Полет ночной бабочки

Михаил Серегин, 2002

Когда убивают клиента в постели с проституткой, подозрение автоматически падает на нее. Светкина подруга оказалась в руках ментов в качестве подозреваемой. Чтобы вызволить подругу из беды, Светка предложила свои услуги. Правда, совсем не те, что предлагала обычно. Она решила внедриться в банду, в ряды которой входил убитый. Теперь Светка просто обязана найти убийцу и сдать его ментам...

1

Я выбралась на улицу покурить. Все тело ломило после очередного сеанса любви, а в животе бурлил выпитый наспех кофе. Затянулась горячим ароматным дымом, чувствуя, как он проникает глубоко внутрь. Боль и усталость постепенно ослабевали, становились терпимее.

Закончилась пора непременных в наших краях майских заморозков. Дело шло к теплу. Скоро лето, жара. А от жары у мужиков на баб слюна течет. Лето для нас, путан, тяжелая пора. С одной стороны, вроде бы заработок больше. С другой — тело-то не резиновое. Без обезболивающих не обойтись. Кто анальгин глотает, кто марихуанку покуривает, я вот кофе и сигаретами спасаюсь. Выпью чашечку натощак, покурю, и боль почти исчезает. Хорошее средство. И не такое уж дорогое.

Я еще раз глубоко затянулась, огляделась вокруг. Позади — двенадцатиэтажное здание гостиницы «Ротонда», мое рабочее место, «родной завод». Это без иронии, я там и вправду числюсь на работе — обслуживающий персонал гостиницы. Именно так записано в моей трудовой книжке. Формулировочка — ни один мент не придерется. Мало ли о чем попросит постоялец. А трах по обоюдному согласию пока что ни одним законом не запрещен. И если постоялец в благодарность за полученное удовольствие дает денег, это абсолютно никого не касается.

Время от времени мне и правда приходится выполнять всякие мелкие поручения. То отнести клиенту в номер завтрак, то сделать косметическую уборку. Это как Нина Петровна скажет. Официально она старшая кастелянша. И по совместительству наша мама. Хорошая баба вообще-то, с пониманием, бережет нас, девочек. Вот только курить в гостинице не разрешает ни под каким видом. И следит, чтобы мы клиентам не позволяли курить. «У нас ведь полы войлочные, обои шелковые, искра — и может вспыхнуть пожар. Ну ладно, допустим, в номерах и правда войлок и обои, но в комнате, где мы сидим и ждем клиентов, голые стены и полы, почему же нельзя курить?

Впрочем, спорить с Ниной Петровной бесполезно. Какую бы глупость она ни сказала, ее слово — закон.

Время позднее, близится полночь. Самая жаркая пора для путан. Сверкает огнями гостиничный ресторан, отблески огней и уличные фонари освещают пригостиничную площадь.

Из ресторана доносится музыка, особенно отчетливо слышны ритмичные удары барабана. Вокруг полно народу, выходят-входят, курят — небольшой оживленный островок в ночном пустынном городе. Его огни отражаются в широкой водной глади. Гостиница стоит на набережной. Над рекой словно повис в воздухе дугообразный автомобильный мост.

В дальнем конце набережной показался грузовик, насколько я разбираюсь, «ЗиЛ». Припарковался, заглушил мотор, погасил светящиеся звездочки габаритных огней. Водителя я сразу узнала. Это Костя, наш постоянный клиент. Мы знаем только его имя и то, что он водит грузовик. Появляется он довольно часто, платит щедро, больше, чем мы просим. Значит, денежки у него имеются. Видимо, водить грузовик — дело выгодное. Высокий, грузный, он идет быстрым шагом. Едва заметил меня, расплылся в улыбке. У него широкое пухлое лицо, огромные залысины на лбу, на макушке тоже плешь.

— Привет, Костя! — кричу я ему. — Что так поздно?

— Да вот, — смеется он, — только что из рейса вернулся.

— И сразу к нам?

