Заснувшая вода

Милана Тангиева, 2023

Сюжет книги, основанный на реальных событиях, произошедшихкогда-то очень давно, разворачивается на фоне величественных горныхпейзажей, древних башен, бурных рек и звонких ручьев. События книги – счастливые и трагические, – охватив один лишь год, изменили целые жизни героев этой остросюжетной истории.Книга о вечной любви – романтичной, безусловной, основанной накровных узах, разной, но порой своей силой толкающей нас на безумства; о чести и долге, требующих высокой платы; о настоящей дружбе,сохранившейся, несмотря на непреодолимые обстоятельства. Книга о человеческих ценностях, что неизменны во все времена!

Глава 1

— Таи́б, Таиб, — такой ласковый и родной, знакомый с детства голос раздался вдруг.

— Мама? Что это? Должно быть, сон?!

— Таиб, сыночек, где ты?

— Мама! Мама, я здесь! Я иду к тебе!

Встревоженный старец открыл глаза. Тяжело дыша, не отрывая головы от белоснежной подушки, он настороженно осмотрелся вокруг, стремительно переводя взгляд из одной точки пространства в другую. Сердце бешено колотилось в груди, вырываясь наружу, он поднес руки ко лбу и утер капли холодного пота. Сознание понемногу пробуждалось, вырисовывая в полумраке отступающей ночи знакомые картинки: небольшая комната с низким потолком, белые стены, деревянный шкаф напротив железной кровати, маленькое окно, занавешенное легкой бязью. Он все еще в отведенной специально для него комнате, в доме одного из своих старших сыновей.

«Значит, это был всего лишь сон?!» — старик выдохнул с облегчением, окончательно пробудившись. «Один и тот же сон которую ночь подряд! К чему бы это?!» — спрашивал он сам себя и отгонял прочь ответ, который так настойчиво приходил ему на ум.

Мама, такая молодая, красивая, в просторном белом платье, стоит посреди лесной поляны, залитой ярким солнечным светом. Ее длинные темно-коричневые волосы, струясь, спадают на плечи, и лучи солнца, пробиваясь сквозь них, горят так ярко, что черты ее лица едва различимы, но это она — его мама! Она стоит в высокой зеленой траве, среди разноцветия полевых цветов, улыбается и тянет ему навстречу руки. И он, маленький мальчик, бежит к ней, запрыгивает в ее объятья и растворяется в них. Он чувствует тепло ее тела, будто все происходит наяву, и ему так спокойно и хорошо, как когда-то в детстве.

— Мамочка, наконец-то я тебя нашел! — говорит он, прижимаясь к ней еще сильнее.

— Сыночек мой, я так тебя люблю! — отвечает она и гладит его по голове. — Устал, мой маленький?! Но ничего, теперь мы вместе, все будет хорошо.

Старик откинул теплое одеяло и присел на краю кровати, упершись руками в пуховую перину. Прохлада летней ночи нежно ласкала лицо, едва касаясь легким ветерком, залетевшим сквозь распахнутое окно, но воздуха не хватало. Сердце все еще отчаянно билось в тесной груди, подступая к горлу. Он опустил голову, зажмурил глаза и сделал глубокий вдох.

Просидев неподвижно несколько минут, белобородый старец наконец встал с кровати, быстро оделся и вышел во двор. На ходу перехватил широкую льняную рубаху тонким кожаным ремешком с серебряным кинжалом наперевес, укрыв лысую голову под невысокой шапкой-папахой из темно-серой каракульчи, следуя древнему обычаю, который свято чтили все мужчины его рода, передавая из поколения в поколение: никогда и ни при каких обстоятельствах не покидать дом, не подпоясавшись, с непокрытой головой. Старик ростом выше среднего и довольно крепкого для своего почтенного возраста телосложения остановился посреди двора, оставив позади невысокий одноэтажный кирпичный дом с черепичной крышей, который возвели на месте прежнего — небольшого, сложенного из саманных кирпичей, где он провел свои юные годы. Дом стоял посреди большого участка земли в предгорном селении Мочкъи́й-Юрт¹, что раскинулось на западе равнинной части Ингушетии². Невесомая прохлада мягко обволакивала все тело. Лето 1927 года едва наступило, но уже заявило о себе изнуряющим дневным зноем, и лишь в эти предрассветные часы можно было ощутить негу остывшего за ночь воздуха. Чуть сдвинув рукой папаху на затылок, он провел широкой ладонью по лицу от лба до кончика своей седой, аккуратно постриженной бороды и вскинул голову к бескрайнему небесному простору. Бесчисленные звезды завораживали своим мерцанием. Темное небо невидимым куполом надвигалось со всех сторон. Пожилой мужчина отрешенным взглядом смотрел куда-то в пустоту, напрягая глаза изумрудного цвета, с бороздками глубоких морщин в уголках.

«Я действительно сильно устал! И даже где-то там, возможно, на небесах моя мама чувствует это!» — подумал он, глядя на звездное небо.

Таиб отвел взгляд. «Я всегда был человеком сильным и духом, и телом! Так было и будет всегда, пока я еще жив! И ни одна живая душа не должна усомниться в том! — сетовал он в мыслях сам на себя. — Этим я пошел в мать — у нее был железный характер! Иначе она не смогла бы вынести тех испытаний, что выпали на ее долю!

Таиб закрыл глаза, вспоминая материнский облик: «Давно уж нет ее на этом свете, а я все никак не примирюсь с этой потерей! Отец ушел и того раньше, и как же отчаянно мне не хватало его на протяжении всей моей долгой жизни! Мне бы лишь раз заглянуть в его глаза и увидеть в них одобрение и поддержку! Но не случилось. Я не успел узнать своего отца. Уверен: он был достойнейшим человеком и настоящим мужчиной! Мама рассказывала о нем так, будто до встречи с ним и не жила вовсе! — думал старик, жадно вдыхая полной грудью свежий воздух. — Надеюсь, они встретились там — в иной, неведомой мне жизни!» Таиб вновь обратил свой взор к небесам и усталым взглядом окинул темную гладь.

Неизвестно, сколько он простоял вот так в бежмятежной тишине перед рассветом, разглядывая бескрайнее небо. Вдруг его мысли прервал шум неторопливых шагов за спиной. Кто-то осторожно приближался со стороны дома. Старик широко открыл глаза, резко обернулся и оторопел. На какое-то мгновенье ему вдруг показалось, прямо перед ним стоит его мать: те же рост и фигура, чуть вытянутый овал лица с высокими скулами. Невысокая, но очень стройная, с тонкими, длинными руками, мать до конца своих дней была хорошо сложена. И этот пронзительный взгляд огромных карих глаз. Уже не в первый раз отмечал он это сходство, и неспроста.

— Что-то случилось, Да́ди?³ — донеслось до него. — Это я, Лейла́.

Молодая девушка в белой блузке с длинными рукавами, заправленной в серую расклешенную юбку в пол и с наспех навьюченным на голову платком стояла в метре от него и настороженно смотрела на взволнованного мужчину. Приглядевшись внимательнее, Таиб узнал в ней свою внучку, дочь своего старшего сына, которая так незаметно подросла и стала поразительно походить на его мать. «Зачем она здесь?» — пронеслось в голове.

— Я услышала шум и увидела, как ты покидаешь дом среди ночи! — словно отвечая на его вопрос, робко заговорила она. — Что-то случилось? Мне показалось, тебе нужна помощь.

— Ничего не случилось, — недовольно ответил Таиб, отворачиваясь от девушки, — а даже если и так, с чего ты решила, что можешь помочь мне?! — разгневался он, отвечая ей через плечо.

— Я всего лишь принесла тебе воды, — виновато отозвалась Лейла, протягивая ему до краев наполненную алюминиевую кружку с длинной широкой ручкой. Таиб неохотно принял кружку и тут же осушил ее на одном дыхании.

— Иди в дом! — скомандовал он, возвращая пустую посуду. — Нечего девушке по ночам бродить по двору.

— Я никуда не уйду, не убедившись, что с тобою все в порядке! — вдруг решительно заявила девушка, уверенно взглянув на деда.

Таиб удивленно поднял брови и медленно развернулся к внучке.

«Посмотри-ка: такая же дерзкая, как Па́чи — моя мать, — подумал изумленный мужчина, — недаром она мне напомнила ее! Похоже, их сходство не только внешнее!»

В душе он даже порадовался этому, но внучке ответил строго:

— Как смеешь ты так со мной говорить?! Видно, твои родители не научили тебя почтению и смирению?!

— Не сердись, Дади. Я просто испугалась за тебя, увидев, как ты в спешке покидаешь ночью дом, — обиженно сказала Лейла, хлопая длинными ресницами. — Присядь, Дади, — не отставала она, указывая на скамейку, стоящую тут же, у черешневого дерева.

Ее участие было таким искренним и подкупающим, и старик сменил гнев на милость.

— Если только ты присядешь со мной, — взглянув на внучку, предложил Таиб, поглаживая седую бороду.

— Ты же знаешь, я не могу сидеть в твоем присутствии, — удивилась девушка.

— Можешь, когда никто не видит! Я разрешаю! — заверил он, опускаясь на скамью.

— Нет, Дади, я лучше постою, — отказалась Лейла.

— Садись! — приказал мужчина, пристально глядя на растерянную девушку.

Она покорно присела с краю. Таиб одобрительно кивнул головой. С минуту оба сидели молча, не зная, как продолжить начатый разговор.

— Так что же заставило тебя подняться с постели? — наконец робко спросила Лейла, немного погодя.

— Странный сон, — ответил Таиб.

Лейла настороженно взглянула на деда.

— Мне приснилась мать, — сказал Таиб, потирая колени, она звала меня, — он обернулся к девушке, удивляясь своей откровенности.

— И ты решил, что она пришла за тобой? — вдруг предположила Лейла.

— А ты думаешь, мне уже пора? — спросил Таиб, вкрадчиво вглядываясь в глаза внучки. — Не такой уж я и старый! — заключил он.

— Что ты, Дади! Нет, конечно, ничего такого я не думала! — встрепенулась Лейла. — Наверное, мать даже после смерти видит, что ее ребенку плохо, — Лейла вскинула брови. — Она пришла во сне, чтобы утешить тебя.

Девушка пожала плечами, отводя взгляд. Таиб тут же изменился в лице.

— А чего ты взяла, что мне плохо? — изумился он.

— Мне показалось, в последние дни у тебя что-то очень сильно болит, причиняя невероятные страдания, но ты изо всех сил стараешься, чтобы этого никто не заметил, — ответила ему Лейла.

Таиб был поражен ее проницательностью.

— Откуда ты можешь знать все это? Ты ведь еще так молода! — только и сказал он.

— Мне уже почти восемнадцать! — гордо заявила девушка. Таиб лишь улыбнулся в ответ, качая головой.

Вокруг было тихо и спокойно. Теплый летний воздух, наполненный ароматами трав и цветов, нежно окутывал, отгоняя тревожные мысли. Тихо шелестела листва на деревьях в саду, успокаивая ненавязчивым шепотом. Ночь медленно отступала, чуя приближение зарождающейся на востоке зари. Одиночные птичьи голоса, сливаясь в громкий хор, пробуждали природу своим разливистым пением.

