Аромат золотой розы

Марта Таро, 2017

1815 год, Париж. Луиза де Гримон – хозяйка знаменитой мастерской по пошиву роскошных нарядов – пытается вернуть племяннице Генриетте наследство её казнённого отца. Однако власть во Франции переменилась: из ссылки вернулся Наполеон. Луиза принимает решение бежать в Англию, когда в их доме появляется фрейлина Орлова. Она хочет сделать большой заказ для российского царского дома. Мадемуазель де Гримон обещает сшить платья, но – в Англии. Напоследок Луиза отправляется к своему нотариусу и… бесследно исчезает. Удастся ли фрейлине Орловой спасти жизнь друзьям и наказать врагов? И восторжествует ли наконец справедливость? «Аромат золотой розы» – новый роман Марты Таро из уже полюбившегося читателям цикла «Галантный детектив» – открывает новую карту в раскладе «Кельтский крест», где кроются тайны героев книг и зашифровано послание автора.

Глава вторая. Неудачные визиты

Верно говорят, что Париж хорош всегда, но в мае — ему просто нет равных. Вид из окна особняка де Сент-Этьен блистательно подтверждал эту старую истину. Под высокой безбрежной голубизной пронизанного солнцем неба убегала вдаль улица Гренель. Не слишком широкая, почти всегда притенённая высокими фасадами, сейчас она купалась в золотистых лучах. Вечно серые, стены её домов нынче играли всеми оттенками дымки и перламутра, а скульптуры фонтана «Четырёх сезонов» буквально сияли, притягивая взгляды прохожих. Весеннее солнце заливало теплом гордую столицу вновь воскресшей из небытия Французской империи. Это казалось чудом, но Наполеон вернулся — и Париж снова лёг у его ног, будто старый преданный пёс.

Лучшая модистка Европы — хозяйка знаменитой мастерской по пошиву дорогих английских платьев — Луиза де Гримон задёрнула штору, спасаясь от жалящих солнечных лучей, и оглянулась на свою племянницу. Генриетта с увлечением подбирала на фортепиано какую-то мелодию. Бедняжка явно не понимала всего ужаса произошедшего, а Луиза не спешила раскрывать ей глаза, но факт оставался фактом: в столице Франции, вновь присягнувшей Наполеону, юная герцогиня де Гримон запросто могла повторить печальную судьбу своих родителей.

Господи, ну зачем оно их нашло — это письмо из королевской канцелярии? Луиза подавила грустный вздох. Не нужно было уезжать из Лондона! Жизнь в Англии наладилась, мастерская процветала, и их маленькая семья давно уже перестала нуждаться. Генриетта училась петь, Луиза пропадала в своей мастерской — по большому счету, обе они были счастливы, пока Людовик XVIII не вспомнил вдруг о семье казнённого герцога де Гримона. Теперь Луиза проклинала себя за наивность. Уж кто-кто, а она должна была точно знать, что чудес на свете не бывает, но ей так хотелось верить в справедливость и в то, что состояние, отнятое Францией вместе с жизнью у последнего герцога де Гримона и его молодой жены, по праву вернётся к их единственной дочери. Луиза так мечтала, что на родине Генриетту наконец-то признают тем, кем девочка была от рождения, — единственной наследницей самого древнего и богатого рода Лангедока.

«Я сама притащила бедняжку в этот безумный город, — терзалась Луиза. — Как можно было собственными руками перечеркнуть дело всей своей жизни? Семнадцать лет, столько жертв…»

Но кто мог всё это предвидеть? Ничто не предвещало катастрофы: казалось, что Бурбоны вернулись навсегда. Монархи Европы заседали в Вене, пытаясь договориться о разделе наследства великого корсиканца. Жизнь текла логично и предсказуемо. Получив письмо о том, что правительство его королевского величества готово признать права Генриетты де Гримон как единственной наследницы казнённого отца и вернуть ей титул и фамильное имущество, Луиза постаралась предусмотреть все случайности. Она заручилась поддержкой самого Талейрана, и в Париж приехала с его письмом в руках. Маркиза де Сент-Этьен любезно предоставила в распоряжение Луизы свой парижский особняк и, более того, поручила гостью заботам своего поверенного — месье Трике, человека опытного и, что ещё важнее, чрезвычайно ловкого.

