Наши за границей

Михаил Пеккер, 2021

«Формула Пеккера» – так можно было бы назвать книгу, которую вы держите в руках. Как живут русскоговорящие иммигранты в Америке? Реально ли в США осуществить карьеру именно в вашей, полученной в России, специальности? Возможно ли совместить свободу графика, финансовую независимость и творческую самореализацию? Насколько важны коммуникативные и профессиональные навыки? Зачем ходить на фитнес, если ты актер, музыкант, математик или художник? Существуют ли универсальные секреты успеха? Ответы на эти вопросы вы найдете в «Диалогах» с реальными людьми, успешными и счастливыми собеседниками Михаила Пеккера. Многие из «Диалогов» публиковались в американской газете «Новый Меридиан», в России они выходят отдельной книгой впервые. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Наши ученые за границей

Серию рассказов про русского ученого Сережу я начал писать в Техасе, когда работал ученым в университете города Остина. Помню, был понедельник, только я собрался пойти в кофейную комнату, как открылась дверь моего кабинета на 11-м этаже здания RLM, и мой начальник и друг Борис Брейзман, поздоровавшись, сообщил: «На этой неделе должен прилететь молодой теоретик из Англии, Сергей Шарапов. Он русский, окончил Московский физтех. Мы с ним занимаемся…» И далее последовало объяснение, чем Боря занимается со своим коллегой из Англии. Передавать, что он мне рассказал, не буду, поскольку задача эта локальная и к моему рассказу отношения не имеет. Я внимательно выслушал, но через десять минут все забыл, есть у меня такое качество: когда погружаюсь в какую-то проблему, все из краткосрочной памяти, как сквозняком, выдувается. За кофе я пошел часа через три.

Итак, пятница, отлаживаю программу для решения одной из своих задач и, естественно, ничего, кроме строк кода на экране компьютера, не вижу. Меня в такой ситуации брать легко, все сенсорные каналы отключены: не знаю, сколько сейчас времени, где нахожусь, что вокруг происходит.

— Здравствуйте, вы — Михаил Пеккер?

От неожиданности я вздрогнул. В дверях парень: невысокий, чуть излишне полноватый, лицо — словно наливное яблоко, волосы белесые.

— Да…

— А я так и подумал, у вас на двери кабинета ваша фамилия написана.

— Не может быть… На моей двери — и моя фамилия, не может быть, — удивился я.

— Представьте себе, да! И не только ваша фамилия, но и имя.

Я в удивлении развел руками.

— Понимаете, — стал объяснять Сережа, — прогуливаюсь я по коридору вашего института и вдруг вижу русскую фамилию Mikhail Pekker. Думаю, дай-ка зайду!

— И зашли, — засмеялся я.

— И зашел, — сказал Сережа и тоже засмеялся. Отсмеявшись, он представился: — Меня зовут Сергей Шарапов.

— Из Оксфорда, — проявил я осведомленность. — Вы приехали на две недели поработать с Борей Брейзманом, садитесь, — я придвинул стул Сергею.

Сережа Шарапов оказался не только хорошим физиком-теоретиком, но и веселым человеком и классным рассказчиком. Мы с ним замечательно провели несколько часов, после чего отправились вместе с Борей в уютное студенческое кафе, где недорого и в окружении симпатичных студенток, занятых домашними заданиями, вкусно поели.

В три часа дня Сергей на семинаре рассказал с приятным британо-русским акцентом нашему небольшому сообществу о своей работе с Борей. На этом мой первый день знакомства с Сергеем закончился — после семинара Боря повел его в свой офис, где до позднего вечера они обсуждали проблему, ради которой Сергей и приехал. На следующее утро Сергей опять пришел ко мне, и мы с ним мило беседовали о странностях английской жизни, пока в одиннадцать Боря не забрал нас к себе, чтобы уже втроем обсудить задачу об удержании альфа-частиц в токамаке. Так продолжалось недели две: утром до одиннадцати, пока не придет Боря, треп, потом обсуждение задачи. За это время мы с Сережей сдружились настолько, что он предложил мне на деньги Английской национальной лаборатории приехать к нему в гости, чтобы посмотреть Англию и слегка поработать… Что и осуществилось спустя полгода. Кстати, несколько рассказав Сергея в моем вольном изложении вошли в эту книгу.

Рассказы «Катенька», «Маша-Роза», «UP-Great» были написаны через несколько лет после того, как Сергей уехал в свою Англию. Герой каждого из них имеет своего прототипа. И я очень надеюсь, что те, кто узнает себя в них, не обидятся, а улыбнутся вместе с моими читателями. Рассказ «Максим и Элеонора» я написал по мотивам моей поездки в Сан-Франциско.

Англия

Do you really need a woman?

Когда Сереже исполнилось 26 лет, он стал совсем взрослым. Нет, это не значит, что он женился в 26 лет, женился он как раз в 22, просто в 26 он написал со своим другом Федей Зайцевым хорошую работу, после которой весь теоретический отдел института физики стал смотреть на Сережу с Федей по-другому. Из подающих надежды молодых ученых Сережа с Федей превратились в молодых гениев, а это что-то да значило в то время в институте физики. От такой новости Сережа приосанился и даже стал меньше улыбаться, но его круглое лицо и глаза все равно выдавали в нем хорошего парня, верного друга и большого любителя детей. То, что он любит детей, было ясно всем девушкам, поэтому они с первого взгляда хотели выйти за него замуж. Но Сережа обладал исключительной силой воли. Он отбивался от своих сокурсниц и симпатяг с других факультетов со стойкостью осла, он (это ему подсказал друг Зайцев) делал вид, что ничего не понимает, и каждый раз после кино или танцев вежливо целовал очередной соискательнице ручку и удалялся к себе в общежитие. Однако, как любил говорить тот же Зайцев, и на старуху бывает проруха! Вот и Сережа однажды на вечеринке у друзей увидел ее: изящную, в голубом, с черными блестящими глазами, с улыбкой, от которой сразу хотелось умереть. В тот раз он так перепугался, что не посмел даже к ней подойти. Но Федя Зайцев был настоящим другом, он все так подстроил, что через два дня Сережа уже гулял со своей Леночкой под ручку и рассказывал ей что-то про элементарные частицы. Леночка глупо улыбалась, она не знала, как себя вести и что говорить молодым ученым, ведь она была простая девушка из обычной, а не физико-математической школы и попала на вечеринку совсем случайно. Как всегда бывает в таких ситуациях, никто ничего не понимал, и это было хорошо. Но скоро Леночка, хотя и не имела высшего образования, разобралась, что к чему. Глазки у нее разгорелись еще пуще, щечки стали еще более розовенькими, ножки как-то удлинились (Леночка на встречи с Сережей стала зачем-то выбирать платья еще более короткие). Короче, Сережа не устоял и через неделю сделал ей предложение, к тому же и Федя, тоже мне друг, сказал: «Смотри, какая девушка, упустишь!» Свадьба была хорошая, только Сережина мама говорила: «Все хорошо: и ножки, и ручки, только вот высшего образования нет». Но Сереже было это совсем не важно. Ведь когда человек молодой, ручки и ножки и еще кое-какие детали играют бóльшую роль, чем образование. Леночка оказалась на удивление хорошей хозяйкой и очень даже умной особой. Даже Федя сказал однажды: «Эх, дурак я был, надо было мне самому ее клеить». На что Сережа по-хозяйски улыбнулся и сказал: «Да, надо было!»

Федя продержался ровно полгода, он женился на Верочке, которая была чуть потолще и покороче Леночки, но зато у нее было высшее образование, и она умела здорово танцевать, рисовать и играть на гитаре. А еще у Верочки было настоящее чувство юмора, которое можно приобрести только при тесном общении с физиками. Когда Федя задерживался на работе, Верочка звонила и спрашивала: «Где там мой Зайцев? Собирается домой или опять с этим…» Дальше шли неприличные слова, которые так любили вставлять ее друзья-физики, споря у доски. Несмотря на все недостатки Верочки, Федя искренне любил свою жену, гордился ее рисунками и умением поставить на место любого задиру-остроумца.

Итак, в 26 лет к Сереженьке и Федечке пришла слава. Но, к счастью, Сережа и Федя были из разряда людей, чье отношение к друзьям, знакомым, даже женщинам не могло зависеть от того, на гребне удачи они или на ее впадине. Это только слабые люди ведут себя нормально, когда у них не все ладится в жизни. Жены Феди и Сережи повели себя правильно, они устроили им медовый месяц, вследствие которого у них в положенное время с интервалом в неделю родились сыновья.

Но еще до того, как Сережа и Федя стали отцами, Сережа съездил за границу, причем так, что его авторитет среди научной общественности стал просто недопустимо высок. А дело было так.

