Лесная тропинка до храма

Мила Карпова, 2021

Феликс живет в своей маленькой деревне, и его заботят простые вещи – почему подружка не смотрит в его сторону, что делать с отцом, который чрезмерно заботится, и как поскорее выгулять лам. Но однажды его жизнь круто меняется – Феликс получает таинственное предсказание о том, что его встретит Хранитель Леса. Как жизнь совсем юного подростка связана с ужасной катастрофой, которая уничтожила половину континента десятилетия назад? Кто такой этот Хранитель Леса? И почему все стали много говорить о загадочном Ордене Очищения, который пришел из южных земель и стремительно распространяет свою идеологию?

Глава 1

Утренний туман приятно холодил лицо, оставляя невесомые капли на кончике носа и ресницах.

Все дышало спокойствием ноябрьской зари.

Феликс вывел лам из загона: они плюшевыми облаками высыпались на улицу, сонно сощурившись.

Он накинул на старшую из лам — Руви — уздечку и направился со стадом в горы. За спиной — связанная охапка сена и сумка с блокнотом. Ламы гуляют долго, вдумчиво осматривают территорию — пастуху нужно чем-то заниматься.

Белые, золотистые и коричневые комки пуха разбежались по плато, и Феликс сел на землю, скрестив ноги. Он достал из сумки блокнот, карандаш и принялся намечать штрихами портрет. Больше всего он любил писать людей.

Пока Феликс штриховал волосы и наносил тени, в голову лезли мысли.

Ему повезло жить в Охмет — маленькой уютной деревне. Он знал всех соседей — как заведено в любой деревне — мог зайти в любой дом и попросить помощи. И — как в любой деревне — детей здесь было с гулькин нос. Феликсу шестнадцать, столько же — Софе, Альберт на год старше. Вот и все сверстники.

Он не скучал — втроем было весело, ребята — в условиях отсутствия выбора — объединились, стали дружить, они поддерживали друг друга и все делали вместе.

Но в последнее время на его портерах стало появляться одно-единственное лицо.

Хитрый прищур, тонкие губы, острый нос и пушистые волосы — на него снова и снова смотрела Софиа, засевшая в мыслях и сердце. Каждое утро он просыпался с ее образом перед глазами, каждый вечер засыпал с мечтами о том, как они будут счастливы вдвоём.

Но мечта — она на то и мечта, несбыточная фантазия подросткового увлечения. Софиа не думает об отношениях с Феликсом. У Софии есть Альберт.

На бедного Феликса тяжело смотреть, если рядом — Альберт. Альберт, с его невыносимо серыми глазами, светлой копной волос и кожей цвета молочного шоколада. У Альберта прекрасное чувство юмора, он сыплет шутками и остротами через слово, иногда даже ругается — но ему идет; он умеет управлять лодкой; старший из них троих, очень сильный и крепкий.

Феликс все понимал, но легче от этого не становилось.

Он отложил блокнот в сторону и поцокал языком, приманивая лам; рассыпал сено по земле, и животные сбежались со всего плато — проголодавшиеся за ночь, нагулявшие аппетит. Феликс снова сел, прислонившись спиной к камню, и перевернул страницу. Надо нарисовать кого-то еще, хватит с него портретов Софии.

Но одно лицо стояло перед глазами. Светлые радужки фиалкового цвета, белые брови и ресницы, как снег; Софиа — альбинос. Когда она родилась, все были удивлены — мать и отец рыжие, как морковки, и старшая сестра Агнес — тоже. Решили, что ребенка коснулась луна — хороший знак, стало быть, будет спокойной и счастливой.

Со спокойствием, конечно, прогадали, но со счастьем — вряд ли.

Феликс попытался вызвать в памяти образ отца и нарисовать его — темные волосы, рога, загнутые назад, острые уши, аккуратная борода и широкие брови. Курта рисовать легко, он всегда улыбается и светится удовольствием, черты лица не искажены тревогой или страданиями.

В голову полезли воспоминания — и Феликс увяз в них, как в лесном болоте.

Около восьми лет назад Феликс практически не выходил из дома. У него были тяжелые, непрекращающиеся болезни после того, что ему пришлось пережить, он часто был слаб и почти все время кашлял — это ушло только через шесть лет после его появления в деревне.

Феликс не раз слышал историю о том, как отец его нашел.