Таиб дышал полной грудью, прислонив спину к широкому стволу старого дерева. Лейла сидела рядом и осторожно наблюдала за дедом.

«В одном она была права…» — размышлял Таиб над словами внучки. Последнее время мужчина, разменявший девятый десяток, действительно испытывал приступы жуткой боли в пояснице и подозревал, чем они могут быть вызваны, но боялся сам себе в этом признаться: старая болячка, которую он растревожил по собственной глупости в тот день, когда решил навестить семью одного из своих сыновей. Накануне он много ездил верхом и, устав от седла, решил пройтись пешком, благо сыновья жили недалеко друг от друга.

— Я только начал свой путь. Погода располагала, и я шел не спеша, наслаждаясь погожим днем, — вспоминал Таиб, — тут я приметил девушку красоты необыкновенной. Белая кожа, раскосые глаза под темными бровями, яркий румянец на круглых щеках. Да и фигурой хороша: покатые плечи, высокая грудь, тонкая талия, крутые бедра. Она собирала опавшие с дерева сливы и так ловко и грациозно управлялась с созревшими плодами, то опускаясь к земле, то поднимаясь во весь рост, откидывая за спину непослушную черную косу, что я невольно засмотрелся. А поравнявшись с ней, сказал: «На такой красавице я бы хоть сейчас женился!» Она, продолжая свою работу, лишь бросила на меня надменный взгляд и ответила: «А сил хватит у старика на молодую жену?» И разошлась заливистым смехом. Тут и соседские девушки подоспели, и от их дружного хохота уже звенело в ушах. Меня ничуть не обидели ее слова. Молодость — это несомненное преимущество, но только зря она их произнесла! Мне бы рассмеяться им в ответ и продолжить свой путь, только не в моем это характере! Я оглянулся по сторонам и заметил толстое бревно, перекинутое тут же через широкий арык. Подойдя поближе, обхватил бревно обеими руками, одним рывком водрузил его на плечо и зашагал верх по улице, не прогибая спины. Смех позади понемногу утихал, а я так и шел с бревном наперевес, пока не скрылся из виду девушек за поворотом. Не знаю, как добрел, силы потратил нечеловеческие! И только сбросил бревно, как через всю спину прошла такая жгучая боль, что из глаз посыпались искры и перехватило дыхание. Чуть отдышавшись, ругая сам себя на чем свет стоит за эту никчемную юношескую браваду, я кое как добрел до дома сына, да там и слег на несколько дней. Хорошо, что родные мои обрадовались этой нечаянной задержке. Я не стал вдаваться в подробности произошедшего, только сказал, что останусь подольше. Через пару дней приехал мой старший сын, забрал меня к себе и настоял, чтобы я задержался и у него тоже. Вот так и оказался я под черешневым деревом посреди ночи, встревоженный увиденным во сне.

Старец потер морщинистый лоб: «А может, и правда мама пришла за мной? Кто знает? Только что об этом может знать моя внучка? Она ведь еще так молода! А что могла знать о жизни моя мать в свои 16 лет?»

— А какой она была? — вдруг спросила Лейла.

— Кто? — отозвался Таиб, оторвавшись от размышлений.

— Моя прабабушка — Па́чи, — уточнила Лейла. Таиб оторвался от дерева и выпрямил спину.

— Красивая, смелая, сильная! — гордо произнес он, глядя на внучку, — а еще очень добрая и отзывчивая! — Таиб отвел взор и на мгновенье задумался, будто вспомнил о чем-то важном, — Почему ты спрашиваешь? — поинтересовался он.

— Про нее ходят легенды, но все передают их по-своему, — ответила Лейла. — Ты знал ее лучше всех. Расскажи, как все было на самом деле. Прошу тебя! — взмолилась она.

— Всё, что ты слышала, — это всего лишь людские домыслы! Я никому о ней не рассказывал! — рассерженно ответил Таиб.

— Почему?! — не унималась Лейла.

— Потому что она бы этого не одобрила, — заключил Таиб.

Лейла опустила глаза, не сказав ни слова. Она все поняла и больше ни о чем не спрашивала. Просто сидела молча, опустив голову, думая о чем-то своем. Некоторое время оба просидели вот так безмолвно, не тревожа друг друга. Лейла изредка украдкой поглядывала на деда, тот сидел неподвижно, то опуская, то поднимая тяжелые веки, пока вдруг не решил прервать это молчание.

— Скоро рассвет, тебе лучше вернуться в дом, — сказал он, участливо глядя на внучку. — И я скоро пойду, только передохну немного. Я и впрямь неважно себя чувствую, чего уж тут скрывать!

Лейла кивнула головой и поднялась со скамейки.

— А скоро настанет новый день, посмотрим, что он с собой принесет, — добавил он. Лейла пристально посмотрела на деда, в глазах сверкнула надежда.

— Иди уже! И не беспокойся: со мной все будет в порядке, — заверил Таиб.

Глядя вслед удалявшейся внучке, Таиб думал о том, что она, по сути, еще совсем юная девушка, так тонко прочувствовала смятение в душе уже довольно пожилого человека. «А ведь мне очень много лет, — размышлял про себя Таиб, — но не уверен, что в свои восемьдесят два я понимаю эту жизнь лучше, чем эта девочка сейчас, больше, чем моя мать в ее возрасте. Судьба, случай, стечение обстоятельств… Назови как угодно, истина неизменна: мы принимаем эту жизнь, как только можем, и не стоит корить себя за это».

Оставшись один посреди пустого двора, слушая предрассветную тишину под биение собственного сердца, Таиб растворился во времени. Меж тем ночь торопливо отступала, звезды бледнели, одна за другой исчезая вовсе с небосклона, солнечный свет пробивался сквозь горные хребты, растянувшиеся в дали. Приближалось время утренней молитвы, и старец, медленно поднявшись со скамьи, семеня ватными ногами, поспешил в дом.

Утро наступившего дня Таиб проспал как убитый. Старика разбудила Лейла, осторожно постучав в дверь его комнаты.

— Дади, ты уже проснулся? — тихо спросила она, замерев в ожидании ответа.

«Похоже, про меня забыли все, кроме этой девочки», — подумал Таиб, глядя в окно, в которое ярко светило солнце, приближаясь к зениту.

— Родители прислали меня узнать, не нужно ли тебе чего, — словно прочитав его мысли, сказала Лейла.

— Иди передай родителям, чтобы не беспокоились, я уже встаю, — отозвался Таиб, поднимаясь с кровати. Шурша подолом юбки, Лейла медленно удалилась от комнаты деда.

Таиб умылся, оделся и вышел на крыльцо дома сделать глоток свежего воздуха. Он посмотрел вдаль, и его взору открылся знакомый с детства горный пейзаж: величественные горные цепи с выдающимися вершинами — то в каменном обличье, то покрытые зеленью, а то и вовсе заснеженные. Лишь только окинешь взглядом эту вековую красоту, ощутишь свою родовую принадлежность к этим бескрайним просторам, душа наполняется светлой радостью и счастьем, оттого что в этом огромном мире у тебя есть свое место и оно так прекрасно…

Во дворе все были заняты своими делами. Заметив Таиба, сразу засуетились вокруг него, пытаясь угодить.

— Вот так умру, а вы и не заметите! — будто обиженный ребенок, обратился к окружающим пожилой мужчина. К нему тут же подошли сын со снохой — поздороваться и спросить о самочувствии. Сын внешне походил на отца, но был выше ростом и с густой черной бородой. Его жена была крупной высокой женщиной, сродни мужу. Ответив на их приветствие, Таиб с радостью подался к внукам, которые друг за другом спешили к деду, обнимали его и отходили в сторонку. Уделив всем внимание, довольный старик, улыбаясь, глядел на своих наследников, частью которых являлась семья его старшего сына. Затем, не сговариваясь, все домочадцы неспешно вернулись к своим привычным занятиям. Девушки хлопотали на кухне, женщины возились с домашней птицей и скотиной. Мужчины — кто постарше, работали в поле, другие и те, кто помоложе, помогали по двору или выполняли иные поручения вне дома.

Быстро позавтракав, Таиб послал за Лейлой, памятуя о ее вчерашней просьбе. Внучка не заставила себя долго ждать.

— Ты звал меня, Дади? — терялась в догадках взволнованная Лейла.

— Собирайся, прогуляемся немного! Тут недалеко, — скомандовал Таиб.

— Хорошо! — радостно отозвалась Лейла. — Я только скажу маме.

— Я буду ждать тебя в саду. Поторопись! — сказал Таиб, нарочно делая акцент на последнем слове. Воодушевленно закивав головой, Лейла побежала в дом…

Ожидая внучку, Таиб прохаживался среди плодовых деревьев, с любовью высаженных заботливыми хозяевами. Широкие яблони, стволы которых были похожи на растрескавшуюся от засухи землю, тонкие, устремленные ввысь сливы, стройный абрикос, дикая груша, вишня с черешней, а по периметру ровные ряды черной и красной смородины…

Таиб потянулся к поспевающей черешне, и тут же больная поясница дала о себе знать, но упрямый старик завершил задуманное, полакомившись сладкой мякотью и сплюнув маленькую твердую косточку.

Лейла появилась через несколько минут. Молча они прошли через сад и направились к лесной поляне — той самой, что Таиб видел ночью во сне. Лейла шла чуть позади деда, осторожно осматриваясь по сторонам.

— Что ты сказала матери? — поинтересовался Таиб, заглядывая через плечо.

— Правду! — не колеблясь ответила Лейла. — Ты решил прогуляться, а я буду рядом на случай, если тебе что-нибудь понадобиться, да и веселее вдвоем, — заверила девушка.

— А что ты взяла с собой? — спросил старик, указывая на небольшой холщовый мешок у нее в руках.

— Да так, ничего особенного: воду, несколько кукурузных лепешек, сыр. Вдруг ты проголодаешься или тебя замучает жажда, — невозмутимо ответила она. Таиб одобрительно кивнул головой, и они устремились вперед.

«Замечательная внучка у меня подросла, а я и не заметил, — подумал Таиб поглядывая на Лейлу. — Жизнь течет своим чередом, как вода в горной реке: то бежит, сметая все на своем пути, то замедляет ход, набираясь сил для нового рывка за следующим поворотом».

