Небесные глаза. Ретагор

Мартин Сикорский

Историю творят обычные люди, но пока они меняют мир, меняют и себя. Когда идет битва за добро и порядок, человек идет дорогой, которую бы не выбрал себе никогда. Даже если она ведет к Святости…

II

На окраине городища Велин Ретагор несколько сбавил темп ходьбы и постарался придать себе как можно более непринужденный вид. Здесь его почти никто не знал, тем более сейчас, когда уже стемнело, но он не хотел оставаться в памяти тех, кого он повстречает, как некто, кто очень спешил и выглядел нервным и возбужденным. Велин в радиусе ближайшего десятка лиг был самым крупным поселением, и это было видно по нему сразу. Мало того, что здесь можно было встретить купцов, путников и разный люд любого вида, но даже ширина улиц, деревянные срубы в два этажа, большие постоялые дворы и харчевни под открытым небом впечатляли его все те несколько раз, что он бывал здесь. Тут можно было встретить дома зажиточных горожан, построенных из камня, с балконами и внутренними двориками. Ретагор всегда чувствовал себя в Велине немного неуютно; ему было неприятно, что вокруг толчется столько народу, да еще тут было, по его мнению, слишком чисто и ухожено. Он привык больше к поселениям простым, низким домикам из бревен или глиняных кирпичей с пустыми черными дырами окон, узким улочкам, на которых всякой живности не меньше, чем людей, и человек не кажется таким мелким и ничтожным существом. В Велине это ощущение преследовало Ретагора даже сильнее, чем под сенью его любимых вековых деревьев, рядом с которыми действительно кажешься маленьким и слабым. Зато там нет чванливых горожан, которые кичатся собой так, что смотреть противно, думал Ретагор.

Но сейчас было уже темно, и он был больше озабочен тем, чтобы найти таверну Морура, о которой он впервые услыхал от монаха, раньше он никогда о ней не слыхал. Он было придвинулся к одному прохожему, чтобы поинтересоваться, где она находится, но резко отвернулся и замер на месте. Его пронзила мысль, которая кардинально изменила его планы. Он понял, что даже если найдет сейчас таверну, то поздний гость наверняка обратит на себя внимание, пойдут разговоры, а это ему совершенно ни к чему. С другой стороны, ночевать где-то все равно нужно, не в той таверне, так в другой, или на постоялом дворе, но везде на него могут обратить ненужное в данный момент внимание. В другой раз он наоборот никогда не избегал разговоров, возможных расспросов — хороший способ найти нанимателя, но только не сейчас. Даже если трупы в лесу не нашли вартовники и теперь не ищут убийц, то двое раненых, наверняка, уже пришли в себя, возможно, к ним кто-то присоединился, и вот их-то следует опасаться больше всего. Кроме жажды мести, они все еще, вероятно, надеются заполучить ларец монаха. Можно было бы выйти за пределы Велина и заночевать в окрестностях, и Ретагор даже всерьез стал думать об этом, когда он услышал шум разговора, смех и веселый гомон. Он повернул голову и увидел, что в его сторону направляются несколько темных фигур, громко переговариваясь. Ретагор было посторонился, чтобы их пропустить, когда услышал обрывок фразы, которую произнес молодой мужской голос, обращавшийся к одному из своих спутников:

— Я ведь говорил, что не нужно было останавливаться у того пастуха, теперь, в такую темень где мы будем искать эту таверну Марура?

— Морура, — поправил его женский, тоже молодой, звонкий голос и засмеялся: — Нектор, ты, всегда путаешь имена и названия!

Первый голос отозвался тоже со смехом:

— Какая разница? Марур — Морур. Все равно не найдем.

В разговор встрял более низкий голос, который посоветовал не кричать и заявил, что он-де говорил ведь, что знает дорогу.

Ретагор вмиг принял решение. Он пропустил группу впереди себя, потом направился за ними, отстав всего на несколько шагов. Его расчет был прост до наивности. Он намеревался дойти до таверны вслед за этими незнакомцами и затем войти с ними, так чтобы создалось впечатление, что он пришел вместе с ними. Им наверняка предоставят прежде всего отдельный стол для ужина, а дальше — по обстоятельствам, можно будет и действительно к ним присоединиться под каким-нибудь предлогом, либо сразу отыскать Харника, передать ему ларец и покинуть таверну, даже не заночевав там. Главное — первый момент, говорил он себе. Если увидят, что он вошел вместе с группой из нескольких веселых гуляк, то и его припишут к ним и не обратят внимания. И если кто-то спросит потом, заходил ли одинокий путник, все ответят, что нет, не заходил.

Группа, которая, как теперь разглядел Ретагор, состояла из двух мужчин, одного помоложе и другого постарше, и трех молоденьких женщин, уверенно шла вперед, весело переговариваясь. До него доносились лишь обрывки фраз, в основном, болтали Нектор и одна из девушек. Мужчина постарше молчал и шел впереди, тщательно разглядывая дома и изредка меняя маршрут. Ретагор пытался внимательно прислушиваться к их разговору — это могло бы пригодиться, если возникнет необходимость, но посторонние звуки мешали ухватить нить разговора. Несмотря на то, что спустился уже глубокий вечер, Велин жил активной жизнью, и это было одним из того, что Ретагору не нравилось в городах и крупных деревнях. Он приучил себя к четкому режиму дня и ночи, он даже шутил иногда с друзьями, что с наступлением темноты жизнь для него останавливается до следующего утра. Странновато для лесного обитателя, но привычка — вторая натура. А то и первая.

