наша боль, наша связь, наш смысл

Мелонава

Сломанный… в этой горящей тюрьме, полной отчаяния и боли, я погибну, так и не сумев справиться со своим чувством вины. Почему вы смотрите на меня с жалостью? Мне не нужна ваша жалость. Ведь я знаю, что я заслужил всё это.

Глава 6. Не могу забыть

Я всё ещё лежал на кровати, сжавшись калачиком и закрыв руками лицо. Вокруг валялись рваная бумага, сломанные кисти, акварель, карандаши. Этот хаос в помещении олицетворял хаос в мыслях.

«Это всё твоя вина» — вот, что крутилось у меня в голове.

После ужасного события прошло около года, а боль не утихла. Мне трудно описать своё состояние на протяжении этого времени. Будто вся твоя жизнь теряет всякий смысл. То, что казалось важным, становится бесполезным. Любое напоминание о людях, которых ты потерял, приносит огромные страдания. Эмоции играют с тобой в догонялки, то убегая от тебя, то догоняя в самый ненужный момент. Мой отец работал психологом, но он никак не мог помочь мне. Он даже не смог просто оставаться моим папой. Ведь ему самому нужна была помощь. А я не понимал этого.

Спустя какое-то время, разбирая вещи после переезда, я наткнулся на рисунок сестры. В моей голове вновь прокрутились её слова. И я понял, что она не сможет сдержать обещание. Люди так и не увидят её картины. Почему-то в тот момент я подумал, что я должен исполнить её мечту. Я должен стать таким художником, каким хотела стать моя сестра. Возможно, это сделало бы её счастливее, возможно, это сделало бы счастливее нас всех. Тогда я так думал. Как я ошибался.

Сейчас, свернувшись калачиком на кровати, я думал только о том, каким же глупым, жалким эгоистом я был. Кого сделать счастливее? Разве это возможно? Неужели я так просто пытался забыть, что я натворил? Как я вообще мог допустить мысль о том, что я имею право рисовать? Имею право исполнять её мечты, которые она исполнить не может.

Отец открыл мне глаза. Он сказал то, что я так долго скрывал от себя. Конечно же, это моя вина. И теперь у меня больше нет сомнений.

— Почему я не исчез вместе с ними?

— Артур?

Я поднял голову. В дверях стоял он.

— Отец…

Он смотрел на меня беспокойно. Постояв немного в дверях, он решил подойти ближе. Я быстро приподнялся. Он сел на край кровати. Я заметил что-то у него за спиной.

— Артур, прости меня, — сказал он, даже не подняв глаза.

— За что ты извиняешься?

— Я, — он замялся, — я не хотел этого говорить.

— Говорить что? — я не знаю почему, но мне захотелось сделать вид, что того разговора не было. Но прямо сейчас отец рушил все мои планы. Ты этого не говорил, нет, пожалуйста.

— Мне жаль, Артур. Я прекрасно понимаю, что тебе тоже тяжело.

Тоже тяжело. Вот как ты это называешь.

— Всё в порядке, ты был прав.

— Артур, нет.

— Я в порядке, правда.

Отец посмотрел вокруг. Да, по состоянию моей комнаты точно нельзя было сказать, что я «в порядке». Он остановил взгляд на рисунке сестры. Тот был разорван на три куска. Отец опустился на колени и поднял их. Сейчас он выглядел, как ребёнок, который разбил любимую игрушку. Только он не был ребёнком, а разбитой игрушкой был я.

— Ты порвал его, — тихо произнёс отец.

— Так получилось. Я слишком поздно осознал это.

— Артур, прости меня.

— Я же сказал, я в порядке.

Отец встал и пошёл к выходу. Я сидел на кровати, опустив глаза, не зная, что сказать. Он повернулся ко мне.

— Прости, сынок, — отец вышел из комнаты.

Я всё понял. Он пришёл не для того, чтобы опровергнуть свои слова. Он не сказал: «я был неправ» или «это не твоя вина». Он сказал, что не хотел этого говорить. Он просто сказал, что ему жаль, жаль, что он не смог сдержать эти слова в себе, что они вырвались наружу в тот момент, когда я довёл его. Я не смел злиться, не смел винить его. Я не уверен, хотел ли я услышать «ты не виноват». Я перевёл взгляд на край кровати. Там я заметил книжку. Ту самую книжку о рисовании, которая принадлежала моей сестре. Отец всё-таки принес её мне. Я взволнованно взял её в руки. На самом деле, я уже много раз пожалел о том, что вообще вспомнил об этой чёртовой книге. Зачем она нужна мне? Всё, что нужно, я узнаю в художественной школе, а эта книга просто наполнена различными картинками.

Я стал листать её. Ничего особенного, просто небольшие уроки, как рисовать мелкие детали, как рисовать глаза, цветы, кошек, еду. Всё это я уже знал. Но я всё равно пришёл за этой книгой, и сейчас она в моих руках, а я совсем не чувствую удовлетворения.

— Глупость какая.

Я захотел положить книгу на стол, поэтому встал с кровати. В этот момент из книги что-то выпало. Это был альбомный лист, на котором были нарисованы сестра и я. Внизу я увидел подпись:

Лучшему брату на свете на его тринадцатилетие!

Всё как в тумане. Воспоминания и сейчас время от времени возвращаются ко мне, но я вряд-ли когда-нибудь смогу полностью вспомнить события той ночи. Я в первый раз решил спрятаться. Спрятаться от всего, что окружает меня. Спрятаться от боли, что разрывает меня, от этой вины. Я взял ножницы со стола и побежал на крышу. На улице шёл дождь. Отчаяние, страх, слёзы, капли дождя — всё перемешалось в один тяжелейший поток страдания. Я поднял ножницы и резко провёл по своей руке. Кровь полилась мгновенно. Капли дождя смывали её, а через секунду появлялась новая. Я не чувствовал боли физической, потому что в этот момент меня разрывало изнутри. Я не мог понять, что происходит со мной. Я хотел умереть, хотел исчезнуть, хотел забыть всё, избавиться от этого груза. Забыть…

Я не могу забыть.

Я не могу забыть то, что я сделал. Я совершил слишком большой проступок для того, чтобы так просто избавиться от всех терзаний. Я не имею никакого права забывать то, что я совершил. Я посмотрел на свою рану. Кровь продолжала литься, и я почувствовал дикий страх. Я быстро отрезал рукав от рубашки и туго завязал руку. Скорее всего порез был неглубоким, потому что кровь остановилась достаточно быстро.

Верно. Я проживу эту жизнь. Я проживу её, борясь с кошмарами, падая от напряжения, страдая от внутренних терзаний. Я проживу всю жизнь с этим чувством вины. Я никогда не смогу расплатиться за свои грехи, но так я хотя бы буду помнить, что я виновен. Жизнь станет моим наказанием. Я накажу сам себя.

Дождь прекратился. Я обессилено упал на колени.