И вот уже они достигли заветной цели. Здесь, на этой широкой лесной поляне, усыпанной полевыми цветами и выстланной сочной зеленой травой, среди привычных и родных природных пейзажей, Таиб чувствовал себя умиротворенно: «Мать часто приводила меня сюда. Как же давно это было… Мы дурачились, играли в прятки, просто валялись в траве, собирали цветы. Мама вплетала их в венок, распускала свои длинные косы и водружала его на голову, как корону. Потом брала меня на руки и кружила, кружила крепко прижимая к себе, а я, маленький мальчик, визжал от восторга. Оттого, что мама рядом и никто и ничто в эти минуты безмерного счастья не может нам помешать! Через поляну бежала небольшая, но очень быстрая речушка. Она и сейчас шумит где-то неподалеку. В жаркий летний день мы садились на ее берег, опускали в прохладную воду ноги и поднимали брызги такой высоты, что мгновенно промокали с ног до головы. Радости моей не было предела! Мама смотрела на меня с любовью и нежностью, широко улыбаясь. Под палящим солнцем мы тут же обсыхали. Вдоволь нарезвившись, мы укрывались в тени тутового дерева. Мама расстилала покрывало, устраивалась на нем, я садился рядом и клал голову на ее колени, а она гладила рукой мои волосы, что-то тихо напевая. Я безмятежно засыпал, и до тех пор, пока не высплюсь, мама сидела неподвижно, боясь пошевелиться, чтобы ненароком не потревожить мой сон. В конце июня, когда созревали плоды тутового дерева, они осыпались тут же на покрывало так, что, проснувшись, я с удовольствием лакомился ими. Эти чудесные мгновенья мне не забыть никогда! Мое счастливое детство — это заслуга моей матери! Порой мне так отчаянно ее не хватает! Она была моей опорой и защитой! Одна только мысль, что она живет в этом мире, придавала сил, вселяла надежду на то, что все будет хорошо, потому что есть человек, который любит тебя не за что-то, а просто так, безусловно. Я прожил долгую, насыщенную яркими событиями жизнь, и память все чаще играет со мной в странные игры, путая в своих лабиринтах, но есть воспоминания, которые останутся со мной навсегда!»

— Мы пришли, — выдохнул Таиб, отвлекаясь от своих мыслей.

Лейла стояла рядом, теряясь в догадках и не очень понимая сути происходящего.

— Красивое место, но зачем мы здесь? — поинтересовалась она.

— На этой поляне я видел мать во сне прошедшей ночью, — ответил старик, касаясь рукой высокой травы. — В этих местах прошло мое безмятежное детство.

Лейла с удивлением глядела на деда.

— Ты все еще хочешь узнать о Пачи? — многозначительно спросил Таиб, взглянув на девушку. В тот же миг ее глаза загорелись от радости и неожиданно открывшейся возможности услышать желанную историю. Лейла закивала головой.

— Давай присядем, где-нибудь, — предложил Таиб, оглядываясь вокруг, — дорога меня утомила.

— Конечно, Дади! — согласилась Лейла.

Отойдя на несколько метров к лесной полосе, Таиб сел прямо на траву меж ветвистых деревьев, прислонившись к одному из них. Лейла устроилась у другого, пообещав присесть рядом, если устанет стоять.

— Догадываюсь, о какой «легенде» ты спрашивала меня вчера, — начал Таиб, немного отдышавшись. — Тебя, наверное, интересует «загадочная» предыстория моего появления на свет? — продолжил мужчина, взглянув на внучку.

— От тебя ничего не скроешь, Дади! — сказала Лейла. — Ты знаешь все!

— Я слишком долго живу на этом свете, — с некоторой горечью в голосе констатировал Таиб.

— Не говори так, Дади, тебе просто нездоровится, — успокаивала его девушка.

— А знаешь, какая легенда больше всего мне по душе? — оживился Таиб. — Говорили, когда, будучи грудным младенцем, вдоволь насытившись материнским молоком, я отрыгивал ртом лишний воздух или делал это иным способом, моя мама раздавала сладкие угощения соседской ребятне от радости, что я здоров и чтоб и впредь оставался таким!

Лейла широко улыбнулась.

— Но вернемся к той истории, что интересует тебя, — предложил Таиб. — Моя мама рассказала мне ее лишь однажды, и думаю, не сделала бы этого вовсе, не будь на то крайней необходимости. Она понимала, что нам обоим может быть неловко, переживая некоторые моменты, но правду я мог узнать только от нее. Ты напомнила мне мою мать, и, наверное, поэтому я откроюсь тебе. Надеюсь, ты правильно поймешь мою откровенность, да и стар я уже, сентиментальным стал.

Лейла с благодарностью за доверие взглянула на деда.

— Эта удивительная история началась одним ясным теплым летним днем, быть может, таким же, как сегодняшний, восемьдесят лет тому назад! — начал свой рассказ старик. — Жаркое лето только-только набирало свою силу. Кругом все утопало в зелени, по земле мягким ковром расстилалась зеленая трава, птичьи голоса распевали на разные лады. Чистый горный воздух, смешиваясь с запахом луговых цветов, сладко пьянил. Две юные девушки, две близкие, неразлучные с детства подруги шли по воду к роднику с высокими кувшинами наперевес. Они заливисто смеялись, время от времени что-то нашептывая друг другу на ухо, будто боялись, что кто-то услышит их самые сокровенные мысли, хотя вокруг не было ни души. Солнце уже стояло в зените, щедро расточая свое тепло. Обе девушки были хороши собой: в длинных платьях прямого кроя, перехваченных на талии широкими поясами, на ногах — летние сафьяновые туфли. Одна — невысокого роста, с копной густых темных волос, заплетенных в две тугие косы, что спускались ниже пояса, раскачиваясь в такт движениям ее стройного тела. Легкий платок цвета неба покрывал ее голову, переплетаясь на длинной шее, падал на плечи, свободными концами уходя за спину. Цвет платка выгодно оттенял ее смуглую кожу с персиковым отливом, большие, чуть раскосые карие глаза. Широкие брови поднимались крутым изгибом. Маленький — словно выточенный — носик, пухлые, аккуратно очерченные губы. Другая — высокая, стройная, с волосами цвета осенней листвы, вьющимися мелкими кольцами, прибранными в толстую косу. Платок прикрывал ее непослушные волосы, переплетаясь на правом плече так, что один широкий конец ложился на грудь, а другой струился по спине. Белокожая, синеглазая, с чуть вздернутым небольшим носом, который она морщила всякий раз, выражая свои живые эмоции. Девушки были разными не только внешне, но и внутренне. Та, что невысокая, кареглазая — Пачи — была немногословная, всегда сдержанная в проявлении своих чувств, а та, что выше ростом со светлой кожей, — Ле́ма — открытая, в противоположность подруге, неунывающая, отличалась веселым нравом.

Они нарочно выбрали этот полуденный час, чтобы наговориться вдоволь вдали от сторонних глаз, пока еще не было других девушек, пришедших по воду, и парней, желающих украдкой взглянуть на юных девиц, как это обычно бывает у родника в утренние часы и ближе к вечеру. Следуя суровым законам гор, строго ограничивающим общение молодых людей, юноши и девушки пользовались этой случайной возможностью обменяться невинными взглядами, обозначив свою симпатию, перекинуться парой фраз — и не более того. Но иногда у родника вершились судьбы: парень мог заручиться согласием девушки на будущую женитьбу и попросить в залог какую-нибудь принадлежащую ей вещь. Сходить к роднику за водой было не только жизненной необходимостью. Здесь негласно дозволялось то, что в других местах строго возбранялось! Молодые люди беспрекословно подчинялись воле родителей, в том числе и в выборе будущих мужей и жен, и лишь немногие смельчаки отваживались делать это выбор самостоятельно. Впрочем, Пачи с Лемой были не из робких, сердца их были свободны, и они безмятежно наслаждались общением и радовались, что никто не мешает им вдоволь наговориться, насмеяться, отвлечься от домашних хлопот. Они свернули с главной дороги, чтобы спрятаться от палящего солнца в тени высоких деревьев, и поспешили к роднику окольной дорогой. Пачи и Лема знали друг друга с детства, живя по соседству, семьи их общались почти по-родственному.

— А помнишь, как мы впервые пришли сюда? — спросила Лема, улыбаясь.

— Забудешь такое! — подхватила Пачи, — С нелепым маленьким ведерком — одним на двоих вместо медных кувшинов!⁴ — девушка наигранно закатила глаза наверх и покачала головой.

— Нам было, наверное, лет по семь? — вспоминала Лема.

— Точнее, мне почти восемь! — добавила Пачи.

— Да! — согласилась Лема. — И родители решили, что с большими кувшинами мы не справимся!

— Зато теперь, когда мы стали в два раза старше, у каждой есть свой! — кивая на высокий кувшин в руках, улыбнулась Пачи.

— Посмотри только, как блестит мой кувшин! — хвасталась Лема, подняв кувшин к небу. Вокруг тут же заиграли бесчисленные солнечные блики, падая на деревья, на траву, на лица девушек. Пачи прищурилась, прикрывая глаза свободной рукой.

— А почему твой не начищен до блеска? Наверное, снова все утро верхом на лошади проскакала? — обращаясь к подруге, стыдила Лема. — Смотри, доскачешься, — продолжала она, — ни один парень тебя за муж не возьмет, узнав о твоем невинном увлечении!

— Тише ты, зачем же так кричать? — полушепотом произнесла Пачи, оглядываясь по сторонам и бросая на подругу недовольный взгляд.

— Да ведь нет никого вокруг, и не кричу я вовсе, — обиженно ответила Лема, невольно переходя на шепот вслед за Пачи. — И знаешь что, подруга, иди-ка ты первая к воде, а то и в самом деле кого-нибудь встретим, и твой нечищеный кувшин испортит все впечатление.

Пачи с улыбкой взглянула на Лему:

— Ну чего ты надулась? Да научу я тебя ездить верхом, пусть даже не так быстро, как я думала!

— Можно подумать, мне больше не чем заняться! — ответила Лема, отворачивая голову. — А ты иди, иди, — вновь обернувшись к Пачи, настаивала Лема, — и посмотрим, кто из нас окажется на коне!

Пачи лишь покачала головой:

— Как скажешь, подруга.

Девушка стремительно понеслась к роднику, на ходу размышляя, надолго ли хватит у Лемы терпения, прежде чем она поспешит вслед за ней, как вдруг, заметив мужскую фигуру в нескольких метрах впереди от себя, едва успела остановиться, ухватившись за дерево. У родника, развернувшись боком, опустившись на одно колено, сидел красивый юноша, раскинув полы своей темной черкески⁵, надетой поверх черной шелковой рубахи с длинными рукавами, отведя за согнутую ногу длинный кинжал, погруженный в серебряные ножны, закрепленный на тонком кожаном пояске. Рукава черкески были закатаны до середины плеч в широкий манжет. Плотное сукно, облегая его мускулистую фигуру, обозначало все ее достоинства. Невысокая серая папаха лежала подле него на траве. Юноша опускал руки к роднику, набирал в них воду и подносил ко рту. Неподалеку стоял его конь и пил воду из реки, в которую впадал родник. Жеребец был под стать своему хозяину. Он вальяжно переставлял свои стройные ноги, вытягивал к воде длинную шею, гладкая, блестящая шерсть лоснилась под солнечными лучами. Утолив жажду, юноша встал в полный рост спиной к реке, расправив широкие плечи. Солнечный свет, упав на металлические крышечки газырей⁶, расположенных в двух маленьких кармашках с обеих сторон на груди, осветил его лицо. Прямые, черные как смоль волосы мягко ложились на высокий лоб, легко касаясь широких бровей, падали на выступающие скулы, впалые щеки, обозначая четкий, чуть вытянутый овал лица. Прямой нос, красивые губы на гладкой белой коже лица завершали приятный облик. Пачи осторожно разглядывала его, вытянув голову из-за широкого ствола липы, разводя в стороны ее тонкие ветви.

Будто почувствовав чье-то присутствие, юноша вдруг резко посмотрел точно в то место, где стояла Пачи. Она тут же оторвала руки, ветки задрожали, громко шумя растревоженной листвой. Пачи спрятала голову, прижавшись всем телом к дереву, словно хотела прирасти к нему.