Письмо Талейрана открыло для мадемуазель де Гримон и её племянницы все парижские двери. Дело, по словам нотариуса, спорилось, хоть и потребовало оформления множества бумаг. Ещё чуть-чуть — и всё бы успешно завершилось, но Маленький капрал в очередной раз тряхнул Европу за шкирку — и победа обернулась поражением. Бывший император Франции высадился с горсткой своих солдат у мыса Антиб и смело двинулся на свою прежнюю столицу.

Конечно, де Гримонам следовало всё бросить и уехать ещё в марте, когда стало известно об этой высадке. Но Луизе, как и всем в Париже, тогда казалось, что вопрос разрешится за несколько дней, ведь Наполеон шёл почти безоружный, и любой армейский полк мог легко разгромить маленький отряд и арестовать безумного вояку. Месье Трике каждый день приносил своим доверительницам свежие газеты, тыкал в их заголовки сухоньким пальцем с обгрызенным ногтем и восклицал:

— Вот посмотрите, все издания сходятся во мнении, что узурпатор не продвинется дальше Гренобля!

Жаль, но, как видно, эти газеты читали только в Париже. Ни Франция, ни Наполеон не спешили присоединяться к мнению столичных издателей. Бывший император получил без боя не только Гренобль, но и Леон, и тогда стало ясно, что его уже не остановить. Газетчики, несколько дней назад именовавшие Наполеона узурпатором, дружно «прозрели» и девятнадцатого марта с почтением написали: «Его величество прибыл в Фонтенбло и завтра ожидается в Париже».

— Господи, что с нами теперь будет? — в отчаянии спросила Луиза у своего поверенного. — Может, нам стоит поискать защиты во дворце?

Бледный, как полотно, нотариус снял и суетливо протёр круглые очки, а затем печально сообщил мадемуазель де Гримон, что её план слишком запоздал: король Людовик уже бежал из Парижа, прихватив всех своих многочисленных домочадцев, а вслед за ним унесли ноги и вернувшиеся из изгнания аристократы.

— Мадемуазель, ехать сейчас во дворец — сущее безумие, — объяснил Трике. — Ликующая толпа встретила императора у Тюильри ещё утром, его на руках внесли в прежние покои. Люди, как язычники, целовали следы его сапог.

— Значит, мы немедленно покинем город! Я прикажу закладывать лошадей, и мы вернёмся в Англию, — решила Луиза.

Трике лишь печально вздохнул.

— Теперь это слишком опасно. Наполеон объявил, что его цель — освободить народ от грабителей — аристократов и церковников, от тех, кто требовал возврата своих земель и восстановления прав. А вы приехали в Париж как раз за этим! Я не исключаю, что чернь может захватить вас. Более того, я опасаюсь, что и вас, и юную герцогиню могут убить.

— Но что же мне делать? — растерялась Луиза. — Вы понимаете, что произошло? Я сама, сохранив жизнь и здоровье Генриетты в самые трудные годы, легкомысленно привезла её туда, где она может повторить судьбу своих родителей!

Трике сочувственно вздохнул. Но Луиза нуждалась не в жалости, а в дельных советах, поэтому смотрела на мэтра выжидательно — надеялась на его мудрость. Нотариус не подвёл: подтвердив свою славу умного и ловкого человека, он высказался очень разумно:

— Не сочтите за дерзость и позвольте дать вам совет, мадемуазель, — мягко начал он. — Вы живёте не где-нибудь, а в доме маркизы де Сент-Этьен. Император очень любил её покойного супруга, даже более того, считал маркиза своим воспитанником, так что этот дом у бонапартистов — вне подозрений. Здесь служит лишь несколько проверенных людей, и на вас никто не донесёт. Я думаю, что вам с герцогиней лучше не покидать дом. Нужно просто сидеть в четырёх стенах и ждать, как развернутся события.

Поразмыслив, Луиза согласилась, что это и впрямь — единственный выход. Так и получилось, что с конца марта она уже более не покидала особняк, да и Генриетте не позволяла выходить на улицу.

Единственным источником новостей для них оставался месье Трике. Мэтр ежедневно приезжал к добровольным затворницам и рассказывал о том, что происходит в Париже. Император действовал молниеносно: за рекордный срок в двадцать дней была подготовлена новая конституция, проведён плебисцит по её принятию, и в начале июня открылись заседания нового двухпалатного парламента. Приняв грамоты от народных представителей и открыв первое заседание, Наполеон на следующий же день выехал к армии.