— Ага, — он весело подмигнул мне. — Ну как дела, Светик? Пойдем?..

— Не сейчас, — говорю я. Усталость еще не прошла. Боль в теле — тоже. — Ты заходи, Костя, там полно свободных девочек.

Кто-то кашлянул у меня за спиной. Обернулась — мой клиент, Артак, уже собирается уходить. Крепкий мужик, ничего не скажешь. После такого траха у меня все кости болят, а он хоть бы что. Не поспал, не отдохнул — бык. А посмотришь — роста небольшого, невзрачный. Черты лица кавказские. Жмот страшный, лишнего рубля не передаст. Никогда до утра не останется, это ведь дороже. А мне еще лучше: за ночь могу найти еще одного-двух клиентов. И все-таки обидно, что тебя так презирают.

— Уже уходишь, Артак? — спрашиваю.

Артак не отвечает, даже не смотрит на меня, я для него — пустое место: мужики такие. Перед трахом он вон какой добрый, ласковый, слова всякие лепечет, руки целует, прямо хоть кино снимай. А получил свое, и уже не нужна.

— Вот он, разбойник! Бессовестный шакал! — воскликнул Артак, завидев Костю. Ругался не в шутку, по-настоящему, злобно, с ненавистью. Но кавказский акцент и невзрачная фигура производили столь комичный эффект, что я не удержалась и прыснула в кулак.

— Ты что, Артак? — Костя ухмыльнулся. — С бабой, что ли, опять не получилось? Так ходил бы сюда пореже.

— Придержи свой поганый язык! — заорал Артак. — На себя посмотри! Того и гляди помрешь с перетраху.

— Помру, не твоя печаль. Ты-то какого хрена психуешь?

— Какого хрена? Он еще спрашивает. А кто у меня сегодня клиента увел?

— Не понял.

— Не понял? Ты у меня уже в третий раз из-под носа клиента уводишь. Ведь я с ним договорился.

— А мне что за дело?

Костя выглядел страшно довольным.

— Я подошел, спросил, куда ехать, что везти. Мы сели, поехали. Разве моя вина, что вас, черных, у нас не любят?

— Это кто черный, ты, дятел лысый?! Еще раз так скажешь, я тебе уши отрежу.

Я бросила окурок в урну и поспешила в гостиницу, оставив мужчин выяснять отношения.

Через неприметную дверь в углу гостиничного холла у входа в ресторан прошла в служебное помещение. Справа по коридору находилась кухня. Оттуда доносились звон посуды, стук ножей, аппетитные запахи. Слева — комната отдыха, где девочки проводили свободное время.

В коридоре я заметила Ольгу. Она как раз выходила из кухни с пачкой сигарет и зажигалкой. Ольга числилась официанткой, но на деле была, как и мы, путаной и только для вида носила форму официантки.

— Оля, там твой Костя приехал.

— Да? Ой! — она засуетилась, стала снимать фартук.

Вместе мы вошли в комнату отдыха, довольно просторную в отличие от остальных служебных помещений. Вдоль стен стояли диваны, посередине — квадратный стол с кофейными чашками, приборами и разбросанными журналами. Обычно здесь сидели несколько девочек, но сейчас мы застали только Юльку — час ночи, время горячее, все при деле.

— А где он сейчас? — спросила полушепотом Оля.

— У входа, — тоже вполголоса ответила я. — Они там с Артаком поцапались.

— Девочки, сейчас очередь Юли! — раздался певучий голос Нины Петровны.

Ясновидящая она, что ли? Каким образом догадалась, о чем мы говорим?

Нина Петровна неожиданно появилась на пороге. Это была высокая дородная дама бальзаковского возраста с ухоженным лицом, властная и решительная. Наша мама, благодетельница, защитница, а ино-гда — строгая воспитательница.

— Ну, Нина Петровна, — стала канючить Ольга.

— Нет, Оленька. Во всем должен быть порядок. Юленька! — обратилась она к сидящей неподвижно на диване Юльке. — Приготовься. А ты, Оленька, иди на кухню. Ну-ка, живо! Надевай фартук и иди!

