Авиатор: назад в СССР 11

Михаил Дорин (2024)

Сергей Родин продолжает покорять высоты лётного мастерства! Мирная семейная жизнь и лучшая работа в мире — что ещё нужно человеку, по настоящему влюблённому в небо! Совсем немного и он встанет в один ряд с людьми, чьё высокое призвание «учить» самолёты и вертолёты летать.

Глава 6

— Как это всё понимать Вера? — спросил я, сжимая кисти рук в кулаки и сдерживая себя, чтобы не врезать по роже козлу, которого только что сбросил с жены.

Ловлю себя на мысли, что ревную и жутко бешусь от этого. Стыдно признать, но веду себя, как подросток.

Вера попыталась встать, но поскользнулась и плюхнулась обратно в сугроб. Шумно вздохнув и покачав головой, я протянул ей руку.

— Давай, держись, — нагнулся я к ней. — Обхватись за шею. Не ушиблась?

— Серёжа, всё хорошо, — ответила Вера, когда я помог ей встать. — Ты ничего плохого не думай… я поскользнулась. Этот человек пытался мне помочь. Хотел поймать, но сам поскользнулся.

— В таких ситуациях все так говорят, — натянуто улыбнулся я.

Ранее, Вера не давала повода усомниться в ней. Но нельзя не признать, что моя жена наивна и доверчива. Если она и считает, что ничего плохого не произошло, то помыслы Егора Алексеевича вызывают у меня сомнения. Любой другой в сложившейся ситуации, попытался бы встать, а не разлёживаться на незнакомой женщине. Видимо он получал от этого удовольствие. Совсем страх потерял. Днём, на людях и без стеснения так нагло себя вести.

— Собирался помочь, но прилетел лётчик и забрал мою даму сердца, — обиженным тоном проговорил Егор Алексеевич. — Мне ничего не хотите сказать, Родин кажется?

— Сказать — нет, а вот «съездить», очень хочется. Следите за своим языком. Вам не следует распускать его, как и ваши руки.

— Серёжа, ну ты чего? Зачем так грубо? — начала говорить Вера, чем ещё больше вызвала моё негодование.

Почему она его защищает?

Не собирался я его бить или наносить увечья. Но смотрю в голубые глаза этого «арийца», чьи светлые волосы немного растрепались, и не верю в такое совпадение. Уж слишком хищный взгляд у него, когда он смотрит на Веру.

— Пытался, да не сильно преуспел в этом, — съязвил я.

Егор Алексеевич встал и повернулся к моей жене.

— Верочка, вы уж меня простите. Я пытался помочь. Не мог, знаете ли, оставить прекрасную даму… в беде, — на последнем слове он резко посмотрел на меня, впившись своим взглядом.

Чего он этим хочет добиться? Не прожжёт же он во мне дыру.

— Это вы меня простите. Я падала и вас за собой потянула…

— Не стоит! Не стоит! — замахал руками «ариец» и отошёл в сторону, чтобы поднять шапку.

Вера дёрнула меня за руку, пытаясь сказать, что-то важное.

— И вообще, это тот самый человек из Министерства Авиапрома, про которого Пётр Аркадьевич говорил. Он со мной в отделе кадров разговаривал, — прошептала мне супруга на ухо.

— И мы теперь должны на колени перед ним упасть? К нам он отношения никакого не имеет. Мы не в Министерстве работаем.

Сейчас становится понятнее его поведение в кабинете у Рыбалко, и надменное общение.

— Сам виноват, Верочка. Не устоял на ногах, — вернулся к нам Егор Алексеевич. — Я бы хотел перед вами вину загладить. Я могу вас отвезти домой? Ну, и вас тоже, Сергей Родин.

Ох, какая же это честь! Сам чувак из Министерства предлагает помощь! Клинья подбивает, белобрысая голубоглазка к моей жене. Не удивлюсь, что это он тот тип, который сидел за шкафами в кабинете на первом этаже. Том самом, где нам подсказали дорогу до Аркадьевича.