— Может, мы хотя бы теперь отправимся в Кале? — с надеждой спросила Луиза, узнав, что император покинул Париж.

— Что вы, мадемуазель! — испугался нотариус. — Я не смогу вас сопровождать, да от меня в случае опасности и толку не будет. Вместо защитника я превращусь в обузу… К тому же в Кале ехать бесполезно. Император восстановил блокаду Англии, так что в портах дежурят солдаты и национальные гвардейцы. Они следят, чтобы ни один корабль не покинул Францию без разрешения. Находиться сейчас в Кале — страшный риск, не говоря уже о том, что вы туда, скорее всего, не доберётесь.

— Но я не могу и дальше рисковать жизнью племянницы. Если союзники вновь будут штурмовать Париж, как это было в прошлом году, мы попадем под обстрел! — страдальчески схватившись за голову, воскликнула Луиза.

Она бросила взгляд на маленького худощавого поверенного, казавшегося ещё более щуплым из-за чёрного сюртука, и мысленно согласилась с тем, что толку от такого защитника на опасной дороге не будет. Ну и бог с ним! Мадемуазель де Гримон давно научилась полагаться лишь на собственные силы. Хватит сидеть взаперти, пора приниматься за дело! Дожидаться штурма Парижа Луиза не собиралась. Она понимала, что, когда в город входят победители, можно ожидать самого страшного — того, через что мадемуазель де Гримон уже однажды пришлось пройти самой.

— Лучше мы обе погибнем, но девочка не узнает подобного ужаса, — уже не раз шептала Луиза, а потом начинала молиться. Теперь она могла надеяться лишь на помощь Девы Марии.

Генриетта выросла исключительной красавицей, но это лишь усугубляло положение. Нежное лицо племянницы в раме золотисто-рыжих кудрей и её крупные — в пол-лица — глаза необычного аквамаринового оттенка напоминали Луизе казнённую невестку. У матери с дочкой было одно лицо, а вот таланты достались Генриетте от отца. Как прекрасно она пела! Да и играла великолепно…

Сегодня Луиза вновь размышляла над планом задуманного побега. Она уже продумала всё до мелочей. Они не поедут в Кале. Лучше затеряться в какой-нибудь нормандской деревушке, а потом на рыбацкой лодке переплыть пролив. Конечно, план был рискованным, но пришло время обсудить его с Генриеттой.

Луиза бросила взгляд в сторону фортепиано. Племянница с увлечением музицировала. Дождавшись, пока стихнут последние аккорды, Луиза собралась с мыслями и заговорила:

— Розита, давай-ка вместе решим, что нам дальше делать.

Розита — «Розочка». Детское, почти забытое прозвище насторожило Генриетту. Видать, дела совсем плохи, если тётка вспомнила о старых временах… Стараясь выглядеть невозмутимой, девушка отозвалась:

— Конечно, тётя! Как скажете…

— Ты понимаешь, что когда союзники вновь возьмут Париж, здесь может случиться всё что угодно?

Луиза не решилась называть вещи своими именами. Пусть её девочка и провела большую часть своей короткой жизни в трущобах Лондона, но последние годы были совсем иными. Теперь у Луизы появилась надежда, что богатая и счастливая юность её любимицы сделает доброе дело, стерев из памяти Генриетты ужасные воспоминания.

Ох, как не хотелось тётке вновь добавлять чёрных красок в её жизнь! Но, быть может, всё как-нибудь обойдётся?.. Луиза с тревогой ожидала ответа племянницы.

Генриетта уже догадалась о смятении тёткиных чувств и постаралась успокоить Луизу:

— Я всё понимаю, но мы можем закрыться в этом доме. Он — в самом центре Парижа, надеюсь, что сюда бои не докатятся.

— А вдруг докатятся?..

Бледное лицо Луизы совсем посерело, а на её лбу проступили бисеринки пота. Бедняжка переживала! Генриетта прекрасно понимала, что тётка боится не за себя, это Луиза доказала всей своей жизнью. Но как её успокоить? Как объяснить тётке, что её Розита больше не крошечное дитя, вывезенное юной сестрой казнённого герцога из бунтующей Франции, а уже взрослая девушка? Генриетта протянула тётке руку, но сказать ничего не успела: в дверь гостиной постучал дворецкий и доложил:

— Мадемуазель де Гримон, вас спрашивает дама. Госпожа Орлова.