Однажды зав теоретическим отделом, академик А. Б. позвал Сережу к себе в кабинет. Вообще-то Сережа не любил начальство. Нет, конечно, он уважал академика А. Б., его уважали все, даже члены правительства, которые вообще никого не уважали, кроме себя, но Сережа всегда помнил слова своего отца, бывшего капитана второго ранга: «Матрос должен держаться подальше от начальства и поближе к кухне». Академик встретил Сережу очень тепло, спросил, над чем он работает, и, к удивлению Сережи, сразу все понял. После научного введения А. Б. сказал:

— Мы решили послать тебя, Сережа, за границу, в Англию, на конференцию.

Сережа покраснел и сказал:

— А работу мы сделали вместе с Зайцевым, так что посылайте нас вместе.

Академик засмеялся:

— Вы работу подписывали по алфавиту?

— По алфавиту, — сказал Сережа.

— Значит, по алфавиту и поедете.

На этом вопрос был закрыт, и Сережа пошел рассказывать Феде, что его посылают в Англию.

Федя обрадовался за друга, поэтому неловкости Сережа не испытал. Дома Леночка быстро стала составлять список, что ей нужно купить в Лондоне. Список был большой, он начинался с колготок и кончался небольшой норковой шубкой. Надо сказать, что это сейчас, в 2021 году, поездкой за границу никого не удивишь, а тогда все было по-другому. Поехать в капиталистическую страну было все равно что выиграть холодильник в лотерею. Короче, Сережа собрался и полетел в Англию.

Надо сказать, что в университете Сережа учил английский и что кафедру иностранных языков уважали студенты не меньше, чем кафедру теоретической физики, потому что сдать английский было никак не легче, чем квантовую механику самому А. Б. Так что Сережа был уверен в себе. Однако знать английский и слышать его оказалось двумя разными вещами. Все, что говорили англичане, Сережа понимал с большим трудом, и, если бы не природное чувство оптимизма и самомнение, которыми наделены все физики, он бы сник. В гостинице, куда его привезли вместе с другим русским ученым, Сереже очень понравилось, особенно то, что он должен был жить в отдельном номере. Поскольку регистрация начиналась на следующий день, Сережа решил пойти в магазин и начать вычеркивать строчки из Леночкиного списка. В красивом фойе Сереже объяснили, где находится ближайший супермаркет, и он, насвистывая арию Тореадора из балета Бизе — Щедрина «Кармен», направился в магазин. Там счастливого обладателя фунтов стерлингов ждало первое разочарование: цены оказались такими, что не то что половину, десятую долю Леночкиных заказов Сережа не мог выполнить. На деньги, выданные академией наук, можно было купить разве что косметику и что-нибудь еще из мелочей. Сережа погрустнел, но не растерялся. «Начнем с того, что первое в списке», — сказал он себе и смело направился в отдел женского белья.

Он объяснил миленькой черненькой мордашке, что ему надо, но та, показывая на свою грудь, объяснила ему, в свою очередь, что в Англии используется другая система размеров и ему надо попросить какую-нибудь женщину написать ему на бумажке соответствие между русскими размерами и английскими. Весь этот разговор забрал у Сережи столько сил, что он решил отложить покупки до завтра, а сейчас просто погулять по Лондону. При выходе из супермаркета Сережа увидел, что идет дождь: плащи, мокрые машины, зонтики… «Ну, значит, я действительно в Англии!» — сказал он себе и смело пошел вниз по улице.

На следующее утро началась регистрация участников конференции. Сережа подошел к стойке, где была указана его буква. За стойкой сидела миловидная женщина лет тридцати пяти с небольшим. Сережа протянул ей свое приглашение, она отметила что-то в списке, который лежал перед ней, потом протянула ему папку, в которой были список участников конференции, брошюра с текстом аннотаций докладов, блокнот для записей и ручка.

— Nice to meet you, Sergey! What else can I do for you? — сказала она, улыбнувшись. В прямом переводе ее слова звучали так: «Я рада встрече с вами, Сергей. Что еще я могу сделать для вас?»

Сергей посмотрел прямо ей в глаза и, выговаривая четко каждое слово, произнес:

— Madam, I need a woman!

Женщина покраснела, потому что на английском языке эта фраза обозначала следующее: «Мадам, я нуждаюсь в женщине».

Конечно, любой женщине тридцати пяти лет с небольшим, тем более в Англии, где вообще напряженка с мужчинами, приятно слышать такие слова от симпатичного молодого иностранца, но не в восемь часов утра и не в такой обстановке. Видя ее замешательство, Сергей сначала нахмурился, потом улыбнулся своей обворожительной улыбкой и, делая паузу после каждого слова, произнес опять:

— Madam, I need a woman!

— Excuse me, sir, what did you say? (Извините, сэр, что вы сказали?) — переспросила женщина, еще более смутившись.

— I need a woman, — четко произнес Сергей, удивляясь ее непонятливости.

— One moment, sir (Секундочку, сэр), — сказала женщина, встала под сочувствующие взгляды женщин с других букв и направилась к дальнему столу, где сидели члены оргкомитета. Там она что-то сказала председателю конференции, показав глазами на русского ученого, тот недоверчиво помотал головой и подошел к Сереже. Сережа уже понял, что он сказал что-то не то, но что это было не то, он сообразить не мог. «Наверное, русский акцент», — подумал он и решил произнести свою фразу «I need a women» уже с английским акцентом.

Когда председатель оргкомитета подошел к Сереже и спросил: «What is the problem, Sergey? (Что случилось, Сергей?)», — Сергей сказал: «Excuse me, sir, maybe this Lady did not understand my Russia accent, but I really need a woman (Извините, сэр, может, эта леди не поняла мой русский акцент, но мне действительно нужна женщина)», — и достал из кармана листок с Леночкиным списком.

Все переглянулись: может, действительно молодому русскому приспичило и ему нужна женщина.

— Just a moment, I will invite russian interpreter (Минутку, я приглашу русского переводчика), — сказал председатель.

Через несколько минуту все уже громко хохотали, потому что переводчик объяснил всем, зачем Сергею нужна была женщина. Не хохотал один Сергей. Женщина, к которой он обращался, назвала Сергея милым Сережей и объяснила, какой номер бюстгальтера нужно ему купить в магазине. Конечно, после этого случая Сергей стал очень популярным, все с улыбкой смотрели на него, а жены больших и не очень ученых ставили его в пример своим мужьям.

Ну а доклад Сергея был принят очень хорошо, он был даже отмечен как один из лучших, представленных на конференции.

Дома, в Москве, Сережа никому не рассказывал о своем конфузе. Но куда деться от славы? Скоро все сотрудники вместо приветствия спрашивали его: «Sergey, do you really need a woman?»

12 фунтов ночь

Этот рассказ мы написали с Сережей Шараповым, когда он уже вернулся в Оксфорд. Я написал первый вариант и послал ему по электронной почте. Он переписал его и послал мне. Я, в свою очередь, переписал его вариант и послал обратно. После нескольких итераций процесс сошелся, и вот рассказ перед вами.

Лет сто назад любой рассказ об Англии всегда начинался с погоды и заканчивался убийством. Так прямо и писали мастера английской классической прозы: «Погода стояла как всегда — шел дождь!» И заканчивали, скажем, так: «Фотография лорда Стэнли обошла все английские газеты». Однако сейчас все уже совсем не так. Англия давно превратилась из страны разбойников, искателей приключений и лордов в нормальную, удобную для проживания страну, и это вы можете легко заметить, просто гуляя под зонтиком по запутанным улочкам Лондона, Дублина или другого английского города. Так что английская специфика сохранилась разве что в погоде.

Итак, погода! Она стояла как всегда… Нет, давайте все же опустим этот абзац и скажем сразу, что Федор Зайцев находился в Англии уже три дня, что жил он в гостинице и что это ему не нравилось, потому что было дорого и далеко от колледжа, где работал Серега, его друг и соавтор. Про Сергея скажем, что в Англии он жил уже третий год и что это не помешало ему родить еще одного ребенка, держать русскую кухню и вставлять в английские спичи силлогизмы, позаимствованные из народной русской речи; что чувствовал себя Сергей в Англии, в общем-то, как дома и что не место создает человека (как любил говорить он своей жене Леночке), а человек место.

— Ну что, Федя, будем искать, — сказал Сергей и выложил на стол трехкилограммовую воскресную газету London and Time («Лондон и время»).

— Как ты найдешь здесь то, что нам нужно? — показав на газету, спросил Федя.

— Очень просто! — и он ловким движением выдернул пять страничек, а остальное сбросил в ящик для ненужных бумаг. — Здесь мы найдем то, что нам нужно, — весело сказал Сергей.

Федя заглянул через Сережино плечо и, увидев множество маленьких объявлений, касающихся сдачи жилья, успокоился: объявлений было много. И это было совсем неправильно, потому что найти жилье в Англии — задача не для средних умов. Тут нужно хорошее знание законов и традиций, наличие денег и… обаяние. Да-да, господа, обаяние! Потому что ничто не действует на английских домовладельцев так, как учтивые манеры, хорошая одежда и высокий уровень интеллигентности жильца. Деньги тоже важны, но… Комната обычно одна, а претендентов много.

