Повелитель прошлого

Михаил Палев, 2010

Саша Гардин – приятель сыщика-любителя Мечислава Булгарина – бесследно пропал, а вместе с ним исчезла и недавно появившаяся у него статуя – бронзовый воин, лежащий на пиршественном ложе, – на пьедестале которой написано «Spartakus». По легенде, Spartakus способен изменить прошлое своего владельца. Если Гардин исчез бесследно, то ниточку, ведущую к статуе, можно отыскать – есть свидетели, видевшие, как ее вывозила бывшая жена Саши. Однако Валерия клянется, что никакого бронзового воина в глаза не видела. Больше того, именно она и обратилась за помощью к Булгарину в надежде найти Гардина.

Глава 3

Дочитав до этого места, я вдруг почувствовал непреодолимое желание отбросить листки и заняться более полезным делом, чем чтение разной ерунды. Культ «божественного Спартака»! Это надо же такое придумать! Да еще магическая статуя, призрак Хранителя… Какая-то высосанная из пальца альтернативная история!

Я уже хотел швырнуть листки обратно на полку, но тут вспомнил про требовавшего от Валерии Витольдовны возврата статуи шантажиста, про исчезновение Гардина… Это ведь не мистика, не альтернатива — это реальность. И я продолжил чтение.

* * *

« — Подождите! — воскликнул заинтригованный Стас. — Вы утверждаете, что в Италии существовал культ Спартака? Невероятно! Как это могло случиться?

— Почему же невероятно? — пожал плечами Хранитель. — Ничего удивительного. И если вы желаете, я могу ответить на ваш вопрос.

— Разумеется, желаю! — нетерпеливо отозвался Стас.

— Ничего удивительного в таком культе нет: у древних были весьма популярны культы героев, которых в соответствии с принятой тогда традицией обожествляли, — а Спартак, несомненно, был героем для всех, кто ненавидел по тем или иным причинам официальную римскую власть. Ну а с течением времени любой культ обрастает ритуалами. Поклонники тайного культа из числа рабов, которым вдруг удавалось обрести свободу, искренне верили, что это заслуга их обожествленного героя. Богатеи из числа вольноотпущенников делали щедрые дары тайному храму Спартака в знак признательности за то, что он помог им разбогатеть, и в надежде на то, что их покровитель поможет приумножить богатство. Культ получил распространение и в армии: легионеры, среди которых становилось все больше и больше неримлян, верили, что покровительство легендарного воина и умелого бойца Спартака поможет им побеждать и оставаться невредимыми в кровопролитных сражениях. С культом пытались бороться, как случилось позднее с последователями Христа, но адепты культа Спартака не обладали смирением христиан и беспощадно расправлялись со своими преследователями. Поэтому ни один император не рискнул официально дать приказ об искоренении культа Спартака: каждый император знал, что некоторые преторианцы исповедовали этот культ, и потому опасались быть убитыми своей же собственной охраной. Последователи культа в целях сохранения тайны в разговорах между собой и в молитвах избегали упоминания имени «Спартак», а использовали слова «Воин» или «Божественный меч». Таким образом, существование распространенного среди легионеров, гладиаторов, вольноотпущенников и других категорий населения культа Божественного меча осталось неизвестным историкам. Так случилось в силу того, что на территории империи был всего лишь один катакомбный храм, в котором и находилась Статуя и местонахождение которого было известно лишь посвященным. Эти посвященные ходили по империи, собирали пожертвования и записки с просьбами от почитателей культа. И никто, даже самые отчаянные разбойники, не смели напасть на посвященных, ибо знали: их ждет неизбежное возмездие от безжалостных адептов культа Божественного меча!

Последние слова Хранитель произнес торжественно, с нескрываемым восхищением.

— И как же исчезла такая могущественная организация? — спросил Стас.

