Быть Мужчиной. Современная мужественность без насилия, доминирования и страха

Мартин Робинсон, 2020

Мартин Робинсон, журналист и основатель интернет-портала для мужчин, исследует пути выхода из кризиса, который переживает традиционная маскулинность. Как мужчины ищут и находят себя за рамками стереотипов; как выстраивают здоровые и теплые отношения в семье; можно ли расширить границы того, что ожидает от них общество; как преодолеть внутренние противоречия? И главный вопрос, который ставит автор: что же делает нас мужчинами – и людьми? На русском языке публикуется впервые.

1. Ты контролируешь: психическое здоровье и мужественность

Welcome to Hell^[2].

Извините, ошибся.

Добро пожаловать в Халл.

Это случилось за шесть месяцев до первого удара вируса, когда социальное дистанцирование еще воспринималось как проявление невроза, а не как необходимость, направленная на спасение жизни. Я стоял у металлических перил на краю промзоны и через двухполосную дорогу смотрел на эстуарий Хамбер^[3], который трудился, вымывая в море четверть всех сточных вод Англии. Выше по реке над отмелями растянулся, вцепившись в берега, мост Хамбер. Да, Филип Ларкин^[4], кажется, вдохновлялся этим видом. Кстати, Throbbing Gristle^[5] тоже.

Халл — Hell? Ха, никто здесь такого раньше не слышал. Однако это последняя шутка, которую я позволю себе отпустить об этом многострадальном месте, где самым серьезным улучшением качества жизни стало появление специй в уличной еде. Нет, я не буду осуждать Халл, как многие другие, называя его деградирующим промышленным районом, провонявшим таблетками и героином; тем более что и моя давно покинутая семья происходит отсюда. Я помню свои корни и готов протестовать каждый раз, когда кто-то номинирует Халл на звание худшего городишки Британии. Это вам не какой-то там провинциальный городишко — это сити, имейте в виду.

Все происходящее наполняло меня ужасом и одновременно казалось бессмыслицей. В который раз я был испуган. Но все же пошел дальше.

«Через сто метров поверните направо».

Смартфоны недостаточно умны, чтобы уловить наше сожаление о том, куда мы направляемся, или почувствовать, что это мазохизм заставил нас пуститься в путь. Я открыл Instagram и полистал мемы.

Парень, который не может отрастить бороду.

@TheRock: «Да прольется кровь».

«Настоящий мужчина пренебрегает плотью и вскармливает дух».

«Амбиции важнее секса».

Старая добрая реальность все так же окружала меня. Сентябрьское вечернее солнце золотило арендованные дома, колючую проволоку и сгоревшие машины, как будто бог, выпив банку крепленого напитка, внезапно испытал необычайную гордость за свои обоссанные штаны — сотворенный мир. Рекламные щиты, которые обычно никто не замечает, вдруг завибрировали неожиданным смыслом.

«Установка ванн. Вода, которая унесет вас».

«Тренажерный зал “Торнадо”».

«Небесный сервис, доступные похороны. 1700 фунтов».

Мимо прогремел грузовик: «Перевозка жидких грузов. Только пищевые продукты».

Не слишком глубокомысленно.

Я свернул на дорогу, ведущую к пункту моего назначения. К грязному окну заколоченного бара, расположенного на углу, изнутри был прилеплен крест Святого Георгия. Англия и ее люди: на пороге краха. Личные кризисы как отражение национального упадка. Ну, по крайней мере у нас остаются наши воспоминания, наши общие галлюцинации на тему английской истории. Победы над фрицами, бошами^[6], Армадой (в любом порядке) — и мы властвовали, властвовали над морями, уничтожали дикарей и забирали чай и сахар, которые принадлежали нам по праву. А помните, как Генрих VIII убил своих жен, Черчилль выиграл войну, мы взяли Кубок мира, сняли «Ограбление по-итальянски» и Газза^[7] заплакал? Насколько тогда все было лучше, чем сейчас! Та самая старая добрая Англия, в которой все кричали «оле-оле-оле-оле» и мужчины были мужчинами…