— Только бы он меня не заметил! Только бы не заметил! — шептала она, зажмурив глаза. Юноша медленно повернулся к роднику, поглядывая через плечо в укрытие Пачи.

— От кого это ты тут прячешься? — неожиданно налетела на нее Лема.

В один миг Пачи оторвалась от дерева и потянулась к подруге. Девушка прижала одну руку к губам Лемы, а указательный палец другой приложила к своим губам. Испуганно взглянув на подругу, она часто-часто замотала головой из стороны в сторону, затем вдруг замерла и, пристально глядя на Лему, вопросительно подняла брови. Изумленная Лема осторожно кивнула головой. Пачи медленно отняла руки.

— Ни от кого я не прячусь! — прошипела она.

Удивленная более чем странным поведением подруги, Лема настороженно смотрела на Пачи, потом медленно перевела взгляд в сторону и сразу поняла, в чем тут дело.

— Ах вот оно что! — иронично сказала она. — Вот от чего твой разум помутился! Стоило лишь на мгновенье оставить тебя одну!

— Говори тише! — попросила Пачи, украдкой поглядывая на незнакомца.

— Дай-ка я получше рассмотрю того, кто так смутил тебя, — подначивая, добавила Лема и шагнула вперед, отстраняя Пачи.

Высокий, широкоплечий, подтянутый черноволосый парень стоял на открытой поляне у невысокого оврага, в низине которого бил родник, впадавший в быструю горную речку. С противоположной стороны поляна была окружена многочисленными густорастущими деревьями, сквозь которые пролегала узкая тропинка, ведущая от широкой, выложенной речным камнем дороги к роднику. Парень присел на корточки, намочил руки родниковой водой и провел ими от лба к затылку, пригладив волосы. Затем поднялся, поставил руки на пояс и повернул голову в сторону, где прятались девушки, демонстрируя красивый профиль. Он лишь повел бровью, напряженно наморщив лоб.

Девушки невольно прижались друг к другу, боясь шелохнуться и обнаружить себя.

— Откуда здесь взялся этот красавец? — шепотом спросила Лема, не сводя глаз с незнакомца. — Думаешь, он нас заметил?

— Да что ты! Бурный поток реки навряд ли шумит сильнее тебя! — ответила Пачи. Лема недовольно взглянула на подругу.

— Можно подумать, ты пищишь, как комар! Твой говор, наверно, слышно на противоположном берегу той самой реки, — буркнула она.

— Да тише ты! — Пачи спряталась за дерево, потянув за собой Лему. И вот уже снова обе разглядывали юного красавца, не скрывая восхищения, но при этом все же немного смущаясь.

— Знаешь легенду о заснувшей воде? — первая заговорила Лема, продолжая любоваться незнакомцем.

— Ты о чем? — посмотрев на нее удивленно, спросила Пачи.

— Говорят, если в день, который бывает лишь раз в году, войти в бегущую реку и вода вокруг тебя вдруг остановится, будто уснула, в тот самый миг ты можешь попросить о чем угодно — все исполнится! Только нужно успеть пожелать очень быстро, пока спящая вода не проснулась!

С интересом слушая подругу, забыв ненадолго о юноше, что лишь мгновенье назад владел всем ее вниманием, Пачи подняла свои черные брови.

— Это невозможно! — ответила она. — И к чему ты об этом сейчас?

Лема изумленно взглянула на Пачи.

— Если бы я оказалась в заснувшей воде, я бы пожелала себе такого мужа, как этот красавец! — Лема игриво закатила глаза, при этом томно вздыхая.

— Сумасшедшая! — сдерживая смех, заключила Пачи. — А как же Заа́м? — спохватилась Пачи вдруг.

— При чем тут Заам? — удивилась Лема.

— Мне показалось, он как-то иначе стал относиться к тебе, — предположила Пачи.

— Да твой брат попросту меня не замечает! — заключила Лема. — Что, согласись, странно. Ведь мы дружны с детства, — добавила она.

— Вот это и настораживает, — заметила Пачи. — Я думаю, он к тебе неравнодушен.

— Перестань, Пачи, — Лема недовольно зашипела на подругу, — он еще такой юный!

— Насколько я знаю, вы ровесники, — удивилась Пачи.

— Я говорю не о возрасте! — ухмыльнувшись, сказала Лема. — Взгляни на него, — она кивнула в сторону молодого человека, который так и стоял, не оборачиваясь, у края оврага, широко расставив ноги, держа руки на поясе, озираясь вокруг, как хищник на охоте. — Весь его облик выдает в нем уверенного в себе мужчину. Посмотри на эту прямую широкую спину, крепкие руки, а как твердо он стоит на земле! — Лема посмотрела на Пачи: та, как завороженная, глядела на незнакомца, обдумывая каждую фразу, сказанную Лемой. — Вот мне бы такого! — с придыханием добавила Лема и снова закатила глаза.

— Ну хватит уже так откровенно рассматривать его! — прошептала Пачи, стыдливо отводя глаза.

— Ты права, к чему тратить время на пустые мечты? Зачем верить какой-то легенде и надеяться на чудо? — сказала Лема и сделала решительный шаг вперед.

— Стой! Куда ты, что ты делаешь?! — разгадав намерения Лемы, пыталась остановить подругу Пачи, хватая ее за руки. Но тщетно: Лема уверенно устремилась к своей цели, отстраняя Пачи.

Услышав шум, юноша резко обернулся и оторопел. Он явно не рассчитывал застать здесь кого-то. Увидев девушку с кувшином в руках, он смущенно опустил голову и отступил, уступая дорогу, в рывке поднял папаху с земли и водрузил ее на голову. Лема прошла мимо, едва не задев его плечом. Одарив юношу томным взглядом, она присела у родника и поднесла кувшин к воде. Юноша изумленно вскинул брови, отвел растерянный взгляд и, подойдя к своему коню, погладил его по шелковистой гриве. И тут вдруг Лема подняла глаза и, пристально глядя на юношу, запела как бы невзначай:

— И быстрая река, мама, унесла мое золотое колечко! — донеслось до Пачи.

«Вот бесстыжая!» — подумала Пачи. Сгорая от стыда, она развернулась и пошла в сторону каменной дороги, подхватив свой кувшин, не дожидаясь развязки.

Изумленный юноша вмиг вскочив на коня, развернул его к тропе идущей от родника и помчался прочь.

Пробираясь меж деревьев, Пачи с силой отбрасывала назойливые ветви, попадавшие ей под руку. Она негодовала и злилась на себя и на Лему за столь непристойное для девушек поведение. Пачи знала, как подруга умеет переводить в шутку даже серьезные вещи, но сейчас ей было так неловко, будто это не Лема, а она сама прошла к роднику, так откровенно навязав свое присутствие незнакомому юноше. «И как теперь вернуться за ней? — думала Пачи. — Вот пусть выкручивается сама, взбалмошная девчонка!»

Эмоции захлестнули Пачи целиком. Она и не заметила, как ступила на широкую каменную дорогу. И вдруг, как вспышка света, перед глазами, блестя подковами, вскинулись конские копыта, чуть не задев лицо Пачи. Жеребец громко заржал, встав на дыбы, едва не скинув седока, который пытался предотвратить неминуемое столкновение с возникшей ниоткуда девушкой. Не успев прийти в себя, Пачи замерла от ужаса и выронила кувшин из рук. Он с грохотом покатился по земле. Всадник усмирил коня и выпрыгнул из седла, одной рукой придерживая папаху. Девушка стояла неподвижно, растерянно глядя на взволнованного юношу, в котором она узнала незнакомца у родника. Вблизи он оказался еще красивее и выше. Парень было ринулся к Пачи, но тут же осекся, привычным движением расправил черкеску на поясе и, сделав несколько шагов назад, поднял с земли упавший кувшин.

— Не вини меня, — приятным голосом заговорил юноша, протягивая Пачи кувшин.

Пачи стояла безмолвно, опустив глаза, часто дыша, вздымая высокую грудь. Казалось, широкий пояс ее платья, словно железными тисками, обхватил тонкую талию, не пуская воздух. Дрожащей от волнения рукой она схватилась за длинную ручку кувшина и с силой сжала ее, потянув на себя, невольно взглянув на юношу. Он неохотно отпустил кувшин, не сводя глаз с прекрасной девушки, что так неожиданно явилась его взору. Она будто заворожила его одним лишь взглядом своих огромных черных глаз. Ее смуглая бархатистая кожа сияла на солнце, на щеках вспыхнул яркий румянец. Чуть приоткрытые алые губы жадно вбирали воздух. Крылья маленького прямого носа сгибались уголком при каждом новом вздохе. Пряди темных волос, выбиваясь из-под платка, падали на лицо, но она и не думала их заправлять. Пачи стояла как замершая в реке вода, не двигаясь. Юноша был не в силах оторваться от красавицы, как вдруг она встрепенулась, тонкими длинными руками водрузила кувшин на плечо и устремилась вперед, осторожно обходя растерянного молодого человека. Он отступил, тщетно пытаясь поймать взгляд незнакомки. Жеребец застучал копытом оземь, громко заржав. Девушка размеренно зашагала вверх по дороге. Юноша окинул вслед восхищенным взглядом ее тонкий стан и покатые бедра. Девушка двигалась, как будто плыла по водной глади. Насилу отведя взор, юноша, словно в забытьи, запрыгнул на коня, покружил на месте недолго, поглядывая на уходящую красавицу, и поскакал в противоположном направлении.

Лишь только стих топот копыт, Пачи осторожно обернулась, сняла кувшин с плеча и бросилась к невысокому оврагу, за которым часто пряталась в детстве, убегая от Лемы. Кинув кувшин в невысокий кустарник, Пачи упала на землю, обхватила руками колени и спрятала в них голову, как маленький ребенок.

— О мой Бог! О мой Бог! — шепотом причитала она, будто совершила страшное злодеяние. И когда она почувствовала на своем плече прикосновение чьей-то руки, вскрикнула так громко, что Лема невольно зажала руками уши и глазами, полными ужаса, посмотрела на подругу.

— Ты что кричишь, будто лесную женщину увидела?! — негодовала Лема.

— Как хорошо, что это ты, — увидев подругу, с облегчением выдохнула Пачи.

— Да, это я. А ты хотела увидеть кого-то другого? — поинтересовалась Лема. — Так и знала, что найду тебя здесь!

— Ох, Лема, долгих лет тебе жизни, посмотри, нет ли там его? — взмолилась Пачи.

— Кого? — с изумлением глядя на обезумевшую Пачи, — спросила Лема.

— Кого-кого? Парня, что был у родника! — выпалила Пачи.

— Что с тобой, Пачи? — удивленно подняв брови, недоумевала Лема. — Откуда ему здесь взяться? — она осторожно выглянула из оврага, окинув быстрым взглядом окружающую местность. — Он давно уж умчался прочь, лишь увидел меня!

— Я едва не столкнулась с ним на дороге минуту назад! — глядя на Лему округлившимися глазами, заверила Пачи.

— Ты не шутишь? — уточнила Лема, нервно заправляя волосы под платок.

— Какие тут шутки! — подтвердила Пачи.

— И что? — оживилась Лема.

— Что-что? Откуда я знаю? Я и пошевелиться не могла! — ответила Пачи, — а он рассматривал меня без стеснения!