Хранитель посмотрел на него и сказал:

— Я отвечу, поскольку это продолжение ответа на предыдущий вопрос. Все дело в христианстве. Идеи правят миром! Не сила, а идеи. Сила лишь инструмент претворения идеи в жизнь, но без Идеи Сила — ничто! Христианство несло мощнейший нравственный и идеологический потенциал, перед которым в те времена не могла устоять никакая сила. Лишь ислам смог на равных состязаться с христианством. Когда Римская империя стала христианской, воины стали молиться Михаилу Архангелу и Георгию Победоносцу. Интерес к культу упал, просвещенные замуровали ходы, ведущие к подземному храму, и разбрелись, кто куда. И лишь в восемнадцатом веке храм случайно обнаружили и, как водилось в те времена, немедленно разграбили. Статую купил в антикварной лавке портового города Чивиттавекья русский путешественник и привез в Санкт-Петербург. Затем Статуя попала в императорскую коллекцию и украшала помещение одного из дворцов. После революций и Гражданской войны Статуя сменила много владельцев. Ей удалось уцелеть, поскольку революционные власти благосклонно относились к увековечиванию памяти «вождя восставшего римского пролетариата Спартака». Но никому из них не приходило в голову возродить культ Спартака — они поклонялись новым вождям.

— Это понятно, — кивнул Стас. — Новые времена порождают новых вождей. Но вот что интересно: вы не похожи ни на древнего этруска, ни на сподвижника Спартака.

— Это верно, — грустно подтвердил Хранитель. — Я коренной петербуржец, окончил в 1897 году Техноложку… то есть Технологический институт.

— А как же в таком случае вы стали Хранителем Статуи? — спросил Стас.

Мрачный смех Хранителя сухими орешками раскатился по углам комнаты.

— Я бы с удовольствием ответил на ваш вопрос, — отсмеявшись, невесело произнес Хранитель. — Но это был четвертый вопрос, Станислав Евгеньич. А я имею право ответить только на три вопроса. А эти правила нельзя нарушать никогда и ни при каких обстоятельствах. Ну-с, я свою миссию выполнил и, с вашего позволения, удаляюсь! Владейте Статуей, любуйтесь, пользуйтесь… Можете попробовать возродить культ Спартака! Хе-хе… Шучу, разумеется. Удачи вам в ваших трудах по изменению прошлого, паче чаяния возникнет такая необходимость. А удача вам теперь ох как нужна! Хотя вы сами об этом пока и не догадываетесь…

Хранитель подошел к Статуе и исчез. Просто растворился во вспыхнувшем вдруг вокруг Статуи сиянии, как кусок воска в кипятке, был — и вот уже нет.

Стас некоторое время сидел, пытаясь разгрести извилинами осевшую под черепной коробкой информацию. Потом лег, но сон не шел. Стас встал, закурил и отправился на кухню. Пуская дым в приоткрытое окно, он размышлял о свалившемся на него чуде и не знал — радоваться или ужасаться.

«Допустим, что это все — правда. Ну хотя бы на минуту допустим! Что тогда? Моя жизнь вроде бы и так неплохая, чтобы в ней что-либо менять. Да разве может быть плохой жизнь здорового, крепкого физически и нравящегося женщинам мужчины, не обремененного семейными заботами, которому едва перевалило за тридцать, со вполне приличным окладом на службе и увлекательным хобби, приносящим периодически весьма ощутимые денежные поступления? Да чего еще желать?!»

Однако червячок сомнения уже зашевелился где-то в подсознании. Он упорно прокладывал себе дорогу к памяти, и тут Стас вспомнил эпизод, который он очень охотно изменил бы в выгодную для него сторону. Впрочем, что значит «охотно»?! Да он до сих пор до утра уснуть не может, когда вдруг к ночи вспоминает ту историю!

* * *

Года за два до покупки Статуи у Стаса неожиданно раньше времени подошла очередь на автомобиль. Была в советские времена такая очередь, — примета эпохи Тотального Дефицита. Кто-то из очередников не то умер, не то не собрал вовремя денег, не то отказался, — короче, Стасу вдруг позвонили и предложили срочно выкупить автомобиль. Стас порадовался внезапной удаче — по самым оптимистичным расчетам, его очередь должна была подойти не раньше чем через год — и помчался снимать деньги с книжки. Излишне говорить, что приличная сумма ушла, как водится, на «обмывон».

Радовался Стас покупке ровно две недели. А потом ему вдруг позвонил Вениамин.

Вениамин был художником-реставратором и месяцев пять-шесть в году обычно проводил в разъездах по стране. В затерянных в глуши деревнях и забытых Богом городках он иной раз откапывал подлинные раритеты, приводил их в порядок и продавал коллекционерам по весьма умеренной цене. Единственное требование, которое он выдвигал и которому неукоснительно следовал, — деньги сразу и только наличными!

