Глава 12
Рэйвен
Воздух застревает у меня в горле, онемение бежит от шеи до пальцев ног.
Эти четыре слова, хотя я и не понимаю их значения, должны принести мне облегчение, но вместо этого меня сковывает страх.
Я верю, что Мэддок пошел бы рука об руку со своим отцом, с этим городом, с этими людьми, если бы мог. Он сделал бы все, что в его силах, чтобы удержать меня, сражался бы лицом к лицу, если бы дело дошло до драки и не было бы места разумным решениям, если бы Зоуи не подвергалась риску.
Но Кэптен?
Эти два брата любят друг друга всей душой, и что-то угрожает разорвать связь между ними.
Я?
— Нет, — шепчу я, качая головой, и за этим следует череда недовольных гримас — не только от Мэддока.
— Стойте, — говорит требовательно Кэптен. — Равина Брейшо была обещана главному Грейвену. — Его взгляд падает на Донли. — Это не значит, что ее дочь по умолчанию переходит к его сыну.
— Она должна выйти замуж за Грейвена, — добавляет Коллинз, делая шаг вперед.
— Ты прав, брат.
Меня подташнивает.
Брат.
— Кэп… — кажется, я сказала это громко.
— Донли, — говорит человек, который обратился ко мне вторым.
Донли хмуро смотрит на Кэптена, но через мгновение его лицо краснеет от гнева.
— Что за черт?
— У меня есть тест на отцовство…
— В нем нет необходимости. Рэйвен согласилась на этот брак; теперь твоя дочь не имеет для нас никакого значения.
— Я знаю, — говорит он, вежливо и спокойно. Слишком спокойно.
— Тогда в чем дело?
Кэптен сует конверт в грудь Коллинзу.
— Открой.
— Что там? — нерешительно спрашивает он, его глаза на мгновение встречаются с моими.
Кэптен ничего не говорит, и несколько человек встают, пока Коллинз вскрывает конверт.
Несколько мгновений его глаза скользят по сложенным документам, на лбу образуется глубокая складка.
— Это… это не может быть правдой, — говорит Коллинз, глядя на Донли, когда тот выхватывает у него конверт.
Кэптен обращается к остальным в комнате, избегая взгляда своего отца.
— Как вы знаете, во мне нет крови Брейшо.
Донли, злясь, швыряет бумаги на пол.
— Семья — это не только общая кровь, — издевательски произносит он.
— Я в курсе. Я не претендую на то, чем ты являешься, не представляю ничего из того, чем ты был, — решительно говорит Кэп. — Но мой настоящий отец был с Грейвенами, в то время как мой приемный отец — Брейшо. Разве это не дает мне права просить об этом?
— Кэп, — хриплю я, моя рука движется к горлу, дыхание становится все громче.
Он продолжает:
— Меня лишили права голоса. Я здесь, чтобы вернуть его себе.
Наконец Кэптен поворачивается ко мне, горе, боль и осознание затуманивают его светлые глаза. Мое тело выгибается вперед от силы, с которой его боль обрушивается на меня. Его взгляд напрягается еще больше, когда он говорит:
— Брейшо и Грейвен — это ведь требуется, да? — Его глаза прикованы ко мне, когда он говорит это, но его слова предназначены оппонентам. — Это даст Брейшо власть. — Он смотрит на Донли. — Но как насчет Грейвенов? Они получают только королеву?
Коллинз вырывается вперед, но Ройс быстро встает перед ним.
Донли обходит их и приближается к Кэптену, Ролланд идет к своему сыну, когда враг подкрадывается ближе.
Мгновение он смотрит на Кэптена и ничего не может с собой поделать. Он спрашивает:
— Что ты предлагаешь, сынок?
— Поменять правила игры. — Кэптен поднимает подбородок. — Рэйвен будет моей, я — ее, и вместе мы станем главами империи. Никто ничем не жертвует. Начинается новая эра. Оба — Грейвен и Брейшо — под Грейвен и Брейшо.
— Что заставляет тебя думать, что мы не сможем сделать это без тебя? — спрашивает Донли.
— Неважно, что я думаю, важно то, что я знаю. Я сильнее Коллинза. У меня есть влияние, которого у него никогда не будет, уважение, о котором он может только мечтать, и любовь Рэйвен, которую, могу вам пообещать, он никогда не получит. Ты хотел, чтобы Равина любила своего мужа, вот почему ты выбрал Феликса. Со мной тебе удастся это осуществить.
— И что ты хочешь взамен? — спрашивает Донли.
— Ты имеешь в виду, помимо того, что я буду знать, что Рэйвен окружена заботой, под защитой и вдали от тебя? — Кэптен свирепо смотрит. — Безопасность моей дочери. Твое письменное слово, прямо здесь и сейчас и перед всеми, что она становится неприкосновенной, не имеющей отношения к тебе и всем остальным, кто считает, что она не моя и не мне следует заботиться и защищать ее. Навсегда.
У меня начинает кружиться голова, я ловлю ртом воздух.
Донли хмурится, но ясно, что он колеблется:
— Это в интересах твоего собственного имени.
Конец ознакомительного фрагмента.