Услыхав русское имя, потрясённая Луиза, больше месяца не покидавшая стен дома, с ужасом уставилась на племянницу. Поняв её испуг, Генриетта шепнула:

— У наших всё должно быть хорошо, они в Вене — вне опасности.

Луиза молча кивнула. Генриетта говорила о семье Черкасских. Два года назад княгиня Екатерина нашла Генриетту на улице Лондона и забрала в свой дом, а потом спасла от гибели и умиравшую от голода Луизу. С тех пор обе женщины считали всех Черкасских роднёй и сейчас беспокоились об их благополучии.

Дворецкий распахнул дверь, и в комнате появилась гостья — невысокая изящная дама лет сорока. Она казалась невероятно хрупкой. Лицо её — тонкое, с мелкими правильными чертами — в силу возраста стало уже не столь красивым, сколько миловидным. Всё в этой русской было изысканно и просто: расчесанные на прямой пробор светлые волосы уложены на макушке в аккуратный узел, из украшений лишь жемчужные сережки. Скромное на вид платье из лилового шёлка сидело на ней, как влитое. Луиза подумала, что она уже где-то видела эту изящную даму, но где именно — не смогла вспомнить.

Так как хозяйки молчали, гостья заговорила первой. Голос у неё оказался мелодичным, с серебристыми переливчатыми верхами и на удивление молодым:

— Позвольте представиться, — сказала дама по-французски. — Я — фрейлина её величества императрицы-матери Агата Андреевна Орлова. Простите меня за внезапный визит. Понятно, что сейчас без приглашения никто в Париже друг к другу не ездит, но я покинула Вену до того, как стало известно о высадке Наполеона, а потом решила не возвращаться, пока не выполню поручение государыни. Императрицу очень впечатлили платья, сшитые в вашей мастерской для великой княгини Екатерины Павловны. Государыня тоже решила заказать с десяток подобных туалетов и поручила мне разыскать вас, а княгиня Черкасская любезно дала мне ваш адрес в Париже и даже написала рекомендательное письмо.

Дама протянула Луизе конверт, надписанный чётким почерком её подруги, и замолчала. Послав племяннице выразительный взгляд, мадемуазель де Гримон представила Генриетту гостье. Девушка захлопотала вокруг Орловой, предлагая той чай и пирожные, а Луиза отошла к окну и вскрыла конверт. Княгиня Черкасская писала:

«Дорогие мои!

Надеюсь, что ваши дела с наследством развиваются успешно и Луиза уже не столь занята, как в начале. Дело в том, что императрица-мать Мария Фёдоровна пожелала заказать с десяток ваших платьев. Это та самая честь, от которой невозможно отказаться! Понятно, что все ваши мастерицы остались в Лондоне, и шить некому, но надеюсь, вы сможете хотя бы нарисовать для императрицы эскизы. Агата Андреевна Орлова — доверенная фрейлина государыни, она сама расскажет вам о пожеланиях Марии Фёдоровны и передаст её мерки».

Луиза сложила письмо и вздохнула. Дело казалось безнадёжным. Лучшая модистка Европы получила важнейший заказ, который просто не могла упустить, но во враждебном Париже была связана по рукам и ногам. Луиза даже не знала, что сказать гостье, но та, как видно, поняла её без слов:

— Ясное дело, что жизнь перевернулась, и сейчас всем не до нарядов, в том числе и моей императрице, но я должна была выполнить её поручение: передать вам мерки и договориться о заказе, а вы уж займётесь платьями, когда сможете, — заявила Орлова.

Луиза с облегчением вздохнула. Что за умница эта фрейлина, как она всё ладно сложила!.. Луизе показалось, что от присутствия этой милой русской в комнате возникло ощущение какого-то светлого равновесия и покоя.

— Спасибо за понимание! Вы меня просто спасаете, — призналась мадемуазель де Гримон. — Я сейчас ищу возможность покинуть Париж. Если мы не сможем вернуться в Англию, то поедем в Вену.

Она замолчала, но потом, вспомнив, что кроме всего прочего должна быть любезной, светски поинтересовалась: — А какие планы у вас?

— С поправкой на войну можно считать, что поручение государыни я выполнила и теперь могу заняться личными делами, — отозвалась гостья. — У моей кузины Аннет Орловой-Чесменской есть маленькая вилла в Фонтенбло. Там уже должна была закончиться реконструкция. Однако Аннет не доверяет своему здешнему управляющему. Я пообещала кузине съездить на виллу, проверить, как идут дела, а если понадобится, то и пожить там, наблюдая за ходом работ.