Я мужчина или как минимум качественная подделка. Оболочка «Мартин Робинсон» в течение многих лет совершенствовалась как эффективное средство выживания, наделенное особыми способностями и умениями, необходимыми для бесконфликтного существования в этом мире. Прямо сейчас эта сутулая фигура находится в оборонительной позиции, но инстинктивно пытается скрыть это, так как ступила на неизвестную территорию, где водятся Настоящие Мужчины. Обратите внимание на то, как он идет, старательно глядя в землю: не жертва, но и не хищник. В лиминальных пространствах, например в вагоне поезда или где-то на периферии разговора, он безликое невидимое существо, Стандартный Мужчина. Просто этим вечером надел не ту куртку.

На другой стороне улицы компания местных парней направлялась за первой на сегодня кружкой пива. Такие бритые головы можно встретить только на Севере — как будто парикмахер хотел достать машинкой до самой кости. Я инстинктивно застегнул свою непромокаемую городскую куртку, надетую для того, чтобы как можно меньше походить на промокшего лондонского придурка из медиасферы, но это лишь помогло окружающим понять, что я забравшаяся в глухомань пафосная задница, неспособная одеться по погоде.

Что я тут делаю?

Оболочка «Мартин Робинсон» была готова разъехаться по швам.

«Направляйтесь прямо».

Несколько мужчин, облаченные в шорты и стоявшие в глубине улицы возле тренингового центра компании Airco, обернулись в мою сторону. Контакт с человеком. Ахиллесова пята, точка уязвимости. Возможно, потребуется проявить откровенность. Я хотел повернуться и убежать, но было уже поздно.

— Привет, нас ищете?

На мужчинах были футболки с надписью «Мужской клуб Энди». Я искал этот клуб.

Да.

— В первый раз, наверное? Классно. Вам сюда, там все покажут.

Двое здоровяков в шортах и футболках МКЭ провели меня внутрь, и там я притворился, что не замечаю еще одного новичка, пенсионера; я заинтересованно уткнулся в свой смартфон — так я поступаю всегда, когда ко мне не обращаются напрямую.

— Как вас зовут?

Ох.

— Мартин.

— Можете заварить себе чаю, пока ждете, Мартин. Не волнуйтесь, все будет хорошо.

Еще несколько крупных мужчин в шортах и футболках МКЭ ожидали в чайном уголке. Я расстегнул куртку, заварил дрожащими руками чай и остался невозмутимым, выплеснув полчашки кипятка себе на ноги. Пока мои брюки медленно остывали, окружающие приняли выступившие на моих глазах слезы за признак паники и решили взять меня под коллективное крыло.

— Все будет хорошо. Как тебя зовут?

Мартин.

— Тут как в Бойцовском клубе, только без драк.

А мои мысли будут вашим навязчивым закадровым голосом.

«Мужской клуб Энди» — это новая, бесплатная, достаточно серьезная мужская группа поддержки психического здоровья, которая работает по всей стране и имеет крупнейшее подразделение здесь, в Халле. Бывший игрок в регби из Галифакса, Люк Амблер, основал этот клуб два года назад, после самоубийства своего сводного брата. Люк хотел создать безопасное пространство, в котором мужчины могли бы говорить о своих проблемах. И теперь каждый понедельник по вечерам тысячи мужчин встречаются на собраниях в 28 городах Англии. Это одна из наиболее заметных организаций — из разряда тех, информация о которых передается из уст в уста, — в мире мужчин, впервые решивших заняться своим психическим здоровьем.

— Не знаю, зачем медсестра велела мне прийти сюда. Для чего все это? — старик обращался ко мне.

Я пожал плечами, демонстрируя неведение, но он продолжал говорить о том, что в последнее время не выходил из дома после неудачного падения, вынудившего его бросить работу в 70 лет.

— Нет, все прекрасно, — уверял он, — дневной телеэфир особенно хорош.