Ретагор поправил на плече мешок монаха, провел рукой, чтобы проверить, не расслабился ли узел. Все в порядке. С того момента, как он покинул Анура и направился быстрым шагом в Велин, он лишь раз сделал короткую остановку. Тогда же он раскрыл мешок и коротко осмотрел его. Помимо ларца, ничего примечательного в нем не было. По крайней мере, для Ретагора. Поэтому он обратил свое внимание на ларец. Он был небольшим, можно даже сказать маленьким — мог уместиться на ладони, но в высоту был довольно внушительным. Ретагор никогда не видел таких вещиц, более того, он даже не смог разобраться, из какого материала он сделан. До этого если ему и попадались подобные безделушки, то они были либо из дерева, либо из камня, причем вторые представляли собой, как правило, большие домашние лари для хранения вещей, которые нельзя держать в деревянных сундуках, либо заморские вещицы из мрамора. А этот ларец был из незнакомого Ретагору материала, был весь покрыт замысловатыми узорами, но никаких явных рисунков на нем не было. На ощупь он был таким же гладким, каким бывает дерево только после длительной и упорной обработки, но этот ларец не был выпилен из дерева. У него была причудливого изгиба крышка, которая спереди на два пальца спускалась вниз и соединялась со стенкой вплотную так, что зазор можно было разглядеть, только внимательно приглядевшись. Ретагора поразило еще и то, что у ларца не было никакого навесного или иного замка, но при этом крышка была плотно закрыта, фактически заперта, потому что ни на какие усилия не поддавалась. Впрочем, Ретагор и не собирался открывать ларец — он прекрасно помнил свое обещание, данное монаху. Он помнил также и предостережение того, но ни тогда, ни сейчас не относился к нему серьезно, а лишь как к дополнительной и, наверняка, мнимой угрозе, к которой Анур явно прибег, чтобы просто напугать Ретагора. Так, на всякий случай.

Резкий окрик оторвал его от размышлений, которым он предался, бредя за группой молодых людей, стараясь не отставать, но и не приближаться более чем на десяток шагов. Однако задумался он чересчур глубоко, потому что выяснилось, что группа остановилась, и Ретагор налетел на Нектора. Вблизи тот оказался совсем молодым парнем с белокурыми волосами, высоким и на вид довольно крепким.

— Простите, я задумался, — проговорил Ретагор вполголоса, не поднимая головы, и собирался было идти дальше, точнее сделать вид, что идет дальше, когда одна из девушек сказала:

— Ну вот и пришли. Рангор не ошибся. У-у, как хочу есть!

Ретагор встрепенулся. Он поднял голову: они столпились перед полукруглым входом в деревянной ограде, на которой было написано «У Морура». В глубине угадывался темный двор, а дальше — сама таверна, скорее, даже самая настоящая гостиница, потому что для обычной таверны сруб был чересчур велик и высок.

— Надеюсь, здесь найдется местечко, — обронил Ретагор, ни к кому, как будто бы не обращаясь.

— Ой, а вы тоже искали эту харчевню? — спросила одна из девушек, невысокого роста, стройная, в длинных широких штанах и яркой блузке. Она улыбалась, и лицо ее выглядело не просто красивым, а словно произведение искусства, вылепленное гениальным художником. Ретагор насилу оторвался от лицезрения ее лица и ответил:

— Насколько я понимаю, она совсем даже не харчевня. Я искал гостиницу поприличнее, и мне посоветовали заглянуть сюда.

— И правильно сделали, незнакомец, — заявил Нектор. — Я, правда, здесь никогда не был, но вот Рангор — знаток всех заведений в округе. Правда, большей частью это такие заведения, где нельзя быть уверенным, что не только кошелек будет на месте, когда проснешься, но и голова. — Он хохотнул и предложил войти внутрь.

Все получилось как нельзя лучше. Теперь он не просто делал вид, что пришел вместе с группой, но действительно с ними вошел, при этом непринужденно переговариваясь с Нектором и той девушкой, которая первая с ним заговорила. Войдя в ворота, они оказались в обширном дворе, и Ретагор понял, почему эта таверна привлекает гостей даже среди ночи. В отличие от многих подобных заведений, двор оказался чистым, ухоженным, кругом были посажены цветочные кусты, и более того там и здесь были расставлены большие столы со скамьями, большинство из которых сейчас были заняты. Двор был хорошо освещен не только факелами, а также фонарями, подвешенными над столами, но свет шел еще и из невысоких каменных жаровень.

Они остановились посреди двора, а Рангор пошел договариваться с хозяином насчет ужина и ночлега. Через пару минут он вернулся вместе с дородным бородатым мужчиной с добродушной улыбкой на лице, хлопотливо потиравшем руки. Подойдя, он радушно пригласил всех сесть за стол, задал несколько вопросов Рангору, интимно наклонясь к уху, и был таков.

— Думаю, от нескольких кусков прожаренного кабанчика никто не откажется, — полувопросительным тоном произнес Рангор, когда тот отошел, посматривая прежде всего на Ретагора.

— Я бы проглотила бы сейчас кабанчика целиком, — весело провозгласила девушка, привлекшая внимание Ретагора.

Как-то само собой получилось, что он тоже уселся вместе с ними. Никто не спрашивал его ни о чем, не задавал вопросов, даже не удивлялся, что какой-то незнакомец столь «ненавязчиво» присоединился к их кампании. Ретагор посчитал своим долгом это положение подправить, и если окажется, что он им мешает, то теперь уже можно незаметно для окружающих уединиться. Впрочем, глядя на девушку, он понимал, что этого ему делать вовсе не хочется.

Он повернулся к Рангору, которого принял если и не за главного в этой группе, то уж точно за самого старшего.