— Нет, спасибо. Я с мужем пойду, прогуляюсь, — ответила Вера.

Моя ты девочка! Молодец! Егор Алексеевич натянуто улыбнулся, посмотрев на меня.

— Муж, как вы поняли, ехать тоже не хочет, — добавил я.

Вера наблюдала за дуэлью взглядов, а потом подошла ко мне и аккуратно взяла под руку.

— Перчатки забрал? — спросила она.

— Да, — ответил я, но понял, что автоматически отбросил в сторону перчатки пудрового цвета на ступенях. — Обронил на входе.

— Ага, вижу. Сейчас подберу, — сказала Вера и пошла к входу в здание.

Напряжённая пауза в разговоре закончилась.

— Манеры, манеры, Родин. Вам следует проявлять осторожность в общении с незнакомыми людьми. В особенности со мной. А лучше бояться, — сказал Егор Алексеевич.

— Чем вы так страшны, что я должен вас бояться?

— Твоя жена будет здесь работать, а я слежу за всеми конструкторскими бюро. От меня зависит принятие важных решений в Министерстве.

Вот это я сейчас испугался! Прям, не знаю, куда деться!

— Со мной ссориться не советую. Пчёлкин вас предупредить ещё не успел, что на мне проекты отдела, в котором красавица Верочка работать будет?

— Памятку не успел прочитать, да он и не давал.

— Дерзишь, Родин, — улыбнулся Егор Алексеевич.

Вера как раз подняла перчатки и, с широкой улыбкой, направилась к нам.

— Даже не представляешь себе, что я могу сделать. А ты меня обидел, парень. Извинишься, тогда забуду обо всём, что вчера и сегодня было, — поменял интонацию Егор Алексеевич. — Возможно.

— На обиженных воду возят, — ответил я.

Вера остановилась, чтобы проверить сумку. Это позволило Егору Алексеевичу сказать своё последнее слово.

— Не знаю, как у вас там обстоят дела среди лётчиков, но я тебя предупредил, против кого ты попёр, парень, — грозно произнёс он.

— Забавно, тебе бы тоже не мешало сначала разобраться, — ответил я, взяв за руку Веру.

— Всего доброго, Егор Алексеевич. Ещё раз прошу прощения, — сказала жена и мы пошли на выход с территории.

— До новых встреч, Верочка, — с воодушевлением сказал вслед белобрысый.

Я оборачиваться не стал, а моя жена прижалась ко мне сильнее. Такое чувство, что она пыталась скрыться от этого человека.

— Как думаешь, он смотрит на нас? — спросила Вера.

— Не думаю.

— Взгляд у него такой прожигающий. Слегка не по себе даже.

В такие моменты ждёшь какой-нибудь предмет, запущенный в тебя сзади. Но с каждым шагом это ощущение уменьшалось, а затем и вовсе пропало. Пока мы шли по тротуару к проходной, мимо нас пронеслась чёрная «Волга».

— Серёжа, а о чём вы говорили с Егором Алексеевичем? — спросила Вера, как только машина скрылась за одним из зданий.

— Познакомились. Пообщались. Разошлись, — ответил я.

— Точно? Мне как-то неловко, что ты его так отшвырнул, — начала волноваться Вера. — Ты точно ничего плохого ему не сказал? Человек же важный.

— Я был предельно вежлив с ним.

— Это хорошо. Просто не хочу, чтобы у тебя из-за такого пустяка были проблемы. Не стоит тебя меня к нему ревновать, — прижалась ко мне Верочка.

Про себя я подумал, что стоит уже перестать думать о произошедшем. Думаю, что Егор Алексеевич понял, что с Верочкой у него «чайку попить не получиться» за шкафом.

Быстро проводив Веру домой, я вернулся в школу, где нам ставили задачу на завтрашние полёты. Общие вопросы были обговорены ещё до обеда, а после мы готовились с инструкторами.