Мне понравился его сарказм. Да и сам он все больше мне нравился. Он рассказывал, каково это — быть пилотом, которому требовалось специальное сиденье из-за искривленной спины: эти проблемы начались в детстве.

— Я помню свой первый день в школе: как смотрел сверху на всех детей, они были ниже меня, и горбился, чтобы не сильно отличаться от них. Я уже тогда был высоким, примерно как вы. Берегите себя.

Да, сутулиться, чтобы казаться ниже, — мой особый дар.

— Пора начинать, джентльмены, — произнес очередной мужчина в шортах. — Рассаживайтесь.

Я занял один из стульев, расставленных в круг, и сосредоточился на носке своего ботинка, изучая, как он гнется, упираясь в ковер. Мы ждали в молчании. Я чувствовал, что все присутствующие уже распознали во мне самозванца. Боясь оказаться беззащитным, я не снял куртку, несмотря на льющееся в окна солнце, и теперь ощущал себя футболистом высшей лиги, запертым в солярии. Да и обстановка в тренинговом центре не способствовала расслаблению. В голове всплывали картинки из офисного прошлого: там привычно доминировали напряженно-дружелюбные альфа-боссы, за которыми я следил с вымученной улыбкой и молился об аневризме для себя или для них — главное, чтобы это случилось побыстрее.

Вскоре пришел фасилитатор, еще один парень в шортах, который вел себя непринужденно и явно не тянул на роль главного самца в этой комнате. Он рассказал о формате встречи: мы будем передавать по кругу большой мяч для регби, и тот, кто держит его в руках, может говорить. Ведущий задаст четыре вопроса, три из которых стандартные:

— как прошла твоя неделя?

— кто является позитивным человеком в твоей жизни?

— есть ли что-нибудь, чем ты хотел бы поделиться?

И еще неизвестный вопрос в конце. «Чем ты хотел бы поделиться?» — особенно важный вопрос, пояснил фасилитатор; отвечая на него, стоит говорить о том, что на самом деле происходит с вами, — но если нет желания, то можно не отвечать ни на него, ни на остальные вопросы.

— Итак, первый вопрос: как прошла твоя неделя?

Мяч пустился в путешествие по кругу. Двое участников передо мной были слишком напряжены, чтобы отвечать, так что очередь дошла до меня прежде, чем я успел придумать, как вежливо уклониться от ответа.

— Моя неделя прошла неплохо: я вернулся к себе и решил разобраться с некоторыми психологическими проблемами, которых прежде избегал. Пребывание в этой комнате — начало моего большого пути.

Я был поражен собственной откровенностью, которая внезапно прорвалась наружу, а аплодисменты остальных участников и вовсе ошеломили меня. Все-таки я пока еще более походил на моллюска, чем на мужчину.

Встреча продолжалась в теплой и остроумной халльской манере (а ведь я о ней почти позабыл), и вскоре я понял: то снисходительное отношение к происходящему, с которым я входил сюда, было совершенно неуместно. На собрании присутствовали разные люди, от бизнесменов до каменщиков, решившиеся на смелый шаг — обратиться за помощью, что для мужчины столь же естественно, как, к примеру, роды. Еще более впечатляло то, что они демонстрировали эмоциональность, которая не считается сильной стороной мужчин. Получив возможность исследовать свои чувства и будучи твердо уверены в том, что никто их не станет за это высмеивать, они свободно открывали нетронутые прежде тайники своих душ.

Принято думать, что мужчины — холодные и бесстрастные существа. Однако эти мужчины показывали, что у них есть чувства: просто обычно они их скрывали. Это подтверждал и язык их тел: они разжимали кулаки и начинали жестикулировать, оживляя свои истории. Один парень вскочил со стула, рассказывая о том, как круто изменилась его жизнь после первого визита сюда. Другой благодарил за преображение его отношений с женой и даже прослезился при воспоминании о том, как она заботилась о нем в трудные времена. Здесь были представлены самые разные психические проблемы: от пограничного расстройства личности и биполярного расстройства до переживаний по поводу разводов, утрат, потери работы, но каждая воспринималась с одинаковым уважением. Никто не давал советов, но советов и не требовалось; возможность проговорить все это вслух сама по себе позволяла многое понять.