Оля послушно взяла брошенный на диван фартук и отправилась на кухню. Нина Петровна за ней. Юлька даже не шевельнулась.

Так она сидела всегда в ожидании клиента. Сегодня даже не сняла плаща, в котором пришла. У Юльки была тяжело больна мать. Лекарства для раковых больных стоили дорого, но получить их бесплатно, как положено по закону, было невозможно, и приходилось платить. Но у Юли, студентки пединститута, таких денег не было. И она пошла зарабатывать своим телом.

С тех пор прошло полтора года. Мать Юли медленно угасала, упорно и ожесточенно цепляясь за жизнь. Меня всегда интересовало, как Юля объясняет родным, откуда у нее деньги? Она редко о себе рассказывала, но я поняла, что родные ничего не знают. Считают ее порядочной, хотя и непутевой девчонкой.

Я подсела к ней и спросила:

— Как дела, Юля?

— Да все так же, — ответила та равнодушно.

Когда надо было идти к клиенту, она становилась замкнутой и неразговорчивой. После траха ей хотелось выговориться, и если в этот момент я оказывалась рядом, мы подолгу беседовали. Обычно о посторонних вещах, но иногда ее словно прорывало. Она начинала рассказывать о себе, своей матери. Из этих-то редких, но очень откровенных разговоров я и знала всю ее историю. Насколько я могу судить, Юля была откровенна только со мной. Даже Нина Петровна про больную мать ничего не знала. Поэтому мы считались подругами, хотя общались только в гостинице. Домой друг к другу не ходили. Я даже фамилии Юльки не знала.

Я попыталась было выпрямить затекшую от неудобного сидения ногу, но она уперлась во что-то твердое. Нагнувшись, я обнаружила ящик с бутылками.

— Это коньяк, Артак принес, — пояснила Юлька.

— Какой Артак? — не поняла я.

— Какой-какой, твой Артак. Только что с ним трахалась.

За полтора года Юля не изменила своего отношения к нам. Оно оставалось холодно-презрительным.

— С чего это он так расщедрился? — поинтересовалась я.

— Вот и спросила бы у него.

Нет, сегодня Юлька была злее обычного. Может быть, матери хуже? Или надоело все и нет сил больше терпеть?

— Привет, девочки!

На пороге возник улыбающийся Костя. Он у нас был настолько свой человек, что смело заходил в служебное помещение. Я глянула на него повнимательнее и не могла не усмехнуться. Его плащ был распахнут, одна пуговица оторвана. Значит, с Артаком они все-таки схватились.

— Ну что, Светик? — спросил он, улыбаясь. — Идем?

— С тобой Юлька пойдет, — ответила я дружелюбно. По-человечески Костя был мне симпатичен.

— О, Юлька, — Костя довольно рассмеялся. — Холодная, как айсберг, но в душе бушует океан страстей.

Юлька поморщилась. Костя подошел к ней, сел рядом, обнял за плечи — я думала, она вырвется и даст ему по физиономии. Однако это было строжайше запрещено Ниной Петровной, поэтому Юлька сидела неподвижно, как статуя. Но эта холодность, похоже, возбуждала Костю.

— Костя, ты с Олей не встретился? — спросила я.

— А ну ее на фиг, надоела она мне.

— Так, что здесь происходит? — раздался с порога голос Нины Петровны.

Костя вскочил с дивана, пошел ей навстречу.

— Нина Петровна, дорогая! — Костя подобострастно улыбнулся. — Как ваше драгоценное здоровье?

— Мое здоровье вас совершенно не касается. Во-первых, позвольте узнать, почему вы сюда зашли?..

— Чтобы засвидетельствовать свое почтение дорогой Нине Петровне.

— А во-вторых, — продолжала Нина Петровна, повысив голос так, что в ушах звенело, — когда вы выплатите нам долг?

