Операция «Багратион». «Оба удара главные…». К 75-летию операции
Белорусская стратегическая наступательная операция «Багратион» – одна из самых известных операций советских войск за годы Великой Отечественной войны. При этом о проведенной в ее рамках Бобруйской наступательной операции известно лишь две подробности, попавшие в киноэпопею «Освобождение» – то, как К.К. Рокоссовский доказывал И.В. Сталину необходимость нанесения двух главных ударов, и то, что наступление проходило в труднодоступной лесисто-болотистой местности. В книге впервые подробно и объективно рассказано о планировании, подготовке и проведении Бобруйской наступательной операции (24-29 июня 1944 г.) 1-го Белорусского фронта. В качестве источников были использованы документы Центрального архива Министерства обороны РФ, немецкие архивные документы, данные местных краеведческих музеев. Также широко использовались данные, полученные в ходе интервьюирования 50 очевидцев событий: как ветеранов, так и местных жителей».
Оглавление
- Введение
- Глава 1. Боевые действия на Бобруйском направлении осенью 1943 – летом 1944 г. и их влияние на планирование Белорусской операции
- Глава 2. Планирование Бобруйской операции
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Операция «Багратион». «Оба удара главные…». К 75-летию операции предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Глава 2. Планирование Бобруйской операции
2-1. Стратегическое планирование наступления в Белоруссии. «Оба удара главные»
Бобруйская наступательная операция явилась частью Белорусской стратегической наступательной операции «Багратион», планирование которой осуществлялось в апреле-мае 1944 года. Высшим органом стратегического руководства Вооруженными силами СССР во время Великой Отечественной войны (с 8 августа 1941 г.) была Ставка Верховного главнокомандования (Ставка ВГК), опиравшаяся на подчиненный ей Генеральный штаб. Среди важных направлений деятельности Ставки — принятие стратегических и оперативно-стратегических решений, создание группировок войск, организация взаимодействия и координации действий в ходе операций между группами фронтов, фронтами и отдельными армиями. Именно в Ставке ВГК штабы фронтов представляли планы действий своих войск в ходе грядущих операций. Только после детального обсуждения и соответствующей корректировки в Ставке эти планы могли быть утверждены.
В предыдущей главе автор уже рассматривал историографию по действиям фронта Рокоссовского осенью 1943 — весной 1944 гг. Касаясь истории стратегического планирования операции «Багратион», отметим, что эта тема затрагивалась в мемуарах известных военачальников — Г. К. Жукова[214], К. К. Рокоссовского[215], И. Х. Баграмяна[216], С. М. Штеменко[217]. В ряде же научных трудов, затронувших тему Белорусской наступательной операции, практически не представлен анализ действий СВГК в ее подготовительный период[218]. И. П. Макар[219] хотя и посвятил этому вопросу одну из своих работ, но не уделил в ней должного внимания планам 1-го БФ и не осветил подробно многие важные вопросы, обсуждавшиеся на совещаниях в СВГК в конце мая 1944 г., в том числе и такой, как возникшие между Ставкой и Рокоссовским разногласия относительно плана боевых действий фронта в ходе Бобруйской операции. Рассматриваемая проблема остается «за кадром» и в работах исследователей действий СВГК в годы войны. Так, А. А. Александров[220] этап планирования пересказывает с мемуаров Штеменко, а генерал-полковник Ю. А. Горьков[221] лишь упоминает об отсутствии согласия между Ставкой и Рокоссовским, цитируя мемуары последнего. Затронувшие эту тему бывший начальник штаба 1-го БФ генерал армии М. С. Малинин[222] и бывший член Военного совета фронта генерал-лейтенант К. Ф. Телегин[223] ряд эпизодов трактуют по-разному. Таким образом, в отечественной историографии многие вопросы, связанные с планированием действий 1-го БФ в летней кампании 1944 г., до сих пор детально не изучены. Во многом это объясняется особой секретностью материалов, связанных с совещаниями СВГК и Генштаба в целом, но вполне вероятно, что исследователи не могли затрагивать эту тему в силу того, что в мемуарах некоторых видных военачальников изложены совершенно противоположные взгляды на один из важнейших эпизодов операции «Багратион» — планирование Бобруйской операции. Соответственно, остается неясным как сам процесс ее планирования штабом 1-го БФ, так и характер взаимодействия Ставки с фронтами в ходе подготовки этой операции. Подробнее историография по истории планирования операции анализировалась в первом параграфе первой главы.
Операция «Багратион» начала зарождаться в марте 1944 года, в апреле имели место устные беседы между советскими военачальниками, командующими фронтами относительно плана будущей операции. В начале мая Генштаб запросил соображения командующих фронтов относительно планов их действий. В конце мая план операции «Багратион» был согласован на совместном заседании Ставки ВГК и ГКО, а 30 мая — утверждён.
Начать говорить о непосредственном процессе планирования стоило бы с марта 1944 года. После неудачного наступления 48-й армии вдоль сначала западного (когда 19 февраля она наносила удар в ходе Рогачевской операции), а затем — восточного берега р. Березина (в начале марта) Рокоссовский направляет в Ставку краткую оценку обстановки и соображения о дальнейших действиях войск 1-го Белорусского фронта. В документе есть раздел «Возможные направления весеннего наступления войск фронта после распутицы»[224]. Приведем его ниже.
«1. Чаусы, Могилев. Наступление на этом направлении не выгодно по причинам:
а) оно может быть проведено с ограниченной целью — разгрома противостоящего противника и выхода на р. Днепр. Дальнейшее развитие операции потребует форсирования р. Днепр и затруднит развитие успеха на этом направлении;
б) для наступления на этом направлении необходимо будет создать сильную группировку за счет ослабления 50-й и 3-й армий, находящихся уже сейчас на западном берегу р. Днепр. Рокировка же сил и средств с западного берега р. Днепр не выгодна, а поэтому и нецелесообразна.
2. Быхов, Могилев. Это направление также не выгодно для наступательных действий по причинам:
а) в большинстве своем лесистая и местами сильно пересеченная местность дает возможность противнику даже небольшими силами создать прочную и глубокую оборону;
б) преодоление этой обороны потребует привлечения больших сил пехоты, артиллерии и большого расхода боеприпасов. Наступательная операция на этом направлении выльется в длительные затяжные бои, будет дорого стоить с точки зрения потерь в живой силе, технике и материальных затрат и вместе с тем может не привести к нужным нам решительным результатам.
3. Рогачев, Бобруйск, со вспомогательным ударом из района Мормаль на Бобруйск. Это направлении наиболее выгодно:
а) местность позволит использовать для наступления все роды войск;
б) для организации наступления на этом направлении не потребуется производить сложных перегруппировок, так как уже сейчас основные силы и средства фронта расположены на западном берегу р. Днепр севернее Рогачев и между реками Днепр и Березина в районе Мормаль.
4. Паричи, Бобруйск. Это направление не выгодно по причинам:
а) наступление на этом направлении потребует создания сильной группировки за счет ослабления центра 3-й и 48-й армий;
б) ослаблять центр рискованно, а поэтому нецелесообразно, так как противник, используя ослабление центральной группировки может сам перейти в наступление с целью отбросить наши части за р. Днепр.
Таким образом, из четырех возможных направлений наиболее выгодным для наступления является направление Рогачев, Бобруйск».
Отстаивая версию Г. К. Жукова о том, что Рокоссовский «не точен», два удара были спланированы в Ставке и никакого спора со Сталиным не было, А. В. Исаев приводит этот доклад Рокоссовского как один из двух аргументов того, что Рокоссовский сам изначально был за один главный удар на Бобруйск войсками 3-й армии[225].
Делать такие выводы на основе документа, написанного за два месяца до принятия плана, к тому же не затрагивая события, которые произошли в период с 4 марта по конец мая 1944 г., на взгляд автора, нельзя. Некоторые комментарии Исаева и вовсе крайне неточны. Например, вывод Исаева звучит следующим образом: «Смысл его (плана дальнейших действий Рокоссовского. — М. С.), как мы видим, прямо противоположен тому, что писал впоследствии Рокоссовский, — Военный совет фронта в соображениях в Ставку настаивает на нанесении одного главного удара 3-й и 48-й армиями (курсив мой. — М. С.)»[226]. Отмечу, что по документу четко указывался главный удар 3-й армией и вспомогательный удар 48-й армией, таким образом должна была быть окружена жлобинская группировка противника.
Если рассматривать предложения Рокоссовского в контексте проведенной Рогачевской операции и последующего неудачного наступления 48-й армии — все будет выглядеть несколько по-иному. По сути, предлагается развить достигнутый в ходе операции успех. Отдельно стоит отметить, что направление Паричи, Бобруйск не выгодно именно из-за необходимости ослабить 3-ю и 48-ю армии. Здесь же отметим, что удар группировки 1-го Белорусского фронта под Паричами будет наноситься вовсе не на Бобруйск, а на другом, Карпиловском направлении (так оно указывалось в документах штаба фронта), в сторону Глуска.
