Грон и Агрон

Михаил Кононов, 2022

События четвёртой книги в серии происходят примерно за три сотни лет до времени, когда начинается история Азиэля. Книга рассказывает о двух братьях, которые не строят иллюзий о своём посмертии и верят лишь в один итог – они попадут в преисподнюю. Не желая испытывать гостеприимство и все муки ада, одному из них приходит гениальная, по его мнению, идея – стать самыми известными и жестокими головорезами в империи, а желательно и в целом мире. Но никто из них и предположить не мог, насколько это была глупая затея и чем она может закончится.

Глава 1

— Вот ты говоришь “Боги”, — сказал молодой парень, четырнадцати лет отроду, по имени Агрон. — А что они дали нам, твои боги?

— Вообще-то я молчал, — удивлённо сказал ему другой, на пару лет младше.

— Нет, Грон, ответь мне, — не обращая внимания на слова своего брата, продолжил старший брат. — Ты постоянно твердишь мне о богах. Наши родители были набожные, и что? Отец погиб пару лет назад на войне, которая ему нужна была, как собаке пятая нога. Воевал против своих же так сказать, хоть им и задурили голову святоши. Мать мы похоронили с тобой два дня назад. И где вот они сейчас по-твоему?

— Эм-м… — неуверенно протянул младший брат. — С богами на небесах?

— Ага, держи карман шире! — уставившись в стену родного дома, злобно рявкнул Агрон. — Отец убивал людей. Какая там первая заповедь у святош? Какой там из старых богов поощряет убийство? М-м-м, да, точно — никто. Мать после смерти отца раздвигала ноги направо и налево…

— Не говори так! — резко перебил его младший.

— А что, не так?! — удивлённо посмотрел на него Агрон. — Ты что думаешь, что все эти мужланы ходили к ней просто так проведать? Или ты думаешь все эти отсрочки бандиты и сборщики на рынке ей тоже по доброте душевной давали, за красивую улыбку?

Грон совсем поник. Он и правда верил, что люди были добры к ним и к их матери после смерти отца. От него им досталась на центральном рынке лавочка, но за неё нужно было платить. Сборщикам пошлины, бандитам, поставщикам, даже стражникам. Отец не был искусным воином, но он делал отличные арбалеты и болты к ним. Агрона он успел научить ладить совсем простенькие и небольшого размера, на что у парня хватало сил. Грон же преуспел в изготовлении болтов к ним. Наконечники приходилось закупать у местных кузнецов, но ничего, как говорила мать — именно младший брат зарабатывает им на хлеб.

— Молчишь? В аду они, братишка, за убийство и прелюбодеяние, — от досады старший пнул лежавшее на полу полено. — И нам туда дорога.

Дерево ударилось о каменную стену. Каменную — потому что братья жили не в какой-то там лачуге в деревне. Они жили в добротном доме в столице Долонии Танерхольме. Дом был совсем небольшим — три кровати да печь с обеденным столом. На стенах висели несколько арбалетов, сделанных их отцом, был герб королевства — двуглавый лев. Отец им очень гордился, ведь ему его подарили за хорошую службу.

— А почему нам тоже в ад-то? — поинтересовался младший. — Я каждый день молюсь, мы не сделали ничего плохого.

— Пф, молится он, — фыркнул Агрон. — Ничего плохого говоришь? А кто отравил травника шесть лет назад?

— Так мы же случайно, мы не знали, что те грибы были ядовитые, — удивился Грон.

— Ты не знал, а я знал, — ухмыльнулся старший.

— Как?! — воскликнул Грон.

— Да вот так. Когда я понял, что старик ни черта отличить уже не может обычный белый гриб от желчного — решил проверить чем это закончится. Я думал его просто стошнит, а он кони двинул, — пожав плечами, ответил Агрон. — А ты, стало быть, в этом участвовал, ведь ты их ему принёс.

— Это… это не считается, я не знал! — тут же замахал руками младший.

— Всё ты знал, маленький ты просто был, уже и не помнишь. А твои боги всё помнят, — лукаво усмехнулся он.

— Боги дали нам крышу над головой и достаток, — возразил Грон. — У меня вон даже башмаки есть!

— А не хватавшие деньги на них ты где взял? — брат указал на потрёпанные кожаные ботинки, что стояли у кровати. — Ах да, точно! Украл ведь в соседней лавке, когда купец Ва́нек отвернулся. Какому богу ты там молишься вечно, Элладану? Ну и как, справедливо это по-твоему?

— За кражу пары серебряников в ад не бросают… — угрюмо ответил ему младший.

— Бросают, не бросают… Дорога нам один чёрт туда. Я не собираюсь прожить всю свою жизнь стоя на коленях и расшибая лоб в молитвах богам, что бросили нас тысячи лет назад. И тебе не позволю! — грозно сказал Агрон.

— Ты это чём? — удивлённо спросил его брат. — Что ты задумал?

— Задумал я, братец мой, что раз уж всё равно нам не избежать попадания к демонам, так нужно нам туда прийти не с пустыми руками, — злобно оскалился старший. — Что я и понял из всей этой религии, так это то, что чем страшнее твои грехи были при жизни, тем почетнее будет твоё место в аду.

— Вообще-то нет, тем страшнее будут твои мучения, — возразил ему Грон.

— Мучения так и эдак будут. А ты вспомни, что рассказывали нам жрецы в храме Амендиля, — Агрон задумчиво почёсывал подборок. — С тех пор их слова не давали мне покоя. Я хорошо запомнил две вещи — чем страшнее мучения, тем в более сильного демона превращается душа. А чем страшнее грехи на земле — тем сильнее мучения. Из их примеров самых известных злодеев, что помнила история, мне хорошенько запали в голову те, кто был при жизни настолько грешен, что, попав в ад, их там ждали с распростёртыми объятиями и они тут же становились властными демонами.

