Там, где цветут ирисы – 2

Милена Отт (2024)

«Там, где цветут ирисы -2»– это вторая книга дилогии "Там, где цветут ирисы» Это увлекательная история о любви, прощении и самопознании в мире перемен. Смогут ли герои отпустить обиды прошлого, преодолеть трудности настоящего и обрести счастье ? Ответ на этот вопрос вы узнаете, погрузившись в захватывающую историю о возвращении к любви и обретении себя. Главные герои вновь встречаются. Артём случайно сталкивается с Ирис. Между ними вспыхивает старая искра. Несмотря на то, что прошло много лет, их страсть и чувства остались неизменными. Но за это время они оба изменились, оставив след своего жизненного опыта Ирис встает перед выбором. Она уже не та юная девочка с иллюзиями — она искусствовед, владелица своей собственной галереи в Токио и к тому же в Японии у нее есть жених и обязательства перед семьей.

Глава 1. Ирис

Книга 2. Мой Самурай

Глава 1. Картина.

Наше время.

— Аяме, ты меня слышишь, — я вздрогнула, это была Юко. Мне всё ещё непривычно слышать своё новое имя. Я не собиралась менять своё красивое имя Ирис на Аяме, но так получилось. Подумала, что раз уж так вышло, то почему бы и нет? Новое имя — это, как возможность начать жизнь заново, с чистого листа.

— Аяме, где витают твои мысли?

— В прошлом, Юко. Не слышала, как ты вошла.

— Еще бы, я минуты две пыталась обратить на себя внимание, — Юко обняла меня со спины, целуя меня в макушку, как делал мой дедушка, когда хотел меня поддержать. — Нас ждет семья и Таро, ты что забыла?

— Нет, конечно. Дай мне пару минут, я дам распоряжения и спущусь на парковку.

— Аяме, а это твой портрет? Кто автор? Похоже, что он влюблен в тебя, — хитро улыбнулась Юко. — Мне ты можешь доверять. Я же твоя старшая сестра, Таро мы ничего об этом не скажем, твоему жениху не обязательно знать об этом. К тому же маленькие секретики полезны для укрепления отношений, — Юко ходила вокруг моего изображения и будто прикидывала, кто это мог быть.

— О, Аяме, так написать мог только жутко влюбленный художник, я тебе немного завидую даже.

Я забрала у Юко холст, мне вовсе не хотелось, чтобы она его трогала. Это личное. Сейчас пять лет спустя, я не чувствую ни боли ни ненависти, ни злости.

Когда я впервые увидела эту картину, меня переполнили противоречивые эмоции: удивление, восторг и боль. Она пробудила во мне чувства, которые, как мне казалось, я давно похоронила. На полотне была изображена я, точнее, балерина в костюме “Чёрного лебедя”[1]. Художник так мастерски передал образ, что создавалось ощущение, будто его душа говорит со мной через краски и формы.

Эта картина стала для меня не просто объектом восхищения, но и символом искренности и борьбы за свою мечту. В ней я увидела отражение своих собственных переживаний и стремлений. Каждый мазок на холсте вызывал у меня эмоциональный отклик, это были мои собственные чувства, которые он, Николас Уайт, никому неизвестный тогда художник, смог выразить через свое творчество.

— Юко, не выдумывай того, что нет. Картину доставили сегодня, автор пожелал остаться инкогнито, — я безбожно лгала.

Пять лет назад моя жизнь перевернулась, когда я получила в подарок эту картину Николаса и ещё несколько его работ с пейзажами Токио. Правда, город изображён необычно, в уникальной манере художника. На них словно переплеталось время: прошлое и настоящее. В конце-концов этот стиль лег в концепцию моей арт-галереи.

Николас Уайт был молодым, умным и талантливым художником, но страдал от неизлечимой болезни. Он знал, что его дни сочтены.

Мы провели последние месяцы его жизни вместе, находясь в клинике в Германии. Я стремилась вернуть себе утраченное, а он искал покой. В последние мгновения Николас держал меня за руку, когда его душа покидала тело. В тот миг я почувствовала, как часть моей души уходит вместе с ним. Мне было невыносимо осознавать, что я больше никогда его не увижу. Почему близкие мне люди уходят из моей жизни? Что со мной не так?