Итак, Федя водил указательным пальцем по столбикам объявлений и веселым голосом приговаривал: «Дорого, дорого, это нам не подходит. Нет, район не тот. Ты не куришь, это хорошо, нет, все равно дорого». Федя смирно сидел рядом и делал вид, что он тоже участвует в поиске жилья. «Вот что значит прожить в Англии столько лет!» — думал он с восхищением, наблюдая как Серега, его друг и соавтор, звонил по телефону. Время шло.

— Так, — неожиданно сказал Сережа, — осталось только два объявления: одно — в нехорошем районе, а другое написано полусумасшедшей старухой. Она требует, чтобы жилец любил котов, так прямо и пишет: «Must love cats».

Сергей вздохнул, и лицо его, и без того обаятельное, приняло еще более обаятельные формы. Он взял трубку и, дождавшись ответа, сказал: «Здравствуйте, мэм, я звоню вам по объявлению в газете, я сразу хочу сказать, чтоб у вас, мэм, не было сомнений, я очень люблю котов, и если…» В этот момент бабуся, наверное, прервала Сергея, потому что тот остановился. Спустя минуты две лицо Сергея приняло нормальное выражение, и он уже обычным голосом сказал: «Да, мэм, я понимаю, я тоже очень сожалею. Спасибо, мэм».

— Коты оказались нарасхват, — философски заметил Сергей и после непродолжительной паузы добавил: «Да, дела…»

Федя решил взять инициативу в свои руки, так всегда делает настоящий друг и соавтор:

— Дай посмотрю, что там осталось. 12 долларов ночь! Это же бесплатно! Звони, а то уйдет.

Федя, в отличие от Сергея, был человеком быстрых действий.

— Нет, — твердо сказал Федя, — нам не подойдет. Я же сказал, плохой район.

— Даже если в комнате клопы и она в подвале, я беру!

— Нет.

— Не ломайся, звони и поехали.

— Ну если ты так настаиваешь… — в глазах Сергея появилась ирония. — Поехали!

Дом, к удивлению Феди, оказался старинным трехэтажным особняком, стоящим на берегу Темзы. Как и во всех домах, перед ним была небольшая зеленая лужайка, на которой ярко-красным выделялись цветы. За домом угадывался спускавшийся к реке небольшой садик. Над крыльцом, к которому вела небольшая лесенка, висел позеленевший от времени медный фонарь. Всё: и дома вокруг, и дорожки, и церковь Святой Елены, стоящая через дорогу, — говорило о благополучии жителей, живущих в этом замечательном месте. «12 фунтов!» — думал восхищенно Федя, и сердце его билось от радости. «Только бы не ушла, только бы не ушла», — вертелось у него в голове.

Сергей же, улыбаясь чему-то, поднялся на крыльцо и деловито постучал в дверь специальным кольцом, привешенным к двери. Открыл им старик, еще довольно крепкий. «Наверняка из лордов», — подумал Федя. Однако, присмотревшись, решил, что назвать этого человека стариком было бы все же преувеличением.

— Вы сдаете комнату? Я вам звонил, — напомнил Сергей.

— Да, — просто ответил старик. Он прищуривался от слепившего ему в глаза солнца и от этого казался еще более из тех времен, когда Англией правили короли, а не премьер-министры.

— Спроси у него, действительно ли он сдает комнату за 12 фунтов, — сказал Федя на русском. Но Сергей отмахнулся от его слов, он жил в Англии уже три года и знал, как себя нужно вести с англичанами.

— Я Сергей, работаю в колледже, а это мой коллега, профессор Московского университета Федор Зайцев, он ищет комнату сроком на три месяца. Не будете ли вы столь любезны, сэр, показать нам комнату?

Федя всегда инстинктивно следовал правилу, которое безотказно работало: при разговоре надо вначале показать собеседнику, что он уважаемый человек, затем дать понять, что ты тоже уважаемый человек, а дальше всем становилось понятно, что два уважаемых человека всегда найдут общий язык.

— Конечно! Проходите, пожалуйста, — старик открыл пошире дверь и указал на узкую лестницу, ведущую на второй этаж.

«Осторожно, надень каску», — гостеприимно гласила надпись над лестницей. Сергей повернулся к Феде и, улыбнувшись, подтолкнул его вверх.

Комната оказалась большой и светлой. Одно из окон выходило на Темзу, два других смотрели на романтичное нагромождение остроконечных крыш. Посреди комнаты стояла большая кровать из черного мореного дуба, справа от нее — потемневшая от времени тумбочка, тоже явно не нашего века, слева — глубокое кожаное кресло. У другой стены разместились большой платяной шкаф, тоже старого времени, и небольшой письменный стол и стул. На столе стояла настольная лампа, явно нашего времени, и зачем-то чернильный прибор. «12 фунтов, не может быть», — сказал Федя на русском.

— Скажите, сэр, сколько лет вашему дому? — спросил Сергей.

— Он построен в начале XIV века.

— Вот это да! — восхищенно произнес Федя.

— Извините, сэр, зимой отопление в этой комнате работает? — будничным голосом спросил Сережа.

— Работает, — старик явно получал удовольствие, слушая столь вежливую речь, произносимую со столь ужасным русским акцентом. — Мы недавно сделали небольшую перестройку в доме, и сейчас все комнаты отапливаются. Душ и туалет рядом с комнатой. Ваш друг, если снимет комнату, может также пользоваться стиральной машиной. Отопление, завтрак, все коммунальные услуги в стоимость проживания включены.

— И все это стоит 12 фунтов? — с недоверием спросил Федя.

— Да.

Федя хотел уже спросить «а почему так дешево?», как в разговор опять вмешался Сережа:

— Скажите, сэр, как вы боретесь с приведениями?

Это было сказано таким будничным голосом, как будто спрашивалось «где здесь магазин?».

Старик покраснел, видно было, что ему этот вопрос не очень приятен.

— После того как священник полгода назад окропил стены подвала святой водой и произнес молитвы, приведения перестали появляться.

«Честный старик», — сказал с уважением Сергей. — «Ты заметил, он употребил слова „перестали появляться“, а не „пропали“ или „ушли“».

— Извините, сэр, что мы говорим на русском, — сказал, смутившись, Федор.

— Пожалуйста-пожалуйста, вам же нужно посоветоваться, — сказал старик, не отрывая напряженного взгляда от Сергея.

«Дом, конечно, замечательный, полон английской специфики, но я тебе очень не советую снимать в нем комнату».

«Да черт с ними, с приведениями, вампирами и прочей нечистью, я все равно сплю как убитый, давай говори, что берем, и баста, а то передумает».

«Так, отказываемся, — Сергей был непреклонен. — На улице я тебе одну историю расскажу, здесь неудобно».

«А мне здесь очень нравится, ну давай снимем», — просительно проговорил Федя.

— Скажите, — прервал их бурное объяснение на русском старик, — а вы здесь раньше не бывали? Ваш акцент мне почему-то очень знаком.

— Нет, сэр, вы меня с кем-то путаете, — прикрывая глаза своими по-детски длинными ресницами, сказал Сергей и слегка покраснел. — Русских сейчас много в Англии, может, кто и заходил. И вы позволите нам осмотреть подвал, сэр? — сменив тему, продолжил он.

— Конечно, господа, пожалуйста, — казалось, старик даже был рад такому повороту событий.

Во время спуска по узкой винтовой лестнице Сергей выговаривал Федору: «Слушай, ты в Англии, а не в Москве, в Москве можно называть одну цену и тут же менять. Здесь так не принято, молчи и учись». Подвал оказался глубоко под землей, он представлял собой большое пустое пространство, обложенное со всех сторон неотесанными камнями. В центре подвала к потолку был прикреплен огромный ржавый чудовищный крюк.

«Н-да-а, натюрморт», — промычал Федя. Он вдруг почувствовал, что в этом подвале любому хочется говорить правду и только правду. Всю и сразу, лишь бы не видеть этих черных зловещих стен.

— А почему вы здесь не храните вино или всякие ненужные вещи? — спросил Сергей.

— Священник не велел, — просто ответил старик. — И это, как ее… Пожарная охрана не разрешила.

«Представляешь, Серега, какие истории я буду рассказывать об этом дом в Москве», — сказал по-русски Федя. Глаза его блестели, он уже видел себя в кругу молодых женщин и с бокалом бренди в руке.

— Мой друг согласен, он снимает эту комнату на три месяца.

— Очень хорошо! Пройдемте наверх в гостиную и заполним бумаги, — сказал старик, он явно был доволен. — Да, кстати, плата за месяц вперед.

Через полчаса Федя и Сережа вышли на улицу. Розоватые облака над Темзой обещали скорый заход солнца, а тепло, исходящее от тротуаров и близлежащих домов, приятно грело душу. Короче, как раз в этот день стояла нетипичная английская погода. Федор был счастлив: снять за 12 фунтов комнату в таком районе было большой удачей.

— Ты хотел рассказать мне какую-то историю про дом, — сказал улыбающийся Федя. Он уже подсчитал в уме, сколько денег сэкономил на жилье.

— Ты же уже снял комнату, так что это неактуально.

