Калейдоскоп

Михаил Станиславович Рыбаков, 2023

Все элементы этого мира связаны и взаимозависимы. Они находятся в постоянном балансе, который может нарушить малейший фактор. Роль человека в этом балансе не так проста, как может показаться, ведь любые действия, даже самые незначительные, могут привести к неожиданным последствиям. Губительным? Возможно. Но то, что другим кажется смертью есть только переход из одного состояния в другое, как при повороте калейдоскопа.

Картинка первая. Миша.

Маленький Миша очень любил такие поездки за город по выходным. Не сказать, что они были каждые выходные и даже не раз в месяц, но иногда случались. Чаще всего мама с папой сообщали об этом Мише с братом Иваном накануне поздно вечером. А иногда Миша догадывался сам: это случалось тогда, когда с вечера папа на кухне, зажав зубами сигарету, щурясь от евшего глаза дыма, нарезал мясо, лук, закладывал все это в трехлитровую банку слоями, затем заливал водой с уксусом, солью и перцем. В такие моменты Миша молча наблюдал за этим процессом, боясь спугнуть удачу. Обычно это означало встречу с родительскими друзьями, поездку на электричке, поход в лес, сбор дров, который всегда поручался участвующим детям, неспешные приготовления, установку палатки и, разумеется, тщательно прожаренный, остро пахнущий уксусом шашлык. В такие минуты даже вечные ссоры с Иваном по всяким пустякам отступали на второй план. Никто из взрослых сильно не напивался, играли на гитаре, пели, дамы тайком от детей курили, но тайком от детей сделать нельзя практически ничего, поэтому смешные попытки женщин, спрятавшись за деревом испускать дым, казались частью ритуала.

В этот раз семья собиралась на рыбалку, причём без обычной компании. Папа разбудил Мишу рано утром, он проснулся сразу, как будто только и ждал легкого прикосновения к плечу. С Иваном пришлось повозиться. Тот всегда утром вставал крайне неохотно, бесконечно ныл и засыпал даже на стуле, надевая штаны. Наскоро позавтракав бутербродами, основательно нагрузившись снаряжением, в числе которого была и резиновая лодка в чехле, похожем на рюкзак, папа, мама, Миша и Иван сели в автобус, который должен был доставить их на вокзал. Миша тащил болотного цвета рюкзак, набитый рыбацкими снастями, всякими донными удочками, лесками, крючками, коробочками и пакетиками. Мама несла сумку со снедью, что именно там, Миша никогда не знал, но на природе вкусно было всё, поэтому большого значения это не имело. Иван, как самый маленький, был налегке. Папа был нагружен лодкой. Это был предмет его гордости.

Миша помнил, как в прошлом году они с папой сначала долго торчали у дверей магазина, ожидая открытия, затем покупали эту самую лодку, придирчиво проверяя все швы, комплектацию, работу ножного насоса. Затем поехали в парк Горького, где располагался какой-то ГИМС. Там они вошли в небольшой домик, где были окошки, вроде касс, и полно хмурых мужиков, составлявших очередь. Папа сказал, что лодку нужно зарегистрировать, что это значит, Миша не представлял совершенно. Ему почудилась огромная печать, которую толстая тётя должна поставить на цилиндрическом борту лодки. Миша испугался, что лодку для этого нужно будет надуть, и кто-то может нечаянно её повредить. Обошлось, потолкавшись среди таких же счастливых обладателей, папа забрал из окошка пару бумажек, довольно сообщил, что можно домой. Дома лодку надули, вставили в серединку деревянное сиденье и целый вечер Миша плавал по морям, воображая себя пятнадцатилетним капитаном. Хотя ему было двенадцать. Вечером вернулся от бабушки Иван и тут же заявил, что будет в ней спать. И ему разрешили! Миша очень досадовал, что ему такая роскошная идея в голову не пришла. Но с тех пор он уже несколько раз ездил с папой на рыбалку на этой самой лодке и теперь она уже не вызывала такой ревности.

На электричке ехали очень долго, наверно с полчаса. За окном мелькали дачные домики, товарные вагоны, было шумно и интересно. От станции до места нужно было идти довольно далеко, но Миша уже бывал здесь в прошлом году, дорога была знакома.

Он вспомнил, как год назад он с папой и его товарищем с работы ездили сюда же. Когда они вышли из электрички, Мише очень захотелось в туалет. Папа сказал, мол, зайди за кустик. А кустиков вокруг не было. Единственный куст находился на высоком холмике, из которого торчал телеграфный столб. Миша забрался на холмик, пописал, и, спустившись, долго не мог понять, отчего папа и его друг смеются. Отсмеявшись, папа сказал, что Миша нашел самое видное место во всей округе. Сам Миша был другого мнения. Да, высоко, но там был куст. Миша был послушным мальчиком.

Сейчас, проходя мимо этого холмика, Миша слегка смутился. Все-таки он повзрослел на целый год, и теперь папин юмор был ему понятен. Дорога приводила на роскошные песчаные косы. Папа говорил, что здесь намывают дамбу для строительства моста через Волгу, но работы ведутся медленно, отчего песчаные насыпи размываются течением и образуют косы, далеко вдающиеся в русло. И с этих кос отлично можно ловить леща прямо с берега. А лодка нужна, чтобы завозить груз для «резинки».

Прибыв на место, посередине косы длиной метров двести, папа тут же принялся налаживать снасти, две закидушки Мише и Ивану, и «резинку» для себя. Мама к рыбалке была равнодушна, но очень любила рыбу, и была здесь совершенно не лишней. Она хлопотала над ковриком, колдуя с термосом, свёртками, вилками и тарелками. Иван накачивал лодку, почему-то он считал это почетным занятием, Миша же давно понял, что ничего почётного нет, нога быстро устает. Хуже только сдувать и сворачивать на мокром песке. Через полчаса всё успокоилось, мама улеглась загорать на песке, Иван строил что-то из песка, Миша присел у закидушки, ожидая, когда подвешенный грузик начнёт скакать вперёд и вверх, чтобы вовремя подсечь. Папа отплыл на лодке, за которой тянулся длинный хвост жёлтой авиационки с привязанной леской. Папа загребал короткими, длиной с локоть вёслами, надетыми через петли на запястья. Лодка была небольшая, уключины не предусмотрены, и со стороны казалось, что папа гребёт руками.