— И ты его — там, у родника! — подметила Лема, присаживаясь рядом с Пачи.

— Я увидела его случайно! — оправдывалась Пачи. — И ты, между прочим, была вместе со мной.

— Ну надо же, на меня и разу не взглянул, а от тебя глаз оторвать не мог! — с досадой заключила Лема, расправляя подол своего платья.

— Да нет же, все не так было! — ответила Пачи.

— Вот так всегда, тебе достается все самое лучшее! — обиженным тоном сказала Лема.

— Никто мне не достался! И когда такое было?! Что ты выдумываешь? — возмутилась Пачи.

— Вспомнишь еще мои слова! — покачала головой Лема, поднимаясь с земли, увлекая за собой подругу.

— Посмотри еще раз! — упрашивала Пачи. — Да повнимательнее, может, он притаился где-нибудь рядом!

— Да что с тобой? — Лема изумленно взглянула на Пачи. — Ты словно рассудка лишилась!

Но Пачи ничего не желала слушать и лишь подталкивала Лему к дороге.

— Хорошо-хорошо, я посмотрю! Вот ведь неугомонная! — ворчала Лема, осматриваясь вокруг.

Пачи стояла, зажмурив глаза, прижав ладони к щекам и что-то нашептывая.

— Да нет там никого! — буркнула Лема, дернув Пачи за руку. — Пошли уже!

Пачи выдохнула с облегчением.

— Давай поспешим, пока еще дорога свободна! — отозвалась она, наконец придя в себя.

Тем временем на широкой каменной дороге стали появляться и другие прохожие, следующие по своим неотложным делам. Все пространство вокруг заполнил шум людских голосов.

— Давай уйдем отсюда поскорей! — настаивала Пачи.

— Но твой кувшин пуст! — заметила Лема.

— Ну и пусть! Ни за что не вернусь к роднику! — заверила Пачи.

— Я солью тебе из своего. — сказала Лема, потянувшись к длиной блестящей ручке наполненного водой кувшина.

— Нет, не нужно, — отказалась Пачи, отряхивая платье, — дай только сделать глоток. В горле пересохло.

Утолив жажду, Пачи утерла о платье мокрые руки и водрузила на плечо полный кувшин, увлекая за собой Лему.

— Будем нести по очереди, — предложила она. Лема кивнула в ответ.

Очень быстро девушки сошли с каменной дороги, оставшись незамеченными, направились в родное селение знакомыми горными тропами и не узнали, как некоторое время спустя парень вернулся на место встречи с юной красавицей и отчаянно искал ее, расспрашивая случайных прохожих о красивой девушке, что пленила его сердце раз и навсегда!..

Погрузившись в домашние хлопоты, Пачи время от времени вспоминала неожиданную встречу с красивым юношей и по прошествии двух дней сама не заметила, как мысли о нем завладели всем ее рассудком. Его облик, проникновенный взор серо-голубых глаз, бархатный голос и благородная учтивость покорили ее безоговорочно! И даже волнения, связанные с предстоящей свадьбой ее единственной двоюродной сестры, потеряли прежнюю значимость. Она корила себя за это, гнала прочь из памяти желанный образ, надеясь, что предсвадебная суматоха поможет отвлечься и забыться, ведь ждать другой встречи с ним бессмысленно, а проявлять инициативу — это удел мужчин.

«Лучше забыть все, будто ничего и не было!» — решила Пачи, спеша в соседнее селение, в дом к родному брату своей матери, дочь которого через несколько дней выдавали замуж. Широко шагая по проторенной тропе, минуя широкое кукурузное поле, Пачи отрешенно смотрела куда-то вдаль.

— О чем задумалась? — вдруг спросила Лема, заглядывая подруге в глаза.

— Хорошо, что тебя отпустили со мной! — с улыбкой ответила та, взглянув на Лему. — Они все-таки тебе не родня, — имея в виду семью своего дяди, говорила Пачи.

— Когда просит твоя мама меня всегда отпускают, — заметила девушка, прищурившись глядя на яркое солнце, — ради доброго дела грех не отпустить.

— Это ведь одна из наших традиций — собираться и помогать друг другу там, где одному не справиться! — в подтверждение слов подруги сказала Пачи.

— Тем более свадьба — важное событие! Съедется вся родня! — воодушевленно добавила Лема.

Пачи кивнула головой, соглашаясь, и снова погрузилась в свои мысли.

— Я и оделась подобающе случаю, — проведя рукой сверху вниз вдоль тела, отметила Лема свой неброский, удобный для работы наряд: холщовую рубаху землисто-серого цвета с длинными рукавами, широкую юбку в пол, тонкий поясок на талии и светлый платок, завязанный под косой. — Мы же будем помогать в подготовке дома к свадьбе! — не унималась она, отвлекая Пачи.

— Тебе к лицу эта скромная одежда, — беглым взглядом окинув Лему, заключила Пачи и снова замолчала.

— Ты только что меня увидела?! — удивилась Лема. — Сама-то вон как нарядилась! — кивнула она на длинное, сшитое по фигуре темно-коричневое платье, подвязанное широким поясом, что так хорошо сидело на Пачи.

Девушка ничего не ответила на замечание Лемы, только заправила волосы под платок темно-вишневого цвета и вновь погрузилась в свои размышления.

— Ты какая-то невеселая сегодня, — на ходу, вкрадчиво заглядывая в глаза подруги, спросила Лема немного погодя.

Пачи лишь пожала плечами, безучастно посмотрев на Лему.

— Печалишься о сестре или грустишь о том парне? — вдруг предположила Лема.

— С чего это?! — встрепенулась Пачи, — и думать забыла! — бросив на Лему недовольный взгляд, добавила она.

— Значит, точно так и есть! — негодовала Лема, изумившись своей догадке.

— И не стыдно тебе говорить такое?! — возмущалась Пачи, не желая выдавать себя, прикрывая ладонями вспыхнувший на щеках румянец.

— Посмотрите-ка на нее! — Лема резко остановилась, сложив руки под грудью. — Меня же еще и стыдит?!

Пачи нехотя сбавила ход, развела руки и с силой хлопнула себя по бедрам, тяжело выдохнув. Потом развернулась к Леме, схватила ее за руку, насилу оторвав от груди, и потащила за собой.

— Пойдем уже, а то опоздаем! Не будет с нас никого толку! — как ни в чем не бывало продолжала Пачи.

Изумленная Лема, качая головой, послушно засеменила за подругой.

— Давай побыстрее! — поторапливала Пачи, подхватив подругу за локоть.

— Ай, больно! Не тяни так сильно! — тут же взмолилась Лема.

— Что с тобой?! — одернув руку, удивленно спросила Пачи, обернувшись. Девушки, не сговариваясь, остановились, глядя друг на друга.

— На днях помогала женщинам валять шерсть для войлочного ковра-истинга⁷ и ободрала кожу на локтях! — ответила Лема, скорчив жалостливую гримасу.

— Это тяжелый труд! — понимающе, подтвердила Пачи. — Я не раз смотрела, как, уложив лоскуты шерсти на плотную ткань и свернув ее в рулон, женщины катают его, обнажив руки по локоть, порой, раздирая кожу до крови!

— Вот-вот! — Лема кивала головой, соглашаясь. — О чем я только думала? — закатив глаза, вздыхала она.

— Но девушек особо не занимают такой работой! — удивилась Пачи.

— Я решила попробовать, — ответила ей Лема. — Когда-нибудь и моя очередь придет — надеюсь, не скоро!

Пачи потянулась к Леме и обняла подругу за плечи, нежно поглаживая по голове.

— Позвала бы меня на помощь!

— Ты была далеко, — улыбнулась Лема, — мы навещали родню по материнской линии в другом селе.

— Вот почему я не видела тебя несколько дней, — подметила Пачи, разводя руками.

— Я не успела предупредить, — оправдывалась Лема, — да и ты нечасто показывалась на улице последнее время.

Пачи отвела взор, дабы не выдавать своих чувств к прекрасному юноше, что мешали ей вести привычный образ жизни с момента их нечаянной встречи. И девушка встряхнула головой, лишь на мгновенье погрузившись в свои мысли.

— Ты обработала рану? — участливо спросила она.

— Да, мама присыпала ее золой, — ответила Лема, — если не трогать, я почти не чувствую боли.

— Это хорошо, — обрадовалась подруга. — А что за рисунок будет на ковре? — отвлекая Лему, поинтересовалась Пачи.

— Возможно, он будет повторять петроглиф⁸, высеченный на одной из их родовых башен⁹, — ответила девушка, пожимая плечами. — Не знаю, женщины обсуждали разное, но, вероятнее всего, набьют пожелание прибавления потомства! Ковер готовят в подарок молодой семье.

— Наверное, — согласилась Пачи.

— Не рисунок же, предупреждающий об опасности? — рассмеялась Лема своему предположению.

— Тебе бы все веселиться? — улыбнулась Пачи в ответ, прикрываясь рукой от слепящего солнечного света.

— А чего грустить в такой красивый летний день? — сказала Лема, подставляя свое лицо солнцу.

Кругом раскинулись зеленые горные склоны, покрытые сочной травой и деревьями с густыми кронами. Меж склонов бежала бурная река, с шумом неся свои воды к равнинам. На ясном небе воцарилось солнце, снисходительно поглядывая на одинокие белые облака, неподвижно зависшие в ожидании ветра.

— Побереги свою белую кожу! — преграждая собой поток солнечных лучей, произнесла Пачи.

— Уйди, ради Бога, — шутя попросила Лема, отстраняя подругу, — не мешай мне радоваться жизни!

— Можешь радоваться, продолжая путь! — предложила Пачи, указывая рукой нужное направление.

— Жаль, что нельзя, забыв обо всем, просто гулять, наслаждаясь красотой вокруг! — проговорив с придыханием эти слова, Лема закружилась, широко разведя руки.

— Говори-говори, будто нас и не ждут в доме у брата моей матери! — напомнила Пачи.

— Да знаю я, — поджав губы ответила девушка, — пойдем уже! — и она зашагала вперед, подхватив подругу за руку…

Войдя во двор своего родного дяди, Пачи выдохнула с облечением, увидев знакомые лица многочисленных родственников. В обычной жизни их не часто увидишь всех вместе, другое дело — такие вот значимые события, которые объединяют всю родню в одном месте. Можно пообщаться, увидеть тех, кого давно не видала. Пачи любила и почитала своих родных и всегда радовалась возможности побыть в их кругу — этой особенностью своего народа она гордилась больше всего.

Пачи с Лемой тут же окружили другие девушки, защебетали о своем, радостно приветствуя вновь прибывших. Улыбки не сходили с лиц. Перебивая друг друга, девушки быстро увлекли двух подруг в глубь двора к небольшому глиняному дому, облицованному неотесанным камнем, с маленькими, утопленными в стены окнами. Позади дома, шумя буйною листвой, возвышались деревья хозяйского сада, что открывался в широкое поле, за которым начинался густой лес. Разглядев среди присутствующих, занятых своей работой, родного брата матери, Солтама́ка, и его жену, Ма́рет, Пачи поспешила к ним навстречу, потянув за собой Лему. Крепкий мужчина и статная женщина средних лет в неброской одежде, на мгновенье отвлекшись от утомительных хлопот, радостно закивали, увидев племянницу и ее подругу. Широко улыбаясь, Пачи, как подобает, приобняла их по очереди: сначала дядю, затем его жену. Лема учтиво поздоровалась, обменявшись привычными заученными фразами о благополучии родных и близких. Спросив у хозяев, чем они могут быть полезны, и получив нужные указания, подруги поспешили к дому, где их дожидались остальные девушки. Громко переговариваясь, все вошли в дом. Здесь, бесшумно перемещаясь из комнаты в комнату, безраздельно хозяйничали женщины, занимаясь внутренним убранством дома.