— Все равно расскажи.

— Смотри, спать не будешь!

— Да брось, не верю я во все эти приведения, цена-то какая! — Федя не мог успокоиться.

— Ну что ж, — усмехнулся Сергей и, указав на паб, предложил: — Зайдем поужинаем? Там я тебе и расскажу.

Они зашли в старый английский паб. Хозяйка и хозяин узнали Сергея и предложили им столик с замечательным видом на Темзу. Друзья заказали еду и стали ждать.

— Красивая легенда, приеду домой — всем буду рассказывать.

Федя доел свое блюдо и, откинувшись на стуле, тянул пиво, ему все здесь нравилось.

— Нравится, да! А знаешь, как называется это паб?

— Нет.

— Называется он «Толстая Морда». Паб этот, Федечка, тоже специфический.

–???

— Я вижу, ты уже кончил есть, ну так слушай. Паб этот был популярен еще в те времена. А там обычно по субботам и средам казнили беглецов-неудачников и, конечно, просто приговоренных к смертной казни… Ну, ладно, мне пора. А ты здесь посиди, тебе спешить некуда. Ты же уже снял комнату, и вообще, счастливых тебе сновидений, — саркастически улыбнулся Сергей, подозвал хозяина, расплатился и ушел.

Федя сидел и улыбался. Звездное небо, шум автомобилей — все это было так приятно. Он закрыл глаза. И вдруг его взору представилась во всей своей яви картина казни несчастных заключенных, крики одобрения и смех сидящих рядом людей. Федя побледнел, только что съеденный ужин подступил к горлу, мокрый противный пот выступил по всему телу. Федя открыл глаза. У его стола стояли хозяин и хозяйка: «Вам нехорошо?» — озабоченно спрашивали они, и Федя явственно видел, что и у хозяина, и у хозяйки рот озарен белым мрамором небольших, но острых клыков.

Мнимый бомж

Федя Зайцев был в Англии уже три месяца. Для англичанина это, конечно, срок совсем небольшой, прямо скажем — детский, но для русского человека он просто огромен. За три месяца можно и полюбить Англию, и возненавидеть ее, и даже… Но об этом лучше не стоит. Вот и для Феди три месяца — оказалось много. Он так тосковал по Москве и своим, что даже Сережа, его друг и соавтор, не знал, как ему помочь. Не мог же он действительно очистить Англию от туч, прекратить этот беспрерывный дождь и насыпать полметра снега.

«Лена, Леночка, хочу домой», — плачет на плече у Сережиной жены Федя. Леночка делает глазами, и Сережа наливает 20 мл бренди и протягивает Феде стакан.

— Что это? — спрашивает пьяный Федя.

— Лекарство от ностальгии, — отвечает Сережа, стараясь заставить Федю сделать хоть глоток.

— Почему не водка? — спрашивает Федя и не берет стакан.

— Потому что надо принимать лекарство той страны, в которой живешь.

— А я хочу — той страны, которую люблю, — говорит Федя, и из глаз его текут слезы.

— От этого будет только хуже, — говорит Сережа и насильно вливает в Федино горло 20 мл бренди.

Обычно после приема 350 мл лекарства Федя засыпал прямо на ковре и под шум дождя спал до полудня. Днем Леночка кормила его борщом с мясом и обязательно котлетками в винном соусе, чтобы Федя скорее пришел в себя. Федя хорошо ел, потом хватал себя за голову: «Какая я свинья!» — говорил он и просил добавку компота и котлет. Когда Федя кончал есть, приходил Сережа, и они обсуждали свои физические проблемы до позднего вечера. Леночка жалела Федю, она никогда не забывала, что своему счастью она обязана всегда веселому и жизнерадостному Феде Зайцеву. Следует сказать, что Федя все же «болел» нечасто, раз в неделю, а то и реже, так что работа Феди и Сережи хотя и с перерывами, но успешно продвигалась.

Надо отметить, что Федя страдал не один, его жена Верочка тоже не находила себе места — ее никогда не было дома. Она ходила в театры, на выставки. Часто, сидя у друзей, она вспоминала Федю и горько плакала. «Как жаль, что его нет с нами», — говорила она, брала в руки гитару и пела грустные песни Фединым друзьям. Каждую субботу она водила двух своих детей в театр кукол, потом в кафе, где они ели мороженое с газированной водой. Там за столиком она им рассказывала о Феде. Верочке почему-то казалось, что дети могут забыть отца, и поэтому они должны были вместо футбола во дворе смотреть «Красную Шапочку» и есть мороженое.

Наконец пошла последняя неделя пребывания Феди за границей. Русские ученые решили устроить Феде отходную. Вообще-то, отходную принято устраивать в честь покойников, но у русских ученых, работающих за границей, свои традиции. Итак, выбрав денек, когда немного прояснилось, русская ученая диаспора в количестве 15 человек и шестерых детей собралась на берегу большого озера. В честь отбытия Феди на родину было решено наловить побольше рыбы и приготовить настоящую тройную уху. Следует сказать, что сезон рыбной ловли в Англии кончился как раз за день до этого, но русские этого не знали, и не потому не знали, что они не читали газет, просто им в голову не приходило, что такое может существовать. И это правильно, потому что если знать, что можно, а что нельзя, то никогда ничего нового в науке не откроешь. Пока мужчины ловили рыбу, их жены накрыли на стол, нарезали хлеб, овощи, поставили любимый всеми сидр и две бутылки: одну для новоприехавших — водку, другую для старожилов — бренди. Мужчины не подкачали, они поймали двух хороших щук, поэтому уха получилась на славу. Все были довольны. Когда стало темнеть, русские по традиции (см. рассказ «Сидр — вино для русских ученых») дружно сели на скамейку полюбоваться заходом солнца. Полюбовавшись и выпив на посошок, все пошли садиться в машины, как… Вот тут и начинается история, которую я хотел рассказать.

Федя Зайцев отклонил все приглашения довезти его домой: «Что я, не могу напоследок прогуляться по этой…» Дальше пошел нецитируемый набор слов, закончившийся словом «Англии». «Конечно, можешь! Профессорам Московского университета все можно», — сказала Леночка и села в машину. Сереже ничего не оставалось делать, как сесть за руль и, опустив стекло, с ехидцей спросить: «Дорогу найдешь?» «Катитесь все!» — весело сказал Федя, взял станковый рюкзак, с которым он приехал из Москвы, и зашагал по направлению к городу. Все остальные воспользовались советом «катиться домой».

Федя шел, крепко ступая своими «вибрамами» по твердой земле Англии. У него было прекрасное настроение, он даже напевал свою любимую песню «Пусть бегут неуклюже пешеходы по лужам, а вода по асфальту рекой…» Англия, несмотря на начавшийся дождик, ему уже нравилось. Феде даже вспомнился анекдот про одного его друга, давно работающего в далекой Мексике. Однажды того спросили: «Ну как ты там, Петя, привык в Мексике?» — «Да что вам сказать, коллеги? Говорят, что и заключенный через пять лет тюрьму родным домом считает!»

Километра через три Федя вошел в черту города. На его удачу, один продуктовый магазин был открыт. Федя купил полный рюкзак бананов (ну вы сами понимаете, что для русского человека были бананы в 1983 году) и продолжил свой путь. Вдруг Феде пришла в голову замечательная идея: зайти в паб (в пивной бар — на русском). Федя эту идею тут же реализовал, потому что пабов в Англии как грязи в России. Выпив кружку пива и пройдя квартал, Федя решил зайти еще в один паб, ну а дальше мысль Феди было не остановить. «Буду заходить во все бары, которые только встретятся мне на пути», — решил он. А надо сказать, что путь к дому с приведениями, где Федя снимал комнату, был не близкий — километров семь-восемь. Где-то километра через три Феде нравилась уже не только Англия, но и англичане. Поэтому в очередном баре он подошел к стойке и, повернувшись к сидящим за столиками, громко сказал: «Господа англичане, угощаю всех! Подходи, ребята, каждого угощаю кружкой пива». Вначале народ не понял, но потом один подошел к стойке, затем второй, вскоре возле стойки образовалась уже небольшая толкучка. Федя смотрел на всех и улыбался.

Вдруг открывается дверь, заходят двое полицейских, берут Федю под белы ручки и выводят из бара. «Вы арестованы, все объяснения в полицейском участке», — сказал полицейский, помогая Феде сесть в патрульную машину. В полицейском участке произошел следующий разговор межу участковым и Федей:

— Вы, молодой человек — бомж, то есть человек без места жительства, — начал участковый.

— Никакой я не бомж, — перебил его Федя, — я русский ученый, работаю в колледже (дальше последовало название одного из самых престижных колледжей Англии).

— Допустим, — не смутившись, сказал полицейский, — покажите ваши документы.

Документов у Феди, естественно, не оказалось.

— Вот видите, вы — бомж.

— Нет, я не бомж, я русский ученый Федор Зайцев.

— Ну хорошо, если вы не бомж, а русский ученый Федор Зайцев, скажите название улицы и номер дома, где вы живете.