Также заметим, что на направлении Паричи — Бобруйск местность вовсе не лесисто-болотистая. В 1944 году болота начинались юго-западнее Паричей, местность вдоль западного берега р. Березина была достаточно проходима.
Для подготовки наступления по предложенному Рокоссовским варианту 13 марта 48-я армия полностью сосредоточится восточнее Березины (ранее у армии был участок в 20 км и на западном берегу). Ее участок южнее Паричей был передан 65-й армии. Таким образом, силы 48-й и 3-й армий будут готовы нанести удар по сходящимся направлениям. Эта идея ляжет в основу плана Рокоссовского от 12 мая. Однако перед этим внимание комфронта будет приковано совершенно к другому направлению и первый план, который Рокоссовский попытается согласовать со Ставкой, будет совершенно иным.
В марте 1944 г. 2-й Белорусский фронт (генерал-полковник П. А. Курочкин) наступал в Полесье между 1-м Белорусским и 1-м Украинским (с 1.03 — Маршал Советского Союза Г. К. Жуков) фронтами. По этому поводу Рокоссовский писал: «Левым крылом фронт упирался в огромные полесские болота, что до крайности ограничивало возможность маневра»[227]. Считая неприемлемым и дальше наступать с тем же небольшим размахом, что и раньше, в конце марта Рокоссовский обратился к Верховному главнокомандующему И. В. Сталину с просьбой объединить 1-й и 2-й Белорусские фронты. Но только после провала операции по захвату Ковеля 2-м БФ было принято окончательно решение о его присоединении к 1-му БФ и о создании Белорусского фронта (назывался так с 5-го по 16 апреля, затем — 1-й Белорусский фронт второго формирования). Таким образом, к 5 апреля фронт под командованием Рокоссовского имел протяженность в 800 км[228], что «давало нам огромные преимущества в маневре силами и позволяло смело решиться на организацию удара в обход Полесья, как с севера, из района Бобруйска, так и с юга, из района Ковеля»[229]. Таким образом, ни о каких наступательных действиях в полесских болотах тогда речь не шла. 12 апреля штаб фронта Рокоссовского переместился из Гомеля в Овруч[230], т. е. на левый фланг фронта — именно туда прежде всего и было обращено внимание командующего.
Начало планирования наступления в Белоруссии было положено 12 апреля 1944 г. (в СВГК принято решение о том, что одной из первоочередных задач в летней кампании станет разгром группировки немецких войск на территории республики). 15 апреля Белорусский фронт перешел к обороне. 22 апреля заместителя Верховного главнокомандующего Маршала Советского Союза Жукова вызвали в Ставку для обсуждения летне-осенней кампании 1944 г. В тот же день в 17 часов состоялось заседание Генерального штаба Красной армии, на котором было решено осуществить основной удар силами наступающих в Белоруссии фронтов[231]. Бывший в то время начальником Генерального штаба Маршал Советского Союза А. М. Василевский вспоминал, что начиная с 23 апреля с юга, в частности с Крымского полуострова, приступили к выводу сил на белорусское направление[232].
Этим событиям предшествовали весьма успешные наступательные операции РККА на правобережной Украине, в результате которых образовался «Белорусский балкон». Линия фронта проходила с севера на юг от Витебска до Бобруйска, а затем поворачивала на восток и далее шла вдоль районов Полесья, доходя почти до советско-польской границы. Поэтому в конце мая советское верховное командование, исходя из построения обороны противника, после долгих совещаний окончательно утвердило план: силами 3-го и 1-го Белорусских фронтов нанести удар по сходящимся направлениям на Минск; на первом этапе эти фронты проводили фронтовые Витебско-Оршанскую и Бобруйскую операции соответственно. В центре перед фронтом Рокоссовского простирались полесские болота. Ему предстояло провести операцию, которая, согласно плану всего наступления в Белоруссии, должна была стать одной из ключевых. На втором этапе войскам именно 1-го БФ предстояло соединиться с 3-м БФ под Минском, окружив все немецкие части, располагавшиеся в треугольнике Бобруйск — Минск — Витебск.
Однако в конце апреля общего плана проведения операции еще не было — в Ставке только начали принимать предложения от командующих фронтами. 24 апреля в кабинете Сталина Рокоссовский изложил свой план наступательной операции. Так как он находился в кабинете с 21:20 до 22:30 вместе с заместителем начальника Генштаба генералом армии А. И. Антоновым и заместителем начальника Оперативного управления Генштаба генерал-лейтенантом А. А. Грызловым[233], вероятнее всего (с учетом принятого 22 апреля решения о наступлении в Белоруссии), там обсуждались именно дальнейшие действия 1-го БФ. План Рокоссовского в первую очередь касался левого участка фронта, что подтвердил и заместитель командующего 1-го БФ по тылу генерал-лейтенант Н. А. Антипенко: «Из бесед с Рокоссовским и Малининым стало ясно, что главный удар по противнику будет наносить левое крыло фронта — со стороны Ковеля на Люблин»[234].
Первый план действий 1-го Белорусского фронта (апрель 1944).
26 апреля Рокоссовский с начальником оперативного управления штаба фронта ген. — майором И. И. Бойковым вновь прибыл в Генштаб, где представил наметку планов наступления на Бобруйском и Ковельском направлениях[235]. План действий правого крыла фронта под Бобруйском предусматривал нанесение удара по сходящимся направлениям: 48-й (4 сд) и 65-й (5 сд) армий — у р. Березины (всего 9 сд), и 3-й армии из района Рогачева (10 сд) в общем направлении на Телушу, Титовку. По смыслу план, отправленный 12 мая в Ставку, будет именно таким. В журнале боевых действий 1-го Белорусского фронта за июнь читаем: «При поездке в Генеральный штаб 26.4.44 г. командующего войсками фронта и начальника оперативного отдела была сделана, в соответствии с полученными указаниями, наметка плана операции на Бобруйском направлении. Тогда же, по указанию командующего войсками фронта, начальником оперативного отдела был набросан на карте план операции войск левого крыла фронта»[236]. Именно на «левом крыле фронта» до начала мая командование 1-го БФ будет планировать главный удар, обходя труднопроходимые районы Полесья. Так рождался первый план наступательных действий 1-го БФ, о котором напишут все биографы Рокоссовского по изданным в 1968 г. воспоминаниям бывшего начальника Оперативного управления Генштаба генерал-полковника С. М. Штеменко.
В конце апреля штаб 1-го БФ подготовил общий план наступления своих войск. Согласно мемуарам Штеменко[237] и Рокоссовского[238], операцию планировалось провести в два этапа: на первом, продолжительностью до 12 дней, силами четырех армий следовало захватить вражеские позиции по восточному берегу р. Западный Буг на участке от Бреста до Владимир-Волынского, обойдя таким образом правый фланг группы армий «Центр»; на втором — задействовать уже все силы фронта с целью разгромить бобруйскую и минскую группировки противника. Левофланговые армии должны были из района Бреста прорваться в тыл врага на Кобрин — Слоним — Столбцы, обходя полесские болота с севера. Второй удар наносился правым крылом фронта из района Рогачев — Жлобин в общем направлении на Бобруйск — Минск. На всю операцию с учетом подготовительного периода требовалось до 30 дней. Успех обходного маневра гарантировался только при условии усиления обходящего левого крыла фронта одной — двумя танковыми армиями, так как, по данным штаба 1-го БФ, на брестско-ковельском направлении было сосредоточено ¾ находящихся перед фронтом всех сил противника[239]. «Такой замысел представлял значительный интерес и служил примером оригинального решения наступательной задачи на очень широком фронте… — писал Штеменко. — К сожалению, Ставка не имела возможности в сложившейся тогда обстановке выделить и сосредоточить в районе Ковеля необходимые силы и средства, особенно танковые армии. Поэтому чрезвычайно интересный замысел К. К. Рокоссовского осуществлен не был»[240].
К этому стоит добавить, что, по воспоминаниям Жукова, «в конце апреля И. В. Сталин принял окончательное решение о проведении летней кампании, в том числе и Белорусской операции, и дал указание А. И. Антонову организовать в Генштабе работу по планированию фронтовых операций и начать сосредоточение войск и материальных запасов фронтам»[241]. Получается, что именно в конце апреля выяснилось, что изначальный план Рокоссовского не может быть претворен в жизнь из-за нехватки резервов. Значит, по указанию СВГК продвигавшийся еще с конца марта штабом 1-го БФ план должны были пересмотреть. Первый план действий фронта Ставка не приняла и предложила его сократить, о чем впоследствии писал Штеменко: «Сосредоточились на урезанном варианте операции севернее припятских лесов и болот. Перед тем мы снова запросили соображения командующего 1-м Белорусским фронтом, указав на перспективу подчинения ему 28-й армии и 9-го танкового корпуса»[242].