— Да бог с вами, Нина Петровна, — захихикал Костя, — какой еще долг?

— За испорченную постель! За поврежденный пол. Вы каждый раз что-нибудь портите в номере: то постель коньяком зальете, то дыру прожжете сигаретой.

— Это не я!

— Но бывает это именно после вас. Когда вы возместите нам ущерб?

— Никогда. — Костя нагло улыбнулся, глядя Нине Петровне прямо в лицо.

— Тогда мы включим счетчик.

— А я нажалуюсь в милицию. Скажу, что ваши девочки меня изнасиловали и лишили невинности. И «ЗиЛ» мой хотели угнать покататься. Только сцепление выжать сил не хватило.

— Мы вас больше не пустим сюда!

— Поищу приюта в другой гостинице.

— Я постараюсь, чтобы вас никуда не пустили!

— Тогда я приглашу Светку прямо в машину. Как, Света? Пойдешь? Ты не бойся, в «ЗиЛе» кабина просторная. Там целый гарем поместится.

Я едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться. Боялась Нину Петровну.

— Слишком вы умный, — сказала Нина Петровна. — Только знаете, что с такими умными бывает?

— Они счастливо живут до глубокой старости и умирают, окруженные толпой безутешных детей, внуков и правнуков… Ладно, хорош орать, мать! — сказал вдруг Костя угрожающим тоном. Мне даже стало не по себе. — Достала ты меня сегодня. Прилепилась, как банный лист к одному месту. Или ты думаешь, что, кроме вашей хреновой «Ротонды», в городе девочку негде снять?

Он расхохотался зло и цинично. Шокированная, Нина Петровна замерла, разинув от удивления и ужаса рот.

— Да ну вас всех на хрен, — бросил Костя сердито. — Своим нытьем все настроение испортили. — Он нервно прошелся по комнате, остановился перед Ниной Петровной и рявкнул во все горло:

— Ну не стой, как дура. Веди меня в свои номера. Зря, что ли, я деньги заплатил?

Нина Петровна вздрогнула, побледнела, пролепетала испуганно:

— Нет-нет, пожалуйста, проходите. Ваш номер семьсот тридцать восемь. — И повернулась к Юле: — Юленька, поднимайся наверх!

Не успели Костя и Нина Петровна выйти из комнаты, как на пороге появилась Ольга.

— Костя! — лицо ее озарила робкая улыбка.

— Фу ты, блин, эта еще! — с досадой воскликнул Костя. — Да иди на фиг, надоела.

Он грубо оттолкнул девушку и выбежал из комнаты. Нина Петровна последовала за ним. Юля поднялась, сбросила плащ и не торопясь вышла. Мы остались с Ольгой вдвоем. На глазах у нее блестели слезы.

— Чего это он так? — спросила она наконец. — Что здесь вообще произошло?

— Да поцапались опять, — ответила я. — Нина Петровна в который уже раз пристала к нему со своими простынями, ну а Костя послал ее, куда следует.

Вид у Ольги был несчастный, и мне стало ее жаль, хотя я считала, что ведет она себя глупо. Ольга была по уши влюблена в Костю — во всяком случае, так она сама говорила. Костя был у нее первый. Когда чуть больше полугода назад она попала к нам, в первую же ночь ей достался именно он. Оля утверждала, что до него у нее никого не было, и это походило на правду: Нина Петровна вопила на всю гостиницу о перепачканных кровью простынях, Оля рыдала, а Костя смеялся как полоумный: то уверял, что больше такого не повторится, то — что Нина Петровна сама виновата. Новоприбывших девочек надо показывать гинекологу.

Ольга для Кости значила не больше, чем остальные девочки, обслуживавшие клиентов, но сама она была уверена, что он женится на ней, надо только ждать.