Никаких авансов и кредитов он не признавал. Перед ним стояли на коленях, обещали сумму вдвое-втрое большую, но только через неделю или через месяц — но Вениамин был неумолим. Кто первый в течение суток приносил оговоренную сумму, тот и получал все. Продавал Вениамин комплектом, как продуктовый заказ в советских учреждениях: покупай все, что дают, нужное оставишь, а остальное — хоть на помойку выбрасывай!

Полученную сумму Вениамин делил на две части. Одну в тот же день телеграфом переводил матери во Владимир, с остальных денег немедленно отдавал долги. Обычно оставалась довольно приличная сумма, и Вениамин уходил в запой. Недели три его никто не видел, затем он появлялся — худой, пергаментно-бледный, с ввалившимися красными глазами — и одалживал у знакомых трояки и пятерки. Больше зараз он никогда не просил, хотя и предлагали. «Берешь чужие и на время, а отдаешь свои и насовсем!» — криво усмехался он и исчезал.

Но в командировках он не пил. Ни капли — даже пива! Потому до сих пор не спился, не слетел с катушек и мастерство не потерял.

Услышав в трубке голос Вениамина, Стас очень удивился: тот не должен был появиться раньше чем месяца через два.

— Что так рано?

— Я нашел! — хрипло произнес голос Вениамина в трубке.

— Что нашел? — не понял сразу Стас.

— Монастырский деисус! Ну помнишь, я тебе рассказывал?

Стас вспомнил, как Вениамин однажды обмолвился о том, что мечтает найти деисусный чин из трех икон, когда-то находившийся в одном из северных монастырей. Деисус вывез из Новгорода один из соратников Марфы Борецкой, когда к городу уже подошли войска Ивана III, а в самом Новгороде сторонники московского князя дрались с пролитовской партией. Беглый боярин, лишившись своих вотчин, постригся в монахи и принес икону в дар монастырю. В двадцатые годы местные комсомольцы разогнали монахов, устроили в монастырском храме клуб, а иконостас сожгли. Но Вениамину удалось выяснить у немногих оставшихся в живых очевидцев вандализма, что деисус еще накануне исчез из храма — во всяком случае, все они сходились на том, что иконы деисусного чина в костер не попали. И вот…

— Ты уверен?! — осторожно осведомился Стас. Он почувствовал, как от волнения у него задрожали руки.

— Приезжай, сам увидишь! — отозвался Вениамин.

Стас немедленно помчался на квартиру к Вениамину. С трудом поймав такси — недавно купленную машину он еще не научился водить, Стас через час наконец ввалился в маленькую и донельзя запущенную квартиру Вениамина.

На засаленной, бугрящейся от выпирающих пружин оттоманке в ряд стояли три иконы. Деисусный чин: центральная, с изображением Христа, справа и слева — Богоматерь и Иоанн Предтеча. Все три явно древние, но в превосходном состоянии.

— Неужели?! — изумленно выдохнул Стас.

— Все сходится! — кивнул Вениамин. — Четко выраженная новгородская школа без малейших признаков московского влияния. Никак не позже пятнадцатого века. А сохранность — просто сказка! И это при практически полном отсутствии следов реставрации или поздних правок. Чудо! Истинное чудо!

— Сколько? — спросил Стас.

Вениамин назвал цену. Стас крякнул. Вениамин поморщился.

— Ты знаешь, вообще, сколько это стоит?! Если я запрошу настоящую цену, то ты такие деньги за всю жизнь не соберешь!

Вениамин был прав. Даже страшно было представить, во сколько раз истинная цена деисуса превышала запрошенную Вениамином сумму!

Стас лихорадочно пытался сосчитать, сколько денег осталось на книжке. Нет, суммы явно не хватало. Чертов автомобиль! Проклятая консервная банка с мотором! Но что же делать? Единственный выход — немедленно продать машину. Конечно, ее с руками оторвут — спасибо родной партии за вечный дефицит. Но как успеть это сделать за сутки?!

— Дай мне три дня! — предпринял безнадежную попытку Стас, но Вениамин с ходу отверг его жалкие потуги.

— Ты мои условия знаешь! — недовольно бросил Вениамин. — В твоем распоряжении сутки. И не больше! Время пошло. Через двадцать четыре часа приносишь всю сумму, или — прости-прощай!

— Но такую сумму в течение суток достать тяжело! — возразил Стас.

— Петр Сергеич достанет! — отрезал Вениамин.

«Петр Сергеич! Ну конечно! У этой крысы нюх на такие вещи, да еще и куры денег не клюют!»

