Лицо на продажу

Михаил Серегин

Подруга врача и сыщика-любителя Володи Ладыгина легла в косметологическую клинику на операцию по удалению ожогов. И как-то вечером на ее глазах один пациент этой клиники убил другого. Однако охрана приняла ее рассказ за больные фантазии. Испугавшись за свою жизнь, она попросила друга Володю расследовать это загадочное преступление. Ладыгин взялся за дело со свойственным ему энтузиазмом и скоро выяснил, что в клинике проводят не только косметические операции… Издавалась также под названием «Всегда летальный диагноз».

Глава 1

— В такие дни я всегда сожалею, что не родился на свет художником! — глубокомысленно заявил я Марине, когда мы, затормозив на Петровском бульваре, вышли из машины.

Действительно, окружающий мир просто просился на полотно: чистая синева неба, красно-желтые кроны деревьев, золотой купол церкви с ослепительным бликом и тонкая фигурка Марины в синем плаще, которой ветер придавал несколько печальные, тревожные очертания, — все это, по моему мнению, было очень живописно.

То же самое, видимо, пришло в голову и парню, который примостился с подрамником на краю тротуара. Как полагается художнику, он был очень лохмат и глядел сосредоточенно и пронзительно. На нем было длинное черное пальто и красный шарф, небрежно обмотанный вокруг шеи.

На его холсте уже присутствовали и небо, и деревья, и сверкающий купол — не было только нас. Впрочем, это было неудивительно, потому что мы только что появились. Но и все остальное на холсте мне не очень понравилось — пейзаж казался слишком бледным и плоским.

— По-моему, не похоже, — миролюбиво заметил я, заглядывая художнику через плечо.

Прежде чем ответить, он посмотрел не на меня, а на хрустящую листву, которую у нас под ногами перекатывал ветер, а потом спросил довольно презрительным тоном:

— На что не похоже?

— Ну вообще… — сказал я. — Попробуйте нарисовать нас — может быть, пейзаж будет чуть поживее?

Лохматый художник посмотрел на меня так, будто я предложил ему заняться покраской заборов. Марина смущенно рассмеялась и потянула меня за рукав.

— Не собираешься ли ты позировать? — спросила она. — Мы и так уже опаздываем.

— Художники обладают фотографической памятью, — авторитетно заявил я. — Поэтому нам не обязательно здесь присутствовать…

— Да уж, — пробормотал лохматый, нервно накладывая мазок на полотно. — Совсем не обязательно…

Я скептически хмыкнул и взял Марину под руку. Мы отошли уже довольно далеко, когда художник вдогонку нам крикнул:

— Девушку я, пожалуй, напишу!

В голосе его звучало злорадство, адресованное персонально мне.

Мы вошли в маленький двор, обнесенный чугунной оградой. Короткая заасфальтированная дорожка вела к двухэтажному каменному дому на два подъезда. Дорожку окружал порыжевший газон с художественно постриженными кустами. Это был настоящий оазис — островок тишины и покоя в самом центре Москвы.

Мы поднялись по каменным ступеням и остановились перед дверью первого подъезда. Глухая массивная дверь была украшена не слишком броской медной табличкой с надписью: «Заболоцкий Анатолий Александрович. Врач-косметолог. Прием по будним дням с 10 до 12 часов».

Поскольку день был воскресный и полдень был уже позади, во взгляде Марины появилась неуверенность. Я небрежно нажал на кнопку звонка и напомнил ей, что мы все-таки не простые посетители, а по рекомендации.

— Борис Иосифович договаривался именно на воскресенье, на час дня, — сказал я. — Не думаю, чтобы он мог что-нибудь перепутать.

Мой начальник — Борис Иосифович Штейнберг — действительно никогда и ни в чем не ошибался. И если он рекомендовал лучшего косметолога, то можно было не сомневаться, что косметолог действительно лучший.

Но я тоже чувствовал себя не совсем в своей тарелке. Состоятельные частнопрактикующие врачи с медными и бронзовыми именными табличками всегда были для меня загадкой. Я осознавал, что мне как врачу никогда не достичь таких высот, и эта мысль слегка угнетала.