— Брат мой, ты меня пугаешь, — с расширенными от ужаса глазами, сказал младший.

— Таким образом, братишка, родилась у меня вчера идея, — не обращая внимания на слова собеседника, продолжил Агрон. — Безгрешной мирской жизнью мы жить не сможем, уже и так нагрешили. Сколько раз мы воровали? Травника убили… А врали сколько раз, прикрывая друг друга? Нет, братец, остановись щас моё или твоё сердце — не видать нам небес да богов.

— Грехи можно искупить! — завопил было Грон.

— Цыц! — прервал его старший. — Можно искупить говоришь. А цену этого искупления кто знает, а? То-то и оно, что нет. А вот что мы можем действительно сделать — узнать про ад как можно больше. Я не знаю как, но об этом точно должны знать маги. Просто так они не расскажут, но деньги развязывают языки всем. Продадим лавку, будем воровать, убивать если придётся. Разбогатеем, заплатим магам за их знания. И тогда будем знать, что нам делать.

— Ты… придумал это вчера? — с неподдельной грустью спросил Грон. — На следующий день после похорон матери? Я весь день молился за её душу, а ты придумал ЭТО?

— Знаешь, если ты так веришь в своих богов, тогда быть может, проведем простой опыт? До утра осталось пара часов, давай в одну руку ты будешь молиться, а в другую срать. Посмотрим какая быстрее наполнится, и если вторая — то поступим по-моему.

— Что? Это так не работает! — воскликнул младший.

— В нашем мире это работает именно так! — схватив за рубаху брата, громко, прямо в лицо сказал ему Агрон. — Утром жители этого города молятся во всех храмах, а вечером — бухают и жарятся в борделях без какого-либо зазрения совести! Посмотри сколько жиртрестов среди жрецов, особенно у этих святош из Богограда! Посмотри, как украшены их храмы! Это всё от безгрешной жизни? Наша мать вынуждена была ублажать кого ни попадя, лишь бы у нас была еда и крыша над головой, сильно помогли ей твои молитвы? Она умерла от болезни, от которой мрут только шлюхи!

Агрон отпустил рубаху брата. Тот угрюмо сидел на своей кровати. Спустя несколько минут сквозь слёзы он сказал:

— Она страдала последние недели. Ей так было больно…

— Да, было. И пока ты молился по вечерам, я трижды ходил воровать для неё лекарства. Один раз даже поймали, — Агрон поднял рубаху, на животе и рёбрах было несколько ссадин и синяков.

— Так вот где ты пропадал. — только и сказал младший.

— Сколько в лавке нашей не стой, много не заработаешь. Без авторитета отца и материнских… услуг, мы едва на пошлину соберём. Делать мы ничего не умеем, и эти ботинки — он снова указал на кожаные сапоги у кровати, — последнее, что ты покупал в своей жизни на заработанные более-менее честным трудом деньги. И если ты там подумываешь пойти служкой в храм, то я так бездарно тратить свою жизнь не намерен. И тебе не позволю!

— И что ты предлагаешь, жить ворами и грабить честной народ? — презрительно скривился Грон.

— Кое-что… интереснее. Сегодня увидишь. Лавку открывать через три часа, давай поспим немного.

Братья легли спать. В печи ещё потрескивал огонь. Грон обдумывал слова брата, хоть они ему и не нравились. Что действительно дали им боги? Отец с матерью дали братьям жизнь, но боги отняли их. И война, на которой погиб отец, была с руки той же церкви человеческого бога. Почему тогда старые боги не защитили его? Как и Грон, отец больше всех чтил Элладана, бога справедливости. “Но в чём здесь справедливость” — не мог понять младший из братьев. Быть может, Агрон прав? Не стоит тратить свою жизнь на служение тем, кому на тебя плевать.

Старший же из братьев думал о том, что должно случиться сегодня днём. Ведь это не обычный день — сегодня бандиты должны были явиться за деньгами несмотря на то, что всего два дня назад братья похоронили мать. Грон не знал этого, так как меньше всех участвовал в семейной торговле. А денег у братьев осталось не так, чтобы много.

* * * * *

Как бы братьям не хотелось спать, но городской колокол был безжалостен. Как и каждое утро, в него трезвонили что было мочи, давая простому народу знать, что пора вставать и вкалывать до последних сил. Парни умылись, поделили краюху хлеба, да выдвинулись на рынок. Они не особо спешили, желающих нынче пополнить запасы болтов или тем более купить сколь недорогой, столь и не самый добротный арбалет, было не так много. А теперь, когда за прилавком не стоит кокетливая продавщица, лавочку и вовсе можно было прикрывать.

Идя по улице, Грон всматривался в лицо каждого человека, что встречался ему по пути. Он стал смотреть на людей иначе. По их лицам, он пытался определить, кто из них как вчера провёл вечер. Глядя на очередное лицо, он с надеждой желал увидеть банальную усталость от тяжёлой работы, недосып, обыденную грусть, или же наоборот радость. Но большинство людей, что повстречались ему на улице, были или ещё пьяны, или уже пьяны, или опухшие после попойки. Но обиднее всего ему было, что все эти люди шли молиться в район храмов. Как же он раньше не обращал на это внимания? Он ведь сам старался не пропускать ни одной службы, и каждый день видел этих людей. Как так можно жить? Это то, что ждёт и его, если он не последует за старшим братом? Утренняя молитва и вечерний кутёж? Неудивительно, что боги отвернулись от лицемерных людей.