Солнце в прозрачном синем небе поднималось к зениту и начинало припекать, как это обычно бывает в конце мая. На воде появлялась рябь, но, поскольку в этот раз рыбачили не на поплавок, ветерок нисколько не мешал, наоборот, освежал. На косе, кроме их семьи, не было ни души. Издалека доносился шум поезда, мерный гул проходящих теплоходов, которых не было видно, основное русло было скрыто большим количеством таких же нелюдимых песчаных кос. Природа была торжественна.

Миша краем глаза увидел, как слева задёргался грузик на закидушке Ивана, оглянулся в поиске, Иван по-прежнему ковырялся в песке довольно далеко. Миша кинулся к его леске, чуть подернул на себя и, почувствовав сопротивление, заработал обеими руками, подтягивая неведомую бьющуюся тяжесть к берегу. Лещ, показавшись из воды в паре метров от суши, хлебнул воздуха и замер. Миша быстро вытащил его на песок и прижал босой стопой. Папа что-то весело кричал, направляясь к берегу, и на этот крик прибежал Иван, обижено закричал: «Ты что, это же моя закидушка! Почему меня не позвал, моя рыба!». Миша не стал спорить, все главное уже случилось, он сам подсёк и вывел рыбу, теперь без разницы, чья она. Он снял килограммового леща с крючка, протянул Ивану: «На, клади в садок «свою» рыбу». Насадил нового червя, закинул в воду снасть и сказал строго: «Сиди тогда сам и карауль», — и побрёл к своему месту. Прибывший папа с удовольствием осмотрел добычу и отправился к резинке, на ней было чуть не восемь крючков, и возни было много. Иван прилип взглядом к своей леске и затих. Так прошло два часа, но больше ничего интересного не происходило, и Миша заскучал. Завтра предстояла контрольная за четверть по математике, но он не переживал, чувствуя себя вполне готовым. Взгляд его остановился на лежащей на песке лодке.

— Пап, можно мы с Иваном с лодкой поиграем?

— Давайте, только недалеко от меня.

— Хорошо, Иван, пойдешь?

Они весело барахтались на мелководье, цепляясь за лодку, толкая её туда-сюда, на воде это было чрезвычайно легко. На глубину выше пояса не заходили, хотя оба умели плавать, Миша даже пару лет занимался водным поло и в воде чувствовал себя уверенно. Минут через двадцать Иван замерз: и правда, ветер усилился, приобрел холодный оттенок и контрастировал с почти горячей водой. Иван вылез на берег и пошел в сторону мамы, чтобы завернуться в полотенце.

Миша, толкая лодку перед собой, медленно пошёл на выход. Впереди на дне темнело какое-то пятно, вероятно тина, которая местами проступала под слоем воды огромными грязными пятнами. Обходить этот участок было лень, все-таки нарезвились основательно, а он еще с тренировок в бассейне помнил, как быстро вода отнимает силы. Шагнув в тину, он неожиданно повалился лицом вперёд, тверди под ногой не оказалось, это была не тина, а яма. Машинально попытался зацепиться за корму лодки, но она прямо из-под рук взмыла вверх свечкой и ветер тут же перевернул её вверх дном, опрокинув позади Миши. Яма оказалась неглубокой, всего-то по горло. Миша тут же выбрался на мелкое, оглянулся. Лодка спокойно дрейфовала в паре метров от него. Похоже, никто этого захватывающего зрелища не увидел, каждый был занят своим делом и в сторону Миши не смотрел. Миша сделал шаг от берега в сторону лодки, и тут же порыв ветра отодвинул её еще на пару метров. «Надо быстрее, как бы не унесло!» — мелькнуло в голове. Он сделал ещё два шага, ещё, с каждым шагом вода поднималась выше, и шаги давались труднее. Решив, что плыть быстрее, он лёг в воду и классическим кролем догнал лодку. Земли под ногами не было. Рука съехала со скользкого дутого борта лодки, и она прыжком удалилась ещё. Верёвки-то вдоль борта нет, зацепиться можно только за короткий фал на носу, и то, если он не внутри, сообразил Миша и ускорился. Лодка, словно смеясь, отодвинулась опять. Он полежал на воде, собираясь с силами, и выдал спринт, почти дотянувшись до корпуса. Сильный порыв оттащил злосчастное плавсредство и теперь гнал, не переставая. Мысли были только о папе, который очень долго мечтал её купить, и так бездарно лишить его мечты Миша не мог, и от этой жалости чуть не заплакал.

Быстро заработав руками, с опущенной в воду головой он поплыл за ней. Равнодушный ветер слегка подталкивал лодку, медленно, но неотвратимо. В какой-то момент Миша понял, что сил больше нет. Совсем. Он взглянул в сторону уже далекого берега. Папа огромными прыжками бежал по берегу к оставленным на песке веслам, одним движением продел обе руки в петли, сжал древки, превратив ладони в лопасти, и бросился в воду.

Лёгкая волна ударила Мише в нос, сразу забив его до самого горла. Он закашлялся и погрузился с головой в воду. Отчаянно взбрыкнув, вырвал голову из сырого темного плена, вдохнул и сразу опять закашлялся. Шевелить руками, чтобы удержаться на воде сил уже не было. Где-то далеко, наверное, на горизонте, он видел стремительно плывущего к нему папу с синими неестественно широкими ладонями. Одновременно отталкиваясь обеими ногами, словно лягушка, Миша пытался удержаться на поверхности, как вратарь на водном поло выпрыгивает по пояс из воды, но с каждым движением толчки становились слабее, а неудержимая сила тянула и тянула вниз, в прохладную сизую глубину. «Лодка, лодка», — билось в голове. Нет, он не думал, что может утонуть, в этом возрасте мысли о смерти редко бывают, он изо всех сил хотел догнать эту треклятую лодку и уже не осознавал, что не плывёт, а только барахтается в толще воды, все чаще и чаще глотая её вместе с воздухом…

Почему то вспомнилось, как перед новым годом мама послала его в ларёк купить лимонов. Дала пять рублей. Это были большие деньги, и Миша всю дорогу сжимал синюю бумажку в кармане, боясь потерять, да и рукам тепло. До ларька было 5 минут ходу, и на обратном пути, держа в одной руке пакет с лимонами, в другой сжимая сдачу — зелёную трёшку, весело думал о новогодних подарках. Когда до дома оставалось пройти две пятиэтажки, из тёмного двора вынырнули два амбала, лет шестнадцати, в черных лётных куртках, широченных штанах и смешных синих вязаных шапочках с небольшим козырьком и помпошкой — «фернандельках».