Стасу не удалось за сутки достать денег. Когда назначенный Вениамином срок подошел к концу, Стас принялся названивать ему домой. В нем еще теплилась надежда, но Вениамин не брал трубку, и с каждым гудком надежда таяла, как сугроб под дождем. Стас не выдержал и помчался к Вениамину.

Возле подъезда дома, где жил Вениамин, стояла «Волга». Стас увидел, как из подъезда появился сияющий, словно новогодняя елка, Петр Сергеевич. В руках он нес аккуратно упакованный в оберточную бумагу сверток. Петр Сергеевич положил сверток на заднее сиденье «Волги» и сел за руль.

Стас сделал шаг вперед, зацепился за что-то ногой и чуть не упал. Посмотрел вниз: из земли торчал кусок водопроводной трубы. Стас выдернул железку. Это был обрезок длиной сантиметров семьдесят.

Мимо, рокоча мотором, проехала «Волга» Петра Сергеевича. Стас увидел его лицо совсем рядом. Петр Сергеевич ехал очень медленно, аккуратно преодолевая колдобины: берег машину. «Хорек самодовольный! Перехватил все-таки! Такую вещь из-под носа увел!»

Стас испытал вдруг резкое, почти непреодолимое желание ударить Петра Сергеевича по голове обрезком трубы, схватить сверток с драгоценным деисусом и бежать в укромный уголок, чтобы остаться наедине с сокровищем. Желание было настолько сильным, что Стас уже сделал шаг к машине, но Петр Сергеевич резко прибавил газу, машина резво вылетела на ровный асфальт и умчалась прочь. Стас тоскливо проводил ее глазами.

Из подъезда выскочил Вениамин и почти бегом промчался мимо Стаса, не обратив на него никакого внимания. Вениамину надо было спешить: успеть до вечера раздать долги, отправить часть денег матери и уйти в запой.

Чертов алкоголик!

Стас отбросил трубу и зашагал в сторону метро.

Ночью ему снилось, что он разбивает ветровое стекло «Волги», вытаскивает из машины перепуганного Петра Сергеевича и бьет, бьет его по голове обрезком трубы, пока череп не превращается в кровавое месиво. Затем Стас хватает сверток и убегает. Забегает в лифт, останавливает его между этажей, разворачивает сверток и достает иконы. Он нежно гладит их древние доски — нежнее, чем кожу любимой женщины — и вдыхает трепещущими от волнения ноздрями запах старины, словно тонкий аромат духов. Счастье обладания заливает его доверху, и он просыпается на волне экстаза, — как будто провел ночь первой любви! Но в следующий момент он осознает, что это всего лишь сон, и горькое сожаление сжимает цепкой лапой горло.

Петра Сергеевича с тех пор Стас больше не видел: тот бесследно исчез. В кругах коллекционеров глухо поговаривали, что Петром Сергеевичем заинтересовались органы, но тот якобы ухитрился переправить свою богатую коллекцию за границу и теперь живет безбедно в Швейцарии, выехав туда по купленным за огромные деньги подложным документам.

Вениамин так и не вышел из запоя: через три недели после продажи деисуса он умер от обширного инфаркта.

* * *

Именно эту историю и вспомнил Стас, сидя на кухне и дымя второй подряд сигаретой. Он вернулся в комнату и сел напротив Статуи. Он знал, что это не подлинный облик Спартака, а всего лишь лицо предыдущего владельца Статуи, хотя и совсем не похожее на испитую физиономию мужичонки из антикварного магазина, — иначе тот не смог бы продать Статую, не являясь ее Владельцем. Впрочем, Время творит с нашими лицами престранные вещи — Дориан Грей отдыхает! Бронзовый воин, развалившись на ложе, пристально смотрел на нового Владельца, словно спрашивая: «Ну? Ты готов?»

И вдруг Стас понял: он готов. Решимость пронзила мозг, словно молния. «Вот какой момент жизни наверняка стоило изменить! Вот он, именно тот случай, терзающий его который год своей необратимостью! Ох, если бы я тогда не поторопился с покупкой злосчастного автомобиля!»