Такого рода собрания хорошо знакомы тем, кто участвовал в программах «Анонимных алкоголиков» и подобных им, но воистину замечательно, что «Мужской клуб Энди» успешно применяет те же методы при работе со столь табуированной темой, как психическое здоровье мужчин. Сегодня забота о психическом здоровье захватила мир: разговоры о нем поднимаются уже во всех слоях общества. Но истинная проблема, которую помогает решать МКЭ, на мой взгляд, несколько уже: в нем говорят о том, что это значит — быть мужчиной. Здесь становилось очевидно: внутренняя жизнь мужчин стеснена, и это вызывает в них глубокое чувство вины, ведущее к саморазрушению. Это место можно было бы назвать «Клубом анонимной мужественности» — если бы потребовалось отвадить от него мужчин.

Тем временем мои внутренние щиты снова поднялись. Пока все вокруг раскрывались подобно цветам, я съеживался, будто сорняк. Мяч, словно граната, опустился на мои колени, принеся вопрос: «Чем ты хотел бы поделиться?».

— Знаете, я, как бы это сказать, не вполне готов говорить о всяком, но я думаю, это так классно — то, что вы делаете, это впечатляет, спасибо вам всем.

На этот раз аплодисментов не последовало, хотя я, кажется, довольно элегантно прикрыл под заискиванием свою трусость. Краснея, я осознал, что единственное наказание здесь — это сожаление о том, что ты сам не захотел помочь себе.

Тема самоубийства никогда не уходила далеко от этой комнаты. Она нависала над присутствующими, как мост Хамбер над городом, тем более что между самоубийством и мостом прослеживалась отчетливая связь. В таком мрачном месте, как Халл, мост — ужасное искушение. Один парень из группы рассказал, что он сумел пережить выходные, только поделившись своими намерениями с группой местных парней, пивших пиво на улице, — они позволили ему выговориться. Я еще глубже спрятался в свою раковину. Сценарии самоубийства годами возникали перед моим внутренним взором. Конечно, внешне я был в полном порядке. Если не считать срывов, пьянства и всепоглощающего страха перед другими людьми. Начав разбирать по кирпичикам понятие мужественности в статьях для своего сайта The Book of Man, более всего я преуспел в разбирании на составляющие себя самого.

Но и это являлось лишь частью правды. Здесь я оказался не случайно. Я должен был высказаться о том, что всегда скрывал.

Снова подошла моя очередь, и мне предстояло ответить на бодрящий последний вопрос: «Куда ты всегда хотел съездить?». Я задрожал, уже готовый проигнорировать вопрос и вместо ответа выпалить наконец то самое. Меня захватила очередная волна эмоций, на гребне которой неслась откровенность. Но годы, проведенные в защитном мужском скафандре, помогли мне: я сказал что-то о Centre Parcs^[8] и передал мяч дальше.

Фасилитатор объявил об окончании сессии и, участливо глядя на меня, упомянул о возможности встретиться дополнительно и поиграть в футбол. Конечно, как ни старался, я не сумел спрятать неловкость. Несмотря на то что я почти ничего не раскрыл, обнажился я достаточно. И как только дверь отворилась, я выскочил на улицу и поспешил прочь.

На обратном пути я выбрал дорогу, с которой не открывался вид на мост.

Восемьдесят восемь мужчин каждую неделю кончают жизнь самоубийством в Соединенном Королевстве. А сколько вокруг тех, которые испытывают потребность высказаться, но не реализуют ее?

Согласно опросу, проведенному благотворительной организацией Movember, занимающейся мужским здоровьем, 30 % мужчин в Великобритании стесняются говорить со своими партнерами о собственных психологических проблемах, при этом 60 % хотели бы помогать партнерам с их проблемами. Что, если не эта абсурдная статистика, способно более наглядно продемонстрировать ситуацию, сложившуюся в современном мире мужчин? Они готовы быть жилеткой, в которую можно поплакать, но не желают плакать сами. Мужчины понимают: надо что-то менять, но никто не решается стать первым, и потому мы продолжаем участвовать в этом глупом тайном сговоре, оберегая от чужих глаз свои общие страдания.