— Простите, что не представился сразу, так уж вышло. Я Ретагор, занимаюсь тем, что нахожу дорогу там, где ее, казалось бы, нет, — произнес он с открытой улыбкой.

— Рад знакомству, — ответил Рангор и стал представлять своих молодых товарищей: — Нектор, Арлетт, Корвина и Эльза. — Говоря это, он проводил рукой по дуге, а тот, чье имя он называл, церемонно кивал.

Когда процедура знакомства закончилась, Арлетт — та девушка, которая привлекла внимание Ретагора настолько, что он постоянно ловил себя на том, что бесцеремонно, до неприличия смотрит на нее, поинтересовалась, что это за странное занятие, искать дорогу, там, где ее нет.

Ретагор рассмеялся и собирался ответить, но в этот момент к их столу подошла девушка в ярком свободном одеянии и стала расставлять на столе блюда с закусками, поставила большой кувшин с вином и бокалы на короткой ножке. Когда она отошла все принялись за еду, а Ретагор сказал:

— Вообще-то я не совсем верно выразился, друзья.

— А как же будет верно выразиться? — игриво спросила Арлетт.

— Я охотник, но кроме этого нанимаюсь к разным путникам в качестве проводника, — объяснил Ретагор. — Иногда приходится делать длинные концы, но мне нравится.

— И часто вы этим занимаетесь? — поинтересовался Нектор.

Ретагор на миг задумался. Он любил поговорить о своем увлечении, или даже работе, как он ее называл, но стоит ли раскрывать все свои тайны первым встречным? Впрочем, они люди радушные и, кажется, безвредные.

— Довольно часто, — честно ответил он. — Вообще-то меня нанимают не только в качестве проводника, но и в качестве…

— Телохранителя, — закончил Нектор, понимающе кивнув. — Это и неудивительно. Сейчас далеко небезопасно бродить по здешним местам. Да и ни по каким иным. Разбойников и грабителей развелось, как я слышал, просто жуть. А вам часто встречаются лесные лиходеи?

Ретагор покачал головой.

— Я стараюсь не попадаться им на глаза. Мое дело не столько защищать своего нанимателя, сколько постараться избежать ненужных встреч, поэтому хожу непротоптанными путями. Вот и сказал, что ищу дорогу там, где ее нет.

Рангор пристально посмотрел на него поверх бокала, прихлебывая тепловатое терпкое вино.

— Если не ошибаюсь, у вас в ножнах меч, на спине, если не ошибаюсь еще один короткий, за поясом под рубахой нож, краги на предплечьях и еще, возможно, кое-что, чего я не успел заметить, дорогой Ретагор. Так что, наверняка, вам все-таки приходится вступать в стычки. Или вы просто так все это с собой носите?

— Да уж, иногда приходится, — с улыбкой ответил Ретагор, а про себя подумал, что Рангор чересчур зоркий — как бы это не стало опасным. Может, стоит уже деликатно их покинуть? Хотя очень уж не хочется. Арлетт…

Рангор, словно бы, прочитал его мысли, по крайней мере, уловил то, что Ретагор вдруг невольно несколько напрягся и помрачнел, и, положив ему руку на плечо, добродушно проговорил:

— У каждого из нас свои тайны, любезный. Расслабьтесь, вы в кругу друзей. Хотя мы и знакомы всего ничего, но вы мне искренне симпатичны.

А Арлетт, сидевшая напротив него, протянула руку и положила свою ладонь на его.

— И мне тоже…

Что это, свет в жаровнях стал ярче? Ретагор внутренне улыбнулся. Ты уже не мальчик, далеко не мальчик, а почему от легкого прикосновения понравившейся девушки глаза твои заблистали, а кровь забегала быстрее, спросил он себя.

— А вот я слышала, — вдруг вставила другая девушка, Эльза, довольно блеклая блондинка с глуповатым лицом, — что в лесу появились чудовища.

— Ага! — воскликнул Нектор. — Этакие жуткие твари с двумя головами верхом на огнедыщащем драконе. Эльзочка, это все сказки.

— Помолчи, — оборвал его Рангор. — Ты забыл, что произошло со Страбом?

— Да ладно вам! — уже тише, но все еще довольно громко проговорил Нектор. — Это просто медведи…

— Ему снесли голову, — сказал Рангор, обращаясь к Ретагору. — Причем не мечом, не топором, непонятно, как. Просто смяли, словно гнилую тыкву. И ни рук, ни ног целых у него тоже не осталось.

— Дядя! Мы же за столом, — негодующе закричала Корвина.

Но Рангор продолжал. Он заметил заинтересованный взгляд Ретагора.

— Мы обыскали всю округу в поисках того, кто это сделал, но никакого не нашли. А на следующий день встретили мальчонку. Лет семи. Он прятался в норе, весь грязный и не из наших краев. Толком он ничего сказать не мог, настолько был напуган, но мы поняли, что он видел кого-то ужасного, не людей, не зверей. Он так и лопотал: «Не люди, не звери». На двух ногах, но покрытые шерстью.

— Если вы не смените тему, я встану и уйду, — заявила Корвина. Она заметно побледнела, и было видно, что ей не по себе.

— Ладно, договорим позже, — кинул Рангор и потянулся за кувшином с вином.

Ужин непринужденно продолжался. Ретагору было очень интересно, что собой представляет эта группа людей, на ночь глядя пришедшая в Велин, но при этом чувствовавшая себя здесь вполне уютно и свободно. Он не замедлил поинтересоваться этим. Случайно ли, что ему ответила Арлетт, или она, как и он, не упускала малейшего случая, чтобы перекинулся с ним словом?