Агрон же на людей не смотрел и вовсе. Он предвкушал сегодняшнюю встречу. Думал, как лучше поступить, снова и снова. Он не раз видел, как мать платила деньги бандитам. Ничего сложного, когда деньги эти есть. Да, у братьев была кубышка прямо в лавке, в которую мать откладывала деньги на чёрный день. День, который случился два дня назад. И хоть после трат на похороны, дабы мать не бросили гнить в канаве, их заначка изрядно оскудела, денег там хватило бы откупиться разок-другой от бандитов, даже страже заплатить. Но что делать дальше? Такой расклад старшему из братьев не нравился. С этими кошмарными поборами пора было кончать.

Несмотря на утреннюю службу, на рынке было довольно много людей. Вот только никому из них не были интересны ни арбалеты, ни болты к ним. Братья открыли свою лавку и начали ждать прихода бандитов. В том, что те придут, Агрон не сомневался. Так как ребята были в оружейной части рынка, справа от них находилась лавка продавца щитов. Они давно были знакомы, но не особо общались. А вот слева от них располагалась лавка того самого Ва́нека, у которого в своё время Грон прикарманил несколько недостающих монет на ботинки. Владелец продавал луки и стрелы к ним, и уже долгое время мечтал, чтобы его главные конкуренты закрылись. Несмотря на то, что лук и арбалет являлись кардинально разным оружием и имели своё собственное предназначение для использования — Ва́нек был уверен, что если бы он изжил своего конкурента, то дела сразу бы пошли у него в гору. Вот и сейчас, несмотря на то что братья на днях потеряли мать, он не скрывал своей радости и сказал парням:

— Ну что, молодежь, — потирал он свои ручки, — остались вы вдвоём. А я говорил вашей мамашке, продай ты мне лавку. Теперь лишь подождать мне немного надо, да прикроетесь вы. А я уж расширюсь, да разбогатею. В знак нашей дружбы могу вас служками к себе нанять, а, как вам идейка?

— Мы никогда с тобой не дружили, маленький толстяк, — даже не поворачивая головы, сквозь зубы ответил ему Агрон. — И уж не знаю, что ждёт нашу лавку, но я сделаю всё, чтобы она досталась кому угодно, но только ни тебе!

— Какие мы грозные! — усмехнулся купец. — Когда вы подохнете от голода, куплю ваш дом и открою в нём бордель. Там будут драть шлюх по самой низкой цене, как все драли вашу мать.

Агрон было потянулся за заряженным арбалетом, но младший брат схватил его за руку и посоветовал не обращать на толстяка внимания. Ва́нек рассмеялся и вернулся в свою лавку. Старший брат думал о том, есть ли у него шанс пробраться ночью на хорошо охраняемый рынок и спалить обидчику лавку, или же лучше и вовсе убить его ночью около дома. Грон же размышлял о том, сколько же злых людей в этом мире, и быть может, его брат прав и пора завязывать с бесполезными молитвами.

Не прошло и часа, как появились те самые бандиты, которых так ждал Агрон. По рынку ходил довольно высокий и очень толстый мужлан в окружении пары шалопаев помельче. Он собирал дань ежедневно, и вне зависимости от того, платили ему деньги или нет, он непременно брюзжал слюной и угрожал всякому, кто удумает на следующий день не заплатить. Так очередь дошла и до наших ребят.

— Чё, опарыши, сдохла мамка? — оскалившись, спросил бандит. — Я вам пару дней дал сопли попускать, теперь возвращаемся в график и гоним монету. Нет монеты — есть люля, нет монеты на следующий день — есть большие люля, нет монеты на третий день…

— Да-да, очень большие люля, мы поняли, ты жирный кусок дерьма, — вдруг сказал ему Агрон.

От такой наглости толстяк вошёл в ступор, а у его спутников глаза на лоб полезли. Даже Ва́нек, слышавший разговор, встал с отвисшей челюстью. Спустя мгновение жиртрест начал приходить потихоньку в себя и потянулся было за своей шипастой дубиной, но Агрон ловко выхватил из-под лавки заряженный арбалет и наставил прямо на собеседника. Грону же ничего не пришло в голову лучше, чем схватить лежавшие на стойке по острому болту в каждую руку. Хоть выглядел он совсем не грозно, но его лицо было полным решимости броситься на врага и защитить своего брата. Агрон обратился к своему обидчику:

— Жир на твоём мамоне может и смягчит выстрел, но этот арбалет делал мой отец — войдёт по самое оперенье, — грозно сказал старший. — Так что, если хочешь уйти отседова в добром здравии — самое время тебе валить. И передай своим, если они хотят денег, то я хочу говорить с их главным, а не мелкой падалью, вроде тебя.

— Ты… ты… — толстяк не находил слов и лишь источал смрад из своего рта, полного слюны от злости, — да я тебя на куски…

— Что здесь происходит!? — вдруг послышался чей-то мощный голос.

Голос принадлежал главному патрульному стражу. Он и пятеро вооружённых до зубов товарищей внезапно выросли за спинами головорезов. Центральный рынок — экономическая артерия столицы, и охраняла его королевская гвардия. Их украшенные двуглавым львом доспехи сияли на солнце, их алебарды были остры настолько, что, казалось бы, разрезают сам воздух. Хоть этого, конечно же, видно не было, но многие в это верили.

— Пока ничего страшного, добрый господин, — опуская арбалет, с доброжелательной улыбкой сказал Агрон. — Вот этот вот товарищ заказал целый колчан особых болтов, мы неделю над ним трудились, а теперь он отказывается платить.

— Ч-чего?! — только и вылупился толстяк.

— А это, господин, работа на целых два серебряника! — старший потряс одним из колчанов перед носом толстяка.

