Приключения Гекльберри Финна

Марк Твен

Новый адаптированный перевод Алексея Козлова бессмертного романа Марка Твена (Сэмюэля Клеменса) «Приключения Гекльберри Финна». Удивительный.

Глава XI

— Проходите, — говорит женщина, ну, я так и сделал. Она говорит:

— Возьмите стул!

Я так и сделал Она посмотрела на меня своими блестящими глазами и сказала:

— Как тебя звать, дитя моё?

— Сара Уильямс.

— Где ты живёшь? Поблизости?

— Не-а! В Хуквиле, семью милями ниже. Я шла оттуда пешком и очень устала.

— Тоже небось проголодалась. Сейчас что-нибудь сообразим!.

— Нет, я не голодна. Я была так голодна, что мне пришлось зайти на ферму в двух милях отсюда, и теперь я не хочу есть. Вот почему я так припозднилась. Моя мать больна, и денег у нас пшик, и я пришла поведать об этом моему дяде Абберу Муру. Она живет в верхнем конце города. Я никогда не была здесь раньше. Вы знаете его?

— Нет, я еще не знаю тут всех. Я не живу здесь и двух недель. Тот край города очень далеко. Ты знаешь… Тебе лучше остаться здесь на всю ночь. Снимай свой капор.

— Нет, — говорю я, — Я просто немного отдышусь, и думаю, пойду дальше. Я не боюсь темноты.

Она сказала, что не позволит мне идти одной, но её муж придёт, может быть, часа через полтора, и она отправит его вместе со мной. Затем она рассказала о своем муже и о её жизни с ним, о её родне, живущей вниз по реке, родне, живущей вверх по реке и о том, насколько раньше им лучше жилось, что они допустили ошибку, переселившись в этот город, вместо того, чтобы просто жить отдельно — и так далее и так далее, пока я не стал опасаться, не сделал ли я ошибку, придя к ней, чтобы узнать, что происходит в городе. Но в конце концов её болтовня перешла на колпак и моё убийство, а затем я очень охотно позволил ей балагурить. Она рассказала обо мне все детали, и Том Сойер нашел шесть тысяч баксов (только она посчитала их как десять тысяч), и все раскумекала о моём папе и о том, какой он был тяжелый и злой человек, и о том, какой я был тяжелый фрукт, и, наконец, она добралась до того места, где меня благополучно укокошили. Я говорю:

— Кто это сделал? Мы много слышали об убийстве Хукервилле, но мы не знаем, кто из них убил Гека Финна.

— Что ж, я думаю, что и здесь найдётся много таких, которые хотели бы узнать, кто его убил. Многие уверены, что это совершил старик Финн.

— Не может быть!

— Большинство из так и думали с самого начала. Он никогда не узнает, как близко был от линчевания. Но к ночи мы передумали и решили, что это сделал беглый негр по имени Джим.

— Почему он…? — тут у меня спёрло в горле и я остановился. Я считал, что лучше успокоиться и умолкнуть. Она бегала и ничего не замечала, так и не услышала, что я там сказал:

— Ниггер убежал той самой ночью, когда убили Гека Финна. Итак, за него есть вознаграждение — триста долларов. И есть еще одна награда за старика Финна — тоже двести долларов. Понимаешь, он пришел в город утром после убийства, рассказал об этом и отправился с ними нискать на пароме и сразу после него скрылся. До ночи они хотели его линчевать его, но он исчез, понимаешь. Ну, на следующий день они узнали, что ниггер тоже ушел; они узнали, что никто не видел его после десяти часов в ночь убийства. Значит, они стали вину валить на него, и в то время как они все поверили в это, на следующий день, возвращается старый Финн, яваляется к судье Тэтчеру, чтобы получить деньги для поиска и облавы ниггера по всему Иллинойсу. Судья дал ему кое-что, и в тот вечер он напился как свинья и около полуночи шлялся везде с несколькими подозрительными типами, а затем и вовсе пропал с ними. Ну, он не вернётся, я уверен, и никто не ждёт его обратно, пока эта грязь не уляжется немного, потому что теперь люди думают, что он убил своего сына и разбросал вещи, чтобы люди думали, что это сделали грабители, а затем он тихой сапой сцапает денежки Гэка, и не надо будет впустую судиться. Хотя люди говорят, что он не способен убить человека. О, это великий хитрюга, я считаю. Если он не вернётся в течение года, с ним всё будет в порядке. Знаешь, ты ничего не можешь доказать, когда все успокоится, и он захапает денежки Гека так же просто, как сказать «Тфу!»