Моё сердце разрывалось от боли и потери. В моей душе поселились одиночество и тоска, словно бескрайнее море. Николас оставил во мне след своей непостижимой любви ко мне, которая будет жить вечно в моём сердце.

В то время я проходила лечение в Германии, в той самой клинике мы с Николасом и познакомились. Я случайно заметила, что он постоянно что-то рисует. Его комната с мансардой находилась справа от меня, в тамбуре.

Николас был единственным, кто говорил по-русски и производил впечатление очень нервного и необщительного человека. Неудивительно, что он закрыл дверь перед моим носом, когда я попыталась заговорить с ним. Однако я заметила, что сосед наблюдает за мной, когда я работаю у станка в зале. Я слушала музыку в наушниках, всегда стоя спиной к стеклянной двери в зал. Однако это не мешало мне ощущать на себе его взгляд.

Наконец, я набралась смелости и снова постучалась к нему в дверь. Хотела попросить его перестать за мной шпионить.

— Ты? — спросил он удивленно, как будто мы были знакомы.

— Ну, наверное, я. А мы знакомы? — ответила я.

— И да, и нет, — ровно ответил сосед.

— Как это?

— Бывает так. Я знаю, кто ты, а ты не знаешь, кто я?

— Вы хотите сказать, что вы настолько известная личность, что не можете назвать своё имя? — хихикнула я.

— Нет, я никому не известен. Ты пришла меня пожалеть? Лучше пожалей себя, — очень грубо ответил молодой человек.

Только сейчас я обратила внимание на его лицо и попыталась рассмотреть в нём что-то очень знакомое. Он кого-то мне напоминал, но я не могла понять, кого именно.

— Нет, с чего бы? Как вас зовут?

— А это важно?

— Нет, но как мне к вам обращаться?

— Ты что, собираешься со мной общаться?

— Почему бы и нет? Вы против?

— Нет, не против… Скажу сразу, я бывший наркоман, хотя бывших наркоманов не бывает, чего уж там.

— Прискорбно это слышать. Я Ирис, — и протянула соседу руку с неподдельным дружелюбием.

— Ник, — уже без агрессии ответил мне сосед.

— Очень приятно, Ник. Так вы художник?

— Как ты догадалась?

— Ну, тут не нужно быть Шерлоком, у вас повсюду валяются рисунки. Опять-таки, холсты, краски, картины.

— О, правда. Я открыл окно, а их все ветром разнесло по комнате, — словно оправдываясь, заявил Ник.

Я подошла к одной из картин, которая была занавешена тканью, чтобы рассмотреть ее. Однако мой сосед встал между мной и картиной.

— Уходи! Я сказал, уходи! — его лицо исказилось от боли и неприязни, и он буквально вытолкал меня из своей комнаты. Похоже, у него действительно проблемы с эмоциями.

Мне были совершенно безразличны его странные поступки, резкие перепады настроения и грубость. Несмотря на его явное недружелюбное отношение ко мне, нас словно магнитом тянуло друг к другу.

У меня была последняя операция, и я на пару недель выпала из повседневной жизни. Когда вернулась к занятиям в зале то не ощутила привычного взгляда в спину. Мой сосед видимо тоже пропал из виду. Я всюду искала его глазами, но не находила. Возможно, он уехал? В мансарде у него не горел свет. Постучаться к нему я так и не решилась. И вот, во время ланча, он как ни в чём не бывало присоединился ко мне за столиком в кафе.

— Доктор сказал, что у тебя была операция, и она прошла довольно успешно, — сказал он между прочим, уплетая булку. — Кстати, это тебе, — сказал Ник, протягивая мне букет потрясающе красивых изумрудно-фиолетовых ирисов. — Когда я был маленьким, мама часто приносила мне эти цветы. Их сладкий, цветочный аромат с нотками карамели всегда напоминал мне о ней. Но лишь недавно я осознал, насколько сильно они мне нравятся. Их сложный, многогранный запах оставляет на губах привкус горького мёда. — С этими словами он улыбнулся ещё шире.