— А вы не боитесь оставаться в окрестностях Парижа, вдруг снова будет осада, а потом и штурм? — вмешалась в разговор Генриетта.

Фрейлина лишь отмахнулась:

— Я одинока и уже немолода, поэтому могу себе позволить определённый риск, к тому же надеюсь, что Фонтенбло от войны не пострадает.

— Вы с дороги, зачем вам сейчас ремонт в Фонтенбло?.. Живите здесь! Мы скоро уедем, и весь дом останется в вашем полном распоряжении, — предложила Генриетта и обратилась к тётке: — Мы ведь постараемся быстро закончить дела и собраться? Нам хватит одного дня?

— Конечно, — отозвалась Луиза.

Орлова с радостью приняла их любезное предложение. Сказав, что не хочет мешать сборам, гостья поднялась, и Генриетта проводила её в свободную спальню на втором этаже. Убедившись, что Орлова хорошо устроена, девушка вернулась в гостиную. Тётку она нашла совершенно расстроенной.

— Месье Трике так и не приехал, — пожаловалась Луиза. — Что-то он сегодня к нам не торопится. Если через полчаса мэтр не появится, придётся мне отправиться на его поиски.

— Хотите, поедем вместе? — спросила Генриетта.

— Нет, дорогая, ты уж развлекай нашу гостью. Неприлично пригласить человека в дом и тут же бросить его в одиночестве.

Племянница не стала настаивать. Они прождали ещё час, но нотариус так и не объявился. Пришлось мадемуазель де Гримон самой отправляться по адресу, оставленному мэтром.

Луиза попросила дворецкого нанять фиакр. К счастью, ехать было недалеко — нотариус как-то сказал, что живёт в получасе езды от улицы Гренель. Изрядно попетляв, по обоим берегам Сены, фиакр остановился у узенького серого дома с фасадом шириною в три окна. Контора месье Трике занимала первый этаж, а жилыми были второй и третий.

Мадемуазель де Гримон постучала в дверь, но открывать ей не спешили. Странно!.. Что бы это могло значить?.. Луиза поёжилась под любопытным взглядом отъезжавшего кучера. Прохожих в этом маленьком переулке не было, зато, услышав стук, из окон соседних домов выглянули две женщины.

— Вы к месье Трике? — осведомилась одна из них и, не дождавшись ответа, добавила: — Да вы стучите сильней, он служанку отправил в деревню — отпустил до конца недели, а сам небось и не слышит.

Луиза кивнула болтливой женщине и, желая скрыться от чужих глаз, толкнула дверь. Створки бесшумно открылись. Непонятно!.. Уж ключ-то в замке можно было и повернуть.

Луиза рассердилась. Что за беспечность? Совсем не похоже на месье Трике… Хотя, если уж рассуждать беспристрастно, мадемуазель де Гримон знала о своём поверенном лишь то, что мэтр сам соизволил ей рассказать. В конце концов, нужного результата в деле о наследстве нотариус так и не добился. Так, может, это как раз и есть результат небрежности в делах?

«Надо расплатиться и отказаться от его услуг», — решила Луиза.

Она прошла в большую комнату, занимавшую весь первый этаж. Хозяина здесь не было. Как видно, соседка сказала правду — мэтр отправился наверх. Не дай бог, он уже выпил свой вечерний бокал! Луиза заколебалась, но выбора всё равно не осталось. Она шагнула к лестнице, ведущей на второй этаж и, задрав голову, крикнула в темноту пролётов:

— Месье Трике, спуститесь вниз, пожалуйста! У меня к вам срочный разговор…

Ответом была тишина. Выстраданные планы срывались, и женщина сделала то, на что никогда не решилась бы при других обстоятельствах — она поднялась по лестнице. Когда Луиза на ощупь миновала площадку между этажами и вышла на следующий пролёт, ей вдруг почудилось, что рядом кто-то есть.

— Мэтр, это вы? — собственный голос показался Луизе чужим.

Тишина вокруг налилась угрозой, страх пронзил сердце. Надо бежать отсюда, пока не поздно! Луиза кинулась вниз, но опоздала: сильнейший удар свалил её с ног.

«Давно надо было уехать из Парижа», — успела подумать Луиза и потеряла сознание.