Убойная командировка

Михаил Александрович Каюрин (2024)

Состоятельный бизнесмен Алексей Рудаков, прибыв в Москву по делам компании, случайно узнаёт, что его бывшая дама сердца попала в сети столичной мафии. Ни минуты не колеблясь, бывший десантник принимает решение вызволить женщину из пут криминальной группировки и вступает в смертельную схватку с оголтелыми бандитами…

Глава 6

— После смерти Стремусова я была в полном отчаянии: ни жилья, ни работы, с мизерной суммой денег в объёмной сумочке, которую подарил мне Алексей, — промокнув губы салфеткой, заговорила Полина, поставив на стол пустой бокал. — Этих денег было недостаточно даже, чтобы приобрести билет на поезд — Алексей не успел пополнить мою банковскую карту. Стать его законной женой я не успела. Что делать, куда податься? Возвращаться назад в Германию, где меня могли арестовать и осудить за убийство? Такой сюрприз меня не прельщал.

— А обо мне ты, конечно же, не вспомнила? — с укором спросил Рудаков. — Гордыня не позволила?

— Почему же не вспомнила? Вспомнила в числе первых. Только вот достучаться до тебя не смогла.

— Это как?

— Все твои реквизиты остались в Германии, думала, не пригодятся никогда, — Полина усмехнулась невесело. — У меня появился другой мужчина — зачем ворошить прошлое?

— А знакомые твоего лётчика? — усомнился в пояснении Рудаков. — К ним не могла обратиться?

— Алексей не успел познакомить меня с ними — слишком короткий срок я пробыла в Москве. Да и, как мне казалось, не очень-то и спешил выводить меня на публику. А к Пономарёву я обращаться не стала — каким-то скользким он мне представлялся.

Объяснения Полины показались Рудакову неубедительными, но он не стал докапываться до истины, поверив ей на слово.

«Не хочет раскрывать причину — значит, есть на то основания».

— Три дня провела на вокзале, рассчитывая наскрести денег на билет до Екатеринбурга, — продолжила Полина.

— На вокзале наскрести деньги? — изумился Рудаков. — Каким образом?

— Очень просто, — усмехнулась Полина. — Как все попрошайки. Написала на картонке крупными буквами, что обокрали в поезде, нужны деньги на билет. Устроилась на бойком месте и выставила этот плачевный плакат перед собой. Люди шли мимо и бросали мелочь в мой берет. На третий день удалось насобирать почти всю сумму. И тут подходит ко мне старушка, оценивающим взглядом смотрит мне в лицо, бросает десять рублей и присаживается рядышком. Слово за слово, стала выпытывать, что за беда приключилась со мной. Сама не знаю почему, но я рассказала ей всё, как есть, и даже всплакнула — видно душа потребовала разрядки.

«Вижу, — говорит, — ты и вправду пострадала, и поэтому у меня для тебя будет хорошее предложение». «Какое?» — спрашиваю, а у самой от волнения сердце зашлось. Старушка чистенькая такая, опрятная, мне сразу, почему-то, подумалось, что бабуля хочет предложить мне пожить у неё некоторое время. И я не ошиблась. У неё пустовала квартира сына-моряка, который находился в дальнем плавании. Сговорились мы с ней, что расплачусь, как только найду работу. «И работу я тебе найду», — сказала она и устроила меня уборщицей в гостиницу, в которой ты остановился.

«Теперь понятно, почему Мамедова оказалась в «Дельте», — подумал Рудаков — спросил:

— И долго ты проработала в этой гостинице?

— Полгода. Пока не скончалась баба Лиза. Прилетел сын с Дальнего востока, занялся продажей своей квартиры и домом матери. Я упросила его продать дом мне, — Полина замолчала, вспоминая непростое для себя решение о покупке дачи.

— Ничего себе! И где тебе удалось раздобыть такую сумму денег? — поинтересовался Рудаков. — Неужели зарплата уборщицы выражается цифрой с шестью нулями?

— К тому времени я уже работала горничной, — поправила Полина и умолкла.

Она долго не решалась ответить на поставленный вопрос. Потом, преодолев внутреннее сопротивление, призналась:

— Я реализовала часть наркотиков.

— О-па-на! Как тебе удалось провернуть такую опасную сделку?

— О-о, это целая операция, которую я тщательно готовила! — с некоторой гордостью в голосе проговорила Полина. — Работая в отеле, я познакомилась с проститутками, от которых узнала стоимость одной дозы, прикинула, сколько это будет в объёме порошка, чтобы расплатиться за дом бабы Лизы. После этого вошла в доверие их сутенёра, ненароком закинула удочку, что у меня есть товар, который я хочу продать и показала ему пару граммов для убедительности.