— Это правда? — грозно спросил капитан. — Коли так, гони мальцам монету, не то брошу в темницу, где тебе и самое место!

Капитан прекрасно знал этого толстяка и чем он со своими головорезами занимается, поэтому с удовольствием искал повод чтобы действительно посадить за решётку кошмарившего весь рынок головореза. Обладатель излишнего жира на своём теле это прекрасно понимал, и не нашёл ничего лучше, чем достать кошелек и заплатить целую гору медяков, ведь серебра у него не было. Он отсчитывал каждый медяк медленно, смотря с дикой ненавистью Агрону прямо в глаза.

— Пошевеливайся давай, я тут не собираюсь стоять до пришествия богов! — гаркнул капитан и пнул древком алебарды в толстяка.

Тот взвыл от боли и вывалил все медяки прямо на лавку. Не желая злить капитана дальше, он лишь промямлил что-то о том, что монет просыпалось больше, а лишнее пусть мальцы забирают, у них и так мать недавно померла. И тут же вместе со своей так называемой свитой быстрым шагом, что удивительно для его телосложения, упёр в неизвестность.

— Мальцы, вы чего удумали? Жить в этой лавке собрались, что ли? — нахмурившись, спросил ребят капитан. — Запрещено.

— Нет, что вы, добрый господин! — замахал руками Агрон. — У нас и дом есть, добротный каменный, от отца да матери достался.

— Знаю я, кто был ваш отец, и как померла ваша мать, — не меняясь в лице, рявкнул страж. — И кто эта мразота я знаю тоже. Стоит вам выйти за пределы рынка, домой уже не дойдёте.

— Не боимся мы его, — насупился Грон и сжал кулаки.

— А надо бы! — гаркнул капитан. — И вы тут если думаете, что мы по доброте душевной вам помогли, то ошибаетесь. Мир слабаков не поощряет, а мои люди тоже хотят есть. Раз в неделю платите за охрану, иначе в следующий раз мы можем пройти мимо. И не вздумайте пихать мне эти сраные медяки! Серебро. Раз в неделю. Ясно!?

— Ясно, “господин”, — Агрон сделал полный неуважения и презрения акцент, отвечая капитану.

Последний не обратил никакого внимания и продолжил патрулирование. На Агрона издалека полный изумления смотрел Ва́нек и не менее удивлённо на него же смотрел и младший брат.

— Что это было? Нас же теперь порешат! — схватил за рубаху его Грон.

— Цыц, малявка! — шёпотом прикрикнул на него старший. — Ты серьёзно думаешь, что мы тут банчить стоять до конца жизни будем? Завтра придёт их главарь, я хочу загнать им лавку в обмен на членство в банде.

— Ты что, с ума сошёл? — от удивления глаза Грона стали размером с монету. — С чего ты взял, что вообще кто-то придёт? Правильно страж говорит, пришибут нас ночью и всё делов-то.

— Не пришибут! — гаркнул Агрон. — Придёт, выбора не будет. Им действительно либо убивать нас, либо договариваться. Ночевать сегодня будем не дома, а в храме, туда всех бездомных пущают, от одной ночи не помрёшь без кровати. Там нас убивать не будут. А лавочку прикроем сейчас, вот им и интересно станет, чаво мы удумали. Собирайся, зайти ещё надо кой-куда.

— Это куда же? — поинтересовался младший.

— Увидишь, — бросил ему Агрон и полез под лавку.

Оттуда он достал их заначку. Там было всего несколько серебряников да горсть медяков. Окинув взглядом лежащие на витрине медяки, одобрительно что-то пробормотав, он начал запихивать их в мешочек, служивший им кошельком. Закончив укладывать деньги, он снова юркнул под лавку и чего-то там долго копошился. Наконец, когда он вылез, в его руках было два свертка. Это были походные плащи, в которых отец ходил в походы. А в них — два небольших арбалета, которые удобно было прятать под этими самими плащами.

— Зарядить такой даже у тебя сил хватит, — хлопнул по плечу он Грона. — Отец говорил, что такие любят всякого рода бандиты и отребье, расходились, как пирожки у бабки Маси. Я притырил пару штук ещё года три назад. Чудом ни мать, ни отец их не нашли за всё время у нас во дворе.

Парни собрали вещи и принялись закрывать лавку. Грон поглядывал с опаской на брата и думал, сколько же времени назад он начал всё это планировать? Для чего он украл у отца эти арбалеты? Почему не попросил изготовить попросту их? Да, жили они не так чтобы богато, но уж для родных детей отец мог бы и смастерить. Тем более он учил изготовлению Агрона, почему именно украл? Учился б он усерднее, глядишь и сам бы сделал. А вот Агрон ни о чём не думал, лишь оглядывался по сторонам и в спешке куда-то шёл. Грон едва поспевал за ним. Далеко они не ушли — остановились у лавки с различными кинжалами и ножами. Причём стояла она так невзрачно и поодаль остальных, что, казалось бы, это самое невыгодное место для торговли на всём рынке.

— Здарова дядь, — поприветствовал Агрон торгаша. — Нам бы пару стилетов добротных, чтоб под рукав спрятать можно было.

— И тебе не хворать, — улыбнулся купец. — Нема у меня такого, стражей продавать скрытное оружие запрещено.

— Ага, баб до свадьбы мять нельзя, только борделей в каждом районе с десяток, — хмыкнул Агрон и положил мешочек со всеми их деньгами на лавку.

Купец открыл мешочек, один раз цокнул, второй, оглядел братьев с ног до головы, да издал такой звук своим ртом, схожий на мощный пук после несваренья желудка. Но, как говорится, если денежку человек потрогал, назад возвращать уже не хочется. Он спрятал мешочек под лавку, и куда-то удалился. Спустя несколько мгновений он вернулся и протянул Агрону небольшой свёрток.

