Небесные глаза. Ретагор

Мартин Сикорский

Историю творят обычные люди, но пока они меняют мир, меняют и себя. Когда идет битва за добро и порядок, человек идет дорогой, которую бы не выбрал себе никогда. Даже если она ведет к Святости…

IV

— Что вы слышали про Хунтехант? — Голос Харника звучал по-деловому.

— Какое жуткое название! — воскликнула Арлетт. — Или это имя?

Харник придвинул к себе кувшин с элем и налил себе тоже. Потом посмотрел на Арлетт и покачал головой:

— Нет, это не имя. Это действительно название, а жутким вам показалось потому, что оно на древнем языке, знание которого очень ограничено. Очень ограничено, друзья мои. И Анур был из числа посвященных. Из тех, кто жил борьбой. Борьбой со злом.

— Вы уже несколько раз это повторили. Оставим пока эти громкие слова. Скажите лучше, так что это такое Хунтехант? — спросил Ретагор. Рассказ Харника увлекал его все больше и больше, хотя он и чувствовал, что наверняка тот многое недоскажет, либо он, Ретагор, многого не поймет. — Это город?

— Не совсем город, Ретагор. Не совсем. Это скорее замок, где живут избранные, — произнес Харник.

Ретагор решил было, что он над ними потешается, но вид у Харника был серьезным, более того, озабоченным. Казалось, он одновременно думает над чем-то, над какой-то заботой.

— Избранные? Кем избранные?

— Судьбой, предназначением, — ответил Харник. — Называйте, как хотите.

Ретагор деланно рассмеялся.

— Вы надсмехаетесь над нами!

— Ничуть. В ста лигах отсюда находится замок с небольшим поселением вокруг, в котором живу я и еще около полусотни ученых.

— Колдунов?! — воскликнула Арлетт.

Харник повернул к ней свое лицо:

— Мы не занимаемся колдовством, дорогая барышня. Мы не препарируем лягушек, не собираем всяких трав и не варим никакого зелья. Мы боремся со Злом.

— Но как можно бороться со злом? — спросил Ретагор, задумчиво. — С чем-то конкретно, с отдельными людьми — это понятно, но для этого нет надобности во всем, о чем вы говорите. Замок, полсотни, как вы сказали, ученых? Может, разъясните, чем вы занимаетесь?

— Разумеется. Иначе не вызвал бы вас на этот разговор. К тому же мне нужна твоя помощь.

— Об этом я уже догадался. Но сначала расскажите.

Харник придвинулся, положив локти на столешницу и сцепив руки.

— Зло! Зло существует. Оно бывает двух видов, двойной природы. Одно зло — это порождение людской ненависти и злобы, алчности и жажды власти и богатства. С этим злом люди борются, как могут, на протяжении всего времени своего существования. Или, напротив, сливаются с ним, превратившись в тех, кто делает этот мир хуже и опаснее. Но это человеческое зло — я говорю не о нем. Потому что есть иное зло, то, что порождено неведомой силой.

— Неведомой? — вставил Ретагор. — Дьявольской, вы хотите сказать.

— Никто этого не знает, — четким голосом возразил Харник.

— Но церковь…, — начала было Арлетт, которая тоже настроилась на разговор серьезно. От той бесшабашной девчонки, которая бегала по лоткам, не осталось и следа.

— Церковь может и ошибаться, — проговорил Харник, а заметив, что его собеседники изумленно переглянулись, явно не ожидая от ученого на вид человека подобной ереси, поспешил добавить: — Нет, не в том, что есть дьявол, или его нет. Вовсе нет. Дело в том, что мы полагаем, что многое, что люди приписывают козням Сатаны — этого низвергнутого ангела, порождено значительно более древним злом.