«Так я и поверил, что ты нашла дурь на помойке, — съязвил он. — Говори уж начистоту, что умудрилась стащить порошок у куратора-раздолбая. Это не натуральный продукт, а синтетика, которая стоит дешевле. И ещё: сбыть чужой товар — большой риск, за такие дела откручивают головы. Поэтому я могу взять лишь за полцены. Уловила? Если не согласна — ищи дураков в другом месте. Может, на полицию нарвёшься, там быстро вычислят, откуда у тебя появился порошок и припаяют лет семь-восемь».

Выбора сутенёр мне не оставил. Если бы я не согласилась — он всё равно забрал бы у меня весь порошок силой. Сломать человека для него — раз плюнуть. В этот же день я развесила порошок, как в аптеке, завернула в бумагу, обмотала скотчем в точности, как у наркодельцов, ещё раз тщательно выверила свою легенду о том, где нашла свёрток. На следующий день, наглотавшись валокордина, отдала пакет сутенёру. К счастью, он не сподличал и сдержал слово. Я получила свои деньги, а через несколько дней стала владелицей этого дома. Сын бабы Лизы уехал навсегда на Дальний восток. Об этой покупке никто, кроме тебя, не знает. Я продолжала проживать в гостинице в одной из подсобок, переоборудованных под жилую комнату.

— Сутенёр не спрашивал, для чего тебе понадобились деньги?

— Спрашивал.

— И что ты ответила?

— Сказала, что деньги нужны на дорогостоящую операцию сыну в Германии. Он поверил.

— Повезло тебе с бандитом, — скривился Рудаков. — Дело могло закончиться совсем иначе, если бы на его месте оказался другой отморозок.

— Да, наверно… — Полина была полностью поглощена своими воспоминаниями и сейчас подходила к самой вершине необычной исповеди.

— А потом у меня обнаружили рак груди, — голос Полины дрогнул, она приостановила повествование, чтобы глотнуть побольше воздуха и сделать небольшую передышку.

Очевидно, этот эпизод жизни был самым тягостным воспоминанием во всей этой истории, потому что Полина впервые хлюпнула носом и утёрла накатившиеся слезы.

— Слова врача о страшной болезни буквально оглушили меня. Они прозвучали, как гром среди ясного неба, стали смертным приговором, отменить который было уже невозможно, — охрипшим голосом произнесла Полина. — Курсы химиотерапии и операцию по удалению груди провели бесплатно, а дальше — реабилитация дорогостоящими препаратами за свой счёт. Лежа в больнице, я прокручивала в голове все варианты, как можно раздобыть денег. Продавать дом мне не хотелось. И я вновь обратилась за помощью к сутенёру.

«Я дам тебе денег, непутёвая. Но взамен ты будешь гасить мою мужскую потребность натурой, когда захочу, — лыбясь, проговорил мне в лицо сутенёр. — А потребность эта горит во мне жарким пламенем круглые сутки». И заржал на всю комнату, как жеребец, точь в точь, как Гюнтер Краузе, — громко так, пронзительно.

«Я согласна», — сказала я. «Только вот устроит ли тебя моё тело без одной груди?»

«Как… без одной груди?» — опешил он. «А что у тебя торчит из-под кофточки? На понт меня берёшь, недотрога?»

И тут я расстегнула кофточку, спустила бюстгальтер с имплантатом, обнажила безобразный шрам. «Смотри, устроит товар?» — бросила я ему в лицо. У сутенёра округлились глаза, он стыдливо отвёл взгляд, тихо произнёс: «Ладно, чего уж там, помогу. Я же человек. Но не безвозмездно». Я вылечилась, а долг пришлось отрабатывать параллельно с основной работой — впряглась в роль «мамки», за свой счёт развозила девиц по точкам. Потом сошлась ближе с главным воротилой сексуслуг. Узнав, где я работала в Германии, он предложил организовать мини-бордель по образу и подобию немецкого «Артемикса». Так я стала администратором московского «Салона досуга», где процветают наркотики. В моём компьютере есть много чего интересного для правоохранительных органов. Правда, я, как радистка Кэт из «Семнадцати мгновений», всю информацию зашифровала. Метод шифровки только в моей голове. Поэтому без меня постороннему человеку вряд ли удастся докопаться до истины.

Полина рассказывала торопливо, будто спешила побыстрее закончить страшное повествование. Щёки её загорелись, глаза засветились каким-то нездоровым блеском, словно её неожиданно охватил приступ болезни.

Последние слова дались Полине с большим трудом, она произнесла их уже на выдохе и каким-то странным хриплым полушёпотом. Потом вдохнула полной грудью, словно освободилась от непосильной ноши, и опасливо покосилась на Рудакова.

Пауза длилась долго, прежде чем Полина спросила с надеждой в голосе:

— Ты ведь не сдашь меня полиции после этой исповеди?