— Да, я так считаю. И ничего не вижу в этом зазорного. Неужели все перестали думать, что ниггер сделал это?

— О, нет, не все. Многие считают, что это сделал он. Но скоро они выловят этого ниггера, и, может быть, услышат от него правду.

— Что, его до сих пор не поймали?

— Ну, ты просто сама наивность! Скажи мне, триста долларов всё время на дороге валяются? Некоторые люди полагают, что ниггер далеко отсюда уйти никак не мог. Я одна из них, но пока предпочитаю помалкивать. Несколько дней назад я разговаривала со старой четой, которая живет по соседству в бревенчатых трущобах, и они, случалось, говаривали, что никто никогда не отправлялся на этот остров вон там, они называют это Островом Джексона.

— Разве никто там не живет? — спрашиваю я её.

— Нет, никто, — говорит, — не живёт. Я больше с ними ни о чём не говорила, но я подумала, я была почти уверена, что за день до этого видела там дым, прямо на голове острова, за день или два до этого, поэтому я сказала себе, Кто бы это ни был, но кто-то скрывается там, во всяком случае, подумала я, это стоит того, чтобы прорыскать там всё. С тех пор там я не видела дыма, поэтому я думаю, что он сбежал оттуда, ну, разумеется, если это был он, но мой муж решил сгонять туда вместе с соседом. Он поднялся по реке, но сегодня он вернулся, и я рассказала ему, как только он вернулся сюда два часа назад.

Мне стало так неловко, что я не мог успокоиться. Я должен был что-то делать с руками, они дрожали у меня, поэтому я взял иглу со стола и стал пытаться вдеть в неё нитку. Мои руки дрожали, и я плохо справлялся с этим. Когда женщина перестала говорить, я поднял глаза, и она смотрела на меня с нехорошим любопытством и немного улыбалась. Я вдел нитку в иглу, и стал делать вид, что заинтересовался этим, да тамк оно и было… я тоже… Я сказал: — Триста долларов — это сила! Я бы хотел, чтобы моя мать могла бы их получить. Сегодня твой муж идет туда?

— О да, — сказала она, — Он отправился в город с человеком, о котором я вам рассказывала, чтобы получить лодку и посмотреть, смогут ли они взять какое-то оружие. Они пойдут после полуночи. — А не лучше ли будет подождать до утра, чтобы лучше видно было?

— Да. И не сможет ли ниггер видеть лучше? После полуночи он, скорее всего, будет спать, и они могут проскользнуть через лес и увидеть костёр в лагере, тем более, что негр его разведёт наверняка.

— Я об этом не думала!

Женщина продолжала смотреть на меня довольно пристально, и я чувствовал себя не очень комфортно. Довольно скоро она говорит:

— Как ты сказала, твоё имя, дорогая?

— М-Мэри Уильямс!

Мне почему-то показалось, что я раньше сказал — Мэри, поэтому я не смотрел на неё — мне показалось, что когда я сказал, что это Сара, я загнал себя в угол, и мне было страшно, может быть, поэтому я и не смотрел ей в лицо. Я хотел, чтобы женщина добавила что-нибудь еще, чем дольше длилось её молчание, тем дурнее мне становилось. Но тут она говорит:

— Дорогая, я слышала, когда ты только пришла, ты сказала, что ты Сара?

— О, да, я говорила, что я Сара Мэри Уильямс. Сара — мое имя. Некоторые зовут меня Сара, некоторые — Мэри.

— Вот как?

— Да мэм!

Тогда я почувствовал себя лучше, но мне хотелось убраться отсюда поскорее. Я не поднимал глаз.