Я без энтузиазма принимал помощь, пытаясь справиться с депрессией, — снотворное, прописанное равнодушным врачом, пару консультаций психолога в университете. Я смирился с этой проблемой, публично диагностировав у себя «синдром северного напряжения»^[9], тем самым оправдывая в глазах окружающих собственную, порой пугающую, молчаливость. Честно говоря, я не понимал, почему у меня регулярно случаются нервные срывы со слезами, откуда в моей голове появляется черный туман и почему я боюсь разговаривать с людьми. Задумываясь об этом, я не находил ни одной достойной причины. Я воспринимал все эти изощренные пытки просто как свой способ жить, как часть самого себя. Придурка с севера. На работе я прикрывался более-менее располагающим фасадом и старался не заглядывать внутрь. Другие знакомые мне мужчины, скорее всего, делали то же самое.

То, что впоследствии назвали кризисом психического здоровья, сказалось не только на мужчинах, но именно для них этот кризис стал важным прорывом, той ниточкой, потянув за которую можно распутать клубок мужественности. Ведь все формы психических недомоганий — будь то депрессия, тревожность или пищевые расстройства — несовместимы со стереотипами, навязываемыми мужчине обществом. Идеал мужественности — это сила, стоицизм, самоконтроль. Мужчинам не то чтобы неудобно выражать чувства, отличные от гнева, — это против их природы. И наблюдать за этим страшно. Если женщина в офисе сорвется, другие женщины поспешат к ней на помощь. Если в том же офисе заплачет мужчина, другие мужчины отойдут подальше, стараясь не смеяться.

Распутывать этот клубок маскулинности важно для того, чтобы эффективно решать проблемы психического здоровья: снимая обычные маски, мы обнажаем уязвимость, за которой таится искренность. Забота о психическом здоровье позволяет прийти к пониманию того, что именно делает нас теми, кем мы являемся. В свою очередь серьезный самоанализ помогает сформировать основательный подход к решению психических проблем, часто вырастающих из множества сложностей, с которыми не справиться, просто закидывая их таблетками.

По пути из города я проехал мимо района, где падали во время войны бомбы Люфтваффе. Удивительно, сколько осталось на земле таких «шрамов», не дающих человечеству забывать о старых ранах. Да, это закаленное трудностями место кажется наиболее подходящим для того, чтобы говорить о мужском психическом здоровье.

Склонность мужчин подавлять эмоции общество считает скорее достоинством, необходимым для выживания как в условиях войны, так и под гнетом трудностей обычной жизни. Однако, как и в случае с другими аспектами мужественности, хорошие качества нередко приводят к плохим результатам. Например, серьезная жизненная травма может остаться неосознанной, а потому непрожитой. Даже когда сложности, разъедающие вас изнутри, вполне преодолимы — будь то ваша кажущаяся другим неадекватность, ненависть к телу, в котором вы рождены, или карьерный путь, выглядящий беспорядочным, — каждое подавленное в связи с ними беспокойство добавляет вам страданий.

Мужская депрессия часто воспринимается как должное, как Мужской Способ Бытия. Мы просто такие — бесчувственные мерзавцы. После Первой мировой войны психиатры были удивлены, обнаружив психические травмы у солдат, которых считали несгибаемыми воинами. Различные психические симптомы, возникшие у этих молодых мужчин, побывавших в аду боев, они в конце концов объединили под сдержанным термином «контузия». Такое отношение трудно поколебать даже сегодня, и это объяснимо: ведь всего пару поколений назад «быть мужчиной» означало надеть форму и сапоги и идти бить нацистов. Подобные установки не только существуют до сих пор, но и идеализируются как стандартный мужской modus operandi, который нужно внушать с детства.