Рудаков задумался на минуту, прокручивая в голове создавшуюся ситуацию.

— Не сдам — это однозначно, — успокоил он Полину. — А вот как тебя вытащить из дерьма без последствий — надо хорошенько обмозговать.

— Ты подумай, Лешак. Обязательно подумай. Ладно? Ты мудрый и смелый мужчина, я знаю. У тебя всё получится. Я прошу тебя, умоляю: вытащи меня из этой ужасной пропасти! Я очень хочу вернуться в Екатеринбург и навсегда забыть про весь этот кошмар.

— Я постараюсь, чтобы ты вновь стала счастливой, — ответил Рудаков.

— Спасибо тебе, — хлюпнула носом Полина и уставилась в чёрную пустоту окна.

На улице уже стало темно, а они вдвоём продолжали сидеть за столом, прижавшись друг к другу, не шевелясь, и не зажигая огня. Свет от восходящей луны узкой полоской сочился через окно и разбавлял комнатные сумерки. Этого было достаточно, чтобы различать лицо друг друга.

— О чём ты сейчас думаешь? — спросила Полина.

— Не поверишь, — отозвался Рудаков. — Размышляю о месте человека в жизни.

— Во как! — удивилась Полина. — А мне показалось, коришь меня за все грехи, которые я совершила.

— Кори, не кори — что от того? Жизнь вспять не вернётся, чтобы вновь предоставить тебе право выбора.

— Это точно, — с сожалением вздохнула Полина. — Бог всё продумал за каждого человека, когда даровал ему жизнь. И путь в этой жизни только в одном направлении. К младенчеству возврата уже нет.

— Только вот путь этот у всех людей, почему-то, разный, — с грустью заметил Алексей. — У кого-то дорога жизни прямая и широкая, а кто-то до конца своих дней должен идти по узкой тропинке с колдобинами. Вот я и размышляю: если Бог подарил жизнь, определил в ней для каждого человека своё место, то почему он не вложил ему в разум смысл этой жизни? Почему человек должен шарахаться из стороны в сторону, чтобы постичь хотя бы маленькую долю этого смысла?

— Ой, Лешак, неужели и ты стал верить в существование Бога? Ты ведь был ярым атеистом, насколько я помню.

— Жизнь течёт, мировоззрение человека меняется с каждым прожитым годом, — неопределённо высказался Рудаков. — Церковь не посещаю, дома не молюсь, икон святых не имею, религиозные праздники не соблюдаю, Библию в руках не держал. Но в судьбу, начертанную человеку свыше, с некоторых пор стал верить.

Полина задумалась на несколько секунд, затем проговорила:

— Почему вдруг?

— Ты сегодня исповедалась передо мной и считаешь, что теперь настала моя очередь? — рассмеялся Рудаков.

— Не хочешь — не рассказывай, я ничуть не обижусь, — ответила Полина.

— Отчего же — сделаю кое-какие признания, раз у нас с тобой сегодня день откровений. — Алексей повернул голову к любимой женщине, посмотрел на неё в полумраке внимательно и рассказал о прожитых десяти годах жизни в одиночестве.

На несколько минут воцарилась тишина. В полумраке были видны две пары неподвижных глаз, устремлённых куда-то в угол. Всё было высказано, они размышляли каждый о своём.

— Значит, у меня теперь и душа чёрствая и сердце студёное? — улыбнувшись, спросил Рудаков. — По-иному я смотрю на жизнь?

— Не-ет, Лешак, с душой и сердцем у тебя по-прежнему всё в порядке, — рассмеявшись, ответила Полина. — Ты щедро делишься теплом и радостью, и сострадать можешь. Просто за десять лет твоя защитная скорлупа стала слишком прочной, с наскока её не пробить, чтобы добраться до горячего сердца…

Она поднялась, подошла к выключателю включила свет, её качнуло.

— Я, кажется, на сей раз действительно перебрала, — рассмеялась Полина. — Пора укладываться спать.

— Да, ты права, — сказал Рудаков и поднялся со стула. — В гостях хорошо, но пора и честь знать. Отдыхай, Полюшка, набирайся сил, тебе они ещё пригодятся, а мне надо возвращаться восвояси.

Он подошёл к Полине, привлёк её к себе, поцеловал в щёку.

— Может, останешься переночевать у меня? — спросила она, уставившись пронзительным взглядом. — Диван хоть и один, но он двуспальный.

— Нет, Полинушка, не могу, извини, отправлюсь в гостиницу.

— Брезгуешь оказаться со мной в одной постели, после того, что узнал? — спросила Полина с вызовом.

— Нет, не брезгую. Просто нам эту ночь лучше провести отдельно друг от друга, — сказал Рудаков.

Через два часа он вернулся в гостиницу «Дельта», быстро разделся и лёг спать.