— Не бог весть что, но в кости не застрянет, — купец сделал гримасу, мол за что заплатили, то и получили. — За само ношение такого оружия стража без вопросов упрёт вас в темницу. На разбойников вы не похожи, ума не приложу для чего оно вам, но мне плевать. Если вас поймают, и вы не хотите “потеряться” в темнице — вас здесь никогда не было и оружие вы достали где угодно, но только не у меня.

Агрон молча кивнул, забрал свёрток и братья ушли. По дороге на выход из рынка они купили на самые что ни есть последние медяки немного еды, после чего отправились в район храмов. По дороге Грон не выдержал и спросил брата:

— Откуда ты узнал, что у него можно купить такое оружие? И что делать, если нас поймают? — с неподдельным страхом спросил младший.

— Если не орать на улице об этом, то нафиг никому мы не сдались, — злобно ответил Агрон. — Знаю и знаю, я ж не всё время торчал в лавке и тем более не молился вечерами напролёт непонятно кому.

Грон притих. И правда оживлённая улица не самое лучшее место для его вопросов. А так как они не были босяками, у них была чистая одежда и они прилично выглядели — никто их обыскивать и не подумал бы. Главное выглядеть уверенным и самому не давать повода.

Агрон же шёл так, словно твёрдо знал что делает. Только лишь глазами постоянно что-то выискивал. На самом деле он не на шутку боялся, что хоть и прошло очень мало времени, но за ними уже могут следить из банды того толстяка. С одной стороны на оживлённой улице нападать не с руки, а с другой — очень легко затеряться в толпе. Поэтому шансы получить нож под ребро довольно высоки, как считал Агрон.

Парни шли быстро, и вскоре вышли на храмовую площадь. Бесспорно, это была самая красивая площадь не только в городе, но и во всей империи. Так как ребята никогда не путешествовали и нигде не были, то для них это было самое красивое место в мире. На площади стояли шесть величественных храмов, а посередине — большой фонтан. Грон слыхал, что по преданиям на месте этого фонтана раньше было огромное место жертвоприношения. Сейчас же здесь вместо жертвоприношений устраиваются празднества. Или казни. В любом случае красота этого места не оставляет равнодушным никого. Возможно, именно благодаря величественности этого места простой народ не утрачивает веру в старых богов.

— Выбирай, — бросил Агрон.

— Что выбирать? — удивился брат.

— Ты тут часто трёшься, в каком храме укроемся? — улыбнулся старший.

— Элладана, конечно, — нахмурился Грон.

— Ах, ну да, — скривился Агрон. — Бог справедливости, в которого ты так веришь.

Браться двинулись к храму Элладана. Храм был украшен огромными весами, на которые распростёртыми руками указывала статуя бога. Якобы левая рука указывала на благие дела, а правая — на дела грешные. И хоть весы были ненастоящие, а лишь каменной скульптурой, честной народ верил, что рано или поздно одна из сторон перевесится, и Элладан снова явится в этот мир. Одни говорили, что он покарает их за грехи, другие истово верили, что наградит за их служение. Смотря какая из чаш перевесит. Вероятно, поэтому народ и считал, что если вечером нагрешить, а с утра хорошенько помолиться, то равновесие будет восстановлено и им ничего не угрожает.

Парни зашли внутрь храма. Помещение могло укрыть здесь сотни человек в тяжёлый час. А если использовать систему подземных тоннелей, которая связывает все храмы со дворцом — то тысячи. Однако сейчас был обычный день, относительно мирное время, но в зале было более сотни отчаявшихся людей. Им некуда было идти, негде спать, не за что есть. Поэтому они расположились прямо на полу храма, брошенные как людьми, так и богами.

— Да уж, чуешь, как справедливостью запахло? — съязвил Агрон.

— А что не так? — нахмурился Грон. — Посмотри, как всем этим бедным людям помогают жрецы и служки. Кормят, дают крышу над головой, лечат.

— На любом из этих жрецов золота больше, чем у всех этих людей вместе взятых, — проворчал Агрон. — Справедливо, что одни ничего толком не делают, и у них есть всё, а другие работают с утра до ночи, и у них нет ничего?

— Кто работает, эти что ль? — младший скривил гримасу.

— Сегодня вместо молитв лучше посмотри на людей внимательно. Вон тот, гляди — у него немало шрамов на теле и нет одной кисти. Скорее всего — бывший солдат. А вон на этого смотри — Агрон указал на другого мужика, что был неподалёку и сидя облокотился на колонну, — у него ручища глянь какие, и все в мозолях. Это не какие-то там попрошайки. Эти люди пришли сюда как раз с одним вопросом:” Где в этом мире справедливость?”.

Грон спорить не стал, но действительно начал рассматривать людей. Они уселись со своими пожитками в углу храма, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, но и при этом хорошо видеть вход. Агрон поймал себя на мысли, что нужно было идти в другой храм. Если их будут искать, то все знают, что Грон пуще других бегал в этот храм помолиться. Младший же думал о том, что возможно действительно много уделял времени Элладану, что даже не заметил, как его брат стал таким злым и жестоким.

* * * * *

Ночь в храме прошла без происшествий. На братьев не обращали никакого внимания ни служители храма, ни ищущие в нём пристанища. Как и каждое утро, зазвонил городской колокол. Пора было просыпаться и выдвигаться на рыночную площадь.

— Блин, жопа-то как болит, — пожаловался Агрон.

— Не ругайся в храме! — шёпотом прикрикнул младший.

