Алонсо, с трудом сдерживая смех.

— Си, сеньор…

***

“Адмирал Бельграно” тряхнуло так, что освещение переключилось на аварийное, Дюпон прикусил язык, а Анна Сабанина и Имрын Лелекай уронили, соответственно, банку с пивом и бутылку с минеральной водой.

— Что это было? — спросил Жан-Клод.

— Касательные попадания, тяжелое повреждение обшивки бортов три и пять, уничтожены башни вспомогательного калибра три и пять, легкие повреждения двигателей три и пять, разгерметизации нет, — “ответила” ему автоматическая система.

Две болванки 280-го калибра “царапнули” борта рейдера, нанеся заметные повреждения, напрочь снеся башни вспомогательного калибра и вообще все, что выступало над поверхностью борта, “выгрызли” по кусочку из двигательных “кассет” и только тогда высвободили заряд своей гравитационной “начинки”. Повредить “Бельграно” это уже не могло, зато две группы китайских истребителей, подбиравшихся к его движкам, “попали под раздачу” и превратились в скомканные и “провалившиеся внутрь себя” комочки металла.

— О! Сказал Жан-Клод, морщась от боли в прокушенном языке, — Десять их малых бортов накрылись от дружественного огня. Может, нам просто получше маневрировать? Они эдак сами себя скоро перестреляют!

— Эти могут, — ответил Энрике, — Но надо им помочь. Я думал, второму рейдеру Николай уже давно главный калибр вынес.

— Я сам думал! — обиженно ответил на общей Рождественский, — Особенно после того, как “Фанфан” им как раз по носу “полную горсть” положил. Но две башни рабочие оказались. А мы отошли уже, и нас тут… Полируют. Тяжеловато будет выдернуться.

Кортасар понимал, что значит, если многоопытный командир крейсерской группы заявляет, что их “полируют” и им “не выдернуться”. Автоматическая система, не затыкаясь, орет о повреждениях и перегрузке реактора, экипаж, что не на вахте, судорожно надевает пауэрсьюты, от попаданий разгерметизируются отсеки и целые палубы, а никакой такой помощи не предвидится: вот они мы, а вот они — они. И все. И стреляем как умеем.

— Пушкари! — сказал Энрике, демонстрируя “шок от попадания”, то есть не маневрируя, — Что у нас заряжено?

— Гравитация, сеньор!

— Вынимайте. Надо простые болванки.

— Си, сеньор. Две минуты.

— Не тупите. Полторы.

— Си, сеньор!

— Пока перегружаетесь, рассказываю. Будет “веерный залп”, своя цель для каждого ствола. Цели задам сам. А вот потом надо будет опять зарядить “гравитацию” — вы ее не убрали, надеюсь?

— Мы что, маньяки что ли, сеньор? — ответил командир “пушкарей”, — Если все по уставу делать, ни один корабль даже не полетит. Тут она, в углу валяется.

— Вот ее обратно и засунете. И сделать это надо будет максимально быстро.

— Сделаем!

— И пристегнитесь там, а то вон начштаба язык прикусил.

— Ой, это неприятно. Пристегнемся, сеньор!

“Бельграно” дернулся. В момент, когда оставшиеся в строю башни китайского рейдера произвели следующий залп, он вдруг оказался в четырестах метрах “вправо-вверх”, и болванки прошли мимо. Но при этом Энрике еще и развернул корабль.

— Есть “поимка” целей, стреляем! — сказал он. Корабль вздрогнул от выстрела.

— А теперь быстро “гравитацию” обратно! — пока заряжали “старые” снаряды, рейдер вернулся в прежнее положение.

— Цель одна, задержка полторы секунды. Огонь. — “Бельграно” дернулся опять, слабее, зато пять раз подряд.

— Все, я сделал все, что мог, — довольно сказал Энрике, услышав сообщение “частичная фрагментация”. На самом деле, второй рейдер противника переломился пополам. Выпущенные по очереди, хоть и в одну точку, но под определенным “курсовым углом”, гравитационные заряды не только “комкали нутро” цели, они еще эту самую цель и немножко разворачивали при каждом попадании. Так что “прилетало” последовательно разным секторам. Такой залп был очень эффективен, правда при одном условии: если вообще не промахнешься.

Но Кортасар не промахнулся.

— Готовность! Готовность всем! — крикнул Рождественский, когда его телеметрия “нарисовала” трассы, протянувшиеся от далекого “Бельграно” к крейсерам противника. Энрике был далеко, и попасть с такого расстояния — дело непростое, однако телеметрия ведь “рисовала трассы” не только ему. Сначала пять крейсеров, избранных товарищем мишенями, а потом и еще чуть ли не десяток, просто из страха, повернулись “носом к огню”: и броня толще, и площадь поражения меньше. Но при этом все они оказались бортом к крейсерам Рождественского.

Конец ознакомительного фрагмента.