— Древним? — Ретагор нахмурился. Он начал чувствовать, что разговор принимает непонятный оборот, потому что Харник явно чего-то не договаривал. — Что может быть древнее…

— Погодите! Давайте я вернусь к своему рассказу, если позволите. Хунтехант основан не на пустом месте. Несколько десятилетий назад пятеро священнослужителей обнаружили странный монастырь, полуразрушенный и заброшенный. В церковных хрониках северо-западных земель не нашлось указания на этот монастырь, и монахи вместе с небольшим количеством помощников из числа местных жителей приступили к исследованиям этого места. Рим был извещен об этом, и было получено согласие. Каково же было удивление всех, когда под монастырем обнаружилось целое поселение, множество останков, но главное, большое количество свитков на непонятном языке и всевозможных реликвий и амулетов неизвестного назначения. Ничего из них не имело отношение к нашей святой вере.

Ретагор откинулся назад, на спинку стула. Странно. Очень странно. Только позавчера вечером, после ужина, когда Анур уже расположился на ночлег, а он сидел на берегу крошечной речушки, его голову вдруг посетили занимательные мысли. Они появлялись у него уже не впервые после того короткого путешествия из Гелла в один из неприметных городков на юге — он даже не запомнил его название, вместе с двумя довольно молодыми учеными, у которых было странное, на взгляд Ретагора, занятие — они увлекались исследованием прежних времен. Они называли это историей. Много говорили, сначала между собой, потом, когда их споры доходили чуть ли не до драки, они переносили свое красноречие на своего проводника, пытаясь склонить его к своему мнению. А тот хотя и многое не понимал из этих разговоров, однако обладая прекрасной памятью и живым умом, по крайней мере, многое запомнил. Настолько хорошо, что даже спустя много времени после этого стал ловить себя на мысли, что думает о том, что же было раньше, как люди жили в те времена, о которых сейчас уже нет никаких точных известий, разве что изустные предания, доверять которым можно далеко не всегда. Вот и позавчера, глядя на убаюкивающую черноту ночи, он почему-то вновь размышлял на эту тему.

— Ни для кого не секрет, что люди верили во что-то и до Спасителя, — прервал он Харника. — Поэтому: почему бы не существовать где-нибудь какому-нибудь языческому храму со всеми реликвиями и амулетами?

Харник перевел глаза на него и кивнул.

— Верно. Поэтому вначале никто и не придал особого значения находкам.

— Вначале?

— Именно. До тех пор, пока не были найдены манускрипты и изображения. Первые были написаны на языке, нам доселе неведомом, — тоже, в принципе, ничего странного и удивительного. Но вот изображения…, — Харник закатил глаза и покачал головой.

— И что с ними такого? — спросила Арлетт.

— Представьте себе, что все говорило о том, что манускрипты очень древние, как и все остальное. Такой вывод очевиден. Но вот на картинках были изображены различные, как бы выразиться… персонажи и всевозможное сатанинское отродье именно в том виде, каком мы привыкли их изображать. Понимаете?

Ретагор сложил руки на груди, как всегда делал, когда вел серьезный разговор.

— Вы будете удивлены, дорогой Харник, но и здесь я ничего странного не вижу. Просто следует сменить причину и следствие и тогда…

Харник рассмеялся и чуть не захлопал в ладоши:

— Вы схватываете на лету! Верно. Проще представить, что это мы, наши изобразители позаимствовали эти персонажи из древних манускриптов для придания противникам Бога некие образы. Но и тут не всегда гладко. Дело в том, что наряду с привычными уже нам изображениями Сатаны, чертей и прочей нечисти, были там и те, которые монахи видели впервые. Почему их нет в наших древних летописях? Ни описаний, ни изображений? Откуда такая избирательность?

На некоторое время воцарилось молчание. Ретагор покачивал головой, Арлетт смотрела на него, а Харник, судя по виду, был явно доволен тем, какое впечатление оказал рассказ на его новых знакомых.

— И что было дальше? — спросил наконец Ретагор.

Харник подлил себе новую порцию эля.

— Все документы были отправлены в Рим. Однако это произошло в неудобное для Папского престола времени. Но в удобное, как выяснилось, для нас, — добавил Харник, усмехнувшись. — Дело в том, что в это время полным ходом шла подготовка к избранию нового Папы. Поэтому какие-либо новые дела были совсем некстати. И поэтому документы со всем прочим были отправлены обратно для исследования. Вместе с целой группой священников. Постепенно фактически на месте старого храма была воздвигнута сначала церковь, затем целое поселение. И цель была одна — изучение найденных артефактов. Рим периодически получал отчеты о проделанной работе, но связь постепенно становилась все призрачнее и слабее. Прошло еще немного времени, и мы вовсе оказались предоставленными сами себе. И произошло это, признаюсь вам, друзья, отчасти не без нашего участия, — Харник довольно улыбнулся.