Братья вышли из храма вместе со своими пожитками, но, к удивлению Грона, двинулись они не к рыночной площади. На немой вопрос старший бросил лишь что нужно кое-куда зайти. Через некоторое время они подошли не куда-то там, а к зданию городского судьи. Это было большое, красивое двухэтажное здание, щедро украшенное гербами королевства и столицы. И конечно же, символикой Элладана.

Обычные граждане города с самого утра занимали очередь, чтобы попасть на приём к такому важному человеку. Но, старший брат гордо прошёл мимо очереди и обратился к страже, а Грон с изумлением услышал следующее:

— Господин Лютеро ждёт нас, — с важным видом сказал Агрон.

— Чё? Вас? — скривился от презрения. — Топайте отседова, пока по шее не получили.

— Грон и Агрон, можете спросить у господина Лютеро, — непреклонно ответил старший.

Стражник нахмурился, погрозил своей алебардой, но всё же юркнул в здание и пропал. Через несколько мгновений он вышел, через шлем почёсывая репу:

— Господин судья закончит встречу и позовёт вас, — буркнул он.

Агрон с гордой улыбкой на лице встал неподалёку и притоптывал ногой, показывая свою важность и нетерпение. Младший же с интересом и страхом смотрел на своего брата. Не в силах превозмочь своё любопытство, он-таки спросил Агрона:

— Как ты выбил встречу у самого судьи и что мы вообще тут делаем? — полным изумления шёпотом спросил он.

— Дак судья заверяет документально любые похороны, тогда-то я и договорился о встрече. Он должен был подготовить нам кое-какие документы, — подмигнул ему брат.

Теперь репу стоял чесал Грон. Какие ещё документы? Чего он там удумать мог? Они едва-то грамоте обучены, алфавит знают, да читают с горем пополам, писать и вовсе не умели. Какая связь между старшим братом и таким страшным словом, как документы?

Пока обо всём этом думал Грон, из здания судьи вышел роскошно одетый некий явно богатый господин. Он был одет в яркий камзол и тёмные штаны, а также носил элегантную шляпу с плюмажем. Такое могли позволить себе немногие даже в столице. Сопровождали богача и личная охрана, и под руку шедшая девица. Она была явно младше своего спутника, возможно его дочь. Одета она была в ослепительное платье цвета лета, усеянное различными дорогими украшениями. Братьям не посчастливилось не то, что узнать кто это был, но даже как следует рассмотреть богатеев. Девушка, завидев челядь так близко от себя, скривила такую гримасу презрения и тошноты, что едва действительно её не стошнило прямо на братьев. Личная охрана тут же закрыла её взор своими спинами, а братьям лишь послышалось нечто вроде того, что нужно было ещё раньше приходить, чтобы не видеть такую мерзость.

От этого Грону стало не по себе. Они не были с братом уродами или какими-то ущербными, испорченными, калеками. Они даже были относительно чистыми, стараясь каждые пару дней мыться в реке и стирать одежду. От чего такая реакция? Агрон же криво усмехнулся и подумал о том, что для таких в аду явно есть отдельный котёл, и он с удовольствием бы в нём помешивал кипящее масло.

После того как высокопоставленные или просто же богатые гости удалились, стражник махнул рукой, мол, заходите. Внутри здания было очень много красивых картин с самыми различными изображениями — от богов до мифических существ. Мебель стояла добротная, из прочного дерева. Красивые кожаные кресла так и манили на них присесть. Но присесть никто не предложил. На одном из таких кресел за солидным столом с гравировкой гербов империи и столицы сидел сам судья. Это был пожилой человек с упитанным телосложением, лысеющей головой, на носу которой водружались очки. Завидев мальцов, он тяжело вздохнул, взял какие-то бумаги и без всякого приветствия начал:

— Так, прежде чем я зачитаю документы, покажите мне деньги, — сухо проговорил он. — В противном случае мы сэкономим немало времени, а я поставлю печать на документах, отправляющих вас в темницу. Или на рудники, там уж сами решите.

Явно зная о каких деньгах идёт речь, Агрон неожиданно для всех снял левый ботинок, после чего распутал видавшую виды портянку, откуда извлёк цельный золотой. Источавший пренепреятнейший запах золотой Агрон протянул судье.

— Нет-нет-нет, о боги! — закрыв нос одной рукой, и отмахиваясь другой, завопил судья. — Вон туда, вон туда!

Судья указал на небольшой сундук, куда складывались монеты, принятые от челяди. После такие деньги тщательно промывались, прежде чем отправиться в сокровищницу города. Пока Агрон наматывал портянку на ногу, Грон в голове не мог унять мысль, откуда же такое состояние у его брата.

— Что ж, похоже рудники сегодня останутся без вас, — вздохнул власть имущий и принялся зачитывать подготовленные им документы.

Чем дольше городской судья зачитывал документы, тем сильнее шевелились у младшего брата волосы на всём теле, где успели вырасти. Агрон же, слушая предельно внимательно, не пропустил ли чего судья, лишь улыбался всё шире и шире.

Суть же документов была такова. Первый был завещанием от обоих братьев. В случае обоюдной смерти, их лавочка предназначалась тому самому Ва́неку, что торговал луками да стрелами рядом с ними. Если будет доказано, что купец не имел отношения к их смерти конечно, иначе не видать ему ни их лавочки, ни уже и своей. Если первый документ ошарашил Грона, то второй произвёл на беднягу такое впечатление, что он едва не лишился дара речи. Вторым документом их лавка вверялась в безвозмездное пользование любому человеку, кто поставит своё имя и подпись на данном документе. Ограничением было только одно условие — пользоваться можно лишь пока оба брата были живы и в добром здравии. Для чего время от времени им необходимо было являться в городскую ратушу, где один из чиновников будет убеждаться, что с братьями всё в порядке.