Точную дату отправки в штаб 1-го БФ сообщения Ставки о необходимости пересмотра плана его действий установить не удалось, однако на собранном 4 мая Военном совете фронта уже четко оговаривалось, что из резерва СВГК выделяется 28-я армия[243]. Следовательно, данное сообщение могло быть отправлено между 28 апреля (принятие Сталиным окончательного решения о наступлении в Белоруссии) и 4 мая. Уже 12 мая новую редакцию плана направили в Ставку, которая, бесспорно, дав указания пересмотреть первоначальный вариант, определила конкретные сроки на доработку документа. Так, вызванный в Москву в начале мая Баграмян вспоминал о разговоре с Антоновым, сообщившим ему, что «примерно в середине мая Ставка намерена совместно с командующими войсками фронтов рассмотреть и утвердить окончательный ее замысел и план подготовки»[244]. Таким образом, времени на переработку плана операции у штаба 1-го БФ почти не оставалось.
4 мая 1944 г. Рокоссовский провел совещание (присутствовали командующие 3, 48 и 65-й армий, командующие артиллерией этих армий, а также начальники тыла и артиллерии фронта, заместители командующего фронта по родам войск и командующий 16-й воздушной армией) и озвучил поступившие указания высшего командования по проведению операции с целью выхода войск фронта на дороги восточнее Бобруйска, т. е. на восточный берег р. Березина. В имеющейся в фонде оперативного управления штаба 1-го БФ записке о ходе совещания[245] присутствуют именно слова «указания высшего командования». То есть, по-видимому, план действий войск фронта на правом фланге Рокоссовским был обговорен со Ставкой и в общих чертах утвержден.
На совещании командиры армий выступили с докладами с соображениями по осуществлению операции, целью которой был выход на дороги восточнее Бобруйска. Генерал Горбатов доложил, что прорыв 3-й армии будет осуществляться с плацдарма в районе Бол. Коноплицы и севернее, с форсированием р. Друть. Для выполнения задач армия нуждается в 6 тыс. человек пополнения. Кроме того, Горбатов просит выделить ему 1-й гв. танковый корпус для развития успеха войсками армии. Он же докладывает, что 193-й танковый полк 3-й армии не имеет матчасти и не боеспособен. А армии для успешного наступления к началу операции требуется до 100–120 танков. Также армии для усиления нужна хотя бы одна минометная бригада, кроме того, Горбатов отмечает, что два полка реактивной артиллерии, предназначенные для поддержки армии, до сих пор в армию не прибыли.
Командующий 48-й армией генерал Романенко планирует наступать между р. Ола и р. Березина через м. Щедрин с дальнейшим выходом на ж/д Жлобин — Бобруйск. Для этого он просит выделить ему 42-й стрелковый корпус, который Горбатов собирался использовать для вспомогательного удара в своей полосе. После того как Романенко отверг возможность успеха наступления через р. Днепр, Горбатов, съязвив, «выразил сомнение» в том, что части 48-й армии пробьют лесной массив на направлении главного удара. Подчеркну, что именно этот аргумент, а именно — невозможность наступления на участке 48-й армии, по мемуарам Рокоссовского, станет главной причиной пересмотра плана действий его войск.
Затем выступал Батов. Он предлагал нанести удар армией на Паричи в обход болотистого массива южнее Паричей с юго-запада. Батов подчеркнул, что этот удар в основном одобрен командующим фронтом. Командарм 65-й предлагал начать операцию раньше 3-й армии, при этом та должна будет начать наступление не позже, чем через двое суток после начала наступления войсками 65 и 48-й армий. Батов просил для поддержки выделить армии артиллерийскую дивизию.
Выступивший затем Рокоссовский предложил командармам провести разработку и планирование операции с учетом своих сил и средств усиления[246].
По итогам присланных штабами армий наметок их предстоящих действий штаб 1-го БФ разработал «План наступательной операции правофланговых армий фронта на Бобруйском направлении»[247].
Из этого документа, значившегося как «Доклад Верховному главнокомандующему», выделим несколько характерных моментов. В представленном плане не было главного и вспомогательного удара. Здесь и далее необходимо очень точно следить за мельчайшими деталями в документах. Например, в плане указывалось:
Второй план действий войск фронта (12 мая 1944)
«2. Цель наступательной операции — разгромить жлобинскую группировку противника и главными силами правого крыла фронта выйти на рубеж: Хомичи, Подселы, Виленки, Новгородок, Пацова слобода, Козулич, Морховиичи, Гута, р. Березина, м. Паричи, Кнышевичи, Чернин, Петровичи.
В дальнейшем (выделение мое. — М. С.), при наличии возможности питать операцию из глубины, развивать успех в направлениях:
а) главный удар — Бобруйск, Осиповичи, Минск;
б) вспомогательный удар — м. Паричи, Слуцк, Барановичи.
3. Время — на проведение операции потребуется семь рабочих дней»[248].
А. В. Исаев в своей работе приводит этот фрагмент плана[249], однако слова «в дальнейшем» он не замечает и делает вывод о том, что изначально Рокоссовский предполагал нанесение главного и вспомогательного удара, совершенно не учитывая, что войска фронта, по сути, наносили удар по сходящимся направлениям с целью окружить жлобинскую группировку противника.
Так, согласно плану, 3-я армия на седьмой день операции выходила в район Ступени (восточный берег Березины — 10 км юго-восточнее Бобруйска), где соединялась с частями 48-й армии, создавая «котел» жлобинской группировке противника. При выходе на берег Березины в стык между 48-й и 3-й армиями направлялась 28-я армия, в задачи которой входило взятие Бобруйска. При этом вопрос о возможности подчинения фронту 28-й армии, по-видимому, как и о подчинении 9-го танкового корпуса, был еще не решен. Относительно взятия Бобруйска в плане указывался как вариант с использованием 28-й армии, так и без. При наличии 28-й армии войска левого фланга 3-й армии должны были наступать на Свислочь вдоль левого берега р. Березина.
Отметим также, что цель операции — «разгромить жлобинскую группировку противника»[250]. Начать наступление предполагалось частями 3-й и 48-й армий в зависимости от состояния дорог уже 1–5 июня. Правый фланг 65-й армии должен был выступить на два дня раньше.
Говоря о том, какой же удар был важнее, стоит привести состав войск 3-й, 48-й и 65-й армий.
То есть фактически, без учета танкового корпуса, силы 3-й армии были приблизительно равны силам 48-й и 65-й армий. Однако план использования авиации предполагал обеспечение всеми силами наступления 3-й армии. То есть, несмотря на то, что в плане главные и вспомогательные удары напрямую не прописывались, большее внимание уделялось 3-й армии.
В литературе план от 12 мая был упомянут в мемуарах Штеменко. Особо отмечу, что если сначала Штеменко частично указывает на данный план («целью операции для 1-го Белорусского фронта они считали разгром жлобинской группировки гитлеровцев, а в дальнейшем — развитие успеха на Бобруйск, Осиповичи, Минск»)[251], то достоверность его следующего предложения вызывает большие сомнения: «При этом главные силы фронта наносили не один, а два одновременных удара равной мощи: первый — по восточному берегу реки Березина с выходом на Бобруйск, второй — по западному берегу, в обход Бобруйска с юга. Применение двух одинаковых по силе главных ударов, во-первых, дезориентировало противника, было для него внезапным, во-вторых, лишало его возможности противодействовать нашему наступлению с помощью маневра. Вспомогательные действия намечались в направлении Слуцк, Барановичи»[252]. В этом отрывке Штеменко допустил неточность. Как уже упоминалось ранее, лишь в дальнейшем намечалось нанести два удара: главный — Бобруйск — Осиповичи — Минск и вспомогательный — м. Паричи — Слуцк — Барановичи[253]. Штеменко не только называет эти удары главными, но и неверно указывает второй удар — «в обход Бобруйска с юга». Такого удара не было ни в плане от 12 мая, ни в итоговом. Это в корне меняет истинный замысел операции, спланированной в штабе 1-го БФ. Особенно странно, что Штеменко пишет одновременно и о «двух главных ударах», и о «вспомогательном» на Слуцк. Поэтому важно понимать, что план от 12 мая абсолютно не походил на тот, который в итоге утвердили в Ставке.
То, что эти строки Штеменко представил читателю до своего описания совещаний в СВГК в конце мая, может привести к ложному выводу о том, что уже 20 мая в плане Генштаба, представленном Антоновым Сталину, данные «удары» фигурировали. Отсутствие же их, как выяснилось, в плане от 12 мая существенно меняет наше видение общего положения дел, которое сложилось перед окончательным обсуждением плана операции в Ставке.
Отсюда у Штеменко и неверная формулировка цели Бобруйской операции («разгром жлобинской группировки противника»), которая ставилась до совещаний в Ставке. Это был уже второй план операции, который разрабатывался в период с 4-го по 11 мая, а по смыслу был основан на предложениях Рокоссовского, направленных в Ставку в марте месяце. Реализован же был вообще другой план.
Отмечу, что в имеющихся по рассматриваемой проблеме источниках самое большое число противоречий связано с темой обсуждения в Ставке планов Белорусской операции. Согласно Штеменко, ее разработка была завершена к 14 мая, когда «все было сведено в единый план и оформлено в виде короткого текста и карты»[254], т. е., приняв все соображения штабов фронтов, СВГК оформила их в единый документ, текст которого от руки написал генерал А. А. Грызлов. 20 мая этот общий план подписал Антонов.