И в наши дни периодически раздаются голоса, утверждающие, что мужчины скучают без войны. Даже Грейсон Перри рассуждает в своей книге о службе в армии как о способе дать молодежи какое-то направление в жизни. Удивительно: в нашу цифровую эпоху, когда звучит все больше разных мнений, а развенчание традиционных гендерных ролей выбивает у мужчин почву из-под ног, обе прошедшие войны все еще тяготеют над общественными представлениями. В Англии и пяти минут невозможно прожить, не наткнувшись на один из набивших оскомину лозунгов — о звездном часе, о духе Дюнкерка или о том, как важно «сохранять спокойствие и продолжать действовать»^[10]. В мужской среде до сих пор остается неизменно почитаемым образ военного человека, благородного воина. И в то время как храбрость солдат минувших лет справедливо превозносится, идеал героя-воина затмевает современного реального мужчину, воюющего на своем поле боя — с собственными страхами, печалями и паникой.

После Первой мировой войны племянник Зигмунда Фрейда, Эдвард Бернейс, прозванный «отцом пиара» и «мастером манипуляций», объединил некоторые психоаналитические открытия своего дяди с технологиями военной пропаганды и применил все это к маркетингу; например, одним из крупнейших его достижений в 1920-х годах стало приучение женщин к курению (акция «Факелы свободы»). Как показано в документальном фильме Адама Кёртиса «Век эгоизма», Бернейс произвел революцию в продажах, используя бессознательные желания полов или просто объяснив людям, чего они в действительности хотят. В период восстановления экономики после Второй мировой войны взрывной рост потребительского рынка был обусловлен новой мечтой об индивидуальной реализации. Мужчинам надлежало сохранять верность идеалам воина, запомнившимся со времен войны, и поддерживать образ героя, бьющегося теперь за деньги и власть. Мужчины принадлежали работе, а не дому, и прославлялись за профессионализм, а не эмоциональность. Все это повлияло на формирование в обществе представлений о том, какими качествами должен обладать настоящий мужчина и как ему их обрести. Мужественность, основанную на военном нарративе, маркетологи подхватили и разместили на рекламных щитах. С тех пор мало что изменилось. Как следствие, мужчины сегодня смотрят назад, на то, какими они были в прошлом, а не в будущее — на то, какими они могли бы стать.

Сколь удушающим в двадцатом веке оказалось давление стереотипов, мы видим по количеству мужчин, находящих способы вести себя иначе и думающих о своем психическом здоровье. Еще десять лет назад Клуб Энди просто не мог бы существовать. Все меняется, должно меняться. Мужчины стали малопродуктивными — вопреки, а точнее, благодаря — бесконечным разговорам о том, какими они должны быть.

* * *

Неделю спустя я снова оказался в Лондоне, испытывая ту же самую отчужденность, в которой ранее обвинял атмосферу Халла; я отрицал очевидное: возможно, проблема была не в месте, а во мне. Я ворчал на Лондон, называя его реликтом империализма и пыльным фасадом, за которым скрывается арена для разборок международных капиталистических гиен. Великие люди, говорил я себе, способны достичь здесь великих целей, только ведя непрерывную борьбу за каждую крупицу истины в куче лжи и обмана.

«Восстание против вымирания»^[11] заблокировало движение общественного транспорта, так что мне пришлось идти пешком от Сити до Восточного Лондона сквозь удушливую атмосферу мужественности: на улицах было полно похожих на меня мужчин — опустив головы, они косили глазами по сторонам, осматривая местность.

В этой части города, в районе Банка Англии, степень ассимиляции демонстрирует костюм, в наше время дополненный татуировками во всю руку и экстравагантной бородкой: когда-то атрибутами антиэлитарного криминального радикализма, а теперь — знаками «аутентичности», намекающими на свободную диссидентскую душу, готовую отправиться в путь на стареньком мотоцикле, как только на карточку капнет квартальная премия. На Олд-стрит доминировала эстетика американской рабочей одежды; в этом стиле был одет и я: подвернутые джинсы, тяжелые ботинки и клетчатая рубашка — упрощенная форма мужественности, заимствованная британским средним классом у рабочих с нефтяных вышек Техаса. «Примите меня!» — кричал я всем своим нарочито повседневным видом.