Они были неотличимы друг от друга. Так одевались только гопники. Раньше Миша с ними не сталкивался лицом к лицу. Он слышал, что эти ребята отбирают у прохожих мальчишек деньги, иногда бьют. А в драках между собой за территорию (делить асфальт), случалось даже убивают. Себя они именовали «пацанами», а тех, кто не состоял в какой-либо группировке и был не «при делах» — «чушпанами». Но Миша жил в другом мире, где никто никому не мешает жить, не указывает где можно ходить, а где нельзя, и не делит людей на группы.

Самой большой неприятностью была редкая двойка в дневнике. Даже когда над Мишей смеялись в школе несколько дней из-за того, что он носил подаренные бабушкой на десятилетие часы, он не обращал внимания, хотя, что может хуже, чем быть посмешищем в школе. Одноклассники сочли часы старомодными. Они и впрямь были не новыми. В квадратном золотистом корпусе, с ремешком коричневой кожи, гордо назывались «Слава». Папа сделал недостающие дырочки в ремешке, и часы уютно устроились на левом Мишином запястье. А смех… Тут всё было понятно — ни у кого из одноклассников часов не было вовсе, и, конечно, они заслуживали жалости, а не обиды…

–Эй, пацан! Откуда будешь? — хрипловатый голос разбудил какую-то липкую растерянность.

— Вон там живу, — Миша указал пакетом с лимонами в сторону своего дома, который был так близко, даже их окно в четвертом этаже было наполовину видно.

— Отойдём, — полувопросительно, полуутвердительно прохрипел один из одинаковых и длинно сплюнул сквозь зубы в сторону двора.

Холодея от предчувствия чего-то нехорошего, Миша потащился во двор. Одинаковые обступили его с боков, не давая возможности сбежать, хотя об этом он даже не думал. Так, почти под конвоем, его завели в ближайший подъезд.

— Деньги есть?

— Нету.

— А если найду? Слушай, неохота тебя бить.

— Нету.

— Попрыгай.

Миша изобразил что-то похожее на прыжки через скакалку. Мелочь не звенела, так как её не было.

— Руку вынь из кармана!

Миша судорожно соображал. Если он вынет руку с зажатой трёшкой, она сразу станет видна, тогда точно отнимут. Оставив её в кармане, он медленно вытащил руку из кармана пальто, куда тут же засунул свою один из близнецов.

— А это что?

— Сдача, — промямлил Миша.

— Блин, надо было тебя тормознуть, когда туда шёл, видели же.

Второй одинаковый коротко съездил Мише по левой скуле, несильно, но голова откинулась назад, ударившись об стену. Если бы не кроличья шапка, шишка была бы обеспечена.

— Хоро̀ш, Радик, — первый остановил обидчика. — Больше не ври. Апельсинчиком угостишь?

Миша поразился: его ударили, обокрали, а теперь просят угостить?!

— Э-э-это лимоны, — пробубнил он.

Интерес к фруктам у близнецов мгновенно иссяк. Первый предложил закурить, выслушав отказ, потянул второго за рукав, и оба выскользнули из подъезда, бесшумно, как змеи.

От неожиданности, обиды от удивительной, какой-то сновидческой лёгкости, с которой его погрузили в совершенно другой мир, от жалости к себе и почему-то к маме, слезы навернулись, закапали, а затем полились неостановимо. Примерно через минуту, кое-как утеревшись шарфом, Миша вышел из подъезда. Что сказать маме по поводу сдачи, он совершенно не представлял, а рассказывать правду было немыслимо. У соседнего подъезда на заснеженной лавке сидели трое бугаёв в кожаных куртках, с меховыми воротниками. Они были сильно старше обидчиков, но тоже одинаковые.

— Эй, пацан, сюда иди!

Миша почувствовал ярость и полное равнодушие к последствиям.

— Что, тоже отнять хотите? Поздно, всё уже отняли, и это не апельсины, а лимоны! — выкрикнул он в сторону кожаных.

Дальше произошло удивительное. Один коротко скомандовал что-то, и двое бросились за угол дома. Первый подошел к Мише, крепко взял за драповый локоть.

— Сколько отняли?

— Три рубля, — растерянно произнес Миша.

В следующий момент из-за угла появились убежавшие туда кожаные, которые за шкирку волочили близнецов. Стала очевидна разность в возрасте и в комплекции, и последние явно проигрывали.

— Милиция! — заявил старший кожаный, — заявление писать будешь?

Миша окончательно запутался. Он так же раньше не имел дел и с милицией.

— Не знаю.

— Ладно. Разберемся.

Старший достал из недр куртки рацию, стал кого-то вызывать. Ему неразборчиво хрипели в ответ. Через пару минут во двор въехал желтый УАЗик с синей полосой и надписью «милиция». Мишу вместе с обидчиками затолкали на заднее сиденье, кожаные забрались следом. Было тесно, жарко, накурено и страшно. Миша оказался совсем рядом с близнецами и с удивлением увидел, что это совсем не близнецы, и даже не похожи друг на друга. Тот, который его ударил, был весь в прыщах, второй вдруг превратился в милейшего парня.

— Брат! Всё же нормально? Не обидели же? — Миша отвернулся. Мысли словно заморозило.

–Не разговаривать! — старший из милиционеров строго оглянулся.

Их привезли в место, которое солидно называлось «отдел». Мишу провели в кабинет, который мало отличался от кабины уазика: маленький, жарко, накурено. Там сидел старший кожаный, который представился о̀пером, фамилию Миша не расслышал.

–Пиши заявление!

— Какое?

— У тебя деньги отобрали?

— Да.

— Вот и пиши, как угрожали, как били, как отнимали.

Миша вспомнил лицо гопника, это его ласковое «брат». И сразу сделалось его жалко.

— А им что за это будет?

— На зону поедут. Деньги твои при них, проблем никаких, считай, раскрыли по горячим.

Слово «зона» было страшное, гораздо страшнее, чем всё произошедшее. Миша медлил, собираясь с мыслями.

За дверью слышались обрывки фраз: «так точно, товарищ майор, личным сыском», «грабёж», «потерпевший», «жулики» и ещё какие-то.