В тот же день разработанный Генштабом план операции был представлен Верховному главнокомандующему. Жуков вспоминал, что его, Василевского и Антонова Сталин вызвал в Ставку, чтобы «окончательно уточнить решение (курсив мой. — М. С.) Верховного главнокомандования по плану летней кампании»[255]. Однако это подразумевает утверждение всего плана операции, что противоречит словам Василевского: «20 мая разработанный Генштабом план Белорусской операции был представлен Верховному главнокомандующему. Вскоре он был рассмотрен в Ставке с участием некоторых командующих и членов военных советов фронтов. В ближайшие же дни Генштаб должен был представить уточненный план на окончательное утверждение в Ставку»[256]. Таким образом, 20 мая Сталин ничего не подписывал и ничего не утверждал. Далее Василевский пишет, что в этот день был представлен оформленный еще 14 мая «разработанный Генштабом план».
Представленный 20 мая план следует процитировать:
«1. Цель операции — ликвидировать выступ противника в районе Витебск, Бобруйск, Минск и выйти на фронт Десна, Молодечно, Столбцы, Старобино.
2. Группировка противника показана на карте. Всего на фронте от Полоцка до р. Припять в первой линии — 33 дивизии, в резерве — 9 дивизий, итого — 42 дивизии.
3. Замысел операции — нанести удары по флангам выступа:
а) с севера, с фронта Сиротино, Лиозно в общем направлении на Сено, Борисов, Минск;
б) с юга, с фронта Новый Быхов, Озаричи в общем направлении на Бобруйск, Минск[257].
4. Группировка сил и средств. Группа „А“ действует с фронта Сиротино, Лиозно в составе войск:
‹…› Группа „Б“ действует с фронта Новый Быхов, Озаричи в составе войск:
— 2-го Белорусского фронта (50-я армия: сд — 9);
— 1-го Белорусского фронта (3, 48-я и 65-я армии: сд — 29, тк — 1, мк — 1, ад — 2, гв. мд — 1).
Всего в группе „Б“: сд — 38, тк — 1, мк — 1, ад — 2, гв. мд — 1. ‹…›
5. Задачи фронтов.
‹…› 1-й Белорусский фронт прорывает оборону противника на двух участках — севернее Рогачева и на фронте Мормаль, Озаричи, нанося удар в общем направлении на Бобруйск. В дальнейшем развивает наступление в обход Минска с юга и частью сил на Слуцк.
На первой этапе — овладевает районом Бобруйска.
На втором этапе — выходит на фронт Минск, Столбцы, Старобино.
Общая глубина операции — 200–250 км, продолжительность — 40–50 дней.
6. Резервы. В районе Смоленска — 51-я А (сд — 9), в районе Рославля — два ск (сд — 5), в районе Гомеля — 28-я А и 2-я гв. А (сд — 18).
Всего в резерве 32 стр. дивизии.
7. Начало операции — 15–20 июня 1944 г.
Анализируя данный план, стоит отметить следующее. Во-первых, изменился состав войск 1-го Белорусского фронта. В плане от 12 мая не прописывалось привлечение одного механизированного корпуса и одной гвардейской минометной дивизии. Кроме того, если привлечение одного танкового корпуса (9 тк) ранее было под вопросом — то в плане от 20 мая это соединение уже включено в состав 1-го БФ. При этом, что странно, 28-я армия по-прежнему в резерве Ставки.
Еще большие отличия заключаются в плане действий войск. Участок прорыва для 48-й армии остался прежним — от Мормаль до р. Березины. А вот участок 65-й армии оказался расширен на 20 км на юго-запад до Озаричей, то есть в два раза. Но в то же время по этому замыслу фронт наносил с двух участков удар в общем направлении на Бобруйск (также как и по плану от 12 мая), а далее, в точности по плану Рокоссовского от 12 мая, — наносил удар в обход Минска с юга и частью сил на Слуцк. К тому же изменилась задача первого этапа — фронт должен был не просто выйти к р. Березине (как это было по плану от 12 мая), но и также овладеть районом Бобруйска.
Утверждать, что «удар в общем направлении на Бобруйск» должен был осуществляться уже 65-й армией без каких-либо дополнительных сведений, например — карты, нельзя. Да и к тому же если это и так, то становится неясно, какова должна была быть роль 48-й армии, которая по плану от 12 маявместе с 3-й армией тоже наносила удар в общем направлении на Бобруйск, в результате чего окружалась жлобинская группировка противника. В Замысле от 20 мая участок 48-й армии от Мормаль до р. Березины был включен в участок прорыва. То есть — удар «в общем направлении на Бобруйск» мог осуществляться 48-й армией, а значит, роль 65-й армии оставалась вспомогательной, особенно если учесть тот факт, что 28-я армия, по «Замыслу», оставалась в резерве.
Возникают вопросы и к процессу изменения плана относительно предыдущего от 12 мая: неужели Ставка могла без ведома Рокоссовского «прирезать» ему фронт прорыва, да и к тому же — выделить дополнительно мехкорпус и дивизию гвардейских минометов? И это при том, что на левом крае участка прорыва в районе Озаричей местность уже лесисто-болотистая, и принять решение на наступление здесь Ставка вряд ли могла сама. Отмечу, что план этот неокончателен, после 26 мая фронту дополнительно будет передан один танковый и один кавалерийский корпус, 28-я армия, несколько авиационных корпусов, которых в «Замысле» от 20 мая не было.
Отдельно хотелось бы отметить, что никакой речи о «двух ударах» в плане от 20 мая также нет. За долгие годы в отечественной литературе никто так и не поднял вопрос о различиях между ударом по сходящимся направлениям и «двумя ударами». Хотя разница очевидна: если в первом случае группировка противника должна быть окружена, то во втором — наносятся два рассекающих удара.
И если в итоге 1-й БФ действовал по совершенно другому плану, вывод остается один — новый план был принят уже непосредственно в Москве на последующих совещаниях. Вокруг хода этих совещаний и развернулась полемика между Жуковым и Рокоссовским.
Рокоссовский вспоминал: «Окончательно план наступления отрабатывался в Ставке 22-го и 23 мая. Наши соображения о наступлении войск левого крыла фронта на люблинском направлении были одобрены, а вот решение о двух ударах на правом крыле подверглось критике. Верховный главнокомандующий и его заместители настаивали на том, чтобы нанести один главный удар — с плацдарма на Днепре (район Рогачева), находившегося в руках 3-й армии. Дважды мне предлагали выйти в соседнюю комнату, чтобы продумать предложение Ставки. После каждого такого „продумывания“ приходилось с новой силой отстаивать свое решение. Убедившись, что я твердо настаиваю на нашей точке зрения, Сталин утвердил план операции в том виде, как мы его представили.
— Настойчивость командующего фронтом, — сказал он, — доказывает, что организация наступления тщательно продумана. А это надежная гарантия успеха»[259].
Впервые Рокоссовский затрагивает данный эпизод в 1964 г. в своем интервью «Военно-историческому журналу»[260]. Биографы маршала В. И. Кардашов[261], В. Г. Радченко[262], И. Свистунов[263], А. Ф. Корольченко[264], К. К. Константинов[265] и исследователь действий СВГК в годы Великой Отечественной войны Ю. А. Горьков[266] описывают вышеназванные совещания, исходя исключительно из версии маршала, не сомневаясь в том, был ли на самом деле спор между ним и Сталиным (то же относится и к уже упомянутой статье Макара).
Особого внимания заслуживает книга Б. В. Соколова[267], который сначала фактически цитирует мемуары Рокоссовского[268], а затем с ярко выраженным желанием связать их с журналом посещений кремлевского кабинета И. В. Сталина пишет о том, что описываемое совещание на самом деле состоялось 26 мая. Это в принципе не стыкуется ни с одними мемуарами, кроме самого журнала, да и к тому же — других аргументов Соколов не приводит.
Такая трактовка хода совещания в Ставке, при которой точка зрения Рокоссовского сомнению не подвергается, была бы вполне оправданна, если бы на нем присутствовали только Рокоссовский и Сталин. В действительности, по воспоминаниям участвовавшего в работе совещания Баграмяна, там еще находились Жуков, Василевский, Антонов, член Военного совета 1-го БФ генерал-лейтенант Н. А. Булганин, член Военного совета 3-го БФ генерал-лейтенант В. Е. Макаров и член Военного совета 1-го Прибалтийского фронта генерал-лейтенант Д. С. Леонов[269]. При этом в мемуарах Жукова отмечено: «Существующая в некоторых военных кругах версия о „двух главных ударах“ на белорусском направлении силами 1-го Белорусского фронта, на которых якобы настаивал К. К. Рокоссовский перед Верховным, лишена основания. Оба эти удара, проектируемые фронтом, были предварительно утверждены И. В. Сталиным еще 20 мая по проекту Генштаба, то есть до приезда командующего 1-м Белорусским фронтом в Ставку»[270]. Становится непонятным, почему в научных трудах не были использованы воспоминания Жукова. Кроме того, если в мемуарах Василевского ничего не сказано о совещании в Ставке, то Баграмян в своих воспоминаниях затронул этот вопрос, и что интересно — его точка зрения не совпадает с мнением ни Жукова, ни Рокоссовского.
