Если – То – Иначе

Марта Полева, 2022

Эти люди чужие в любой стае. Одиночество – их привилегия по праву рождения. Им неуютно в современном обществе; они полны вопросов, но ни одного конкретного ответа у них нет. Нomo quaerens, человек ищущий… Они ходят по жизни странными дорогами и иногда встречают себе подобных.

Габриэль

Ее стали притягивать открытые пространства. Как только появлялся свободный кусок неба, она тут же устремлялась туда. Возникало четкое ощущение полета. Она даже чувствовала движение воздуха, прохладу под распахнутыми руками. Если случался сильный ветер, или того лучше гроза, ее уносило вверх, мотало в воздухе вместе с ветками деревьев и испуганными птицами, подбрасывало еще выше ударами грома, а потом бросало вниз дождем — капля за каплей, она вместе с небом в изнеможении прижималась к земле тяжелым ливнем.

А еще началась какая-то странная игра с зеркалами. Стоило взгляду встретиться с зеркалом, он тут же устремлялся куда-то в глубину, в самые дальние уголки отражения вместо того, чтобы как раньше, остановиться на поверхности и посмотреть на нее, как на картинку.

Интересно, что с картинами такой фокус не проходил. Они всегда оставались непроницаемыми, неподвижными. Так она подумала однажды, сидя в кабинете дантиста, и вдруг, подняв голову, уперлась взглядом в весьма посредственное полотно, изображавшее увитую цветами длинную перголу. Зритель как-бы стоял внутри, под первой аркой, глядя на уходящий вдаль цветочный коридор. Она тут же метнулась по нему и, цепляясь головой за свисающие сосульки белых глициний, скрылась за изгибом перголы где-то в левом верхнем углу.

Эти преломления сознания стали настолько яркими, так часто и узнаваемо повторяться, что она приняла их за признак приближающейся смерти. Казалось, она уходила, при каждой возможности. Она сбегала чуть что и раньше, но вглубь, замыкаясь в себе, плотно закрывая дверь. Теперь направление вектора поменялось на внешнее.

Такое состояние и радовало, и тревожило одновременно. Она не боялась самой смерти как факта — она знала, что это всего лишь переход. Ей были неприятны мысли о боли, которая наверняка этому переходу сопутствовала. Что-то должно стать абсолютно непереносимым, чтобы жизнь решила уйти из тела.

Иногда, как и все нормальные люди, она думала о самоубийстве. Мало какой способ виделся приемлемым, все было больно, жалко, бессмысленно, а главное грязно. Хотелось перестать жить, безмятежно уснув. Но только чтобы обязательно оказаться в новой точке отсчета и начать путешествовать заново. А еще чтобы удалось сохранить хоть что-то, тончайший волосок связи с прежней жизнью. Как же сложится все в следующий раз, как-бы сейчас узнать об этом?

Надо сказать, она чудесным образом похорошела. На нее засматривались, ее откровенно разглядывали. Ответного интереса не вызывал никто. Как раньше уже не устраивало. Хотелось других масштабов, других миров, вне времени.

Откуда она взяла его образ? Он рос постепенно внутри нее, подобно ребенку. Только появляться на свет не спешил. Она, до смешного, как маленькая девочка, проигрывала всевозможные варианты их жизни, меняя обстоятельства места и времени. Неизменным оставался образ, просто он постепенно дорисовывался по черточке, становился все более конкретным. Они разговаривали, смотрели друг на друга, любили друг друга. Ее тело было их домом. В какой-то момент она даже поставила ему условие — я перестаю общаться с тобой, и либо ты появляешься реально, либо убирайся к черту совсем.

Это сильно походило на помешательство, и она, будучи пока еще в здравом уме, не раз делала попытки, всегда безуспешные, отказаться от этой игры. На какой-то короткий отрезок времени наступало зыбкое спокойствие и уверенность, а скорее вынужденное согласие с тем, что необходимо жить в реальной жизни, в осточертевшем «здесь и сейчас», наслаждаться тем, что имеешь, для счастья все уже есть, и так далее весь модный бред по списку.

Займи себя работой, и глупые мысли сами уйдут. Не уйдут, не от тебя — залезут поглубже в голову, в сны, заставят ныть сердце, будут сводить ноги невыносимой судорогой, превратятся в фантомные боли. Вот уж это доверие к когда-то кем-то брошенным заумным фразам. Почему вдруг мы решаем, что нас это касается так же, как и того, кто их придумал? Рамки чужих истин, они под твой ли размер? И все чудодейственные лекарства может и вправду хороши, только ты вовсе не тем болеешь.

Поболтавшись какое-то время в вакууме настоящего мира, ощущая себя инвалидом с ампутированной неизвестно какой, но жизненно необходимой частью тела, она неизменно возвращалась в свою полуреальность, радуясь, что внутри снова оживает знакомое, волшебное чувство, снова трогается в рост и набирает силу, подобно странному капризному растению. Ровно до тех пор, пока оно не заполняло своими побегами всю ее душу, не прорастало в сердце, в живот, в лоно, не начинало стекать горячим соком с ладоней. В одну такую пору она все-таки приняла решение уехать.