— Они меня не били, — неожиданно для себя сказал он.

— Угрожали?

— Если сказали, что не хотят бить, это считается угрозой?

— Смотря, в каком контексте.

Это слово было не вполне понятным.

— Сказали, что не хотят бить.

— Понятно. Тебе сколько лет?

— Тринадцать.

— Блин, ПДН должно заниматься. Ладно. Точно не били?

–Точно.

— Получается, сам отдал?

— Ну.

Через полчаса, получив свою трёшку назад, Миша вышел из отдела и направился в сторону дома, ошалев от свалившихся на него приключений. Метров через сто из двора появились двое одинаковых в широких штанах и шапках с помпошками. «Перебор», — подумал Миша. В этот раз точно молчать не буду. Но это оказались те самые.

— Михон, спасибо. Выручил.

«Откуда они знают имя», — в смятении думал он. Наверное, в милиции сказали. Он напряженно молчал. Двойняшки, а они опять казались близнецами, повернулись и исчезли в темноте двора.

«Сущие змеи», — уже почти весело думал Миша. Он потом несколько раз видел этих ребят и во дворах, и около школы, но больше к нему не подходили.

— Ты где ходишь целый час? — мама напустилась на Мишу с порога.

Миша подивился, что множество событий поместилось всего лишь в час.

— Лимонов в ларьке не было, пришлось в овощной идти, а там одноклассника встретил, на горке покатались.

— Каких лимонов, Миша?! Я же просила купить МАНДАРИНОВ! Сдачу-то хоть не потерял, горе луковое?…

После этого Миша много размышлял о мире, в котором он живёт, и пришел к выводу, что тот совершенно его не устраивает. Он не хочет узнавать, что в мире бывают ситуации, подобные недавно пережитому, тем более в них попадать. Надо что-то менять…

Дышать было невозможно, со всех сторон Мишу окружала вода, но не дышать также нельзя. Перед глазами мелькали пузыри, какая-то мутная зелень, грудь разрывалась от огненной пустоты. Не в силах больше сдерживаться, Миша вдохнул по полной, воздух был чрезвычайно плотным и имел вкус речной воды. «Папа не успел…», — мелькнула мысль, и в голове разорвалась бомба…

Поворот первый

Контрольная по математике была последним уроком. Миша сидел у окна, рядом сидела Света, глупенькая одноклассница, которая бесконечно списывала. Поскольку контрольная была по вариантам, списать в этот раз шансов не было. Миша уже всё решил, но, чтобы Светка не просила решить и за неё, делал вид, что ещё пишет, а сам украдкой смотрел в окно.

Окно выходило в небольшой школьный сад, за которым была дорога, а за ней располагались однотипные пятиэтажные дома, в третьем по счету от школы Миша и жил, вот уже тринадцать лет. А возле дома напротив, перед Новым годом он в первый раз увидел Машу. Он тогда возвращался из магазина, где по какой-то причине купил вместо мандаринов лимоны (мама до сих пор над ним подшучивала), шёл с отличным настроением и увидел её. Она видимо тоже шла из магазина, но поскользнулась и разбила бутылку молока в авоське. И так горько рыдала, что Миша не выдержал, подошел и спросил, в чём беда. Давясь слезами, Маша рассказала. Она поведала, что мама её убьет. И он решился. От лимонов оставалась сдача, целых три рубля. Он сбегал в соседний дом, в молочный, купил молока и отдал Маше. Проводил её до дома, чтобы опять не упала, тогда же и узнал, что она — Маша и живет через дорогу от него. И с тех пор иногда ходил в её двор погулять. Почти всегда встречал Машу, и они с удовольствием болтали на качелях.

Потом Миша вспоминал вчерашний выезд на природу, путешествие на электричке, шикарные песчаные косы на Волге, десяток пойманных лещей, купание с Иваном. Папа только сокрушался, что лодку у соседа не взял, она была накануне заклеена после повреждения и должна была хорошенько просохнуть. А свою купить пока не получалось. Но и так все вышло просто замечательно. И мама довольна, она неплохо загорела…

Над домом напротив окна Миша увидел столбик серого тумана и удивился. Потом понял, что это, должно быть, дым. Буквально за минуту столбик превратился в столбище, стал черным, послышался вой сирен. Весь класс прилип к окнам. Математичка стала кричать, но, посмотрев в окно, куда-то убежала. Её не было долго. Разумеется, ни о какой контрольной речь уже не шла. Звонка с урока никто не слышал, все наперебой высказывали версии происходящего, звучали самые безумные: «Самолет упал на дом!», «Рейган начал ядерную войну!», «Инопланетяне лазером подожгли!».

Математичка, неслышно войдя в класс, тихо сказала: «Ребята. Случилось. ЧП. Все. Идите. Домой. Уроков. Сегодня. Не будет». Слово ЧП никому ни о чём не говорило, поэтому с радостным рёвом класс вытек в коридор и ссыпался с третьего этажа в раздевалку. Там было полно детей со всей школы, все забирали мешки со второй обувью и ходил упорный слух, что в доме, где горит, произошло убийство, убили ученика нашей школы из старших классов Лёху. Это было и жутко и любопытно.

Дорога домой для Миши проходила мимо погоревшего дома, поэтому он пошел не по улице, а по внутренней стороне домов. Во втором подъезде жил дворовый друг Миши — Коля. Он учился в другой школе, но они часто вместе гуляли. Коля торчал напротив третьего подъезда, возле которого толпились люди, пожарные машины уже уехали, но оставались милицейские уазики и скора помощь. Вплотную к подъезду стояла неприметная серая буханка с надписью «специальная».

— Коль, здоро̀во, что случилось?

— Миха, ужас. Лёху убили и мать его, и бабушку.

— Как, когда, кто, какого Лёху? — глуповато улыбаясь, спросил Миша.

— Ну Леху, он же в твоей школе учился. На два года старше. Да ты видел его пару раз во дворе.

— Это светленький такой, высокий?

— Ну да.

— Кошмар.

Из подъезда по очереди выносили и загружали в буханку носилки с завернутыми в материю предметами, каковых Миша насчитал четыре. С одних носилок из-под простыни вдруг свесилась рука. На её кисти тускло синел потертый якорь.