— Я заметила, что в твоей комнате всегда пахнет ванилью, а в вазе часто стоит похожий букет. Спасибо за заботу, конечно, но не стоило так переживать за незнакомого человека, — ответила я с нескрываемым сарказмом.

— Я же сказал, что знаю, кто ты, — спокойно произнёс Ник.

— И кто же я?

— Ты Ирис Ионова, балерина, которая попала в аварию.

— Это врач сказал? А как же врачебная этика?

— Не, эти крючкотворы ничего бы не сказали, я навел справки через другие источники.

— И зачем тебе это?

— Так надо, — подмигнул сосед. Сегодня он был явно расположен к болтовне и пребывал в хорошем настроении.

Весь день я была занята встречами со специалистами, и у меня не было времени отдохнуть. Однако я постоянно думала о своём соседе. Он действительно был странным, грубым и наглым, но при этом невероятно обаятельным.

Сон не шёл, и вместо приема снотворного я решила прогуляться по зимнему саду. Я шла по слабо освещенному коридору к лифту, когда кто-то схватил меня сзади и зажал рот, чтобы я не смогла закричать. Я даже попыталась укусить нападавшего.

— Твою мать!.. А-а-а! — зашипел голос. Я вырвалась и, обернувшись, была крайне удивлена — это был Ник.

— Что ты делаешь? Ты меня напугал до смерти! Придурок!

— Прости, я не думал, что ты так отреагируешь. Это была просто шутка.

— Тупая шутка! — я с досадой пнула его по ноге.

— Всё, всё, я сдаюсь, был не прав. Честно говорю, я исправлюсь! — Ник поднял руки и хихикнул.

— Клоун! Клоун и позер!

— Я готов искупить свою вину! — хотя мне показалось, что его слова не были искренними.

— И как же ты собираешься искупить свою вину? — спросила я, не скрывая удивления.

— Я приглашаю тебя на свидание, — подмигивая, сказал Ник.

— Ты человек с биполярным аффективным расстройством. То смеёшься, то злишься. То болтаешь без умолку, то молчишь. Ты же понимаешь, что твое поведение не всегда адекватно?

— Ты что психиатр? Ставишь мне тут диагнозы, ярлыки навешиваешь! Я может очень впечатлительный, возьму и поверю тебе? — с наигранной обидой говорил Ник.

— Почему ты решил, что я соглашусь?

— Вижу по твоим глазам, что ты согласишься. Ну, хотя бы из любопытства.

Ник не стал дожидаться моего ответа, по-хозяйски схватил мою ладонь и потащил меня за собой в свою комнату.

В мансарде не горел свет, мерцали только свечи. Играла приятная музыка. В комнате царил идеальный порядок. Импровизированный стол был сервирован, охлаждалась бутылка вина. Я просто выпала в осадок.

— А ты смотрю, подготовился? Лихо! — я не скрывала удивления.

— Я опытный сердцеед, знаю, как добиться расположения девушки! — смеялся Ник. — А теперь ты. Расскажи, как ты сразу же влюбилась в меня, — я даже растерялась от неожиданности.

— С чего ты взял, что хотя бы нравишься мне?

— Ой, да ладно тебе. У меня есть все: красота, ум и деньги. Неужели этого недостаточно для тебя? — Ник явно подшучивал надо мной.

— У тебя самомнение размером со слона. Давно в зеркало смотрелся? Я видела людей и красивее, и умнее, и богаче тебя.

— Ой, не обижайся! Я просто пошутил. Хотел разрядить обстановку.

Мы ужинали и болтали обо всём на свете. С Ником было легко общаться: он мог поддержать разговор на любую тему — от музыки, литературы, кино и искусства до путешествий.

— Ты не была в Токио? — удивился он. — Это удивительный город. Если бы у меня было больше времени, я бы с удовольствием провёл его в Японии. Я даже надеюсь, что в следующей жизни мне посчастливится родиться именно там.