Стасу показалось, что Статуя окуталась призрачной дымкой. Он поднялся из кресла и вплотную подошел к Статуе. Да, действительно! Статую словно окутал синеватый туман, а на голове изваяния в извивах бронзовых волос метались нетерпеливые крохотные червячки голубых молний. Стас вспомнил инструкции Хранителя и решительно поднял руку, готовясь положить ее на голову Статуи. Ну, была не была! Итак, необходимо сосредоточиться на изменяемом моменте жизни: тот роковой звонок председателя профкома, контролировавшего очередь на автомобили…

* * *

Стас закрыл глаза и положил ладонь на голову бронзового воина. В глубине души он опасался, что его пронзит удар током. Но почувствовал лишь прикосновение к необычно теплому металлу. Затем ощутил мгновенное головокружение и в испуге открыл глаза. Вроде бы ничего не изменилось. Все предметы обстановки остались на своих местах. Стас убрал ладонь с головы ощутимо похолодевшей Статуи и разочарованно огляделся по сторонам. Все как было! Неужели это розыгрыш? Но как же Хранитель?

Тут Стас понял, что изменилось. На стене висел ДРУГОЙ календарь. Только что там висел календарь «Автоэкспорт» с рекламой «Лады», и вдруг на этом месте появился плакат «Союзплодоимпорт» с большой бутылкой «Столичной». Стас замер, пытаясь осмыслить ситуацию. Из этого состояния его вывел телефонный звонок. Стас глубоко вздохнул и взял трубку. В ухо ворвался голос председателя профкома:

— Спишь уже, что ли? Напрасно! Тебе тут пофартило, — короче, с тебя бутылка!

— Что случилось-то? — спросил Стас, хотя прекрасно знал — что.

— Короче, появилась внеплановая «шестерка», усекаешь? И на профкоме мы решили отдать ее тебе! Деньги-то успеешь собрать?

Есть! Сработало! Стас усмехнулся, предвкушая удовольствие, и ответил:

— Спасибо, конечно, Коля, но сейчас у меня с деньгами напряженка! Так что — извини…

— Что — извини?! Я так понимаю, что ты отказываешься?! Или я ослышался?

— Нет, ты правильно понимаешь и не ослышался. Ну не могу я сейчас машину купить, понимаешь? Не могу!

— Вот тебе раз! — расстроился профсоюзный босс и закадычный друг Стаса. — Ты же говорил, что давно деньги отложил! И что вдруг?

— Так получается, извини, — коротко ответил Стас.

— Ну, расстроил ты меня, брат! Я тут на профкоме за тебя бился, как лев, ведь хотели тачку этой шалаве Эльвире отдать. Понимаешь? Я поднапрягся, позвонил кое-кому — заткнули ей все-таки рот путевкой на Золотые Пески, и — вот тебе раз! От тебя я такого не ожидал!

Стас положил трубку со смешанным и странным чувством тревоги и облегчения одновременно. Деньги он сохранил, а вот друга обидел. А ну как Вениамин не позвонит — что тогда?!

Н-да, нервное это все-таки дело — изменение прошлого!

Две недели Стас жил практически на грани нервного срыва. Он мало ел и почти не спал, выкуривал по две пачки сигарет в день.

Вениамин позвонил точно в то же время, как и в «прошлой» реальности. Стас был готов к этому событию и немедленно поехал к нему с деньгами.

— Вот это дело! — обрадовался Вениамин, торопливо проверяя пачки денег. — Уважаю тебя, Евгеньич! Забирай деисус… стой! Дай я тебе его запакую аккуратненько.

Стас взял тщательно упакованный сверток, простился с Вениамином и вдруг вспомнил, что через три недели Вениамин должен умереть. Он немного помедлил у дверей и нерешительно сказал:

— Ты знаешь, чего… Тебе надо пить бросать, Вениамин! Возраст у тебя такой… для инфаркта самый опасный.

— Да я что — алкоголик, что ли, какой?! — обиделся Вениамин. — Я просто как заведусь, то остановиться долго не могу. А за здоровье мое не беспокойся — тебе могу одолжить!

Стас немного постоял возле подъезда, с наслаждением закурив сигарету. Докурив, он заторопился к проспекту — ловить такси. Ему не терпелось поскорее остаться наедине со своим сокровищем!

Дома он поставил иконы на пол рядом со Статуей и долго ласкал их взглядом, сидя в своем любимом вольтеровском кресле. Потом встал и укрепил деисус в заранее приготовленном месте на стене. Потом подошел к Статуе и с благодарностью погладил ее холодную бронзовую поверхность. «Спасибо тебе, сокровище мое! Что бы я делал без тебя?!»