В. О. Дайнес[271] был единственным биографом Рокоссовского, использовавшим в ходе своего исследования не только мемуары Жукова, но и запись беседы К. М. Симонова с Василевским, в ходе которой маршал говорил о том, что не помнит ни о каком споре Рокоссовского с Верховным главнокомандующим. Тот факт, что некоторые военачальники были не согласны с описанием Рокоссовского событий в Ставке, упоминает и Ю. В. Рубцов[272]. Правда, ни Дайнес, ни Рубцов не сделали никаких выводов, оставив вопрос открытым.
Отдельно стоит сказать о мемуарах Штеменко[273], исходя из которых, можно действительно прийти к выводу о том, что 20 мая оба удара 1-го БФ фигурировали в общем плане Генштаба. Так, Л. С. Золотов[274], основывая свои выводы на воспоминаниях Жукова и Штеменко, пишет о том, что Рокоссовский не спорил со Сталиным, а «оба удара» спланировал Генштаб. Учитывая, что в мемуарах Штеменко допущена неточность, этот вывод становится безосновательным. Именно мемуары Штеменко, изданные до «Воспоминаний…» Жукова, путали многих исследователей. Поэтому, например, Константинов[275] и Кардашов[276], отстаивая точку зрения Рокоссовского, в то же время писали о том, что «два удара» были запланированы уже 12 мая.
В сборнике «Три маршала победы»[277] из девяти статей о Рокоссовском, часть которых посвящена и его личным отношениям с Жуковым, лишь публикация Г. А. Куманева затрагивает вопросы подготовки Белорусской операции и спора маршала с Верховным[278]. Упоминая о принятии решения о нанесении «двух главных ударов», автор пишет: «Сам ход и развитие Белорусской операции в июне-июле 1944 г. блестяще подтвердили всю правоту указанного неординарного и смелого решения Рокоссовского. (Вскоре Ставка ВГК после продолжительного обсуждения приняла этот план)»[279]. Значит, Куманев считает действительным случай, описанный Рокоссовским (правда, на основе лишь одного источника — статьи К. Ф. Телегина[280]).
В мемуарах Жукова общий ход принятия плана операции «Багратион» описан достаточно подробно (видимо, поэтому значительная часть описываемых маршалом событий повторялась и в других источниках). Утверждение его о том, что после представления плана 20 мая Верховный главнокомандующий вызвал в Ставку командующих фронтами Баграмяна, Черняховского и Рокоссовского[281], сомнений не вызывает, но возникает вопрос: когда же именно проходили совещания с командующими? Жуков записал: «22 мая Верховный главнокомандующий в моем присутствии принял А. М. Василевского, А. И. Антонова, К. К. Рокоссовского, а 23 мая И. X. Баграмяна и И. Д. Черняховского». Однако, по воспоминаниям Штеменко и Баграмяна, Черняховский отсутствовал по болезни и в этих заседаниях не участвовал[282]. Это подтверждает и Горьков, основываясь на журнале боевых действий 3-го Белорусского фронта и указывая, что Черняховский прибыл в Ставку лишь 25 мая[283].
Командующий 1-м Прибалтийским фронтом Баграмян пишет, что, прибыв в Москву 22 мая, он был приглашен в Генеральный штаб «для ознакомления с замыслом и планом предстоящей наступательной операции, подготовленными для доклада Сталину». При этом автор указывает, что в кабинете Антонова уже находился Рокоссовский: «Когда перешли к делу, генерал А. И. Антонов объявил, что нам предстоит поочередно обсудить с Г. К. Жуковым и А. М. Василевским, которые готовы принять нас, все вопросы, связанные с участием войск каждого фронта в намечаемой операции… Первыми, в порядке установленной очередности, побывали на приеме у ближайших соратников И. В. Сталина мы с Леоновым»[284].
Однако, согласно имеющимся документам, не было Баграмяна в Москве ни 22-го, ни 23 мая, поскольку находился он на фронте. Проверить это очень просто по ежедневным боевым донесениям 1-го Прибалтийского фронта[285]. Ежедневно под этим документом ставили свои подписи И. Х. Баграмян, член военного совета фронта Д. С. Леонов и начальник штаба фронта В. В. Курасов. По журналу посещений кремлевского кабинета И. В. Сталина находим, что последний раз Баграмян был в Москве 1 апреля. Все верно, в этот день подписи его нет[286]. Не подписывал он с Леоновым и боевые донесения в период с 24-го по 27 мая[287]. А вот 22-го и 23 мая — подпись и его, и Леонова — есть.
По воспоминаниям Баграмяна, на совещании 23 мая кроме него присутствовали: Сталин, Жуков, Василевский, Антонов, Рокоссовский, Булганин, Макаров и Леонов[288]. Штеменко приводит иной состав: Жуков, Василевский, Баграмян, Рокоссовский, члены военных советов 1-го и 3-го Белорусских фронтов, а также Главный маршал авиации А. А. Новиков, Главный маршал артиллерии Н. Н. Воронов, начальник Главного артиллерийского управления РККА маршал артиллерии Н. Д. Яковлев, начальник тыла РККА генерал армии А. В. Хрулев, маршал инженерных войск М. П. Воробьев, нарком связи СССР маршал войск связи И. Т. Пересыпкин и работники Генштаба во главе с Антоновым[289].
Яковлев и Воронов в своих воспоминаниях ничего не пишут о совещаниях в СВГК[290]. Пересыпкин описывает первую часть совещания, что началась с доклада Антонова: «В Ставке Верховного главнокомандования 22-го и 23 мая 1944 года состоялось совещание, в котором принимали участие И. В. Сталин, командующие и члены военных советов 1, 2, 3-го Белорусских и 1-го Прибалтийского фронтов, руководящие работники Генерального штаба и наркомата обороны. Для участия в работе совещания в числе других пригласили и меня»[291]. Тем не менее Иван Терентьевич полностью подтверждает факт присутствия на заседании тех, кого называли Штеменко и Баграмян[292]. Однако, получается, есть нюанс. Как ранее уже было упомянуто — Баграмян, которого все называют участником совещания, в Москве в этот момент не находился.
А вот тот факт, что Рокоссовский и начальник оперативного управления 1-го БФ Бойков 22–23 мая были в Москве, может подтвердить «Наметка плана операции левого крыла войск 1-го БФ»[293]. На самой карте есть надпись: «выполнена Нач. ОперУпр генерал-майором Бойковым при поездке с комфронта в ГШКА 22–23 мая 1944 г.». Оперативные сводки штаба 1-го БФ обычно подписывал также Бойков. 24 апреля Рокоссовский был в Москве (согласно журналу посещений кабинета Сталина). В период с 22-го по 24 апреля вместо Бойкова оперсводки подписывал начальник штаба фронта М. С. Малинин[294]. Есть карта «Наметка плана операции на Бобруйском направлении»[295], на которой от руки сделана надпись: «Вып. г-м Бойковым при поездке с командующим фронта в ГШКА 26.4.44 г.». Из этого можно сделать вывод, что Бойков активно принимал участие в разработке плана предстоящей операции. В наградном листе от 17 июля 1944 г. указывалось: «За большую работу, проделанную по разработке оперативного плана Бобруйско-Минской операции, и настойчивое его осуществление генерал-майор Бойков достоин награждения орденом Суворова второй степени»[296].
В этой связи характерно, что в период 24-го по 27 мая оперативные сводки подписывал опять же не Бойков, а Малинин[297]. Подпись Бойкова 22-го и 23 мая можно объяснить тем, что и Малинин, по-видимому, тоже находился в Москве. Обычно оперативные сводки подписывались в 2 часа ночи. Сводка за 22 мая подписана Бойковым в 3:10[298], по-видимому, из-за задержки с ее передачей в Москву на подпись. Вечером 23 мая штаб 1-го БФ уже был на фронте.
Итак, 22–23 мая Рокоссовский в Москве с группой генералов штаба фронта. Других командующих фронтами в эти дни в Москве нет, а значит, расширенного заседания Ставки ни 22-го, ни 23 мая быть не может. Есть карта — наметка плана операции левого крыла. Такой же карты по правому крылу — нет. Зато есть «План-схема наступательной операции войск правого крыла 1 БелФ»[299] от 24 мая 1944 г., номер дела этой карты — 36, номер дела наметки плана левого крыла — 35. С учетом того, что на карте множество исправлений, можно утверждать, что эта карта в первоначальном варианте была привезена Рокоссовским в Ставку 22 мая вместе с «Наметкой…».
Эта карта — единственный найденный автором документ в фондах 1-го Белорусского фронта, который охватывает период планирования с 12 мая (отосланный план в Ставку) по 31 мая, когда 1-й БФ получил директиву Ставки на проведение операции.