— Нет, не была, но я очень хочу туда поехать, — ответила я. — Меня вдохновила на эту идея Юко — девушка, которая проходила здесь реабилитацию. Она предложила мне поехать учиться в Токио.

— Ну, так что же ты ждёшь? Бери и поезжай, раз тебе этого хочется. Тебе понравится. А почему именно Токио?

— Я хочу найти своих родных.

— В Японии?

— Да, так получилось, что мой дед — японец. Много лет назад у него был роман с моей бабушкой, но они не смогли быть вместе из-за обстоятельств. Теперь я хочу найти его или хотя бы его семью.

— Зачем? Думаешь, они захотят тебя знать?

— Ну, с чего ты так решил?

— У меня вот неожиданно появился брат. И поверь, я испытал только раздражение, когда он стал частью моей семьи.

— Я и не претендую на то, чтобы стать частью его семьи. Просто хочу узнать о его существовании. Я есть, они тоже. Это же ценность? Мне не хватает близких людей. Сначала мама и папа погибли в автокатастрофе, и меня с пяти лет воспитывали родители моей мамы. Потом из-за одного мудака, наркомана… — я осеклась. — Прости, я не это имела в виду.

— Всё в порядке, это правда — я наркоман, а на правду не обижаются. Рассказывай, что было дальше.

— Тебе действительно интересно?

— Да.

— Мы переходили улицу, и… бабушка умерла, а я превратилась в чудовище… — я замолчала, потому что к горлу подступил комок. Воспоминания были еще слишком свежи.

— Можно задать вопрос Ирис?

— Конечно.

— Смогла бы ты простить того человека, ну, который был за рулем того автомобиля?

— Не знаю, скорее всего, нет. Почему спрашиваешь?

— Так просто.. — съехал с разговора Ник. Я продолжила.

— Но знаешь Ник, что у судьбы странное чувство юмора. Я полюбила человека, который увидел меня обезображенную.

— Что за человек? — Ник заинтересованно смотрел на меня, словно пытаясь понять мои эмоции.

— Однажды он спас меня от хулиганов в электричке. А потом случилась авария… Когда мы встретились спустя время, он меня не узнал. Да и кто бы узнал? Мы учились в одном классе, и мне от него доставалось. Но судьба словно посмеялась надо мной. Несмотря на мою, скажем так, непривлекательную внешность, между нами возникло взаимное чувство.

— И ты простила того, кто причинял тебе боль, а того другого не смогла бы простить? Тебе не кажется это нечестным?

— Любовь — это такое чувство, которое не поддается контролю. Мне кажется, она может оправдать всё, даже больше, — мы оба замолчали.

— То есть, следуя твоей логике, если бы ты полюбила человека, сидевшего за рулем той машины, которая изменила твою жизнь, ты бы смогла его оправдать и простить? — Ник смотрел мне в глаза со странной надеждой.

— Чего ты от меня хочешь? Не знаю. Я действительно не знаю, что ответить на твой вопрос.

Мне резко расхотелось есть и разговаривать. Я встала, вышла из-за стола и молча покинула комнату Ника. Мне нужно было побыть одной. Этот разговор словно разбередил незажившую еще рану.

[1] Традиция называть Одиллию «чёрным лебедем» берёт начало примерно с конца 30-х — начала 40-х годов. Она связана с именем американской балерины русско-грузинского происхождения Тамары Тумановой. В 1941 году в Нью-Йоркском театре «Метрополитен Опера» Александра Фёдорова-Фокина с труппой Русского балета Монте-Карло осуществила постановку под названием «Волшебный лебедь» (Mаgic Swan), которая представляла из себя второй акт балета Чайковского. Тогда Тамара Туманова, танцевавшая Одиллию, вышла в черной пачке. Соответственно, коль скоро это был лебедь (волшебный), на что прямо указывало название постановки, и одет этот лебедь был в черное, то и называть Туманову, а затем и Одиллию вообще, стали «чёрным лебедем».