В отсутствии невесты, которая вместе со старшими родственницами отлучилась недалеко для примерки свадебного наряда, Пачи с Лемой и другими девушками не спеша принялись разбирать приданое. Шутя и подначивая друг друга, девушки безмятежно смеялись каждому острому слову, брошенному невзначай. То вдруг начинали распевать песни, то замолкали, увлеченно занимаясь каждая своим делом. Пачи сосредоточенно раскладывала вещи невесты в большие сундуки, когда кто-то со двора попросил сходить к роднику за водой. Она тут же растерянно посмотрела на Лему, памятуя о недавней встрече с теперь уже желанным юношей. Ей очень хотелось увидеть его еще раз, но она приняла решение больше не думать о нем. Так зачем мучить себя напрасными надеждами? «А вдруг он и впрямь будет там?» — терзалась сомнениями Пачи.

— Идешь с нами? — участливо спросила Лема, понимая тревогу подруги.

Пачи часто замотала головой из стороны в сторону.

— Нет, я лучше останусь, — делая Леме упреждающие знаки глазами, ответила Пачи, — вдруг Либи вернется.

— Навряд ли невеста будет скоро! — встряла высокая девушка с зычным голосом. — Примерка свадебного платья может затянуться надолго!

— И все же я останусь. — настаивала Пачи. — Вы и без меня справитесь, а я тут пригожусь и, может быть, сестру дождусь.

— Ладно, пойдем уже! — скомандовала Лема, уводя девушек за собой, а то нас сейчас пристыдят за промедление. Повернувшись к Пачи, она бросила на подругу беглый взгляд, та кивнула головой в ответ.

И девушки звонкой стайкой поспешили за водой…

Время летело незаметно, день клонился к завершению, невесты все не было. Полностью отдавшись своим переживаниям, Пачи выполняла монотонную работу в ее комнате. Кто-то иногда заходил к ней, что-то спрашивал, она отвечала, не отрываясь от своих дел, укладывая вещи, приготовленные невестой в приданое. Сделанные собственными руками вязанные детские вещи, кружева, платки, одеяла и подушки — все это Пачи бережно раскладывала, воображая картины замужней жизни. В какой-то миг в дверях возник знакомый женский силуэт. Пачи смотрела, как женщина разводит руками, хмурит брови, видела, как шевелятся ее губы, но не слышала слов. Телом девушка находилась в комнате, а душа витала где-то там, у родника, средь высоких деревьев вдоль быстрой реки, летела над зеленой травой, проливалась прозрачной водой, сверкая в лучах солнца, — там, где она повстречалась с прекрасным юношей, пленившим ее сердце. Но женщина, стоящая напротив, была настойчива, и душа вернулась в тело, а вместе с ней и слух.

— Что с тобой?! Я к тебе обращаюсь! — наконец донеслось до Пачи. — Ты что, оглохла? — возмущалась мать невесты, приближаясь к растерянной девушке.

— Не вини меня. Я, наверно, задумалась, — оправдывалась Пачи, стыдливо отводя взор.

— Не знаю, что за мысли тобою завладели настолько, что я не могла дозваться тебя, гони их прочь! — взволнованно говорила женщина. — Мне нужна твоя помощь!

— Да, конечно. — участливо ответила Пачи. — Что я должна сделать?

— Сходи к нашим башням и принеси несколько хорошо выделанных овечьих шкур, я хочу положить их в приданое Ли́би, — сказала Марет, недоверчиво глядя на Пачи, та утвердительно кивнула головой.

— Ты меня правильно поняла, Пачи? — переспросила женщина.

— Я все поняла, — ответила девушка, — сейчас же пойду и принесу лучшие шкуры.

— Ну хорошо, если так, я могу доверить это только тебе! — заключила Марет. — Но если тебя что-то беспокоит и ты не справишься, то я сама схожу.

— Нет, не нужно, со мной все в порядке, просто задумалась, — заверила Пачи, — не беспокойся.

— Тогда поторопись, пока светло еще, — Марет еще раз внимательно взглянула на девушку. Пачи мило улыбнулась ей в ответ.

— Ну иди уже, чего ты стоишь?! — настойчиво подгоняла беспокойная женщина.

— Да, конечно! — спохватившись, ответила Пачи и прошла к выходу мимо Марет, склонив голову.

— Когда вернешься, найди меня во дворе, — окликнула та в дверях.

— Хорошо, — согласилась Пачи и вышла из дома.

После душного помещения, которое не успело еще остыть от дневной жары, здесь, на улице, прохладный воздух приятно обдувал лицо и успокаивал легким цветочным ароматом, доносившимся с луга. Пачи вдохнула полной грудью, окинула взором знакомую местность и, поправив платок, устремилась в горы.

Девушка поднималась по крутому горному хребту, на гребне которого возвышались родовые башни. Как безмолвные стражи, стояли они, устремившись в небеса, охраняя покой окрестных селений. Возведенные несколько веков тому назад для защиты от вражеских набегов, они и теперь завораживали своим величием.

Преодолевая сопротивление высоты и встречного ветра, Пачи шла, чуть наклоняясь вперед всем телом. Подол платья перекатывался большими волнами, волосы, выбиваясь из-под платка, тонкими прядями падали на лицо. Пачи, часто дыша, одной рукой прижимая платье, другой — поправляя непослушные волосы, приближалась к высоким боевым башням. Сложенные из дикого горного камня, прямоугольные у основания, сужающиеся к верху, высотой в четыре этажа, завершались они ступенчатой крышей с выступающими пластинами черного сланца и пристроенным на вершине выпуклым камнем. В двух противоположных стенах на уровне каждого этажа были прорублены небольшие арочные окна и множество бойниц. Под самой крышей висели каменные балкончики без пола, через которые в былые годы, отражая нападения, бросали булыжники и выливали кипяток. Все это Пачи знала из рассказов отца о тех неспокойных недалеких временах, когда, защищая свою землю и угодья, предки воздвигали неприступные башни вокруг горных селений. У каждого рода была своя башня, с особенным знаком высеченном на фасаде. Всякий раз, глядя на этих грозных великанов в желтовато-серых каменных одеяниях с черными крышами-шапками на вершине, что непреступными островами были разбросаны по всей горной Ингушетии так, что из одного селения было видно другое, Пачи изумлялась и восхищалась мастерством и изобретательностью своих предков.

Меж боевых башен стояли жилые. Они отличались плоской крышей и небольшой высотой. К одной из расставленных по горному склону башен спешила Пачи. Узнав среди прочих нужную, она прибавила шаг.

У входа в башню стояли молодые люди, о чем-то негромко переговариваясь. Заметив приближающуюся девушку, они всполошились и подались ей навстречу. Пачи остановилась, понимая их беспокойство, выпрямилась и подняла голову.

— Пачи, это ты? — узнав родственницу, сказал худощавый юноша в пышной белой папахе. — Это дочь сестры нашего Солтамака, — обращаясь к остальным, объявил он.

Парни одобрительно закивали головами, приветствуя девушку и тут же отводя взоры.

— Зачем ты пришла сюда в столь поздний час? — поинтересовался юноша, встав напротив Пачи.

— Меня прислала Марет забрать кое-что из башни, — прямо ответила Пачи.

— Солнце скоро сядет за горизонт, внутри башни темно, ты ничего не разглядишь! — беспокоился молодой человек. — Я провожу тебя.

Он отступил в сторону, пропуская Пачи вперед.

— Зажгите факелы! — тут же скомандовал он другим юношам.

— Светло еще, я справлюсь сама! — возразила Пачи, смущаясь невольно причиненному неудобству.

— Иди, делай что тебе говорят! — настаивал юноша. — Я подожду у входа. Скажешь мне, если что-нибудь понадобится.

— Хорошо, — согласилась Пачи и направилась к башне.

На первом этаже было пусто. Дневной свет, тонкими струйками пробивавшийся сквозь небольшие продухи, устроенные в стенах, едва освещал просторное помещение. Посередине стоял опорный четырехгранный каменный столб, проходивший через всю башню и служивший опорой для основных толстых балок межэтажных перекрытий, деливших строение на этажи. От стен веяло холодом, притоптанный земляной пол местами прорастал зеленой травой. Это место в башне предназначалось для домашнего скота. Пачи осторожно прошла внутрь, нашла у стены приставную лестницу и приладила ее к лазу в потолке. Ловко взобравшись по ступенеобразным зарубкам на толстом бревне, Пачи оказалась на втором этаже. Здесь было светлее. Оконные проемы с полукруглыми арками щедро дарили солнечный свет. У стен стояли широкие деревянные скамьи, что прежде придвигались к домашнему очагу, над которым на очажной цепи висел котел для варки пищи. Теперь же на скамьях сушились многочисленные овечьи шкуры, огонь в очаге погас. Пачи огляделась по сторонам. Глиняный пол покрылся густым слоем пыли, в углах висели нити паутины и оборванные концы веревок, что протягивались вдоль стен для развешивания одежды, на стенах в специальных нишах застыли свечные огарки. Видно было, что жильцы давно покинули свою башню, перебравшись на более ровную плоскость у подножия горы, но былое жилище не оставляли вниманием, найдя ему иное применение. Приподняв подол платья, Пачи подошла к ближайшей скамье и присела с краю. Переведя дыхание и утерев испарину со лба, девушка медленно провела рукой по мягкой шерсти овечьей шкуры, что лежала подле. Потом встала и прошла к противоположной скамейке, где взор ее упал на белоснежное густое руно, что блестело в лучах закатного солнца. Тут же, в углу, она приметила другое — золотисто-каштановое, завитое мелкими кудряшками. Пачи обернулась и увидела еще одно — серое с белыми островками, уложенное крупными волнами. Девушка свернула все три шкуры в рулоны и по одному спустила ко входу в башню. Справившись с последней, она отставила лестницу, поправила свою одежду и шагнула к выходу.

— Ты закончила? — спросил Пачи молодой человек, ожидавший ее снаружи, когда она вышла на свет, стряхивая пыль с рук.

— Да, я взяла все, что мне было нужно, — ответила Пачи.

— Дай я помогу, — вызвался юноша и, схватив три рулона, перевязал их толстой веревкой, — так будет легче нести, — заверил он.

Ноша была нелегкой, впрочем, все горцы были приучены к тяжелому физическому труду с раннего детства — и Пачи в их числе. Да и спускаться было легче, чем идти в гору.

Едва оказавшись возле дома дяди, она сняла связку из-за спины и присела тут же, у стены, передохнуть, прежде чем отыскать Марет и передать ей принесенные овечьи шкуры.