На следующий день выяснилось, что Лёха жил с мамой, бабушкой и каким-то мужиком, которого его мать привела в дом три года назад. Отца у Лехи не было уже лет пять, он развелся с матерью и уехал в другой город. Так вот этот мужик после очередного запоя зарезал тёщу, жену и Леху, у которого после обеда должен был быть экзамен в училище, и поэтому был дома. А сам повесился. На плите в это время готовилась еда, следить за ней стало некому, и начался пожар. Пожарные сломали дверь, а там…

Картинка вторая. Лёха.

С тех пор, как из семьи ушел отец, Лёха не любил бывать дома. Он хорошо помнил его добрые глаза, теплые крепкие руки и скучал. Отец работал водителем грузовика, и от него постоянно пахло бензином и маслом. Этот запах и остался в памяти, как самый родной. Что там у них с мамой случилось, он так и не понял, в один день отец уехал в командировку, а через полгода Лёха понял, что отец больше не вернётся. Как он это пережил, никому не известно. С матерью отношения не сложились, она была мрачна и проявляла внимание к нему, только когда он болел. А три года назад притащила дядю Витю.

Его Лёха невзлюбил сразу, так как он занял собой пространство, которое после отца не должен был занимать никто. Дядя Витя срочную служил на флоте, в память о службе на его руке осталась татуировка — синий якорь. Он любил разные морские шуточки, например, зимой, вывалившись во двор в трусах покурить, он пьяно орал: «Моряки не мёрзнут, моряки синеют!». И тому подобное. Поэтому всё своё время Лёха проводил либо за чтением и уроками в своей комнате, если зима, либо во дворе летом.

В последнее время дядя Витя стал много пить, иногда по несколько дней, становился агрессивным, но к Лёхе особо не лез, все-таки парню было пятнадцать, и он был довольно крупным. Прошлой зимой Лёха пытался вместе с товарищами устроиться на работу в охрану, но его не взяли, сказали, приходи после 18 лет. Товарищи уже учились в институте и их взяли, и Лёха, пропуская занятия в училище, иногда подменял их на смене, когда у них были неотложные дела на учёбе, лабораторные там, или экзамены.

Это была возможность целые сутки не быть дома. Чаще всего он подменял Никиту, которого поставили охранять какую-то базу на окраине города. Днём было нужно открывать ворота, пропуская грузовики по спискам, а ночью совершать обход территории, проверяя печати на складах. В смене работало три человека, так что скучно не было.

Напарниками были бывший милиционер Юра, которого уволили как раз из вневедомственной охраны, за то, что часто спал на посту, и приезжий из района молодой парень Рамиль. Оба были любители поболтать о разной чепухе. Лёха в силу возраста нечасто вступал в беседу, предложить вниманию собеседников что-либо интересное возможности не было, да и желания тоже. Юра постоянно сокрушался о том, что его уволили: «График — сутки-трое, зарплата в полтора раза выше, чем здесь, плюс бесплатный проезд в транспорте. И спи на работе всю ночь». До увольнения он охранял какое-то заводоуправление в пригороде и был чрезвычайно доволен жизнью. Семьи ни у кого из смены не было.

В одну длинную зимнюю смену, которая пришлась на снежный морозный выходной, так что даже ворота открывать не было нужно, Лёха, Юра и Рамиль сидели в караулке, греясь возле самодельного рефлектора и постоянно надуваясь чаем. Разговор зашёл о компьютерах.

Лёху очень интересовало это чудо техники. Несколько раз их водили на экскурсию в вычислительный центр при одном из городских институтов, и там ему представилась возможность целый час поиграть в «Принца Персии» на 486-м пентиуме. Это было совершенно невообразимо и не сравнимо ни с чем. Космос! Потом он узнал, что в городе открыты компьютерные клубы и при малейшей возможности отправлялся туда поиграть. Это стоило рубль в час, иногда бабушка давала денег, и Лёха между походом в клуб и видеосалоном почти всегда выбирал игры. Заиметь свой, конечно, было нереально. Семейный бюджет успешно осваивался дядей Витей, да и был ли он вообще…? А невеликих денег от подработки охранником едва хватало на сигареты.

Оказалось, что мир компьютерных игр знаком и Юре. Он рассказал, как часами играл в охраняемом управлении на компьютерах, установленных в бухгалтерии завода. В следующую смену дежурил Никита, и после работы встретил Лёху у подъезда.

— Дело есть. Юра говорил про компьютеры?

— В смысле? Говорил, что любит играть, вспоминал прошлую работу. И всё.

— Ясно. В следующую смену Рамиль не сможет выйти, заменишь? Вместе поработаем. Там и обсудим.

— Есть что обсуждать?

— Увидишь.

Заинтригованный Лёха еле дождался следующего дежурства, которое опять выпало на выходной. Он периодически дёргал Никиту расспросами, когда, мол, говорить-то будем. Никита отмахивался, подожди, пусть сам начнёт. Ближе к вечеру Юра, наконец, решился.

— Лёх, хочешь компьютер?

Лёха онемел.

— Спрашиваешь!

— Есть тема. С Никитой мы уже обсудили. Требуется твоё согласие, но если согласишься, то всё должно остаться между нами.

Становилось всё интереснее.

— Есть возможность надыбать комп?

— Есть. Но не совсем законная. Точнее, совсем незаконная.

— А вы с Никитой в деле?

— Да, — хором ответили парни.

— Тогда я тоже.

— О-кей. Тогда к делу.

И Юра поведал, что хочет похитить четыре компьютера из бухгалтерии завода, где он раньше работал. Сотрудник, который заменил Юру, прекрасно ему знаком, и ночью он постоянно спит в комнате охраны на первом этаже. А бухгалтерия расположена на втором этаже и в другом крыле, в которое ведет отдельный вход. Этот вход запасной и не используется. А у Юры есть от него ключи. И от бухгалтерии тоже. План был таков.

Необходимо дождаться, когда смена этого засони и их дежурство на базе совпадут, затем Юра с Никитой отправляются на «дело», а Лёха должен будет их прикрыть на работе. В случае чего, это будет их алиби. Юра должен проникнуть в управу, собрать компы в сумки, спустить к запасному входу, фонариком подать сигнал Никите, который поможет отнести добычу… тут план заканчивался. Автомобиля ни у кого из концессионеров не было. До города надо как-то добираться, причем с грузом, а ночью транспорт не ходит. Можно на электричке, станция как раз рядом с местом, но ночью их тоже нет. Тут Никита вспомнил, что у Славика из его двора есть «Жигули». Он обещал поговорить с ним.