Вспоминая самодовольную, наглую физиономию Кости, я только плечами пожимала: надо быть ненормальной, чтоб всерьез верить в такое. И потом, Оля о Косте ничегошеньки не знает. Даже фамилии. С чего, собственно, она решила, что Костя не женат? Здесь все зависит от темперамента. Иные, женившись, продолжают ходить к нам по старой памяти. Так что у Ольги не было никаких оснований надеяться. Тем более что с каждой встречей Костя обращался с ней все хуже и хуже. Чем больше она к нему приставала, тем раздраженнее и злее он становился.

Ольга сидела на диване с несчастным видом, уставившись в пол. Мне стало жаль ее.

— Не расстраивайся, — постаралась я утешить девушку, — может, в следующий раз он тебе достанется.

Но я знала, что скорее Государственная Дума утвердит почетное звание «Заслуженная путана Российской Федерации», чем Нина Петровна позволит Ольге сойтись с Костей. Мамочка в присутствии всех девочек неоднократно заявляла, что в нашем деле никаких сентиментальностей, никаких романов быть не должно. Да и Костя попросту выгонит ее, попросит другую девочку, если Ольга случайно ему достанется. Ольга это знала, но с благодарностью выслушала слова утешения.

Нина Петровна вошла в комнату, как всегда, внезапно.

— Так, Оленька, а ты почему здесь? Твое место на кухне. Пойдем-ка со мной. — И Нина Петровна увела Ольгу.

С кухни она возвратилась с подносом, на котором стоял небольшой стакан.

— Света, подай мне бутылку, из тех, что Артак подарил.

Не глядя, я сунула руку в ящик, вытащила первую попавшуюся бутылку и поставила на стол.

— Не пойму, — сказала я, — для чего Артак притащил целый ящик коньяка? Что, у нас в ресторане его нет?

— Это я велела ему принести, — ответила Нина Петровна, — последний раз он постель сигаретой прожег.

— А зачем нам коньяк, — спросила я, — если он есть в ресторане?

— За ресторанный коньяк идет выручка в ресторан. А за этот — нам. Клиенты время от времени просят чего-нибудь выпить. Вот как Костя сейчас. А цена у нас за бутылку договорная.

Нина Петровна никак не могла открыть бутылку.

— Так, Света, сходи-ка на кухню, принеси нож.

Я пошла. Но когда вернулась, бутылка была уже открыта, стояла на подносе, а рядом с ней — стакан.

— Отнеси это в семьсот тридцать восьмой, — сказала мамочка и величественно выплыла из комнаты.

Я пошла на кухню, чтобы вернуть нож, а когда пришла обратно, увидела Ольгу. Она держала в руках стакан.

— Ой, Света, я…

Я кивнула, сразу догадавшись, в чем дело. Край стакана был в Ольгиной помаде. Я махнула рукой. Пусть делает, что хочет.

— Слушай, Светка, может, в темноте он не заметит, что стакан в помаде?

— Едва ли они будут пить в темноте, — заметила я.

Но Ольгу мое замечание ничуть не смутило.

— А это точно его стакан? — спросила она. — Может, Юлька тоже будет пить?

— Юлька не пьет. Ты же знаешь. — Я пожала плечами. — Здоровье бережет.

— Ну да, коньяк…

— Давай, Ольга, я схожу — а то Костя беситься начнет, что коньяк не несут.

Я взяла у Ольги стакан, поставила на поднос и отправилась в номер семьсот тридцать восемь. У лифта огляделась и, заметив, что поблизости никого нет, поставила поднос на невысокий журнальный столик возле окна, вытерла стакан и вошла в лифт.

Я поднялась на седьмой этаж. В гостинице было тихо и безлюдно.

Выйдя из лифта, столкнулась нос к носу с Дашей, уборщицей, всего неделю назад поступившей к нам на работу в гостиницу. На вид ей можно было дать и восемнадцать, и тридцать лет. Фигура супермодели, прямые, как палки, длинные ноги. Когда она пришла, я подумала, что ее нашла Нина Петровна для обслуживания клиентов, но поняла, что ошиблась, когда случайно подслушала разговор Даши и Нины Петровны. Наша мама настойчиво уговаривала ее пойти в номер к клиенту. Но Даша встала в позу оскорбленной невинности и отказалась, причем с театральным пафосом и в таких выражениях, что мне стало жаль Нину Петровну, неправильно понявшую Дашу.