— И все-таки я очень волнуюсь, Володя! — призналась Марина, жалобно глядя на меня. — Может быть, зря я все это затеяла?

Это уже был философский вопрос, и, пока я раздумывал над ответом, дверь неожиданно открылась. Почему-то я ожидал увидеть перед собой кого-то вроде швейцара или гувернантки, а появление на пороге представительного мужчины в твидовом пиджаке, с некоторой замедленностью и барственностью в движениях слегка полноватой фигуры слегка смутило меня. Несомненно, это был сам хозяин.

— Здравствуйте! Анатолий Александрович, если я не ошибаюсь? — спросил я.

— Вы не ошибаетесь. Здравствуйте, — кивнул хозяин.

У него были каштановые, с проседью волосы, зачесанные назад, высокий лоб, мясистый подбородок и строгие, внимательные глаза. Подобные глаза мне приходится видеть постоянно — так смотрят люди, вынужденные ежедневно ставить диагноз, взгляд этот не меняется уже почти никогда.

— А вы, как я понимаю, от Бориса Иосифовича? — продолжал хозяин. — Прошу заходить.

Он посторонился, давая нам дорогу. Мы оказались в просторной прихожей, выложенной мраморной плиткой. Сквозь плотные белые шторы на окнах сочился приглушенный свет. Слева находилась вешалка десятка на два крючков, предназначенная, видимо, только для посетителей, так как никакой одежды на ней в этот момент не наблюдалось. Мы сделали шаг по направлению к вешалке, но хозяин движением руки остановил нас.

— Не волнуйтесь, — сказал он. — Сегодня наплыва нет. Будьте как дома…

Мне показалось, что это хороший знак. Однако Марина волновалась по-прежнему. Поднявшись по трем мраморным ступеням, мы вошли в холл с высоким потолком. Справа уходила наверх витая лестница. Слева белела дверь с бронзовыми ручками. Сквозь высокое окно на пол, застеленный ковром, падал солнечный свет. По обе стороны окна стояли удобные диваны и большие напольные вазы с неживыми, но очень искусно сделанными цветами.

Анатолий Александрович, не задерживаясь, направился к белой двустворчатой двери и ввел нас в кабинет, служивший, очевидно, приемной. Непосредственно осмотр и лечение осуществлялись, скорее всего, за соседней дверью с непрозрачным стеклом. Мы сняли плащи и уселись в огромные мягкие кресла из коричневой кожи, в которых почти полностью утонули. Заболоцкий занял место за письменным столом и весьма внушительно посмотрел на нас сверху вниз. По лицу Марины я понял, что бодрости у нее не прибавилось.

— Как поживает Борис Иосифович? — осведомился Заболоцкий.

— По-моему, неплохо, — ответил я.

Девяносто процентов жизни Бориса Иосифовича — это тайна за семью печатями, во всяком случае, для меня. Но, думаю, Заболоцкий ждал от меня именно такого ответа.

Он кивнул и деловито спросил:

— И что же вас привело ко мне, молодые люди? Кстати, кто из вас потенциальный пациент? Простите, что не называю вас по имени-отчеству…

Мы представились, и Марина, немного запинаясь от волнения, изложила суть своей проблемы. Заболоцкий окинул ее фигуру внимательным взглядом, видимо, определяя, насколько заметны дефекты внешне. Но на Марине сегодня было вязаное зеленое платье с высоким воротом и длинными рукавами, скрывавшее шею и руки весьма надежно.

— Значит, вы говорите, ожоги открытым пламенем? — повторил Заболоцкий. — Как же это произошло?

— Это старая история, — хмурясь, сказала Марина. — Связанная с работой. Я по профессии криминалист…

— Вы работаете в милиции? — поднял брови Заболоцкий.

— Уже нет. Теперь я преподаю. Те впечатления были слишком острыми, понимаете?

— Безусловно, — кивнул Заболоцкий. — Однако необходимо осмотреть вас, Марина Петровна…

Он поднялся из-за стола и, подойдя к шкафчику, снял с плечиков отутюженный, безупречно белый халат.

Марина бросила в мою сторону беспомощный взгляд, но я в ответ лишь нахмурил брови и сердито сверкнул глазами. В сущности, это был обычный иррациональный страх перед врачами, который я никак одобрить не мог.