Делить добычу предлагалось так, каждому участнику, то есть Юре, Никите, Лёхе и водителю доставалось по системному блоку. Мониторы брать нецелесообразно, слишком тяжело, да и объем поклажи увеличится. Их можно за недорого купить на вторичке. Для маскировки Юра намеревался надеть милицейскую форму, которая осталась от службы. А Никита оденется в военный камуфляж, в котором они так ходили на охраняемом объекте.

На следующий день Никита сообщил, что Славик согласен. Лёха потерял покой. Сначала он представлял радость от обладания собственным аппаратом. Он даже расчистил свой письменный стол, вызвав недоумение матери. Кстати, еще надо как-то ей объяснить появление компа. Эту задачу Лёха отложил на потом, медведь был ещё жив, однако червячок сверлил…

Потянулись томительные дни ожидания. Пару раз он выходил на дежурство вместо Никиты, но тему больше не поднимали, Рамиля посвящать никто не собирался. В конце февраля Никита позвонил на домашний и сказал: «Завтра».

С утра Никита поехал на базу, заступать на смену, Лёха отправился на учебу, мероприятие было назначено на полночь, поэтому торчать на базе раньше времени смысла не было. Но от нервов он все-таки приехал к семи вечера. База работала до пяти, поэтому лишних людей не было. Ему казалось, что надо ещё раз всё обсудить, хотя его задача заключалась только в сидении на работе, обеспечивая алиби Никите и Юре.

Приехав, он обнаружил, что Рамиля нет, он заболел. Все складывалось необычайно удачно, не предвиделось лишних вопросов. Втроём заговорщики еще раз проговорили порядок действий. Слава должен был подъехать к условленному месту возле железнодорожной станции ровно в час ночи. До этого времени нужно было завершить всю операцию, так как связи между участниками не было, и в случае каких-либо изменений предупредить друг друга не получалось. Юра с Никитой, одетые в форму, должны добраться до места на электричке. От станции до управы метров 300 через дачные домики. Затем располагались две трехэтажки, а через дорогу сам завод.

Юра нарисовал схему здания. Оно было исполнено в виде буквы «П» с длинной перекладинкой. С торца первой ножки был расположен основной вход, а в торце второй — запасной. Охранник-соня должен находится внутри недалеко от главного входа и ни при каких обстоятельствах не мог помешать экспроприации, если только ему не вздумается шастать по зданию. У него, правда, была рация, и в случае тревоги он мог вызвать патрульный экипаж, который подъезжал в течение четырех минут. Но Юра был уверен в своих расчетах, и так как основную роль исполнял он, главный риск тоже нёс он, сомневаться в его планах не приходилось. Ближе к десяти вечера Юра переоделся в милицейское. Никита медлил.

— Ну, ты что, давай одевай бушлат, ехать пора, а то на электричку опоздаем, — Юра заметно нервничал.

–Щас. Лёх, можно тебя на минутку?

Выйдя из караулки, Никита прикурил, сломав две спички.

— Слушай, Лёх, может, ты с Юрой пойдешь?

Лёха обомлел. К такому повороту он не был готов.

— Что случилось?

— Понимаешь, тебе же пятнадцать всего, в случае чего тебя не посадят, а я могу прилипнуть.

— Так план то вроде продуманный, Юра уверен.

— План планом, всякое может случиться.

Тут Лёха понял, что совершенно не догадывался об истинном Никите. Тот всегда был рубахой-парнем, в небольшой их компании всегда был заводилой и пользовался авторитетом. Конечно, никто из них не совершал раньше преступлений, а планируемое без сомнений было преступлением, хотя с этой стороны Лёха происходящее не рассматривал. До сих пор это была игра, этакий квест, который теперь стремительно перерастал в нечто пугающее. Никита, похоже, просто струсил. Лёха почувствовал растерянность и легкую неприязнь.

— Нет, Никит. Извини, нет. Вы же все тщательно продумали, времени уже нет менять что-то.

Юра вывалился из караулки.

— Ну что, поехали?

— Я не пойду, — нерешительно сказал Никита.

— Что за дела?

— Да что, что?! — взорвался Никита. — Не собираюсь я вешать на себя статью из-за этих компьютеров!

Юра помолчал.

— Тогда всё отменяется. Один я не справлюсь.

Лёха понял, что мечта обломалась. Юра действительно один не справится. Даже если он заберется в бухгалтерию и возьмет только один комп, даже если два, он будет знать, что об этом знают еще двое, и Славу он не знает. Короче, слишком много свидетелей и нет возможности унести ноги без привлечения дополнительных сил.

Разочарованно хлопнув дверью, Юра скрылся в караулке. Никита с Лёхой зашли следом.

Лёха нерешительно позволил себе подумать о предложении Никиты. В принципе, план был неплох, риск минимален, в случае, если во время взлома бухгалтерии возникнет шумиха, Лёха оставался невидим, находясь через дорогу. Риск был только на пути от конторы к машине, а там триста метров по безлюдной ночью тропинке.

— Хорошо, давайте я пойду! — он поймал недоверчивый и благодарный одновременно взгляд Никиты.

Юра, казалось, нисколько не удивился.

— Переодевайся!

Лёха нацепил камуфляж, бушлат, только шапка оказалась немного великовата и сползала на глаза. «Филиппок какой-то», — с какой-то нервной весёлостью думал Лёха.

В электричке Юра взял Лёхину шапку, поколдовал что-то с веревочками на внутренней стороне, и она перестала съезжать на нос.

Вышли на нужной станции около одиннадцати вечера. Поболтались полчасика на пустынной платформе. Юра проверил фонарик, сумки для добычи, перчатки.

— Смотри, я захожу, мне потребуется минут двадцать, чтобы отключить и собрать компы в сумки. Затем я спущу сумки вниз. Когда все будет готово, я подам сигнал фонариком вот так: он включил и выключил четыре раза фонарик, если увидишь, что в здании зажёгся свет или менты приедут, уходи.

Они прошли по узкой тропинке среди сугробов, проложенной между невысокими дачными домиками к двум трехэтажным домам. Напротив, через дорогу, располагалась контора, утопающая в заснеженных елях. На улице не было ни единого человека, даже дорога была пустынна. Во всем здании управления не горело ни одного окна. Некоторое время Юра наблюдал за окнами конторы, Лёха в это время осматривал жилые дома, пытаясь понять, сможет ли кто-либо их увидеть через окна. Но все они были темны, словно очки слепого.