Однажды зимой Курт отправился в лес — за дровами, чтобы растопить печь. Его жена Мелисса просила сделать ей теплую ванну, и Курт, любящий и заботливый, не смог отказать. Зайдя глубоко в чащу в поисках сухих, мертвых деревьев, он услышал громкий плач и пошел на звук. В переплетении древесных стволов, которые образовывали странный купол, он обнаружил пятилетнего мальчика, плачущего от страха и холода. Он забрал кроху к себе домой.

Курт поехал по соседним деревням и городам, чтобы найти родственников потеряшки, но никто ребенка не признал. Мужчина оставил его у себя — назвал Феликсом.

Ламы уже разбрелись кто куда — пришлось достать морковь и приманить животных обратно. Животные сбежались к Феликсу, едва завидев лакомство, и — закончив трапезу — отправились к стойбищу.

Там их уже ждала Агнес — кутаясь в шерстяной платок, она держала наготове ножницы.

— Вы сегодня дольше обычного, — заметила она и подошла к первой ламе, поцеловала ее в нос и принялась стричь шерсть. — Что-то случилось?

— Нет, просто замечтался. Нужна помощь? — он смотрел на ножницы, которыми искусно орудовали тонкие покрасневшие пальцы.

— Да нет. Беги домой, ты, должно быть, устал, — Агнес не отрывалась от своего занятия.

Феликс знал, что она работает целый день, искалывает пальцы до крови, покрывая очередную ткань замысловатой вышивкой, а раз в месяц встает ни свет ни заря и бежит стричь лам — все для того, чтобы прокормить семью.

— Или можешь к нам зайти. Там Софиа собиралась порисовать. Увидишь ее — попроси сначала убрать кухню и собрать теплые вещи на завтрашний выпас. Завтра будет ужасный ливень, но Гюнтер сказал, что до декабря лам надо выгуливать каждый день.

— Хорошо, — Феликс выбежал из стойла и окинул взглядом большой каменный дом. Здесь жил Гюнтер, самый богатый и предприимчивый человек в Охмет. Он унаследовал большое стадо лам от своих родителей и наладил производство шерстяной одежды, которую продавали в другие города.

Высокие окна открылись, и высунулась жена Гюнтера — Сив.

— Феликс, слышишь? Иди домой и напомни отцу про сегодняшнее собрание! — у нее был резкий голос с высокими нотками.

— Он помнит, — Феликс приподнял голову и серьезно взглянул женщине в лицо.

— Не спорь, иди скорее, — еще резче сказала Сив. — Всегда был послушным мальчиком, а как подрос — дерзить начал!

Феликс тяжело вздохнул и развернулся; с тоской окинул взглядом дом Софии и пошел в противоположном направлении.

* * *

Мокрая земля проминалась под ногами. Из окна виднелись Курт с Мелиссой — целовались и о чем-то разговаривали. Одиннадцатилетняя Хильда играла с жухлыми листьями, трясла ими в воздухе и беззвучно шевелила губами.

— Привет, малышка. Как дела? — Феликс подошел ближе и поправил ей шарф.

Хильда взглянула на него огромными глазами и еле заметно улыбнулась.

— Все хорошо. Как ламы?

— Все еще плюшевые, — Феликс усмехнулся и зашел в дом.

Курт разливал свежевыжатый яблочный сок по чашкам.

— Пап, привет. Привет, Мелисса.

— Как твои дела? Не замерз? — отец подошел и сгреб Феликса в охапку, щелкнул по носу. Что-то неуловимо напряженное было в его лице.

— Нет. Сив просила напомнить тебе, что сегодня собрание… А я пойду к Софии, ладно?

— Подожди, — Курт нахмурился, — не хочешь сегодня пойти со мной?

— Мне же шестнадцать. Я не смогу голосовать.

— Да, но ты хотя бы посмотришь, как все происходит…

— Я сегодня не смогу, решила посидеть с Хильдой и Бьорном, — Мелисса замешивала в тесто яблочное пюре, которое осталось после выжимания сока. — А твой папа не хочет в одиночку туда идти.

— Ну, — неуверенно протянул Феликс, — если ты хочешь, то я пойду. А сейчас к Софи, можно?

Курт кивнул и взлохматил черные кудри, натыкаясь рукой на небольшие рога на лбу.