— В каком смысле? — спросил Ретагор.

Харник сцепил пальцы в замок и пристально посмотрел перед собой. На миг Ретагору показалось, что тот задумался, стоит ли продолжать разговор, но мягкий голос Харника раздался вновь.

— При очередном расширении Хунтеханта, точнее, его первого, основного корпуса, мы наткнулись на три ранее замурованные комнаты. Две из них удалось открыть, третью — нет, потому что там не нашлось ничего похожего на дверь, а ломать стену не решились.

— Почему? — вставила Арлетт. Последние слова явно ее заинтересовали. Ретагор скосил взгляд на нее и украдкой усмехнулся — как и большинство людей, ее больше всего занимают тайны и загадки.

— Тут, милая барышня, я не смогу ответить вам коротко, а чтобы ответить подробно… э-э, для этого нужно слишком много времени и слишком много внимания. Если понадобиться, к этому мы вернемся, ладно? Хорошо. Я продолжаю. Одна из комнат оказалась пустой, другая — на первый взгляд тоже. Но только на первый взгляд. В подполе мы нашли ларец…

— Ага! — не удержался от восклицания Ретагор. — Вот мы и добрались до ларца!

Харник немного растерянно моргнул:

— Д-да. Ларец. Ты его видел и знаешь, что открыть его невозможно. Посовещавшись, мы решили отправить его на экспертизу в Рим.

Ретагор шумно вздохнул.

— И в Рим отправился Анур, с которым затем я повстречался. Не так ли?

— Именно, — подтвердил Харник. — Кроме того, в его записях я нашел упоминания о том, что в Риме поняли, что собой представляет ларец, не больше нашего. А еще больше все запутывают слова Анура, которые он передал тебе перед смертью.

— «Теперь у вас есть, нужно найти дверь»? — задумчиво произнес Ретагор.

Харник кивнул.

— Я ума не приложу, что это значит.

Ретагор откинулся на спинку сиденья и внимательно посмотрел на своего собеседника долгим взглядом.

— Вы рассказали нам довольно интересную историю, — наконец проговорил он. — Однако не стоило этого делать, если решили утаить главное.

Арлетт резко вскинула на него лицо, с удивлением заглядывая в глаза. Но Ретагор даже не посмотрел на нее — его взгляд был устремлен на Харника. Тот, хоть и выглядел распорядительным и властным человеком, однако под взглядом этого простого на вид следопыта и проводника заметно изменился в лице, а когда заговорил, голос его слегка подрагивал.

— Утаить? Дорогой Ретагор, у меня и в мыслях этого не…

— Полно, Харник. Полно, — небрежным и примирительным тоном прервал его Ретагор. — Вы не сказали самого главного. Почему ларец так важен? Из вашего поведения я понял, что это так, но при этом вы говорите, что никто не смог его открыть и никто не знает, что внутри.

Харник на миг застыл, потом вдруг широко улыбнулся, а затем громко рассмеялся. Это произошло настолько неожиданно, что Ретагор и Арлетт невольно переглянулись.

— Вам что-нибудь нужно еще? — раздался вдруг над ними услужливый голос.

— Да, Морур, принеси нам еще кувшин сладкого вина, — веселым тоном проговорил Харник, и харчевщик удалился. Харник несколько мгновений глядел ему вслед, затем повернулся к своим собеседникам. Лицо его в этот момент, хоть и было улыбчивым, однако глаза уже не веселились и были серьезны.

— Знаешь, мой мальчик, — обратился он к Ретагору, — с каждой минутой я все больше убеждаюсь в правильности моего реше… Нет, об этом пока рано говорить. А что касается твоего вопроса, то отвечу тебе на него предельно коротко. У нас есть достоверные доказательства того, что этот ларец, его содержимое имеют огромное значение в предстоящей битве.