— Честно говоря не знаю для чего вам так сильно заморачиваться с этой лавкой. Продали бы лавку, да горя б не знали, но дело ваше, — вздохнул судья и взял печать в руку. — Если вы всё поняли, что здесь написано и вас всё устраивает, я ставлю печать и с удовольствием бы избавился от вашего присутствия в моём доме.

— Всё в порядке, господин, ставьте печать, — поклонившись, сказал Агрон и велел жестом сделать то же самое младшему.

Ничего не понимая, Грон последовал примеру брата. Судья тут же шмякнул печатью на оба документа, упаковал их в простенькую ткань и велел служке передать документы владельцам. После чего лишь махнул рукой на прощальные поклоны братьев.

Выйдя из здания судьи, братья быстрым шагом устремились на рыночную площадь. Грон был переполнен эмоциями и тут же принялся заваливать брата вопросами, но тот лишь велел замолчать и сказал, что всё объяснит на месте. До рынка они добрались быстро и без каких-либо приключений, хоть Агрон и постоянно оглядывался — не ходит ли кто за ними.

Не успели братья разложить лавку, как приметили того самого жиртреста-головореза со своей свитой. Однако, те лишь шатались по рынку, кошмаря купцов да народ простой одним своим видом. Вдруг, толстяк подошёл к какому-то мужчине, что-то прошептал на ухо, и тот устремился к лавочке братьев. К ним подошёл прилично одетый человек средних лет. На нём была белая рубаха и зелёный костюм, состоявший из штанов и безрукавки. Это говорило о том, что человек вёл торговые дела. На голове у него расположилась серая кепка-восьмиклинка. А это уже говорило о том, что человек вёл тёмные торговые дела. Подойдя к лавке братьев, он широко улыбнулся и поприветствовал их:

— Грон и Агрон, полагаю? — с протянутой рукой, спросил он. — Приятно познакомиться, меня зовут Дым. Люблю подымить, знаете ли.

— Это вы главный? — пожав руку, спросил Агрон.

— Можно и так сказать, — с улыбкой ответили ему. — Я решаю вопросы… не силовыми методами, так сказать. А теперь, пожалуйста, будьте так любезны, на какой хрен вы меня сюда позвали?

— Мне нужен был главный! — нахмурился Агрон.

— Мальчик, да ты богам спасибо скажи, что тебя не прирезали ни вчера в храме, ни сегодня у дома судьи, потому что у меня лично есть интерес к этой лавке и мне очень интересно, на кой чёрт ты хотел поговорить с главным, в данном случае со мной, — наклонившись через лавку, злобно сказал ему бандит.

В том, что это был именно бандит, теперь никто из братьев не сомневался. Так значит, всё-таки за ними следили, и Агрон этого не заметил, хоть и ожидал. Опасные ребята, решили про себя оба братца.

— Мы хотели предложить вам лавку, — пытаясь не подавать виду, что напуган, ответил старший.

— И всё? Да на кой она мне? — рассмеялся Дым. — Если бы мне нужна была лавка, я бы вас прирезал и поставил сюда своего человека.

— Вы или другие уже поставили сюда своего, у чёрта на куличках, — скривил гримасу Агрон. — Стража вас не жалует, сколько денег надо дать на взятки, чтобы поставили в центр рыночной площади бандита? После нашей смерти лавка бы отошла городу, и они с удовольствием поставили бы своего человека, нежели вашего. А законные документы сэкономили бы вам кучу золота, времени и нервов.

— И вы решили мне её продать? После чего конечно же деньги останутся при вас, никто вам нож под ребро не засунет, чтобы их вернуть, так? — усмехнулся бандит.

— Нет, мы решили её вам… подарить. Точнее — обменять, — Агрон потряс перед собой документами.

— Обменять? — вкинул брови Дым. — И на что же? Мамкину сиську я вам вернуть не смогу.

— Возьмите нас в банду, — каким мог, серьёзным голосом сказал Агрон.

Дым стоял пару мгновений как вкопанный, после чего в голос рассмеялся. Агрон скрестил руки на груди, а младший брат снова стоял в изумлении от действий своего брата. С другой стороны, изумление быстро прошло и пришло осознание всего. Его брат хотел вступить в банду, чтобы стать известным бандитом, набрать себе плюшек так сказать. Перед тем, как попасть в ад. Он и не знал теперь, гордиться целеустремлённостью его или же наоборот опасаться, что их ждёт в будущем.

— Ты, кожа да кости, не говоря уже об этом, — Дым кивнул в сторону Грона, — с чего ты решил, что нам нужны такие, как вы? С чего ты решил, что, передав нам бумагу, где ты отдаешь нам лавку, вас не прирежут, как свиней тем же вечером?

— А с чего ты взял, что лавку вам отдают просто так? — усмехнулся Агрон. — Вот гляди. Этот документ гласит, что пока мы оба живы, в добром здравии, регулярно наведываемся в городскую ратушу, то наша лавка переходит в безвозмездное пользование человеку, который поставит здесь свою подпись или печать, ежели она у него имеется.

Агрон выдержал паузу, пытаясь определить реакцию собеседника. Но, парень был слишком молод и неопытен, чтобы понять хоть что-нибудь по лицу своего собеседника.

— А вот этот документ, — он продемонстрировал ему второй с широкой улыбкой, — гласит о том, что после нашей смерти лавка достанется достопочтимому Ва́неку. Он вон там стоит, позвать его?

— Не надо! — тут же сквозь зубы злостно гаркнул Дым.