Гена Лоскутов, помимо меня, был инструктором у Вани Швабрина, Бори Чумакова и… Коли Морозова. Он-то постоянно высказывал недовольство, что ему мало дают летать. Хотя, куда уж столько! Сейчас он тоже возмущался.

— Этого недостаточно. Надо больше. И на «крайние» режимы летать, и на штопор, и… — сказал Николай, но я его прервал.

— Ты куда спешишь, Коль? Есть программа. Мы и так идём по графику налёта, который почти вдвое превышает те часы, которые налётывают в строевых частях, — сказал я, отложив в сторону «Инструкцию лётчикам самолёта МиГ-23УБ».

— Вот и довольствуйся этими часами, а мне мало, — надменно произнёс Морозов.

Швабрин улыбнулся и встал из-за стола, чтобы подойти ближе к возмущающемуся коллеге.

— Колясик, так ты на большой самолёт попросись. И летай маршруты. Часов наберёшь с гаком! — улыбнулся Ваня, пошевелив усами.

— Умный ты, Швабрин. Вот только балбес и алкаш, — произнёс Морозов, и это было неправильно.

— Тварь! — громко сказал Швабрин и набросился на Николая.

Ваня схватил Морозова за шиворот, и потянул на себя. Колян оттолкнул от себя Швабрина, но тот ринулся на него с кулаками.

В этот момент я успел встать и остановить Ваню, чтобы тот не наделал глупостей.

— Алкаш? Это я алкаш?! Себя видел в зеркале, белобрысый?! — рвался Ваня к Морозову, которого удерживал Боря.

Швабрин болезненно воспринимает, когда кто-то начинает ему говорить за пристрастие к алкоголю. Тем более что он взял себя в руки уже давно.

— А что не так?! Слышал о тебе. Что молчишь, Родин?! Или друга прикрываешь?! — перешёл на крик Морозов.

— Не понимаю, о чём ты тут орёшь, — сказал я, усаживая Швабрина на стул. — Если есть претензии к Ивану, так и скажи. Чего загадками говоришь.

Если Ваня и Боря разок выпили, это ещё ничего не значит. Может, они и пропускают стаканчик другой, но я не помню, чтобы они приходили «на рогах».

— Думаешь, никто не знает, что ты бухаешь, Ванечка? — ткнул Морозов пальцем в Швабрина, и Ваня снова чуть не сорвался на него.

Что-то здесь не то. Просто так бы Морозов не дёргал Ваню за эту «ниточку».

— Заткнись, козлина! — крикнул Швабрин, когда я пытался опять его усадить на стул.

Дверь в кабинет открылась, и в класс медленно зашёл один из наших преподавателей — Адмиралов.

— Сынки, что за шум, а драки… а драка есть или, мне кажется? — посмотрел Глеб Артакович на Морозова, у которого был взъерошенный вид.

— Действия в особых случаях отрабатываем, Глеб Артакович, — сказал я.

Ваня в этот момент продолжал часто дышать и поправлял рубашку. Галстук отчего-то у него был перекинут через плечо.

— Случай действительно у вас особый, — покачал головой Адмиралов. — Родин, пошли со мной. Есть разговор.

Уходить сейчас было бы опрометчиво. Оставлять Борю между двух «самцов» не стоит.

— Глеб Артакович, мы почти закончили. Осталось немного, — сказал я. — Разрешите через 10 минут подойти?

— Родин, пошли. Чумаков с ними двумя справиться. Да и они уже остыли, — улыбнулся Артакович.

Швабрин подмигнул, чтобы я шёл с Адмираловым. Выйдя в коридор, мы молча пошли по нему с Глебом Артаковичем.

— Заходи. Садись, но не расслабляйся, — сказал преподаватель, когда мы вошли в его рабочий кабинет.

— Спасибо, — сел я на стул перед Артаковичем.