— Мы живем здесь неподалеку, в маленькой деревеньке…, — начала она.

— Проклятой дыре! — гневно воскликнул Нектор.

Арлетт только махнула на него рукой и вновь обернулся к Ретагору:

— В маленькой милой деревеньке. Но вот развлечений у нас никаких — а тут ярмарка и фестиваль! Хотели придти завтра утром, а потом подумали, а вдруг все лучшее уже расхватают. Все интересное пропустим.

— Ярмарка? — переспросил Ретагор.

— Ну конечно! А ты не знаешь разве? — Каким непринужденным и естественным выглядел этот переход на «ты»!

— Нет. Так значит, завтра здесь будут веселья?

— Еще какие! — воскликнул Нектор. Было видно, что молодые люди, действительно, с нетерпением ждут завтрашнего дня. Ретагор продолжал обращать внимание на то, что в них нет ничего напускного, их радушие было искренним, и ему было с ними естественно и спокойно.

Пока вновь появившаяся девушка в ярком наряде по просьбе Рангора убирала со стола, затем принесла еще один кувшин с вином и вазу с фруктами, Ретагор думал о том, что сейчас можно сделать то, для чего он здесь появился, и выполнить таким образом обещание, данное монаху перед его смертью. А после этого я свободен, почему бы не присоединиться к ним, тем более, что они вовсе не против.

В этот момент Арлетт опять повернулась к нему, хотя до этого наблюдала за весельем за одним из столов, где такая же группа молодежи громко разговаривала и смеялась.

— Ретагор, а можно поинтересоваться, что вас сюда привело? Если вы даже не в курсе, что завтра будет ярмарка? — спросила она.

Сначала он хотел было соврать что-нибудь нейтральное, но тут же осознал, что это ни к чему, да и придумать нечто правдоподобное будет сложно, особенно после того, как он рассказал о своем образе жизни и своих занятиях. Поэтому он решил сказать полуправду:

— Сопровождал сюда одного торговца и его слугу. Почему-то он опасался и просил вести их самыми тайными тропками, точнее даже, нехоженым путем.

— Понятно, — отозвался Нектор и добавил: — Значит, теперь вы свободны?

Ретагор кивнул. А Нектор неожиданно предложил:

— Тогда, может, вы присоединитесь к нам завтра.

— С удовольствием, спасибо, — поблагодарил Ретагор. Ему вновь стало легко и приятно в этой кампании, он почувствовал новый прилив сил и желаний, как бывало с ним каждый раз перед какой-либо приятной затеей. Кошелек, благодаря нескольким удачным сделкам с покупателями енотовых шкурок и плате, полученной от монаха, был полон, впереди много приятного, свободного времяпрепровождения, почему бы у него не должно быть хорошего настроения. Только вот ему осталось сделать еще одно маленькое дело.

Он повернулся к своим новым друзьям и сказал, приподнимаясь:

— Простите, я ненадолго вас покину, мне нужно встретиться с одним человеком и передать ему кое-что.

— Надеюсь, ты недолго? — сказала Арлетт, блеснув на него своими яркими глазами. В этот миг ему и вовсе расхотелось куда бы то ни было уходить, но долг требовал выполнить обещание. Отдам ларец и свободен, говорил он себе.

Ретагор встал из-за стола, вновь добавив, что он ненадолго, перекинул мешок Анура через локоть и направился внутрь харчевни, вход в которую находился в глубине двора. Однако вначале он ошибся и вошел не в ту дверь, которая оказалась входом в гостиницу, имевшей два этажа и выглядевшей вполне опрятно и пристойно. Найдя наконец вход в харчевню, он вошел и оказался в большом просторном зале, где тоже, как и во дворе, стояли столы, но людей здесь было значительно меньше, чем снаружи. Что и понятно, подумал Ретагор, в такой теплый летний вечер сидеть под открытым небом много приятнее. Он прошел через зал к стойке, рядом с которой располагался полукруглый большой стол, уставленный бутылями, кувшинами и небольшими бочонками. За ним сидел тот самый дородный хозяин, который подходил к ним раньше. Перед ним лежали какие-то клочки бумаги, которые он со вниманием рассматривал, время от времени спрашивая о чем-то своих помощниц. Когда Ретагор подошел к нему, хозяин неожиданно вздрогнул.

— Извините меня, — начал Ретагор, — мне нужен один человек, который остановился у вас.

Ретагор заметил, что при этих словах Морур несколько изменился в лице, обычное добродушие его сразу увяло, уступив место пристальному изучающему взгляду. Было понятно, что он может и вовсе отказать Ретагору в его просьбе.

— Слушаю вас, — холодно проговорил Морур.

— Его зовут Харник, и мне нужно с ним встретиться, — сказал Ретагор вполголоса, чтобы его не слышали люди, сидевшие за ближайшими столиками.

Морур долгим взглядом посмотрел на него снизу вверх, потом пожал плечами и проговорил:

— Вам-то нужно, а вот нужно ли ему с вами встречаться? Вот этого я не знаю.

Ретагор мысленно ему зааплодировал: Морур всячески старался оберегать покой своих постояльцев и гостей, готов был пойти даже на конфликт, чтобы помочь избежать одному из них неприятного, возможно, разговора.

— Поймите меня правильно, любезный, — продолжал Морур, поднимаясь и глядя куда-то в сторону. — Я вас не знаю. Этого Харника я тоже не знаю. Но если вы говорите, что он остановился у меня, и если это действительно окажется так, то он мой гость, как и вы, а если выяснится, что у него нет желания с вами встречаться? Согласитесь, что моя прямая обязанность уберечь его от этого. Тем более что вы не знаете его в лицо, судя по всему — я обратил внимание, что вы даже не пытались найти его среди моих посетителей.