Мать невесты хлопотала во дворе, беспокоясь, чтобы ко дню свадьбы все было готово. Она осталась довольна выбором Пачи и, поблагодарив девушку за хорошо выполненное поручение, отправила ее уложить ковер ручной работы — истинг, что предназначался для приданого невесты. Пачи вернулась в комнату и снова погрузилась в мысли о том, кто не шел из сердца, надеясь, что, может, он все же ищет ее.

И лишь громкие голоса вернувшихся с родника девушек заставили ее отвлечься. Она выглянула в окно, нашла глазами Лему и вопросительно посмотрела на нее. Та, чувствуя настроение подруги, виновато глядя на Пачи, отрицательно замотала головой. Пачи шумно выдохнула, проведя рукой по лицу и обхватив ею шею. «Значит, и думать не о чем», — мысленно уговаривала она сама себя с некоторой досадой. Отвернувшись от окна, Пачи прильнула спиной к стене и прикрыла глаза, пытаясь унять охватившее ее волнение. «Все к лучшему! Надо поскорее выкинуть его из головы!» — думала она, тяжело дыша, как вдруг знакомая мелодия лезгинки своим зажигательным ритмом разлилась вокруг. Бросив всех, Лема ворвалась в комнату невесты и, схватив Пачи за руку, решительно потянула ее на улицу.

— Пойдем уже, хватит печали предаваться! — заявила Лема. — И попробуй только мне возразить! — предупреждая Пачи, добавила она. — Потанцуй и забудь обо всем! — ее синие глаза светились радостью, пухлые губы растянулись в доброй улыбке.

Пачи покорно последовала за подругой. Звуки гармони и стук барабана становились все громче. Всякий раз, лишь заслышав их, Пачи охватывали необъяснимое волнение и радость, и это было для нее так близко и естественно, будто она родилась с этой музыкой в сердце, которое начинало часто биться в такт. В венах бурлила кровь, руки и ноги сами неслись в пляс. Порой девушки и женщины уходили на отдаленные лесные поляны и устраивали собственные танцы, и там Пачи не было равных. Не зная устали, она танцевала и мужские, и женские партии, то лихо чеканя ногами сложные движения лезгинки, то грациозно водя руками, словно это были струящиеся по горному склону ручейки воды. Но сейчас дело было другое. В образовавшемся рядом с музыкантами круге напротив девушек, томившихся в ожидании, стояли парни и придирчиво выбирали себе пару для танца. В танце, как, впрочем, и во всем остальном, мужчина был первым. Он выходил в круг, заявляя о своем желании танцевать, указывал на понравившуюся ему девушку, и она не смела оскорбить его отказом. Выражать таким образом непочтение мужчине, даже самому неказистому, даже в ни к чему не обязывающем танце было недопустимо.

Лема уверенно вышагивала к стоящим в танцевальном круге девушкам, Пачи держалась чуть позади, неохотно подчиняясь воле подруги. Дневной зной сменялся вечерней прохладой, легкий ветерок приятно обдувал лицо. Звуки лезгинки смешивались с лязганьем топоров, ударами молотков и прочим шумом от бесконечной людской возни во дворе. Мужчины плотничали, возводя деревянные опоры для навесов, сколачивали нехитрые столы и скамьи, кололи дрова под большие котлы, непрерывно переговариваясь друг с другом, отдавая распоряжения своим молодым помощникам и женщинам, постоянно снующим по двору, снисходительно поглядывая в сторону ликующей молодежи, охваченной всеобщим весельем — ловзар¹⁰

Парни напротив девушек неистово били в ладоши, присвистывая и подстегивая танцующего подбадривающими кричалками: «Асса!¹¹ Кружи девушку! Не отпускай ее!» — доносилось с их стороны круга. Девушки же, скромно потупив взоры, аккуратно прихлопывали поднятыми на уровне груди руками, ожидая своей очереди. Лема и Пачи незаметно пристроились к девичьему стану. Девушки, обрадованные их появлением, тут же расступились, пропуская подруг вперед. Пачи немного повеселела, следя за танцующей в круге парой. Молодой юноша, зная свое дело, кружил девушку у мужской половины круга, не давая ей возможности вырваться и, разойдясь в танце, увести его в сторону девушек. Всякий раз, лишь только она начинала движение, плавно разводя свои руки, юноша тут же преграждал ей путь, указывая на выбранное им направление в танце. Наблюдая, как партнерша легко попадает в ловко выставленные умелым танцором ловушки, Пачи убеждала себя, что сама ни за что бы не попалась на такую хитрость. И когда наконец танец закончился, отдавая должное выдержке утомленной девушки, Пачи улыбнулась, глядя ей в лицо, едва заметно вскинув голову. И тут вдруг время остановилось: лица замерли, движения застыли, шум голосов отдавался лишь гулким эхом где-то высоко-высоко в горах. Пачи медленно подняла глаза, точно зная, кого она увидит в следующее мгновение. Смятенье накатило удушливой волной. Все плыло, словно в тумане, и только черты одного лица представлялись ей ясно. Прекрасный юноша, о встрече с которым она с таким усердием уговаривала себя забыть, смотрел на нее во все глаза с противоположной стороны круга.

«Откуда он здесь и зачем?!» — пронеслось в голове. Сладко защекотало где-то в животе от мысли, что все это из-за нее. Пачи опустила глаза, повела головой к Леме и прошептала ей через плечо:

— Ты видишь его?!

— Что ты сказала? Говори громче! — перекрикивая музыку и стук барабана, попросила Лема.

А юноша уже вовсю отплясывал в середине круга, не сводя с Пачи влюбленных глаз, обозначая свою симпатию в надежде на танец. Движения его ног были четкими и ритмичными, руки, словно крылья орла, парящего высоко над землей, рассекали накаленный до предела воздух. В упор посмотрев на Пачи, он, продолжая танцевать, приложив руку с широко расставленными пальцами к груди, при этом слегка склонив и тут же подняв голову, спрашивал согласия девушки. Пачи оставалась безучастной. Пройдя в танце один круг, юный джигит остановился там, где в ожидании приглашения толпились девушки, но он желал лишь одну из них! Пачи слегка пошатнулась. Лема, стоящая рядом, подставила ей плечо и округленными от удивления глазами посмотрела на Пачи, потом на юношу. Развернувшись правым боком, с вызовом взглянув на Пачи, он завел свою прямую руку Пачи за спину, другую, согнув в высоко поднятом локте, прижал к груди, приглашая девушку на танец. Пачи смутилась, как никогда прежде. Ей казалось, что все вокруг догадались об их очевидной взаимной симпатии. Впервые Пачи стало неловко за то, что ее предпочли другим, и она, опустив глаза, сделала шаг за спину растерянной Лемы. Окружающие недоумевающе переглядывались между собой, вокруг возникло напряжение, медлить больше не представлялось возможным, но Пачи не спешила отвечать на приглашение. Юноша отступил, но не сдался. Сделав еще несколько искрометных танцевальных движений, он, повторив свое приглашение, замер в ожидании. Пачи стояла будто скованная тяжелой железной цепью. Лема, через плечо бросая на Пачи возмущенные взгляды и покачивая головой, тщетно пыталась заставить ее выйти в круг. Но Пачи, как неприступная скала, была непоколебима.

— Ты с ума сошла?! — не выдержав, процедила сквозь зубы Лема и, с минуту колеблясь, вышла в центр круга. Юноша гордо последовал за ней, и они закружились в танце. Казалось, все вокруг выдохнули с облегчением и от души захлопали танцующим, а они в благодарность за эти щедрые овации, в свою очередь, грациозно исполняли свой танец.

Пачи, стыдливо опустив глаза, расталкивая изумленных девушек, спешно покидала танцевальный круг.

«И что на меня нашло?!» — думала она, быстрым шагом, почти на бегу, удаляясь прочь через сад в лесную чащу. «Почему я не ответила на его приглашение, отчего не станцевала с ним?!» — терзалась она, уходя в лес, когда звуки лезгинки все еще доносились до нее. Щеки горели жарким огнем, в груди не хватало воздуха, в ушах звенел осуждающий голос Лемы, перед глазами стояло милое сердцу лицо молодого юноши.

«Что же он теперь думает обо мне?!» — сокрушалась Пачи, следуя ве́домыми лесными тропами. «Только бы никто не догадался об истинной причине моего смущения», — мысленно молила она, ловко скользя меж высоких сосен, подобрав подол платья и твердо ступая по рыхлой земле стройными ножками в легких летних туфлях. Путь был неблизок, но верен. «Скорей бы пройти сквозь этот сосновый бор, затем вдоль русла обмелевшей реки к широкой тополиной аллее, а там и до дома недалеко», — думала Пачи, утирая кистью руки проступившую на лбу испарину. «Успеть бы дотемна!» — Пачи расслабила платок, едва не сорвав его с головы.

Вскоре деревья расступились, пропуская девушку к свету и оставляя позади таинственный полумрак темного леса. Уставшим взором она окинула знакомую местность, глубоко вдохнула прохладный воздух и бегом спустилась с невысокого уступа. За спиной ухала горлица, в траве стрекотали кузнечики, из лесной чащи доносились странные звуки, будто сам лесной дух преследовал ее, растревоженный нежданным появлением незваной гостьи. Страшась оглянуться, Пачи ступила на выбеленные под солнцем речные камни и устремилась вперед. Рядом, что-то ненавязчиво нашептывая, струилась узкая лента некогда полноводной, реки. Пачи немного успокоилась, но ощущение тревоги не отпускало. Кто-то явно спешил ее догнать, и это был вовсе не дух! Пачи резко обернулась и осмотрелась по сторонам.

— Постой, погоди! — только и услышала она, и в тот же миг он уже стоял перед ней разгоряченный погоней юноша. Смятенный парень часто дышал, словно хотел вобрать в себя весь воздух вокруг. Широкая грудь вздымалась горой, разводя могучие плечи. Он сорвал с головы папаху, отводя к затылку черные волосы и пронизывая Пачи взглядом. Девушка испуганно смотрела на него, распахнув глаза. Сердце в груди остановилось и ухнуло куда-то вниз, к животу. Пачи едва устояла на ногах, сомкнув вдруг потяжелевшие веки, взмахнув пушистыми ресницами.

«Развернуться и бежать от него что есть сил!» — первое, что пришло ей в голову в тот миг. «И это было бы еще большей глупостью, чем та, что я уже допустила! Ну уж нет, больше я не позволю своим чувствам взять верх над здравым смыслом!» — решила Пачи и, собравшись с духом, посмотрела на него в упор, не отводя взора. В лучах предзакатного солнца ее глаза завораживающе переливались золотом, кожа сияла, отражая солнечный свет.

Сделав глубокий вдох, юноша заговорил:

— Почему ты отказала мне?! — он заглянул в ее в глаза, широкие черные брови сложились домиком, через лоб прошли две глубокие борозды. Бархатные звуки его голоса сладкой мелодией зазвучали в сердце девушки, светлой радостью проникли в душу, захватив в плен.

— Я чем-то оскорбил тебя? Или, может, я недостаточно хорош для тебя?! — продолжал он, не оставляя шанса на спасение.

— Я едва тебя знаю! — решительно ответила она, изо всех сил стараясь не выдать себя. — И ради этого ты бежал за мной? — дразнила его Пачи, убирая с лица растрепавшиеся волосы. Околдованный ее струящимся голосом, он сделал шаг вперед, сложив руки на кинжале.