Бронзовый воин безмолвно возлежал на ложе: дескать, ничего особенного, просто свою работу выполняю! Обычная магия, понимаешь…

Стас каждый день с нетерпением ждал встречи со своим сокровищем, изнывая на работе и слоняясь от стола к курилке и обратно. Вечером он с радостным волнением спешил домой, вваливался в комнату, плюхался в кресло и с наслаждением созерцал древнюю простоту и в то же время тщательность и скрупулезность работы безвестного новгородского иконописца, сотворившего образа полтысячи лет назад.

«Боже мой, какое это счастье — быть избранным для владения такой ценностью! Вот оно — счастье!»

Счастье Стаса длилось ровно месяц.

Однажды, едва он пришел с работы и не успел еще даже взглянуть на свое сокровище, как в дверь позвонили. Звонок был долгий и требовательный. Стас почувствовал, как беспричинный холодок пробежал у него между лопатками. Он на цыпочках прокрался к двери и осторожно приоткрыл заслонку на дверном глазке.

— Открывайте, гражданин Никодимов! — послышался из-за двери голос участкового. Растерянный Стас открыл дверь и в квартиру деловито ввалились милиционеры. Прижимаясь к стенке, неловко прошли двое соседей по лестничной клетке — понятые.

— Гражданин Никодимов? Вот постановление о проведении обыска!

Стас тупо глянул на протянутый листок бумаги. Он все равно ничего не мог прочитать: буквы расплывались перед глазами. Он ошеломленно пробормотал:

— А что вы, собственно, собираетесь искать?

— Похоже, что уже нашли! — сказал один из милиционеров, кивая на деисус. — Три иконы с Христом, Богоматерью и Иоанном Предтечей. Так, по-моему?

Дальше все шло как в кошмарном сне. Иконы изъяли, а Стаса препроводили в отделение. Там молодой, но не по годам суровый следователь начал задавать вопросы, скептически играя бровями при каждом ответе Стаса.

— Как к вам попали изъятые у вас при обыске три иконы деисусного чина?

— Я приобрел их у Вениамина… то есть у гражданина Борисова, художника-реставратора. Он может подтвердить!

Следователь двинул бровью и ответил:

— К сожалению, гражданин Борисов Вениамин Иннокентьевич ничего не сможет подтвердить, поскольку неделю назад скончался от обширного инфаркта.

«Ах да, я и забыл!» — чуть было не вырвалось у Стаса, но он вовремя спохватился — ведь следователь черт знает что может подумать! А тот тем временем продолжал:

— Советую вам откровенно все рассказать, гражданин Никодимов, чистосердечное признание может существенно облегчить вашу участь!

— Да в чем, собственно, меня подозревают?! — попробовал возмутиться Стас.

— Пока только в скупке краденого.

— Что значит — пока?!

— Здесь вопросы задаю я! — жестко разъяснил положение вещей следователь. — Работа моя такая. А вы должны на них отвечать! Вам понятно?

Стас вздохнул и рассказал о том, как купил деисус у Вениамина. Следователь задавал уточняющие вопросы: где и при каких обстоятельствах он познакомился с Вениамином, когда впервые услышал о деисусе и еще много другое.

Когда Стас закончил, следователь откинулся на спинку стула, поиграл бровями и заметил:

— Неувязочка получается, гражданин Никодимов! Вы сообщили, что гражданин Борисов вернулся на два месяца раньше, чем вы ожидали; что ничего конкретно для вас он привезти не обещал; и то, что он привез деисус, он сообщил вам только накануне вашей покупки. Так?

— Так! — согласился Стас.

— Почему же в таком случае вы за две недели до этого отказались от приобретения автомобиля, на который так долго стояли в очереди?

Стас похолодел. Да, как это объяснить?!

— Я… полагал, что Вениамин привезет что-нибудь интересное, и решил поберечь деньги на этот случай.

— М-да… поберечь… весьма крупную сумму… Хотя и не знали, что именно он привезет, да и привезет ли вообще. Так? И ради этого эфемерного «на всякий случай» вы отказались от приобретения автомобиля, за которым несколько лет стояли в очереди? — следователь сдержанно улыбнулся. — За какую сумму вы приобрели у покойного Борисова иконы?

Стас назвал.

Следователь кивнул.