Хорошо, что женщина тут заговорила без остановки. Она говорила, о том, какие настали тяжёлые времена, о том, в какой бедности они живут, и как крысы совсем обнаглели, и ведут себя, в доме, как хозяева. И всё в таком же духе. Потихоньку мне полегчало. Она была права относительно крыс. Я сам видел, как одна из них вытаскивала нос из норы в углу. Она сказала, что у нее всегда должна быть под руками какая-то вещь, чтобы можно было бросить в них, а иначе они не дадут ей покоя. Она показала мне свинчатку, закрученную в узел, и сказала, что раньше она хорошо справлялась с этим, но она пару дней назад вывернула руку, и теперь не знает, сможет ли бросить теперь. Она наблюдала за крысой и как-то швырнула свинец в крысу, но промазала и сказала: «Ой!», так больно ей было. Затем она попросила меня броситьв следующий раз. Я хотел уйти, пока старик не вернулся, но, конечно, я виду не казал. У меня получилось с первого раза, и первая крыса, которая показала его нос, точно попала бы под мою свинчатку, если бы осталась там, где была, я бы сделал её инвалидом. Она сказала, что удар первоклассный, и она уверена, что в следующий я попаду в точку. Она пошла к норе, взяла кусок свинца и отдала его обратно мне, а потом принесла мне кусок пряжи, которую я должен был помочь ей перемотать. Я поднял две руки, и она положила на них пряжу и продолжила говорить без умолку о своих делах и делах мужа. Но тут она замолчала, чтобы сказать:

— Ну, ладно, и всё же, как тебя зовут на самом деле?

— Чт-что, мэм?

— Как твое настоящее имя, говорю? Билл, или Том, или Боб? — или что ещё?

Наверное, я задрожал, как осиновый лист, и почти не знал, что делать. Но я наконец сказал:

— Пожалуйста, не шутите над бедной девушкой, пожалейте меня, мэм. Если я вас затрудняю, я…

— Нет, не затрудняешь! Присядь и сиди здесь. Я не собираюсь причинять тебе боль, и я не собираюсь говорить об этом, дурачок. Просто расскажи мне свой секрет и доверься мне. Я сохраню его, и, более того, я помогу тебе. Как и мой старик, если хочешь. Видишь ли, ты просто сбежавший ученик, вот и все. Это вообще ничего не значит. В этом нет ничего плохого. С тобой плохо обращались, и ты решил сбежать. Благослови тебя Бог, дитя мое, я никому не расскажу о тебе. Расскажи мне все о себе сейчас, добрый мальчик.

Ну, тут, само собой, я сказал, что больше не буду пытаться врать, и я просто чистосердечно расскажу ей все, только если она сдержит слово. Тогда я сказал ей, что мой отец и мать умерли, и меня отдали старому фермеру, его дом в тридцати милях вниз по реке, и он относился ко мне так плохо, что я не мог больше выдерживать это, и как-то раз он ушел, ушел на пару дней, и поэтому я использовал свой шанс, и, украв некоторые старые вещи его дочери, сбежал подобру-поздорову, и я уже три ночи в бегах, и прошёл уже тридцать миль. Я путешествовал по ночам, и прятался в дневное время, когда спал, и мешок с хлебом и мясом, который я унёс из дому, пригождался мне всю дорогу, и у меня было много еды. Я сказал, что верю, что мой дядя Абнер Мур позаботится обо мне, и поэтому я пришёл в этот город — Гошен.

— О, мой мальчик! Это не Гошен! — сказала она, покачав головой, — Это Санкт-Петербург! До Гошена десять миль по реке. Кто тебе сказал, что это Гошен?

— Ну, человек, которого я встретил сегодня утром на рассвете, как раз тогда, когда собирался лечь спать в лесу. Он сказал мне, что когда дороги разветвляются, я должен взять по правую руку, и через пять миль я приду в Гошен.

— Он был пьян, я полагаю. Он сказал тебе совершенную ерунду.

— Ну да, он вел себя так, будто был слегка пьян, но сейчас это неважно. Я должен идти дальше. Я дойду до Гошена к рассвету.

— Подожди минутку. Я дам тебе перекусить. Тебе это может понадобиться.

Она подождала, пока я ел и говорит:

— Скажи, когда корова ложится, какой стороной она поднимается? Ответьте на вопрос сейчас же, не думай! Какой конец встает первым? Хвост или рога?

— Хвостом!