— Разве тебе разрешено разговаривать с незнакомыми мужчинами?! — изумился юноша, довольно улыбаясь.

— Ну так не говори со мной! — парировала Пачи, дерзко глядя на него.

— А что, если я нарочно тебя провоцировал?! — подначивал он.

— Что ж, тебе это удалось! — с усмешкой ответила Пачи.

— И ты так безоговорочно это признаешь?! — он подошел еще ближе и пристально посмотрел ей в глаза, будто хотел разглядеть в них что-то значительное. Взгляд его, как удар молнии, прошел сквозь все ее тело, разорвав на мелкие кусочки и снова собрав воедино, парализовал волю, отключил разум, словно неведомая сила сковала ее своими невидимыми объятиями. Пачи стояла бездвижно, тяжело дыша, растворяясь в его серо-голубых глазах.

— Мне пора идти, — наконец вымолвила она, собрав последние силы, и всем телом подалась вперед, демонстрируя решительность своих действий.

Он нехотя отступил, пропуская ее, раздосадовано хмыкнув и громко щелкнув рукоятью кинжала, чуть обнажив его сталь и тут же потопив в ножны. Пачи поспешила к дому, но юноша незамедлительно последовал за ней, не желая упустить ее вновь.

— Я не оставлю тебя здесь одну! — говорил он вдогонку. — И буду идти за тобой, сколько понадобится!

Пачи не отвечала ни слова, лишь украдкой улыбалась, благо он не мог увидеть этой улыбки. Они шли по тропе, которая была ей хорошо знакома: Пачи — впереди, юноша — чуть позади, на безопасном расстоянии, не упуская девушку из виду и невольно любуясь ее красивой фигурой. Пачи спиной ощущала его пристальный взгляд, что прожигал насквозь, и изо всех сил пыталась сохранить хладнокровие. Девушка то ускоряла, то убавляла шаг, легко преодолевая извилистые тропы меж высоких деревьев и волнистых холмов. Юноша шел за ней, не отставая ни на шаг и изумляясь ее проворности. Приближаясь к тополиной аллее, Пачи охватило легкое волнение. Дом был уже близко. Что, если кто из односельчан увидит ее провожатого, как она объяснит присутствие чужого парня подле себя?

Солнце уже скрылось за горизонтом, на небе появлялись первые бледные звезды, но небосвод был еще светел, хоть и предвещал близкое наступление ночи. И лишь вдали показались густые кроны высоких тополей, Пачи запаниковала.

— Как долго ты намерен идти за мной? — не оборачиваясь, спросила она, обращаясь к юноше.

— Я должен убедиться, что с тобою будет все в порядке! — ответил он тут же, будто только и ждал ее вопроса.

— Ничего ты не должен! — дрожащим от волнения голосом заявила Пачи. — Ты мне не муж, не брат и не отец, а впрочем, я не маленькая, сама справлюсь!

— Правда?! — иронично заметил юноша.

— А ты в этом сомневаешься?! — возмутилась Пачи.

Не помня себя, она резко остановилась, обернулась и сделала шаг навстречу обескураженному юноше. Он едва успел остановиться, и Пачи чуть не уткнулась лицом в его широкую грудь. Блестящие газыри на его черкеске ослепили ее на мгновение.

— Я знаю эту дорогу с детства! Нет нужды больше сторожить меня! — выпалила она, подняв глаза полные тревоги, растерянно глядя на взволнованного юношу.

— Откуда ты взялась такая смелая?! — он тяжело дышал, поглощая ее взглядом, скрывая непреодолимое желание прикоснуться к красавице, к которой его влекло неудержимо, лишь только она взглянула на него, встречи с которой он искал, не теряя надежды!

Он стоял так близко, что Пачи могла слышать, как бьется его сердце, вырываясь из груди. Она видела, как напряженно ходят мускулы на его скулах, а глаза горят ярким огнем.

Несколько мгновений Пачи смотрела на него, не в силах отвести взгляд, стараясь запомнить каждую черту его красивого лица. Она чувствовала, что может довериться ему и он не причинит ей вреда. Его горячее дыхание обдавало жаркой волной, и Пачи отступила назад.

— Там, за деревьями, рукой подать до моего селения! — насилу вымолвила Пачи, указывая рукой в сторону тополиной аллеи. — Прошу тебя, не ходи за мной дальше! — взмолилась она.

— Я сделаю, как ты скажешь, — глубоким грудным голосом заговорил юноша, — только если ты пообещаешь, что придешь завтра к полудню на место нашей первой встречи, — пристально глядя на Пачи, потребовал он.

— Даю тебе слово! — не желая более сопротивляться, согласилась девушка.

— Я буду ждать, пока ты не придешь! — подтверждая серьезность своих намерений, сказал парень.

Пачи лишь кивнула в ответ и, отведя взгляд, устремилась к дому.

— Постой, позволь представиться тебе! — крикнул юноша ей вдогонку.

Пачи обернулась и замерла в ожидании.

— Я Бата́л из рода То́ньга! А каково твое имя? — поинтересовался он.

— Пачи из рода Диди́га, — ответила девушка.

— Хорошо, что я узнал тебя, Пачи! — широко улыбаясь, произнес юноша.

Пачи лишь повела бровью и, с вызовом взглянув на него, развернулась и побежала прочь.

Он провожал ее взглядом до тех пор, пока очертания девичьего силуэта не растворились в надвигающихся сумерках. Зеленый лес вокруг шумел, с переменчивой силой, отвечая беспокойному ветру, лиловый небосвод незаметно покрывался огоньками звезд, воздух становился прохладнее. Воодушевленный желанным знакомством и предстоящей встречей, счастливый юноша возвращался в селение, где оставил своего коня. Тот, истомившийся в ожидании, встретил хозяина громким ржанием. Оседлав его, юный джигит ускакал в горы.

Пачи тем временем приближалась к отчему дому. Чем ярче мерцали огни родного селения в надвигающейся ночи, тем тревожнее становились мысли, что пчелиным роем кружили в ее голове.

Что сказать родным в свое оправдание? Они наверняка уже узнали о ее побеге и обыскали всю округу! Как объяснить им свое отсутствие и внезапное появление?

Девушке казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как она убежала со двора своего дяди, не сказав никому ни слова.

Башни селения Хамы́шки, откуда происходил род отца Пачи, стояли едва различимые в ночном полумраке на высоком горном холме. Жилые дома расположились у его подножия.

Бесшумно пробираясь в ночи, тревожно оглядываясь по сторонам, Пачи свернула за угол своего дома.

— Вот она! — вдруг шагнула навстречу ей из темноты Лема.

— Я же говорил, что мы наверняка застанем ее здесь! — Пачи узнала голос родного брата.

Заам спрыгнул с коня, держа в руке зажженный двурогий факел, и подошел к сестре. Высокий, крепко сложенный юноша с копной волнистых каштановых волос и выразительными чертами лица внимательно разглядывал сестру.

— Ты в порядке? — только и спросил он.

— Да, — тихо ответила Пачи.

«В глазах тревога, но голос спокойный — значит, не сердится на меня!» — подумала Пачи и немного успокоилась.

Заам был младше ее, хотя разница в возрасте была незначительна. Он с раннего детства всегда и во всем поддерживал Пачи, доверяя ей как самому себе, знал, что и сам может во всем положиться на сестру.

Юноша, хлопнул коня по спине — тот, тряхнув гривой и громко заржав, отошел в сторону.

— Это Пачи? — неожиданно раздался взволнованный голос матери — Ло́ли. — Она пришла?

— Пришла, — подтвердил Заам.

Отодвинув сына и рядом стоящую Лему, встревоженная женщина притянула дочь и прижала к себе, крепко обнимая. Будучи ростом немного выше Пачи, сохранив почти девичью фигуру, Лоли выглядела рядом с дочерью как старшая сестра.

— И не стыдно тебе?! — отстраняя Пачи, спросила Лоли, заглядывая ей в глаза. — Хорошо, хоть отец не знает! — Пачи молчала, виновато глядя на мать. Заам, шумно выдохнув, отвернулся в сторону, Лема смущенно потупила взор. Лоли, качая головой, смотрела на дочь.

— Так что же все-таки случилось? Куда ты вдруг исчезла? — прервав молчание, заговорила Лема.

— Помнишь, начались танцы? — Пачи посмотрела на подругу.

— Конечно! — ответила Лема. — И как ты отказалась танцевать, помню, — приблизившись к Пачи, чуть слышно сказала она.

— Так вот, один парень настойчиво приглашал меня! — продолжила Пачи, обращаясь к родным.

Заам, резко обернувшись, насупив брови, сердито взглянул на сестру.

— И что с того? Парни всегда приглашают девушек танцевать! — отозвалась Лоли, заметив тревогу сына.

— Я отказала ему, не знаю почему! — ответила Пачи, а потом добавила: — Дважды!

— Продолжай! — строго велел Заам, присаживаясь на большой валун, лежавший рядом, опустив факел на землю и прислонив его к камню.

— Мне стало так неловко, что я сбежала, а когда поняла, что ушла слишком далеко, возвращаться не было смысла. Я была на полдороги к дому. — Пачи посмотрела на мать, потом на Лему и на Заама. — Я знаю, что вы волновались, но тот парень проводил меня почти до Хамышек. Он шел позади меня, и когда я попросила его больше не ходить за мной, он ушел.

— Да кто он вообще таков?! — не сдерживая гнева, крикнул Заам, вскочив с камня, сжимая кинжал. — И как посмел он идти за тобой?!

Лема, испуганно глядя по сторонам, схватилась руками за голову. Пачи хотела что-то ответить, но тут вступила Лоли.

— Успокойся, Заам, а ты не говори больше ни слова! — сердито взглянув на Пачи, сказала она. — Иди в дом! — приказала она дочери. — Мы проводим Лему и придем, а потом договорим!

— Пойдем, Лема. — Лоли привлекла к себе растерянную девушку, по-матерински прихватив ее за плечи. Та, робко поглядывая на подругу, покорно подчинилась воле рассерженной женщины. Заам, дождавшись, пока Пачи закроет за собою калитку, последовал за матерью, освещая дорогу.

Примечания

1

Село, основанное ингушом Мочко́ Базоркиным в 1844 году.

2

Ингушская АО в составе РСФСР.

3

Уменьшительно-ласкательное обращение к дедушке у ингушей — одного из древнейших народов Северного Кавказа, коренного населения Ингушетии.

4

Металлический сосуд для переноса воды — широкий, внизу округлый, с длинным или коротким узким горлышком и ручкой.

5

Мужская одежда у кавказских горцев: узкий длинный, затянутый в талии кафтан без воротника, с клинообразным вырезом на груди.

6

Герметически закрываемый цилиндрический пенальчик, резервуар для заранее отмеренного порохового заряда.

7

Традиционный ингушский цельный войлочный ковер с нашивным национальным орнаментом.

8

Изображение, высеченное на камне.

9

Каменные сооружения, уникальные памятники средневековой ингушской архитектуры, имевшиеся у каждого «рода» или тейпа — единица организации у ингушей и других вайнахских народов.

.

10

Игра, забава, увеселительное мероприятие, неотъемлемой частью которого были танцы.

11

Клич, выкрикиваемый в азарте танца.