— Вы совершенно правы, дорогой Морур, только вот упускаете одну вещь: раз я ищу его у вас, значит, я знаю о том, что он у вас остановился, а значит, либо мне назначено, либо меня кто-то послал.

Морур посмотрел на Ретагора в упор и покачал головой. Было заметно, что его доводы никакого впечатления не произвели. Последовавшая фраза только подтвердила это:

— Ничем не могу вам помочь, уважаемый. Но вы не расстраивайтесь: я поступлю точно так же и в отношении к вам. Это мой принцип.

— Рад слышать. Только вот давайте все-таки попробуем еще раз. Я сейчас выйду и присоединюсь к своим друзьям, чтобы не путать вам карты. А вы отыщите Харника и скажите ему одно: «Пришел человек от Анура. Анур придти не сможет». Все. Если после этого выясниться, что мне по-прежнему невозможно с ним увидеться, больше я об этом не заговорю, даже более того, покину вашу гостиницу немедленно.

С этими словами Ретагор повернулся и степенным шагом вышел из харчевни. На веранде он на миг задержался, подняв голову и с удовольствием вдыхая запахи ночного воздуха. Потом он быстро зашагал к столу, за которым сидела Арлетт со своими друзьями. Она приветствовала его, махая рукой и кокетливо покачивая головой. Он улыбнулся в ответ и присел рядом.

— Закончил свои дела? — тихо спросила она, наклоняясь к его плечу.

Рангор, Нектор и две девушки вели негромкий разговор, обсуждая план завтрашнего дня. Рангор, видимо, позабыл о своем намерении поговорить попозже о происшествии в окрестностях их деревни, про найденного мальчика и чудовищ, а Ретагор решил не напоминать. Сама тема его, может, и интересовала, но только не сейчас. Сейчас у него было занятие поинтереснее…

Девушки посмотрели на свою подругу и двусмысленно рассмеялись. Ретагор заметил, что ни Рангор, ни Нектор не обращают никакого внимания на факт некоторого сближения между ним и Арлетт, из чего Ретагор сделал вывод, что ни у одного из них нет каких-либо намерений насчет нее. Тем лучше, думалось Ретагору, они хорошие ребята, я не стал бы переходить дорогу ни тому, ни другому. Но, похоже, оба мужчин весьма равнодушно относились к своим спутницам и вели себя чисто по-дружески, а Рангор и вовсе по-отечески. Впоследствии, Ретагор узнал, что у Рангора дома красавица жена с двумя ребятишками, одна из девушек — сестра его жены, и именно она послала своего мужа сопровождать девушек на праздник и опекать их. Нектор же присоединился к их кампании по просьбе Рангора, которому вовсе не улыбалось в одиночку следить за тремя молоденькими и хорошенькими девушками в большом городе, полном сомнительных личностей.

Ретагор с нежностью посмотрел на Арлетт, что получилось у него само собой, естественно и непринужденно.

— Не совсем. Мне нужно кое-кому кое-что передать, но я не знаю, здесь он или нет.

Арлетт рассмеялась.

— «Кое-кому кое-что»! Ты всегда так понятно выражаешься?

— Только когда приходится, — ответил Ретагор и, переведя взгляд, заметил, что к их столу приближается Морур собственной персоной. — Ага. Кажется, сейчас мне вновь придется тебя покинуть. Вы пока здесь?

Арлетт покачала головой:

— Рангор снял три комнаты — одну для нас троих, другую — для себя и Нектора, а третью — для тебя, и они уже собирались уходить, когда ты вернулся. Так что мы, наверное, пойдем, а ты спросишь у хозяина, где твоя комната, ладно? Наша будет по соседству, — игриво и двусмысленно добавила она.

Действительно, Ретагор не обратил внимания раньше, но все уже собирались вставать из-за стола. Нектор обратился к Ретагору:

— Увидимся утром, дружище. Смотрите, никуда не вздумайте уходить, завтра повеселимся.

Ретагор улыбнулся и кивнул, краем глаза наблюдая, как Морур, видя, что они разговаривают, и он еще не остался один, несколько убавил шаг и теперь медленно направлялся в его сторону.

— Не сдвинусь с места, — пообещал Ретагор. — Утром увидимся.

Морур дождался, когда все четверо направились к внушительной по размеру гостинице, а Арлетт при этом обернулась и помахала ему рукой, и только после этого вплотную приблизился к нему. Вид у него был серьезный и даже какой-то смущенный.

— Я передал этому человеку ваши слова, и он просил немедленно проводить вас к нему.

Ретагор кивнул и, подхватив мешок, двинулся с Моруром в сторону таверны. Это удивило Ретагора, и он спросил хозяина, почему они идут туда, а не в гостиницу.

— Харник, которого, если честно, я знаю уже давно, один из моих уважаемый гостей, и я его поселяю вдали от посторонних глаз, — пояснил Морур. Затем, немного помявшись, спросил: — А кто такой этот Анур?

— А что? — настороженно спросил Ретагор в свою очередь.

Морур почти испуганно огляделся по сторонам и шепотом произнес:

— Просто Харник очень забеспокоился от известия, что тот не придет.

Ретагор широко улыбнулся и положил руку взволнованному хозяину харчевни на плечо:

— Прошу прощения, но у меня тоже есть свой кодекс чести, не позволяющий рассказывать о своих клиентах.

Морур промолчал и посторонился — они как раз входили в зал харчевни. Не обращая ни на кого внимания, они проследовали в дальний конец, где обнаружилась почти неприметная дверь. Морур открыл ее, и они оказались внутри небольшого дворика.