— Я не помню.

— Как же вы из своего колледжа домой добираетесь? — спросил участковый, и все полицейские, находящиеся в участке, засмеялись. Подождав, когда все успокоятся, участковый продолжил:

— Арестовали мы вас не потому, что вы бомж, а за то, что вы нарушили общественный порядок!

— Какой такой порядок я нарушил? — удивился Федя. — Я просто зашел в паб выпить пива!

— Нееет… Вы не только выпили пиво, вы еще и угостили всех.

— Ну и что?

— А вас кто-нибудь просил?

Наступила пауза.

— Я русский ученый, — сказал Федя и стал рассказывать, чем он занимается в своем колледже.

Минут пять весь полицейский участок внимательно слушал Федю.

— Хорошо. Если вы русский ученый, вы должны быть в компьютере, — сказал участковый и постучал по клавишам, затем удовлетворенно хмыкнул: — Никакой вы не русский ученый, русского ученого Федора Зайцева в Англии нет. Вы просто образованный бомж, таких сейчас много в Англии шатается.

— Это ничего не значит, просто меня забыли внести в компьютер, — без всякого смущения отреагировал Федя. — У нас в России часто так бывает.

— Это вы мне бросьте. Забыли?! В Англии такое невозможно.

— Ну хорошо, меня нет в компьютере, но с чего вы взяли, что я человек без места жительства?

— А вы посмотрите на себя, — сказал полицейский и показал рукой на костюм Феди. Федя был в брезентовой штормовке, брюках цвета хаки и ботинках на ужасно толстой подошве. — Это во-первых. И зачем вам, если вы не бомж, полный рюкзак бананов?

— Чтобы на неделю хватило, — недоуменно пожал плечами Федя.

Все засмеялись.

— Вот видите, значит, вы бомж, — немедленно отреагировал участковый.

— Нет, я не бомж, а одет я так потому, что… — и далее Федя стал рассказывать про костер, рыбалку, про двух щук, которых он с другими русскими учеными поймал здесь, на озере, недалеко, про закат…

— Ну хватит сказки рассказывать про щук, про уху. Все знают, даже бомжи, что сезон рыбной ловли закончился еще вчера. Говорите правду!

— Нет, я русский ученый Федор Зайцев, и вообще, вот фамилии моих друзей и их телефоны, можете позвонить и узнать всё про меня, — сказал Федя и стал называть фамилии русских, работающих в колледже, и их телефоны. На цифры у Феди была профессиональная память.

К своему удивлению, участковый увидел на экране компьютера, что Федя называет правильные фамилии и телефоны русских ученых. Тут он второй раз засомневался: может, действительно этот странный человек не бомж, а русский ученый?

— Ну хорошо, сейчас проверим, какой вы русский ученый, — сказал полицейский и снял трубку. Вы думаете, он позвонил Сереже или кому-нибудь еще из русских? Нет, полицейский-то был англичанином, он позвонил декану знаменитого Английского колледжа, профессору N., лауреату Нобелевской премии по физике. Нобелевский лауреат поднял трубку (а время, я вам скажу, было уже три часа ночи), спокойно выслушал полицейского и подтвердил, что действительно, к ним в колледж приехал из Москвы на три месяца русский физик Федор Зайцев, а почему его нет в компьютере, он завтра выяснит. Полицейский повесил трубку и весело сказал: «Ну хорошо, русский ученый, куда вас везти?»

— Да не надо, я сам дойду, я дорогу знаю, — миролюбиво отозвался Федя.

— Ладно-ладно, вас довезут!

И Федя в сопровождении двух полицейских пошел к выходу.

— Рюкзак с бананами не забудьте! — засмеялся участковый.

Федя действительно знал дорогу, поэтому они доехали без приключений. Зайцев вышел из машины, помахал рукой полицейским — спасибо, мол, за доставку. Однако они не уехали, один из них вышел из машины и помог Феде надеть рюкзак с бананами. Только когда Федя поднялся в свою комнату и включил свет, он услышал звук отъезжающей машины. «Да, англичане — народ правильный, наши бы не повезли» — это была последняя мысль Феди. Через секунду он уже крепко спал.

На следующее утро уже весь физический департамент знал про приключение русского ученого Феди Зайцева. Однако никто из англичан виду не подал — за 200 лет мирового владычества они научились ко всему относиться философски. Да, кстати, Федя Зайцев все-таки оказался в компьютере — правда, фамилия у него была не Зайцев, а Владимирович.

Сидр — вино для русских ученых

В Англии редко бывает хорошая погода. Но если уж установится, то стоять может долго: день, два, три, ну неделю, но это уж очень редко — неделю, может, раз в несколько лет. Конечно, когда дождь каждый день, то в этом веселого мало, но англичане — народ практичный, природа у них такая, иначе с тоски погибнуть можно, говорят: «Хорошо, дождь пошел! Значит, трава хорошо пойдет!» И это правда, лучшей травы на свете не найти. Поэтому если вы любитель зеленых лужаек и готовы ради них 320 дней в году мокнуть, то лучшего места для жизни, чем Англия, вам не найти.

Так вот, в начале мая 199… года установилась хорошая погода. И стоит себе, день, два, три, неделю стоит. Англичане поначалу даже испугались. «Может, с климатом что?» — говорили они с опаской, а потом ничего, очухались и даже пари стали заключать, когда дождь пойдет. Но русские ученые не стали ждать, когда погода опомнится, они сразу на четвертый день в парк пошли. Вечером, конечно, днем ведь английскую науку делать надо. Это в России вечер — понятие неопределенное: если вы скажете, что придете вечером, то это значит, что прийти вы можете и в семь, и в восемь, и в девять, и даже на следующий день, и вам всегда будут рады. В Англии же все знают, что вечер начинается ровно в 4:30 P.M., потому что в 5:00 P.M. закрываются все магазины, за исключением продуктовых и винных, которые закрываются в шесть. Короче, как только выглянуло солнышко и трава просохла окончательно, русские ученые гурьбой пошли в продуктовый магазин, взяли там большую бутыль сидра, колбаски, сырку, хлеба, плюс, конечно, овощей — огурцов-помидоров, лучка зеленого — и пошли в парк.

А там, ребята, лепота, я вам скажу: трава изумрудного цвета, чистота неимоверная, дорожки аккуратненько песочком красным посыпаны, озеро, лес, закат в восемь вечера. Сидят наши русские ученые, пьют сидр и молчат, так им Англия нравится. Ну а поскольку погода установилась надолго, русские вроде как на работу сюда в парк ходить стали. У них даже своя любимая скамейка появилась, никто ее из местных занимать не смел, все знали: русская она. Недельки три так продолжалось, и вдруг вся эта английская пастораль в один момент кончилась.

А дело было так. Однажды, когда время к четырем приближаться стало и вроде как уже надо было собираться, вбегает самый главный русский ученый в комнату, где все сидят, и говорит: «Все, ребята, с сидром надо кончать!» — и рассказывает, что встречает его только что директор института, где они все работают, и говорит: «Так это вы тот самый русский ученый, который каждый вечер в парке на лавочке сидит и сидр пьет?» «И так он это сказал, ребята, что понял я, с сидром кончать пора, иначе контракты нам не продлят и вместо нас китайцев возьмут». Ребята, конечно, погрустнели, привыкли они к английской жизни, да и дети у многих уже здесь родились. Короче, решили они эту традицию «с сидром закат солнца встречать» закрыть. А жаль, я вам скажу, потому как раз в этот день ровно в 4:30 дождь начался и на всю неделю зарядил, а так пошли бы они на свою лавочку — глядишь, еще недельку хорошая погода и продержалась бы. Ведь любят русских ученых не только в Англии.

Америка

Катенька

Этот рассказ — абсолютно правдивая история, которую я практически слово в слово переложил на бумагу. Его героиня дала мне право на его публикацию, попросив изменить название университета и ее имя, что я и сделал.