Анатолий Александрович в белом халате совершенно приободрился — он будто даже стал выше ростом и еще внушительнее, чем прежде. Марина рядом с ним казалась провинившейся девочкой.

— Прошу вас! — сказал Заболоцкий, указывая на застекленную дверь, и добавил, обернувшись ко мне: — Вы можете пока, чтобы не скучать, посмотреть наши альбомы. Довольно любопытные встречаются случаи… Кстати, вы сможете оценить и наши возможности…

Они с Мариной скрылись за дверью кабинета, а я лениво перелистал предложенные мне альбомы. Они не слишком меня заинтересовали — дефекты внешности, отравлявшие жизнь их владельцам, и, для сравнения, те же лица после вмешательства чудодейственных рук хирурга.

Как врач, я отлично понимаю, что каждый случай заболевания достаточно уникален и никакие прошлые успехи не гарантируют стопроцентного результата в настоящем. Авторитет Заболоцкого подтверждался рекомендацией Бориса Иосифовича, и здесь не требовались никакие альбомы.

Гораздо больший интерес вызывало у меня жилище косметолога. Оно говорило о его успехах гораздо больше, нежели фотографии выправленных носов. Такие высоченные окна, такие паркеты и кресла не достаются даром, это понятно. И тут я впервые задумался о том, во сколько может обойтись лечение. Разумеется, и у Марины, и у меня имелись кое-какие сбережения, но конкретной ценой мы пока не интересовались. Впрочем, ждать ответа на этот вопрос оставалось совсем недолго.

Напольные антикварные часы показывали двадцать пять минут второго, когда застекленная дверь отворилась и появились Заболоцкий с Мариной. Она выглядела уже не такой растерянной и слушала косметолога, раскрыв рот.

— Еще раз хочу сказать, что беспокоиться совершенно не о чем! — уверенно заявил он, шагая к столу. — Характер деформаций определенно внушает оптимизм… Я направлю вас в клинику моего друга, если вы не возражаете… Пластика ожоговых поверхностей — его конек. Конечно, можно было бы обратиться в госучреждение, но это обойдется вам не намного дешевле, а результат будет заведомо хуже… Тем более что клиника расположена в районе Измайловского парка — чистый воздух, покой, высококачественное лечение… Там широко применяется лазерная техника, и результаты, уверяю вас, превосходные!

— Звучит очень убедительно, — прервала его Марина. — И все-таки, в какую сумму это обойдется?

— Думаю, около шести тысяч, — небрежно ответил Заболоцкий. — В валюте, разумеется…

Марина обеспокоенно оглянулась — с губ ее уже готов был сорваться отказ.

— Пожалуй, мы согласимся, — быстро сказал я.

— Это очень разумное решение, — важно кивнул косметолог и доверительно добавил: — Конечно, характер повреждений не столь значителен, но даже самый малый изъян во внешности доставляет женщине страдания… Тем более такой обаятельной, — галантно раскланялся он в сторону Марины. — И не стоит жалеть денег, если есть возможность уменьшить эти страдания, не правда ли?

— Вы совершенно правы! — поддержал я Заболоцкого.

— Так я пишу вам направление? — полуутвердительно спросил косметолог, усаживаясь за стол.

— Ну что ж! — со вздохом сказала Марина.

В руке Заболоцкого появился «Паркер», и перо быстро забегало по бумаге.

— Вы потратите свои деньги не зря! — убежденно заявил косметолог, не поднимая головы. — Положительные эмоции, которые вы получите в итоге, стоят гораздо больше!

— Я тоже так думаю! — сказал я. — И когда можно ложиться?

— В любую минуту! — охотно ответил Заболоцкий. — Хотя клиника пользуется прекрасной репутацией, проблемы мест там практически не существует. Лечение и реабилитация спланированы прекрасно и рационально… Первые два-три дня — обследование, калорийное питание и физиопроцедуры… Ну а затем непосредственно лечебный этап. Точные сроки госпитализации называть не буду — все будет зависеть от конкретных обстоятельств…

— Простите, а вы также практикуете в этой клинике? — поинтересовался я.

Заболоцкий поднял на меня строгие глаза.