— Здесь у меня несколько комнат для особых гостей, — объяснил он. — Сюда можно пройти и с внешней стороны, обойдя гостиницу, но тогда мы могли бы привлечь внимание. А это, как я понял, ни к чему ни вам, ни Харнику.

— Вы рассудили правильно, благодарю, — рассеянно произнес Ретагор, оглядываясь по сторонам.

Здесь было всего несколько светильников по стенам, дававших тусклый свет, поэтому он мало что смог рассмотреть, но Морур ориентировался превосходно. Ретагор понял, что комнаты для постояльцев расположены здесь по левую руку, напротив гостиницы, каждая имеет отдельный выход во внутренний двор, в котором росли несколько невысоких, но кустистых деревьев.

Морур подошел к одной из комнат, увенчанной неприметной деревянной дверью с внешним засовом и постучал. И сразу же вслед за этим, распахнул дверь, пропустил Ретагора вперед, а затем вошел и сам. Убранство комнаты поразило Ретагора своей роскошью, даже некоторой изысканностью. Помимо кровати с балдахином здесь располагался небольшой полукруглый столик с двумя изящными креслами, высокая тумба, уставленная безделушками, тяжелые гардины полностью закрывали единственное окно, а пол был устлан толстым ковром в темных тонах. Множество свечей в нескольких больших подсвечниках давали яркий свет и дополняли уютную обстановку комнаты.

В дальнем конце комнаты стоял невысокий худощавый человек в черном камзоле с длинными неопределенного цвета волосами, падавшими на плечи, и что-то рассматривал, держа в руке. Когда дверь открылась, и Ретагор с Моруром вошли внутрь, человек немедленно обернулся, и Ретагор увидел, что это мужчина около пятидесяти лет с жестким, угрюмым лицом человека, привыкшего отдавать приказы и получать их безоговорочное исполнение. При этом его крупные глаза смотрели скорее иронично, нежели строго или надменно, а тонкие черты лица говорили о благородном происхождении этого человека. Ретагор сразу почувствовал себя крайне неуютно, ему захотелось как можно скорее выполнить свою миссию и вновь вернуться в мир, к которому он привык, простому и незатейливому, миру, где есть место для примитивных желаний, ярмарок и веселых развлечений, миру, где, как он надеялся, его ждет Арлетт. Минутная слабость и неуверенность в себе не ускользнула от Харника, который резко взглянул на Ретагора, и неодобрительно прищурился.

— Вот человек, который вас спрашивал, — услужливым тоном проговорил Морур, отходя в сторонку.

— Благодарю вас, Морур, — произнес Харник, у которого обнаружился вполне соответствовавший его комплекции высокий, даже чуть истеричный голос. — А теперь оставьте нас.

Морур быстро вывалился из комнаты и плотно прикрыл за собой дверь. Харник сделал несколько шагов, продолжая пытливо и оценивающе разглядывать пришельца, а Ретагор в свою очередь старался держаться как можно более уверенно и не поддаваться гнетущему давлению, которое, казалось бы, волнами исходило от этого человека.

— Садитесь. — Тон не был приказным в полном понимании, но возражений не терпел.

Ретагор уселся в одно из кресел перед столиком и закинул ногу на ногу. Кто бы он ни был, этот Харник, он ему не господин, и вести себя подобострастно Ретагор не собирался. Харник тем временем налил в два инкрустированных бокала вино из прозрачного графина и протянул один из них Ретагору. После чего сам сел в другое кресло и ожидающе уставился на своего гостя.

— Итак, должен признать, что меня очень озадачили ваши слова, что Анур не сможет придти, — заговорил Харник, продолжая в упор разглядывать Ретагора. — Более того, я удивлен, что кто-то, я имею в виду вас, вообще про него знает. Буду вам признателен, если вы объясните мне все это.

Ретагор сделал глоток. Не столько потому, что хотел пить, сколько чтобы показать, что чувствует себя вполне комфортно и готов разговаривать только на равных. Тем более, если он правильно все понял из обрывочных фраз Анура, он делает большую услугу и покойному монаху, и этому странному человеку. Отпив глоток вина, Ретагор проговорил:

— Я не знаю, какие отношения и дела связывали вас с Ануром, но если вы его друг, или у вас были общие интересы и дела, то скажу, что принес вам в таком случае недобрые вести. Если же вы его враг или недоброжелатель, эти вести вас, напротив, должны порадовать.

Харник напрягся, выпрямился в кресле, пальцы вцепились в подлокотник.

— Что с ним? Где он?

Они действительно друзья или единомышленники, мелькнуло у Ретагора, увидевшего такую реакцию. И он решил говорить помягче, а потому начал по порядку.

— Я простой охотник, занимаюсь своим нехитрым промыслом, но кроме этого нанимаюсь к разным людям, которым нужно безопасно или незаметно путешествовать. Анур нанял меня в Готибрайе, я должен был провести его до Велина так, чтобы никто нас не видел. В одном дне пути от Велина нас поджидала засада. Может, они шли за нами, но это вряд ли, а может все-таки им удалось нас выследить, хотя не представляю, как. Их было четверо, и Анур был убит стрелой…

При этих словах Ретагор заметил, что Харник как-то сразу обмяк. Он приложил ладонь к лицу и несколько мгновений просидел в такой позе. Потом поднял глаза, в которых вот-вот готовы были навернуться слезы. Для Ретагора это оказалось настолько неожиданным, что он уставился на Харника, не веря собственному зрению. А тот проговорил тихим убитым горем голосом:

— Господь Всемогущий… Это ужасная весть. Это… все, теперь все пойдет прахом. Все наши старания… Теперь страданий всем не избежать.