— Он обычно ложится в десять, к полуночи храпит вовсю. Сейчас ноль пятнадцать. Пора. — Юра надел кожаные перчатки, похлопал себя по карманам, попрыгал, проверяя, не звенит ли что-нибудь.

В этот момент дорога осветилась дрожащим светом, раздался звук мотора, и мимо проехала желтая «Волга» с шашечками.

Юра вышел на дорогу, посмотрел по сторонам, куда-то вверх, и приблизился к стеклянным дверям запасного выхода. Повозившись около минуты, открыл дверь и исчез в темноте здания.

Лёха принялся думать о Никите. Ничего путного в голову не приходило, мешала необходимость постоянно смотреть в одну точку, темные двери, за которыми скрылся Юра. Мысли перескочили на Юру. «Вот человек, — думалось ему, — сам работал в милиции, и решился на такое! Хотя, если б не работал, наверное, и не было бы ничего…»

Взглянув на часы, он увидел, что прошло двадцать пять минут. Юра не появлялся. Лёха начал мёрзнуть. Он поднял руку с часами перед глазами, чтобы смотреть время и не пропустить сигнал.

Слева послышался звук открываемой двери. Это открылся балкон на торце дома, под которым торчал, как тополь на Плющихе, Лёха. Он шагнул ближе к стене, чтобы сверху его не видели. Пару минут кто-то пыхтел, потом мимо метеором пролетел окурок и зашипел в снегу. Дверь хлопнула.

Лёха перевел дыхание, казалось, всё это время он не дышал. Посмотрел на часы, прошло полчаса. Он пристально вгляделся в темноту двери и тут, словно в ответ на этот взгляд, за дверью появилось еле заметное пятнышко, исчезло, появилось и снова исчезло. Лёха напрягся. Через несколько секунд знак повторился. «Стекло тонированное! — догадался он, — поэтому свет фонарика еле видно». Справа опять раздался шум автомобиля, и такси проехало обратно. Дождавшись, когда автомобиль скроется за поворотом, Лёха перешел дорогу и подошёл к двери. Юра выглянул наружу, шёпотом спросил:«Всё в порядке?» Лёха закивал.

— Бери сумки, погнали.

Он передал Лёхе две тяжёлые сумки из полосатого полиэтилена, сам взял две такие же, прикрыл дверь и они перешли дорогу в обратном направлении и двинулись к станции, за которой должен был ждать Славик. Однако, машины нигде не было видно.

— Так, время без пяти, подождем. — Они остановились у дачного забора из невысокого штакетника.

— Чё какие тяжелые? — Лёха вспотел.

— Да я решил и мониторы взять.

— Здо̀рово. Слушай, я Славика знаю, давай схожу, посмотрю, — Лёха был охвачен азартом.

— Валяй.

Лёха пересёк железную дорогу, вышел на ледяной асфальт. В обозримом пространстве никаких Славиков не было. Не было вообще никого. Потоптавшись минут десять, вернулся обратно. Вместе они проторчали возле забора еще с полчаса. Лёха вспомнил, что возле жилого дома видел телефонную будку. «Я сейчас!» — и помчался к ней. Набрал номер базы, трубку снял Никита.

— Где Слава?

— Не знаю, там должен быть.

— Нет никого.

— Блин, не знаю, договорились чётко. Перезвони через пять минут.

Перезвонил.

— Ну?

— Короче, этот мудак дома спит.

— Как так?

— Да хрен его знает, по-ходу, струсил.

«Кто бы говорил!» — подумал Лёха и заспешил к Юре.

— Так… так… Херово! — похоже, Юра не знал, что делать дальше. Он окинул взглядом темные домики вокруг.

— Давай сделаем так. Сейчас сложим все в какой-нибудь сарай, всё равно зимой на дачи никто не ходит. А потом, завтра, или послезавтра найдем машину и увезём.

Других вариантов не было, поэтому Юра и Лёха перелезли через забор, Юра потрогал дверь небольшого сарая, похоже, для инструментов.

— Годится.

Они засунули в него сумки.

— Слушай, а следы? Снега-то много, мы натоптали тут.

— Точно. — Юра с уважением взглянул на Лёху.

Пришлось набрасывать снег из-за забора, в темноте показалось, что следы более-менее замели.

— А теперь как?

— Как, как? Пешком!

Два высоких молодых человека в милицейской и военной форме шли по дороге в сторону города. На часах было три ночи.

Весь следующий день Лёха проспал. Вечером второго дня его вызвал по телефону Никита. Выйдя на улицу, он увидел и Юру. Тот был в гражданке.

— Ну что, когда будем забирать?

— Нечего забирать, — хмуро ответил Юра.

— Как?! — сердце Лёхи замерло.

— Я сегодня звонил в бывший отдел, они там все на ушах. Говорят, обокрали бухгалтерию конторы, компьютеры унесли. Пустили собак, они привели к сараю, а там наши компы. Короче, всё изъяли.

— Ну и ну! Значит всё напрасно? — Лёха чуть не заплакал от обиды.

— Получается, так. Вы, короче, молчите про это, дело-то по краже все равно возбудили, как покушение.

Молча покурили и Юра ушел.

— Слушай, что-то Юра мутит. Какие собаки, мы же следы снегом забросали? — Лёха не мог поверить, что всё вот так бездарно кончится.

— А как ты проверишь? В милицию позвонишь?

— Ну да. А Славик твой что?

— Да я разговаривал с ним сегодня, говорит, проспал, а глазки бегали. По-ходу, не захотел ввязываться, а сказать зассал…

Месяц радужных ожиданий был разрушен до основания. Оказалось, что Лёха очень всерьёз рассчитывал на скорое появление компа и все мысли были целиком заняты предвкушением. Лёха затосковал. Он даже не особо отражал, что дядя Витя стал пить гораздо чаще, с работы что ли его уволили? Леха всё чаще думал, что Юра их кинул. Но проверить это не представлялось возможным. Косвенно это подтверждалось тем, что сразу после той ночи Юра уволился из охраны и перестал выходить на связь. Вместе с тем, было и некоторое облегчение. Во-первых, он очень переживал за бухгалтеров, которые чуть не остались без своей базы, наверняка это должно было сказаться на работе предприятия, а таких последствий Лёха точно не хотел. Во-вторых, совесть-то никуда не спрячешь. И неизвестно ещё, какое из чувств было сильнее, тоска по несбывшемуся, или это облегчение. Про себя он решил никогда никому об этом не рассказывать. Даже досадный инцидент с Никитой прошёл бесследно, никак не повлияв на их дальнейшие отношения.