— Нет. Я предпочитаю вести собственное дело, — признался он. — Это, конечно, сужает мои возможности, но… — Он усмехнулся. — Я, знаете ли, по гороскопу кот, который гуляет сам по себе…

Дописав направление, он счел своим долгом подняться и вручить его Марине стоя.

— Итак, в любой удобный для вас день! Адрес указан на бланке.

Марина взяла направление и пробежала его глазами.

— Спасибо, — сказала она. — Но мы, наверное, должны вам за визит? Мы как-то сразу не поинтересовались…

Заболоцкий впервые за все время благодушно улыбнулся.

— Да-да, конечно, — ответил он. — Только прошу меня извинить, поскольку прием был, так сказать, неофициальным, карточку на вас я не завожу, вы меня понимаете? Разумеется, и такса в данном случае будет несколько ниже. В сущности, пустяки… С вас сто — в валюте, разумеется.

У меня невольно вытянулось лицо. Деньги, которые мы предполагали заплатить за визит, лежали в кармане моего пиджака, но совсем не в той валюте, о которой без конца повторял Заболоцкий.

— А нельзя ли, так сказать, в рублевом эквиваленте? — поинтересовался я.

Анатолий Александрович слегка поморщился.

— Понимаете, — объяснил он, — если бы вы обратились обычным порядком… А в подобных случаях у меня принцип — только валюта. Но если вы в настоящий момент не располагаете, ничего страшного. Занесете как-нибудь. Друзьям Бориса Иосифовича я доверяю безусловно…

Мы с Мариной смущенно переглянулись — ощущение было такое, будто мы уселись не в свои сани. Но, надо признать, строгий косметолог был достаточно великодушен. Прощаясь, он даже подал Марине плащ и проводил нас до дверей. Мы раскланялись и сошли с каменного крыльца.

— Интересно, какой специалист занимает вторую половину дома? — сказала Марина, оглядываясь на серый фасад, поблескивающий чисто вымытыми окнами.

— Тебе понадобился еще один специалист? — удивился я. — Судя по ухваткам этого типа, он вполне может претендовать на оба подъезда.

— А по-моему, очень приятный и солидный мужчина, — сказала Марина. — Мне он очень понравился.

— Так вот почему вы так долго сидели в кабинете! — с притворным гневом воскликнул я. — Теперь мне все понятно!

— Что тебе понятно? — сердито откликнулась Марина. — Кому нужна женщина с дефектами внешности, которые причиняют ей бесконечные страдания?

— Не скажи, — покачал я головой. — Например, один уже перед тобой…

Марина подняла на меня большие серьезные глаза и спросила:

— Кстати, что ты обо всем этом думаешь? Сумма не поразила твое воображение? Конечно, я смогу найти такие деньги… Но, может быть, лучше обойтись без этого?

— Я так не считаю, — убежденно ответил я. — В принципе этот Заболоцкий кругом прав. Шрамы, как говорится, украшают мужчину, а женщине они отравляют жизнь. Тебе это известно не понаслышке. А что касается суммы… Тут я тоже с ним вынужден согласиться. В данной ситуации, как говорят одесситы, вы платите деньги, но вы имеете вещь!

Мы вышли на улицу. Холодный ветер гулял над переулком, срывая с деревьев обессилевшие листья. Они кружились в воздухе и падали на серый асфальт. Патлатого художника уже не было на прежнем месте.

— Мы его спугнули, — констатировала Марина.

— Просто он не справился с поставленной задачей, — ответил я. — Его дарования не хватило, чтобы запечатлеть на полотне твой прекрасный образ…

— Нет, это ты его обидел, — упрямо сказала Марина. — Художнику нельзя заявлять, что его картина «не похожа»… Это все равно что сказать хирургу, что он не там режет…

— Ну если он не там режет, то лучше бы сказать, — глубокомысленно заметил я.

— И у тебя хватило бы духу? — с сомнением спросила Марина. — Поправить своего коллегу?