Анализируя исправления на карте, можно заметить, что разграничительные линии между армиями на период наступления менялись трижды (первый вариант — красная линия с оранжевой полосой, второй — красная линия с зеленой полосой и третий — красная линия с черной полосой). Все изменения этих линий относятся к левому флангу (под Паричами), где судя по карте уже изначально предполагалось использовать и 65-ю, и 28-ю армию. То есть к 22 мая Рокоссовский уже предполагал использовать 28-ю армию именно здесь и скорректировал план от 12 мая. Операция по-прежнему изначально рассчитывалась на семь дней, подписи к линиям положения войск на восьмой-девятый день нанесены на карту от руки и уже не чертежным шрифтом. То есть 22–23 мая план операции был расширен. И если положения еще не прибывших войск 9-го танкового корпуса и 28-й армии на карту нанесены, то выделенный согласно замыслу Генштаба от 20 мая механизированный корпус — нанеске, но пока еще без номера.
Изначально по-прежнему планируется удар 48-й армией вдоль восточного берега р. Березина с целью совместно с 3-й армией окружить жлобинскую группировку противника, как и в плане от 12 мая. Этот удар на карте стерт ластиком. Но относительно разграничительной линии между 48-й и 65-й армией изменения уже сделаны. Если по плану от 12 мая 65-я армия овладевала Паричами и далее наступала четко на северо-запад, то теперь ей был прирезан участок на западном берегу р. Березина вплоть до Стасевки.
Стертым оказывается и удар 65-й армии на Бобруйск (выйдя на седьмой день на подступы к городу с юга, в район Стасевки, армия должна была взять город). То есть по одному из ранних вариантов плана действительно прорабатывался удар по сходящимся направлениям на Бобруйск.
Вместе с подписанным от руки «8-9 днем» (ранее 12 мая операция планировалась на 7 дней) также с подписью от руки появляется «подвижная группа», которая должна была наступать у Паричей. Рокоссовский дополнительно, кроме оговоренного в «Замысле…» Генштаба от 20 мая мехкорпуса, указывает на карте один танковый и один кавалерийский корпус. Впоследствии механизированный и кавалерийский корпус войдут в состав конно-механизированной группы.
Подвижная группа должна была действовать в направлении Осиповичей. Позднее, уже в утвержденном плане, основным направлением для нее будет Старые Дороги — Слуцк. В конце июня именно на последнем направлении КМГ и будет наступать.
Решение о передаче одного стрелкового корпуса из состава 3-й армии в 48-ю армию также нашло отражение на карте, изменена разгранлиния между армиями.
Частично этот план операции от 24 мая за счет исправлений будет соответствовать «Замыслу…» от 20 мая, прежде всего в том, что частью сил (28-я армия) фронт наступал на Слуцк, а всеми остальными силами (3, 48 и 65-я армии) — на Минск. Только есть один нюанс: и 28-я армия начинала наступление на Слуцк сразу, на первом же этапе операции (по «Замыслу…» — лишь после овладения районом Бобруйска), и в окружении бобруйской группировки части 28-й и 65-й армий участия не принимали. То есть план Рокоссовского от 24 мая и «Замысел…» Генштаба от 20 мая — не совпадают (удар в обшем направлении на Бобруйск с двух участков — по плану от 24 мая не наносится). В директиве Ставки на наступление от 31 мая будут заметные изменения относительно «Замысла…» и гораздо меньшие изменения — относительно описываемого плана от 24 мая.
Вопрос о наступлении 48-й армией вдоль восточного берега Березины, по-видимому, долго дебатировался. Этот удар, как уже упоминалось, был отражен даже в «Замысле…» от 20 мая.
Рокоссовский писал в мемуарах: «У генерала П. Л. Романенко в 48-й армии дело обстояло гораздо хуже. Командарм стремился атаковать противника со своих рубежей. ‹…› Облазав передний край, я увидел, что здесь наступать просто невозможно. Даже для одного легкого орудия приходилось класть настил из бревен в несколько рядов. Кругом почти сплошные болота с небольшими островками, заросшими кустарником и густым лесом. Никаких условий для сосредоточения танков и тяжелой артиллерии. Поэтому П. Л. Романенко получил приказ перегруппировать основные силы на плацдарм у Рогачева к левому флангу 3-й армии и действовать совместно с ней, а части, оставшиеся на березинском плацдарме (имеется в виду участок в междуречье рек Днепр и Березина. — М. С.), должны были боями приковать к себе как можно больше сил противника и тем способствовать нанесению главного удара»[300].
И самое важное — к 22 мая, как уже упоминалось выше, Рокоссовский уже урезал полосу наступления 48-й армии и добавил ее участки 65-й армии. То есть карта и мемуары Рокоссовского сходятся, тот факт, что удар 48-й армии не может принести успеха, к 22 мая уже нашел отражение на карте. После исправлений в плане Рокоссовский предлагал вывести три стрелковые дивизии 48-й армии на западный берег Березины. Так как именно на 48-ю армию возлагалась задача по взятию Бобруйска, это было весьма разумное решение. Однако командующий 48-й армией Романенко по итоговому плану действий получил приказ наступать у левого фланга 3-й армии. В итоге, когда 65-я армия вырвалась вперед, правый фланг армии оказался не прикрыт, а частей 48-й армии, которые могли бы так же быстро идти к Бобруйску по западному берегу реки Березины, не оказалось. По-видимому, эту корректировку сделали уже в Ставке.
Возвращаясь к самому ходу планирования и плану от 24 мая, отмечу, что, по сути, Рокоссовский вновь возвращается к плану Рогачевской операции, только теперь, за счет 28-й армии, он переносит участок прорыва юго-западнее — в лесисто-болотистую местность, на Бобруйск силами паричской группировки не наступает, а планирует прорыв сразу к Слуцку.
Рокоссовский пишет о причинах такого решения: «Дело в том, что местность на направлении Рогачев, Бобруйск позволяла сосредоточить там в начале наступления силы только 3-й армии и лишь частично 48-й. Если этой группировке не помочь ударом на другом участке, противник мог бы не допустить здесь прорыва его обороны, у него осталась бы возможность перебросить сюда силы с не атакованных нами рубежей. Два же главных удара решали все проблемы: в сражение одновременно вводилась основная группировка войск правого крыла фронта, что было недостижимо на одном участке из-за его сравнительной ограниченности; противник терял реальные возможности маневра; успех, достигнутый пусть даже сначала на одном из этих участков, ставил немецкие войска в тяжелое положение, а нашему фронту обеспечивал энергичное развитие наступления»[301].
Таким образом, из-за условий местности задача сосредоточения больших сил на участке 48-й армии представлялась командующему фронтом невыполнимой. Характерно, что удар 48-й удар изначально имелся на карте, привезенной Рокоссовским с Ставку (скорее всего — удар 48-й армией был стёрт ещё до приезда в Москву), был в «Замысле…» от 20 мая, а 24 мая (когда Рокоссовским карта подписана) его уже не было. Если бы Рокоссовский принял решение именно об ударе по сходящимся направлениям, то следует заметить: если одной из группировок не удалось бывыполнить задачу, то окружение бы не состоялось.
Какие преимущества давали «два удара»: нанесение двух рассекающих ударов позволяло группировкам не ориентироваться друг на друга, даже относительно окружения и разгрома бобруйской группировки противника. И по плану от 24 мая, как и в последующей директиве Ставки, задача по ликвидации и разгрому бобруйской группировки, взятию Бобруйска, ставилась войскам только рогачевской ударной группировки — 3-й и 48-й армиям.
Соколов, исходя из журнала посещений кремлевского кабинета И. В. Сталина от 21–25 мая, писал: «Память немного подвела Константина Константиновича. Это памятное заседание… происходило 26 мая 1944 года… Очевидно, „Багратион“ в первый день обсудили на уровне Генштаба и командующих родов войск, прежде всего с точки зрения того, какие силы и средства могут потребоваться для проведения операции. Во второй же день вместе с командующими фронтами решали вопросы о задачах фронтов и армий, в том числе направления ударов и предполагаемое движение по дням операции. А 22-го и 23 мая Сталин принимал не высокопоставленных советских военных, а Ванду Василевскую, Тадеуша Василевского…»[302].
Делать такие выводы на основе одного источника не совсем верно, однако автор данной работы на основе более глубокого анализа может сделать точно такой же вывод — расширенное заседание Ставки ВГК состоялось 26 мая 1944 года. Состав участников из различных источников подтверждает список из журнала посещений кабинета Сталина.