А что, собственно, я стала бы думать на месте Нины Петровны? У Даши была не только фигура супермодели. Весь ее вид говорил о том, что она искушена в деле любви, как валютная столичная проститутка. Спрашивается, зачем такой бабе работать уборщицей?

Над этой загадкой мы с девочками целую неделю тщетно ломали голову. К обязанностям своим она относилась добросовестно. Постоянно торчала в гостинице, особенно по вечерам, хотя уборку удобнее делать днем, когда постояльцы обычно отсутствуют.

— Даша, а ты что тут делаешь? Ведь у тебя третий и четвертый этажи.

— Меня попросили убрать здесь сегодня, — ответила она недовольным тоном. — Как хорошо, что я тебя встретила! Помоги мне, пожалуйста! У меня что-то пылесос заело.

— Что заело? — не поняла я.

— Не знаю, почему-то пылесос не сосет.

— Подожди, — сказала я, — только коньяк в номер отнесу.

— Ой нет, пойдем сейчас. Ничего твоему клиенту не сделается.

Это была наглость, но Даша не отступала, и я сдалась. Поставила коньяк на столик у лифта и отправилась следом за Дашей.

— А не слишком поздно сейчас пылесосить? — удивилась я.

— Да днем, понимаешь, времени не было.

И снова мне показалось, что мой вопрос неприятен Даше.

Мы вошли в номер, в открытую дверь тянулся шланг. Пылесосы у нас не автономные, как в обычной квартире, а один большой на всю гостиницу. Внизу в подвале стоит компрессор. От него тянутся трубы ко всем этажам, выходя в коридор через специальные отверстия в стене возле самого пола. К отверстию присоединяется толстый шланг, другой его конец мы тянем в номер. С его помощью высасываем оттуда всю пыль и мелкий мусор. Устройство примитивное, шумное, зато действенное. Ни один домашний пылесос не сосет пыль с такой силой, как наш компрессор.

Войдя в номер, я увидела конец шланга, лежащий на полу, и по тишине поняла, что компрессор выключен. Отправилась к другому концу, тому, что присоединяется к отверстию в стене. Тот беспомощно лежал рядом с отверстием, не подсоединенный.

— Да ты его не подсоединила, — воскликнула я, опускаясь на корточки и закрепляя шланг. — Ну вот, теперь иди включай компрессор. — И я собралась уходить.

— Ой, Светочка, — воскликнула Даша, — а ты не могла бы побыть пока в номере? А то я включу компрессор, шланг начнет биться, испортит что-нибудь. Пожалуйста.

Я махнула рукой и вошла в номер. С дурью она, что ли? Мало того что собралась пылесосить в час ночи, так еще просит, чтобы ей подержали шланг, будто он начнет биться, как у пожарной машины.

Ждать пришлось долго, Даша куда-то запропастилась. Шланг по-прежнему бездействовал. От скуки я стала глазеть по сторонам и вдруг с удивлением обнаружила, что номер, где я нахожусь, нежилой, никаких следов присутствия постояльцев. Зачем же его пылесосить? Тем более ночью?

Даша наконец-то появилась. Вид у нее был смущенный, но очень довольный.

— Знаешь, Светка, — сказала она беспечно, — он почему-то не включается, этот компрессор.

Я вздохнула. Ну и дура же!

— Конечно, не включается. Электрик выключил его на ночь. Там, внизу. Завтра придет, включит, и сможешь пылесосить.

Я вышла из номера. Подхватила поднос и отправилась в семьсот тридцать восьмой номер.

Костя встретил меня бранью.

— Ну куда вы все подевались? — сказал он злобно и раздраженно. — Деньги взяли, а коньяк полчаса ждать приходится.