— Не переживай ты за этих бойцовских петухов. Они — лётчики, а значит, ничего друг другу не сломают, — сказал Адмиралом, раскрывая портфель.

— Да, не было драки, Глеб Артакович.

— Ну, я тоже думаю, что не было. Вы же все друзья, верно? Такие, что прям не разлей вода, — улыбнулся Адмиралов.

Старик дело говорит. Ощущение, что он нас всех насквозь видит и знает потенциал каждого.

— Коллектив, Родин — это важно. Уже сейчас к вам присматриваются фирмы и ЛИИ. И оценивать вас будут не только по профессиональным характеристикам, но по человеческим качествам, понял? — сказал Адмиралов, на что я кивнул.

Глеб Артакович достал бумагу и протянул мне. Это был результат расследования моей аварии на МиГ-31 и выводы представителей конструкторского бюро МиГ.

— «Разрушение межвального подшипника», — процитировал я один из выводов.

— Молодец, читаешь на пять баллов. Вот только, как ты дошёл до этого? Мне Сашка всё сказал, что ты ему поведал соображения по поводу причины неполадок.

— Сашка — это не Федотов ли случайно? — посмеялся я.

— Он самый. Я его давно знаю. Для меня он Сашка. Для тебя — Александр Васильевич. Так что скажешь, Сергей? С чего ты так решил, что межвальный подшипник?

Во валит, Артакович! Надо хоть что-то сказать, иначе он выбьет из меня признание о моём появлении в Советском Союзе.

— Изучал конструкцию двигателя. Цепную реакцию по разрушению мог создать только этот агрегат…

— Ладно, можешь не продолжать. Конструкторы двигателей сказали, что причина найдена, и они сейчас постепенно всю партию этой серии Д-6 постараются заменить.

— Это будет трудно.

— Жизнь человека важнее. Ты был на войне и знаешь это не хуже меня, сынок, — произнёс Артакович и забрал у меня листок. — Ладно, тогда у меня такой к тебе вопрос. Что ты думаешь о будущем нашей корабельной авиации?

— Смотря о каких самолётах вы говорите, — ответил я.

— С укороченным взлётом и посадки. Як-38 пока не рассматриваем.

— Что тут сказать — нам нужна корабельная авиация, — посмеялся я. — Затратное только это дело.

— Вот и в Министерстве так говорят. Хмырёныш тут один жалом водит! Молодой такой! Папа у него секретарь ЦК КПСС. Вот и пристроил сорванца, — возмущался Адмиралов.

Ему можно. Человек заслуженный, так что может позволить себе критиковать чиновников. А у меня теперь есть подозрение, что этот «хмырёныш» и «ариец» — один и тот же человек.

— Мы сейчас с конструкторами КБ Сухого думаем над корабельным вариантом будущего истребителя. Я вам рассказывал об этом уже, — продолжил Глеб Артакович.

И правда, на одном из занятий нам даже нарисовали примерную компоновку самолёта будущего изделия Т-10К, который потом будет известен, как Су-33. Но это пока знаю только я.

— Да, я помню.

— Как думаешь, что можно добавить? Не могут, видите ли, товарищи конструкторы решить проблему продольной статической неустойчивости, — хлопнул по столу Адмиралов.

Дедушка начинает валить ещё сильнее! Если я сейчас ему скажу про решение этой проблемы, он меня может за Нострадамуса принять. Отдельный «кабинет» на Лубянке мне обеспечен. Хотя к решению уже должны были прийти — 83й год на дворе!

— Глеб Артакович, я не конструктор, но проблема здесь в том, что нос у самолёта стал тяжёлый, верно? Наверняка установили РЛС неподъёмную под конусом. Плюс, когда самолёт взлетает с трамплина, ему не хватает устойчивости, правильно?

— Верно рассуждаешь. Что сделать-то нужно?

Он либо смеётся надо мной, либо реально не знает. Не может быть такого. Наверное, просто проверяет глубину глубин моих знаний.