Выслушав эту бессвязную речь, Ретагор продолжал:

— Двоих из них я убил, еще двое были ранены, что стало с ними, я не знаю.

Харник практически не слушал его, он погрузился в раздумья, потом вдруг встряхнулся и повернул к Ретагору свое искаженное горем лицо:

— Как вы узнали, что должны придти сюда? Вообще, расскажите дальше.

— Как я сказал, двоих я убил, двоих ранил, после чего вернулся к Ануру, которого считал уже мертвым. Но он держался до последнего. Он наказал мне увидеться с вами и передать вам то, что он нес с собой.

Тут Харник вскочил на ноги и, уперевшись в столик между ними, вперил в Ретагора горящий взгляд своих расширившихся зрачков.

— Так он все-таки нес сюда…! — он не договорил, потом добавил громким шепотом: — Ларец! Он нес ларец! Раз вы здесь, вы знаете об этом.

Ретагор перекинул мешок и положил его на столик. Потом подвинул его в сторону Харника, который при этом медленно опустился в свое кресло и, как зачарованный, уставился на него.

— Здесь несколько свитков, еще кое-какие мелочи и ларец, о котором вы говорите, и который Анур наказал мне беречь, как зеницу ока, — с некоторой усталостью в голосе проговорил Ретагор, потом взял бокал и сделал глубокий глоток, откинувшись на спинку сиденья.

Харник нерешительно протянул руки к мешку, положил их на него и, подняв лицо к потолку, громко выдохнул:

— Боже милостивый! Благодарю! Благодарю! — А затем резко посмотрел на Ретагора и добавил: — А вас благодарю особо, дорогой мой человек! От лица… от лица… нет, я не вправе этого говорить, но примите мою… нашу искреннюю благодарность!

Если бы Ретагор был менее толстокож и более сентиментален, он бы непременно покраснел, настолько эти слова прозвучали искренне, чувственно, от всего сердца. Ретагор ощутил, как мягкое тепло растеклось по его груди. Он захотел как-то сгладить все, что происходило, он не любил, когда люди так уж чересчур считают себя ему обязанными.

— Я всего лишь выполнил обещание, данное человеку перед смертью. Мне было несложно, поверьте.

Харник вновь пристально посмотрел на него и проговорил:

— Вы подвергались смертельной опасности и подвергаетесь до сих пор, друг мой. На вас напали не простые грабители, а если и они, то действовали по наущению лю… нет, не людей, просто тех, кто считает своим долгом помешать нам — я уверен в этом. И меня удивляет, что вы, зная это, — ведь вы догадывались об этом, не так ли? — все равно взялись за это опасное поручение. Вы храбрый человек.

Сказав это, Харник раскрыл мешок и бережно, по одному, стал вынимать из него вещи. Личные вещи, свитки, молитвенник, еще одна книга и наконец, ларец. Когда он взял его в руки, в каждом его движении чувствовалось благоговение.

— Вы не открывали его? — спросил он, но тут же сам ответил: — Хотя, что это я спрашиваю? Разумеется, нет. Его невозможно открыть. Разве что сломав его, а он цел и невредим. — Он искоса посмотрел на Ретагора, прищурив глаза: — Я несколько ошибся: вы не только храбрый, но честный человек.

Ретагор пожал плечами и налил себе еще вина, он чувствовал жажду, словно не пил ничего целую вечность.

— Не отнекивайтесь, друг мой. — Харник отложил ларец в сторону, выглядел уже значительно успокоившимся и опять пристально смотрел на Ретагора, но прежней почти враждебности и настороженности в его взгляде уже не было. — Ведь вы могли подумать, что в ларце какое-нибудь сокровище, большая ценность, раз за ними охотятся. Взять да и сломать его. Не правда ли?

Ретагор покачал головой.

— Человек не думает о сокровищах на пороге смерти. Он думает о чем-то много более важном. А если просит сберечь это и передать кому-то, значит, еще более важном, чем можно представить. К тому же Анур сказал кое-что перед смертью.

Харник резко вскинулся.

— Что?

— Он просил передать на словах. Теперь у вас есть ключ, нужно найти, что он открывает, — произнес Ретагор.

Харник сморщил лоб.

— Что же он имел ввиду?

Ретагор лишь мог пожать плечами:

— Не знаю, но видимо, что-то очень важное.

— Вам невозможно представить, насколько важное, — торжественно проговорил Харник, бросив взгляд в сторону ларца. — Но я не представляю, что это за ключ. У нас в Хун… там, где я живу, много ключей, но что именно он имел ввиду…

— Может нападавшие в курсе? — предположил Ретагор. — Они говорили именно о том, что Анур нес собой. И тем подтвердили, что там нечто очень важное.

Харник шутливо погрозил Ретагору пальцем:

— Тогда вы и вовсе принижаете свои заслуги. Ведь вы напали на убийц Анура уже после того, как решили, что он убит, не так ли?

— Верно.

— Но до того, как Анур поручил принести ларец мне.

— Тоже верно.

— Что-то мне подсказывает, что они пытались с вами договориться.

Ретагор улыбнулся.

— Так и было.

— Так почему вы не согласились?

— Что бы это ни было, Ануру это было очень дорого, я не мог отдать это.

Харник пристально посмотрел на Ретагора.

— Знаете, я давно не встречал таких людей, как вы. Вы человек слова, храбрый, решительный, ведете, как я понял, незатейливый образ жизни, и, по-моему, совершенно лишены честолюбия.