— Так вот, вы берёте нас в банду и имеете бесплатную лавку в самом центре рынка столицы, оплачивайте пошлину вовремя и никаких проблем не будет. Обучите нас своему ремеслу, и мы будем крайне полезны, уверяю вас. Большинство становятся бандитами из-за скверной жизни, а мы — мы сами хотим, правда Грон? — он посмотрел на своего брата и тот тут же закивал. — Убьёте нас — не получите ничего, какой в этом смысл?

Бандит стоял, почёсывая подбородок. Ему потребовалось несколько минут, чтобы обдумать слова Агрона. В конце концов он посмотрел ему в глаза и тяжело выдохнув, сказал:

— Ладно. Но ты, мальчик, даже не представляешь во что ты вляпываешься и куда тащишь за собой брата, — он посмотрел на Грона с неподдельной толикой жалости. — Но, документы составлены, и он теперь в этом участвует, дороги назад нет. Я не могу тебе ничего гарантировать, так как наша организация очень, очень большая. Сделка выгодна для меня лично, а вот как решат старшие — этого я знать не могу.

— Поэтому я и просил встретиться с главным! — обиженно рявкнул Агрон.

Мимо протопали те самые патрульные стражи, что днём ранее прогнали толстяка. Сегодня же старший посмотрел на братьев и жестом показал, мол, нет денег — нет помощи.

— Признаться, ты смышлёный, раз допёр придумать такой план. Но мозгов у тебя не хватает понять, как всё устроено, так что давай будь благодарен тому, что я вообще сюда припёрся. Сделайте одолжение — не сдохните в первый день, я хоть денег успею поднять. И придумать, что делать с Ва́неком… — буркнул Дым в конце.

— Мы можем постоять за себя. У нас есть оружие, — шепнул Агрон и приподнял рукав, где красовался на кожаном ремешке купленный днём ранее стилет.

— Ой дура-а-ак, — лишь протянул бандит. — Не вздумай им светить нигде. Работайте весь день, как ни в чём ни бывало. Вечером я приду за вами, заодно перетру со своими.

Дым стукнул ногой по лавке и в спешке ушёл. Агрон стоял довольный собой, как ловко он провернул всё. Но не успел он насладиться моментом, как услышал голос своего брата:

— Так вот какой путь ты выбрал для нас, — обреченно сказал он. — Стать бандитами? Ты серьёзно? Ты действительно считаешь, что вымогать деньги у честного народа и избивать слабых придаст тебе почёта после смерти?

— О, братишка, это лишь начало! — кровожадно ухмыльнулся старший. — Я слышал, что этот толстяк вхож в довольно влиятельную организацию города, это не просто какая-то там банда проходимцев. И если я прав, если у нас всё получится, мы будем не просто бандосами, мы станем настоящими головорезами.

— Если ты так хочешь убивать людей, почему не пойти в стражу? Почему не убивать плохих людей, если, по-твоему, за убийство всё равно светит ад? На худой конец, почему не стать палачом при городе? Казнят довольно часто тут… — начал рассуждать Грон.

— Убивать плохих людей? — рассмеялся Агрон. — У нас не такая большая разница с тобой, но похоже пары лет жизни тебе не хватает, чтобы понять, что в этом городе хороших людей нет. Их нигде нет. Все боятся только за свой кошелёк, свою жизнь и чхать хотели на других. Дай мне волю — я бы весь город перерезал. Зачем бороться с бандитами, когда их можно возглавить? Зачем служить народу, когда его можно прижать к ногтю? Я хочу, чтобы меня боялись при жизни и после смерти!

Последние слова Агрон едва ли не сорвался на крик. Этим он напугал своего младшего брата, но те прохожие, что услышали его слова, лишь рассмеялись. Оба брата выглядели невзрачными бойцами. А в этом суровом мире ценили силу. Грон достал из-под полы краюху хлеба. Разломав её надвое и протянув часть брату, он сказал ему:

— Мне кажется, ты сам не представляешь, во что ввязываешься. Ты напоминаешь мне наших соседских мальчуганов, когда они мечтали стать пиратами. Бороздить море, которое они никогда не видели, петь песни, пить ром, который они никогда не пробовали. А на самом деле жизнь пирата очень опасна, сурова, жестока и коротка, — с грустью сказал младший. — Ты мечтаешь стать головорезом, а на деле мы будем жить в нищете, отбирая последнее у таких же несчастных, спать в грязи в каком-нибудь хлеву, где нас никто не найдёт, да молиться богам, чтобы топор палача был заострён, как следует.

Перед ответом, Агрон решил подумать немного. На самом деле, он и сам боялся каждой клеточкой своего естества того, что их ждёт в будущем. У него не было никаких грёз или романтики по поводу бандитской жизни. Он до жути их всегда боялся, если в деревне детей пугали бабками-ёжками, лешими, зверями всякими, то в городе — стращали бандитами. Тем, что действительно реально и видно своими глазами ежедневно. И в какой-то момент, он решил, что лучше стать страхом во плоти для других, решил твёрдо, поэтому не отступит. Вот только братишку надо было приободрить. Он положил ему руку на плечо, и сказал:

— Где бы мы ни были, я всегда буду о тебе заботиться, — по-братски улыбнулся он и подмигнул. — Куда мы бы не направили свои стопы — тяжело будет везде. Такова жизнь. Где бы мы не оказались — в армии, в страже, в гвардии, в торговле, среди наёмников, даже среди храмовников — везде будет одно и то же. Унижение старшими младших, сильными слабых, богатыми бедных и так далее. Я просто считаю, что из всех путей этот — самый лучший. Раз уж мир устроен так, что унижай или будешь унижен, убивай или будешь убит — я буду убивать и унижать.

— Что ж, брат, я с тобой, — с грустной улыбкой ответил Грон. — Но чувствует моё сердце, что жить мы будем недолго.

— А вот это мы ещё посмотрим! — усмехнулся Агрон.