— Предстоящей? — переспросила Арлетт. — Вы нас пугаете!

— О нет, барышня, это не так! Вас, возможно, я и напугаю своими словами, но вот вашего друга напугать трудно. Очень трудно.

Ретагор тем временем выглядел задумчивым. И настороженным.

— Вы уверены в этом? В том, что битва близка? — задал он тревоживший его вопрос.

Харник кивнул.

— Более чем. Мы расшифровали некоторые записи и криптограммы, которые нашли в первом поселении. Все указывает на это.

Ретагор замолк. Он напряженно думал, но своими мыслями не делился. Он поднял голову — перед его глазами были зеленые ветви раскидистого дерева, под которым они сидели, слегка колебаемые легким ветерком. Опять это ощущение. Смутная тревога, предчувствие, беспокойство — оно не оставляло его в покое последние несколько недель. Почему, он не знал, и, как привык, стараясь не думать об этом, убегал от тревог. Но сейчас оно почему-то особо сильно.

— Тогда вам, — наконец прервал он наступившую тишину, которую не прерывали на Харник, ни Арлетт, — как можно скорее нужно вернуться в Хунтехант.

— Не спорю. — отозвался Харник, но в голосе прозвенела горечь, когда он добавил: — Только вот толку-то что? Ларец продолжает хранить свою тайну, как и прежде. И Рим никак помочь не может. Более того, из записей Анура у меня создалось впечатление, что там не особенно-то и верят во все наши предостережения.

Он вздохнул.

— Тем не менее, долг призывает меня в обратный путь, каким бы он бессмысленным ни казался.

Ретагор ничего не сказал. Но повел себя, по мнению Арлетт, немного странно. Посидев некоторое время в молчании, в течение которого Арлетт озабоченно оглядывалась по сторонам, а Харник задумчиво сидел, погрузившись в собственные, наверняка, невеселые мысли, Ретагор поднялся и, сделав им знак оставаться на своих местах, несколькими быстрыми шагами покинул двор гостиницы и исчез за воротами. Арлетт попыталась подняться, но Харник удержал ее за руку, добавив:

— Он велел нам оставаться здесь.

— Что-то вы не похожи на человека, который привык делать, что велят, — ухмыльнулась она. Она хотела пошутить, но слова прозвучали почему-то резко и грубо. Однако, вопреки ее мелькнувшему опасению, Харник не придал этому значения. Напротив, он рассмеялся, хоть смех и получился несколько вымученным и грустным.

И добавил:

— Вот здесь вы, барышня, правы, как никто. Только почему-то тон у Ретагора иногда бывает такой, что не хочется его ослушаться. Вам так не кажется?

Арлетт смущенно кивнула. Действительно, ее новый знакомый в какие-то мгновения ее просто пугал. Но мгновением позже вновь начинал походить на простоватого лесовика. Подобные метаморфозы происходили с ним довольно часто, и за проведенный с ним день и вчерашний вечер Арлетт даже начала к ним привыкать.

Она хотела было что-то сказать в ответ, но в этот момент в воротах показался Ретагор. Шел он спокойно и раскованно, из чего Арлетт сделала вывод, что, что бы ни заставило Ретагора столь быстро их покинуть, сейчас все в порядке. Ретагор сел на свео место и налил полную кружку эля.

— Что-то случилось? — спросил Харник. Легкая дрожь в его голосе выдавала тревогу и волнения. Было видно, что в этот момент он вспомнил ставший уже почти забытым эпизод с нападением на него.

Ретагор поднял на него глаза.

— Мне показалось, что в ворота заглянул один из тех молодчиков, которых я оставил в лесу живыми, — ответил он.

— Ага! — воскликнула Арлетт и добавила почти шепотом: — Значит, ты все-таки оставил там кого-то мертвым.

— Пришлось, — коротко ответил Ретагор и вновь повернулся к Харнику: — Хоть и оказалось, что я обознался, тем не менее факт нападения на вас говорит о том, что вас, да и меня выследили. И в любой момент возможно повторение попытки.