— Ты не знаешь врачей, — усмехнулся я. — Каждый из них убежден, что правильно лечить умеет только он, а все остальные просто валяют дурака…

— Я так боюсь… — вдруг сказала Марина. — Ложиться одной, в неизвестную клинику, где только чужие люди… Ужасно! Вот если бы ты лег вместе со мной и иногда подсказывал коллегам, где нужно резать… — Она со вздохом посмотрела на меня. — Ты ничего не хочешь поправить в своей внешности? По-моему, у тебя чуть-чуть сплющен нос, тебе не кажется?

— Не припомню, чтобы за время моих занятий боксом я получал серьезную травму, — возразил я. — И получал я в основном не по носу, а по челюсти… Но я с удовольствием составил бы тебе компанию и поменял бы нос, раз он тебе не очень нравится. Единственное препятствие — еще на одну операцию мы попросту не сумеем раздобыть денег… Но, клянусь, я буду навещать тебя ежедневно! Пожалуй, я даже возьму отпуск…

Мы уже подошли к автомобилю, и Марина отперла дверцы «Жигулей».

— Кстати о деньгах, — сказала она, озабоченно морща лоб. — Я рассчитывала обойтись без спонсоров. Но теперь чувствую, что эти надежды напрасны и мне придется пойти по миру с протянутой рукой… У меня капиталов — тысячи три, не больше.

— Тогда поехали с протянутой рукой ко мне, — предложил я. — У меня найдется пара тысяч. А недостающее я позаимствую у своей соседки. Думаю, она не откажет в таком пустяке…

Марина отпустила ручной тормоз, повернула ключ в замке зажигания.

— В общем, в результате у меня будет гладкая кожа и чистые карманы, — иронически заключила она.

— Твой психологический настрой далек от идеального, — заметил я. — Придется провести с тобой сеанс психотерапии, чтобы внушить тебе уверенность в правильности избранного пути… — Я прикоснулся к ее плечу и попросил ехать к Садовому кольцу. — Заедем ко мне прямо сейчас, пока сомнения не взяли в тебе верх.

Марина слегка улыбнулась.

— Не очень представляю тебя в роли человека, внушающего уверенность, — заявила она. — Рядом с тобой я всегда ощущаю предчувствие какой-то катастрофы.

— Это еще один довод в пользу частной клиники, — заметил я. — Поскольку меня заведомо там не будет, ты будешь избавлена от любого рода катастроф. Все пройдет гладко, уверяю тебя!

Марина кивнула — так кивают женщины, когда хотят дать понять, что слова ваши их нисколько не убедили. В сущности, для меня было не столь важно, решила ли она изменить к лучшему свою внешность. На мое отношение это никак не могло повлиять. Но я видел, как угнетающе действовало на Марину сознание собственной неполноценности (на мой взгляд, безмерно преувеличенное!), как оно день за днем отравляло ей жизнь, и был настроен покончить с этим раз и навсегда. Встреча с Заболоцким была в этом отношении последней каплей, точкой отсчета, от которой отныне я намеревался двигаться только вперед.

Поэтому первым делом, чтобы не давать Марине времени на сомнения, я решил снабдить ее недостающими деньгами. Будучи человеком, одной ногой стоящим в прошлом, я хранил свои сбережения дома, а не в коммерческом банке, и в данный момент это представляло собой большое удобство. Кстати, так же поступала и моя соседка Ксения Георгиевна, на щедрость и великодушие которой я очень рассчитывал. Мы подъехали к моему дому, и Марина остановила машину. Я сбросил ремень безопасности и спросил:

— Ты поднимешься?

Марина отрицательно покачала головой.

— Пожалуй, я лучше посижу здесь и поразмышляю над своей судьбой, — сказала она с принужденной улыбкой. — Только ты, пожалуйста, недолго…

Я наклонился и поцеловал ее в губы.

— Разумеется, я сразу же вернусь, — пообещал я. — Женщина не должна размышлять слишком долго. Последствия могут быть самыми непредсказуемыми…

Я вышел из машины и направился к своему подъезду. Здесь тоже асфальт был усыпан пожелтевшими листьями — листопад начинался всерьез, и нас опять ожидала долгая скучная зима. Откровенно говоря, мне не по вкусу московская зима. Я с удовольствием удрал бы от нее на какие-нибудь острова. Некоторые люди, наверно, так и делают. Будучи оптимистом, я надеялся, что когда-нибудь мне удастся последовать их примеру. А пока я вошел в подъезд и поднялся в лифте на седьмой этаж. Ксения Георгиевна открыла далеко не сразу — теперь она стала весьма осторожной. Однако через некоторое время, необходимое для идентификации моей личности, послышался звон цепочек и щелканье замков, и в дверях появилось сморщенное, немного встревоженное личико Ксении Георгиевны.