Умным женщинам в России никогда не везет, всегда им попадаются либо умные, но пьющие мужчины, либо амбициозные дураки и скряги. Причем, что удивительно, умные женщины сами, я повторяю — сами, это добро себе находят — все им надо на что-то, вернее — на кого-то, свою жизнь, свою красоту положить, без этого умная просто жить не может, чтобы кого-нибудь не спасать. И заметьте, что такие вот идиотки произрастают только в одной стране — в России. Может, почва там особая, или солнца больше, или диковинные цветы там растут, что своим запахом головы русским бабам дурманят? Так нет, в Калифорнии, например, и климат помягче, чем в Сибири, и солнца поболее, чем в тундре, и цветов диковинных намного больше, чем в среднерусской полосе, но таких идиоток там нет! Не растут, хоть ты тресни. А если и встретишь, то обязательно наша, русская, она либо со своим еврейским, либо хай-тековским муженьком приехала. Поэтому и говорю: русская женщина — загадка природы, будь она по генотипу хоть якутка, хоть казашка, хоть чистокровная русская, но если бог дал ей ум, то обязательно с жертвенной придурью. Нет, я не про свою, она замуж за еврея вышла. А еврейский муж — он знаете какой: не пьет, не курит, детей обожает, да к тому же и жену свою любит всепрощающей любовью. Так что моя жена нетипична; она меня, правда, тоже спасти хотела от родственников моих, но куда ей против нас. Это я увлекся, пожалуй. Люблю, знаете, про жену что-нибудь этакое, то есть хорошее, сказать, ну чтоб запомнилось получше. Так вот зовут мою знакомую Катя, или по-свойски — Катенька. Я как увидел ее в мини-платье, черном таком, знаете, обтягивающем бедра, так сразу понял: умная. Потому что знает, как одеться, чтобы и придраться было нельзя, и нам, мужикам, головы взбрендить. Муж у нее тоже Ph.D. имел, Московский физтех окончил, биофизик. Да, забыл сказать, дело в Техасе происходило, есть такой провинциальный штат в Америке, в нем даже профессора в шляпах и ковбойских сапогах ходят, не все, конечно, но многие, а те, кто не в сапогах, те в шортах и в кроссовках на босу ногу. Это я так, для любознательных говорю.

Так вот, Катенька с мужем красиво смотрелись, оба молодые, умные, с юмором — ну как и должно быть в интеллигентной семье. А как работу свою любили! Представляете, перед сном научные статьи в кровати читали, часов до двух, а потом каждый свою лампочку на тумбочке выключал, и дальше они всю ночь прочитанное обсуждали. Вот так они и жили. Но как я уже говорил, русской женщине никогда не везет. Так и моей Катеньке: муженек у нее хоть и умный, и Ph. D., и физик хороший, но пьяница был. Как выпьет, так не знаешь, чего от него ждать. Как на иголках сидишь: то ли драться полезет, то ли плакать начнет, то ли приставать — уважаешь его, мол, или нет. Одно хорошо, наутро всегда говорил: «Слушай, что я там вчера говорил, ничего не помню!» Но это мы потом узнали, когда его жена, Катенька наша, турнула за плохое поведение. Ну а тогда всё путем: и рубашка на муженьке в тон брюк, и носки нормальные, без этой белой американской придури — короче, он как с обложки женского журнала выглядел. Красиво смотрелись, но что сделаешь, не везет русской умной бабе — и всё тут!

Что да как, говорить не буду, только через год, как выгнала Катенька своего ученого из дома, оказалась она в MIT, в одной из физических лабораторий. Деньги ей, правда, маленькие дали, но зато почет и уважение: MIT — это вам не Даллас и не Хьюстон, это Бостон. Там женщины и мужчины в кроссовках на белый носок не ходят, там платья носят, а не шорты, пальто и шарф надевают, а не куртку цвета хаки, короче, Бостон — это единственный европейский город в Америке. Правда, живут в этом европейском городе не англичане, не французы и швейцарцы, а американцы, и это Катенька скоро поняла.

Первый свой роман в Бостоне Катенька закрутила с одним коллегой. Конечно, он профессор был, умница и неженатый. Для женатых Катенька закрыта, и не потому, что они ей не нравятся, нет, просто нравственное чувство не позволяет. Так вот, профессор этот через недельки две Катеньку мою в кафе пригласил. Сидят они, разговаривают о том о сем, вот уже и десерт подали. Тут профессор этот говорит:

— Катенька, я в туалет пойду, сейчас вернусь.

Катенька кофе допила, пирожное доела — профессора нет. Ну что делать? Не смотреть же на дверь туалета. Катенька сумку открыла, книжку научную достала, читать принялась. А профессора нет, уже 10 минут прошло — его нет, Катенька волноваться начала: может, случилось что? Дальше читает, официант мимо раз прошел, второй:

— Мадам, не прикажете что-нибудь принести?

— Нет, спасибо.

В Америке не принято клиента тревожить, пока сам не скажет «Счет, пожалуйста!». Катенька смотрит: что такое? Уже 30 минут прошло, спутника нет. Официант кругами вокруг столика ходит и этак издевательски на Катеньку поглядывает. Катенька нервничать начала по-серьезному: может, профессору плохо стало? Но нет, люди в туалет входят и оттуда выходят. Короче, на пятидесятой минуте ее профессор выходит из туалета, Катя ему сразу:

— Что случилось, Боб? Ты так долго был в туалете!

А он ей:

— Дорогая, ты не заплатила?

Тут до Кати дошло, что он за дверью в туалете стоял и все ждал, когда она за ужин заплатит.

— Нет, дорогой, не заплатила.

Профессор рукой махнул, кредитку официанту дал и молчит — переживает. Через пять минут вышли они из кафе, профессор и говорит:

— Катя, вы такая замечательная женщина, давайте на следующей неделе еще раз в кафе пойдем.

— Ага, — сказала Катенька, — а вот и мой автобус. Увидимся на работе.

Второй роман у Кати возник совсем случайно. Сидела она в кафе, ну которое прямо в MIT, и ела свою булочку с сыром и всякими овощами. Вдруг подходит к ней мужчина: лицо приятное, борода, глаза только немного испуганные:

— Вы не против, если я к вам подсяду?

Катя улыбнулась:

— Конечно! — надо же мужика ободрить, в первый раз, видно.

Сидит кушает свой бублик с кремчизом. Ну Катя — женщина умная, видит — мужчине помочь надо, она с ним и заговорила, что да как. Он оказался физик, ну в MIT все физики, два года назад с женой развелся.

— А вы что, русская?

— Да.

— Я сразу догадался, что не американка, взгляд у вас другой, не холодный.

«Ну началось», — подумала про себя Катя, но ничего не сказала. Сердце ведь действительно у нее теплое, отзывчивое. То да се, короче, всё по сценарию.

— Давайте встретимся в кафе сегодня после работы.

Ну Катя, конечно, не согласилась так сразу с ним и встретиться. Нет, надо все красиво делать, а то сразу — в постель. Короче, через три дня пошли они в кафе, потом в кино, потом в музей. Катя всё в свои руки взяла, человек ведь неопытный, хотя и в MIT работает. Потом Катя тайм-аут взяла на недельку, чтобы мужик понял, что Европа — это тебе не Америка. Короче, через две недели они в третий раз в кафе пошли, такое хорошее кафе, музыка играет, свет неяркий, люди туда в костюмах и галстуках ходят. Сели, ну Катенька решила много не заказывать, чтобы друга своего в расход не вводить, а он вдруг говорит:

— Знаешь, я за тебя два раза платил, теперь твоя очередь!

Катенька только и смогла произнести:

— Ага.

Ну он себе и супчика черепахового взял, и второе, и салатик, и про десерт не забыл. Короче, сидят, разговор интеллектуальный ведут — Катя овсяночку кушает, а мужик ее мясо с жареным картофелем наворачивает и красным вином запивает. Всё про всё на 80 долларов потянуло. А это, я вам скажу, большой расход, ведь и жилье в Бостоне дорогое, и за образование сына платить надо. Вышли они из кафе, а уж вечер стоит, морозец небольшой, фонари блеклым светом светят, тут этот самый американец вроде как бы облизнулся и целоваться полез. Ну Катенька, конечно, ему и сказала, что раньше, мол, иди ужин перевари, а уж потом о другом думай. Махнула рукой — такси взяла, так расстроилась. Что ни говори, а умной женщине нигде не везет — ни в России, ни в Америке.

Вот недавно Катеньке звонил, она в следующем году, летом, во Францию, в Париж, поехать хочет, там ее подруга с мужем-биохимиком в Сорбонне работают.

Маша-Роза

Эта невероятная история произошла с моим другом — математиком, профессором Гарвардского университета. По мотивам, которые вам будут ясны ниже, я не буду называть его настоящего имени. Однако скажу, что он невысокого роста, худенький, одевается очень скромно. И если вы не приглядитесь к нему внимательно, вы обязательно примете его за одного из аспирантов, которых много крутится в математическом департаменте. Миша (назовем моего друга так) — очень скромный человек, с удивительным чувством юмора. Если его не знать близко, он кажется суровым, непроницаемым человеком, «a very formal person», как сказали бы здесь. Но если вдруг вам повезет и вы окажетесь с ним накоротке, то будете получать массу удовольствия, беседуя на разные, не только научные темы.

Переписка

Здравствуйте, Сеня! Во-первых, большое Вам спасибо за заботу, которую Вы проявили по отношению ко мне, когда я была в Бостоне. Мои боли в груди прошли вскоре после моего приезда в Сан-Франциско, смена климата и обстановки, как Вы и предполагали, пошли мне на пользу. Я всегда буду благодарна Вам за Ваше участие в моей судьбе. Вы, Сеня, мой добрый гений.

Не смею Вас обнять. Маша

Здравствуйте, уважаемая Маша. Честно говоря, я не понимаю, о чем Вы говорите. Какая боль в груди? Какое участие в Вашей судьбе? Я вообще Вас не знаю. А насчет боли в груди — боль в груди лечится не климатом и сменой обстановки, а глубоким массажем и химиотерапией. Кстати, зовут меня Миша, а не Семен.