Одежда старательно скрывает многое, но нас выдают усталые глаза. Приглядитесь внимательнее к мужчинам, одиноко обедающим на скамейке в парке (в руках — кофейные стаканчики, в сумке для ноутбука — спортивная форма), и вы увидите не отпускающую их тревогу. Депрессия может парализовать вас, но главный ее трюк — позволить вам вести обычную жизнь, несмотря на панический вихрь, разрушающий изнутри. Пусть вполовину медленнее, но вы продолжаете функционировать.

Состояние паники в целом привычно для мужчины — либо может стать таковым в любой момент. Движение #MeToo^[12], прогремевшее в 2017 году, произвело в культуре мощный сдвиг. Выражение «токсичная маскулинность», словно пугающий обезьянолюдей черный монолит, провозглашало новую эру. Дебаты вокруг точного значения этого термина лишь отвлекали; смысл же был в том, что традиционная мужественность признавалась недоразвитой.

Ведь мужское сексуальное поведение формировалось в рамках врожденной привилегии на вседозволенность, способствующей процветанию хищников.

Этот гнев можно понять, учитывая историю угнетения тех людей, которым не повезло родиться мужчинами. Тем не менее стоило бы помочь мужчинам (по крайней мере тем, кто не бросается на прохожих, яростно мастурбируя) проанализировать себя и приспособиться. Ибо, как бы странно это ни выглядело, они тоже могут оказаться жертвами системы, загнанными в тесные рамки образа Стандартного Мужчины, который, как мы увидим позже, пропитан древними социальными, религиозными и культурными представлениями о взаимоотношениях полов.

Если мужчины видят проблему в собственной мужественности и одновременно (под влиянием социальной рекламы) сомневаются в себе и стремятся к самопознанию, то потенциальное освобождение для всех находится в пределах досягаемости. Но оно еще только близится. Вообще, люди склонны считать сложности со здоровьем частным делом, а не результатом сплетения семейных, социальных и культурных затруднений. Однако мужчинам пора осознать: проблемы психического здоровья — это не их «вина», не знак их личного поражения, а естественное следствие попыток общества научить их быть менее человечными. Согласитесь, это горькая ирония: обычное человеческое существо лишают человечности.

Я прибыл к месту своего назначения и мгновенно окунулся в реальный мир, тревожно ожидая контактов с другими людьми. Бар в отеле был настолько неуютный, что это даже придавало ему своеобразие. Я присел в обитый голубым бархатом уголок, над которым нависало огромное зеркало, позволяющее посмотреть на себя с точки зрения бога. Пока не лысею, но седина уже вовсю веселится, приглашая новых друзей присоединиться к этому буйству тревоги на моей голове. Кавалер Джонни Бенджамин опаздывал, давая мне возможность потупить в телефон без чувства вины. Я открыл ленту хештега #masculinity:

«Мужественность заставляет ее промокнуть».

«Мужественность не токсична, токсичны мужчины, ей не обладающие».

«Найди свою ЖЕНЩИНУ, которая будет слушать тебя, учиться у тебя, радоваться твоим победам, поддерживать твои взгляды и любить тебя вечно».

«Если ты считаешь, что тягать гири опасно, попробуй стать слабым. Слабость по-настоящему опасна».

«Все, что вам нужно, — это красивая фальшивая улыбка, позволяющая спрятать раненую душу, и никто не заметит, насколько вам плохо на самом деле» (Робин Уильямс).

Каждый четвертый гражданин Великобритании в течение года испытывает какие-либо проблемы с психическим здоровьем. Эти недуги занимают второе место по объему нанесенного материального ущерба: 72 миллиона потерянных дней общей стоимостью 34,9 миллиарда фунтов стерлингов. Женщины чаще испытывают проблемы с психическим здоровьем, но при этом гибнут от самоубийств втрое реже мужчин. Согласно данным благотворительной организации CALM, занимающейся предотвращением суицида, это происходит потому, что мужчины реже обращаются за помощью, а в своих попытках свести счеты с жизнью действуют, как правило, более решительно, уверенно доводя дело до финала. Это показывает, что ожидания, возлагаемые на мужчин обществом, подталкивают их к крайностям в борьбе с собственными психическими демонами.

