Старый дом

Михаил Климов, 2014

Приключенческая мелодрама – так, наверное, можно определить жанр нового романа Михаила Климова, автора популярной книги «Записки антикварного дилера». Старая и новая Москва, любовь и ненависть, революционное подполье и торговля старыми книгами сплелись здесь в единый и причудливый орнамент.

20

Она стояла у порога, тьфу, конечно, у проема. Как ни странно, без шляпки и уже курточку свою, как она там называется, сняла.

То есть он так задумался, что не услышал появления своей «сюсю»? Хорош любовник пылкий, Ромео страстный, а Маринка — сволочь, надо было ее в детстве пороть…

— Вы проходите… — он вскочил, предложил даме сесть. — Может быть, кофе? Или чаю?

— Чай у вас действительно вкусный, — она прошла, села на предложенный стул. — И кофе не лишен приятности, хоть я его не люблю. Но времени без пятнадцати пять, сейчас приедут ваши, а мне хочется знать ответ на мой вопрос. Нет, не совсем хочется — необходимо…

Звучало в ее устах все это даже несколько грозно, надо было отвечать, но Слава обдумывал, тянул время. Он щелкнул кнопкой электрического чайника, достал чашки, сахар:

— Так все-таки чай или кофе?

— Ответ, пожалуйста… — она не сдавалась. — А в смысле что пить — мне действительно безразлично…

— Горох — это… — он замялся, — помните, я вам рассказывал ночью, что тут у нас было, когда коммунизм рухнул?

— Это про экспроприации и расстрелы?

— Не было никаких экспроприаций и расстрелов… — он налил ей кипятку в кофе, достал с полки какие-то печеньки, — в первом слове звучит какая-то борьба за справедливость — отъем собственности у неправедного владельца. А во втором — карающая рука государства, в данном случае не особенно важно — справедливо оно это делает или нет…

— Ничего себе не важно… — возмутилась Надежда. — Только это и важно по-настоящему…

— А тут был просто бардак, — он не обратил внимания на ее слова, — каждый тянул, что мог и если один другому мешал, тот просто калечил или убивал его… Такое царство Емельяна Пугачева или Стеньки Разина…

— И Горох — это один из них? — она отхлебнула маленький глоток.

— Нет, тут все хуже… — он думал — кофе себе сделать или чай, решил все-таки кофе: день был и еще предстоит непростой, нужен какой-то стимулятор. — Когда государство, точнее, некоторые его представители, прорвавшиеся к власти, очнулось и начало отнимать все обратно, то действовало оно примерно такими же методами. И из тех, первых, кто все тащил, отнимал и убивал, остались только самые злые, умные и хитрые. Ну и еще везучие… Вот Горох из этих как раз…

— Красивая картинка… — сказала она задумчиво. — И как же вы тут живете? Неужели не можете навести порядок?

— Скажи… те… — спросил он, едва успев перехватить собственную фамильярность, — у вас там — все в порядке?

— Нет, конечно…

— Ну и почему вы не можете его навести?

— Потому что у нас — царь, то есть, по большому счету, от обычного человека ничего не зависит. А у вас — народовластие…

— Я уже имел честь вам рассказывать, — сказал он и сам удивился непривычному обороту речи, который всплыл откуда-то из подсознания, — что стало, когда от царя удалось избавиться. Не в царе дело, уверяю вас: вон в Голландии и в Англии, да еще в Швеции, кажется, есть короли и королевы, а они ничего, живут как люди…

В дверь позвонили и вошли Маринка с Володей.

Дочь была в длинном, в пол, цветастом сарафане, голые плечи прикрывала тонкая джинсовая куртка. На голове — широкополая летняя шляпа, а в руках довольно большая сумка.

— Насчет шляпы, это ты хорошо придумала, волосы у вас разного оттенка… — кивнул отец вместо приветствия. — А тут что? — спросил он, указывая на «багаж».

— Кое-что еще прихватила… — сказала Маринка и, предупреждая возможные вопросы, добавила: — Должна женщина иметь право выбрать наряд, в котором выйдет в незнакомое общество?

— Ну, а как же с теми, — не понял Слава, — кто должен понять, что Надежда Михайловна — это ты?

— А почему у тебя не может быть в доме каких-то моих тряпок? — удивилась дочь. — Оставим обязательно куртку и шляпу, они запоминающиеся, а остальное — по выбору Надежды Михайловны…

— Разумно… Вы туда пойдете? — спросил Прохоров, указывая на проем. — Тут вам и расположиться негде…

Дамы ушли, а Володя присоединился к «тестю», взял чашку, насыпал кофе, налил себе кипятку.

— Я позвонил знакомым нумизматам, — сообщил он. — Сказал, что есть такой странный заказ на банкноты. Они просили точно сформулировать, сколько нужно бон, хоть примерно и сколько платим за «катю» и за «петю», я обещал вечером позвонить… Только с годом никак не могу придумать, по какой причине этому тупому новому русскому нужны боны исключительно до тринадцатого года…

— А почем они в среднем?

— Сейчас посмотрю, — он прошел к компу, — но, кажется, рублей по сто, однако при нашем заказе цены должны вырасти…

— Что-то мало…

Он защелкал клавишами и через несколько секунд вздохнул расстроенно:

— Ты прав, — он покачал головой, — все-таки в любом деле надо быть профи, чтобы рот открывать…

— А что там?

— Смотри: сотни, то есть «катеньки» — от трехсот до полутора тысяч, в зависимости от того, кто подписал, и состояния. А на «петенек» — вообще караул: от шестисот до восьми тысяч…

— А что значит, кто подписал? — не понял Слава.

— Как мне кажется, это фамилия министра или управляющего казначейством. Их тут два — Шипов и Коншин. И любой Коншин дороже Шипова…

— И что нам мешает объявить, что нужны эти, которые подешевле, и состояние нас не пугает — не в коллекцию, а на стену приклеивать?

— Логично… — «зять» еще раз взглянул на монитор. — Но есть и хорошие новости: судя по их данным, после двенадцатого года наши банкноты не выпускались, значит, в дело идут любые…

— А сколько нам нужно-то, ты не прикидывал?

— Если без Фаберже и всяких «Византийских эмалей», то вполне хватит ста рублей, ну двухсот от силы. А что вы там, на Пречистенке купите, откуда мне знать…

— Так чего мы огород городим?

— Внимание, — послышался голос дочери, — демонстрация моделей одежды образца тысяча девятьсот тринадцатого — две тысячи тринадцатого года…

Мужчины обернулись и увидели входящих дам. Маринка была в рубашке и дырявых джинсах, а Надежда Михайловна — в вышеупомянутых куртке и шляпке, а на ногах… тоже джинсы, только без дыр…

Слава даже рот раскрыл.

— Я решила попробовать, как это в брюках… — смущенно сказала «гостья». — Тем более Марина Вячеславовна сказала, что у вас все так ходят…

— Ладно… — сказал «зять», который, похоже, вообще ничего не заметил. — Пора отправляться…

И они отправились…