— В последнем вы ошибаетесь. Если под честолюбием понимается грабить мертвецов, то да, но ведь это не так. Я хочу стать лучшим, чем бы ни занимался, но не за счет других. Я хочу разбогатеть — а кто не хочет? — но не за счет грабежа или воровства. Разве это не честолюбие?

— Поразительно! Вы рассуждаете, друг мой, как ученый муж, как просвященный философ, а при этом я уверен, что вы не умеете читать.

— Вновь ошибка — я умею читать и писать, хотя до сих пор особой пользы мне это не приносило.

Харник покачал головой:

— Вы человек-загадка. Простой и одновременно сложный. Вот пример того, как опасно опираться на стереотипы.

— Что-то в этом роде сказал мне Анур утром, в день смерти, — с грустью в голосе проговорил Ретагор.

Харник глубоко вздохнул и задумчиво потер руки.

— Да-а. Смерть Анура это большая потеря, очень большая. — Потом повернул к Ретагору лицо и спросил: — Каковы ваши планы на будущее, друг мой?

Ретагор пожал плечами, слегка удивленный таким вопросом. Дело в том, что по тону было видно, что вопрос этот задан не из праздного любопытства.

— Завтра праздник, собираюсь на нем повеселиться, ну а потом, не знаю… я человек вольный, да и без дела не останусь.

Харник, не перебивая, выслушал, после чего встал, подошел к окну и отдернул гардины. Уже была глубокая ночь, за окном было темно, но, похоже, Харника это не интересовало. Он открыл окно, и, не мигая, уставился наружу. Затем он поднял голову, шумно вдохнул свежего ночного воздуха и повернулся к Ретагору.

— Мы очень нуждаемся в таких людях, как вы. Мы потеряли Анура, и это потеря ужасная. Однако Бог посылает мне такого человека, как вы, и я не имею права этим не воспользоваться. Я предлагаю вам нечто очень серьезное, хотя и очень опасное, но мне кажется, что опасностей вы не боитесь.

Ретагору было приятно слышать эти слова, и он воспринял их и предложение Харника довольно серьезно. Но он сразу понял, что это не для него, ему даже было неинтересно выяснять, что именно предлагается ему: стать слугой, помощником, посыльным, охранником, телохранителем или еще что-то — он хотел остаться вольным человеком, который ни перед кем ни в отчете, и ни кому не обязан. Однако Харник говорил искренне, и обижать его не хотелось, не хотелось портить последние минуты встречи, пусть даже они больше не увидятся. Поэтому он собрал всю деликатность, которой наградила его природа и частое общение с различными людьми, в том числе и нанимателями, и произнес:

— Мне очень лестно то, что вы предлагаете, хотя я и не совсем понимаю детали и подробности. Но, к сожалению, я вынужден отказаться — мне нравится тот образ жизни, который я веду, и уже не в том возрасте, чтобы что-то всерьез менять. Простите.

Он начал вставать. Харник подошел вплотную и положил ему руку на плечо. В этот момент он выглядел совсем не так, как тогда, когда Ретагор увидел его впервые. Сейчас он выглядел почти по-отечески. Он поднял голову, потому что был значительно ниже Ретагора и заглянул ему в глаза.

— Насколько я успел тебя узнать, уговаривать тебя нет смысла?

Ретагор сочувственно покачал головой.

— Очень жаль. Ну, так тому и быть. Остается последний вопрос: назови, какую награду ты хочешь за все, что ты сделал? И она может быть очень большой, потому что ты не представляешь, сколь важен твой поступок, и сколь высоко я ценю твою честность и отвагу.

Ретагор несколько опешил, потому что вообще не думал ни о какой награде, тем более, что Харник говорил именно о денежном вознаграждении. Но в какой-то миг его словно ударило какое-то озарение или, наоборот, нашло наваждение, но под воздействием некоего секундного порыва он вдруг произнес:

— Если вы хотите меня вознаградить, то вот моя цена — расскажите, что в ларце, и почему так важно его получить?

Харник не был удивлен ни на гран, словно даже ожидал подобного вопроса, но был непреклонен:

— Это невозможно, друг мой. Сожалею, но я не могу, нет, более того, я не в праве тебе ничего рассказать или объяснить.

Ретагор тоже не выглядел удивленным, скорее, он выглядел раздосадованным, что вообще спросил об этом. Он лишь улыбнулся и посмотрел на Харника, стараясь скрыть свою досаду.

— Тогда мне не нужно никакого вознаграждения — я его уже получил, исполнив волю умирающего. Прощайте!

Он повернулся, чтобы уйти, но рука Харника вновь легла на его плечо, на сей раз более настойчиво. Он сжал пальцы и слегка развернул Ретагора в свою сторону. Несмотря на свой вид, рука у него была тяжелая, а пальцы крепкие и полны неудержимой силы.

— Погоди, — бросил Харник и сделал шаг в сторону. Там находилась тумба, а на ней лежал небольшой сундучок. Харник откинул крышку, вынул оттуда большой кошель, судя по весу набитый монетами, и протянул его Ретагору. Тот мог поклясться, что эта рука привыкла, если и давать деньги, то никак, не протягивая, а скорее бросая. Но в этот раз рука именно протягивала, и это Ретагор сразу оценил. И деньги взял, хотя и не просил их, но от денег глупо отказываться, если они заработаны, и ты их не просил и не требовал.

— Возьми, сынок, будет на что развлечься, — улыбнулся Харник и добавил: — И помни всегда, что сегодня ты сделал, пожалуй, главнейшее дело своей жизни. Храни тебя Господь!

Ретагор еще раз попрощался, толкнул дверь и вышел в ночь.