Вернемся к воспоминаниям Жукова: «Поскольку, как это бывало при подготовке крупных операций, разработки планов в Генштабе и штабах фронтов шли параллельно, а командование фронтов, Генштаб и заместитель Верховного главнокомандующего поддерживали между собой тесный контакт, проекты планов фронтов полностью соответствовали замыслам Ставки и были тогда же утверждены Верховным главнокомандующим»[303]. Это утверждение весьма спорно. Иную точку зрения высказывает в своих воспоминаниях не только Рокоссовский, но и Василевский, писавший, что после совещаний с командующими «Генштаб должен был представить уточненный план на окончательное утверждение в Ставку»[304], Баграмян, предложивший совместно с Жуковым пересмотреть план операции[305], а также Черняховский: «Просьба командующего была удовлетворена, а план был доработан и 27 мая без замечаний утвержден»[306].
В то же время, имея на руках карту от 24 мая, сложно понять запись во введении в журнале боевых действий 1-го Белорусского фронта за июнь: «При вторичной поездке 22–23 мая в Генеральный штаб командующего войсками фронта с начальником оперативного отдела Ставкой был окончательно решен вопрос о наступлении войск правого крыла фронта на Бобруйском направлении»[307]. То есть теоретически 23 мая Рокоссовский мог согласовать план, который к тому моменту уже отличался от замысла Генштаба. Но в таком случае остаются вопросы относительно следующего совещания. Ведь выделение фронту дополнительных сил будет согласовано лишь 26 мая, на совещании у Сталина.
К тому же 24 мая штаб фронта затребовал у своих подчиненных целый ряд документов: справку о состоянии материальной части 16-й воздушной армии[308] (предыдущая составлена 11 мая), разведывательную сводку[309] (предыдущая составлялась 8 мая), сведения о наличии танков и САУ на фронте[310], подготовлена карта обстановки[311]. Все эти документы датированы 24 мая. Это означает, что совещания в Москве 22–23 мая если и были, то были предварительными, в связи с тем, что план операции был значительно расширен.
Командующие фронтами и члены военных советов фронтов находились в Москве в период с 24–25 мая по 27 мая. Этот вывод можно сделать на основе:
1) журнала посещений кабинета Сталина;
2) подписей Баграмяна и Леонова под боевыми донесениями (об этом упоминалось выше, 24–27 мая их подписи отсутствуют);
3) отсутствия подписей Бойкова в оперативных сводках с 24-го по 27 мая;
4) отсутствия в штабе 1-го БФ Рокоссовского и Булганина. Они подписывали документы лишь 21, 24 и 28 мая. За 22–23 мая и 25–27 мая их подписей обнаружить не удалось.
Д. воен. н. В. М. Барынькин, описывая процесс принятия решений в Ставке ВГК с середины 1943 г., в своей статье отмечал: «Наконец назначался день, когда командующие фронтами должны были прибыть в Ставку для докладов планов операций фронтов. Обычно И. В. Сталин заслушивал их в присутствии начальника Генштаба, своего заместителя и некоторых членов ГКО»[312]. То есть все указывает на то, что совещание в Ставке проходило именно 26 мая, когда присутствовали и члены ГКО.
Также можно сделать вывод, учитывая отсутствие подписи Бойкова в оперсводке за 24 мая, составленной в ночь на 25-е число, что офицеры штаба 1-го Белорусского фронта были в Москве уже во второй половине дня 24 мая. В таком случае это стыкуется с тем, о чем упоминал Баграмян: «Нас пригласили в Генеральный штаб для ознакомления с замыслом и планом предстоящей наступательной операции, подготовленными для доклада Сталину. В кабинете А. И. Антонова уже был командующий 1-м Белорусским фронтом К. К. Рокоссовский. Эта встреча очень обрадовала нас обоих, вызвала большое оживление и взаимные расспросы о фронтовых делах»[313]. Это событие могло произойти как 24-го, так и 25 мая.
26 мая вечером состоялось расширенное заседание Ставки. Приведем состав его участников:
«1. Молотов 21:00–02:30
2. Ворошилов 21:00–01:30
3. Берия 21:00–01:30
4. Маленков 21:00–01:30
5. Жуков 21:00–01:30
6. Василевский 21:00–01:30
7. Антонов 21:00–01:30
8. Штеменко 21:00–01:30
9. Рокоссовский 21:00–01:30
10. Булганин 21:00–01:30
11. Черняховский 21:00–01:30
12. Макаров 21:00–01:30
13. Баграмян 21:00–01:30
14. Леонов 21:00–01:30
15. Петров 21:00–01:30
16. Мехлис 21:00–01:30
17. Воронов 21:45–00:30
18. Яковлев ГАУ 21:45–00:30
19. Хрулев 23:10–23:20
20. Новиков 23:20–00:30
21. Федоренко 23:45–00:30
22. Воробьев 00:20–00:30
23. Хрулев 00:45–01:30
24. Воронов 00:50–01:30
25. Новиков 00:50–01:30
26. Яковлев 00:50–01:30
27. Воробьев 00:50–01:30
28. Драчев 00:50–01:30
29. Колесов 00:50–01:30
30. Агинский 00:55–01:30
31. Микоян 02:30–02:30
Последние вышли 02:30 27/V 44»[314].
Характерно, что о присутствии Молотова и Маленкова упоминает лишь сам Рокоссовский. В своей первой статье в «Военно-историческом журнале», в которой он упомянул о споре со Сталиным, он писал: «Сталин дважды предлагал мне выйти в соседнюю комнату, чтобы обдумать предложение Ставки и в соответствии с ним доложить свое решение. Во время второго „продумывания“ в эту комнату вошли Молотов и Маленков. Они неодобрительно отнеслись к тому, что я спорю с самим Верховным главнокомандующим, и настаивали, чтобы я принял предложения Ставки. Я ответил, что убежден в своей правоте и, если Ставка прикажет наносить один удар, буду просить об освобождении меня от командования фронтом»[315].
Со словами Рокоссовского о его споре со Сталиным был крайне несогласен Г.К. Жуков, он в своих воспоминаниях отрицал факт спора: «Существующая в некоторых военных кругах версия о „двух главных ударах“ на белорусском направлении силами 1-го Белорусского фронта, на которых якобы настаивал К. К. Рокоссовский перед Верховным, лишена основания. Оба эти удара, проектируемые фронтом, были предварительно утверждены И. В. Сталиным еще 20 мая по проекту Генштаба, то есть до приезда командующего 1-м Белорусским фронтом в Ставку»[316].
Однако, Г.К. Жуков не точен в отношении того, что 20 мая «оба удара уже были утверждены». Ранее уже отмечалось, что «Замысел…» Генштаба был сильно скорректирован. Более того, в проекте нет двух ударов, а есть удар по сходящимся направлениям. Кроме того, вопрос использования механизированного корпуса, судя по карте от 24 мая, до 22 мая даже не обсуждался (Рокоссовский лишь в последний момент наносит на карту его действия), а в самом «Замысле…» нет ни слова про главный и вспомогательный удар. При этом, по «Замыслу…», 28-я армия находится в резерве Ставки, словно в соответствии с планом Рокоссовского от 12 мая, когда она должна была быть введена под Бобруйском после успеха 3-й армии, то есть фактически лишь на втором этапе операции. 28-я армия будет передана лишь 27 мая, сразу после совещания в Ставке. То есть говорить о том, что ранее армия не передавалась из-за того, что была, например, недоукомплектована, — нельзя.
Скорее всего, оппоненты Рокоссовского в Ставке действительно настаивали на том, чтобы все силы (и мехкорпус, и 28-ю армию) использовать на участке 3-й армии. При этом член военного совета фронта Телегин[317] утверждает, что именно Ставка ориентировала штаб 1-го БФ на нанесение одного главного и одного вспомогательного ударов, а начальник тыла 1-го БФ Антипенко упоминал, что Жуков до самого конца не верил в успех наступления в болотистой местности[318]. Также в «Замысле…» есть и удар 48-й армией вдоль восточного берега Березины, соответственно, есть все основания полагать, что в «Замысле…» отражен именно план Рокоссовского от 12 мая, расширена лишь полоса наступления 65-й армии на вспомогательном направлении.
В подтверждение слов Рокоссовского и его версии о споре со Сталиным говорит и тот факт, что в записях, сделанных в служебных тетрадях заместителем командующего бронетанковыми войсками Красной армии Н. И. Бирюковым, значится:
«24 мая 1944 г.
Указания тов. Сталина, полученные тов. Я. Н. Федоренко
1. И. Д. Черняховскому передать корпуса А. С. Бурдейного и Обухова.
2. К. К. Рокоссовскому передать Бахаре[о]ва, Кривошеина»[319].
То есть 24 мая Рокоссовскому уже передавались 1-й механизированный корпус Кривошеина и 9-й танковый корпус Бахарова, указанные в «Замысле…» от 20 мая. Передавались корпуса и 3-му Белорусскому фронту И. Д. Черняховского, который даже согласноисториографии, в Ставку ВГКеще не прибыл.