— Да, примерно такая сумма денег находилась у Борисова на руках в тот вечер. Мы просуммировали все его расходы с того вечера и до дня смерти, сложили с теми деньгами, которые нашли у него в квартире. Расходов было немного: половину отправил матери, треть отдал за долги, ну а выпивка — так во время запоя он посуду не сдавал, так что можно точно подсчитать и эту статью расхода. Все сходится! Одного понять не могу — откуда вы знали, сколько денег Борисов запросит с вас за то, что привезет, если вы не знали, что именно он привезет? Я понятно излагаю?

— Да, конечно! Но я не мог знать, что именно он привезет!

— Но вы уже покупали у него до этого какие-либо вещи?

— Да, я же вам рассказывал.

— Да, рассказывали. И суммы каждый раз были разными, иногда различаясь на порядок! Тогда откуда же вы могли знать, сколько с вас в этот раз запросит Борисов?

— Да с чего вы взяли, что я знал, сколько он с меня запросит?! — воскликнул Стас.

— А с того, что именно такую сумму вы сняли с книжки почти за две недели до приезда Борисова! — веско заметил следователь. — Вообще, я советую вам хорошо обдумать ситуацию, в которой вы оказались. Дело по обвинению вас в скупке краденого можно хоть завтра передавать в суд. Но передавать я его пока не буду, поскольку подозреваю предварительный сговор между вами и Борисовым при совершении последним кражи.

— Какой кражи?! — воскликнул Стас. — Вениамин… то есть Борисов, сказал мне, что купил деисус у какой-то старушки!

— Гражданин Борисов похитил иконы из запасника владимирского музея, и, кстати говоря, кражу обнаружили совершенно случайно, хотя он очень хорошо подготовился — даже подменил иконы копиями. Значит, готовился заранее! А когда человек готовится к краже музейных ценностей, он почти всегда действует по заказу: ведь раритет из музея в комиссионку не сдашь и на толкучке не продашь.

Следователь выжидающе посмотрел на Стаса, ожидая реакции, но реакции не последовало, и он продолжил:

— Дело было так: Борисов заранее продумал план похищения икон, заранее договорился с вами о том, за сколько вы их купите и каким образом он устроит так, чтобы кражу долгое время никто не обнаружил. Именно поэтому вам и не пришло в голову спрятать иконы — слишком уверены были в безнаказанности! Обращаю внимание, что кража была совершена из хранилища, за что по статье 89 Уголовного кодекса РСФСР полагается не менее трех лет лишения свободы. Ну а если истинным организатором кражи являлись вы, а Борисов был просто исполнителем? Организатору ведь срок положен гораздо больший! Обычно организатор получает по максимуму, что в вашем случае означает — восемь лет с конфискацией имущества. Так что подумайте! Чистосердечное признание — и вы всего лишь скупщик краденого, для которого можно ограничиться общественным порицанием. Будете упрямиться — сядете как организатор кражи музейных ценностей! Ситуация ясна?

Стас кивнул, хотя, вернувшись домой, пришел к выводу, что ситуация запутана до предела. Следователь сейчас сладкие песни поет, — а как вдруг поступит в органы указание об очередном «усилении борьбы с кражами госсобственности»? Тогда сразу из гражданина Никодимова слепят организатора и — восемь лет таежного санатория! И ведь могут все конфисковать, — все, на что он полжизни потратил, отказывал себе во всем, любовно подбирал, реставрировал… И вот — все коту под хвост! Да, угораздило Вениамина деисус из музея умыкнуть! Да уж лучше бы он старушку ограбил — меньше дали бы. А тут — государственная собственность! Здесь государство беспощадно. И теперь вот трепещи и жди, чем дело закончится — общественным порицанием или восьмушником с конфискацией! И не сидеть ему больше в любимом вольтеровском кресле, и не любоваться древней Статуей… Статуя!

Стас облегченно рассмеялся. Именно так! Вот его сказочный парашют, при помощи которого он может выпрыгнуть из любой безнадежной ситуации. Хрен вам, гражданин следователь! Хрен вам, дорогие товарищи судьи и народные заседатели! Хрен вам, дорогие товарищи из товарищеского суда, общественные обвинители и общественные порицатели! Теперь я неподсуден вашему суду. Я — выше вас! Вас — просто нет. Вы не существуете! Вы — ирреальны! А самая реальная действительность — это мое сознание и мое желание создать новую действительность с любой страницы.

Да, вот так вот, гражданин следователь! Не понравились вы мне, и поэтому я вас вычеркиваю из новой реальности, которую начну писать с чистого листа, выбросив из своей жизни обстоятельства встречи с вами, как исчерканные страницы черновика.