— Да. Сегодня вечером устроим кофепитие, предупреди остальных, — Курт улыбнулся и, надев на сына шапку, выпустил на улицу.

Из раза в раз Феликс задумывался, как забавно устроена жизнь. Кофе, который они еженедельно пили все вместе — Софиа, Альберт, Курт, Мелисса, Агнес и сам Феликс — помог создать семью.

Тринадцать лет назад Курт работал бариста в кафе в столице, молол зерна и варил обжигающе-крепкий кофе. В руках умелого мастера зёрна превращались то в жгучий эспрессо, то в мягкий слоистый латте. Говорили, своим кофе Курт мог околдовать любую девушку; но использовал он это лишь на тоненькой, хрупкой и полупрозрачной красавице Мелиссе. Она любила смотреть на звезды, слушать шум листьев и гладить бездомных животных. Когда им было семнадцать, они тайно от взрослых поженились. Родители Курта так разозлились, что не пожелали видеть молодожёнов в своем доме, и Курт уехал с Мелиссой на другой остров, в Охмет. Здесь стояло всего тридцать домиков, большинство пустовало, но заботливые соседи делали там уборку каждое воскресенье. Здесь ловилась рыба, дышал лес, водились мошу и плавали облака. А еще здесь зимой можно было увидеть северное сияние, которое всполохами расчерчивало зимнее небо. И здесь Мелисса расцвела, поздоровела и родила Курту двоих детей, Бьорна и Хильду.

Курт все еще любил варить кофе. Добрая половина денег, вырученных за рыбу, уходила на кофейные зерна разной обжарки, на свежее молоко — его можно было легко вручную вспенить — а лаванду и мяту, которую он добавлял в латте, выращивала Мелисса на подоконниках или в огороде.

* * *

Около дома Софии рос огромный дуб. Весной ее младшие сестры рыжими ягодками рассыпались по веткам, бесились и играли, цепляясь, как обезьянки. Сама Софиа изредка забиралась по дубу в свою комнату через окно — когда хотелось пройти мимо остальных обитательниц дома незамеченной.

Феликс постучал в дверь. Открыла ему Ева — следующая после Софии сестра, третья по старшинству. Хмурая и краснощекая, она стояла с зажатой в руках флейтой.

— Музыкой занималась? — Феликс улыбнулся. — Впустишь?

— Конечно, заходи, — Ева пропустила его и плотно закрыла дверь.

Он благодарно кивнул, скинул верхнюю одежду и взлетел по лестнице.

«Если разлить твое настроение по бутылочкам, оно будет переливаться всеми цветами радуги», — сказал однажды Курт, наливая смородиновую настойку в большую, пузатую бутылку. Настойка была благородно-бордового цвета, и лучи солнца играли на ее поверхности, проходили через напиток и ложились яркими красными мазками света на стол.

«И никогда не угадаешь, каким оно будет в следующий момент», — отвечала Мелисса. Той осенью она носила под сердцем второго ребенка.

«Но ты всегда можешь спросить себя — какого цвета оно сейчас? Если черного или, того хуже, серого — меняй что-то в своей жизни, срочно, Феликс — пока не стало поздно. Эти цвета перекрашивают любые другие. Даже обжигающе-красная злость или ядовито-желтая зависть лучше, чем пустая серость апатии или чернота безысходности».

Тогда Феликсу было тринадцать, и он не до конца понимал эти слова, но у него уже вошло в привычку спрашивать себя: «А какого цвета мое настроение?»

«Сейчас оно золотисто-рыжее», — он прошептал себе под нос, поднимаясь по лестнице. — «С пузыриками», — деловито добавил он и затаил дыхание.

Две секунды постоять, посверлить глазами дверь из березы, светлую и ладную, как её хозяйка, а потом занести руку и постучать.

— Хэй, Феликс, заходи, — Софиа откликнулась почти сразу, голос звучал приглушенно, будто она лежала под покрывалом.

Феликс зашел в комнату.

Софиа даже не спросила, кто стоит за дверью. Альберт редко стучался, а если делал это — то громко и резво, будто через пару секунд высадит дверь с петель. Кажется, девушка уже по одной поступи могла бы отличить мальчишек.

— Что ты делаешь под кроватью? — поинтересовался Феликс, вглядываясь в комнату.