Джонни примчался, смущенный и извиняющийся, торопливо собираясь с мыслями для очередного интервью — погружения в самые мрачные моменты его жизни. Мир узнал о нем в 2008 году, после того как прохожий отговорил его бросаться с моста Ватерлоо и в средствах массовой информации начались поиски этого доброго самаритянина. Эта история, описанная Джонни в книге «Незнакомец на мосту» (The Stranger on the Bridge), положила начало более широкому освещению проблем мужского психического здоровья и развитию сервисов, помогающих мужчинам в этой борьбе.

— Образование и здравоохранение ориентированы на то, чтобы реагировать на психические срывы, — говорит Джонни, — вместо того чтобы предотвращать их. Длина очередей ужасает, с момента диагностики до начала лечения в среднем проходит десять лет. Это позорно и особенно тяжело для мужчин и мальчиков. Притом что мужчины чаще убивают себя, количество отказов им в психиатрической помощи огромно. Даже если им удается дойти до врача, медицина просто не умеет работать с ними.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

2

Welcome to Hell (англ.) — добро пожаловать в ад. Прим. пер.

3

Эстуарий — однорукавное устье реки, которое расширяется в сторону моря и во время приливов становится судоходным. Эстуарий Хамбер расположен на восточном побережье Англии, образован реками Трент и Уз, впадает в Северное море. Прим. ред.

4

Филип Ларкин — британский поэт и музыкальный критик, лучший британский писатель послевоенной эпохи по мнению газеты The Times. Прим. ред.

5

Throbbing Gristle — скандально известная британская музыкальная группа, популярная в конце 1980-х годов; положила начало жанру индастриал. Прим. ред.

6

Бош (фр. boche) — презрительное прозвище немцев во Франции. Из французского языка проникло в другие — русский, английский, португальский и т. д. Прим. пер.

7

Газза — спортивное прозвище английского футболиста Пола Джона Гаскойна, одного из лидеров сборной Англии с конца 1980-х годов до середины 1990-х. На чемпионате мира 1990 года англичане дошли до полуфинала, уступив сборной Германии, после чего кадры с плачущим от обиды Газзой увидел весь мир. Прим. ред.

8

Centre Parcs Europe — европейская компания, занимающаяся организацией отдыха на природе. Прим. пер.

9

Синдром северного (полярного) напряжения — особое состояние организма, при котором нарушаются различные процессы, происходящие на клеточном уровне. Среди его симптомов — утомляемость, «полярная» одышка, нарушение сна, астения. Прим. ред.

10

Отсылка к знаковой речи Уинстона Черчилля «Их звездный час» (англ. Their Finest Hour), произнесенной им 18 июня 1940 года перед палатой общин, после вступления Великобритании во Вторую мировую войну. Проявить дух Дюнкерка (англ. to show the Dunkirk spirit) — значит обнаружить непоколебимое мужество в трудных обстоятельствах. «Сохраняйте спокойствие и продолжайте действовать» (англ. Keep Calm and Carry On) — фраза с английского агитационного плаката, появившегося в 1939 году в начале Второй мировой войны. Прим. ред.

11

«Восстание против вымирания» (англ. Extinction Rebellion) — основанное в Великобритании в 2018 году социально-политическое движение. Используя методы ненасильственной борьбы, выступает против климатических изменений, потери биоразнообразия и риска социально-экологического коллапса. Прим. пер.

12

#MeToo — хештег, мгновенно разлетевшийся по социальным сетям в октябре 2017 года. Символ осуждения сексуального насилия и домогательств, ставший популярным после скандала и обвинений кинопродюсера Харви Вайнштейна. Прим. ред.