В конце мая Лёха готовился сдавать экзамены в училище, подходил к концу его первый учебный год. Был понедельник, но все были дома. Мама взяла день отпуска за свой счёт, собиралась свозить дядю Витю к бабке на кодировку, бабушка и так всегда была дома. Экзамен у Лёхи был назначен на два часа дня, и он решил поваляться часов до одиннадцати в постели, хотя проснулся по привычке рано.

За окном весело щебетала детвора — напротив его дома была школа, которой он отдал восемь лет. На кухне бабушка что-то жарила. Из соседней комнаты доносилось невнятное пьяное бормотание дяди Вити и заполошный голос матери. «Вставай, Витя, ехать пора, автобус через полчаса». Видимо, дядя Витя не очень хотел кодироваться. Лёху это мало интересовало, и он опять задремал.

Проснулся от громкого короткого женского вскрика. Прислушался, показалось. Затем раздались какие-то глухие стуки и снова стихло. Что происходит? Он скинул ноги с кровати, нашаривая тапочки. Просеменил к двери, отворил. Из маминой комнаты доносился какой-то шорох, как будто шваброй елозили по полу. С кухни слышался запах подгоревшей еды, кажется, картошки.

— Мам? — никто не ответил. Он начал заглядывать в соседнюю комнату. Еще не успев войти, он заметил, что оттуда к двери струится алый ручеёк. В эту секунду кто-то схватил его сзади за волосы и потянул назад. Голова запрокинулась, Лёха успел увидеть пред глазами огромный кухонный нож, который мелькнул пред глазами слева направо и горло онемело. Волосы отпустили. Лёха вскинул руки к шее, из неё вырывались тугие вишневые струи. Испытывая неимоверную слабость в ногах, он опустился на колени и повалился на бок. Веки отяжелели, как будто сильно захотелось спать. Впереди, на кухне он увидел ноги, одетые в бабушкины коричневые колготки, они были повернуты носками вниз. «Зачем бабушка лежит на кухне?» — отрешенно подумалось ему. Пред тем, как закрыть глаза навсегда, он увидел, как дядя Витя, перешагнув Лёху, шёл в сторону кухни. В его руке был толстый бельевой шнур…

Поворот второй.

Около одиннадцати вечера мама еле оторвала Лёху от компьютера.

— Иди хоть поешь. Как экзамен?

— Всё отлично, мам, спасибо. А папа дома?

— Дома, спит уже.

Лёха осторожно заглянул в родительскую комнату. Папа спал, вытянув левую руку вперёд. «Устал после смены», — с нежностью подумал он. Лёха очень любил родителей. Они почти никогда не ругались, а если такое и было, то совсем недолго

Полгода назад родители купили ему компьютер, Лёха не помнил себя от радости. Друзья частенько заходили поиграть в «ДУМ», потихоньку осваивали стратегические игры. Лёха начинал изучать языки программирования, это было как волшебство. Полдня провозившись с кодами, потом можно было наблюдать за немудрящей двигающейся картинкой. Конечно, предстояло еще многое освоить, но Лёха не унывал. Учиться ему было не в тягость.

Он прошел на кухню. Там пила чай из блюдца бабушка. За окном был теплый майский вечер.

— Лёш, слышал, у нас в доме пожар сегодня был?

— Нет, что сгорело?

— Да на чердаке какие-то тряпки задымились. Ученики из школы напротив заметили дым, позвонили пожарным, те приехали и в миг всё потушили.

— Никто не пострадал?

— Слава Богу, обошлось.

— Ладно, ба, спокойной ночи.

Картинка 3. Никита

— Да мы там были уже два раза. Места шикарные. Почти тайга, карстовое озеро, грибы, ягоды, подводное плавание! — Никита взахлёб рассказывал про намеченный на начало июля поход. Валера многозначительно молчал, изредка одобрительно кивая головой.

— Так я с удовольствием. Втроём пойдем? — Стас представил себе три дня в лесу, костёр, ночные посиделки, романтѝк.

Никита слегка помялся.

— Собирались втроём, но тут вот какое дело… Юлька с Оксаной тоже хотят.

Это было уже не то. Одно дело, когда три мужика борются за выживание в первобытных условиях, другое, когда в деле две девушки, пусть и не лишённые известной привлекательности. Давно известно, что женщина на корабле — жди беды. Тем более, что их две, а мужчин трое.

— Они нам зачем?

— Да как сказать. В общем, у меня на Юльку планы.

— Серьёзные? Прям жениться придумал? — предполагать это всерьёз было смешно. Никита никак не подходил на роль жениха, а Юля на роль невесты ещё меньше. Хоть друзья и заметили в последнее время интерес Никиты к Юле, никто и не думал, что их редкие прогулки наедине могут привести к чему-то такому.

— Понимаете, хочу показать ей романтику, и может, предложение сделать.

Стасу в принципе было всё равно, Валера, похоже, знал о матримониальных планах Никиты, ещё бы, лучший друг все-таки.

Ребята раньше учились в одной школе, жили в соседних дворах и дружили. Никита с Валерой в походы ходили регулярно, а Стас все как-то не попадал, но часто слушал рассказы о мистических местах в заповедной Марий-Эл.

Юля и Оксана, две подружки, были частыми гостьями на мальчишеских посиделках, но отношения более тесные завязывать никто не спешил. А Никита, видимо, отважился.

Стас учился в техникуме, Никита и Валера были одного возраста и заканчивали четвёртый курс института, по окончанию пятого предстояло идти в армию и идея жениться казалась в этой связи преждевременной. Служить нужно было либо год солдатом, либо два офицером. При любом раскладе шансов вернуться к дождавшейся молодой жене было немного. У всех было много знакомых уже отслуживших, и ни у одного не задались отношения, завязанные до службы. Конечно, после армии парни резко менялись, становились серьезнее, сдержаннее, а девки в это время набирали самый сок, что называется, а соблазнов вокруг — немеряно.

Конец ознакомительного фрагмента.