Ничего не изменилось со времен последнего его посещения два дня назад — все те же книги на столе, только уже в другой последовательности. Значит, какие-то из них Софиа прочла, а потом положила в самый низ стопки. Та же тетрадь с рисунками красным карандашом. У Софии остался только красный карандаш, остальные кончились.

Разве что кровать разворошена — и не осталось никаких следов пребывания обычного утреннего порядка.

— Пытаюсь поймать мошу. Он убежал из комнаты Агнес, опрокинул мою краску и пробежался белыми лапами по одеялу, — пробурчала Софиа и закопошилась.

— Ну, теперь у тебя есть прекрасный орнамент на желтом одеяле, — улыбнулся Феликс и встал с другой стороны кровати, аккуратно перехватил комок теплой шерсти и прижал его к себе, не боясь испачкать свитер в белой краске.

Мошу — самое неизведанное и странное из чудес этого мира. Волшебные создания, сошедшие с небес для добрых людей. Никто не знал, откуда они берутся. Не знали, чем они питаются — рта-то нет, только огромные глаза, в которых отражаются звезды, и рога с ушками, мягкими, бархатными. Обладатели мошу говорят, что зверьки питаются любовью, если держать в жутких условиях — сбежит из любой клетки, будто испарится.

— Ах! Обожаю твое умение находить хорошее в любом беспорядке этого мира, Феликс, — Софиа засмеялась, показывая ровный ряд зубов. У Феликса пропал дар речи. Кажется, он даже забыл, как дышать, только смотрел во все глаза, и последующую фразу он услышал, словно через толщу снега: «…и животные тебя очень любят, невероятно».

Он смотрел на аккуратные ямочки на щеках, на бледные губы, почти прозрачные глаза, в которых плескались синева неба и речные воды. Он смотрел на длинные белые волосы, чуть волнистые к концам, смотрел на изгиб длинной шеи и выпирающие ключицы. И — наверное — очень глупо улыбался.

— Пойду я уложу Пулло спать в корзину на кухне, — он нашел в себе силы на хриплый шепот и провел ладонью по мягкой шерсти мошу.

— Я с тобой. Все равно мне вниз.

— Куда ты?

— Агнес просила убраться на кухне, она готовила сегодня. Опять встала в пять утра, — Софиа спустилась по лестнице и принялась завязывать передник поверх платья.

— О! Точно. Она еще просила передать, чтобы ты собрала сухие теплые вещи на завтрашний выпас — предсказала, что завтра утром будет сильная гроза и ливень. Ее пророчества — такая удобная вещь! — Феликс помог ей собрать тарелки со стола. Заметил, что Софиа помрачнела. — Ты расстроилась из-за того, что завтра твоя очередь на выгул? Хочешь, подменю тебя, чтобы ты не вымокла?

— Нет, — Софиа поджала губы. — Я не расстроилась.

— Да ладно тебе, мне же не сложно подменить…

— Просто хватит трещать о том, как классно Агнес колдует, ладно?! — воскликнула Софиа, грохнув тарелку о дно раковины.

Феликс отшатнулся. Он отвел взгляд и снова сделал круг по кухне, собирая оставшуюся посуду.

Молчание прервала сама Софиа.

— Слышал о сегодняшнем собрании?

— Ага.

— Как думаешь, что будут обсуждать?

— Да, думаю, лам, пересчитают выручку, обсудят рабочие вопросы, — Феликс пожал плечами, укладывая мошу в корзину с подушкой. Тот сразу свернулся клубком и уснул.

— Нет, это будет на следующей неделе, ноябрь-то заканчивается, — Софиа принялась собирать посуду в раковину.

— Верно… И Сив так резко погнала меня домой, чтобы я напомнил Курту — будто что-то важное, — Феликс ей помогал.

— Странно это все, — поморщилась Софиа. — Не хочешь сходить с нами?

— Ты пойдешь?

— Да я каждый раз хожу, Агнес просит. А Альберт уже может голосовать, и пока его родителей нет — решает важные вопросы в деревне, — Софиа рассмеялась.

— Я тоже пойду… Курт попросил, но мне так не нравится это внезапное собрание и тон Сив, — Феликс поежился.

— Хотелось бы мне тебя утешить, но мне тоже это все не нравится, — излишне резко стряхнула с рук воду Софиа.