— Здравствуйте, Володя! — обрадованно произнесла она. — Заходите!

— Да, я зайду! — сообщил я, проникая в прихожую. — Вы знаете, Ксения Георгиевна, у меня к вам неожиданная и весьма деликатная просьба…

— Да? Это действительно неожиданно, Володя! — сказала старуха. — Обычно я надоедаю вам своими просьбами… Я с удовольствием помогу, если это будет в моих силах…

Мы прошли в комнату, залитую янтарным светом осеннего солнца. Ксения Георгиевна усадила меня на диван и сама уселась рядом, сгорая от любопытства.

— Речь пойдет о деньгах! — выпалил я, чтобы сразу внести в дело полную ясность.

Ксения Георгиевна всплеснула руками.

— Я почему-то сразу об этом подумала! — заявила она. — Что нужно молодому человеку? У молодых есть все, кроме денег, правда?

— Совершеннейшая правда, Ксения Георгиевна! — подтвердил я. — Но вы можете подумать, что мне нужно рублей сто, а мне нужно гораздо больше. Вы как-то обмолвились, что делаете накопления, покупая доллары…

— А что остается делать? — перебила меня старуха. — Ведь наши деньги как вода, Володя!

— Я пришел к тому же выводу, Ксения Георгиевна, — сказал я. — Поэтому хочу попросить у вас взаймы тысячу долларов. Скоро отдать не обещаю, но буду прикладывать к этому все усилия!

Не знаю, что ожидала услышать от меня Ксения Георгиевна, но на лице ее появилось явное облегчение.

— Тысяча у меня есть! — довольно заявила она. — Разумеется, я вам ее одолжу, Володя! И не думайте о том, чтобы срочно ее вернуть. Куда старым людям деньги! Только если не дай бог помирать соберусь… Но этого я пока делать не собираюсь! — с хитрой усмешкой заключила она.

Затем она с великой торжественностью направилась к шкафу и достала оттуда шкатулку, в которой хранила свои капиталы. Часть капиталов перекочевала в мои руки, после чего мы расстались чрезвычайно довольные друг другом.

Еще проще обстояло дело с изъятием собственных накоплений — они у меня хранились без затей, просто в ящике письменного стола. Набив карманы деньгами, я вернулся к Марине. По-видимому, все было написано у меня на лице — она даже не стала ни о чем спрашивать, а лишь критически хмыкнула и завела мотор.

— Ну что, поедем ко мне? — спросила она немного погодя. — Как я понимаю, пути к отступлению отрезаны?

— Полагаю, что так, — ответил я непреклонно. — Сейчас мы сложим вместе все деньги и подготовим тебя к завтрашней госпитализации.

— Но я еще даже не договорилась на работе! — напомнила Марина. — Может быть, меня еще не отпустят…

— Не представляю, чтобы такой женщине могли отказать, — возразил я. — Такое может произойти только в том случае, если учреждение возглавляет тоже женщина. Но ведь в твоем случае это не так?

— О господи! — с шутливой досадой воскликнула Марина. — Как тебе хочется заточить меня куда-нибудь подальше! Но молчу! Я уже поняла, что если попадешь в поле профессиональной деятельности врача, то уже не вырвешься!

— Ты рассуждаешь, как мой приятель Чехов, — проворчал я. — Он тоже уверен, что врачебная профессия лишняя и даже вредная. Однако что нам делать, если вы ее упраздните? Мы ведь тоже хотим кушать…

— Ну, у некоторых имеется запасная профессия! — со смешком заметила Марина.

— Что ты имеешь в виду? — подозрительно осведомился я.

Марина повернулась и посмотрела на меня коротким лукавым взглядом.

— Если ты вспомнишь детали собственной биографии, — сказала она, — то поймешь, что я имею в виду непризнанных сыщиков!