Желаю Вам счастья в Вашей жизни.

Здравствуйте, уважаемый Миша. Я понимаю, Сеня, что по каким-то неясным мне причинам Вы хотите, чтобы я называла Вас Мишей. Пожалуйста, как хотите, но в моем сердце Вы все равно будете Сеней из Бостона. Насчет лекарства от боли в груди Вы абсолютно правы. В Сан-Франциско я нашла массажиста, и он взялся за умеренную плату делать глубокий массаж не только моей груди, но и внутренних органов. Если у Вашей жены или какой-то из Ваших знакомых болит грудь или сильные боли в области внутренних органов, я могу его порекомендовать. В зависимости от размера организма он проводит массаж от одного до трех раз в неделю. Следуя Вашему совету, я у него спросила, может, мне химиотерапию принимать вместо массажа. Он сказал, что в его практике не было случая, чтобы массаж не помог. Как Вы думаете, может, мне пока подождать с химиотерапией, поскольку грудь уже не болит?

Миша, Вы столь проницательны и умны, что я прямо не знаю, как я могла раньше жить без Вашего руководства. Если Вам почему-то не нравится мое имя Маша, я готова быть для Вас Розой.

Еще раз не смею Вас обнять. Роза-Маша

Уважаемая Маша, или как там Вас. Я — серьезный человек, профессор математики, у меня жена, дочь, а тут Вы со своей грудью и массажем внутренних органов. Мне это совсем неинтересно. Прошу Вас, Маша, или Роза, как Вам угодно себя называть, не пишите мне больше. У меня есть кем руководить кроме Вас, у меня три студента-аспиранта, и с каждым я должен встречаться по крайней мере два раза в неделю. И еще у меня лекции по теории чисел, а к ним, между прочим, Маша-Роза, готовиться надо, а Вы тут со своим массажем. Короче, не пишите мне, Маша (Роза), вычеркните мой e-mail address из вашей address-book.

Профессор математики Гарвардского университета Михаил…

Дорогой Михаил… После Вашего письма я долго думала и решила отказаться от услуг массажиста. Нет, он хороший специалист и дорого не берет, но ходят слухи, что от его массажа внутренних органов у женщин бывают непредвиденные осложнения, поэтому я решила массировать у него только грудь. Скажите, правильно ли я решила? Миша, следуя Вашему совету, я пошла в книжный магазин Barnes amp; Noble и спросила у них книгу про теорию чисел. Продавец, очень милый молодой человек, внимательно оглядел меня со всех сторон и принес мне книгу. Вечером, после массажа, я почитала ее, и оказалось, что про числа я почти все знаю. Думаю завтра вечером книгу закончить. Скажите мне, Семен, как мне стать Вашей четвертой аспиранткой? Вам не придется со мной много заниматься, ведь теорию чисел я уже почти знаю.

Ваша Маша-Роза

P.S. Я не удержалась и дочитала книгу на работе во время ланча. Мне кажется, что теорию чисел я уже когда-то изучала. Сеня (можно, Миша, я Вас так буду называть?), Вы так много сделали для меня, что я хочу тоже сделать Вам что-нибудь полезное. Хотите, я приеду в Бостон и сделаю Вам массаж? Это не так сложно, я у моего массажиста многому научилась. Сеня, если вам трудно читать лекции по теории чисел, я могу это сделать вместо Вас, только скажите, что им говорить надо.

Что ответил Миша на это письмо, я не знаю, он мне не показывал. Но e-mail, который он получил спустя несколько месяцев от Маши-Розы, он мне показал.

Уважаемый профессор математики, я действительно перепутала адрес и писала Вам по ошибке. Извините меня ради бога, я совсем не хотела доставлять вам неприятности своими глупыми женскими проблемами. Но так уж получилось. Уважаемый профессор, следуя Вашему совету, я купила в русском магазине учебники по математике за девятый класс русской школы и прорешала в них все задачи. Математика мне понравилась, я с удовольствием решала квадратные уравнения, строила параболы, гиперболы, занималась тригонометрией. Но особенно мне понравилась геометрия и задачи на построение. Я решила подучиться немного и пойти в колледж. Не знаю, что из меня получится, но я буду стараться, чтобы из меня вышел человек. Если так получится, что я захочу стать математиком и заниматься теорией чисел, не будете ли Вы возражать, если я поступлю к вам в аспиранты?

С уважением, Маша-Роза

Up-great

У меня есть друг, он компьютерщик. Да, из тех бесноватых, которые, кроме компьютера, ничем не интересуются. Откуда я, физик-теоретик, знаю его? Мы с ним вместе на курсы английского языка ходили здесь, в Америке, ну пока работу искали.

Так вот, однажды пришел он ко мне домой посмотреть, что там с моим компьютером творится. Снял крышку, включил компьютер, что-то там пощелкал на клавишах и сказал:

— Слушай, старик, я тебя уже десять лет знаю, а ты все еще на этом хламе работаешь! Пора up-great сделать.

— Так ты уже делал три года назад. Всё в нем поменял.

— Ну что ты, старик, за три года знаешь, как все вперед ушло, — и стал такое говорить…

Ну я послушал минут пятнадцать про всякие там мемы, ремы, чипы, кеши, пикосекунды, гигабайты, мегафлопы и прямо спросил:

— Ну ладно, я все понял! В 500 долларов уложимся?

— Да что ты, старик, за 500 долларов сейчас новый компьютер купить можно, 450 вполне хватит!

Я вздохнул.

— Ты, старик, не волнуйся, я тебе такой up-great сделаю, ты… — тут его глаза закатились, и дух улетел куда-то высоко-высоко.

–…себя не узнаешь, — продолжил я его мысль.

Он засмеялся.

— Знаешь, — сказал он за столом, — я себе тоже up-great сделал.

— Ну и как? — спросил я без всякого интереса.

— А знаешь, ничего получилось! Жена теперь у меня японского производства, на 15 лет моложе меня. — Моя жена застыла с полотенцем в руках. — Это мы вместе с моей женой одновременно up-great сделали. Теперь у меня молодая жена, а у нее молодой любовник.

Моя жена облегченно вздохнула и с интересом, который мне не понравился, посмотрела на моего друга-программиста. «А вдруг она тоже захочет сделать up-great?» — подумал я со страхом и перевел разговор на другую тему.

Вечером, когда все дела были сделаны и мы легли в постель, жена посмотрела на меня как-то странно. «Точно сделает up-great», — подумал я с тоской.

В этот раз я старался как только мог, только в молодости у меня так получалось. Утром жена посмотрела на меня с улыбкой:

— А не пригласить ли нам твоего друга в гости в эту пятницу? — сказала она. «А ведь точно сделает up-great», — подумал я и с тоской посмотрел на себя в зеркало.

Максим и Элеонора

Максим приехал с отцом в Америку всего несколько дней назад и практически еще нигде не был, кроме как у «крутых» знакомых отца. Максиму было 14 лет, в школе он изучал самбо, дзюдо, математику, историю и все остальные предметы, кроме английского. Его родители были простыми работягами. Мама работала в столовой завпроизводством, отец — на авторемонтной станции, ни о какой загранице они не думали, поэтому и не ориентировали мальчика на изучение языков. Во время перестройки отец Максима неожиданно для всех и для себя тоже стал «крутым», а каждый «крутой» должен хоть раз в жизни поехать в Америку. В Америке Максиму понравилось: погода в Сан-Франциско была солнечная, теплая, можно было ходить в легкой куртке, а не в шубе, как в Новосибирске. Сам Сан-Франциско и океан он видел только из окна автомобиля.

Честно говоря, Максим еще никогда не был в приличных городах, только как в Москве, и то два дня, пока папа решал свои проблемы. Поэтому неудивительно, что Сан-Франциско так ему понравился. Максиму очень хотелось просто погулять по городу, но у папы были другие взгляды, они проводили много времени за столом, где отец беседовал, спорил, выпивал, а то и просто смеялся со своими друзьями простым, с точки зрения Максима, вещам. Конечно, там были и дети новых американцев, но Максима не тянуло к ним, так же как и их к нему. Все они смотрели на него немного свысока и этим отличались от своих родителей. Те с любовью и радостью разговаривали с его отцом — было видно, что они ему очень рады.

Отец Максима, хотя и был «крутой», имел сердце и наблюдательность, поэтому сразу заметил, что Максим чувствует себя не в своей тарелке. Он накинул два-три дня на адаптацию, но, увидев, что это не помогло, подозвал к себе одного из мальчиков и сказал:

— Слушай, Семен, возьми моего Максима и прошвырнись с ним по Сан-Франциско, только учти: в район с красными фонарями не заходи, — и засмеялся.

Сема ничего не понял, но сказал, что заходить не будет. Отец Максима достал из бумажника две стодолларовые бумажки и протянул их Семену. Семен вопросительно посмотрел на своего отца, тот засмеялся, отвел руку отца Максима и дал Семену три двадцатки:

— Этого им хватит, — сказал он. — Ты не знаешь местных цен, и вообще, не балуй Семена, он и так балованный. — Потом протянул Семену мобильный телефон и сказал: — Каждый час будешь отчитываться, в 21:30 будь дома. Понял?