— Ну а как встаёт лошадь?

— Лошадь? Передом!

— На какой стороне дерева растет мох?

— На северной!

— Если пятнадцать коров бродят по косогору, то сколько из них пасутся с головами, в одну сторону?

— Целых пятнадцать, мэм1

— Ну, я думаю, что ты жил в сельской местности. Я подумала, может, ты снова пытаешься меня обмишулить. Как тебя зовут на самом деле?»

— Джордж Питерс, мэм.

— Ну, постарайся запомнить это, Джордж. Не забудь перед уходом сказать мне, что ты Элекзандер, а потом убирайся, сказав, что ты Джордж Элекзандер, когда я тебя поймаю. И не ходи в женском прикиде, тебе не идёт шастать в этом старом ситце. Ты изображаешь бедную девушку настолько сносно, чтобы обмануть глупых мужчин, и то, может быть. Благослови тебя Бог, дитя, когда ты начинаешь вдевать нитьку в иголку, не держи нитку неподвижно и не тащи к ней иглу — держи иглу неподвижно и тыкай в нее ниткой, так обычно делает женщина, но мужчина всегда делает это наоборот. И когда ты бросаешь в крысу чем-нибудь, приподнимись на цыпочках и подними руку над головой так неловко, как только можешь, и промахнись на шесть-семь футов. Бросай жестко руку от плеча, как будто там стержень, чтобы это выглядело, как у девочек, а не от запястья и локтя, как мальчик. И, заметь — когда девушка пытается поймать что-нибудь на коленях, она раздвигает колени, она не хлопает ими вместе, как ты это делал, когда ловил кусок свинца. Я заметил а, что ты мальчишка, когда ты иголку втыкал. И я придумала все остальное, чтобы убедиться в этом. А теперь иди к своему дяде, Сара Мэри Уильямс, Джордж Элекзандер Питерс, и если у тебя будут неприятности, ты пошлёшь весточку миссис Джудит Лофтус, то есть мне, и я сделаю все, что смогу, чтобы вытащить тебя оттуда. Дорогой держись реки до конца, и в следующий раз, когда будешь бродяжничать, возьми с собой обувь и носки. Речная дорога каменистая, и твои ноги будут в таком состоянии, когда ты доберешься до Гошена, я думаю, тебе мало не покажется!

Я поднялся на берег и прошёл метров пятьдесят, а потом по своим следам шмыгнул туда, где было мое каноэ, на довольно приличном состоянии от дома. Я вскочил в каноэ и дал дёру. Я прошел вверх по течению достаточно далеко, и обогнул голову острова, а потом двинул наперерез. Я снял капор, потому что в нём я с чёрта лысого ничего не видел. Когда я был примерно в середине, я услышал, что часы начали бить, поэтому я остановился и прислушался; звук пришел слабый над водой, но ясный-одиннадцать часов. Когда я причалили к острову, ударившись килем в песок, я не стал дожидаться милостей у природы, и хотя был сильно намотан, дунул что было сил прямо в лес, где раньше был мой старый лагерь, и зажёг там хороший костёр на высоком и сухом месте.

Затем я прыгнул в каноэ и страшно грёб до нашего места, в полутора милях ниже, грёб так сильно, как только мог. Я причалил, и долго пробирался сквозь лес, потом — по хребту, и в конце концов — в саму пещеру. Там лежал Джим. Он крепко спал на земле. Я разбудил его и сказала:

— Джим! А ну поднимайся и быстро собирай манатки! Нельзя терять ни минуты. Они охотятся за нами!

Джим никогда не задавал вопросов, и тут тоже не сказал ни слова, но то, но то, как он суетился следующие полчаса, говорило о том, как он напуган. К тому времени всё, что у нас было в этом мире, уже было на нашем плоту, и она была готова мгновенно сблызнуть из ивовой бухты, где она была спрятана. Мы потушили костер в пещере первым делом, и даже свечу не зажигали снаружи после этого.

Я вывел каноэ на простор и огляделся, но если вокруг и была какая-то лодка, я бы всё равно её не заметил, потому что звезды в тени не очень хорошо видны. Затем мы вывели плот и заскользили вниз по течению в тени, мимо подножия острова в страхе и мертвом молчании.