Лишь 29 мая будет отдано указание насчет 1-го гв. танкового корпуса Панова о его передаче Рокоссовскому. И лишь в ночь на 27 мая, в 3:30, сразу после вечернего совещания в Ставке 26-го числа, поступит указание о передаче 28-й армии[320], в этот же день будет издан приказ НКО об усилении 16-й воздушной армии четырьмя авиационными корпусами и двумя авиадивизиями (всего пять истребительных авиадивизий, три — штурмовых и три — бомбардировочных)[321]. Еще позже, в начале июня, поступит указание о передаче в состав фронта 4-го гвардейского кавалерийского корпуса И. Плиева. То есть все части, которые дополнительно будут запрошены Рокоссовским в плане от 24 мая, будут выделяться лишь после совещания в Ставке ВГК 26 мая, а все части, указанные в «Замысле…» от 20 мая, к моменту совещания уже будут выделены.
Из всего вышеизложенного сделаем вывод: в связи с расширением плана, невозможностью наступления силами 48-й армии вдоль западного берега Березины, в связи с поставленной задачей наступать вдоль северного края Полесья на Слуцк и Барановичи Рокоссовский посчитал необходимым не просто окружить группировку противника (якобы теперь уже западнее Бобруйска), а нанести именно два удара. Притом обе ударные группировки не сходились друг с другом, они выполняли параллельно две разные задачи, одна наступала на Минск, вторая — на Барановичи. И самое главное — к 24 мая план операции утвержден еще не был.
Баграмян пишет: «Хорошо помню, что вопреки предложению Генерального штаба — нанести войсками фронта мощный удар только на одном участке прорыва — Константин Константинович весьма обоснованно решил создать две ударные группировки, которым надлежало прорвать оборону противника на двух участках, чтобы последующим наступлением в глубь обороны окружить и разгромить главную группировку противника. Это предложение командующего решительно поддержали Г. К. Жуков и А. М. Василевский, и оно было одобрено Верховным главнокомандующим И. В. Сталиным»[322]. Казалось бы, частично подтверждается написанное Рокоссовским, но выражение «предложение командующего решительно поддержали Г. К. Жуков и А. М. Василевский» вызывает большие сомнения. Если это действительно так, то почему оба маршала столь негативно высказываются о «неточностях» в воспоминаниях Рокоссовского о планировании Белорусской операции?
Складывается впечатление, что последняя фраза отредактирована уже не самим Иваном Христофоровичем. И даже есть некоторые основания так полагать. Уже после войны, для того чтобы мемуары советских военачальников были более достоверны и вписывались в единую картину, не сильно расходясь в трактовке событий, их работы проверялись в Военно-историческом отделе Генштаба, о чем в беседе с автором упомянул служивший в нем в советские годы генерал-майор в отставке В. В. Гуркин. Таким образом, изданные позднее мемуары вполне могли приводиться в соответствие с более ранними трудами. Это относится и к дате совещания. После мемуаров Жукова абсолютно все мемуаристы почему-то называли даты совещаний в Ставке именно 22–23-е число. Хотя, опять же, числа 22–23 мая упоминал ранее и Рокоссовский.
Также Жуков пишет: «Нелишне здесь заметить также, что в советской военной теории никогда не предусматривалось нанесение одним фронтом двух главных ударов, а если оба удара по своей силе и значению были равноценными, то их обычно называли „мощными ударами“. Я подчеркиваю это для того, чтобы не вносилась путаница в оперативно-стратегическую терминологию»[323].
И чтобы уже подводить анализ хода планирования к итогу, приведем текст директивы Ставки ВГК № 220113 командующему войсками 1-го Белорусского фронта на разгром бобруйской группировки противника:
«Ставка Верховного главнокомандования приказывает:
Подготовить и провести операцию с целью разгромить бобруйскую группировку противника и выйти главными силами в район Осиповичи, Пуховичи, Слуцк, для чего прорвать оборону противника, нанося два удара (выделение мое. — М. С.): один силами 3-й и 48-й армий из района Рогачева в общем направлении на Бобруйск, Осиповичи и другой — силами 65-й и 28-й армий из района нижнего течения р. Березина, Озаричи в общем направлении на Ст. Дороги, Слуцк.
Ближайшая задача — разбить бобруйскую группировку противника и овладеть районом Бобруйск, Глуша, Глуск, причем частью сил на своем правом крыле содействовать войскам 2-го Белорусского фронта в разгроме могилевской группировки противника. В дальнейшем развивать наступление с целью выхода в район Пуховичи, Слуцк, Осиповичи.
‹…›
5. Срок готовности и начало наступления — согласно указаниям маршала Жукова.
Ставка Верховного главнокомандования
Весьма интересная картина получается — Жуков в мемуарах спорит с формулировками документов, которые сам подписывал. Никаких «мощных» или «равноценных» ударов в директиве не наблюдается. Существенное есть и отличие от предыдущих планов — нет в директиве задачи окружить, нет удара по сходящимся направлениям, есть два параллельных удара. Ранее в плане от 12 мая Рокоссовский называл удар в направлении Слуцка вспомогательным (так же он описывался в «Замысле…» Генштаба от 20 мая), в директиве же он значится как главный.
Итоговый план действий войск фронта (согласно директиве Ставки от 31 мая)
Здесь стоит вспомнить о бесспорной субъективности мемуаров. Так, Василевский во время своего разговора с Симоновым отмечал совсем другое: «Я говорил о некоторых существенных недочетах в нашей мемуарной литературе. В частности, такие недочеты есть в воспоминаниях Рокоссовского о Белорусской операции, там, где он рассказывает о ее планировании. Он рассказывает там о том, как он был вызван в Ставку… Сталин в конце концов махнул рукой и согласился. Я… присутствовал на этом обсуждении плана операции и, во-первых, не помню такого спора, а во-вторых, в воспоминаниях Рокоссовского сам этот момент — предложение о двойных ударах, наносимых на одном фронте, — трактуется как некое оперативное новшество. И это уже вовсе странно. Двойные удары силами одного фронта не были для нас новшеством в сорок четвертом году. Такие удары наносились и раньше. Достаточно привести пример Московской операции, где контрудары по немцам наносились и на южном, и на северном флангах Западного фронта, и Сталинградской операции, где Сталинградским фронтом наносились удары на двух направлениях, да и ряд других операций, предшествовавших Белорусской»[324].
Замечу, что в своих мемуарах Василевский ни о чем подобном не упоминает[325]. Безусловно, в записях Симонова содержится пересказ, а не стенограмма разговора с маршалом, и, возможно, в действительности его слова могли звучать совершенно иначе — это, признаюсь, затрудняет использование данной записи как источника. Однако возникает вопрос: почему Василевский совсем не помнит о самом споре?
Интересно, что маршал в беседе с Симоновым все же считал, что в плане 1-го БФ были два главных удара. Относительно же того, что в 1944 г. они не были новшеством, стоит кое-что уточнить. Войсками Западного фронта в Московской операции командовал маршал Жуков, и в его записке к плану операции записано: «Ударом на Клин, Солнечногорск и в истринском направлении разбить основную группировку противника на правом крыле и ударом на Узловая и Богородицк во фланг и тыл группе Гудериана разбить противника на левом крыле фронта армий Западного фронта»[326]
Конец ознакомительного фрагмента.
Оглавление
- Введение
- Глава 1. Боевые действия на Бобруйском направлении осенью 1943 – летом 1944 г. и их влияние на планирование Белорусской операции
- Глава 2. Планирование Бобруйской операции
* * *
Приведённый ознакомительный фрагмент книги Операция «Багратион». «Оба удара главные…». К 75-летию операции предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.
Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других
Примечания
218
История второй мировой войны 1939–1945 гг. Т. 9. М., 1978. С. 40–42; История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941–1945 гг. Т. 4. М., 1962. С. 158–159; Боевые действия Советской армии в Великой Отечественной войне. М., 1958. С. 70–78; Операции советских вооруженных сил в Великой Отечественной войне. Т. 3. М., 1958. С. 290–299.
233
На приеме у Сталина. Тетради (журналы) записей лиц, принятых И. В. Сталиным (1924–1953 гг.). Справочник / Научный редактор A. A. Чернобаев. М.: Новый хронограф, 2008. С. 431.
258
ЦАМО. Ф. 96а. Оп. 1711. Д. 7а. Л. 258–261 // Цит. по: Русский архив: Великая Отечественная. Генеральный штаб в годы Великой Отечественной войны. Документы и материалы. 1944–1945 гг. Т. 23 (12–4). М., 2001. С. 205–206.
272
Рубцов Ю. В. «Советский Багратион» маршал К. К. Рокоссовский (1896–1968) // Новая и новейшая история. № 6. 2004. С. 145–146.
274
Золотов Л. С. Полководческая деятельность К. К. Рокоссовского в годы Великой Отечественной войны. Дис.… канд. ист. наук. М., 2000.
290
Яковлев Н. Д. Об артиллерии и немного о себе. М., 1984. С. 163–166; Воронов Н. Н. На службе военной. М., 1963. С. 422–433.
312
Барынькин В. М. Особенности планирования и подготовки стратегических наступательных операций в 1943 г. [Электронный ресурс] // URL: http://kvrf.milportal.ru/osobennosti-planirovaniya-i-podgotovki-strategicheskih-nastupatelnyh-operatsij-v–1943-g/ (дата обращения: 05.10.2019).