— Понял!

— Ну все, идите!

И Максим с Семеном успешно испарились.

Сан-Франциско встретил Максима пестрой толпой, машинами, чистотой улиц и улыбками. Улыбались все: черные, белые, китайцы, индусы. «Что они все, сдурели, что ли, что все улыбаются?», — думал Максим, но уже через полчаса сам стал улыбаться. Семен оказался парнем неговорливым, и это Максима вполне устраивало, он терпеть не мог болтушек как женского, так и мужского пола. Когда они подошли к океану, вернее — к набережной, стало прохладно, ветер проникал сквозь куртку, но это даже нравилось.

Максим смотрел на чаек, они оказались неправдоподобно большими, с круглой головой и крепкими клювами. Он хотел протянуть им кусок хлеба, чтобы они взяли его прямо с ладони, но Семен остановил его, сказав, что чайки одного такого идиота из Владивостока заклевали до смерти. Максиму Семен понравился. Когда Максим увидел котиков, этих ленивых животных, отдыхающих на деревянных мостках, он все забыл. Он смотрел на них, а солнце, плеск волн, ветер и даже запах океана, немного гниловатый, запечатлевался у него в памяти. Это ученые называют импринтинг — бессознательное запоминание. Наконец Семен дернул его за локоть. Семену надоело смотреть на моржей, он уже не раз и не два, а раз двадцать был здесь:

— Пошли покатаемся на корабле, — сказал он, — деньги есть, гулять будем!

И они пошли в кассу, которая стояла тут же, у пирса.

Купив билеты, Семен посмотрел на часы, потом достал сотовый телефон. Он был правильно воспитанным мальчиком и позвонил отцу.

— Доложил обстановку, получил одобрение, — сказал он весело, и они побежали на небольшой корабль, который вот-вот должен был отплыть.

Но эти «вот-вот» продолжались минут десять. Наконец корабль дал сигнал и отчалил. Это было настоящее морское путешествие, с качкой, с волнами, с мимо идущими кораблями, с островами. Максим смотрел и смотрел, казалось, он превратился в отдельно стоящие глаза, уши, кожу — все его органы чувств работали независимо с полным напряжением. Наверное, это и есть счастье. Семен не мешал, он тоже смотрел на волны, острова, дышал свежим морским ветром. Семен был худеньким, ироничным и, безусловно, умным мальчиком. Отец Максима всегда видел достойных людей, поэтому и выбрал Максиму именно Семена.

Они были уже далеко в открытом океане, когда Семен вдруг закричал:

— Смотри, смотри, Максим, кит!

И действительно, метрах в семидесяти от корабля над водой показался большой хвост, который, взмахнув, ушел под воду, потом показались голова и туловище. Кит был огромный, как атомная подводная лодка. Мальчики смотрели на него не отрываясь. Вдруг кит взмахнул своим огромным хвостом и ушел под воду.

— Ну все, — сказал Семен, — теперь он час не покажется. Ну ты постой, а я пойду куплю что-нибудь поесть.

Максим удивился:

— Здесь есть буфет?

— Эх ты, — сказал Семен. — Американцы — самая жующая нация на свете. А раз так, то надо на этом деньги делать. Понял?

— Понял, — сказал Максим.

Что надо делать деньги, он знал от отца, но он также знал, что деньги надо делать честно, не нарушая закона, это первое; и второе — так, чтобы люди любили и хотели с тобой иметь дело.

Прогулка продолжалась два часа, и Семен, как послушный сын, два раза звонил отцу. Максим тоже говорил со своим отцом, но мало. Он был весь здесь, вернее, там, в океане.

Когда корабль подошел к причалу, Максим посмотрел на борт и прочел: «ЭЛЕОНОРА».

— Этот корабль зовут Элеонора?

— Да! — подтвердил Семен. — У нас есть еще полчаса, как раз успеем дойти домой.

«Элеонора, — про себя произнес Максим, — какое красивое имя. Я женюсь на девушке, у которой имя будет Элеонора». Потом он подумал: «Нет, это глупо — выбирать жену по имени. Вот отец выбрал жену с красивым именем Конкордия, и что? Ничего хорошего из этого не вышло». (Когда Максиму было 10 лет, мама его ушла от папы.) Максим погрустнел, он любил маму и часто встречался с ней. «Хорошо, — вдруг решил он, — я дочку назову Элеонора». И, успокоившись, пошел в ногу с Семеном.

При выходе с пирса Семен взял Максима за руку. «Чтобы ты не потерялся», — объяснил он. И правда, на улице было много людей. Все они были красиво одеты, аккуратно причесаны, но куда-то все спешили. «Ну как в Москве», — подумал Максим. Огни, машины, белого цвета дома — все это было очень красочно. Максим шел рядом с Семеном, не следя за дорогой.

— Стой! — вдруг сказал Семен. — Хочешь покататься на сан-францисском трамвае?

— Да ну его, знаешь, сколько я в Новосибирске поездил на этих трамваях?

Максим в течение трех лет ездил на трамвае из школы домой, в школу его подвозил на машине отец, и они ему до чертиков надоели. Здесь садиться в трамвай, вместо того чтобы дышать Сан-Франциско, он не хотел.

— Эх ты, сибирский валенок, — весело сказал Семен. — Тоже мне, сравнил х… с пальцем!

Максим покраснел, но не от того, что Семен назвал его сибирским валенком, а от его грубости.

— Эй, не обижайся, — неожиданно серьезно сказал Семен, — это я тебя проверить хотел, а то знаешь, многие, кто сюда приезжает, матерятся, как будто русского языка не знают. Я вот тоже вначале матерился, а потом перестал — культура свое взяла. И пить здесь не пьют. Вот твоего отца здорово уважают, духовный человек, говорят, а это, знаешь, высшая похвала у них, поэтому и застолья такие устраивают. А так они не пьют вообще. Если бы твой отец не нравился им, то, хоть имей он сто миллионов, они бы его в гости к себе никогда не пригласили.

Максиму стало приятно.

— А вот и трамвайная остановка, — сказал Семен.

Они встали в очередь. Было уже поздно, но фонари и публика делали все вокруг еще праздничнее, карнавальнее. В очереди было много маленьких детей. Подошел трамвай, он был как игрушечный — совсем не такой, к каким привык Максим. В него они не сели — впереди было много людей, но Максим не расстроился. Вдруг из припаркованной машины вышел человек и стал что-то говорить. Все стали смеяться.

— Это жонглер, — сказал Семен, — сейчас будет демонстрировать свое мастерство, а потом со шляпой пойдет. Мы по доллару бросим. Больше не надо. Я как-то подсчитал, он здесь здорово зарабатывает. Ну ладно, смотри.

Пока Максим смотрел, как жонглер бросает и ловит мячики, жонглирует факелами, Семен позвонил отцу и сказал, что они стоят в очереди на трамвай и задержатся минут на пятнадцать.

— Ты думаешь, почему я звоню все время? — вдруг сказал Семен Максиму. — Знаешь, один раз не позвонил, так отца с сердечным приступом в госпиталь отвезли. Понимаешь, Сан-Франциско — большой город, и шалопаев, которые готовы за 20 долларов человека убить, чтобы наркотиков нажраться, хватает. А я вместо восьми вечера в два часа ночи приперся. Здесь полиция, если обратишься, два дня не ищет, правило у них такое, а потом федеральный поиск объявляет. После этого случая — все, держу с папкой связь.

Мальчики сели в следующий трамвай, вернее, повисли на подножке. Это было здорово: трамвай то поднимался вверх, то катился вниз, улицы, люди — все смешалось в веселый карнавальный вихрь. Максим был счастлив. Он ничем не отличался от маленьких американских детишек, приехавших впервые в большой город. Семен тоже улыбался, но для него это было уже испытанное удовольствие. На остановках одни люди сходили с трамвая, другие входили, а дети — дети просто катались на трамвае, так же как Максим и Семен.

— Всё, приехали, — неожиданно сказал Семен, и Максим спрыгнул с подножки. Ему вдруг захотелось погладить трамвай, он мягко прошелся рукой по его зеленому боку. Семен ничего не сказал, только взглянул на часы: — Максим, надо торопиться.

Пришли они вовремя. Отец Максима заметил, что его сын был сильно возбужден:

— Что, ребятки, заехали в район красных фонарей? — пошутил он, но сразу осекся: понял, что неудачно. Максим и Семен опять ничего не поняли, но взрослые посмотрели на отца Максима неодобрительно. Максиму вдруг очень захотелось спать.

— Пусть остается, — сказал отец Семена, — у нас есть лишний диван. Семен, проводи Максима, — улыбнулся Исай Абрамович. — Иди и ложись! — сказал он с напускной строгостью Максиму.

«Элеонора» — было последнее, что вспомнил Максим, прежде чем свалиться в сон.