Он стоял голый посреди комнаты, ничуть не стесняясь меня. Юля лежала в постели, закутавшись в одеяло, уставившись в потолок.

— И зачем целую бутылку? Я что, налакаться в доску хочу? Я же просил рюмку.

— Что мне сказали, то я и принесла, — ответила я невозмутимо. Не хотелось вмешиваться в ссору Кости с Ниной Петровной.

— Вообще, блин, охренели, — не унимался Костя. — Ладно, поставь сюда. — Он указал на столик возле кровати. — И дверь за собой захлопни.

Уже в прихожей я услышала, как Костя наливает коньяк в стакан.

Я спустилась вниз, в нашу комнату отдыха. Она была пуста, все девочки остались со своими клиентами до утра. Меня одну Артак выгнал среди ночи, и теперь надежды найти нового клиента оставалось все меньше и меньше.

Я не скучала: пришла Ольга расспросить о Косте, но тут появилась Нина Петровна и опять спровадила ее на кухню. Затем притащилась Даша. Шизанутая девочка, видимо, решила испытать мое терпение. Сначала поинтересовалась, чей это плащ на диване, и, узнав, что Юлькин, подняла его и аккуратно свернула. Затем предложила мне пойти перекусить. Я отказалась. Она стала уговаривать: «Ну, пожалуйста, хотя бы мороженое и кофе». Пришлось пойти. На кухне мы взяли по порции мороженого и вернулись в комнату. Даша не унималась:

— Ой, мы ложки забыли. Принеси, пожалуйста. А я пока сварю кофе.

Я пошла за ложками. Вернувшись, помогла ей варить кофе. Наконец мы сели за стол, но тут в комнату ворвалась Нина Петровна.

— Света, поднимись в семьсот тридцать восьмой, там у Юльки что-то случилось.

Я удивилась:

— Что случилось? Косте одной Юльки мало, что ли?

— Не знаю, Юля говорит, с Костей что-то случилось.

— Ну так сходите сами, Нина Петровна.

— Света, делай, что тебе говорят. Я сейчас не могу к ней пойти, занята. И потом, именно тебя просили прийти.

Даша напряженно слушала наш разговор.

Пожав плечами, я вышла из-за стола, с сожалением глядя на тающее мороженое и стынущий кофе. Мне вдруг так захотелось полакомиться. Но пришлось снова тащиться на седьмой этаж.

Постучавшись в семьсот тридцать восьмой, я, к своему удивлению, услышала из-за двери робкое Юлькино «Кто?», потом «Ты одна?». Она открыла мне совершенно голая. Вид у нее был перепуганный, губы дрожали.

— В чем дело? — спросила я небрежно. — С Костей, что ли, поцапалась? Он сегодня со всеми цапается.

Но Юлька словно не слышала моих слов. Молча повела меня в глубь комнаты.

Свет ночника на столике у кровати освещал лишь узкое пространство, оставляя большую часть комнаты в темноте. Костя лежал на спине, тоже совершенно голый. Одеяло, смятое и скомканное, валялось на полу. Костя вытянулся во всю длину кровати, голова была запрокинута, рот приоткрыт, лицо в сумеречном свете казалось серым. Глаза у него были широко открыты.

Я склонилась над ним, но он никак не отреагировал. Глаза были словно стеклянными, взгляд неподвижный. Точь-в-точь как описывают в книгах.

— Сначала все было нормально, — заявила Юлька сдавленным голосом. — Потом вдруг он стал тяжело дышать и постанывать. Потом дернулся. Рухнул на меня, захрипел. Я из-под него кое-как выбралась, на спину его перевернула. Он похрипел и затих.

Я кивнула.

— Слушай, Юля, — сказала я, — оденься. Сейчас я вызову милицию, куча народу сюда припрется.

— Милицию зачем? — вне себя от страха спросила Юля.

— Затем, что он мертв, — ответила я, кивнув на распростертое на кровати тело. — Умер прямо у тебя в постели, понимаешь? Как ты будешь все это объяснять, ей-богу, не знаю.