В состоянии эйфории от внезапного облегчения Стас налил себе пятьдесят грамм коньяка и уселся в вольтеровское кресло поразмышлять: с какого момента изменить свою жизнь в этот раз.

Действительно, а как он жил все эти годы? Добрая половина жизни потрачена на охоту за редкостями. Ради них он отказывал себе во всем: в мелких радостях жизни типа поездки на курорт с обязательным и ни к чему не обязывающим курортным романом; в спокойной уверенности складывания по кирпичику карьеры — с положением в обществе, дачей, машиной, квартирой, спецбуфетом и персональной пенсией; в семейном счастье, наконец! И что он имеет теперь в награду? Угрозу лишения доброго имени, а то и свободы, главное же — лишения тех дорогих ему вещей, которым он посвятил жизнь! А сколько у него в доме ценностей откровенно сомнительного происхождения? Уж этому следователю только дай зацепку — потянется ниточка!

А с чего все это началось? Когда им овладела эта болезненная страсть к раритетам?

Стас вспомнил, как однажды, когда ему только исполнилось двенадцать лет, родители взяли его с собой в гости к дяде Жоре. Стасу не хотелось идти: как раз накануне местный заводила Гришка Самурай милостиво принял его в свою компанию. Но отец не терпящим возражений голосом позвал его домой — переодеться в приличную одежду для похода в гости, — и Стас подчинился. В детстве он был послушным мальчиком.

Дядя Жора собрал превосходную коллекцию фарфора. Стас вспомнил, какое впечатление произвели на него старинные фарфоровые статуэтки. Это вам не мордастые киски, страхолюдные лебеди и неопознаваемые писатели, от которых ломились полки универмагов! Стас как зачарованный смотрел на галантных кавалеров и прекрасных дам, изящных балерин и чудесных зверей — творения старых мастеров.

Дядя Жора заметил это неподдельное детское восхищение и растрогался. Он подарил Стасу фарфоровую статуэтку балерины и сказал:

— Смотри, Стасик! Эта балерина стояла на каминной полке в комнате маленького князя Трубецкого. Мальчик вырос, стал декабристом, состарился, умер… его дети и дети его детей уже ушли из жизни — а статуэтка все живет и радует нас! Это очень дорогая вещь, но я дарю ее тебе, потому что верю — она станет началом твоей прекрасной коллекции. Я чувствую в тебе настоящего, прирожденного коллекционера!

Дядя Жора не ошибся: Стас стал как одержимый рыться в книгах по искусству, просиживал в читальных залах вместо того, чтобы играть на улице с ребятами. Во дворе его стали дразнить «архивариусом», — впрочем, большинство из дразнивших даже не понимали значения этого слова.

Он стал для ребят белой вороной, а таких очень не любят в детских коллективах. Его поколачивали, не принимали всерьез, а Стас все больше уходил в себя, в свой мир прекрасного, который для других был всего лишь кучей старых безделушек.

Когда он стал старше, то мучительно долго не мог найти себе девушку. А когда нашел, то быстро спугнул ее своими разговорами на антикварные темы, потому что ни о чем другом он говорить не любил, да и не умел.

Когда Стас понял, что вряд ли сможет сойтись с какой-нибудь женщиной поближе и надолго, то он даже вздохнул с облегчением: нет, женщину невозможно даже представить в его святилище — еще разобьет драгоценную китайскую вазу, смахивая с нее пыль, или испортит бесценную инкрустацию, протерев мокрой тряпкой ломберный столик княгини Волконской!

В конце концов Стас ограничил свой интерес к женщинам мимолетными встречами со случайными знакомыми да визитами к местной проститутке, принимавшей клиентов на дому и слывшей непревзойденной мастерицей минета.

Стас даже передернулся лицом, вспомнив это. Нет, теперь он знает, как надо изменить жизнь! Нужно жить как все, и тогда жить будет легко и просто. И даже если вдруг жизнь покажется прожитой зря, всегда можно утешить себя мыслью — дескать, не беда, ведь все же так живут!

Решено! Стас встал и подошел к Статуе. Устало раскинувшийся на ложе воин окутался синеватой дымкой: он ждал Стаса, чтобы ввести его в новую жизнь. Стас в последний раз оглянулся на вольтеровское кресло, мысленно попрощался с ним и решительно положил руку на потеплевшую бронзовую голову Статуи».